"Тайный любовник" - читать интересную книгу автора (Гэфни Патриция)

17

Потекли ничем не примечательные будни, спокойные, тусклые и безрадостные, зато мирные. Софи вернулась на рудник, Коннор оставался дома, и за обедом они рассказывали друг другу, как прошел день. Это были дни, когда оборотная сторона их соглашения проявилась с наибольшей очевидностью. Если бы Коннор наслаждался жизнью, если бы его усердное корпение над сводами законов и статьями для политических журналов забирало всю его энергию и талант, тогда можно было бы считать, что, по крайней мере, в одном отношении их жизнь удалась. Но она чувствовала, что на душе у него неспокойно, хотя он старался это скрывать, и его беспокойство исподволь подтачивало безмятежность их отношений.

– Как прошел день, дорогая? – спросил он однажды за обедом неделю спустя после их возвращения из Корнуолла, спросил тем ироничным тоном, который выбрал, изображая заботливого супруга.

Продолжая есть, она принялась рассказывать о том, насколько успешно проходит разработка новых пластов, о последних слухах с биржи, ценах на медь, о том, что на руднике начали продлевать северо-западную штольню на тридцатом уровне. Он вежливо слушал, подливая себе вина из графина, который поставила для него Марис.

– Сегодня ко мне заходил Трэнтер Фокс, – продолжала она, пытаясь найти тему, которая заинтересовала бы его. Лицо Коннора просветлело.

– Правда? Как он сейчас?

– Все такой же. У него новый напарник, Тэд, брат Мартина Берра. В этом месяце выработка у них несколько снизилась, и Трэнтер пришел сказать мне, что это потому, что его сердце разбито и он потерял всякий интерес к работе.

– Мошенник, – ухмыльнувшись, с нежностью пробормотал Коннор.

– Он по-прежнему зовет тебя Джеком. Говорит: «Кабы знал, что этот молокосос Джек уведет у меня девушку из-под носа, в первый же день спихнул бы его с лестницы на восьмидесятом уровне».

Софи не поняла, что именно: слова ли Трэнтера или его корнуоллский акцент, переданный ею очень похоже, развеселило Коннора, но он запрокинул голову и громко захохотал. Она почувствовала себя счастливой и засмеялась вместе с ним.

– Как он, по-твоему, теперь относится ко мне? – спросил Кон минуту спустя, гоняя вилкой по тарелке кусочек рыбы. – Он и остальные. Не считают ли они, что я их предал?

– Нет, ничего подобного не слышала.

– Но сама ты так считаешь, не правда ли?

– Ты удивился бы тому, что я слышала о тебе, – уверила она.

– И все же сомневаюсь, чтобы твои рабочие сказали, что считают твоего мужа изменником.

– Неужели так важно, что они думают?

– Для меня важно, – сказал он упрямо. – Они были мне друзьями.

– Да, конечно. Но правда, я не верю, что в их отношении к тебе есть хоть доля враждебности. Трэнтер все-таки шутил, а так он постоянно спрашивает о тебе, интересуется.

– Ну, это только один человек, есть и другие.

– Да, но у него сотня друзей. Все его любят, и он по-своему влиятельный человек. Ты был его напарником. Если он не зол на тебя, сомневаюсь, чтобы кто-нибудь испытывал бы к тебе иные чувства. – Кроме того, подумала она, не их, не шахтеров, он предал, а владелицу рудника. Но вслух ничего не сказала, не желая новой ссоры.

– А как ты, Софи? Как твои отношения с Дженксом, Эндрюсоном и другими?

Она молча вертела ложку на скатерти, потом сказала:

– Никаких трудностей не возникает, правда. Они, конечно, удивились…

– Удивились?

Софи улыбнулась столь же скептически.

– Ну хорошо, они были шокированы. Изумлены, если ты настаиваешь. Думаю, – проговорила она медленно, не сводя глаз с ложки, – Роберт Кродди сдержал слово. – Они старательно избегали говорить о Кродди с того самого дня, как Коннор ударил его возле дома ее дяди. – Если бы он проговорился кому-нибудь, то сейчас все бы только это и обсуждали: каждый мужчина, женщина или ребенок в графстве. А так и Дженкс, и другие думают обо мне только, что я очаровательная женщина, полная удивительных причуд. Им казалось, они понимают меня, но теперь пересматривают свое сложившееся представление обо мне.

Ее беззаботный тон не произвел должного впечатления. Коннор продолжал мрачно разглядывать свой бокал и наконец спросил:

– Все же почему ты призналась Кродди, что беременна, Софи? О чем, черт возьми, ты думала?

Ей очень хотелось избежать разговора на эту тему и неизбежной ссоры, но вопрос Коннора разозлил ее.

– А что еще, черт возьми, мне оставалось делать, как ты полагаешь? – ответила она, понизив голос до шепота, потому что нельзя было угадать, когда Марис может войти в столовую. – Я даже не знала, где ты. У меня не было выбора. Если ты сердишься потому, что думаешь, я испытывала какие-то чувства к Роберту, то заблуждаешься. Он ничто для меня, пустое место. Выйти замуж за него означало бы конец для меня, Коннор. Я знала это, но все равно просила его об этом, потому что была в отчаянии и потому что он сам предлагал мне руку за несколько недель до этого. Коннор тихо выругался.

– И этот сукин сын отказал тебе?

– Категорически.

– Почему я не разбил ему тогда башку? – спросил он недоуменно. – Почему вообще не убил его?

Софи устало прикрыла глаза.

– Не надо, Кон. Пожалуйста, давай оставим этот разговор, ладно?

