"Задверье" - читать интересную книгу автора (Гейман Нил)

Глава вторая

Он был где-то глубоко под землей: в туннеле, быть может, или в забытом и высохшем канализационном стоке. Короткие вспышки света лишь сгущали, а не разгоняли темноту.

Он не один, бок о бок с ним идут еще люди, хотя их лиц он не видит. Только теперь они не идут, а бегут, разбрызгивая ил и грязь. Медленно падают капли воды, кажущейся в сумраке кристально чистой.

Он сворачивает за угол, а Зверь его поджидает.

Зверь огромен. Его туша заполняет все жерло туннеля: голова опущена, из пасти и от ощетинившихся боков валит белесый в стылом воздухе пар. Это какой-то кабан, думает он поначалу, а потом понимает, какая это чушь: таких громадных кабанов не бывает. Чудовище — размером с быка, с тигра, с легковую машину.

Чудовище смотрит на него, и мгновение застывает на сотню лет, пока он заносит копье. Он смотрит на свою сжимающую древко руку и отмечает, что это не его рука: на предплечье темнеют космы шерсти, на месте пальцев — скрюченные когти.

И тут чудовище атакует. Он бросает копье, но уже слишком поздно, и он чувствует, как Зверь пронзает ему бок острыми, как скальпели, бивнями, как жизнь утекает из него в грязь, и понимает, что упал лицом в воду, которая заалеет густыми завитками лишающейся воздуха крови… Он пытается закричать, старается проснуться, но вдохнуть может только ил, воду и кровь, а чувствует одну лишь боль.

— Дурной сон? — спросила девушка.

Хватая ртом воздух, Ричард сел на диване. Шторы были еще задернуты, но по сочащимся в щели блеклым лучам он определил, что за окном утро. Нашарив на диване пульт, который ночью каким-то образом забрался ему под поясницу, он выключил телевизор.

— Ага. Вроде того.

Он потер глаза, чтобы окончательно проснуться, и, произведя себе досмотр, с удовольствием отметил, что, собираясь ложиться, снял пиджак и ботинки. Перед его рубашки стал жестким от грязи и запекшейся крови.

Бездомная девушка промолчала. Выглядела она ужасно: бледное личико под слоем сажи и бурой крови, под глазами черные круги. Ричарду она показалась совсем маленькой. Одета она была во множество блуз и свитеров, натянутых поверх друг друга. Странная это была одежда: грязный бархат и пыльные кружева, все в дырах, через которые проглядывали другие слои и стили. На взгляд Ричарда, она выглядела так, словно когда-то совершила налет на отдел «История моды» в музее Виктории и Альберта и до сих пор носит награбленное. Короткие волосы у нее чем-то безнадежно испачканы, но судя по всему, под всей грязью были темно-рыжими.

Надо признать, Ричард и сам ненавидел людей, произносящих очевидные вещи, тех, которые подходят и говорят то, что ты и сам не мог бы не заметить: «Идет дождь», или «У вашего пакета с продуктами только что порвалось дно, и все покупки попадали в лужу», или даже «Ох, наверное, вам очень больно».

— Выходит, ты проснулась, — сказал Ричард и возненавидел себя самого.

— Чья это барония? — спросила девушка. — Чей фьеф?

— М-м-м. Извини?

Она подозрительно огляделась по сторонам.

— Где я?

— Литтл-Кэмден-стрит, Ньютовские многоквартирники, четыре…

Он умолк. Девушка раздвинула шторы, впустив холодный дневной свет, и удивленно уставилась на улицу, хотя вид из окна открывался довольно ординарный. Широко раскрыв глаза, она смотрела на легковушки и автобусы, на пятачок магазинов возле его дома: газетная лавка, булочная, аптека и винный магазин.

— Я в Над-Лондоне, — сказала она.

— Да, ты в Лондоне, — ответил Ричард, а про себя подумал: «А что, есть еще и „под“? И „под“ чем же?» — Вчера ты, наверное, была в шоке. У тебя на руке ужасная рана. — Он подождал, пока она что-нибудь скажет, как-то объяснит, что с ней случилось, но она только глянула на него искоса, а потом снова перевела взгляд на автобусы и магазины. — Я… э… нашел тебя на тротуаре, — продолжал Ричард. — Крови было довольно много.

— Не беспокойся, — серьезно сказала она. — По большей части кровь была не моя.

Она опустила штору и начала разматывать шарф, ставший жестким от крови. Осмотрев рану у себя на руке, девушка поморщилась.

— Надо что-то с этим делать, — сказала она. — Поможешь мне?

Ричард почувствовал, что происходящее выше его разумения.

— Честное слово, я мало что смыслю в первой помощи.

— Ладно, — отозвалась она. — Если у тебя такой слабый желудок, тебе нужно будет только подержать бинты и завязать концы, до которых мне самой не дотянуться. У тебя ведь есть бинты, правда?

Ричард кивнул.

— Ага. В аптечке под раковиной.

И пошел в спальню, где, переодеваясь, задавался вопросом, отстирается ли когда-нибудь рубашка — его лучшая рубашка, купленная — о Господи!.. Джессика… она же на стенку полезет.

Кровавая вода что-то ему напомнила, вероятно, какой-то виденный однажды сон, но он ни за что на свете не смог бы сказать, что именно. Вытащив затычку, он дал воде в раковине стечь и наполнил ее чистой, куда плеснул разошедшегося беловатыми завитками детолла, едкий антисептический запах которого показался до крайности здравым и успокаивающе медицинским: лекарство от странности и гостьи, и ситуации вообще. Она наклонилась, и он полил теплой водой ей на плечо и руку.

