"Лили (Том 1)" - читать интересную книгу автора (Гэфни Патриция)

Часть вторая ХОЗЯИН

Глава 10

– Чтобы ухаживать за больными, требуется железное здоровье.

– Несомненно, – без улыбки ответил Дэвон.

– Так вы будете пить или нет?

– Нет, не буду. Это пойло пахнет, как навозный отвар.

– Это настой ромашки: он оказывает успокаивающее воздействие.

– На навозных жуков – несомненно. Лили досадливо прищелкнула языком и со стуком поставила чашку на блюдце, расплескав настойку.

– Вы просто невыносимы. Это хорошее лекарство:

Кэбби Дартэвей показала мне, как его готовить.

– Ну, тогда все ясно. Кэбби Дартэвей – ведьма.

– Ведьма? Что за вздор! Между прочим, именно она научила меня делать припарки, которые – по вашему собственному признанию – облегчают боли в плече.

– Это та гадость, что пахла дохлой кошкой?

– Нет, – возразила Лили, пряча улыбку, – то были корни окопника, а вы сейчас имеете в виду подорожник. И вы ничего не говорили о кошках. Вы сказали, что он пахнет как ряска на пруду в июльский полдень.

– Даже хуже.

– Ну что ж, вы сами виноваты. Надо было с самого начала позвать доктора, тогда мне не пришлось бы поступать в ученицы к знахарке. А теперь, я полагаю, пора бы вам покончить с капризами и поблагодарить Бога за то, что вы все еще живы.

– Ты так думаешь? Лили подбоченилась.

– Да, я так думаю.

Она совсем перестала его бояться, и Дэвон больше не пытался воздействовать на нес испугом. Он нашел себе куда более интересное занятие: старался вывести ее из себя, чтобы посмотреть, что она станет делать. Но ее терпение было, похоже, беспредельным: она действительно оказалась отличной сиделкой. Конечно, Лили могла порой и рассердиться, но чаще усмиряла его своей обезоруживающей улыбкой, а за последние четыре дня не раз возникали случаи, когда его приходилось усмирять. Он сам это признавал.

– Ну что ж, в таком случае я вас оставлю, чтобы вы могли вздремнуть.

– Я не хочу спать.

– Захотели бы, если бы выпили ромашковую настойку.

– Но раз уж я ее не выпил, можешь не уходить.

– Но мне надо спуститься вниз и поговорить с миссис Белт о вашем ужине.

– А ты позвони в колокольчик и передай ей все, что хотела сказать, со служанкой.

– Я.., я предпочитаю никого не беспокоить. Лучше я схожу сама.

– А я предпочитаю, чтобы ты осталась. Лили покачала головой. Ей хотелось запустить чем-нибудь ему в голову, и в то же время ее разбирал смех. Она прекрасно понимала, что все эти споры служат одной-единственной цели: он хочет заставить ее потерять терпение, толкнуть на какой-нибудь необдуманный ответ или поступок. Сейчас ей было особенно досадно, но он вряд ли понял бы, в чем дело. Виконт Сэндаун представления не имел (да, пожалуй, и не захотел бы иметь) о том, как низко пала ее репутация в подвальном этаже: ведь все слуги были убеждены, что она спит с ним.

– Хорошо, – кротко ответила Лили, словно не замечая подначки, – я вызову Доркас и поговорю с нею в коридоре.

Она потянулась к шнуру звонка на стене, висевшему прямо над его правой, дальней от нее рукой. В ту же минуту Дэвон обеими руками обхватил ее за талию и крепко сжал. Бросив на него взгляд, Лили увидала азарт в его глазах. Еще совсем недавно такая вольность привела бы ее в ужас, но теперь, когда нечто подобное происходило каждый день (а в самое последнее время, по мере того как к нему возвращались силы, чуть ли не каждый час), его дерзкие выходки больше не вызывали у нее ничего, кроме легкой досады.

– Спасибо, мне вовсе не требуется помощь, – проговорила Лили, дергая за шнур соответствующее количество раз, чтобы вызвать горничную из кухни.