– Хорошо, – согласился он и, помолчав, добавил:

– Прости меня. За все.

– Давай не будем больше возвращаться к этому. – Есть ей больше не хотелось. Они молча сидели, пока Марис не принесла кофе. – Ну, – сказала Софи, чтобы Марис не заметила их напряженности, – а как прошел день у тебя… дорогой?

Он невольно усмехнулся.

– Думаю, я делаю успехи. Миссис Б. по-прежнему не выносит меня, но Марис, могу доложить, понемногу смягчается.

– Гм! – хмыкнула Марис, сдерживаясь, чтобы не расплыться в улыбке.

– О да! Уверен, так оно и есть. Сегодня днем она сама, без просьбы с моей стороны, принесла мне бисквиты и чай. А утром не ворчала, какой беспорядок я оставил в ванной. Такое случилось с ней впервые.

Марис не выдержала и громко рассмеялась.

– Хотела бы я знать, – весело сказала она, подбоченившись, – как это получается, что в доме появился еще один человек, а у бедной служанки стало вдесятеро больше работы. Вот что мне интересно знать. – С довольной ухмылкой она поставила поднос на стол и убежала.

– В субботу день святого Михаила, в Тэвистоке, будет ярмарка, – напомнила Софи.

– Хочешь поехать? – спросил Кон, все еще улыбаясь.

– А ты?

– Только если и ты поедешь.

– Не знаю. Не особенно хочется.

– Тогда давай не поедем.

– Хорошо.

Правда заключалась в том, что они еще не чувствовали себя готовыми предстать перед всем миром вместе. Софи никогда не призналась бы, что они прячутся; просто им нужно было еще немного времени, чтобы самим привыкнуть к тому, что они муж и жена, прежде чем доказать это другим.

Неожиданно она вспомнила, о чем уже несколько недель хотела рассказать ему. Сейчас был подходящий момент.

– Помнишь, что ты писал в своем докладе Радамантскому обществу о плачевном состоянии лестниц на «Калиновом»?

Он настороженно взглянул на нее.

– Помню.

– Ты писал, что человек упал с лестницы на тридцатом уровне и сломал себе ноги.

– Правильно. Об этом мне рассказал Трэнтер. Это был его напарник.

– Да. А рассказал ли он тебе, что этот человек был тогда пьян в стельку?

– Что?

Выражение его лица сказало ей, что Кон не знал об этом, и она почувствовала облегчение.

– Этот Мартин Берр на ногах не держался. После, когда он выздоровел, я его уволила.

Он откинулся на стуле.

– Нет, этого я не знал. Клянусь тебе.

– Верю.

– Но…

Софи знала, что он собирается сказать дальше.

– Но что? – подбодрила она его. Теперь уже он не хотел начинать ссору.

– Но по-настоящему это ничего не меняет, – с неохотой сказал Кон. – Система лестниц все равно устарела и опасна для жизни.

Она подавила вздох.

– Полагаю, ты прав. – Он с изумлением посмотрел на нее. – Почему бы тебе не прийти на днях на рудник? – спокойно предложила Софи.

– Прийти к тебе на рудник? Зачем?

– О!.. Тебе это может показаться интересным. Заодно прогуляешься, а то сидишь все время дома.

Коннор появился на руднике на другой же день.

Софи сидела у себя в кабинете за столом, делая вид, что работает, а на самом деле думая о нем, об их совместной жизни. Иногда, несмотря на их затворничество, она находила странное удовольствие в такой жизни. Они учились узнавать привычки и особенности друг друга, предпочтения и предубеждения. Так, Коннор брился вечером, а не утром. Это казалось ей чрезвычайно странным, хотя что она знала о других мужчинах? Она могла сравнивать его только со своим отцом. Коннор поднимался рано и долго гулял в одиночестве. Он разговаривал с котом, когда думал, что его никто не видит. Он, к счастью, не храпел, однако спал беспокойно и однажды угодил ей в подбородок, отчего оба проснулись. Он никогда долго не сидел в ванне, что было хорошо, потому что она могла нежиться часами. Так, по крайней мере, он говорил. И еще он не мог понять, зачем одной женщине столько платьев, или шляп, или туфель. Он любил смотреть, как она расчесывает волосы. Она предпочитала спать с приоткрытым на два дюйма окном. Коннору нравилось ездить верхом, а не в коляске, запряженной пони. Пил он немного, не курил, не нюхал табак; по сути, она не могла найти у него никаких дурных привычек. И еще ему нравился ее дом – она это знала, потому что он сам откровенно сказал ей об этом. Вернее, их дом. Но пока было непохоже, чтобы ее дом стал и его домом. Станет ли когда-нибудь?

– Ты хорошо смотришься.

Софи вздрогнула от неожиданности и улыбнулась. Кон стоял в дверях, красивый, улыбающийся. Она поднялась ему навстречу и радостно сказала:

– Ты пришел!

– Соскучился по тебе. Ты занята?

– Нет. – Она обошла стол и остановилась перед ним – А ты? Побудешь со мной недолго?

– Столько, сколько пожелаешь.

– Ах, понятно, – протянула она, притворяясь разочарованной. – Ты пришел только потому, что надоело сидеть над статьей?

– Ты права, надоело, – признался он. – Но все равно, я соскучился по тебе.

Сердце у нее забилось быстрее, и не только от его комплиментов.

– Почему бы тебе не спуститься в забой повидаться с Трэнтером? Он на сороковом уровне, роет разведочный шурф.

Коннор поморщился.

– Я не затем пришел, чтобы навещать Трэнтера.

