"Черная Луна" - читать интересную книгу автора (Геммел Дэвид)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Ардлин стоял на балконе, отрешенно уставившись на север. Он больше не дрожал, но когти страха все так же цепко стискивали его сердце. Сон был яркий, живой, пестрый — цвета крови, гнева и ненависти. Ардлину снилось, что он парит над равниной, глядя на то, как горстка солдат безуспешно пытается отбиться от окруживших их даротов. Там был толстый офицер, который упал с коня и бросился было наутек. Дароты поймали его и содрали одежду, а затем развели костер. То, что произошло дальше, едва не вывернуло желудок Ардлина наизнанку. Он проснулся, обливаясь холодным потом.

Вначале Ардлин испытал громадное облегчение — так это был сон! Всего лишь сон, порожденный скорей всего увлечением Ардлина историей древних рас. Но потом ему стало не по себе — тревога все росла. Ардлин был колдуном-целителем, умел творить заклинания и составлять целебные снадобья. Сверх того, он обладал особенным, мистическим чутьем. Сверхчутьем, как сказали бы эльдеры.

Ардлин пытался забыть об ужасном сне, но тот снова и снова навязчиво всплывал в его памяти.

В конце концов, когда время уже приближалось к полудню, он сел на полу своего кабинета и вошел в состояние Разделения. Дух Ардлина вознесся над телом и полетел над зелеными холмами и равнинами на север, к горам, которые окружали пустыню. Ардлин не пытался сознательно направлять этот полет — его вели воспоминания о недавнем сне.

Среди холмов на краю пустыни он отыскал кострище и человеческие останки. Голова толстого офицера лежала под кустом, мертвые глаза невидяще уставились в небо, по кровавым ошметкам шеи ползали мухи.

Дух Ардлина бежал назад, в надежное убежище тела.

Дароты вернулись.

Вот уже тридцать лет Ардлин собирал древние рукописи и магические предметы. Много, очень много чудесных часов провел он за изучением своей сокровищницы. Более всего восхищали его олторы. Никто из ныне живущих людей не знал, как было устроено их общество, что представляла собой их культура. Старинные рукописи говорили только о том, что олторы были добрыми и мирными существами, высокими, хрупкими, золотокожими, что все они обладали необычайным музыкальным даром. Рассказывали, что олторы могли волшебной силой своих арф выращивать удивительные урожаи. В одной из древних книг было написано, что именно магия олторов случайно открыла врата в два иных мира — в умирающий мир даротов и в мир эльдеров.

Ардлин хорошо помнил эту историю. Олторы с радостью приветствовали новые расы и долго держали врата открытыми, дабы пропустить в свой мир огромное количество да-ротов. Собственный мир даротов превратился в безлюдную пустыню, и они были обречены на вымирание.

Олторы отдали во владение даротам обширные земли на севере, дабы те могли растить там злаки и скот и переправлять пищу в свой родной мир. Однако поток даротов через врата увеличивался, и все они требовали новых земель. Будучи от природы добрыми и доверчивыми, олторы охотно исполняли их требования.

Прошли во врата и несколько сотен эльдеров; они выстроили свой город в южных горах, близ моря.

С годами дароты множились, а земля, которую они занимали, постепенно приходила в упадок. Леса безжалостно вырубались, обнажая землю, и жаркие летние ветры хозяйничали вовсю, иссушая траву и выдувая верхний, плодородный слой почвы. Пастбища, нещадно объеденные скотом, скудели и гибли. Наконец дароты перегородили плотинами три большие реки, и в землях олторов воцарилась засуха.

Они отправили послов к даротам, настаивая, чтобы те обращались с землей более рачительно и бережно. В ответ дароты потребовали себе новых плодородных земель. Олторы отказали им наотрез. И погибли.

Могучие и безжалостные даротские воины осадили города олторов и полностью их уничтожили. Ардлину помнилась леденящая душу строчка из Книги Погибели: «Непобедимые и почти что неуязвимые, дароты не могли быть убиты ни мечом, ни стрелой».

И вот сейчас он стоял на балконе своего дома, ломая голову над тем, как же ему избегнуть грядущей катастрофы. Большинство людей, которые знали Ардлина, считали его богачом — когда-то он и вправду был состоятельным человеком. Его искусство оплачивалось столь щедро, что Ардлин выстроил себе этот самый дом и содержал трех любовниц. Увы, но деньги тратились и на другое его увлечение — игру в кости. Ардлин не ведал большего наслаждения, чем сделать солидную ставку и с волнением следить, как прыгают по резному столу костяшки, и увидеть, когда они наконец замрут, зеленые глаза леопарда и посох Владыки. Пьянящий этот миг Ардлин ценил выше самых изысканных вин и наркотических снадобий, выше самых жарких объятий его искусных любовниц.

Увы, глаза и посох являлись после броска Ардлина чересчур редко. А он, распалясь, все больше повышал ставки.

Теперь ему уже нечего было поставить на кон, и вместо богатства у него остались одни долги.

Стоя на балконе, Ардлин провел холеной узкой ладонью по редеющим волосам и тяжело вздохнул. А, да на кой ему сейчас сдалось богатство? Все, что теперь ему нужно, — добрый конь, кое-какие припасы в дорогу и несколько золотых, чтобы оплатить путешествие по морю из Лоретели на какой-нибудь из крупных населенных островов.

В книгах говорилось, что дароты, эти непобедимые гиганты, опасаются водных преград. Быть может, на острове, посреди моря, он, Ардлин, окажется в безопасности. Во всяком случае, там ему будет безопасней, чем здесь, в этом обреченном городе.