Желудок у Ричарда оказался далеко не таким слабым, как он думал. Лучше сказать, он был поразительным трусом, когда речь шла о крови на экране: забористого фильма с зомби или врачебной мелодрамы с иголками хватало, чтобы он забивался в угол, дышал с присвистом и, закрыв лицо руками, бормотал: «Просто скажите, когда все кончится». Но когда дошло до настоящей крови, настоящей боли, он просто стал помогать. Они промыли рану, которая действительно была далеко не такой глубокой, как помнилось Ричарду по вчерашнему вечеру, и ее перевязали, причем девушка изо всех сил старалась не морщиться. Ричард поймал себя на том, что его донимает множество вопросов: например, сколько ей лет и как, собственно, она выглядит, если смыть с нее всю грязь, и почему живет на улице…

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Ричард. Ричард Мейхью. Дик.

Она кивнула, точно запоминая всю фразу.

— Ричардричардмейхьюдик, — повторила она. В дверь позвонили.

Поглядев на беспорядок в ванной и девушку, Ричард спросил себя, что сказал бы о происходящем сторонний человек, зашедший сюда случайно. Как, например…

— О Господи! — выдохнул он, в голову ему пришло самое худшее. — Готов поспорить, это Джесс. Она меня убьет.

«Спасать ситуацию. Спасать ситуацию».

— Слушай, — сказал он девушке. — Подожди здесь. Плотно закрыв за собой дверь ванной, он прошел по коридору.

И только распахнув входную дверь, он с чувством, от всего сердца вздохнул с облегчением. Это была не Джессика. Это были… кто? Мормоны? Свидетели Иеговы? Полиция? Сразу не разберешь. Во всяком случае, их было двое.

Оба одеты в черные костюмы, чуть засаленные, чуть поношенные, но даже Ричард, причислявший себя к людям, страдающим одежным кретинизмом, уловил в их покрое что-то странное. Такие костюмы мог бы сшить двести лет назад портной, которому описали современный костюм, но который сам ни одного не видел. Отстрочка не там, да и прочие мелочи не на месте.

«Лиса и волк», — невольно подумал Ричард. А потом спросил себя, откуда взялась эта мысль.

Тот, кто стоял впереди, лисоватый, был ростом ниже Ричарда. У него были обвислые сальные волосы невероятного оранжевого цвета и мертвенно-бледная кожа. Когда Ричард открыл дверь, он широко улыбнулся — но запоздал на долю секунды, его зубы наводили на мысль о каком-то инциденте на кладбище.

— Прекрасного вам утра, добрый сэр, — сказал гость, — в этот чудесный и солнечный день.

— Э… Здравствуйте.

— Мы ведем расследование деликатного свойства, поэтому предпочитаем беседовать с глазу на глаз. Вы не против, если мы войдем?

— Ну, сейчас это не очень удобно, — протянул Ричард, а потом спросил: — Вы из полиции?

Второй посетитель, высокий мужчина с черным с проседью ежиком волос, которого Ричард назвал про себя волком и который, прижимая к груди стопку фотографий, стоял чуть позади своего товарища, до сих пор молчал, просто ждал — огромный и бесстрастный. Сейчас он один раз хохотнул, негромко и грязно. Было в этом смехе что-то нездоровое.

— Полиция? Увы, — сказал тот, что поменьше. — Мы не можем претендовать на такое блаженство. Карьера на стезе закона и порядка, хотя, несомненно, привлекательная, не была начертана в картах, какие сдала нам с братом госпожа Фортуна. Нет, мы просто частные лица, обычные граждане. Позвольте представиться. Я мистер Круп, а этот джентльмен — мой брат мистер Вандермар.

На братьев они не походили. Они вообще не походили ни на кого, кого Ричарду доводилось видеть.

— Ваш брат? — переспросил Ричард. — А разве у вас не должна быть одна фамилия?

— Я поражен. Какой ум, мистер Вандермар! Острый и проницательный, если не сказать — пронзающий. Кое-кто у нас так остер, — сказал он, придвигаясь ближе к Ричарду, потом встал на цыпочки и сказал прямо ему в лицо: — Что может порезаться.

Ричард непроизвольно отступил на шаг.

— Нам можно войти? — спросил мистер Круп.

— Что вам надо?

Мистер Круп вздохнул — сам он, очевидно, полагал, что изображает горькую тоску.

— Мы ищем нашу сестру, — объяснил он. — Своевольное дитя, своенравное и упрямое, которое решило разбить сердце нашей бедной овдовевшей матери.

— Сбежала, — негромко пояснил мистер Вандермар и ткнул Ричарду под нос стопку фотографий. — Она немного… того, — добавил он, крутя у виска пальцем, чтобы показать, что девчонка совершенно сумасшедшая.

Ричард перевел взгляд на верхний лист. Там значилось:

ВЫ ВИДЕЛИ ЭТУ ДЕВУШКУ?

Ниже была серая после ксерокса фотография девушки, которая показалась Ричарду более опрятной, более чистой и длинноволосой версией юной леди, которую он оставил у себя в ванной.

Еще ниже шел текст:

ОТЗЫВАЕТСЯ НА ИМЯ ВЕРА. КУСАЕТСЯ И ЛЯГАЕТСЯ. СБЕЖАЛА. СКАЖИТЕ, ЕСЛИ ВЫ ЕЕ ВИДЕЛИ. ХОТИМ ВЕРНУТЬ. ВЫПЛАЧИВАЕТСЯ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ.

А под ним номер телефона.

Ричард пригляделся к снимку: это определенно была девушка в его ванной.

— Нет, — сказал он. — Боюсь, я ее не видел. Извините. Мистер Вандермар, однако, его не слушал. Запрокинув голову, он принюхивался, точно человек, уловивший странный или неприятный запах. Ричард протянул ему фотографию, но, оттолкнув его, высокий просто вошел в квартиру — ни дать ни взять рыщущий волк. Ричард метнулся следом.

— Что, скажите на милость, вы себе позволяете? Перестаньте немедленно. Убирайтесь. Послушайте, туда нельзя…

Потому что мистер Вандермар направился прямиком в ванную.

Ричард понадеялся, что у девушки — Веры? — хватило ума запереться. Но нет. От толчка мистера Вандермара дверь распахнулась. Он вошел, а Ричард, чувствуя себя никчемной собачонкой, тявкающей на ботинки почтальона, последовал за ним.