– Ты уверена?

Девушка послала ему грозный взгляд, хотя в глуби не души давно уже начала подозревать, что готова поступиться чем угодно, лишь бы вызвать искру веселья, столь редко появляющуюся в холодной глубине его бирюзовых глаз, и не дать ей угаснуть. Она деловито сняла его руки со своей талии и спросила:

– Может, я вам немного почитаю? Полагаю, роман мистера Филдинга мы одолеем очень скоро.

– Ты отлично читаешь. Лили. Интересно, где это простых судомоек обучают так хорошо читать?

– Спасибо на добром слове.

Лили поспешила сменить тему, поскольку ей вовсе не улыбалось продолжать разговор о своей образованности.

– Я думаю, не кто иной, как Бриджет, сестра мистера Оллворзи, сможет спасти положение, вам так не кажется? Если кому-то и удастся убедить его, что Том хороший, а Блайфил – прохвост, то только ей одной, как по-вашему? А как ваше плечо? Если не хотите ромашковой настойки, полагаю, я могла бы приготовить вам “Кромвель”.

– Что приготовить?

– Горячий пунш.

quot;Какая огромная уступка!” – подумал Дэвон. Обычно Лили тряслась над спиртным, как его престарелая, оставшаяся в девах тетушка.

– Но при чем тут Кромвель?

– Неужели вы никогда “Кромвеля” не пробовали? Коньяк пополам с сидром и немного сахара. Это “обезглавленный Кромвель”.

– А если необезглавленный?

– Вдвое больше коньяку. Он засмеялся.

– А тебе нравится “Кромвель”?

– Я никогда его не пила. Ни разу в жизни ничего не пробовала крепче вина. “Кромвель” нравился моему отцу.

– Понятно.

– Стало быть, злоключения бедняги Тома вас сейчас не интересуют?

– Вроде бы нет. И “Кромвеля” мне тоже что-то не хочется.

– Сыграем в карты?

– Вот ты и попалась! Теперь мне все ясно. Хочешь меня напоить, чтобы обыграть в пикет. Лили позволила себе усмехнуться.

– Не в обиду будь сказано, мистер Дарквелл, но мне вовсе не требуется вас спаивать. Я вас и так обыграю.

– Ах вот как? Давай сюда карты. Я принимаю твой нахальный вызов, даже если мне суждено остаться без единого лампового фитиля в доме.

Она взяла со стола колоду карт и пододвинула стул поближе к постели.

– Мы можем и не играть, если вы не хотите. Я бы охотно занялась шитьем. Так какой счет у нас был в прошлый раз? – невинным голоском спросила Лили.

– Пятьдесят девять на семь, если не ошибаюсь. Играем до ста.

– Да, кажется, именно так.

Лили перетасовала колоду, дала ему снять и принялась сдавать. Карты так и летели у нее из-под пальцев.

– Полагаю, вы не хотите поднять ставки?

– На что играем?

– М-м-м… Как насчет ниток? Мне бы пригодилась пара катушек.

– У меня нет ниток.

– Ну.., вы могли бы их достать, позвонив в колокольчик.

– Лили, если хочешь, я готов играть на деньги.

– Весьма заманчивое предложение, но мне бы не хотелось злоупотреблять вашим великодушием. Оста вить виконта без состояния, пользуясь тем, что он простерт на одре болезни, – согласитесь, нам обоим стало бы стыдно.

Дэвон расхохотался. Впервые Лили услышала, как он смеется. Обо всем на свете позабыв, она уставилась на него, радостно улыбаясь в ответ. Смех у него был хриплый и затрудненный, словно кто-то привел в движение долго бездействовавший механизм. Лили была на седьмом небе и мысленно дала себе слово задавать работу этому механизму как можно чаще.