Беда только в том, что у него нет ни коня, ни денег, чтобы купить коня. В огромном доме не осталось ни одной мало-мальски ценной вещи, а многочисленным друзьям, которыми Ардлин обзавелся за время своей жизни в Кордуине, уже давным-давно надоело давать ему в долг. Никто в городе не одолжит ему и медного гроша.

Сколько же времени понадобится армии даротов, чтобы подойти к стенам Кордуина? Два дня? Пять? Десять? Ардлин опять задрожал — страх охватил его с новой силой. В прежние дни он пошел бы в кладовую, где хранились целебные травы, и пожевал лист лорассия. Это бы его успокоило. Но теперь лорассия в кладовой не осталось, а у Ардлина нет денег, чтобы купить новый запас.

Уйдя с балкона, Ардлин спустился в кухню и налил в большой кувшин воды. Затем он наполнил водой кубок и залпом выпил. Увы, от этого ему только сильней захотелось есть… а еды в доме не было.

Раздался громкий стук — и Ардлин даже подпрыгнул от неожиданности. Стучали в парадную дверь. На цыпочках он прокрался к потайному окошку и, бесшумно отодвинув заслонку, выглянул наружу.

Перед домом стояли двое. Один — стройный и гибкий, с темными, коротко остриженными волосами, в черном кожаном жилете, темных штанах и высоких сапогах. Рядом с ним переминался тощий белобрысый юнец, на плече у него висел лук. Это не кредиторы… но, может быть, их наняли, чтобы выбить из Ардлина деньги? Темноволосый уж точно подходит для такой цели — поджарый, мускулистый, настоящий воин. С другой стороны, им, быть может, нужны услуги целителя, а значит, они заплатят ему звонкой монетой. Ардлин прикусил тонкую нижнюю губу. Что же делать?

— Да никого там нет, — услышал он голос белобрысого юнца. — Может, зайдем потом? Да и не хочу я, чтобы кто-то ковырялся в моем глазу. Может, мне и так полегчает.

Ардлин рысью помчался в прихожую, но у порога остановился, сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, пригладил ладонью встрепанные седые волосы. И распахнул дверь.

— Добрый день, друзья мои, — торжественно и звучно промолвил он. — Чем могу вам служить?

У темноволосого юноши глаза были синие, глубокие, точно предвечернее небо.

— У моего друга поврежден глаз. Нам рекомендовали обратиться к тебе.

— В самом деле? И кто же?

— Вент.

— Обаятельнейший человек! Что ж, друзья мои, входите. Хотя нынче у меня день отдыха, я все же приму вас — в знак уважения к высокородному Венту.

Ардлин провел клиентов в свой кабинет и усадил Бруна в низком кресле у окна. Из шкатулки красного дерева он вынул толстую голубоватую линзу и, держа ее над правым глазом Бруна, осмотрел его.

— Глаз был поврежден вследствие удара по голове, верно? — наконец спросил он.

— Ага, — простодушно подтвердил Брун. — Дубинкой.

— Скажи-ка мне, испытываешь ли ты в этом глазу приступы острой пульсирующей боли?

— По утрам, — признался Брун. — Но это быстро проходит.

Ардлин упрятал линзу в шкатулку и сел на дубовую, покрытую искусной резьбой скамью.

— Повреждение весьма опасно, — сказал он. — Я не могу остановить этот процесс. Очень скоро ты совсем ослепнешь на этот глаз.

— Так ведь у меня останется другой, правда? — со слабой надеждой пробормотал Брун.

— Правда, — кивнул Ардлин.

— И что же, ничего нельзя сделать? — спросил темноволосый юноша.

— С этим глазом — ничего. Я бы мог… — Ардлин сделал паузу для вящего эффекта. — Но нет, боюсь, это обойдется слишком дорого.

— Ты о чем? — спросил темноволосый. Сердце Ардлина радостно екнуло.

— Я обладаю неким, весьма могущественным предметом. Это глаз, волшебный глаз. Я мог бы заменить им поврежденный глаз. Однако вещь эта весьма древняя и необычайно ценная.

Юноша встал и подошел вплотную к Ардлину. В свете, лившемся из окна, колдуну почудилось, что его темно-синие глаза стали серыми и холодными, как лед.

— Меня зовут… Тарантио, — медленно проговорил он. — Ты слыхал это имя?

— Увы, нет. — Ардлин поглядел в его глаза — и внутренне поежился от страха.

— Подобно Венту, я мечник.

— У каждого свое ремесло, — пожал плечами Ардлин.

— Назови свою цену, колдун, и мы поторгуемся.

— Сто золотых. Тарантио покачал головой.

— Я так не думаю. Десять. Ардлин выдавил смешок.

— Чушь!

— Тогда мы дольше не будем тебя беспокоить. Пошли, Брун.

Они уже дошли до двери, и тут Ардлин не вытерпел.

— Друзья, друзья мои! — воззвал он. — Разве так годится? Вернитесь и сядьте. Давайте потолкуем.

В глубине души он уже знал, что проиграл. Однако десять золотых помогут ему добраться до острова… а это стоит и десяти сотен.

— Будет больно? — опасливо спросил Брун.

— Нисколько, — заверил его Ардлин.

— Сколько времени это займет? — спросил Тарантио. — Я сегодня еще должен встретиться с Вентом.

— Процесс займет около двух часов. Деньги при тебе?

— Да. Я заплачу тебе, когда увижу результат.

— Что, не доверяешь? — хмыкнул Ардлин. — Отлично, можешь подождать здесь. Ну, молодой человек, ступайте за мной.

— А ты уверен, что не будет больно? — уточнил Брун, вставая.

— Уверен.

