"Наперегонки со смертью" - читать интересную книгу автора (Гладкий Виталий Дмитриевич)

Глава 4. ОПАСНЫЙ ПОВОРОТ

Мой непосредственный начальник, заместитель начальника отдела снабжения Пал Семеныч, был хмур и чем-то сильно озабочен. Просмотрев на меня долгим изучающим взглядом, он спросил:

– Не выспался?

– Кошмарные сны одолевают.

– В твоем-то возрасте? М-да… – Он с осуждением покачал головой. – Измельчала нынешняя молодежь. Я, помнится, всегда спал как убитый.

– У вас и сейчас нервы словно стальные, – польстил я шефу.

– Твоими бы устами да мед пить… – Семеныч тяжело вздохнул. – Ладно, поговорили – и будет. Тебя уже ждет Лычков.

– Опять командировка!? – изобразил я огорчение; а сам едва не запрыгал от радости – пока мы с Лычком будем вышивать по городам и весям, гляди, в этом деле с убийством бизнесмена что-то и определится.

– Не опять, а снова, – снизошел до шутки Семеныч. – Ты молодой, холостяк – что тебе дома делать? Я в твои годы…

Ну, понеслась душа в рай… Слава Богу, Семеныч не участвовал в гражданской войне, иначе он часа два живописал бы кобылу Буденного.

– Документы в бухгалтерии? – поторопился я перебить старого служаку, пока он не вошел в раж.

– У Зинаиды, – буркнул недовольный моим хамством Семеныч. – Не забудь получить командировочные…

Как бы не так. Еще чего… В последнее время о деньгах я почему-то думаю постоянно. Эти подлые и очень юркие хрусты ну никак не держатся в моем кармане. Что мне нравится на "Алмазе", так это правильный подход к нуждам отдела снабжения. Экспедиторов и снабженцев (что, впрочем, практически одно и то же) грузят бабками особо не скупясь.

Начальство прекрасно знает, что в новой экономической обстановке вселенского бардака без "смазки" снабженцу и шагу не дадут ступить. Для того, чтобы выполнить задание качественно и в срок, мы кому только не платим, начиная с вахтера, грузчиков и кладовщиц, и заканчивая мелкой сошкой в отделе сбыта, которая без презента будет мариновать уже груженую машину как минимум полдня.

Зинка – кадр еще тот. Представьте себе офигенную деваху, похожую на кинозвезду, но с одной извилиной в голове. (Впрочем, у некоторых кинодив тоже не хватает масла в бестолковках). Ее производственное кредо можно охарактеризовать одним емким словом – раскладуха. Она спит со всеми заводскими начальниками высокого ранга, а когда нужно – ублажает и приезжих, разнообразного рода проверяющих и контролирующих. За это Зинке определили весьма приличный оклад плюс не менее солидные премиальные в виде чаевых от млеющих после кайфа клиентов. А чтобы ее рабочие обязанности не вызывать разных кривотолков, Зинка От-Трусов-Резинка, как нашу кралю прозвали заводские зубоскалы (прилепив к имени что-то вроде второй фамилии), сидит на оформлении командировок, с чем вполне справилась бы одна из секретарш наших многочисленных начальников.

– Ге-еночка… – радостно пропела Зинка, когда я появился в ее крохотном кабинете размером с туалетную кабину. – Так когда?..

Ей бы родиться Суворовым. Как и у знаменитого полководца, быстрота и натиск – главные козыри Зинки. Я не считаю себя жиголо, но она почему-то вбила в свою прелестную, скажу честно, головку, что в ее алфавитном списке хахалей явно не хватает клиента на букву "Ч". К несчастью, я когда-то имел глупость (чтобы Зинка отвязалась) весьма туманно пообещать ей интимное рандеву. И теперь вертелся словно вьюн на раскаленной сковородке, под разными предлогами отмахиваясь от Зинкиных притязаний на мое целомудрие.