Ванная была небольшая. В ней имелись ванна, унитаз, раковина, несколько флаконов шампуня, кусок мыла и полотенца. Когда Ричард вышел отсюда пару минут назад, в ней также имелась довольно грязная, окровавленная девушка, перепачканная кровью раковина и открытая аптечка. Теперь здесь было пусто и до блеска чисто.

Спрятаться девушке было просто негде. Выйдя из ванной, мистер Вандермар толкнул дверь в спальню, куда тоже вошел и внимательно осмотрелся.

— Не знаю, что вы тут вытворяете, — сказал Ричард, — но если вы оба сейчас же не уберетесь из моей квартиры, я позвоню в полицию.

Мистер Вандермар, прервав свое изучение гостиной, повернулся, и тут Ричард внезапно осознал, что он очень, очень испуган, как маленькая собачка, только что обнаружившая, что существо, которое она приняла за почтальона, на самом деле гигантский питающийся собаками инопланетянин из кинофильмов, которые так не одобряла Джессика. Ричард поймал себя на том, что задается вопросом, не тот ли мистер Вандермар человек, которому обычно говорят: «Не делайте мне больно!», и если да, то бывает ли от этих просьб толк.

А потом лисоватый мистер Круп сказал:

— Ну конечно, конечно. И что это на вас нашло, мистер Вандермар? Готов поклясться, это тоска по нашей дорогой сестричке ударила ему в голову. Извинитесь же перед джентльменом, мистер Вандермар.

Мистер Вандермар кивнул и после паузы произнес:

— Думал, мне надо в туалет. Оказалось, нет. Извините. Мистер Круп сделал несколько шагов по коридору, толкая перед собой мистера Вандермара.

— Ну вот. Надеюсь, вы простите дурные манеры моего непутевого брата. Он почти помешался от тревоги за нашу бедную дорогую овдовевшую мать и нашу сестру, которая, пока мы тут разговариваем, скитается по улицам города, не ведая ни любви, ни заботы. Клянусь вам, это совсем его подкосило. Тем не менее такого малого, как он, всегда неплохо иметь на своей стороне. Разве не так, здоровяк?

К завершению речи мистера Крупа оба брата уже стояли на лестничной клетке. Мистер Вандермар молчал и почти помешавшимся от горя не выглядел. Повернувшись к Ричарду, мистер Круп изобразил еще одну лисью улыбку.

— Скажите нам, если ее увидите, — посоветовал он.

— До свидания, — ответил Ричард.

Потом закрыл и запер дверь. И впервые с тех пор, как тут поселился, накинул цепочку.

— Я не толстый, — сказал мистер Вандермар. Мистер Круп, который перерезал телефонный провод Ричарда при первом же упоминании полиции и начал уже сомневаться, тот ли это был провод, поскольку познания в технологии двадцатого века были не самой сильной его стороной, взял у него ксерокопию.

— Этого я никогда не говорил, — отозвался он. — Плюньте.

Харкнув, мистер Вандермар сплюнул ком флегмы на объявление. Мистер Крупп налепил его на стену возле двери Ричарда. Бумага тут же пристала, причем намертво.

ВЫ ВИДЕЛИ ЭТУ ДЕВУШКУ? — спрашивала она.

— Вы сказали «здоровяк». Что означает «толстый».

— А еще означает «сильный, крепкий, стойкий, энергичный, храбрый, решительный, отважный», — возразил мистер Круп. — Вы ему поверили?

Они стали спускаться по ступенькам.

— Черта с два я ему поверил, — сказал мистер Вандермар. — Я ее запах почуял.

Ричард подождал в коридоре, пока несколькими этажами ниже не захлопнулась с грохотом дверь подъезда. Он медленно шел по коридору к ванной, когда вдруг громко зазвонил телефон. Ричард вздрогнул. Опрометью бросившись назад, он схватил трубку.

— Алло? Алло?

Из трубки не донеслось ни звука, зато где-то раздался щелчок, и из автоответчика на столе у телефона послышался голос Джессики, который произнес:

— Ричард? Это Джессика. Очень жаль, что тебя нет дома, потому что это был бы наш последний разговор, и мне очень хотелось сказать это тебе лично.

Только тут Ричард заметил, что телефон мертв. Свисавший за телефонной трубкой шнур был аккуратно перерезан приблизительно в футе от аппарата.

— Вчера вечером ты поставил меня в крайне неловкое положение, Ричард, — продолжал голос. — Что касается меня, наша помолвка расторгнута. Я не намерена возвращать тебе кольцо, даже видеться с тобой не хочу. Надеюсь, вы с твоей бедолажкой сгниете в аду. Пока.

— Джессика! — заорал Ричард, надеясь, быть может, благодаря одной лишь громкости прорваться в телефонную сеть.

Лента остановилась, снова раздался щелчок, и на автоответчике замигал красный огонек.

— Дурные новости? — спросила девушка.

Она стояла у него за спиной, возле встроенной мини-кухоньки, рука у нее была аккуратно перевязана. Она как раз доставала из коробки пакетики с чаем, которые собиралась разложить по кружкам. На плите кипел чайник.

— Да, — сказал Ричард. — Очень дурные.

Войдя в кухоньку, он протянул ей объявление с заголовком «ВЫ ВИДЕЛИ ЭТУ ДЕВУШКУ?».

— Это ведь ты, правда? Она подняла бровь.

— На фотографии я.

— И тебя зовут… Вера? Она покачала головой.

— Меня зовут д'Верь, Ричардричардмейхьюдик. С молоком и сахаром?

Теперь Ричард уже решительно ничего не понимал и потому сказал только:

— Ричард. Просто Ричард. Сахару не надо. — А потом спросил: — Слушай, если это не очень личный вопрос, что все-таки с тобой случилось?

Д'Верь налила в кружки кипятку.

— Тебе лучше не знать, — просто сказала она.

