"Рука Кассандры (Сборник с иллюстрациями)" - читать интересную книгу автора (Юрьев Зиновий)Глава 16Старшина милиции Петр Иванович Толстиков медленно ехал на мотоцикле по ночным улицам своего участка и думал о завтрашнем футбольном матче. Он, конечно, не Лев Яшин, но верховые мячи его не беспокоят. Низовые, те, конечно, коварнее. Стенку выстраивать поаккуратнее. Ну да с таким свободным защитником, как капитан Зырянов, чувствуешь себя уверенно. Вдруг на мостовую выскочил старичок в длинном пальто и шапке-ушанке и замахал руками. — Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант… — больше от волнения ничего, очевидно, сказать не мог и лишь показывал рукой на магазин «Игрушки», у которого остановился мотоцикл. — Во-первых, гражданин, я не лейтенант, а старшина, — сказал с достоинством Толстиков, и любому должно было стать ясно, что звание старшины — это тебе не фунт изюма, — а во-вторых, успокойтесь и скажите, что случилось. — Там, там… — старичок смотрел на темные витрины, уставленные ленивыми плюшевыми зайцами и пластмассовыми Чиполлино с луковками на голове, — там… — Что же там? — Человек! Грабитель. Я сторож, я слышал. Он то ходит, шаги слышно, то останавливается. — Как же вы его проморгали? — А я не моргал, — обиделся сторож. — Замок цел, окна тоже. — Понятно, — кивнул старшина. — Спрятался в магазине до закрытия. Старый трюк. Только это не профессионал. Трюк-то любительский, да и магазин небогатый. — Как это небогатый? — снова обиделся старик. — У нас знаете какой оборот… — Ну да ладно, — вздохнул старшина, — будем брать. — Как — брать? Что именно? — Преступника. Ключи у вас есть? — Вот. — Где выключатель? — Какой еще выключатель? — Да внутри, в магазине. — А, этот… Не знаю, товарищ старшина. Старшина Толстиков нащупал в кармане электрический фонарик и начал отпирать замок. — А если стрельнет? — шепотом спросил сторож. — Не стрельнет, — уверенно сказал старшина. — Такие не стреляют. — Он осторожно открыл дверь, прислушался и вошел. — Слава богу! — сказал мужской голос из темноты. — А я уж думал, что придется сидеть здесь до утра. «Силен, бродяга, — восхищенно подумал старшина, — во дает! Слава богу… Ишь ты!« — Сидеть, наверное, действительно придется, гражданин, только не здесь. В неярком луче фонарика перед старшиной стоял молодой человек лет тридцати в помятом костюме. Еще бы, прятался, наверное, в подсобке, под ящиками. Известное дело. — Вы не знаете, где выключатель? Я его в темноте никак не мог найти, — сказал человек. Голос у него был печальный. Да и то верно, веселиться вроде не из-за чего. — Так прямо и искали? — саркастически спросил старшина, направляя желтое пятно луча на стены. — Да вот же он. Рядом с соцобязательствами. Старшина включил свет и внимательно посмотрел на вора. Тот, казалось, о чем-то задумался и смотрел, не мигая, на игрушечных деревянных коней на колесиках. — Как проникли? — с интересом спросил старшина. — Спрятались до закрытия? — Кто проник? — вздрогнул человек. — Не я, конечно. О вас речь идет. — А я не проник… — Я и спрашиваю: спрятался? — Нет… — А как же? — Не знаю… — И зачем вы здесь, тоже не знаете? — Не знаю… — Сколько вы вчера выпили, в таком случае? — Вчера? Вчера… Вчера… Странное какое слово, если вдуматься, «ч» как зловеще звучит. — Гражданин, — нахмурился старшина, — у нас тут не семинар, а задержание преступника. — Преступника? — рассеянно переспросил гражданин в мятом костюме. — Ах да… понимаю… Это, наверное, я. — Это вы совершенно точно заметили. Давайте в коляску, и поедем. — Как это в коляску? — спросил взломщик и посмотрел на батарею игрушечных колясок, стоявших в углу. — Так. В мотоциклетную. В отделении злоумышленника усадили перед дежурным, который шумно вздохнул и обреченно положил перед собой протокол допроса. — Имя, отчество, фамилия, место рождения, место жительства, должность, место работы… Как вы говорите? Младший научный сотрудник? — Дежурный заметно оживился и с интересом посмотрел на Куроедова. — Что же это вы, Александр Васильевич, деятель, можно сказать, науки и так некрасиво влипли? Когда вы вошли вчера в магазин? — Я не входил… — сказал Куроедов и замолчал. Говорить ему было тяжело, и мысли все время путались. — Вчера я вообще не был в городе. — Где же вы были? — Дежурный положил авторучку на стол, откинулся на спинку стула и вынул из пачки сигарету. — Видите ли… это не совсем обычная история… Я вряд ли сумею объяснить… — Понимаю, понимаю, — кивнул дежурный. — История у всех бывает необычная. По ошибке залез в чужой карман. Сам не знает, почему дал по морде. Прямо мистика какая-то. Где же вы были вчера, Александр Васильевич? — В Трое… — Где, простите, в Троицком? — Нет, в Трое… Я же вам говорю, это не совсем обычная история. — В Трое? — У дежурного округлились глаза. — Древние греки? — Да, — тихо сказал Куроедов и опустил голову на грудь. — И как там? — Дежурный подмигнул старшине. — Как жизнь? — Я не сержусь на вас, — кривясь, пробормотал Куроедов, — я понимаю, что