"Нет повести печальнее на свете..." - читать интересную книгу автора (Шах Георгий Хосроевич)

3

Тучи, разогнанные южным ветром, разбежались по уголкам небосклона. Горизонт заполыхал. Розовое и голубое, сойдясь в противоборстве, придали всему окружающему нежный фиолетовый оттенок. Ром, следуя инструкциям Сторти, нажал кнопку, и крыша их экомобиля, собравшись в гармошку, ушла в кузов. Скрип разбудил Улу. Она виновато улыбнулась и, словно извиняясь за то, что оставила своего возлюбленного на час в одиночестве, поцеловала его в щеку. Он обнял ее одной рукой и погнал машину, наслаждаясь ощущением всемогущества и вседозволенности.

— О чем ты думаешь, Ром?

— О тебе. А ты?

— О нас. Я пытаюсь угадать, что сейчас делают наши родители.

Он беспечно махнул рукой.

— Теперь мы не в их власти.

— А меня гложет беспокойство.

— Тебе их жалко?

— Нет, я их боюсь. Ты не знаешь мою мать, у нее решительный и волевой характер.

— Вся в тебя.

— Не шути, Ром, мать ни перед чем не остановится, чтобы настоять на своем и вернуть меня домой.

— Мой отец тоже. Но ведь есть еще моя мать и твой отец.

— И еще есть Тибор и Пер. Никогда не ожидала от Тибора такого предательства.

— Добавь к ним моего братца. А ведь знаешь, Ула, они все хотят спасти нас от самих себя. Глупцы!

— Все равно, нам надо быть настороже. Может быть, объедем Мантую, заберемся куда-нибудь подальше?

— Не паникуй. Мы уже въезжаем в город.

Они остановились у мотеля на окраине Мантуи, позавтракали в уютном ресторанчике. Ром спросил обслуживавшего их робота, как проехать к дому Ферфакса, но тот сказал, что такими сведениями не располагает, и отослал его к администратору. Последний оказался роботом новейшей конструкции, какого Рому еще не приходилось видеть. Гораздо крупнее своих собратьев, настоящий верзила, с квадратным лбом и неприятно бегающими глазами. На вопрос о Ферфаксе администратор мгновенно дал исчерпывающие пояснения: в его бездонной электронной памяти хранились данные обо всех обитателях города.

Затем Ром осведомился, не могут ли они снять в мотеле комнату на пару дней. Эта мысль пришла ему в голову внезапно: неизвестно еще, как встретит их приятель Сторти, не мешает на всякий случай иметь прибежище.

— Отчего же нет, — ответил робот, — достаточно предъявить паспорта. — Он взял документы и достал из конторки гроссбух, чтобы зарегистрировать постояльцев. Любопытно было наблюдать, как ловко управляются с бумагами его щупальцеобразные пальцы. Ром полез за деньгами, с благодарностью вспомнив мать. А когда он протянул купюру администратору, тот ее не взял. Рому показалось, что в глазах робота мелькнули настороженность и смущение, если, конечно, линзы обладают способностью выражать подобные чувства.

— В чем дело? — спросил он.

— Прошу прощенья, синьор, но вы и ваша спутница принадлежите к разным кланам.

— Ну и что?

— Боюсь, что мы не сможем предоставить вам комнату в мотеле.

— Позвольте, любезный, — сказал Ром с раздражением, — кто вам дал право распоряжаться по своему произволу?

— Не сердитесь, синьор, — вежливо ответил вышколенный администратор. — Я действую в соответствии с заложенной в меня программой.

— У вас что, есть инструкция на этот счет?

— Разумеется, синьор.

— Но это чепуха, у нас установлено равенство кланов и возможность их общения… — Ром спохватился: бессмысленно вступать в полемику с механизмом. Однако администратор не усмотрел в этом ничего странного. Он метнул в Рома быстрый взгляд, в котором явственно ощущалось сочувствие, и сказал:

— Вы правы, если иметь в виду юридическую сторону дела, но, помимо законов, существуют традиции. — И добавил, понизив голос: — Другой вопрос, насколько они справедливы.

Ром взял протянутые администратором паспорта, испытывая унижение от того, что его пожалела машина, которой полагается быть бездушным исполнителем воли человека. Эти техи в своем стремлении к совершенству переступают все дозволенные границы. Если так пойдет дальше, скоро роботы будут вести себя с людьми на равных, а там додумаются образовать свой клан, десятый, и неизвестно еще, за кем останется последнее слово: ведь по численности думающие механизмы уже в тысячи раз превосходят людей.