Ардлин отвел юнца в заднюю комнату и велел ему лечь на узкой кровати у окна. Брун повиновался. Колдун легко коснулся пальцем его лба, и Брун тотчас крепко заснул.

Тогда Ардлин отошел к стене и, сдвинув потайную панель, извлек на свет небольшой кошель. Развязав шнурки, он вытряхнул на ладонь содержимое кошеля — серебряное кольцо, медную ладанку, золотистый локон, обвитый серебряной проволокой, и круглый кусочек кроваво-красного коралла. Все эти предметы имели для Ардлина огромную, не измеряемую деньгами ценность. Кольцо помогало ему творить Пять Заклятий Авеи, ладанка хранила от болезней, которыми страдали его клиенты, локон усиливал способности к прозрению, а тем самым и проникновению в суть многих болезней. Однако жемчужиной этой коллекции был олторский коралл. Его сила сращивала разорванные мышцы, заживляла переломы и глубокие раны. Когда коралл только попал в руки Ардлина, он был размером с человеческую голову, однако сокращался всякий раз, когда его применяли — и теперь был не больше речной гальки.

Ардлин знал, что исцеление поврежденного глаза ненамного уменьшит коралл — повреждение коснулось лишь крохотной доли глазного нерва. Держа коралл над правым глазом спящего Бруна, Ардлин привычно сосредоточился — и ощутил, как коралл в его руке теплеет. Подняв веко, он вынул круглую увеличительную линзу и осмотрел глаз. Совершенно здоров, заключил Ардлин. Однако же он сулился вставить на место простого глаза волшебный, а стало быть, понадобится совсем небольшое заклятьице, дабы изменить цвет радужной оболочки глаза. Зеленый вполне подойдет, решил Ардлин. Вновь держа коралл над глазом Бруна, он начал произносить одно из Пяти Заклятий Авеи — Заклятие Изменения. Ардлин был уже близко к концу, когда услышал за стеной шаги и скрип приоткрывающейся двери. В панике он поспешно, почти шепотом договорил слова заклятия. Коралл обжег его руку почти нестерпимым жаром.

У Ардлина отвисла челюсть. Разжав пальцы, он уставился на порозовевшую ладонь.

Коралл исчез.

Но это же невозможно! В камне оставалось еще довольно силы, чтобы исцелить два, а то и три десятка больных. Как могло истощить его такое простенькое преображение? Ардлин слышал голос Тарантио, но был так потрясен, что не понимал ни слова. Мечник терпеливо повторил вопрос:

— Ты исцелил его, колдун?

— Что? Ах да. Конечно. — Ардлин поднял веко Бруна. Правый глаз юнца сиял золотистым светом, зрачка вовсе не было видно. Ардлин изумился не на шутку, но и вздохнул с облегчением. Как же он совершил такую ошибку? И будет ли юноша видеть? На лбу колдуна выступил крупный пот.

— Что это ты так взволновался?

— Взволновался?! Ты только что стал свидетелем того, как закончилась моя карьера целителя. У меня был волшебный камень, но теперь он исчез, его сила иссякла. И все это за десять золотых! — Ардлин горько рассмеялся и покачал головой. — Один человек как-то заплатил мне тысячу, чтобы исцелить покалеченную руку. И это потребовало куда меньше магической силы, чем глаз твоего друга…

Ардлин тяжело вздохнул и смолк, глядя, как Тарантио отсчитывает монеты и кладет в его протянутую ладонь.

— Скажи-ка, мечник, — проговорил он, — отчего ты был так уверен, что я соглашусь на такую жалкую плату?

— Оглянись вокруг, колдун, — ответил Тарантио. — Этот огромный дом совершенно пуст. На коврах остались вмятины в тех местах, где когда-то стояла мебель. Ты бедней последнего нищего, а потому тебе несподручно торговаться.

— Печально, но так, — признал Ардлин. — Однако не жестоко ли в такие времена пользоваться несчастьем ближнего? Работа, которую сделал я для твоего друга, стоит куда больше десяти золотых монет. У него теперь глаз орла.

— Что ж, может, и так, — согласился Тарантио. — Но таковы были условия нашей сделки. И я не намерен их изменять.

Лицо Ардлина, и без того худое, уныло вытянулось.

— Тарантио, мне позарез нужно уехать из города. Этих денег хватит, чтобы оплатить место на корабле, выходящем из Лоретели — но мне не на что купить коня, чтобы добраться туда. Умоляю тебя — сжалься! Это вопрос жизни и смерти.

В эту минуту Брун проснулся и, моргая, сел.

— Я все вижу! — восторженно завопил он. — Даже лучше, чем прежде! Ух ты! — Бросившись к окну, он уставился на деревья. — Я могу сосчитать на них все листочки!

— Это хорошо, — сказал Тарантио. — Очень хорошо. Он повернулся к колдуну и с минуту стоял молча. Затем лицо его смягчилось, и он улыбнулся.

— Ступай к купцу по имени Ландер. Скажи ему, что это я тебя послал. Пускай даст тебе денег на доброго коня и припасы в дорогу.

— Спасибо тебе, — смиренно проговорил Ардлин. — И позволь мне в знак благодарности дать тебе совет. Беги, Тарантио! Беги из этого города. Он обречен.

— Армии Ромарка не станут осаждать Кордуин, — пожал плечами Тарантио. — Это слишком дорогое удовольствие.