– Работа затрахала… – ответил я, сделав постную мину, таким образом одной короткой фразой сообщив Зинуле о своей мужской несостоятельности – Вот и верь потом мужчинам… – Зинка надула свои пухлые губки, по слухам обладающие удивительной работоспособностью; знающие люди поговаривали, что небезызвестная Моника Левински, охмурившая американского сановного жеребца Билла, в этом вопросе Зинке и в подметки не годится. ? – Да, мы такие… – Я не стал углубляться во взаимоотношения полов, лишь изобразил самую нежную и многообещающую улыбку из своего кобелиного арсенала. ?

Обиженная Зинка решила вспомнить про женскую гордость и выдала мне нужные бумаги в полном молчании. У меня в этот момент даже совесть проснулась. Чтобы тут же похудеть и вернуться в изначально спокойное состояние…


Лычков болтал словно заведенный. Дорога была достаточно свободной от машин, колдобин на асфальте не наблюдалось, и КАМАЗ шел со скоростью девяносто километров в час, упорно стараясь догнать убегающий горизонт. Мы ехали в золотом коридоре из деревьев, обласканных ранней осенью. В этом году она оказалась настолько щедра в художественном вдохновении, что использовала для раскраски земли всю свою богатейшую палитру. Дни стояли тихие, а потому листья на ветках держались крепко и не думали падать на уже пожухлую траву. Только изредка какой-нибудь красавец-клен, млеющий в последних теплых лучах остывающего солнца, вздрагивал в сонной истоме, теряя при этом позолоченные чешуйки своего карнавального наряда. Голубое небо казалось бездонным и полнилось летающей живностью, пробующей крылья перед путешествием в дальние края. -… На хрена козе баян!? – в который раз спрашивал разгоряченный спором с самим собой Лычков. – Они что, чумные? Или деньги некуда девать? Месяц назад мы с тобой приперли целую фуру абразивных паст. Того добра теперь на год хватит. Ан, нет – опять вези. Будто какой-нибудь страшный дефицит, которого днем с огнем не найдешь, а потому нужно запасаться впрок. Выйдет срок годности, придется выбрасывать.

– Тебе что, чужих денег жалко?

– Почему чужих? Я ведь тоже имею акции завода. Значит, должен быть заинтересован в доходности предприятия.

– Можешь своими акциями сортир оклеить. Ты когда-нибудь по ним дивиденды получал?

– Так ведь и Москва не сразу построилась. Станет завод прочно на ноги, вот тогда и…

– Получишь от мертвого осла уши, – бесцеремонно закончил я его мысль. – А вот по поводу Москвы ты попал в самое яблочко. Столичные боссы купили завод на корню и, в отличие от тебя и таких, как ты, стригут купоны по полной программе. И пока они не нажрутся по самое некуда, не видать тебе денежек как своих ушей. А брюхо у этой гидры, позволь заметить, безразмерное.

– Ты не прав. Я все равно верю, что наступят лучшие времена. Дострою дачу, куплю себе импортную тачку…

– Надежды юношей питают… – С этими словами я переключился на собственные мысли, перестав слушать треп Севы, который продолжал развивать тему личного обогащения.

Мне самому не нравилась наша командировка. Действительно, с какой стати забивать склад абразивами, когда на заводе их столько, что хоть задницей ешь? Вместе с импортными, предназначенными для финишных операций. Я никак не мог поверить и в то, что начальство стало транжирить деньги. Новый директор, ставленник главных акционеров, и его команда считали каждую копейку и денег на ветер не выбрасывали. Да, бабки шли мимо кармана работяг, но ни в коем случае не на помойку.

Свое название завод получил из-за сырья, которое привозили в бронированных машинах и с вооруженной охраной. Это были необработанные якутские алмазы. В советские времена завод чаще всего имел дело с мелочью, идущей на внутренний рынок. Но теперь в гранильных цехах шлифовали и полировали такие экземпляры, что некоторые из них (если бы мне кто-нибудь сделал такой презент) могли обеспечить мое безбедное существование до самой пенсии.