– Конечно, но… представь, как он удивится, увидев тебя. Неужели тебе самому не хочется спуститься? Жалко хорошие ботинки? Я могу подыскать тебе подходящую обувь, если хочешь, и что-нибудь на голову.

Он смутился.

– Но я не хочу видеть Трэнтера, по крайней мере, под землей, Софи. Я пришел к тебе.

– Черт побери! – пробормотала она, не зная, то ли как следует встряхнуть его, то ли рассмеяться. – Тогда я сама спущусь с тобой, прямо сейчас. – Чувствуя на себе его изумленный взгляд, она скинула туфельки и влезла в грязные сапоги, которые держала за дверью. – Где мой шлем, кто его взял? Ах, вот он. – Она схватила шахтерский шлем, висевший на вешалке под шалью, нахлобучила на голову и хмуро посмотрела на розовое платье, которое было на ней. – Почему не надела сегодня что-нибудь темное, что-нибудь практичное? – И, взяв Коннора за руку, развернула его к двери. – Ну, пойдем. Сейчас как раз подходящий момент, кончается первая смена, и ты увидишь и тех, кто поднимается наверх, и вторую смену.

– Софи, что…

– Пошли. Тебе понравится то, что ты увидишь, обещаю. – Она потащила его по двору ко входу в рудник.

Она не ошиблась: ему понравилось. А она просто не могла ждать, когда представится другой случай показать ему свои достижения. Целую неделю она обдумывала, как лучше поступить: чтобы он узнал о переменах, произведенных ею, ничего не рассказывая ему заранее, или чтобы он обнаружил их сам, когда ее даже не будет на руднике. Ложная скромность, конечно, вперемешку с несвойственной ей застенчивостью. Но сегодня он был здесь, и она не смогла удержаться; давно она так не нервничала.

Они спустились по двадцатифутовым лестницам на восемьдесят метров, с этого уровня уже были установлены первые новые чудесные машины. Спускаясь впереди него, она все думала, слышит он гул моторов или нет. Она надеялась, что не слышит, иначе все поймет и эффект будет не тот. Ей хотелось попросить его закрыть глаза и так спускаться, но это было невозможно на скользких, облепленных глиной ступенях. Поэтому она просто остановилась на твердой поверхности последней площади и дождалась его, внешне спокойная, не выдавая, что вся дрожит от предвкушения увидеть, как он будет поражен.

Пока у нее хватило времени и средств, чтобы установить подъемники для шахтеров на отрезке от восьмидесяти до ста двадцати метров. В конечном счете она намеревалась пустить подъемник на всю глубину рудника, от самого нижнего уровня до поверхности. На это требовалось время, а пока она заменяла самые старые и длинные лестницы.

Софи отступила в сторону, чтобы Коннор мог видеть с площадки открывшееся глазам чудо, и наблюдала за его лицом, когда до него наконец дошло, что она сумела сделать за это время на руднике. Глупо так близко к сердцу принимать его реакцию, словно от этого зависела сама ее жизнь. Но она ничего не могла с собой поделать. И Коннор сполна оправдал ее надежды; глаза у него расширились, лицо расплылось в мягкой, недоверчивой и одновременно восторженной улыбке, красноречиво свидетельствовавшей о том, что он чувствует, и заставившей ее сердце радостно забиться.

Время было выбрано очень удачно, чтобы продемонстрировать подъемник в действии. Все было так просто, так умно. Человек делал шаг с неподвижной платформы на движущуюся, которая плавно поднимала его на двенадцать футов до следующей неподвижной платформы. Он ступал на нее и тут же переходил на другую движущуюся платформу. Спускающиеся шахтеры проделывали то же самое, только в обратном порядке. Это было завораживающее зрелище: люди друг за другом ступали на платформы, которые с удивительной четкостью сновали вверх и вниз. Софи не уставала смотреть на работающий подъемник и каждые несколько дней спускалась под землю, чтобы полюбоваться им. Вот уж действительно они жили в век чудес.

Коннор обрел наконец дар речи.

– О, Софи! – услышала она его восхищенное восклицание сквозь шум насосов и паровых машин. Он хотел взять ее за руку, но тут раздался грубоватый голос:

– Привет, Джек! Это ты? – в тусклом свете трудно было разглядеть лицо человека, который стоял на поднимавшейся платформе.

– Привет! – откликнулся он и помахал рукой. – Муни?

– Нет, Рой! – крикнул человек и снял шлем, чтобы Джек узнал его. – Что скажешь о нашем новом подъемнике?

– Отличный подъемник! – успел выкрикнуть Коннор, прежде чем Рой Донн, махнув шлемом, исчез из виду.

После него другие шахтеры один за другим приветствовали Коннора – с удивлением и явной радостью, и Софи не могла сдержать веселой улыбки, когда они окликали его: «Джек, ох, Коннор… ох, мистер Пендарвис!» или ее: «Мисс Ди… ох, Пендарвис!» Люди, которых он хорошо знал, большинство из первой смены, поднимавшиеся наверх, начали собираться в проходе, снимая шлемы и приветствуя ее, пожимая руку Коннору или крепко хлопая его по спине. Им нравился подъемник, и они хотели показать ему это, выказывая таким способом признательность за то, что это благодаря ему появился новый подъемник. А еще они хотели просто взглянуть на него. Коннор спрашивал Софи, что думают о нем шахтеры, и теперь он убедился: они чувствуют не обиду или враждебность, а любопытство. Что представляет собой человек, который работал с ними бок о бок, написал разоблачительную статью о руднике, исчез на месяц, а потом объявился опять уже мужем владелицы рудника? Они не испытывали к нему недоверия; просто они хотели разобраться в нем.