— Мечник, я говорю не о мелких человеческих сварах! Дароты вернулись. ***

Карис, Кэпела и мальчика по имени Горан провели в личные покои герцога. Правитель Кордуина с того времени, когда Карис видела его в последний раз, сильно постарел. Его редкая, коротко подстриженная бородка была обильно сбрызнута сединой, однако черные, под тяжелыми веками глаза оставались все так же трезвы, настороженны и разумны. Покуда Кэпел докладывал о случившемся, герцог сидел в кресле с высокой спинкой, сложив на коленях хрупкие руки, и молчал. Затем он обратил свой зоркий хищный взгляд на Карис.

— Ты все это видела? — спросил он.

— Я не видела, как напали на его людей, не видела, как взошла черная луна. Зато я видела даротов. Государь, Кэпел говорит правду.

— Ас чего это ты вдруг оказалась в моих землях, Карис? Разве ты не служишь Сарино? — Герцог едва ли не выплюнул это имя.

— Служила, государь. — Карис рассказала об опытах Сарино с Жемчужиной и о явлении призрачного эльдера. — Он предостерег Сарино, что на волю может вырваться великое зло. Сарино не стал его слушать. Думаю, государь, что это великое зло и есть дароты.

Повернувшись к слуге, застывшему около герцогского кресла, герцог велел созвать совет. Слуга опрометью выбежал из комнаты.

— Всю свою жизнь, — сказал герцог, — я изучал историю. Историю и легенды. И частенько гадал, где кончается первое и начинается второе. И вот теперь благодаря безумному честолюбию Ромарка я это наконец узнаю.

Поднявшись с кресла, он подошел к книжным шкафам, которые стояли вдоль всей стены, и снял с полки толстый, переплетенный в кожу том.

— Ступайте со мной в Зал Совета, — сказал он. И с книгой под мышкой направился к двери, но там остановился и выжидательно замер. На миг, казалось, государь Кордуина растерялся. Карис спрятала улыбку, мысленно гадая о том, когда в последний раз герцогу приходилось самому открывать дверь. Затем она обогнала герцога и распахнула перед ним дверь. Герцог уверенным шагом вышел в коридор и повел их в недра дворца. В Зале Совета стоял большой прямоугольный стол, а вокруг него — кресла для тридцати советников. Герцог сел во главе стола, раскрыл книгу и углубился в чтение, водя пальцем по строчкам. Карис, Кэпел и мальчик Горан безмолвно стояли рядом с ним.

Скоро появились первые советники, но они не стали беспокоить герцога, а просто молча сели на свои места. Постепенно зал заполнился. Последним явился мечник Вент, герцогский боец. В модной тунике из тонкой кожи, расшитой серебром, он был все так же неотразим, как помнилось Карис. Правда, в их предыдущую встречу у него не были выбриты волосы над ушами, а в левом ухе не красовалась пара серебряных сережек — ну да модные веяния у аристократов своенравней, чем весенняя погода. Увидев Карис, Вент широко улыбнулся ей и отвесил изысканный поклон.

— Всегда рад тебя видеть, госпожа моя, — проговорил он. Герцог поднял голову от книги.

— Ты опоздал, Вент.

— Прошу прощения, государь. Я как раз направлялся на поединок, но прибыл сюда так быстро, как только смог.

— Я не люблю, когда ты дерешься с кем-то не по моему приказу, — промолвил герцог. — Впрочем, это пустяки. Надеюсь, человек, которого ты убил, не был моим другом?

— По счастью, нет, государь. И поединок еще не состоялся. Твой слуга отыскал меня, когда я шел к его дому. Я, конечно, послал ему свои извинения в том, что наша встреча откладывается.

— Что ж, садись, — сказал герцог. — Думаю, ты скоро узнаешь, что ваш поединок отложен на более чем неопределенный срок. — Он окинул взглядом своих советников. — Все вы должны внимательно выслушать то, что вам сейчас расскажут. Поймите, что это не дурная шутка. От того, какие решения мы примем сегодня, зависят наши жизни. Боюсь только, что проживем мы еще не слишком долго. — Повернув голову, он взглянул на Горана. — Говори первым, мальчик. Расскажи им все так, как рассказывал мне.

Изрядно оробевший в таком высоком обществе, Горан заговорил быстро, путаясь и глотая слова. Карис остановила его.

— Помедленней, паренек. Начни с самого начала. Итак, ты пас овец и вдруг увидел…

Горан сделал глубокий вдох и уже внятно изложил свой рассказ. Затем к советникам обратился Кэпел, рассказав им о том, что случилось с его капитаном и большинством солдат.

Напоследок заговорила Карис, описав деяния Сарино и повторив слова призрачного эльдера.

Когда она смолкла, воцарилось молчание. Нарушил его Вент.

— Я ничего не знаю о даротах, — сказал он, — но если они смертны, значит, я могу их убить.

— Не будь так самоуверен, — возразила Карис. — Когда мой конь спрыгнул в овраг, я пустила стрелу в горло одного из даротов. Стреляла я наудачу, но попала в цель. Но моя стрела не только не убила дарота — он сам выбрался из оврага, выдернул стрелу из горла и отбросил прочь. Эти дароты настоящие великаны, крепкие и сильные.

— Карис совершенно права, — отозвался герцог. — Дарота нельзя убить ни мечом, ни стрелой. Именно так повествуется вот в этой древней книге. В бою дароты — совершенные убийцы, нечувствительные к боли, и сила их неописуема. Многие истории, рассказанные здесь, по сути своей легенды — однако в любой легенде заключено зерно правды. Согласно этой книге, было… или есть?., семь даротских городов. В каждом городе живет около двадцати тысяч даротов. Пять городов слишком далеко от нас, что бы сейчас беспокоиться на их счет, шестой — в двух месяцах конного пути от Кордуина. Остается последний, седьмой город; названия у него нет, но мы назовем его, скажем… Дарот-Первый. Предположим, что в этом городе живут двадцать тысяч даротов. Какую армию они могут выставить против нас? И что мы должны сделать, чтобы выстоять против них? — Темные глаза герцога обвели зорким взглядом собравшихся. — Выскажитесь вначале, что вы думаете об услышанном.