Идея потеснить с международных рынков мирового монополиста по алмазам компанию "Де Бирс" витала в головах предприимчивых новых русских давно, но свое материальное воплощение получила всего несколько лет назад. Завод "Алмаз" стал своего рода полигоном для обкатки идеи. Драка с "Де Бирс" шла нешуточная, однако наши брильянты постепенно пробились на международные рынки сбыта и предприятие стало приносить большой доход. Новые руководители завода железной рукой навели порядок в цехах, оснастили их по последнему слову техники, и теперь даже ветераны гранильного дела забыли что такое алмазная пыль, разъедающая легкие, битые стекла в помещениях, закопченные потолки и грохот древних станков, полученных по репарации из побежденной Германии.

И тем более было странно, что рачительные хозяева завода вдруг пошли по кривой дорожке социалистических предприятий, запасавшихся расходными материалами как минимум до нового пришествия; большей частью они теряли свои свойства и списывались, чего ну никак не могли позволить себе те, кто стоял у руля "Алмаза".

Почему заводу срочно понадобился такой большой запас абразивов? Грядет резкое повышение цен? Закроются заводы по производству алмазных паст и порошков?

Подумаешь, проблема… Можно купить все это добро за рубежом.

Я терялся в догадках. В конце концов решив, что не мое это дело – анализировать производственную деятельность завода, я достал купленную по дороге бутылку пива и погрузился в полный кайф, с наслаждением вырвавшегося на природу городского жителя созерцая красоты осенней природы и ублажая желудок резкой хмельной горечью.

Глотающий голодные слюнки Лычок поглядывал на меня с вожделением и завистью. Он даже болтать перестал, погрузившись в размышления; судя по всему, в горестные, и по поводу нелегкой шоферской доли – спиртное на время рейса ему было заказано.

Импортную тачку позади я заметил в четвертом часу дня, когда мы преодолевали длинный подъем. Несмотря на недовольство Лычкова, второе зеркало заднего вида в дальних рейсах я приспосабливал под себя. Севе было наплевать, что творится у него за спиной – груженый КАМАЗ прет словно танк и "поцелуй" сзади от какого-нибудь лихача ему что слону блошиный укус. Лычок больше смотрел на стоящих у обочин "плечевых" – дешевых шлюх, помогающих водителям-дальнобойщикам сбросить лишнее напряжение.

Но у меня было другое жизненное кредо. Я всегда берег свой тыл. Может потому, что однажды в глубокой юности мне в драке вогнали шило чуть ниже поясницы. У каждого человека есть свой бзик. Так я и объяснил Севе в довольно решительных выражениях о моих отношения с зеркалом заднего вида. Кроме того, за сохранность груза отвечал не водитель, а экспедитор, то бишь Геннадий Чернов. И мне очень не хотелось, чтобы какиенибудь башибузуки, вспоров на ходу брезентовый тент, когда мы шли на малой скорости, уперли хотя бы часть доверенных мне материальных ценностей. А такие случаи бывали; правда, с другими сотрудниками отдела снабжения.

Легковушка катила за нами строго выдерживая определенное расстояние. Она так медленно сползала вниз, к мосту, откуда начинался подъем, что со стороны казалось будто у нее заклинил движок. Но едва мы вырвались на ровное место и Лычок добавил газу, машина вынырнула словно из-под земли. Она виделась мне крохотной букашкой, но глаз я имел вострый, а потому даже в зеркале различал мельчайшие детали.

Что за дела? – подумал я озабоченно и бросил быстрый взгляд на Севу. Он уже что-то напевал и слава Богу, что из-за шума двигателя я почти не слышал его ослиный рев – похоже, в детстве слон наступил Лычкову на ухо. Возможно, Сева и заметил машину, но не придал такому незначительному факту должного значения. Мало ли кто плетется позади его гордого железного коня.

Вскоре пошли самые настоящие леса. Дорога совсем обезлюдела, потому что мы свернули с трассы на боковое ответвление, сокращающее на добрую сотню километров расстояние до нашей цели – небольшому городку, где находился завод абразивных материалов.

Лычок, сукин сын, использовал этот неизвестный заводскому диспетчеру маршрут с большой пользой для себя, в конечном итоге экономя как минимум девяносто литров солярки. Которую тоже расходовал с толком, подрабатывая на развозке "левых" грузов уже в самом городе. Как он мне признался (а куда ему было деваться от такого свидетеля), зашакаленные денежки он менял на баксы и тайком от супруги откладывал в кубышку – чтобы в конечном итоге купить подержанную импортную лайбу, мечту всей его жизни.