Все еще усмехаясь, Дэвон откинулся на подушки. Ему нравилось смотреть, как ловко она сортирует карты своими длинными тонкими пальцами. До чего же красивое у нее тело: стройное, изящное, гибкое. Наблюдение за партнершей отвлекало его от игры, возможно, именно этим можно было объяснить столь плачевные для него итоги: он почти неизменно оказывался в проигрыше. Впрочем, подобное объяснение годилось лишь отчасти. В основе его неудач лежала куда более серьезная причина: Лили просто-напросто играла лучше, чем любой из когда-либо встречавшихся ему карточных партнеров. Она точно угадывала, когда следует проявить осторожность, а когда можно и рискнуть. Ее безошибочное чутье вызывало у Дэвона удивление, а выражение лица полностью сбивало его с толку. Сколько ни пытался, он никак не мог понять по лицу Лили, что она думает о выпавших ей картах, в какую бы игру они ни играли. Обычно она смотрела в карты с легкой, слегка озадаченной улыбкой, не говорившей ему ровным счетом ничего, но иногда позволяла себе одобрительно поднять бровь или, напротив, досадливо нахмуриться. Однако когда он, исходя из этих наблюдений, пытался повысить ставки или пропустить ход, то неизменно оказывался в проигрыше. Стремясь ее перехитрить, Дэвон попробовал было действовать от противного, то есть делать ходы вопреки тому, что читал у нее на лице, но и в этом случае не добился успеха.

– Кто тебя научил играть в карты? – раздраженно спросил он после того, как Лили не моргнув глазом выиграла три взятки кряду.

Он уже не в первый раз задавал этот вопрос, и Лили всякий раз уклонялась от ответа, не зная, насколько ему можно довериться. Ей очень хотелось рассказать ему все, но жизненный опыт научил ее осторожности. И все же на этот раз она не смогла удержаться: ей так давно не случалось просто и правдиво поговорить с кем-либо о себе.

– Мой отец, – ответила она. Неужели такой ответ мог ей навредить?

– А он был игроком?

– Иногда.

– Чем же он занимался, когда не играл в карты?

– Ну.., разными вещами.

– Например?

Лили, нахмурившись, опустила взгляд и нерешительно провела пальцами по краям своих карт.

– Он был изобретателем, – ответила она наконец.

– Что же он изобрел?

– Ничего такого, что прославило бы его имя.

– Значит, он не был удачливым изобретателем?

– Ну.., можно сказать и так, – Лили не удержалась от улыбки, услыхав оценку, столь вопиюще не соответствующую сути дела.

– Расскажи мне, что он изобрел.

Как раз в эту минуту она взяла последнюю взятку и объявила новый счет – восемьдесят семь к семнадцати – таким обыденным и лишенным малейших признаков торжества голосом, что Дэвон скрипнул зубами от злости.

Тасуя карты для новой партии, Лили подумала: почему бы и не сказать ему правду? Вреда от этого не будет. Она дала Дэвону снять колоду и опять раздала по двенадцать карт каждому.

– Ну, он изобрел самозатачивающийся нож, потом…

– Какой нож?

– Самозатачивающийся.

– И как же он работал?

Не поддавшись соблазну дать самый простой ответ (“Он не работал”). Лили пустилась в объяснения:

– Все было основано на теории, которую он сам придумал, будто нож, если его особым образом разместить относительно некоторых камней, будет заострять себя сам. Это была.., м-м-м.., не физическая, а скорее метафизическая теория. В общем, она не имела успеха.

Девушка подняла глаза и, увидев, что он улыбается, решила продолжать:

– Самоскладывающаяся переносная мебель тоже не нашла спроса: оказалось, что поднимать ее слишком тяжело. Особенно кровать. Кстати, у меня туз пик – тридцать одно очко.

Дэвон со смехом бросил карты.

– Я сдаюсь.

– Между прочим, мой отец изобрел разновидность виста для двух игроков. Хотите, я вас научу?

– Нет. Я и так уже остался без ламповых фитилей.

– Поверю в долг, – великодушно предложила Лили. – Подвиньтесь немного, для парного виста требуется больше места.

Он неохотно повиновался. Боль в плече стала вполне терпимой, но все тело у него затекло от неподвижности. Устроившись поудобнее, Дэвон опять принялся наблюдать, как она по-мужски быстро и решительно тасует карты.