— Э… ну ладно, извини, если я…

— Нет, Ричард. Честное слово, тебе лучше этого не знать. Ничего Хорошего тебе это не принесет. Ты уже и так сделал больше, чем следовало.

Вынув пакетики, она протянула ему кружку с чаем. Забирая ее, Ричард сообразил, что все еще держит в руке телефонную трубку.

— Ладно… я просто. Не мог же я тебя там оставить.

— Мог, — возразила она. — Но не оставил. Прижавшись к стене, она выглянула в окно. Ричард тоже подошел посмотреть. На противоположной стороне улицы господа Круп и Вандермар выходили из булочной, объявление с заголовком «Вы видели эту девушку?» красовалось на самом видном месте в витрине.

— Они правда твои братья? — спросил он.

— Да будет тебе, — пренебрежительно протянула она. — Сам-то ты в это веришь?

Прихлебывая чай, он попытался сделать вид, что все нормально, все так и должно быть.

— Так где ты была? — спросил он. — Только что?

— Здесь, — ответила она. — Слушай, раз эти двое ошиваются поблизости, нужно передать записку кое-кому… — Она помедлила. — Кое-кому, кто может помочь. Я сама не решусь отсюда выйти.

— Ну… Разве тебе совсем некуда пойти? Позвонить кому-нибудь мы не можем?

Забрав у него трубку с волочащимся за ней обрезанным шнуром, она покачала головой.

— У моих друзей нет телефона. — Девушка положила трубку на телефон, где она показалась Ричарду такой бесполезной и одинокой.

А девушка улыбнулась — быстрой озорной улыбкой.

— Хлебные крошки! — сказала она.

— Извини? — переспросил Ричард.

Окошко в задней стене спальни Ричарда выходило на небольшой пятачок черепицы и кровельных желобов. Чтобы дотянуться до него, девушке пришлось встать на кровать. Распахнув окно, она разбросала по крыше крошки.

— Но я не понимаю, — гнул свое Ричард.

— Конечно, не понимаешь, — согласилась она. — А теперь — ш-ш-ш. — Она приложила палец к губам.

Сверху захлопали крылья, и на крышу приземлился лоснящийся, отблескивающий пурпурно-серо-зеленым голубь. Голубь стал клевать крошки, д'Верь, протянув здоровую правую руку, осторожно его взяла. Птица посмотрела на нее с любопытством, но сопротивляться не стала.

Они сели на кровать. Д'Верь попросила Ричарда подержать голубя, пока она прикрепляла к его лапке записку ярко-синей резинкой, которой Ричард прежде скреплял счета за электричество.

Ричард и в лучшие времена голубей в руки брал без особого энтузиазма.

— Не понимаю, какой в этом смысл, — сказал он. — Я хочу сказать, это же не почтовый голубь, а самый обычный лондонский. Из тех, что гадят на памятник лорду Нельсону.

— Вот именно, — согласилась д'Верь.

Одна щека у нее была оцарапана, грязные рыжие волосы казались спутанными. Спутанными, но не свалявшимися. А глаза… Ричард поймал себя на том, что не может сказать, какого цвета у нее глаза. Они не были ни голубыми, ни зелеными, ни карими; они напоминали огненные опалы: при каждом ее движении, каждой ее гримаске в них вспыхивали и исчезали зеленые, синие, даже красные искорки.

Забрав у него птицу, она поднесла ее к лицу и внимательно всмотрелась в глаза. Склонив голову набок, птица в свою очередь уставилась на нее.

— Ладно, — сказала д'Верь, а потом издала странный звук, похожий на гульканье голубей, — ладно, Чиррлпп, ты разыщешь маркиза де Карабаса. Понятно?

Голубка гулькнула в ответ.

— Молодчина. Понимаешь, это важно, поэтому лучше бы…

Птица прервала ее брюзгливым гульканьем.

— Извини, — сказала д'Верь. — Конечно, ты знаешь, что делаешь.

Поднеся птицу к окну, она подкинула ее в воздух. Ричард только пораженно наблюдал за этим ритуалом.

— А знаешь, если судить по воркованию, она как будто тебя поняла, — сказал он, глядя, как птица все уменьшается и наконец исчезает за коньком дальней крыши.

— По-всякому бывает, — ответила д'Верь. — А теперь остается только ждать.

Подойдя к книжному шкафу в углу спальни, она нашла «Мэнсфилд-парк», о существовании которого в своем доме Ричард даже не подозревал, и удалилась с книгой в гостиную. Ричард поплелся следом. Устроившись поудобнее на диване, д'Верь открыла книгу.

— Значит, это искаженное «Вера»? — спросил он. — Что?

— Твое имя. — Нет.

— А как оно пишется?

— «Дэ»-«Вэ»-«Е»-«Эр»-«Мягкий знак». Как то, во что входят.

— Гм. — И не зная, что еще сказать, спросил: — И что же это за имя такое?

А она посмотрела на него странными многоцветными глазами и ответила:

— Мое, — и вернулась к роману Джейн Остин.

Отыскав пульт, Ричард включил телевизор, потом переключился на другой канал. Потом еще на один. Вздохнул. Переключился на третий.

— Ну и чего мы ждем?

Д'Верь, не поднимая глаз, перевернула страницу.

— Ответа.

— Какого ответа? Она пожала плечами.

— А, ладно.

Когда с нее смылась хотя бы часть крови и грязи, кожа у нее оказалась очень белая. Интересно, она такая бледная от болезни или от потери крови? Или просто редко выходит на улицу? Что, если она побывала в тюрьме? Хотя нет, для этого она слишком молодо выглядит. Может, сказав, что она сумасшедшая, высокий говорил правду…

— Послушай, когда приходили эти двое мужчин…

— Мужчин? — Опаловые глаза расширились и вспыхнули.

— Круп и, как там его, Вандербильт.

— Ван-дер-мар. — С мгновение она задумчиво смотрела перед собой, потом кивнула: — Да, пожалуй, их можно назвать людьми. У каждого — две руки, две ноги, одна голова.