Советники говорили один за другим, задавая вопросы Кэпелу, Горану и Карис. Женщина-воин видела их насквозь: они блуждали в темноте, охваченные смятением. Прождав с час, она шагнула к герцогу.

— Можно мне высказаться, государь? — с поклоном проговорила она. — У меня есть предложение.

— С радостью его выслушаю, — ответил герцог.

— Мы ничего не можем придумать, пока не узнаем намерения самих даротов, а для этого нужно отправить к ним посольство. Я предлагаю отобрать нескольких людей, которые поедут на север и встретятся с вожаками даротов.

— Да ведь мы даже не знаем их языка! — возразил Вент. — А по тому, как они напали на Кэпела и его солдат, совершенно ясно, что они не склонны к переговорам.

— Даже если и так, — сказала Карис, — иного выхода у нас нет. — Мы должны знать, сколько их, как они сражаются, чем вооружены. Есть ли у даротов осадные машины? Если нет — при всей своей силе они не одолеют стен Кордуина. Знаем мы язык даротов или нет — дело десятое. Мы должны узнать как можно больше о них самих — иначе нам конец.

— А ты, Карис, возьмешься возглавить этот отряд? — спросил герцог.

— Возьмусь, государь. За тысячу серебряков. Вент от души расхохотался.

— Ох, Карис!.. Наемница есть наемница!

Альбрек, герцог Кордуина, вошел в свои покои и сел на изукрашенный вышивкой диван. Один из слуг опустился перед ним на колени и стянул с герцога ботфорты, другой принес ему хрустальный кубок с охлажденным яблочным соком. Альбрек пригубил сок и передал кубок слуге.

— Ванна готова, мой господин, — сказал слуга.

— Превосходно. Что, моя жена у себя?

— Нет, мой господин, она ужинает у госпожи Перии. Она велела приготовить свою карету к наступлению сумерек.

Альбрек встал. Слуги сняли с него одежду и перстни, и он, нагой, прошел через задние комнаты в мыльню и по ступенькам спустился в загодя наполненную ванну. Слуги сновали вокруг с ведрами, то и дело прибавляя в ванну горячей ароматной воды, но герцог не замечал их присутствия, целиком погруженный в собственные мысли.

Война за Жемчужину была дорогостоящей глупостью, которой Альбрек изо всех сил пытался избежать. Однако непомерное честолюбие Сарино не оставило ему иного выхода, и армия Кордуина оказалась втянутой во всеобщую свару. И вот теперь, когда войско герцога изрядно поредело, а припасы истощились, он вдруг оказался лицом к лицу с новым, неведомым, но грозным врагом.

— Закройте глаза, мой господин, я вымою вам голову, — попросил слуга. Альбрек подчинился и на миг испытал бездумное наслаждение, когда на макушку ему полилась горячая вода. Проворные пальцы слуги умело намыливали его волосы, попутно разминая кожу на голове.

Все старинные предания повествовали об ужасах, творимых даротами, об их жестокости и безграничной злобе. И ни в одной легенде о даротах не было ни слова об искусстве либо любви. Неужели возможно, чтобы этих черт была лишена целая раса? Альбрек сомневался в этом — и сомнение порождало в нем крохотную искорку надежды. Быть может, войны все же можно избежать? Быть может, древние легенды попросту преувеличили опасность?

Слуга отжал его мокрые волосы, затем просушил их нагретым заранее полотенцем. Альбрек вышел из ванны и надел белый, до щиколоток халат. Затем он вернулся к себе и сел у огня.

Даже если легенды что-то преувеличили — правда пробивалась сквозь их многословие, словно жгучее пламя сквозь пепел. Олторы — целая раса! — были стерты с лица земли, их города обращены в прах. Никто теперь не знал наверняка, как выглядели олторы, какими они были. Они спасли даротов — ив благодарность дароты уничтожили их. В подобных поступках нелегко отыскать для себя тень надежды.

Из очага выпало горящее полено. Слуга проворно метнулся к нему, ухватил бронзовыми щипцами и вернул в огонь. Альбрек поднял глаза.

— Вызови ко мне главного оружейника, — велел он слуге.

— Слушаюсь, мой господин.

— И принеси из моего кабинета Красную Книгу.

— Сию минуту, мой господин.

Альбрек вздохнул. Все свою жизнь он страстно любил искусство — музыку, живопись, поэзию. Увлекался он также и историей и не знал лучшего времяпрепровождения, чем сидеть целыми днями в своем кабинете. Вместо этого он родился на свет наследником герцогского титула — и всех прилагаемых к этому титулу обязанностей.

Слуга вернулся скоро и принес большую книгу, переплетенную в красную кожу. Альбрек поблагодарил его и, открыв книгу, принялся одну за другой просматривать страницы, заполненные ровным убористым почерком. На каждой странице была проставлена дата, и Альбрек быстро нашел нужную запись. Главный оружейник представил ему оружейного мастера прошлым летом. Этот человек изобрел новую осадную машину, которая, как он заявил, поможет Альбреку выиграть войну.

Альбрек уже давным-давно считал, что рано или поздно — как только люди поймут бессмысленность войны — все враждующие стороны соберутся за столом переговоров, а потому у него не было желания давать деньги на создание новых орудий разрушения. Сейчас он припомнил, что оружейный мастер был рослым, плотного сложения мужчиной, необычайно умным и до тошноты выспренним в речах. Что ж, на выспренность можно и не обращать внимания, а вот недюжинный ум ему сейчас пригодится.