С другой стороны, ничего не скажешь, это электронное устройство мыслит разумней тех, кто мешает им с Улой обрести свое счастье. И ведь среди них самые близкие люди. Какая-то непостижимая дикость! Ясно одно: их положение значительно хуже, чем он мог предполагать.

В препаршивом настроении Ром вышел на улицу, где у «тарахтелки» поджидала его Ула. Но стоило ему взглянуть в ясные улыбающиеся глаза своей подруги, как тягостные мысли и страхи улетучились. Он не стал расстраивать ее рассказом о случившемся и подумал даже: дела не так уж плохи, если и роботы нам сочувствуют. Великая это способность: толковать в свою пользу и самые дурные предзнаменования!

Через несколько минут они подъехали к маленькому домику, до удивления напоминавшему обиталище Сторти: похоже, приятели, как близнецы, отличались общим вкусом до мелочей. Если так, им будет легко с Ферфаксом. Ром поднялся на крыльцо и, не найдя звонка, постучал в дверь. В доме царила тишина. Он постучал сильнее, а затем принялся барабанить что было мочи.

— Погоди, Ром, — урезонила его Ула, — может быть, хозяина нет дома. Сейчас ведь рабочее время, не забывай.

— Ты права, — сказал он со вздохом, — придется нам помотаться до вечера. Но нет худа без добра, осмотрим Мантую, — решил он.

Они прекрасно провели время: бродили по улочкам старинного города, заглядывали в музеи, осматривали храмы. Повсюду доброжелательно встречали юную красивую пару, принимая их за молодоженов, совершающих свадебное путешествие. На рынке, вдоволь насмотревшись на заваленные дарами щедрой природы Гермеса торговые ряды и подивившись расторопности стоявших за прилавками роботов в белых халатах. Ром и Ула нашли харчевню для простого люда, где решили пообедать. К их столику подсела словоохотливая пожилая женщина, представившаяся туристкой из Милана. Судя по манере держаться и некоторым профессиональным сленгам, она принадлежала к клану физов. Соседка болтала без умолку, посвятив их во всевозможные истории, услышанные еще во время странствия по городам и весям Гермеса.

Когда Ром вышел на минутку, миланка неожиданно прервала свою болтовню и спросила Улу, почему она общается со своим спутником посредством апа.

— Разве неясно, почему, — спокойно ответила Ула, — мы из разных кланов.

Тогда назойливая старая дама, сняв очки, прищурив глаза и поджав губы, заквакала, что молодой девушке надо беречь свою репутацию, что путаться с парнем другой профессии в высшей степени постыдно и так далее. Ула вспылила, послала ее к черту и выскочила на улицу. Ром нашел ее в слезах и успокоил, как ни странно, тем, что пересказал содержание своего разговора с администратором мотеля. Они посмеялись над своими невзгодами и отправились досматривать достопримечательности Мантуи.

Уже в сумерках, усталые и полные впечатлений, Ром и Ула вернулись к дому Ферфакса. Ром постучал, и опять безрезультатно: дом был пуст. Из-за заборчика, отделявшего его от соседней виллы, появилась женщина.

— Если вы к Ферфаксу, молодые люди, то не теряйте времени, его здесь нет.

У Рома упало сердце.

— Что-нибудь с ним случилось?

— Что может случиться с таким человеком! — сказала женщина тоном, свидетельствующим, что Ферфакс не пользовался особой популярностью у соседей. — Просто он укатил в Рим по каким-то своим делишкам.

— Спасибо, синьора.

— И послушайте доброго совета, не связывайтесь с этим забулдыгой, он и ангела собьет с пути истинного.

На этот раз подала голос Ула:

— Благодарим вас, синьора, за радение о наших душах, но мы и сами не ангелы.

У женщины вытянулось лицо, и она молниеносно исчезла, решив, видимо, что не стоит связываться с хулиганами.

Ром и Ула уселись на ступеньках крыльца.

— Что будем делать? — спросила она.

— Мыслить, — ответил он, беря ее за руку. — И целоваться.

Это занятие отняло у них добрых полчаса.

— У меня есть идея, — сказала вдруг Ула.

— Давно пора, — пошутил Ром, — ты же мата, да еще из семейства Капулетти, да к тому ж вундеркинд, тебе только и генерировать идеи.

— Не смей потешаться над моим кланом, презренный агр! Так вот, когда мы с тобой блуждали по городу, помнишь, нам повстречалась гостиница «Дважды два»?

— Помню.

— Под таким названием во всех крупных городах есть дома для ночлега заезжих матов.