— Когда они зашли в квартиру, — продолжал Ричард, — где ты была?

Лизнув палец, она перевернула страницу.

— Здесь.

— Но…

Он замолчал — а что тут можно сказать? В квартире ей было спрятаться решительно негде. Но из квартиры она не выходила. Однако же…

В углу зашуршало, и из-под груды видеокассет у телевизора выскочило что-то темное размером чуть больше мыши.

— О Боже! — крикнул Ричард и изо всех сил швырнул в незваного гостя пультом, который с грохотом ударился о кассеты. Темное существо словно растворилось в воздухе.

— Ричард! — возмущенно воскликнула д'Верь.

— Все в порядке, — сказал он и пояснил: — Думаю, это всего лишь крыса.

— Ну конечно, это крыса! — Девушка пробуравила его сердитым взглядом. — А ты напугал бедняжку.

Оглядев комнату, она приоткрыла рот и, прижав язык к передним зубам, издала негромкий свистящий звук.

— Эй? — позвала она, потом, забыв про «Мэнсфилд-парк», стала на колени. — Эй?

Она снова прожгла Ричарда взглядом.

— Не дай бог ты ее ранил… — пригрозила она, а потом мягче обратилась в пространство: — Мне очень жаль, он последний кретин. Выходи.

— Я не кретин, — оскорбился Ричард.

— Ш-ш-ш, — оборвала она. — Эй?

Из-под дивана блеснули два черных глаза. Потом показался розовый нос. Наконец зверек вылез и подозрительно огляделся по сторонам. «Все-таки крыса, — решил Ричард. — Для мыши она слишком велика».

— Здравствуй! — тепло сказала д'Верь. — С тобой все в порядке?

Она протянула руку. Взобравшись на ладонь, грызун пробежал вверх и удобно устроился на сгибе локтя. Д'Верь погладила его пальцем по спинке. Крыса была темно-бурая, с длинным розовым хвостом. На боку у нее белело что-то, подозрительно напоминавшее листок свернутой бумаги.

— Это крыса, — сказал Ричард, чувствуя, что бывают времена, когда можно простить человека, говорящего очевидные вещи.

— Ну да. Ты собираешься извиниться? — Что?

— Извиниться.

Может быть, он неверно ее расслышал? Или, может, это он тут сошел с ума?

— Перед крысой?

Д'Верь промолчала — довольно многозначительно.

— Мне очень жаль, — с достоинством сказал Ричард крысе, — если я тебя напугал.

Крыса подняла на д'Верь блестящие глазки.

— Нет, он искренне говорит, — сказала девушка. — Это не пустые слова. И что у тебя для меня есть?

Ее пальцы повозились на боку крысы и наконец отвязали сложенный во много раз кусочек бурой бумаги, прикрепленной чем-то, что показалось Ричарду слишком уж похожим на ярко-синюю резинку.

Это действительно был листок бурой бумаги с обтрепанными краями и каракулями черными чернилами. Прочтя послание, д'Верь кивнула.

— Большое спасибо, — сказала она крысе. — Я очень ценю то, что ты для меня сделала.

Сбежав с ее руки на диван, грызун глянул возмущенно на Ричарда, а потом исчез в тени от журнального столика. Девушка по имени д'Верь протянула листок Ричарду.

— Вот прочти, — сказала она.

День в Большом Лондоне клонился к вечеру, а поскольку надвигалась осень, быстро темнело. Доехав на метро до Тоттенхэм-Корт-роуд, Ричард теперь шел на запад по Оксфорд-стрит, зажав в руке листок бумаги.

— Это записка, — сказала она, протягивая ему листок. — От маркиза де Карабаса.

Ричард был уверен, что где-то слышал это имя раньше.

— Как мило, — сказал он. — У него что, открытки кончились?

— Так гораздо быстрее.

Он миновал сияющие огнями витрины мегамаркета «Вирджин» и сувенирную лавку, где торговали шлемами лондонских бобби и игрушечными красными лондонскими автобусами, потом кафетерий, где продавали пиццу ломтями, а за ним повернул направо…

— Ты должен следовать этим указаниям. Постарайся, чтобы за тобой никто не увязался. — А потом она со вздохом добавила: — Мне, правда, не следовало бы настолько тебя впутывать.

— Если я буду следовать этим указания… это поможет тебе отсюда выбраться?

— Да.

Он свернул направо, на Хэнвей-стрит. И хотя всего на несколько шагов отошел от сияющей огнями суматохи Оксфорд-стрит, точно очутился в другом городе: Хэнвей оказалась узким и унылым богом забытым переулком с мрачными магазинами грампластинок, единственный свет лился в него из подпольных питейных клубов на верхних этажах. С нехорошим предчувствием он решительно зашагал в темноту.

— «… оттуда налево, на Хэнвей-плейс, а потом снова направо, в переулок Орм. Там остановиться под первым фонарем…» Ты уверен, что это тебя не затруднит?..

— Уверен.

Никакого переулка Орм он не помнил, хотя однажды бывал на Хэнвей-плейс. Там был подвальный индийский ресторанчик, который очень любил его приятель Гарри. Насколько Ричард помнил, Хэнвей-плейс упиралась в тупик.

А вот и сам ресторанчик — «Мэндир»; Ричард прошел мимо открытой двери и гостеприимно освещенных, уходящих вниз ступенек, а потом свернул налево.

Он ошибался. Переулок Орм действительно существовал. Он даже табличку на доме увидел:

ПЕРЕУЛОК ОРМ № 1

Неудивительно что раньше он его не замечал: это был узенький проход между двумя домами, освещенный потрескивающим газовым рожком.

«Такие уже нечасто увидишь», — подумал Ричард и поднял листок поближе к свету, чтобы прочитать, что делать дальше.

— «Потом повернуться вокруг себя трижды противусолонь». Это еще что значит ?

— Противусолонь значит против часовой стрелки, Ричард. Чувствуя себя глупо, он повернулся три раза.