Явился главный оружейник, пыхтя и отдуваясь от быстрого бега. Альбрек поблагодарил его за то, что он пришел так скоро, и осведомился — живет ли по-прежнему в Кордуине тот самый оружейный мастер?

— Да, государь, он все еще здесь. Сейчас он изготавливает новую саблю для мечника Вента.

— Я бы хотел повидаться с этим человеком. Приведи его сегодня вечером в мои покои.

— Слушаюсь, мой государь. Так мы все же будем строить эти новые машины?

Герцог пропустил его вопрос мимо ушей и снова углубился в чтение. Он не видел, как главный оружейник поклонился ему перед уходом, не слышал, как за ним захлопнулась дверь.

Карис предоставили покои на первом этаже дворца. По ее приказу слуги приготовили ароматную горячую ванну, а затем удалились. Вскоре после этого явился Вент — как раз когда Карис раздевалась.

— Можно к тебе присоединиться? — спросил он.

— Почему бы и нет? — отозвалась Карис, опускаясь вводу. Вент хохотнул и проворно скинул сапоги, штаны и рубашку.

— Небом клянусь, Карис, ты по-прежнему самая соблазнительная женщина в моей жизни!

— Сказал бы лучше — красивая, — упрекнула она. С минуту Вент критически разглядывал ее.

— Ну-у… знаешь ли, голубка моя, тебя все же трудно назвать красавицей. Нос у тебя длинноват, а черты лица слишком резкие. К тому же — если по правде — ты чересчур худа. И тем не менее повторяю — в моей постели еще не было лучшей женщины.

— Скромник! — усмехнулась Карис. — Насколько я помню, мы с тобой еще ни разу не оказывались в постели. На крыше фургона — да, на берегу реки — безусловно… где же еще?., ах да, на сеновале. А вот постели не было.

— Голой женщине не пристала такая въедливость, — заметил Вент, погружаясь в воду рядом с ней. — А теперь твоя очередь говорить мне комплименты.

Карис погладила его ладонью по выбритому виску.

— Мне больше нравилось, когда у тебя были длинные волосы. И косички на висках.

— Аристократ, моя дорогая, не должен отставать от моды. Этим он напоминает черни, кто истинные хозяева этого мира.

А теперь притворись, что ты от меня в восторге, и скажи что-нибудь приятное.

— Ты входишь в первую полусотню моих лучших любовников.

Вент от души расхохотался.

— Радость моя, как же мне тебя недоставало! Ты всегда напоминаешь мне, что я — несмотря на все мои таланты — всего лишь простой смертный. И тем не менее не думай меня одурачить. Я в первой десятке.

— Наглец, — сказала Карис, привлекая его к себе.

— Наглость меня только украшает. Ты позволишь мне отправиться с тобой к даротам?

— Конечно. Я и сама собиралась просить тебя об этом.

— Как мило. — Наклонившись, Вент поцеловал ее в губы — вначале легко и нежно, затем с нарастающим пылом. Рука его ласкала обнаженную грудь Карис, затем обвилась вокруг ее талии. Они ласкали друг друга неспешно и основательно, и Карис позволила себе расслабиться. Вент, конечно, был прав — в списке лучших любовников он занимал одно из первых мест. Однако как ни сладостны были эти любовные игры в горячей душистой воде, у Карис не было времени в полной мере насладиться талантами мечника. Она задвигалась быстрее, застонала, задышала часто и резко. Вент стиснул руками ее бедра и сам задвигался чаще. Наконец он удовлетворенно вздохнул, и Карис, втайне радуясь тому, что сумела его обмануть, поцеловала его в щеку и отодвинулась.

— Мне этого не хватало, — с блаженной улыбкой сознался Вент. — Я готовился к поединку и изрядно взвинтил себя, а наши с тобой игры почти что заменяют хорошую драку. Заметь — почти.

— И кто же был твой везучий противник?

— Некто по имени Тарантио. Говорят, что вроде бы мечник.

Карис громко рассмеялась.

— Милый мой Вент! Это ты везучий, а не он. Тарантио прирезал бы тебя, как цыпленка.

Лицо Вента отвердело, искорки смеха, плясавшие в глазах, погасли.

— Не насмехайся надо мной, дорогая. Еще не родился тот человек, который бы лучше меня владел любым клинком.

— Я не смеюсь, Вент, — уже серьезно ответила Карис. — Я видела в бою вас обоих, и ты действительно несравненный фехтовальщик. Но Тарантио… Он не человек, а демон. Ты не видел его боя с Карлином — это было нечто ужасное.

— Я слышал эту историю, — отозвался Вент. — Карлин убил легендарного Сигеллуса и был вызван на поединок одним из его учеников. Говорят, что это был выдающийся бой.

— Это был не бой, Вент, а настоящая резня. Тарантио попросту изрезал Карлина на кусочки — отсек ему оба уха, нос, крест-накрест изрубил лицо. Каждый из этих ударов мог быть смертельным, но Тарантио просто забавлялся с Карлином. А Карлин, дорогой мой, был почти таким же отменным бойцом, как ты.

— Карис, ты меня недооцениваешь. У меня в запасе есть пара-тройка недурных трюков.

— Я просто не хочу, чтобы тебя убили. Где еще я найду такого хорошего любовника?

— Полагаю, Тарантио тоже состоит у тебя в первой десятке?

Карис постаралась рассмеяться как можно естественней.

— Вот уж этого ты никогда не узнаешь! А теперь расскажи мне, где его найти.

— Хочешь пригласить его на нашу загородную прогулку?. — Совершенно точно. И заплачу за эту честь столько, сколько он запросит.

