"Мозг-гигант" - читать интересную книгу автора (Гаузер Генрих)

1

У молодого инженера-пилота затекли ноги, он вытянул их и осторожно положил на первые попавшиеся контрольные приборы. Такой аппаратурой кабина была полна до отказа. Инженер-пилот поудобнее улегся на откидном сиденье, закинул руки за голову и улыбнулся своему единственному пассажиру, доктору Ли.

– Вот и подходим. Почти дома! Высокий худощавый мужчина в дверях кабины, казалось, не понимал собеседника. Перегнувшись вперед, он напряженно смотрел вниз, на землю, сквозь небольшие окна пилотской кабины. Словно, гигантская серебряная чаша, поблескивали в рассветных лучах пески пустыни.

– Но это не может быть Вашингтон, – произнес наконец пассажир удивленно. – Границу Калифорнии мы пересекли всего с полчаса назад. Даже при 1200 милях в час мы никак не можем быть на подходе к Вашингтону.

Улыбка пилота стала шире и перешла в благожелательную усмешку.

– Попали в самую точку, доктор! Что и говорить, до Вашингтона остался еще добрый кусок пути! Зато вы сейчас увидите под нами Цефалон; там наш рейс и кончается. Инструкция у меня четкая; доставить воздушным спецрейсом с миссионерской станции Валлабавалла. Северная Территория Австралии, одного профессора и 15 тонн термитов прямехонько в Цефалон, Аризона, США… Вы на меня не обижайтесь, доктор, но это самый странный груз за всю мою летную практику!

Ли озадаченно поморгал, снял очки, старательно протер сильновыпуклые линзы и снова водрузил очки на нос, будто все это могло помочь ему яснее оценить неожиданную ситуацию. Он провел узкой рукой по седым волосам, потрогал худую, бледную щеку, еще покрытую желтыми пятнами – результат усиленных приемов атебрина во время последнего приступа малярии. Губы его сами сложились для недоуменного «О!»

– Ничего не понимаю, – заговорил он, явно нервничая. – Вообще не понимаю всей этой истории. Сперва Министерство сельского хозяйства шлет срочный вызов ученому, живущему на нейтральной территории, а ведь до того никому и дела не было до работ этого ученого! И едва письмо дошло, а уж тут как тут самолет, присланный правительством. Что ж, я охотно предоставил бы в распоряжение министерства сколько угодно экземпляров выведенного мною вида муравьев-термитов «ант-термес пасификус». Их с лихвой хватило бы для любых опытов и наблюдений, для любых научных целей, связанных с изучением термитов. Было бы просто и разумно. Так нет же! Этим господам подавай все, что у меня есть. Вы буквально сваливаетесь на меня с неба, чуть не с правами судебных исполнителей, и высаживаете целую колонну демонтажников. Вы нарушаете покой гибридных видов, а вывести их стоило мне десятилетнего труда! Вы снимаете и упаковываете все до единой термитные постройки. Весь уклад моей жизни летит кувырком, как лопнувший воздушный шарик. Да еще собираетесь высадить меня в таком месте, о котором я в жизни не слыхал. Цефалон! Что это еще за Цефалон? Ведь будь тут мало-мальски серьезный энтомологический институт, он был бы мне известен!..

Пилот бросил на раздосадованного ученого сочувственный взгляд.

– Раз вы не знаете, то я тем более ничего не могу вам объяснить, – сказал он многозначительно. – Цефалон – это такой город, тут уж ничего не скажешь. Только ни на одной карте он не обозначен. Совсем как обетованная страна Шангри-ла, если вы понимаете, что я имею в виду[1].

Столь загадочные пояснения отнюдь не успокоили доктора Ли.

– Чепуха! – сказал он, сердито наморщив лоб. – Если это населенный пункт, он должен быть обозначен на карте, а если его нет на карте, значит нет и на свете.

– Взгляните-ка туда! – Сквозь смотровое стекло «Летающего крыла» пилот указал на неясные контуры впереди. – Что же, по-вашему, доктор, это мираж?

Ли напряженно всматривался в смутные очертания, возникающие из дымчатого марева; при сверхзвуковой скорости полета они быстро обретали форму.

– Действительно похоже на мираж, – удивился он вслух. – Это и есть Цефалон?

Пилот кивнул.

Самый славный городок в Штатах, по крайней мере из тех, где мне жить по карману. К тому же идеальный аэропорт. Необычная архитектура, не правда ли? Присматривайтесь, пока будем заходить на посадку и ждать разрешения.