Софи оставила их за этим занятием. Никто из мужчин, включая Коннора, даже не заметил, как плавное движение новой машины унесло ее наверх. Оказавшись у себя в кабинете, она постояла, глядя на образцы пород, попробовала произвести кое-какие вычисления на большой схеме рудника, затем оставила тщетные попытки заняться делом и встала у окна, поджидая Коннора. Вскоре она увидела его; он отделился от группы шахтеров и направился через двор к конторе, на ходу приветствуя встречных. Она было хотела быстро усесться за стол и сделать вид, что работает, но подумала: зачем? Когда дверь распахнулась и он появился на пороге, она повернулась к нему и улыбнулась.

– Куда ты пропала? Не успел я оглянуться, а тебя уже и след простыл.

– Никто не обращал на меня внимания, – Софи скорчила наигранно обиженную рожицу. – Мое самолюбие страдало, вот я и ушла.

Он засмеялся и захлопнул дверь.

– Софи! – Кон подошел к ней, положил руки на плечи и с необычным выражением заглянул в глаза. – Почему ты мне ничего не сказала о новшествах на руднике?

– Не знаю. Наверное, из ложной скромности. А еще, – это было главной причиной, – мне не хотелось, чтобы ты рассматривал это как свою победу. Ведь я сделала это не ради тебя, Коннор.

– Знаю.

– Я поступила так потому, что в этом действительно назрела необходимость.

– Знаю.

– И с точки зрения бизнеса, это тоже оправданный шаг, – воинственно сказала она, выставив вперед подбородок. – На это ушло немало средств, но, когда вся система заработает, производительность труда, а значит, и мои доходы возрастут. Через три года система окупит себя, а на четвертый начнет приносить прибыль. Так что не думай…

– Что ты сделала это потому, что у тебя доброе сердце?

– Правильно, я думала о своей выгоде.

– Да такое мне никогда не пришло бы в голову.

– Вот-вот. Я деловая женщина, а не филантропка. Не целуй меня, – Софи попыталась увернуться от его губ. – Я не нуждаюсь в поощрении. Говорю тебе, я сделала это…

– Стой спокойно. Тише, тише. – Он запечатал ее уста нежным поцелуем и не отрывался от нее, пока она не забыла обо всем на свете. Закрыв глаза, она обвила его шею руками, удивленная, счастливая. Это был их первый поцелуй со времени размолвки, причем поцелуй не как прелюдия к физической близости. И он был ей лучшей наградой.

– Я слышал и об остальных новшествах. О вентиляторе. О комитете. О…

– Коннор, повторяю, это…

– Да-да, знаю. Софи, ничего из этого я не ставлю себе в заслугу. Я понимаю, что ты все это сделала не ради меня, и ни в малейшей степени не чувствую себя «победителем», а тебя «побежденной», или что ты пошла мне на уступки. Я просто радуюсь. Могу я позволить себе это? И я просто хочу тебя поцеловать.

– Ну, хорошо, тогда целуй, я не возражаю. – Она погрузила пальцы в его шелковистые волосы, притянула голову, и их улыбки слились. Сладостный вздох вырвался у нее, потому что это было восхитительно. Как чудесно, как соблазнительно было прикасаться к нему вот так, не в постели, а в ее кабинете, одетыми. Ведь это значит, что они любят друг друга? А она так соскучилась по любви. – О, Кон, – вздохнула она и положила голову ему на грудь, чтобы услышать, как стучит его сердце. – Кон…

Кто-то нарочито громко откашлялся у двери, и она отскочила от Коннора, точно вспугнутый заяц, а он тихо выругался.

– Я постучал, – удрученно сказал Трэнтер Фокс от порога. – Целых два раза.

– Мог бы понять, раз никто не отвечает, – процедил Коннор, пряча усмешку.

– Я и понял, что надо войти, раз никто не слышит, как я стучу, и не кричит мне «Войди!».

Софи рассмеялась, поправила волосы и приложила ладони к пылающим щекам.

– Услышал, что ты тут, мистер Пендарвис, – сказал Трэнтер, подчеркивая слово «мистер», – и подумал, надо зайти взглянуть.

– Как ты тут, Трэнтер, черт тебя дери? – открыто ухмыльнулся наконец Коннор; к нему вновь вернулось хорошее настроение. Они трясли друг другу руки, хлопали по спине, короче, старались показать взаимное расположение тем странным способом, какой принят у мужчин.

– Я просто убит, уничтожен. Посмотри, что от меня осталось: кожа да кости. Ах, бедное мое сердце, оно так страдает. Как ты мог, Джек? Или как там тебя зовут. Ты не только меня обскакал, нет, не только. А всех, кто положил глаз на нашу прекрасную мисс Дин. Змей ты коварный, вот ты кто, и у тебя есть только один способ загладить вину.

– Какой же?

Трэнтер довольно ухмыльнулся.

– Поставить всем нам выпивку у «Святого Георгия», какой же еще?

Коннор громко захохотал, чем доставил Трэнтеру особое удовольствие.

– Вижу, у меня нет выбора, – сказал Кон Софи, шутливо поднимая руки, – сдаюсь. Придется реабилитировать себя.

– Конечно, нужно себя реаб… реаб… литировать. Пошли, Джек. – Он взял Коннора за рукав и потянул к двери. – Чего время терять. Не откладывай дела в долгий ящик. Время не ждет. Ложка хороша к обеду.

– Я могу вернуться поздно, – предупредил Коннор Софи, стоя в дверях. Не обращая внимания на Трэнтера, он мягко добавил:

– Будешь меня ждать?