— Что из того, и у нас есть такие дома под вывеской «Спелое зерно».

— А то, что мы снимем там номер.

— Будет то же, что и в мотеле. Инструкции для роботов везде одни.

— Конечно, если мы сунемся в открытую.

— То есть ты предлагаешь…

— Вот именно. У вас, мужчин, никакой смекалки. Сначала я снимаю номер, причем прошу на первом этаже, — кто посмеет отказать внучке великого Капулетти! — а потом ты влезаешь в окно.

Ром загорелся.

— Ты гений, поехали. — Уже в экомобиле его охватили сомнения: следует ли оставлять следы, ведь знатная фамилия Улы сразу привлечет внимание? Хотя им всего лишь переночевать.

Первая часть плана Улы прошла как по маслу. Когда она предъявила паспорт, администратор-робот чуть было не разломился в пояснице и отвел ей люкс с шикарной балюстрадой, куда забраться такому атлету, как Ром, не стоило никакого труда. Ром спрятался в кустах, окружавших гостиницу сплошной стеной, и стоило Уле подать условный сигнал — трижды выключить и включить свет, как через минуту он был в номере.

Они сразу же погасили огни, чтобы никто из служителей не мог обнаружить столь вопиющего нарушения общепринятых правил. Им и не нужен был свет, тьма была для них желанным прибежищем, надежным покровом для неистовых любовных ласк. Тогда, в первый раз, в комнате Улы, их сдерживало и опасение быть застигнутыми, и природное целомудрие, и ощущение греховности связи, в которую они вступили, бросив вызов всем порядкам и установлениям, воле родителей, предостережениям наставников. Теперь все было иначе: они избавились от первой стыдливости, ощущали себя мужем и женой, были предоставлены самим себе.

И опять Ром и Ула, повторяя свою игру, отключили апов, чтобы слышать друг друга на родных языках, и в лишенных эмоций математических формулах, в пахнущих землей грубых и сочных символах земледелия искать и находить одну всепобеждающую проникновенную мелодию любви.

…Ула проснулась первой, услышав шум за дверью. Она разбудила Рома, и несколько секунд они лежали молча, пытаясь понять, что происходит. В коридоре кто-то громко разговаривал, затем в дверь номера постучали — сначала робко, потом настойчиво. Ула показала Рому глазами на балюстраду, он мигом оделся и, тихо выбравшись из комнаты, спрыгнул в кусты. Здесь его ожидал сюрприз: Ром чуть не столкнулся с притаившимся там роботом. Погашенный фонарь, который обычно монтировался в поясной части этих механизмов, не оставлял сомнения, что он поставлен часовым на случай бегства из здания. Только две линзы, заменявшие глаза, мерцали слабым зеленоватым светом, и Ром замер, как человек, завороженный взглядом змеи. Он лихорадочно взвешивал свои шансы. Вступать в борьбу с этой грудой металла было бессмысленно. Он знал, что робот не причинит ему вреда, а просто охватит своими клещами и доставит куда следует. Ему не раз приходилось наблюдать, как действуют роботы-полицейские. Оставалось одно: перехитрить машину. Но как?

И тут случилось невероятное: робот повернулся к нему спиной, явно давая понять, что не собирается его задерживать. В порыве признательности Ром похлопал его по плечу и кинулся вон из ловушки, какой оказались гостеприимные на первый взгляд «Дважды два».

Ула с трепетом наблюдала за всей этой сценой из окна комнаты. Убедившись, что Ром в безопасности, она накинула халат и отворила дверь. В номер ввалился незнакомый ей толстый усатый человек в сопровождении администратора и той самой физы, которая в обед наставляла ее на путь истинный.

— Приношу извинения, синьорита, — елейно сказал толстяк, — но мы обязаны проверить поступивший сигнал общественности.

— Эта мегера и есть ваша общественность? — спросила Ула, указывая на жительницу Милана.

— Я никому не позволю себя оскорблять, — завопила та, — особенно потаскушке, якшающейся с вертопрахами из чужих кланов!

Ула молча подошла к ней и ударила по лицу.

— Что же это делается?! — окончательно разъярилась миланка, хватаясь за щеку. — Я выследила молодых развратников, заботясь о морали вашего клана, — накинулась она на усатого, — а вы молча смотрите, как надо мной совершается безобразная расправа! Я буду жаловаться самому Великому математику, вам не поздоровится.

— Возьмите себя в руки, — хладнокровно сказал толстяк, — вы первая ее оскорбили, и поделом вам. Синьорита Капулетти, — обратился он к Уле, — я попечитель этой гостиницы в местной общине матов и прошу вас только сказать: вы одна в номере?