Назойливая тачка не отставала. Мало того – она несколько приблизилась и я смог определить, что за нами идет вовсе не старая развалюха, а новый "форд". Неужто это дорожные рэкетиры, собиратели дани с шоферюг? Но ведь и дураку ясно, что наш КАМАЗ пуст (стоит только посмотреть на шины), а значит лавэ не предвидится. Ну разве что они нацелились на наши командировочные. Тогда это не "народная таможня", которая брала по-божески, а какие-нибудь бандюки, готовые за стольник пустить под откос железнодорожный состав.

– Сева, атас! – рявкнул я на ухо прибалдевшему от песенных упражнений Лычку. – У нас позади конвой.

– Ну ты, блин, даешь… – Сева быстро выровнял машину, которая, как и он, шарахнулась от моего крика в сторону. – Где?

– В том самом месте… Разуй глаза, горе луковое.

– Вижу. По-моему, "форд-таурус". Ну и что?

– Он шпилит за нами, как привязанный, уже часа два. Я не думаю, будто пассажиры этой импортной тачки настолько уважают отечественный грузовик, что вежливо держаться сзади – чтобы не обидеть нас обгоном.

– Хочешь сказать… – Глаза Лычка от страха стали круглыми как у совы.

Я его понимал – Сева боялся потерять свою кормилицу. Его мысли были просты и бесхитростны: если наши преследователи знают, что мы идем без груза (это может не заметить только слепой), то им нужен КАМАЗ. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ему и в голову не пришло, что в "форде" могут сидеть обыкновенные грабители. Что, впрочем, для нас однохренственно. Дадут по башке чем-нибудь тяжелым – и будешь работать всю оставшуюся жизнь на больницу. Или – что еще хуже – зароют в лесу и сверху набросают валежника. А эти места, несмотря на довольно приличное шоссе, самая настоящая глухомань. Потому нас могут найти разве что через тысячу лет какиенибудь археологи-гуманоиды, прибывшие на раскопки из отдаленной звездной системы.

– Именно, – подтвердил я предположение Лычка. – Думаю, нас хотят взять на абордаж.

– Генка… нам хана… – Сева судорожно сглотнул слюну и инстинктивно нажал на газ.

Грузовик буквально прыгнул вперед и начал набирать скорость.

– Куда прешь, дурак! – Я больно ткнул ему кулаком под ребра. – Поезжай нормально.

Пусть думают, что мы не знаем о их замыслах. Может нам повезет увидеть на шоссе какого-нибудь завалящего автоинспектора. Вдруг ему приспичило подзаработать в этих лесных палестинах.

– Говорили мне, купи ружье… – У Лычка зуб на зуб не попадал, а руки, судорожно вцепившиеся за баранку, побледнели от напряжения до синевы.

– Не дрейфь. Может, я ошибаюсь.

Сказал внешне спокойно, но и у самого начался мандраж. Черт знает, что на уме у этих "путешественников", севших нам на хвост как лобковая вошь на причинное место.

Может, и впрямь им нужны только деньги. Но с другой стороны и командировочных жалко. Вот проблема, ядрена мать…

Они как будто услышали наш диалог. "Форд" в зеркале заднего вида начал увеличиваться и вскоре нарисовался во всем своем сверкающем великолепии. Это действительно была новая модель, поджарая словно гончий пес. Поджарая и такая же быстрая – не успел я глазом мигнуть, как "форд" обогнал нас и исчез за ближайшим поворотом.

Лычков съехал на бровку и притормозил.

– Су-ука… – простонал он, с трудом разжимая окостеневшие пальцы. – Сука ты, Чернов… Я едва в штаны не наложил от страха. Все шутишь… Ей Богу, я когда-нибудь перееду тебя КАМАЗом.

– Ошибочка вышла, гражданин хороший. – Я облегченно вздохнул.