Она медленно кивнула: буду очень ждать, и наградой ей была такая нежная улыбка, что у нее сердце окончательно оттаяло.

Кабинет отца Софи был прекрасным подарком Коннору. После долгих уговоров он согласился принять от нее эту жертву и теперь посиживал в удобном старом кожаном кресле Толливера Дина за широким кленовым рабочим столом, поцарапанным и в чернильных пятнах, вертя в пальцах толстую гладкую ручку из тикового дерева. Эту ручку вместе с такой же чернильницей, карандашом и пресс-папье Софи подарила отцу на пятидесятилетие, ровно за год до его смерти. Иногда Коннор думал, что недостоин такой чести, потому что отец для Софи был чуть ли не кумиром и трудно было соперничать с его авторитетом; но в другое время он чувствовал себя очень комфортно среди книг Толливера и прочих его вещей, они даже действовали на него умиротворяюще. Кон с удовольствием познакомился бы с ним, будь это возможно.

Но сейчас Коннор испытывал раздражение. Был не очень поздний вечер среды; Софи после обеда занялась хозяйством – ушла к миссис Болтон, чтобы обсудить с ней домашние дела, в общем, это был тот женский мир, куда его, естественно, не допускали. Он, конечно, был доволен, но это означало, что ему тоже следовало заняться полезным делом или хотя бы сделать вид, что работает. Но, сидя часами в этом удобном кабинете, особенно трудно было не признаться себе, что работа, которой он занимался последние несколько дней, до смерти ему надоела.

Какая ужасная ирония. Именно теперь, когда он, как никогда, полон честолюбивых устремлений, юриспруденция все меньше привлекала его. Он уже час сидел, уставившись на груду книг перед ним, пытаясь почувствовать нить, прежде связывавшую его с ними, ту спокойную уверенность, внушаемую сознанием цели и желанием ее достичь, что помогала переносить все лишения и тяготы на протяжении многих лет безденежья и безнадежности. А теперь, когда появилась надежда, ибо он обрел новый стимул для движения вперед – желание, чтобы Софи могла гордиться им, – его профессиональная будущность казалась чем-то вроде огромной черной дыры. Софи, сама того не подозревая, оказывала на него более сильное влияние, чем когда-то его семья, и тем не менее он не мог заставить себя увлечься сухими положениями о гражданских правонарушениях и предварительном судопроизводстве, противостоянии статутного и общего права, процессуальных отводах и правилах истребования дела вышестоящим судом из производства суда нижестоящего. Конечно, он заставлял себя изучать все это и внушал себе, какой он счастливчик, что имеет возможность заниматься без помех. Но появившееся в последнее время равнодушие пугало его. Он не признавался в нем, успокаивал себя, что это временно, ругал за то, что вообще обращает на это внимание. Но чувство неудовлетворенности не проходило, и в голову лезла непрошеная мысль: зачем он всем этим занимается?

Что ж, жизнь состоит из противоречий, и сейчас та ее часть, что была связана с его профессией, не слишком радовала. В остальном же… Кон отодвинул кресло, положил ноги на край стола, сцепил пальцы на животе и вздохнул. В остальном все прекрасно. Или если не совсем прекрасно, то настолько близко к этому, как он никогда и не мечтал. Это началось в тот день, когда он увидел новшества, которые Софи произвела на руднике. Она смущалась говорить об этом, и ему пришлось сдерживать свое удивление и чувство благодарности, но он был тогда глубоко потрясен. После этого все изменилось и наконец-то стало возможным вспомнить, почему они полюбили друг друга. Какое это было облегчение, не передать словами.

Разительные перемены произошли в их интимной жизни. Они вновь, как прежде, получали радость от обладания друг другом, только еще добавился веселый смех, сопровождавший их любовные изыскания, и невероятная нежность. Иногда, после любовного упоения, Софи от переполнявших ее эмоций начинала плакать, и он никогда не спрашивал почему; если бы мужчине было не зазорно плакать, он присоединился бы к ней. Ни он, ни она по-прежнему не могли разговаривать о любви – осколки горького прошлого еще устилали их дорогу. Но они, по крайней мере, шли по ней рука об руку и, что важно, в одну сторону.

Будущий ребенок тоже сблизил их. Они проводили часы (обычно в постели), придумывая ему имя. Если это будет мальчик, Софи хотела назвать его в честь своего отца, но Коннор был не в восторге от имени Толливер.

– Мы можем звать его Толли, – предложила Софи, но он заметил, что, когда мальчик вырастет, это будет не слишком прилично звучать. – Зато это лучше, чем Эгдон, – парировала она, и, конечно, ему нечего было возразить, – у его отца имя было еще хуже. Если родится девочка, с именем для нее будет проще, можно будет назвать ее или Мэри, в честь его матери, или Мартой – в честь ее, однако и эти имена им не слишком нравились. Они начали составлять список имен, и чем дольше длился среди ночи их спор, тем нелепее становились предложения. Иногда они спохватывались и вспоминали о миссис Болтон, спавшей внизу, беспокоясь, что она подумает, слыша в столь поздний час их громкий смех.

– Коннор?

Его размышления прервала Софи, его красавица жена, заглянувшая в дверь кабинета. Прекрасный повод отложить занятия. Он снял очки, обрадованно и с облегчением, и улыбнулся ей.

– Входи, Софи, я как раз…

– К тебе посетитель, – прервала она суховато, чтобы он не сказал что-нибудь касающееся только их двоих.

– Ко мне?

Она распахнула дверь шире, чтобы он мог видеть человека, стоявшего позади нее.

– Это мистер Брайтуэйт.