Доктору Ли показались не вполне уместными такие выражения, как «славный» и «городок». Город, что развертывался под ними, поражал и восхищал; то была осуществленная мечта гениального провидца о далеком будущем в сочетании с чертами еще более отдаленного прошлого.

Вторгаясь в пустыню, тянулись вдоль широких, осененных пальмами аллей жилые дома с плоскими крышами и просторными террасами. Стиль древних перуанских и мексиканских построек сочетался здесь с новейшими достижениями строительной техники. Об этом свидетельствовали, например, прямоугольники водных бассейнов на крышах: закрывая плоскую кровлю, бассейны давали прохладу обитателям домов. В деловой части города огромные пирамидальные здания, усеянные Осадочными площадками для вертолетов, напоминали архитектуру древнего Вавилона и Ниневии. В самом центре искусственного оазиса вздымалось ввысь мощное здание, похожее на крепостной бастион в форме семиконечной звезды. Несмотря на импозантность зданий, город Цефалон с его красочной феерией висячих садов и сочной зеленью парков походил на громадную цветочную клумбу. Лучшие американские зодчие, лучшие мастера парковой архитектуры достигли здесь предельной выразительности.

Пока большой самолет, сбавив скорость, чертил в небе один круг за другим, одинокий пассажир из Австралии все более дивился раскинувшемуся внизу городу.

– Он великолепен, – бормотал пассажир, – он как мечта!

– Простите, но я глазам своим не верю, – снова обратился он к пилоту. – Правда, я уже больше десяти лет не бывал на родине. Но и в австралийской чаще я получал из Штатов кое-какие научные журналы. Если за годы моего отсутствия возник такой город, об этом не могли не упомянуть в печати. И, уж конечно, он должен значиться на любой карте… Ничего не понимаю! Чем дольше гляжу – тем меньше понимаю!

Пилот пожал плечами.

– Город новешенький, как говорится, с иголочки. Может, потому его и проглядели? – заметил он с усмешкой.

Доктор Ли нетерпеливо тряхнул седой гривой.

– Бросьте острить. Посмотрите на эти высокие пальмы. Не со вчерашнего же дня они тут вымахали?

– А я и не шучу, – возразил пилот. – Кстати, эти пальмы здесь действительно со вчерашнего дня, вернее, чуть ли не со вчерашнего. Я и сам недавно перевозил их. Редкостные финиковые пальмы, прямиком из Аравии. Доставлены вместе с родной почвой. А вид такой, будто давно прижились. Растут как ни в чем не бывало, позабыв свое путешествие через океан.

– Но послушайте, – воскликнул Ли, – тогда вам должно быть известно, что, наконец, все это значит! Почему город возник в центре пустыни? Для какой надобности? Зачем вы привезли сюда меня? Почему мы так долго кружим? Ведь в воздухе как будто нет ни одного самолета, кроме нашего?

Пилоту нравился чудаковатый пассажир, казавшийся немножко не от мира сего.

– Вы слишком много хотите узнать сразу, – ответил он с запинкой. – Я не вправе полностью ответить на все эти вопросы. Что же касается последнего, то тут дело простое: мы не можем сесть, пока наш груз не пройдет проверки и не получит допуска в порт.

Ученый удивленно вскинул щетинистые брови.

– Проверка груза? Прямо в воздухе? И без единого представителя аэропорта на борту?

Пилот кивнул.

– Вот именно. Проверка на расстоянии, с помощью радара Новейшая штука, очень тонкая… Надеюсь – дорогой доктор, что термиты ваши не взрывоопасны и не радиоактивны. Иначе сесть нам вообще не придется. – Летчик усмехнулся.

– Чудовищная чепуха! – возразил Ли. – Войны-то нет. Или как?.. Хотел бы я знать, на кой черт принимаются такие нелепые меры предосторожности!

Инженер-пилот сощурил глаза.

– Ведь вы американец, доктор Ли, не правда ли? А раз так, не вижу необходимости ходить вокруг да около на манер кошки около блюдца с горячей кашей. В конце концов, каждый иностранный агент давным-давно знает о Цефалоне. Город слишком велик, чтобы его можно было спрятать, а кроме того, как видите, не сделано ни малейшей попытки хоть сколько-нибудь замаскировать его. Дело в том, что Цефалон и вся его округа, – по-моему, на тысячу квадратных миль по меньшей мере – представляют собой запретную военную зону. Только самих военных не видно. Что тут происходит, мне не известно. Ясно одно: судя по тому, как охраняют эту зону, здесь осуществляется сверхсекретный проект. Что до меня, то я скорее согласился бы выкрасть все золото из форта Нокс, чем попытаться вынести хоть моток проволоки из здешнего Дворца Мозгового треста. Видите здание в самом центре города? А вон, на противоположной стороне площади, – другое здание, в форме черепа; это официальная гостиница для особо важных приезжих. Кстати, в полетном листе вы значитесь именно под такой рубрикой, стало быть, комнату вам оставили.