— А зачем мне делать все это лишь для того, чтобы встретиться с твоим другом? Я хочу сказать, зачем нужна эта чушь…

— Это не чушь. Честное слово. Просто… пойди у него на поводу, ладно? — И она ему улыбнулась.

Он закончил поворачиваться. Потом прошел проулок до конца. Ничего. Металлический бак для мусора, а возле него что-то вроде горы тряпья.

— Эй? — позвал Ричард. — Есть тут кто-нибудь? Я друг д'Вери. Эй?

Но нет, тут никого не было.

Ричард даже испытал облегчение. Теперь он пойдет домой и расскажет девушке, что ничего не случилось, а потом позвонит в соответствующие инстанции, и умные люди во всем разберутся.

Смяв листок в плотный ком, он швырнул его в сторону мусорного бака.

То, что Ричард принял за груду тряпья, развернулось, потянулось и плавно встало, а смятый бумажный ком поймала в воздухе чья-то рука.

— Полагаю, это мое, — сказал маркиз де Карабас.

На нем было щегольское черное одеяние, не совсем сюртук, не совсем шинель, поношенная одежда и высокие байкерские ботинки. На исключительно темном лице горели белки глаз. А еще он на мгновение сверкнул белыми зубами, словно усмехался собственной шутке, и, поклонившись Ричарду, произнес:

— Де Карабас к вашим услугам, а вы будете?..

— М-м.. — выдавил Ричард. — Э-э… М-м-м…

— Так. Ты Ричард Мейхью, молодой человек, который спас нашу раненную д'Верь. Как она себя чувствует?

— Э… Нормально. Рука у нее еще немного…

— Быстрота ее выздоровления, без сомнения, поразит всех нас. Ее семья обладает удивительной способностью к исцелению. Просто чудо, что кому-то удалось их всех убить, а?

Человек, называвшийся маркизом де Карабасом, беспокойно расхаживал взад-вперед по проулку. Ричард уже понял, что маркиз из тех, кто постоянно пребывает в движении, точно крупный зверь семейства кошачьих, ягуар, например, а может быть, черная пантера.

— Кто-то убил семью д'Вери? — переспросил Ричард.

— А ведь мы недалеко уйдем, если ты так и будешь повторять все, что я скажу, правда? — усмехнулся маркиз, который теперь стоял перед Ричардом. — Сядь, — приказал он.

Ричард оглядел проулок в поисках, на что бы сесть. Положив ему руку на плечо, маркиз слегка нажал, и Ричард растянулся на брусчатке.

— Она знает, что я обхожусь недешево. Что именно она мне предлагает?

— Извини?

— Что на кону? Она же тебя договариваться послала, молодой человек. Мои услуги стоят дорого, и задарма я не работаю.

Ричард пожал плечами — насколько это вообще возможно в положении лежа.

— Она просила вам передать, что хочет, чтобы вы проводили ее домой… где бы это ни было… и чтобы нашли ей телохранителя.

Даже когда маркиз стоял на месте, его глаза беспрестанно двигались. Вверх, вниз, по сторонам, словно он что-то искал, что-то прикидывал в уме. Складывал, вычитал, оценивал. Ричард спросил себя, не сумасшедший ли перед ним.

— И что она мне предлагает?

— Ну… Ничего.

Подув себе на ногти, маркиз отполировал их об отворот своего примечательного пальто и отвернулся.

— Она. Мне. Предлагает. Ничто. — Судя по тону, он был оскорблен.

Ричард кое-как встал на ноги.

— Ну, про деньги она ничего не говорила. Просто сказала, что будет у тебя в долгу.

Сверкнули белки глаз.

— И какой именно это будет долг?

— Очень большой, — сказал Ричард. — Она будет у тебя в по-настоящему большом долгу.

Де Карабас улыбнулся, как голодный леопард, увидевший заблудившегося крестьянского мальчика. Потом набросился на Ричарда:

— И ты оставил ее одну? При том, что вокруг бродят Круп и Вандермар? Ну так чего ты расселся?

Опустившись на колени, он достал из кармана небольшой металлический предмет, который вставил в крышку водосточного люка в устье проулка и повернул. Крышка поднялась на удивление легко. Спрятав этот предмет, маркиз из другого кармана вытащил что-то, напомнившее Ричарду фейерверк на длинной палке или химический факел. Держа его за конец, он провел вдоль него рукой, и химфакел вспыхнул алым пламенем.

— Можно задать вопрос? — спросил Ричард.

— Однозначно нет, — ответил маркиз. — Ты никаких вопросов не задаешь. Ты никаких ответов не получаешь. Ты с тропы не сходишь. Ты даже не думаешь о том, что в данный момент с тобой происходит. Понял?

— Но…

— И самое главное: никаких «но». А теперь нам нужно избавить деву от беды, — сказал де Карабас. — Время не на нашей стороне. Шевелись!

Он указал в открывшуюся под люком черноту.

Ричард зашевелился: стал с трудом карабкаться по металлической лестнице, вмонтированной в стену под крышкой люка, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке, понимая, что попал на такую глубину, выбраться с которой можно только на батискафе. Он был настолько ошарашен, что ему даже не пришло в голову спросить, куда они идут.

Интересно, где они? На взгляд Ричарда, на канализацию никак не походило. Может, это туннель для телефонных проводов или даже для очень маленьких поездов? Или… для чего-нибудь еще. Оказывается, он не слишком-то много знает о том, что происходит под лондонскими улицами.

Он ступал осторожно, нервно, боясь зацепиться за что-нибудь ногой, споткнуться в темноте и вывихнуть или сломать коленку. Де Карабас беззаботно шагал впереди, по-видимому, совершенно безразличный к тому, идет с ним Ричард или отстал. От горевшего алым факела по стенам метались огромные тени.

Ричард перешел на бег, чтобы догнать маркиза.