Вздохнул, а кошачьи коготки, которые царапали сердце, впились в него еще сильнее. Нет, здесь что-то не так… Бди, Чернов, бди. Если, конечно, хочешь остаться в живых.

– Не м-могу… – пожаловался Сева, пытаясь унять нервную дрожь. – Д-давай полчасика отдохнем. Перекусим…

– Никакого отдыха. Скоро начнет темнеть. Нам нужно добраться до конечной засветло. Не нравятся мне эти мазурики в "форде". Как бы не устроили нам засаду.

– Ну тебя! Ты опять за свое!? На фиг мы им нужны?

– Спросишь у них, когда они посадят тебя на "перо". Или лишнюю дырку в башке просверлят. Повторяю – может, я ошибаюсь. Но мне кажется, они вовсе не случайно вели нас так долго. Поэтому соберись и жми на всю железку. И ни в коем случае не останавливайся. Даже если на дороге будут стоять люди в милицейской форме. Понял?

– Угу… – Лычок мрачно кивнул. – Как не понять. Заберут права – и будь здоров. Ты так говоришь, потому что тебе нечего терять.

– Кроме жизни. Тут ты попал в яблочко. Свои корочки, в случае чего, ты выкупишь за сотенную "зеленью", а вот из гроба уже не встанешь. Так что, если хочешь вернуться домой в полном здравии и со щитом, как говорили древние греки, выкинь из головы все лишнее и докажи свой класс.

Сева скрипнул зубами и включил скорость. Страх прошел и теперь он злился на вся и всех. Меня его состояние порадовало. В общем Лычок решительный парень, но с поздним зажиганием. В случае опасности сначала он бьет понты и рвет волосы на голове, совершенно не в состоянии верно осмыслить происходящее. Но затем (если, конечно, у него есть время прийти в себя) звереет и становится бодливым быком, который прет напролом. Мне было известно это свойство его характера, так как нам уже случалось попадать в переделки, потому я облегченно вздохнул и переключил свое внимание на дорогу.

Лычков гнал КАМАЗ словно сумасшедший. Он и впрямь был шофером экстракласса и я верил в его искусство вождения, но иногда на поворотах у меня волосы дыбом вставали.

По-моему, он вообще забыл о том, что существуют тормоза. Но в конечном итоге такая манера вождения спасла нам жизни…

Мы вылетели с правого поворота на невысокий, но крутой, подъем словно ядро из мортиры. Вместо того, чтобы, как положено по правилам, держаться своей стороны, Сева, нимало не беспокоясь о встречном транспорте, лихо пересек сплошную разделительную полосу и, еще добавив газу, рванул по левой стороне шоссе практически не сбавляя скорости.

Они ошиблись. Расчет был верен – подловить нас в ложбинке, в начале подъема, где все нормальные водители осторожничают, так как выходят с поворота. И прицел они выставили точно – пули должны были изрешетить кабину. Но КАМАЗ выскочил на линию огня как черт из табакерки, и снайпер-автоматчик, ошеломленный непредвиденной прытью машины, нажал на спусковой крючок уже тогда, когда перед ним нарисовался кузов.

А вот это уже совсем скверно. Облавная охота началась гораздо раньше запланированного времени. Чем плох идеальный план, учитывающий многообразие факторов, так это тем, что он никогда не срабатывает как должно. Надежда на безупречную логику, подкрепленную наукой, притупляет острое ощущение изменчивой действительности и реакция на события нередко запаздывает. Что всегда чревато неприятными последствиями.

По запарке Лычков даже не понял, что за звуки раздались позади, но мне они были очень даже знакомы.

– Жми на газ до упора! – заорал я, сползая на дно кабины. – И пригнись настолько можно.

– Зачем? – удивленно спросил Сева; он относился к разряду тугодумов.

– Стреляют, мать твою!..

– Ы-ы-ы… – У Лычка отвисла челюсть; теперь и до него дошло, что за горох сыплет по брезентовому тенту. – Бля-а…

Нет, все-таки КАМАЗ неплохая машина. Особенно если за нею хорошо ухаживать. А Сева лизал свою кормилицу с утра до вечера. Если, конечно, не был в рейсе или не левачил.