Басовитое жужжание в репродукторе прервало объяснения пилота.

– Ну, наконец-то надумали дать нам посадку! Еще минута, – а затем душ, бритье, яичница с ветчиной и много, много кофе! Хорошая все-таки штука – опять попасть домой! Держите шляпу, доктор! Пошли вниз!

Постепенно замирал рев могучих реактивных двигателей. Самолет стремительно снижался. Снеговые горы на востоке рванулись вверх, точно их поднимали на лифтах. «Летающее крыло» приземлилось, колеса шасси с хрустом коснулись посадочной дорожки.

«Да, хорошая штука – попасть домой, – думал доктор Ли, – да еще после десятилетнего отсутствия».

Несмотря на фантастические перемены на родине, он испытывал радостное чувство. Сходя по трапу, он внутренне подобрался, как боксер перед выходом на ринг: столкновение с новейшей цивилизацией сверхнапряжений и сверхскоростей требовало немалых сил!

Ли показалось, что его ожидает несметная человеческая толпа, во всяком случае, он увидел перед собой больше интеллигентных лиц, чем встречал за все годы отсутствия. Эти лица были подняты к нему, на него посыпались предложения и вопросы. Рассыльный вручил ему телеграмму: некий доктор Говард К. Скривен передавал привет, выражал надежду, что гостю понравится в Цефалоне, и обещал по возможности скорее лично встретиться и побеседовать с доктором Ли… Кто он, этот доктор Скривен, и что ему нужно?

Высокий, стройный молодой человек, по всей видимости научный работник, заверив доктора, что он отлично знаком со всеми тонкостями кормления «ант-термес пасификус» и ухода за ними; следовательно, вновь прибывший ученый может не тревожиться за благополучие своих питомцев; постройки термитов будут немедленно переданы на экспериментальную станцию 19Т… Но где же этот молодой ассистент научился уходу за «ант-термес пасификус» и что представляет собой экспериментальная станция 19Т?

Транспортный агент и несколько водителей тяжелых грузовиков обступили приезжего и наперебой совали ему на подпись всевозможные накладные; дубликаты их Ли торопливо распихал по карманам. Как неимоверно сложны стали методы всей этой технической цивилизации, но вместе с тем до чего же они практичны!

Уголком глаза Ли увидел, как в грузовом отсеке самолета распахнулись двери. Тяжелые стальные контейнеры с термитными постройками под скрип электролебедок опускались в кузова грузовиков. Тем временем некто назвавшийся администратором Краниум-отеля пригласил доктора Ли сесть в машину и ехать в отель, где ему забронирована комната.

Какое странное название для отеля – Краниум[2], подумал Ли. И кто забронировал комнату? По карману ли ему этот отель? Едва ли!

У приезжего все усиливалось ощущение, будто он стал чем-то вроде выставочного экспоната: обращение самое заботливое, а поступать по собственной воле нельзя. С этим чувством он и отправился в отель. В ушах еще стоял рев авиадвигателей, в глазах рябило от новых впечатлений. И, как ни старался администратор заинтересовать приезжего местными достопримечательностями, тот не слушал и не понимал ни слова.

В его комнате стояли цветы. Ковры были толще, ванна просторнее, груда полотенец пышнее, завтрак обильнее по сравнению с тем, к чему доктор Ли привык за свою более чем 50-летнюю жизнь. «Так вот она, Америка 1975 года! – думал он. – Здесь все кричит о процветании и прогрессе».

Его смущало, что он совсем отвык от роскоши, разучился ею пользоваться, а вместе с тем он был взволнован и растроган: как встречают его, блудного сына, некогда добровольно удалившегося в изгнание! Да, в свое время, побуждаемый отвращением и отчаянием, он плюнул на этих господ, повернулся к ним спиной и ушел! Но в чем причина такого внимания? Ведь он не сделал ничего такого, что давало бы право на подобное гостеприимство. Энтомолога сажают на ковер-самолет, чтобы перенести в царство Шехерезады, лишь за то, что удалось вывести новый вид насекомых! То, что происходит с ним за последние сутки, остается загадкой. Несмотря на страшную усталость, ученый не мог заставить себя лечь; ему захотелось как можно скорее добраться до разгадки всех этих чудес.