– Иен! – воскликнул он и вскочил из-за стола. Они обменялись рукопожатиями. – Какая приятная неожиданность! – искренне сказал Коннор. – Очень рад видеть вас.

На тонком умном лице Брайтуэйта появилась застенчивая улыбка.

– Простите, что побеспокоил вас так поздно и без предупреждения. Я был тут по соседству, – стараясь скрыть смущение, сказал он, кашлянув в ладонь, – и подумал, что мы могли бы с вами немного поболтать. Но если я выбрал неудачное время, могу зайти в другой раз.

– Нет-нет. Вы ничуть не помешали. Вы знакомы с Софи?

– Да, имел такое удовольствие.

– Иен мой друг, – вежливо объяснил Коннор улыбающейся Софи, выбрав слово «друг» за неимением более подходящего. По правде говоря, ему больше подходило определение «коллега», хотя и это было не совсем точно. Коннор плохо представлял, чем занимается Иен. Они встречались только однажды, тем вечером в Эксетере, когда Брайтуэйт и его приятель Текер пригласили его отобедать с ними.

– Что-нибудь выпьете, мистер Брайтуэйт? – любезно спросила Софи. – Кофе или бокал вина?

– Нет-нет, благодарю вас, я только что из-за стола. – Он замолчал, тактично давая Софи понять, чего от нее ждут. Ей хватило и полсекунды.

– Тогда я оставляю вас наедине, чтобы вы могли поболтать без помех, – сказала она мягко и направилась к двери. За маской вежливости Коннор уловил тщательно скрываемое жгучее любопытство, но только потому, что так хорошо знал ее. Прежде чем она успела закрыть дверь, он послал ей знак – приподнял брови, – означавший: не имею ни малейшего понятия, зачем он явился. Таким вот умением понимать друг друга без слов и проверяется подлинная близость супругов, подумал он. Замечательная все-таки вещь – брак.

Он придвинул к столу другое кресло и жестом пригласил Иена сесть.

– Как насчет коньяка? Я держу бутылочку в столе.

– Не откажусь, – с готовностью откликнулся Иен, подтвердив тем самым, что он отклонил подобное предложение Софи, чтобы побыстрее спровадить ее. Любопытство Коннора возрастало. Он плеснул бренди в два стакана и протянул один гостю, который поднял его со словами «Ваше здоровье», а затем приступил к делу.

– Я, конечно, не был здесь по соседству.

– Нет?

Иен поправил очки в серебряной оправе, положил ногу на ногу и продолжил:

– Я приехал из Плимута специально, чтобы поговорить с вами. Текер собирался приехать тоже, но его жена рожает. Как раз… сейчас, – добавил он, бросив взгляд на карманные часы. Он оглядел удобный кабинет, многочисленные полки с книгами, стены, отделанные деревянными панелями и увешанные фотографиями. – Мы слышали, что вы венчались с мисс Дин, – обронил он как бы мимоходом. – Примите мои поздравления. Ваша жена – само очарование.

– Благодарю. Но кто это «мы»?

– Я имел в виду нашу партийную организацию.

Коннор нахмурился, не понимая, куда клонит Иен. Какое дело плимутским дружкам Брайтуэйта из либеральной партии до его личной жизни? Джек всегда говорил, что он слишком скор на обиду, когда никто не собирается его оскорблять; однако Коннор не мог избавиться от подозрения, что Брайтуэйт, должно быть, сравнил дом Софи с его нищенской комнатушкой в Эксетере, где они впервые встретились, и если это так, то наверняка думает, что Коннор сумел неплохо устроиться. Коннор внутренне ощетинился. Но Иен все же нравился ему, и потому он заставил себя успокоиться и не позволил, чтобы в голосе звучало недоверие, когда спросил:

– Вы приехали с каким-то особым сообщением?

– Нет, я приехал с особой просьбой. – Он снова кашлянул – привычка, выдававшая волнение, – и остановил взгляд умных карих глаз на Конноре. – От лица предвыборного комитета партии я уполномочен выяснить, не желаете ли вы выставить на дополнительных выборах свою кандидатуру на место выбывающего Клайва Ноултона?

Целых десять секунд Коннор ошарашенно молчал, не в состоянии произнести ни слова. Он попробовал рассмеяться, ожидая, что Брайтуэйт присоединится к нему, но тот лишь внимательно следил за Коном из-за стекол очков.

– На место Клайва Ноултона? – выдавил наконец Коннор. – От тэвистокского округа? В палату общин?

– Совершенно верно.

– Но… что значит на дополнительных выборах? Ноултон уходит?

– Да.

– Почему? Это было его прямо-таки пожизненное место.

– Правильно. Но он потерял жену в прошлом году, и после этого несчастья весь запал в нем иссяк. Он говорит, что желает стать священником. Наш разговор, конечно, строго конфиденциален. Партии известно о желании Ноултона, но сам он не хочет объявлять об уходе в отставку еще несколько недель, пока парламент не соберется на очередную сессию, что произойдет, как вы знаете, в ноябре.

Коннор молчал, не зная, что сказать; в голове у него царил полный сумбур. Он изучающе смотрел на Брайтуэйта, пытаясь понять, не шутит ли, не хитрит ли он, но нет, на это было не похоже. У Йена был вид человека честного, серьезного – один пробор посередине чего стоил.

– Вообще-то консервативное крыло партии уже выставило кандидатуру на это место, – продолжал Иен. – Вы, может быть, знаете его, это Роберт Кродди.

Ну и чудеса!

– Я знаю Кродди.

– В таком случае вы, наверное, понимаете, почему мы ищем кого-то другого.