– Что он еще изобрел?

– Ну, например, гладильный пресс с подогревом. Предполагалось, что он должен отглаживать одежду за несколько секунд.

– Он работал?

– От случая к случаю. Чаще всего одежда просто сгорала внутри. Но это еще ничего. Хуже вышло с механизмом для открывания дверей на расстоянии. Он предназначался для деловых людей, не имеющих постоянной прислуги в доме. Это было очень сложное устройство с блоками, канатами и противовесами. Если, к примеру, вы были наверху, а к вам пришел посетитель, вы могли открыть входную дверь, потянув за веревку. При первом же испытании эта штука едва не задушила кошку.

Она продолжала рассказывать истории об изобретениях своего отца, порой преувеличивая их нелепость, чтобы заставить его рассмеяться. Одна из таких попыток увенчалась столь грандиозным успехом, что Дэвон скорчился и застонал от боли, хватаясь за плечо, после чего велел ей немедленно умолкнуть.

В дверь постучала горничная, и Лили поднялась, чтобы поговорить с нею в коридоре.

– Скажи ей, что я хочу есть. Лили! Я оголодал. Пусть принесет что-нибудь посущественнее этого проклятого бульона, который ты льешь мне в глотку целыми галлонами.

Лили бросила на него взгляд, полный кроткого мученичества.

– Не подглядывайте в мои карты, пока меня не будет, – предупредила она и вышла.

Дэвон покачал головой, все еще улыбаясь. За последние четыре дня она стала ему настоящей нянькой: ухаживала за его раной, мыла и брила его, приносила ему еду. Он не смог бы сказать, что в большей степени способствовало его выздоровлению: удача, заботы Лили или скверно пахнущие припарки Кэбби Дартэвей. Как бы то ни было, глубокий порез на плече прекрасно заживал, а в последние два дня и лихорадка спала. И теперь, чувствуя себя почти здоровым, Дэвон не в силах был даже вообразить, что бы с ним сталось, если бы не Лили.

Он стал вспоминать свой разговор с экономкой, заглянувшей к нему четыре дня назад, после того как фон Рибен и Полкрэйвен наконец ушли, а Лили он отправил спать. Не успел Дэвон и рта раскрыть, чтобы сказать, что ему нужно, как миссис Хау с многозначительным и напыщенным видом объявила, что отныне она будет сама ухаживать за ним, поскольку узнала от “этой ирландки”, что его светлости немного нездоровится. Хозяин взглянул на нес с отвращением, но поблагодарил и сказал, что ей незачем себя утруждать.

– Лили присмотрит за мной какое-то время. Предупредите Трэйера. Не давайте ей никакой другой работы, пока она ухаживает за мной.

– Но, милорд…

– Почему она вечно ходит в одном и том же платье? Подберите ей форму, миссис Хау.

– ”Да, милорд, но…

– И велите Стрингеру подать мне бутылку коньяку. Немедленно. Из той партии, что мой брат недавно.., э-э-э.., приобрел в Нанте. Это все. Вы что-то еще хотели мне сказать?

Экономка сложила на груди свои по-мужски мощные руки и уставилась на хозяина пронизывающим взглядом.

– Милорд, ваша воля всегда была для меня законом, но на сей раз моя преданность вам не позволяет мне молчать. Я должна высказаться.

quot;Черт бы тебя побрал” (это, конечно, не вслух).

– Что ж, говорите.

– Эта девушка… Я ей не доверяю. Работу свою она выполняет сносно, но, мне кажется, она выдает себя за другую.

– Как это?

– Начать с того, что она, по моему убеждению, вовсе не ирландка. Она что-то замышляет, ей нельзя доверять. Я ее пока еще не поймала, но убеждена, что она ворует из кладовой. И еще я думаю, что рекомендация у нее поддельная. Может быть, вам стоило бы написать этой “маркизе Фроум”, если таковая действительно существует, и узнать, работала ли у нее Лили Траблфилд.