— Посмотрим… — пробормотал де Карабас. — Мне нужно доставить ее на Ярмарку. Следующая… м-м… через два дня, если память мне не изменяет, а она мне неизменно не изменяет. До тех пор я сумею ее спрятать.

— На Ярмарку? — спросил Ричард.

— На Передвижную Ярмарку. Но тебе про это лучше не знать. Больше никаких вопросов.

Ричард огляделся по сторонам.

— Ну, я собирался спросить, где мы. Но полагаю, ты все равно мне не скажешь.

Маркиз снова усмехнулся.

— Учишься! — сказал он. — Ты и так уже слишком глубоко увяз.

— Святая правда… — вздохнул Ричард. — Невеста меня бросила, и, вероятно, придется покупать новый телефон…

— Темпль и Арч! Телефон — последняя из твоих проблем.

Де Карабас поставил химический факел на пол, прислонив его к стене, где он продолжал гореть и искриться, и начал взбираться по вмурованным в стену металлическим скобам. После минутной заминки Ричард последовал за ним. Скобы были холодными и ржавыми. Он чувствовал, как под его ладонями осыпается ржавчина, частички которой забивались ему в глаза и в рот. Алый свет снизу потрепыхался, замерцал и погас. Дальше они карабкались в кромешной тьме.

— Значит, мы возвращаемся к д'Вери?

— Со временем. Есть еще одна мелочь, которую мне нужно сначала организовать. Страховку. И когда выйдем на дневной свет, вниз не смотри.

— Почему? — спросил Ричард.

А потом дневной свет ударил ему в лицо, и он посмотрел вниз.

— Был ясный день («Как это может быть день?» — спросил у него в голове слабый разумный голосишко. Была же почти ночь, когда он свернул в проулок. А ведь прошло… сколько?.. около часа?), и он цеплялся за перекладину железной лестницы, которая шла вдоль стены очень высокого здания (но всего несколько секунд назад он карабкался по этой самой лестнице, и она шла внутри!), а под собой видел…

Лондон.

Крохотные машинки. Крохотные автобусы и такси. Крохотные домики. Деревья. Миниатюрные грузовички. Крохотные, совсем как букашки люди. Они то проступали яснее, то расплывались снова.

Чистой правдой было бы сказать, что Ричард не слишком хорошо переносил большую высоту, но это не давало полной картины. Это было бы все равно что сказать: планета Юпитер больше утки. В общем и целом верно, но можно было бы выразиться поточнее. Ричард ненавидел утесы, скалы и высотные здания: где-то внутри него гнездился страх — не просто страх, а абсолютный и бесконечный ужас, — что если он однажды подойдет к краю слишком близко, то что-то им завладеет, и он против воли шагнет в пустоту. Он как будто не мог доверять самому себе, и это пугало его много больше, чем просто падение. Поэтому он предпочитал называть этот ужас боязнью высоты, ненавидел себя и ее и старался держаться подальше от смотровых площадок и вышек.

Ричард застыл. Его руки цепко прилепились к перекладинам. Где-то за глазными яблоками расцветала боль. Он дышал слишком часто, слишком глубоко.

— Кто-то, — произнес у него над головой веселый голос, — меня не слушал, да?

— Я… — Но голосовые связки у Ричарда отказывались повиноваться. Он сглотнул, чтобы смочить горло. — Я не могу пошевелиться.

Ладони у него вспотели. Что, если они вспотеют настолько, что он просто соскользнет в пустоту…

— Конечно, можешь. А если нет, то останешься здесь: так и будешь висеть на стене, пока руки у тебя не замерзнут, ноги не подогнутся и ты не полетишь навстречу довольно грязной смерти, которая ждет тебя в тысяче футов внизу.

Ричард посмотрел вверх на маркиза. А тот, улыбаясь, смотрел вниз на Ричарда. Поймав его взгляд, де Карабас снял обе руки с перекладин и помахал ему пальцами.

Ричарда пробрала дрожь.

— Вот сволочь, — пробормотал он и, отлепив правую руку от перекладины, перенес ее на восемь дюймов, пошарил, пока не нашел следующую. Потом переставил на одну перекладину вверх правую ногу.

Повторил весь маневр левой рукой и ногой.

Некоторое время спустя он оказался на краю плоской крыши: переступил на нее и просто рухнул в изнеможении.

Он сознавал, что маркиз неспешно уходит куда-то прочь. Закрыв лицо руками, Ричард глубоко вздохнул, пошарив ладонью и нащупав под собой прочную твердую поверхность. Сердце у него в груди тяжело ухало.

— Тебя сюда не звали, де Карабас, — крикнул в отдалении грубоватый голос. — Уходи. Вали!

— Старый Бейли! — услышал Ричард голос де Карабаса. — Просто поразительно, насколько цветущий у тебя вид.

Ричард услышал, как к нему зашаркали чьи-то шаги, потом чей-то палец небольно ткнул его в ребра.

— Ты в порядке, сынок? У меня супчик варится. Хочешь немного? Из грачей, знаешь ли.

— Нет, спасибо, — сказал Ричард, открывая глаза. Первыми он увидел перья. Он не разобрал в точности, что перед ним: плащ, или накидка, или еще какая-то не имеющая названия верхняя одежда, но она была плотно и сверху донизу покрыта перьями. Над перьями подслеповато щурилось лицо — морщинистое, доброе, с седыми бачками. Круглое тело — в тех местах, где его не покрывали перья, — было обмотано веревками. Ричарду вспомнилась постановка «Робинзона Крузо», на которую его водили в детстве: теперь перед ним стоял Робинзон Крузо собственной персоной, только вот занесенный кораблекрушением не на необитаемый остров, а на крышу небоскреба.

— Меня звать Старый Бейли, дружок, — сказало подобие Робинзона Крузо и стало нашаривать очки, висящие на веревке у него на шее. Наконец смешной человечек их нашел, нацепил на нос и всмотрелся в лицо Ричарда. — Что-то я тебя не признаю. Ты какой баронии вассал будешь? Как тебя зовут?