— Вы все спелись, — продолжала кричать миланка, — клановая солидарность, но я вас выведу на чистую воду!

Усатый просто от нее отмахнулся и даже подмигнул Уле, давая понять, чтобы она не обращала внимания на эту спятившую ханжу.

— Я понимаю, синьор, что вы исполняете свой долг, — вежливо сказала Ула. — Вы можете убедиться сами, что в номере никого, кроме меня, нет.

— Да, я вижу, — с поспешностью сказал попечитель. И обернувшись к миланке, заявил: — Вы будете отвечать за гнусный навет. Я сообщу об этом возмутительном происшествии в миланскую общину физов.

— Вы ее покрываете! — крикнула та. — Вы даже не хотите осмотреть комнату, он, вероятно, спрятался в шкафу.

— Смотрите сами, — с презрением сказала Ула и стала распахивать дверцы многочисленных шкафов люкса. Миланка следовала за ней по пятам, потом опустилась на колени, чтобы обследовать пространство под кроватью. Вдруг ее осенило: — Посмотрите на постель, смяты обе подушки.

— Я имею обыкновение спать на двух подушках сразу, — отпарировала Ула. — Вы что-нибудь имеете против?

— Тогда остается одно: он ушел через балкон.

— Это невозможно, — вмешался попечитель, — там стоял на страже робот.

— Допросите его.

— Хорошо, я сделаю это в вашем присутствии, чтобы у вас не осталось никаких оснований для обвинения местных властей в пристрастии. — Он подошел к окну и кликнул робота. Через секунду тот вошел в комнату, почтительно поклонился и застыл у дверей.

— Ваш порядковый номер?

— 327-й серии М.

— Вы были поставлены у балюстрады люкса с поручением не выпускать никого?

— Да, синьор.

— Выходил кто-нибудь отсюда?

У Улы екнуло сердце. Ей показалось, что робот промедлил с ответом. Эти механизмы не умеют лгать, как люди.

— Не знаю, синьор.

— То есть как «не знаю»? Вы хотите сказать, что человек мог и выйти?

— Да, синьор.

— Вот видите! — торжествующе воскликнула миланка.

— Погодите радоваться, — брезгливо бросил ей попечитель. — Но вы никуда не отлучались со своего поста?

— Нет, синьор, как вы могли такое подумать!

— Ладно, не обижайтесь. Следовательно, если б кто-нибудь вышел, вы бы его наверняка увидели?

— Да, синьор.

— Вы удовлетворены? — спросил толстяк с ехидством. Миланка только негодующе мотнула головой. — Инцидент исчерпан, — объявил он. — Примите, синьорита, мои глубочайшие извинения. Мантуанская община матов будет рада, если вы задержитесь у нас в гостях.

— Нет, синьор попечитель. Я принимаю ваши извинения и заверяю, что не сохраню дурной памяти об этом досадном происшествии. Но не останусь здесь дольше ни одной минуты. — Ула стала собирать чемодан. Миланка, уверившись, видимо, что напрасно возвела поклеп на порядочную девушку из знатной фамилии, и опасаясь последствий, незаметно исчезла.

— Поверьте, мне чрезвычайно прискорбно…

— Не трудитесь, — сказала Ула с достоинством, — повторяю: я на вас ничуть не в обиде. Просто я не смогу спокойно спать на этом месте и хочу перебраться к своим друзьям.

— Подвезти вас?

— Благодарю, но это совсем рядом.

Попечитель помог Уле вынести чемодан и вместе с безмолвными роботами проводил ее до выхода из гостиницы. Пройдя несколько сот метров, Ула вышла к упрятанному в укромном местечке экомобилю и кинулась в объятия Рома, с беспокойством ее ожидавшего.

Она поведала ему свою историю, и они долго хохотали над незадачливой доносчицей.

— Видишь, Ром, добрых людей в нашем списке становится все больше. Я убеждена, что толстяк попечитель все понял: зная, что роботы не умеют лгать, он допрашивал твоего спасителя так, чтобы тот не проболтался.

— Во всяком случае, роботы на нашей стороне, это точно!

— Вот так приключение! — с восторгом сказала Ула. — Мне начинает нравиться эта бродячая жизнь. — Ром вдруг опять засмеялся. — Что ты закатываешься, дурной?

— Мне пришло в голову, что каждый раз, когда мы ложимся с тобой в постель, дело заканчивается бегством и преследованием. Если так будет продолжаться дальше, я научусь удирать не хуже зайца.