Первым побуждением Дэвона было послать ее подальше, но по зрелом размышлении он ответил:

– Я так и сделаю. – Самодовольная усмешка, промелькнувшая у нее на лице, разозлила его донельзя. – Это все, миссис Хау. Не забудьте послать ко мне Стрингера с коньяком.

До сих пор он так и не собрался написать маркизе, но решил, что непременно напишет. Хоть и по иным причинам, Дэвон Дарквелл не меньше, чем его экономка, был заинтересован в том, чтобы узнать правду о Лили Траблфилд. Он не верил в ее коварство или в то, что она ворует еду из кладовой, но чувствовал, что Лили что-то скрывает. За последние дни он несколько раз принимался осторожно расспрашивать ее, пытаясь выяснить, что за жизнь она вела до того, как появилась в Чарде и на фальшивом ирландском диалекте попросила нанять ее служанкой. Но Лили всегда давала уклончивые ответы. Откуда она родом? У нее никогда не было родного дома, ей приходилось странствовать вместе с отцом. Когда он умер? Не так давно. А ее мать? Много лет назад. Где училась сама Лили? Всюду понемногу. Когда она была маленькой, отец нанял ей приходящего учителя, какого-то студента колледжа, ну, а потом она училась по книгам. Откуда у нее такие изысканные манеры? Она сделала вид, будто ужасно польщена, услыхав такой вопрос, но ответила лишь, что с детства была наделена способностью к подражанию и лишь пыталась как можно достовернее воспроизводить манеру своих благородных хозяек. Значит, до вдовствующей маркизы она служила у кого-то еще? О, да, до маркизы были и другие. Кто именно? Где? Разные люди в разных местах. И все они либо умерли, либо путешествуют, либо переехали.

Он не поверил ни единому слову.

В этот момент Лили вернулась в комнату. Ее серое канифасовое платье, – разумеется, лишенное всяких признаков кокетства, было, по крайней мере, чистым и целым, без заплат. Однако ему хотелось увидеть ее одетой в нечто более изысканное. К примеру, в шелк, бархат или атлас. Хотя, пожалуй, больше всего, хитро усмехнувшись, подумал Дэвон, ей пошла бы кожа. Ее собственная кожа.

Выражение его лица заставило ее насторожиться.

– Вы заглядывали в мои карты?

– Да. И увидел, что у тебя опять на руках все козыри, так что я сдаюсь. Лили, я одеревенел, как бревно, пойди сюда и разотри мне спину.

Лили прищелкнула языком и со строгим видом собрала разбросанные карты, ворча себе под нос, что не потерпит жульничества. Однако подобным образом она лишь пыталась скрыть волнение, вызванное его просьбой. В последнее время хозяин требовал растираний по несколько раз в день, и девушку смущала возникавшая при этом между ними близость. Впрочем, нет, больше всего ее поражало то огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие, которое процедура растирания доставляла ей самой. Последние несколько дней стали для Лили настоящей идиллией, чудесным избавлением от тяжелой и нудной работы по дому, от одиночества, на которое обречен всякий, кто вынужден скрывать свое истинное лицо. Она и не подозревала, как сильно изголодалась по обычному разговору, по возможности побыть самой собой. Конечно, Дэвон был выше ее во всех отношениях, но, уж во всяком случае, он был ближе к ней по образованности и светским манерам, чем Лауди. Лили была общительна, как и ее отец, поэтому долгие недели навязанного ей молчания и одиночества поневоле подействовали на нее угнетающе, зато общение с Дэвоном за последние несколько дней буквально воскресило ее. Он бывал холодным и замкнутым, часто впадал в раздражительность или в мрачную тоску, но за воздвигнутой им вокруг себя крепостной стеной Лили иногда различала проблески доброты и человечности. Он доверял ей – это было для нее главным источником радости. Каким-то необъяснимым образом они стали почти друзьями.