Раздался телефонный звонок. Оказалось, что мягкое певучее контральто принадлежит личному секретарю доктора Говарда К.Скривена. Отрекомендовавшись, обладательница контральто спросила, не будет ли господину доктору Ли угодно в 9 часов 30 минут прибыть во Дворец Мозгового треста, чтобы встретиться там с доктором Скривеном. Ли ответил утвердительно…

…Путь через площадь был недолог. И едва Ли очутился у входа в гигантскую бетонную пирамиду Дворца, как сразу вспомнил здание Пентагона в дни войны. Перед ним с первых же шагов возникло множество препятствий. В вестибюле пришлось стать в очередь к бюро пропусков. По телефону проверили вызов и лишь после этого выписали пропуск. Потом какая-то личность, видимо детектив, привела гостя к лифту-экспрессу, и приезжий был вознесен на сороковой этаж.

Здесь другой детектив проводил доктора Ли по длинному коридору, устланному ковровой дорожкой. Далее по широкой лестнице они поднялись на один марш и очутились перед стальной дверью. Она открылась автоматически. Навстречу потоками хлынул солнечный свет.

– Входите! – сказал страж, пропуская ученого вперед. Как только доктор Ли последовал указанию, дверь бесшумно закрылась.

От представшего ему зрелища гость из Австралии окончательно оторопел. Он не ожидал ничего подобного. «Вхождение» оказалось скорее «выходом»: будто остались позади своды подземелья, а вышел он навстречу ослепительному солнечному свету. Здесь, на вершине огромного здания, был совсем особый, ни с чем не сравнимый мир.

Просторная терраса, превращенная в висячий сад, была вымощена гранитными плитами.

В центре этой оранжереи, напоминающей зимние сады фешенебельных клубов, находился каменный навес, невысокий, нарочито неправильной формы, словно естественный выступ скалистого утеса. Стен совсем не было видно, так густо оплели их вьющиеся растения. Массивные опорные колонны несли громаду перекрытия. Архитектура этого сооружения была как бы синтезом мегалитических построек глубокой древности с творениями великого зодчего современной Америки Франка Ллойда Райта. Своеобразную монументальную беседку осеняли тенистые деревья. Листочки молодых берез трепетали под дуновением свежего ветерка. Из расселины скалы доносилось умиротворяющее бормотание источника. Маленький ручей, прихотливо извиваясь, несколько раз пересекал усыпанную гравием дорожку. И лишь один звук не гармонировал со всей этой пастушеской идиллией – нервное постукивание пишущей машинки! Шел этот звук от каменного стола, а вид у стола был такой, будто он служил еще египетским фараонам. Когда Ли приблизился, машинка сразу умолкла и знакомое звучное контральто, памятное по телефонному разговору, произнесло несколько приветственных слов:

– Вы, конечно, доктор Ли из университета Канберры? Очень рада с вами познакомиться. Садитесь, пожалуйста! Как вы долетели? Меня зовут Уна Дальборг. Я личный секретарь доктора Скривена.

Голос девушки пленял гостя, пожалуй, еще сильнее, чем ее внешность. Он напоминал какую-то заветную колдовскую мелодию и будто переносил в давно забытую страну-страну молодости! Ученого охватило ощущение неподдельного счастья, но вместе с тем и внезапное чувство стеснения. Стало стыдно и за плохо сидящий костюм из магазина готового платья, и за изможденное тело, и за желтые пятна атебрина на лице, и за седую, запущенную копну волос. С мальчишеским смущением ответил он на ее крепкое рукопожатие и опустился на пододвинутый ему стул.

– Доктор Скривен примет вас через несколько минут, – сказала она. – К сожалению, он занят: у него сейчас член правительственной комиссии, прибывший из Вашингтона. Такие неожиданности здесь не редкость. Тем временем мы с вами…

Внезапно она осеклась. Взгляд ее был столь явно испытующим, что гостя почти испугала эта откровенная настороженность. И опять он почувствовал, что здесь о нем знают все и что ей самой до тонкости известна вся его подноготная.

Девушке понадобилось всего несколько секунд, чтобы вернуть голосу прежнюю теплоту.

– Думаю, нам нет надобности поддерживать светскую беседу. Мы вас хорошо знаем, и доктор Скривен, и я. Во всяком случае, знаем ваши труды, опубликованные в энтомологических журналах. Это работы выдающегося ученого. А потому не стану развлекать вас болтовней о пустяках.

От столь откровенного комплимента Ли опешил и покраснел, будто на грудь ему нацепили орден.