Коннор усмехнулся.

– Но… почему я?

– Вы подходите партии. Судя по вашим статьям и по нашему разговору с вами в Эксетере, вы на нашей стороне. Как и вы, мы стоим за всеобщие выборы, тайное голосование, ежегодное переизбрание парламента, так же, как и за постепенное – именно постепенное – реформирование условий труда для низших классов.

Коннор почувствовал необходимость встать.

– Но я здесь новый человек, – неуверенно возразил он, подходя к столу, чтобы налить себе еще бренди. – Меня здесь не знают.

– Напротив, вы очень даже известны.

– Но то, чем я прославился… поможет ли это делу?

– Мы считаем, что поможет. Округ находится в состоянии спячки. Перемены давно назрели, и люди начинают это осознавать.

– Но главная проблема не выборы, бороться предстоит за поддержку самого Ноултона. Иными словами, место это все равно останется за нами; оно принадлежит вигам последние полстолетия. Так что кого выставят, того и выберут.

– Значит, кого Ноултон предпочтет видеть своим преемником…

– Тот, вероятнее всего, и станет новым членом парламента. Кродди, естественно, фаворит, и он уже стартовал, опередив нас. Кроме того, за ним стоит сильная организация.

– А за мной – нет.

– Пока нет, – весело поправил его Брайтуэйт. – Но у нас еще достаточно времени впереди, а поскольку сложение Ноултоном полномочий официально еще является тайной, у Кродди связаны руки. Итак, – сказал он, тоже вставая, – а теперь вопрос, ради которого я проделал весь этот путь; заинтересовало ли вас наше предложение?

Может быть, потрясение еще не прошло, может, безрассудство было у него в характере, а может, это было глубоко запрятанное чувство удовлетворения оттого, что впервые в жизни все так удачно складывалось. Или он просто потерял на мгновение способность соображать. Так или иначе, Коннор, не задумываясь и не колеблясь, ответил: «Да, заинтересовало». Но едва он это произнес, как почувствовал, что колени у него предательски задрожали, и он поспешил допить свой бренди в надежде скрыть охватившее его волнение.

Иен довольно засмеялся.

– Отлично. Это именно то, что я надеялся от вас услышать.

– Вы имеете в виду, что уже все решено? Так?

– Ну, – протянул Иен, – не совсем. Я – доверенное лицо партии, но есть еще несколько человек, которые хотят взглянуть на вас, прежде чем принять окончательное решение. Человека два-три, не больше. Я постараюсь, чтобы все было как можно более непринужденно. Устроим обед, так что вы не будете чувствовать себя школьником на экзаменах.

Коннор взъерошил волосы. Он уже начал нервничать.

– Я в этом новичок, – сказал он доверительно в ответ на явно дружелюбное отношение Брайтуэйта. – И все же не могу никак понять, почему вы остановили выбор на мне.

– Неужели не можете? Похоже, вы себя недооцениваете. Я не говорю, что вам нужно оставить все то, чем вы сейчас занимаетесь. Но война в Крыму окончена, восстание сипаев в Индии идет на убыль. Так что, собственно говоря, наступают мирные времена. Идея реформ витает в воздухе, люди – избиратели – настроены на перемены. И вы, – закончил он, сверкая очками, – будете олицетворением этих перемен.

– Выпьем за это, – пробормотал Коннор. Однако бутылка была пуста, а кроме того, он не хотел, чтобы Иен подумал, что он неравнодушен к алкоголю.

– Надеюсь, вас не обидит, если я признаюсь, что недавняя женитьба сделала вашу кандидатуру более привлекательной для нас, – сказал Брайтуэйт, беря шляпу со стола. – Она добавила вам, как бы точнее выразиться, респектабельности и еще сослужит вам хорошую службу, когда вы познакомитесь с Ноултоном, который весьма консервативен во всем, что касается личной жизни. Да, кстати, доходы вашей жены от ее собственности превышают триста фунтов в год, не так ли?

– Простите, не понял?

– Дело в имущественном цензе – это еще одна проблема, которую мы намерены отменить. Человек, претендующий на место в палате общин, должен иметь – сам или его супруга – ежегодный доход в триста фунтов. Мы решили, что вы отвечаете этому условию.

– Не могу ничего сказать, – холодно ответил Коннор. – Я женился недавно и не имею ни малейшего понятия о том, каков доход жены.

– В самом деле? Так узнайте, хорошо? Проблем здесь не должно возникнуть, но нам нужно знать заранее. Ну, мне пора. – Он протянул руку на прощанье. – Рад, что вы согласились. Очень приятно было снова встретиться.

– Мне тоже, – ответил Коннор, вновь испытывая искреннее расположение к Иену. – Так ли уж вам нужно ехать сейчас? Останьтесь, как раз и поговорите с Софи… останьтесь на ночь. Уже поздно…

– Нет, не могу. По правде сказать, я сегодня же ночью еду обратно в Плимут. Дел, как вы сами понимаете, очень много. Так что покидаю вас, но все равно спасибо за предложение. Вы услышите обо мне в самом ближайшем будущем, возможно, через день или два. Если все пойдет хорошо, мы будем встречаться с вами так часто, что я вам еще до смерти надоем.

Коннор проводил его к выходу, посмотрел, как он выезжает трусцой со двора на наемной гнедой кобыле, и отправился искать жену.

Наверху ее не было. Он сбежал по ступенькам вниз, зовя ее. Но и здесь ни в одной из комнат, включая крохотную комнатку для рукоделия рядом с террасой, он ее не нашел. Она наверняка на кухне. Он мысленно обругал себя болваном, что сразу об этом не догадался.