Ричард не без труда заставил себя сесть. Они находились на крыше старого здания, построенного из бурого камня, над ними высилась башня, по углам ее выступали обветшавшие горгульи, которых время лишило конечностей, крыльев, а в паре случаев, как это ни печально, даже голов. Откуда-то снизу доносился вой полицейской сирены и приглушенный шум уличного движения. Неподалеку в тени башни стояла не то палатка, не то шатер. Нет, пожалуй, бурая палатка, старая, латаная-перелатаная и загаженная птицами. Ричард отрыл было рот, чтобы сказать симпатичному старику, как его зовут.

— Примолкни! — шикнул на него маркиз де Карабас. — Ни слова больше. — И всем корпусом повернулся к Старому Бейли: — Иногда люди, которые суют нос не в свои дела, — он громко щелкнул пальцами прямо под носом у старика, от чего тот даже подпрыгнул, — этих носов лишаются. К делу. Вот уже двадцать лет ты у меня в долгу, Старый Бейли. В большом долгу. И теперь пора платить.

Старик моргнул.

— Я был большим дураком, — тихо сказал он.

— Нет большего дурака, чем старый дурак, — согласился маркиз. Запустив руку во внутренний карман, он вытащил оттуда серебряный ларчик, побольше табакерки, поменьше шкатулки для сигар и гораздо лучше изукрашенный, чем та или другая. — Знаешь, что это?

— К сожалению, да.

— Тогда сохрани его для меня.

— Я не хочу держать его у себя.

— У тебя нет выбора, — сказал маркиз.

Серебряный ларчик старый «Робинзон» взял у него опасливо, обеими руками, будто он может в любую минуту взорваться, маркиз же легонько пнул Ричарда квадратным носком черного сапога.

— Ладно. А нам, пожалуй, пора двигаться, правда?

И действительно, он широким шагом двинулся по крыше, так что Ричарду ничего не оставалось, кроме как плестись следом, держась подальше от края. Маркиз толкнул дверь в стене башни, возле густой поросли печных труб, и они стали спускаться по плохо освещенной винтовой лестнице.

— Кто это был? — спросил Ричард, внимательно рассматривая тускло освещенный пролет. Шаги гулким эхом отдавались в сумраке лестницы.

Маркиз фыркнул.

— Ты ни слова из сказанного не слышал, понял? Тебя и так неприятности ждут. Что бы ты ни сделал, что бы ни сказал, что бы ни услышал, с каждой минутой становится только хуже. Лучше помолись, чтобы не зашел слишком далеко.

Ричард склонил голову набок.

— Прошу прощения, — сказал он. — Я знаю, это очень личный вопрос. Но вы клинический психопат?

— Возможно, но весьма маловероятно. А в чем дело?

— Ну, — сказал Ричард. — Один из нас точно тяжело болен.

Тусклые лампочки исчезли, тьма стала кромешной, и Ричард споткнулся, когда достиг последней ступеньки и, пошарив ногой, ее не обнаружил.

— Береги голову, — предостерег маркиз и открыл дверь, а Ричард ударился обо что-то лбом и вышел на свет, прикрывая глаза рукой.

Ричард потер лоб. Потом потер глаза. Они только что вышли через дверь стенного шкафа для щеток на лестничной клетке в его собственном доме. В шкафу обитали щетки, престарелая швабра и огромное семейство разнообразных моющих жидкостей, порошков и полиролей. Насколько мог видеть Ричард, никакой лестницы у задней стенки в нем не было, просто стена, на которой висел старый календарь в потеках воды, совершенно бесполезный — разве что когда-нибудь снова наступит тысяча девятьсот семьдесят девятый год.

Маркиз рассматривал объявление «Вы видели эту девушку?», приклеенное возле двери Ричарда.

— Не слишком удачный снимок, — сказал он.

Захлопнув дверцу стенного шкафа, Ричард достал ключи, отпер дверь своей квартиры и оказался дома. И, поглядев в окно гостиной, с облегчением увидел, что снова ночь.

— Ричард! — воскликнула д'Верь. — У тебя получилось!

За время его отсутствия она помылась, и ее одежда выглядела так, словно она хотя бы постаралась отчистить ее от крови и грязи. Чумазые лицо и руки стали теперь белыми. Ричард спросил себя, сколько же ей лет? Пятнадцать? Шестнадцать? Больше? Все равно трудно разобрать.

Она надела кожаную куртку, в которой была, когда он ее нашел: огромную коричневую летную куртку, и из-за нее почему-то стала показалась еще меньше, чем была, и еще ранимее.

— Ну… да… — неловко пробормотал Ричард. Опустившись перед девушкой на одно колено, маркиз де Карабас склонил голову и произнес:

— Приветствую тебя, госпожа.

Ей от этого как будто сделалось не по себе.

— Да вставай же, де Карабас. Я рада, что ты пришел. Он поднялся плавным движением черной пантеры.

— Насколько я понял, — сказал он, — были произнесены слова «долг», «очень» и «большой». В сочетании друг с другом.

— Не сейчас. — Подойдя к Ричарду, она взяла его руки в свои. — Спасибо. Я действительно очень благодарна за все, что ты для меня сделал. Я поменяла простыни. И мне очень жаль, что я никак не могу отплатить тебе за доброту.

— Ты уходишь? Она кивнула.

— Теперь я в безопасности. Более или менее… Надеюсь… Хотя бы ненадолго.

— Куда ты пойдешь?

Мягко улыбнувшись, она качнула головой:

— Охо-хо. Обо мне не беспокойся, больше мы не встретимся. И… ты чудесный человек.

Тут она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку — по-дружески.

— Если мне когда-нибудь понадобится с тобой связаться…

— Не связывайся. Никогда. И… — она помешкала, — мне правда очень жаль. Извини.

От неловкости Ричард стал рассматривать свои ботинки. — Тебе не за что извиняться, — сказал он и с некоторым сомнением добавил: — Весело было. Потом он поднял глаза. В комнате никого не было.