Вент выбрался из ванны. Слева, на скамье, лежали купальные халаты. Надев один из них, он протянул другой Карис.

— Ты делаешь это, чтобы помешать нашему поединку?

— Вовсе нет, — покачала головой Карис. — Я никогда не вмешиваюсь в чужие дела. Если уж тебе так хочется умереть молодым, можешь повторить свой вызов — но только после нашего возвращения.

Вент улыбнулся.

— Разве можно в чем-то отказать тебе, дорогая?

В дверь тихонько поскреблись. Открыв, Карис увидела в коридоре темноволосого мальчика по имени Горан. Карис впустила его, и он смущенно переминался на пороге. Вид у него был испуганный и несчастный.

— Что ты хочешь? — спросила она.

— Можно мне завтра поехать с вами?

— Малыш, это неразумно. Вряд ли нам удастся вернуться живыми.

— Дароты увезли моего отца… Мне нужно знать, жив они ли погиб.

— Вы с ним были близки? — мягко спросила Карис.

— Он — самый лучший в мире! — быстро ответил Горан. Голос его дрогнул, в глазах заблестели слезы. — Пожалуйста, возьмите меня с собой!

— Возьми его, Карис, — вмешался Вент. — Он храбрый мальчик, и разве бы ты на его месте не захотела отыскать своего отца?

Глаза Карис точно оледенели.

— Если б это был мой отец, — процедила она, обернувшись к Венту, — я бы сама помогла даротам заживо содрать с него шкуру!

Брун тихонько сидел в саду за домом, наблюдая за муравьями, которые цепочкой семенили к розовому кусту. Муравьи взбирались вверх по стеблю позднего цветка, затем спускались — и все повторялось снова. Брун пристальнее вгляделся в стебель, густо покрытый тлей. Муравьи один за другим поднимались по стеблю и, обходя тлей, словно бы поглаживали их. Это озадачило Бруна: казалось, что крохотные черные мураши здороваются с крупными неповоротливыми тлями. Прищурившись, Брун пригляделся к ним — и улыбнулся. Муравьи попросту кормились. От поглаживания тли выделяли какую-то тягучую жидкость; ее и слизывали хитрые мураши. Брун захлопал в ладоши и громко рассмеялся.

— Что тебя так развеселило? — спросил Тарантио, выходя на залитый солнцем двор. В руках он нес черный арбалет с изящно выточенным ложем и железными крылышками и кожаный колчан с двумя десятками черных арбалетных болтов.

— Муравьи доят тлей, — сообщил ему Брун. — Я и не знал, что они так делают.

— О чем ты говоришь? — Тарантио положил арбалет и колчан на каменный стол у скамьи, на которой сидел Брун.

— Да вон там, на розовом кусте. Погляди — вот они, муравьи.

Тарантио прошелся через весь сад — шагов шестьдесят в поперечнике — и опустился на колени около розового куста. Потом вернулся к Бруну.

— Я вижу, что муравьи кишмя кишат вокруг тлей, но с чего ты взял, что они их доят?

— Да это же видно! Гляди — вон один мураш как раз кормится.

— Ты что, Брун, смеешься надо мной? Да я с такого расстояния едва могу разглядеть розу на этом кусте.

— Это все мой новый глаз, — с гордостью сообщил Брун. — Если только как следует постараться, я могу увидеть им все что угодно. Я и раньше наблюдал за муравьями. Ты знаешь, к примеру, что они меняются едой? Становятся друг перед другом на задние лапки, потом один срыгивает, а другой…

— Да-да, я уверен, что это очень интересно, — торопливо перебил его мечник. — Тем не менее у нас много дел. Я купил тебе арбалет и хотел бы посмотреть, прибавил ли тебе новый глаз меткости.

Тарантио показал Бруну, как взводить арбалет, потом велел ему выстрелить в ствол дерева, которое росло шагах в двадцати.

— В какую часть ствола? — серьезно спросил Брун. Тарантио рассмеялся и, подойдя к дереву, отыскал на коре небольшой бугорок размером примерно с дюйм.

— Вот сюда, — сказал он, ткнув в бугорок указательным пальцем. И в тот же миг Брун вскинул арбалет.

— Стой! — крикнул Тарантио. Черный болт вонзился прямо в бугорок, всего в паре дюймов от руки Тарантио. Взбешенный донельзя, он бросился к Бруну.

— Идиот! Ты мог убить меня!

— Я попал в бугорок! — восторженно сообщил Брун.

— Но ведь болт мог и отскочить от коры. Такое случается сплошь и рядом.

— Извини. Просто… это было так легко сделать. Не сердись на меня.

Тарантио сделал глубокий вдох.

— Ладно, — наконец сказал он, — теперь мы знаем, что колдун не зазря получил свою плату. Он неплохо поработал… быть может, даже слишком неплохо. — Наклонившись к Бруну, он пристально вгляделся в глаза юноши.

— Ты на что там смотришь? — обеспокоенно спросил Брун.

— На твой левый глаз. Я бы мог поклясться, что он у тебя голубой.

— Так он и есть голубой, — удивился Брун.

— Теперь уже нет. Он золотисто-карий. Впрочем, так, быть может, действует магия твоего золотого глаза.

— Мы не говорили колдуну, что надо менять цвет моих глаз! — заволновался Брун. — Ведь правда же, не говорили?

— Не думаю, что это важно, — с улыбкой ответил Тарантио, — если вспомнить, что ты видишь, как кормятся муравьи. К тому же цвет очень красивый — и превосходно подходит твоему правому глазу.

— Ты так думаешь?

— Да.