И точно. Она сидела за столом, читала книгу при свете двух свечей и ела. На сей раз это было оставшееся от обеда холодное картофельное пюре, обильно посыпанное перцем. Прошлым вечером Кон обнаружил ее здесь же, когда она прямо руками отправляла в рот спаржу с холодным мясным пудингом. Поразительно!

Софи смутилась при его появлении, пробормотала что-то с полным ртом, вытирая пальцы о фартук. Прожевав, она коснулась губ полотенцем.

– Хочешь есть? Тут еще много, – чувствуя себя неловко, сказала она, поднимаясь со стула. – Я…

Положив руки ей на плечи, Кон заставил ее снова сесть и поцеловал. На губах Софи заиграла радостная и удивленная улыбка, которая растрогала Коннора, и он поцеловал ее еще.

– Софи, произошло что-то потрясающее.

– Что?

Коннор придвинул стул и сел рядом.

– Этот человек, Брайтуэйт, доверенное лицо плимутского отделения либеральной партии.

– Это в котором состоит Роберт?

– Нет, те находятся в Девенпорте, – возразил он, смеясь. – Реакционное крыло.

Софи засмеялась вместе с ним.

– Я думала, они предпочитают другое слово: консервативный.

– Пусть будет так. – Он сделал глубокий вдох. – Хорошо, что ты сидишь. А то как бы тебе в твоем положении не лишиться сознания от того, что я сейчас скажу.

– Что такое? – вскричала заинтригованная Софи.

– Брайтуэйт и его коллеги хотят, чтобы я баллотировался на место Ноултона на дополнительных выборах.

– На место Ноултона? – ошарашенно переспросила она. – В палату общин?

– Да.

– От Тэвистока?

– Да.

– Место, на которое нацелился Роберт?

– Да. – Так, значит, Софи знала о намерениях Роберта, с досадой подумал он, однако не собирался позволить Кродди испортить радость этого момента.

– Но… этого не может быть! Я не могу поверить. Кон не собирался обижаться на ее недоверие. В конце концов, он сам только что был в таком же положении.

– Это еще не окончательно. Члены избирательной комиссии хотят встретиться со мной, посмотреть на меня, убедиться, что я не плюю на пол, что у меня не три глаза.

– Но у меня в голове не укладывается, почему они предложили это именно тебе?

– Благодарю, дорогая. – Он постарался, чтобы в его голосе не было сарказма. – Твоя вера в меня очень вдохновляет.

– Я не шучу, Коннор.

– Я тоже.

Софи виновато опустила голову.

– Я имела в виду, почему они думают, что ты можешь победить? Тебя здесь совсем не знают.

– Брайтуэйт считает, что знают.

– Но это…

– Дурная слава? Очевидно, репутация у меня не так сильно подмочена, как ты полагаешь.

– Я этого не говорила. Я только предположила всего-навсего.

– Значит, ты считаешь, что из меня не может получиться хороший член парламента?

Прищурившись, Софи внимательно смотрела на мужа. Он задал вопрос в шутку, но она действительно так думала.

– Не знаю, – неуверенно проговорила она. – Мне кажется, выдержка не входит в число твоих достоинств, и поэтому тебя может постичь разочарование. И… Я сомневаюсь, что ты способен на компромиссы.

Коннор порывисто встал, неприятно пораженный ее непрошеной прямотой.

– Ну, – сказал он резко, – может, еще ничего и не получится. Брайтуэйт, похоже, сумасшедший, да наверняка, раз решил, что я могу победить на выборах. И, как ты любезно напомнила, никто обо мне здесь не слышал. Может быть, все это вообще шутка твоего приятеля Кродди.

– Ты злишься.

– Ничуть. Я отдаю должное твоей объективности, дорогая. Где бы я был без тебя?

– Коннор…

– Сколько у тебя денег, Софи?

– Сколько… прости, не поняла?

– Ха, то же самое сказал и я, когда Иен задал мне этот вопрос. Ты должна иметь доход не меньше трехсот фунтов в год, иначе я не могу претендовать на это место. «Калиновый» ведь приносит тебе столько, не так ли?

Она оттолкнула стул и медленно встала, не сводя с него настороженных глаз.

– Ты встречался с ним прежде? Ты знал его?

– Иена? Да, мы однажды виделись в Эксетере. Он и еще один человек пригласили меня на обед. Разговаривали о политике.

– Разговаривали о политике. – Сверкнув глазами, Софи повернулась к нему спиной. Теперь надулась она, но он не мог понять почему.

– А что было бы, – неприязненно спросила она, – если бы ты не женился на мне?

– Что?

– Что было бы с твоими политическими амбициями, если бы ты не женился на женщине, имеющей ежегодный доход в триста фунтов?

Он взял ее за руку и развернул к себе лицом.

– О чем, черт возьми, ты говоришь? Полгода назад у меня не было никаких политических амбиций!

– Неужели не было? Может, ты думал об этом подспудно? Ну признайся – все равно ты уже женат на мне, так какая разница?

Он онемел от ярости.

– Я не утверждаю, что ты женился на мне только по этой причине, – заметив его состояние, торопливо добавила Софи. – Но согласись, разве тебе не стало чуточку легче решиться на брак, когда ты понял, что получаешь в жены не только честную женщину, но заодно решаешь проблему с имущественным цензом?

– Будь ты проклята! – Если бы она плюнула ему в лицо, это не было бы большим оскорблением, если бы вонзила кинжал в грудь, ему было бы не так больно. – Будь ты проклята, Софи! – прошептал он и вышел из кухни.