это звучит дико, но… — Не сердитесь? Ну и на том спасибо, гражданин Куроедов. Только симуляция безумия — вещь тонкая. К ней готовиться надо, литературу специальную изучить. А вы — в Трое. Нехорошо. Младший научный сотрудник, а говорите, как школьник. Некрасиво. — Я понимаю, я все понимаю… — Куроедов, казалось, с трудом произносил слова, делая усилие над собой. — Но что я могу еще сказать вам? — Значит, вы утверждаете, что попали в магазин игрушек номер тридцать три прямо из Трои? — Да. — И для чего же, позвольте полюбопытствовать? — Не знаю. Я ведь уже говорил, что не знаю, как попал туда. — Ну хорошо, — вздохнул дежурный. — Может быть, вы посидите, подумаете, отдохнете… — Знаете что? — У Куроедова, казалось, мелькнула мысль. — Позвоните моему научному руководителю Леону Суреновичу Павсаняну. Он заведующий сектором нашего института, доктор исторических наук. Вот телефон. …Павсанян влетел в комнату, как смерч. Полы его плаща развевались, словно крылья. Под плащом была видна синенькая пижама. Увидев Куроедова, он зарычал и прыгнул на него. — Саша! — крикнул он и рухнул вместе с младшим научным сотрудником на жесткую милицейскую скамью. — Видел? Не казни меня, Коня видел? — Позвольте, товарищ Павсанян, — сказал дежурный по отделению, — вы подтверждаете, что это младший научный сотрудник Куроедов? — Я? Подтверждаю? Дорогой мой, запомните эту минуту! Она войдет во все учебники, это вам говорю я, Леон Павсанян! А сейчас, дорогой, позвольте, Саша, ты видел? — Видел, — грустно улыбнулся Куроедов. — Конь на площади… — Ты видел Коня? — со священным ужасом переспросил Павсанян. — Сам? — Да, Леон Суренович, видел. Павсанян вдруг как-то бранно уменьшился в размерах, закрыл лицо руками и заплакал, раскачиваясь из стороны в сторону. — Зачем же вы его так? — укоризненно пробормотал дежурный. — Человек вас опознал, хотел помочь, а вы его каким-то конем… Но Павсанян уже смеялся. Он выпятил узкую грудь и крикнул: — Мой бедный маленький Геродюк! Мне жаль его детей, они будут стыдиться отца, который утверждал, что Коня не было. — Потише, товарищи, — попросил совсем уже стушевавшийся дежурный. — Телефон звонит. Да, товарищ полковник. Все в порядке, нет, ничего особенного не произошло. Задержанный один. Как будто младший научный сотрудник Куроедов. Здесь он, у меня. Что? Как вы сказали? Слушаюсь, товарищ полковник. Выполняю. — Дежурный встал, дико посмотрел на Куроедова. — Полковник Полупанов приказал мне лично расцеловать вас, товарищ Куроедов. Трижды. Разрешите выполнять? Иван Сергеевич Голубь устало потер веки. — Так как же будем оформлять, Александр Васильевич? — Да как хотите. Какая разница? — Как это — какая разница? Отпуск за свой счет — одно. Командировка другое. Тем более, если считать суточные по два шестьдесят в день, вам полагается за три тысячи лет, я тут уже прикинул, два миллиона восемьсот сорок семь тысяч рублей. Проверьте. — Позвольте, для чего мне проверять, если мне этих денег никто, разумеется, платить не собирается. Я вас, Пиан Сергеевич, не понимаю. — Кроме того, командировка не может быть оформлена, поскольку у вас нет отметки ни о прибытии в Трою, ни об убытии. И снова уходит куда-то голос, не слышит никого Куроедов, только сухой жар руки Кассандры, только горьковатый запах ее волос, только бьющееся в ней отчаяние. Махнул рукой, вышел. В коридоре Маша Тиберман. Глаза набрякшие, без косметики. Увидела, всхлипнула, по-детски шмыгнула носом. Абнеос, Абнеос, нежный бородатый ребенок. Ма-ша. Ма-ша. Да и было ли все это? Их была горстка, чудом уцелевших во время пожара и резни. Они собрались в негустом лесу многохолмной Иды, и в ушах их все еще звучал треск огня и крики. Эней, привалившись спиной к дереву, вытирал пот со лба и никак не мог отдышаться: тащил на плечах дряхлого отца, да и сын висел на руке как гиря. Сидели, молчали. Многоречива победа, поражение же молчит. Да и что скажешь, когда лица еще пылают от жара огня, а в глазах пустота: что скажешь, кому? Но надо идти, пробираться как-нибудь к берегу, бежать от богами проклятого пожарища, от тлеющих руин, от пьяных греческих мечей. Ноги что чужие, кажется, и не встать на них, да надо. — Вставайте, — негромко говорит Эней, — идем. Все покорно встают, один бородатый в диковинном костюме не подымается. Смотрит пустыми, далекими глазами. Тряпка, обмотанная вокруг шеи, уже совсем пропиталась кровью. Плох, не дойдет. А тащить некому. И так еле бредут. Эней подходит к бородатому. — Сможешь идти? — угрюмо спрашивает. — Ма-ша, — бормочет запекшимися губами. — Ма-ша… Легко умирать Абнеосу. Не здесь он, на склоне Иды, а там, в другом мире теперь его душа. В непонятном, но светлом и мягком, в добром мире. И Маша, Маша все смотрит на него так, будто ждет, просит чего-то. А что? — Идешь? — еще раз спрашивает Эней, так, для очистки совести. — Ма-ша, — все бормочет бородатый, и вдруг слабая улыбка трогает его лицо. — Бредит, слово неясное все говорит, — бросает спутникам Эней. — Пошли! |
||||
|