На улице перед домом простучали копыта. Лицо Тарантио окаменело — в ворота верхом въехал Вент. Спешившись, кордуинский мечник помахал им рукой и широко улыбнулся. Потом распахнул ворота — и во двор въехал еще один всадник. Тарантио смотрел, как Карис спрыгнула с коня и привязала его у ворот.

— Рада видеть тебя снова, Чио, — сказала она.

— И я тебя, Карис. Хочешь посмотреть, как я убью этого человека?

— Не сегодня. Что привело тебя в Кордуин?

— Я устал воевать, — сказал Тарантио. — К тому же я был среди наемников, которых разгромили в пух и прах твои копейщики. Едва ноги унес. Что, служба у Сарино показалась тебе слишком скучной?

— Что-то вроде того, — кивнула Карис и мельком глянула на Бруна. — Что у него с глазом?

— Ничего. Он видит в сто раз лучше, чем мы с тобой. Так чего же ты хочешь от меня?

Карис улыбнулась.

— Не помешала бы малая толика гостеприимства. Может, угостишь выпивкой? А потом уж поговорим.

Тарантио послал Бруна в дом за вином. Вент уселся на край каменного стола, а Карис села напротив Тарантио. Она рассказала ему о возвращении даротов и о том, как погибли односельчане Горана и солдаты из северного гарнизона. Тарантио слушал, ошеломленный до глубины души. Брун принес кувшин с вином и четыре глиняные кружки, но к вину никто и не прикоснулся.

— Так ты сама их видела? — спросил Тарантио.

— Видела, Чио. Кони ростом в восемнадцать ладоней, если не выше, всадники — гиганты с белыми безволосыми головами и уродливыми лицами. И Великой Северной пустыни больше не существует. Поверь, Тарантио, я говорю правду — дароты вернулись.

Карис рассказала о том, как Сарино сражался с силой Жемчужины, и о явлении призрачного эльдера. Напоследок она сообщила о решении совета послать на переговоры к даротам конный отряд.

— Я поведу его, — прибавила Карис. — И хочу, чтобы ты отправился со мной.

— Кого еще ты выбрала для этого дела?

— Вента, мальчика по имени Горан и герцогского чиновника Пуриса. Отряд должен быть невелик.

— Форин сейчас в Кордуине, — сказал Тарантио. — Он добрый воин — и к тому же знает много историй о даротах. Он может пригодиться.

— Я прикажу, чтобы его разыскали. Так ты согласен?

— Ты еще ничего не сказала о плате, — напомнил Тарантио.

Карис усмехнулась.

— Сто серебряков.

— Пойдет. А как насчет него? — Тарантио указал на одетого в зеленое Вента.

— Что именно? — уточнила Карис.

— Он хочет убить меня. А мне не улыбается, чтобы меня прирезали спящим.

— Да как ты смеешь?! — вспыхнул Вент. — Я никогда в жизни не марал руки бесчестным убийством! Даю тебе слово, что поединок будет отложен до нашего возвращения. Или моего слова тебе недостаточно?

— Ему можно верить, Карис? — спросил Тарантио. — Да.

— Тогда я согласен. Я не стану убивать его до нашего возвращения.

Красивое лицо Вента побелело от гнева.

— Ты, видно, высокого мнения о себе, Тарантио, — процедил он, — но и тебе было бы полезно припомнить древнюю поговорку: нет коня, которого нельзя укротить, нет всадника, которого нельзя сбросить.

— Непременно вспомню об этом, когда найду коня, которого не сумею укротить.

— Могу ли я узнать, — вмешалась Карис, — из-за чего разгорелся такой сыр-бор?

— Его приятель напал на Бруна. Ударил его сзади, а когда Брун упал — попытался его пнуть. Я помешал. Тогда он бросился на меня с кинжалом, и я сломал ему руку. Мне бы следовало его прикончить, но я сдержался.

— Все было совсем не так! — горячо возразил Вент. — Мой друг спокойно ужинал, когда этот… пьяный варвар…безо всякой причины набросился на него.

— Не поручусь головой, Вент, но я никогда не слышала, чтобы Тарантио лгал. И ни разу не видела его пьяным. Впрочем, это сейчас не важно. Вы оба сильные, отменные воины, как раз такие, в каких я нуждаюсь для этого дела. И однако же я не возьму вас с собой, если вы сейчас не пожмете друг другу руки и не поклянетесь, что до нашего возвращения будете побратимами по мечу. Я не могу взять в отряд людей, которые ненавидят друг друга. Во владениях даротов каждый из вас должен быть готов пожертвовать своей жизнью ради спасения другого. Вы меня поняли?

— Зачем ему побратим по мечу? — проворчал Вент. — Он и в одиночку разгонит всех даротов.

— Довольно! — рявкнула Карис. — Пожмите друг другу руки и поклянитесь. Живо!

С минуту оба мечника угрюмо молчали, затем Тарантио встал и протянул руку. Вент уставился на нее так, словно не верил собственным глазам, затем последовал его примеру, и они — как то водится у воинов — пожали друг другу запястья.

— Я буду защищать твою жизнь, как свою собственную, — сказал Тарантио.

— Я тоже, — процедил Вент.

— Выезжаем на рассвете, — подвела итог Карис. — Если твоего Форина к тому времени не отыщут — поедем без него.

С этими словами она направилась к своему коню, но тут Тарантио сказал:

— Я бы хотел взять с собой моего друга… Бруна. Карис обернулась.

— Он хороший воин? Тарантио пожал плечами.

— Нет, мой генерал, но глаза у него зорче, чем у орла. Можешь мне поверить.

— Делай, как хочешь, — отозвалась Карис.