– Благодарю вас, мисс Дальборг! – собственный голос показался ему осипшим и странно чужим.-Вы очень любезны. Я так долго жил в глуши, что отвык от общества и светского обращения и чувствую себя вторым Рип Ван Винклем[3]. Все это, – он сделал широкий жест рукой, – для меня так ново и неожиданно, что на языке вертятся тысячи вопросов…

– Ну, разумеется! – девушка сочувственно улыбнулась. – О некоторых я, наверное, даже догадываюсь. Прежде всего наш долг – объяснить вам причины дезориентирующих маневров, связанных с вашей доставкой сюда, и принести вам свои извинения. Как вы, должно быть, и сами уже знаете, наши работы связаны с обороной страны. Нравится нам или нет, но ради соблюдения военной тайны мы подчас вынуждены избирать окольные пути, когда имеем дело с учеными, работающими в областях, смежных с нашей, в особенности если эти ученые живут за пределами страны. Вот и пришлось в вашем случае прибегнуть к услугам Министерства сельского хозяйства. Конечно, доктору Скривену это было очень неприятно. По его мнению, для вас будет большим разочарованием угодить из одной пустыни в другую. За все это и за нарушенный ритм ваших работ приносим вам наши извинения, доктор Ли!

Несомненная искренность ее слов помогла собеседнику найти ответ в том же тоне.

– Вам незачем извиняться, мисс Дальборг, – заверил он. – Правда, сам я при всем желании не усматриваю никакой связи между моими работами над муравьями и термитами и проблемами обороны страны. Но я американец и, если бы меня даже мобилизовали, ни на миг не усомнился бы в законности такой меры.

Девушка кивнула.

– К тому же вы участник второй мировой войны, вы сражались за родину, – добавила она. – И, наконец, вы – сын генерала Джефферсона И.Ли, из корпуса морской пехоты. Вы, конечно, понимаете: прежде чем вызвать вас сюда, нам пришлось навести о вас справки… Может быть, это вам неприятно?

Он снова покраснел, на этот раз даже сильнее, чем вначале, и заерзал на стуле.

– Да нет, почему же, раз так полагается… Казалось, взгляд Уны Дальборг проникает в его сокровеннейшие мысли. Очень мягко, понизив голос почти до шепота, она спросила:

– Разве вы уже считаете чем-то недостойным ваше участие в боях за родину? Разве вы стали стыдиться почетной боевой медали, которой наградил вас конгресс? А с другой стороны – разве стыдно человеку изменить свои взгляды на войну после того, как эта великая бойня отошла в прошлое? И к тому же, если он сын генерала и носит имена…

– Помилуйте! – прервал Ли ее почти грубо. – Надо ли напоминать и об этом? Не сомневаюсь, что ФБР основательно для вас поработало, но я и без того настрадался из-за моих дурацких имен…

– Семпер… – Ее улыбка и сочувственный взгляд обезоруживали собеседника.

– …Фиделис! – докончил он за нее. – В день, когда я появился на свет, отца как раз произвели в капитаны. Вот он и сочинил мне эти латинские имена – Семпер Фиделис, то есть «неизменно верный».

– Что ж, по-человечески это можно понять! – рассудила она. – И, по-моему, Семпер – даже очень мило. Фиделис я бы опустила. А Семпер сразу внушает доверие!

– Благодарю вас, мисс Дальборг! – отозвался он с легкой иронией. – Забудем эту чепуху. А теперь, раз мне предстоит знакомство с доктором Скривеном, вы, может быть, объясните, кто он?

– Как, вы ничего о нем не знаете? – Девушка была явно озадачена. – Он – хирург, крупнейший из ныне здравствующих специалистов по мозговой хирургии, нейрохирургии. Помните Нюрнбергский процесс? Доктор Скривен исследовал останки многих погибших, а потом написал книгу о закономерностях коллективного мышления. Она-то и сделала его знаменитым.

– Ну, конечно же! – Ли хлопнул себя по лбу. – Как это я сразу не вспомнил! «Процессы формулирования мысли в коллективном мозге»… Это, кажется, одна из его работ?

– Да, последняя перед назначением на пост руководителя здешнего Мозгового треста.

– А что это, собственно говоря, за трест? Чем он занимается? И чего здесь от меня ждут? – с живостью спрашивал доктор Ли. Улыбка девушки снова стала загадочной.

– Пусть лучше Говард объяснит это сам. Гм, Говард? На миг Ли ощутил это слово, как укус мелкой, злобной гадюки. Но тут на усыпанной гравием дорожке послышались шаги. Человек с портфелем быстро прошел мимо каменного стола и исчез за стальной дверью.

– Генерал Вандергейст, – пояснила Уна Дальборг. – Доктор Скривен освободился и ждет вас, доктор Ли.