И все же была в их дружбе какая-то шероховатость, неловкость, связанная с ощущением – ну признайся, Лили! – физического тяготения, неизменно присутствующим даже в самых обыденных ситуациях, при самом что ни на есть заурядном разговоре. Иногда Дэвон начинал с нею заигрывать, и тогда ей становилось легче: по крайней мере напряжение, прятавшееся под покровом внешних условностей, выходило наружу. Но обычно оно висело в воздухе, словно туча, заряженная электричеством, проникая повсюду и придавая самым простым словам и действиям некий скрытый смысл, тревожный и волнующий.

– Ну так повернитесь, – бесцеремонно приказала Лили, присаживаясь на край постели и сохраняя на лице натянутое выражение. – Что.., что вы делаете?

– Расстегиваю рубаху. Кожа зудит, почеши ее, ладно?

Ну почему ее это так волнует? Какая нелепость! Она же видела его чуть ли не голым по крайней мере раз двадцать. Лили помогла Дэвону стащить ночную рубашку с широких плеч, сама поражаясь тому, сколько разнообразных чувств вызывает у нее один лишь вид его мускулистой груди, покрытой завитками темных волос. Он отодвинул подушки в сторону и осторожно перевернулся на живот, сложив руки под подбородком. Лили положила ладони ему на лопатки, и он сразу же испустил громкий стон притворного блаженства, вызвавший у нее улыбку.

– Что за глупости! Я же еще ничего не сделала. Она начала с затылка и стала медленно спускаться вниз, растирая подушечками больших пальцев каждый позвонок в точности так, как ему нравилось. Лили не уставала удивляться его силе. Ей нравилось ощущать под пальцами упругую кожу, туго натянутую изгибами мускулов, твердыми и гладкими, как отполированный металл. Его могучее тело сужалось к бедрам; порой у Лили возникало трудно сдерживаемое желание сдернуть простыню и посмотреть, на что похожи его голые ягодицы, вызывавшие у нее жгучее любопытство. Разумеется, она ничего подобного не сделала бы, но боялась, что в какой-то момент не выдержит. В этот день Лили, как всегда, поборола соблазн, но ее руки задержались немного дольше, чем следовало, на полоске обнаженной кожи чуть ниже его талии.

– Не забудь, я просил почесать, – пробормотал Дэвон с закрытыми глазами. Его рот, всегда сурово сжатый, на сей раз смягчился в мечтательной полуулыбке.

Лили принялась легонько водить ногтями у него по плечам и по спине. Он довольно заурчал, и она опять улыбнулась. Неудивительно, что он так силен, подумала девушка, любуясь игрой мускулов, непроизвольно сокращавшихся от прикосновения ее пальцев. Она с самого начала знала, что Дэвон Дарквелл – не праздный сельский сквайр, но за последние дни она открыла, что он не чурается самой грубой и черной работы на своих землях. Болезнь выбила его из колеи, а вынужденное безделье едва не сводило с ума. А еще из разговоров, подслушанных в этой комнате, а также выступая в качестве курьера, передающего послания Дэвона мистеру Коббу, Фрэнсису Моргану и другим, Лили узнала, что, хотя власть виконта Сэндауна была абсолютной и непререкаемой, служащие тем не менее уважали его за такие качества, как справедливость, постоянство и дальновидность, а не только за то, что он был “хозяином”. Лауди давно уже поведала ей, что Дэвон – человек глубоко несчастный, подавленный горем, живущий в разладе со всем миром. Это было правдой, но, какие бы демоны ни терзали его, он не позволял им мешать своей работе. Лили ясно видела, что часто он их сдерживает, но спрашивала себя, какой ценой.

Размышляя подобным образом, она спохватилась, что кое-что упустила.

– Извините, я забыла вам сказать, что мистер Морган хотел поговорить с вами о руднике сегодня днем. Он послал записку и хотел увидеться с вами в четыре часа, если вас это устроит.

– Отлично, – буркнул он, переворачиваясь на спину. – Я не собирался никуда отлучаться.