Лычков, исполняя мой наказ и повинуясь адреналиновой атаке на мозги, творил чудеса.

КАМАЗ летел как на крыльях. Мы махом преодолели подъем и понеслись по трассе словно сбрендившие. Я посмотрел в зеркало заднего вида и сокрушенно вздохнул – проклятый "форд" тоже мчался за нами на всех парах.

– Сева, нас догоняют.

– Хрен им на рыло… – Лычок скорчил зверскую мину. – Я их, бля, сейчас потаскаю по кочкам… суки…

"Форд" никак не мог нас обогнать. Он мыкался позади, пытаясь найти свободное пространство для обгона, но Сева, очень искусно маневрируя, все время подставлял преследовавшей нас машине задний бампер. Шоссе было узким, всего на две полосы, а обочина представляла собой сплошные бугры где особо не разгонишься.

– Ну, козлы, сейчас вы у меня получите… – сквозь зубы прорычал Лычков, когда наш КАМАЗ наконец выскочил на свободное от деревьев пространство.

Его замысел я понял в последний момент. Мы приблизились к месту, которое пользовалось среди водителей-дальнобойщиков дурной славой. Длинный – не менее километра – спуск заканчивался крутым поворотом, а дальше шоссе шло вдоль обрыва.

Зимой или в слякоть, убаюканные хорошим качеством дорожного покрытия, шоферы, обязанные в таких случаях ехать на скорости, тормозящей движение, пускали здесь машины накатом – чтобы сэкономить горючее и дать отдохнуть двигателю. И когда перед ними вырастала кромка обрыва, ограниченная довольно хилыми столбиками, многие просто не успевали правильно среагировать на опасность. Вместо того, чтобы попытаться войти в поворот на скорости, они жали на тормоз. Ну, а потом все происходило быстро и страшно – машина, чаще всего груженная, шла юзом и, ломая ограждение, падала с двадцатиметровой высоты на валуны, лежавшие здесь с ледникового периода. В аварии выживали только счастливчики, но таких было очень мало. По этой дороге я ехал уже шестой или седьмой раз, а потому знал, что с правой стороны шоссе в скорбном строю стоят не менее десятка самодельных крестов с засохшими еловыми венками – память о безвременно ушедших из этой жизни водителях.

Лычок сыграл свою партию мастерски. В конце спуска он сделал вид, что не справился с управлением и на какой-то миг освободил дорогу "форду". Водитель быстроходной тачки, обозленный его проделками, долго не раздумывая, бросил свою машину в образовавшуюся брешь на огромной скорости. Когда "форд" поравнялся с кабиной КАМАЗа, Сева резко переложил руль влево, опять перекрывая дорогу. Шофер наших преследователей, не знакомый с трассой, конечно же сделал ту самую ошибку, что и несчастные, которым их друзья и родители поставили кресты на обочине. Он тормознул, да так резко, что "форд" успел два раза кувыркнуться на ровном месте, а затем, перелетев через столбики, ухнул вниз, на каменную россыпь.

Сева аккуратно и спокойно остановил грузовик и сказал:

– Не рой другому яму…

Высунувшись из окна кабины, он с омерзением плюнул в сторону обрыва, а затем закурил.

– Может, посмотрим что там и как? – спросил я осторожно.

– Ты о чем? – Лычок был сама невинность.

– Понял… – Я осклабился. – Ну ты, блин, даешь… Я думал ты слабак. Извини – ошибался.

– На первый раз прощаю. – Сева расправил плечи, глубоко вздохнул и включил скорость. – Ты верно говорил – нам нужно спешить. До города еще полста кэмэ – как минимум, а уже сумерки…

Я молча кивнул. Мне очень хотелось посмотреть на документы преследователей, но Лычков – надо отдать ему должное – рассудил мудро. Не хрен нам тут светиться, оставляя лишние следы. И вообще, о нападении на КАМАЗ лучше никому ни гу-гу. Иначе менты затаскают Лычка по допросам. И меня тоже.

До города мы добрались без осложнений.