Лили взбила подушки и подложила ему под спину, а потом потянулась, чтобы поправить ночную рубашку, сбившуюся у него под мышками, но Дэвон внезапно схватил ее за обе руки и прижал их к своей груди. Это заставило ее склониться над ним, теперь их лица почти соприкасались. Девушка давно уже поняла, что мериться с ним силой бесполезно. Единственное, что ей оставалось, – это сохранять внешнее спокойствие. От прикосновения к ладоням жестких курчавых завитков на его груди ей стало щекотно. Но одновременно она ощутила и кое-что еще: потрясшее ее до глубины души, сильное и ровное биение его сердца.

Голос Лили дрогнул, когда она заговорила:

– Что ж, в таком случае я пойду скажу слуге, чтобы передал ваши слова мистеру Моргану. Что вы примете его в четыре…

Он заставил ее замолчать, прижав палец к ее губам.

– Как ты красива, Лили. Сегодня ты выглядишь еще прекраснее, чем вчера. Или позавчера.

Он понимал, что несет вздор, и все же готов был поклясться, что в эту минуту говорит правду. На щеках у нее заиграл румянец, ее удивительные серо-зеленые глаза сияли ярче, чем обычно.

Лили почувствовала, что краснеет.

– Я стала лучше питаться, – выпалила она первую пришедшую в голову глупость, – и.., и больше спать с тех пор, как ухаживаю за вами.

– Стало быть, мы должны позаботиться о том, чтобы ты и впредь продолжала ухаживать за мной.

Он обхватил ее рукой за шею и притянул поближе к себе От нее пахло мыльной пеной. Раньше он никогда не встречал женщин с таким запахом.

Ее рот был соблазнителен, он собирался ее поцеловать. Она хотела этого так сильно, что ей даже стало страшно.

– г Мне кажется, я вам больше не нужна, – хрипло прошептала Лили. – Вы уже почти здоровы.

– Ошибаешься, – возразил Дэвон, тихонько качая головой. – Именно сейчас ты нужна мне больше, чем когда-либо.

Положив руку поверх ее руки, он провел ее ладонью по своей груди вниз, к плоскому мускулистому животу. О том, что он собирался сделать, она догадалась, только когда Дэвон прошептал:

– Позволь, я тебе покажу.

Лили как ошпаренная отдернула руку и вскочила. Сердце у нее отчаянно колотилось, дыхание свело. Она ощутила одновременно и облегчение, и разочарование. Что ему сказать? “Как вы смеете?” – прозвучало бы глупо и неискренне. В конце концов, вот уже в течение четырех дней они беспрестанно вели свою особую игру в кошки-мышки, у которой мог быть только такой финал. К тому же трудно было на него сердиться, когда он смотрел на нее вот так, снизу вверх, с задорной ухмылкой и без малейших признаков раскаяния во взгляде. Странно, но больше всего ей хотелось рассмеяться ему в лицо.

Однако она лишь бросила на него строгий взгляд и принялась собирать посуду на подносе. Ей хотелось уйти, не сказав ни слова, но он остановил ее на полпути к дверям.

– Ты далеко собралась? Лили встала вполоборота.

– Вниз.

– Ладно, так и быть. Разрешаю тебе уйти. – От него не укрылось недовольное выражение ее лица с поджатыми губами и язвительным взглядом. – Но возвращайся через полчаса. Ты должна помочь мне одеться. Я решил пойти на прогулку, и тебе придется меня сопровождать.

Она повернулась к нему лицом: тревога за Дэвона мгновенно вытеснила из ее души обиду и гнев.

– А вы уверены, что достаточно окрепли для прогулки?

– О, да, – ответил он, складывая руки на груди и многозначительно улыбаясь. – Я уже достаточно окреп но только для прогулки.

Неуклюжий намек, подумала Лили, и все же он заставил ее покраснеть, а Дэвон, конечно, именно этого и добивался.

– Очень хорошо, сэр, – бросила она сквозь зубы. Это вызвало у него лишь еще более широкую ухмылку. Лили резко повернулась, и посуда на подносе задребезжала. Выходя, она услыхала за спиной что-то похожее на смешок.

***

– Неужели вам действительно так сильно нужна опора? – спросила Лили, стараясь, чтобы ее голос звучал сердито.

– Ну, разумеется. Я выздоравливаю после тяжелого ранения, я все еще очень слаб. Если бы я упал, то мог бы серьезно пострадать.

Лили бросила на него недоверчивый взгляд. Он взял ее под руку и привлек к себе так близко, что стороннему наблюдателю (а таковых, по ее мнению, было предостаточно, поскольку они прогуливались по дорожке, ведущей к краю мыса, на глазах у любого, кому взбрело бы в голову выглянуть в окно в задней части дома) могло показаться, будто она подпирает его плечом. А так как он был вполне способен передвигаться вот таким же неспешным шагом без посторонней помощи, Лили поняла, что вся эта игра в инвалидность – всего лишь очередная уловка, чтобы прикоснуться к ней, пользуясь случаем. Ей следовало бы рассердиться, но она не находила в душе ни капли досады или гнева.

Ее весьма занимал вопрос о том, что же у него на уме. Совсем не так давно он самым оскорбительным образом избегал показываться рядом с нею на глаза кому бы то ни было, даже слугам. Теперь же они как будто поменялись ролями: именно ее беспокоило и смущало явное неприличие установившихся между ними слишком близких и коротких отношений. Не будучи местной уроженкой. Лили так и не стала своей среди остальных слуг, а уж после того, как хозяин приблизил ее к себе, и вовсе оказалась для них чужой. Она чувствовала себя очень одинокой. Никто не оскорблял ее в лицо, но только потому, что считалось, будто она находится под покровительством хозяина. По крайней мере на то время, пока он не потерял к ней интереса. Нахальство Трэйера стало проявляться более вкрадчиво и осторожно, его мать относилась к Лили с молчаливым презрением, полным затаенной угрозы. Служанки начинали перешептываться и хихикать, стоило ей только отвернуться, лакеи поедали ее глазами исподтишка и обменивались понимающими взглядами. Одна лишь Лауди, великодушная и ничему не удивлявшаяся, проявила полное безразличие к гибели репутации Лили. Зато она засыпала подругу вопросами, желая знать досконально, что происходит между нею и хозяином. Когда Лили отвечала: “Ничего, он болен, и я за ним ухаживаю, вот и все”, – Лауди лишь недоверчиво поднимала брови, приговаривая: “Как же, как же”.

– Ты когда-нибудь видела, как сардины идут косяком, Лили? – спросил Дэвон, прервав ход ее размышлений.

– Нет. А на что это похоже?

– Это удивительное зрелище. Рыба поднимается из глубины к западу от Силли [12] и идет вдоль берега огромными стаями. Однажды, когда я был ребенком, такой косяк растянулся от Мевагисси до самого Края Света [13], а это – ни много ни мало – добрая сотня миль. Отец возил меня на него смотреть.

Опять Лили взглянула на него как зачарованная. Впервые Дэвон заговорил с нею о своей семье, о каких-то личных воспоминаниях.

– В такие дни весь город высыпает на берег. Рыбы столько, что вода так и кишит ею, словно вскипает на глазах. А за сардинами охотятся треска и хек, и чайки, и люди. Всех охватывает какое-то безумие. Рыбаки забрасывают сети и с берега, и с лодок.., и так по всему побережью. Сардины бьются, пытаются уйти, шум стоит такой, что не слышишь собственных мыслей.

– Когда же это происходит?

– В июле. Сама увидишь.

До наступления июля оставалось всего две недели. Она будет ждать с нетерпением, – Значит, вы здесь выросли? – застенчиво спросила Лили, а про себя подумала, что еще несколько дней назад не осмелилась бы задать подобный вопрос.

– Я проводил здесь часть времени. Приезжал навестить отца. А вообще-то я жил в Девоншире с матерью.

Лили надеялась, что он продолжит рассказ, но Дэвон замолчал, а ей не хватило смелости спросить, почему его родители не жили вместе.

– У вас есть другие братья, кроме мистера Дарквелла? – отважилась она через минуту.

– Нет, но у меня есть сестра. Она живет в Дорсете. Мы редко видимся.

Подойдя к вырубленным в скале ступеням, Дэвон остановился и посмотрел на Лили. Заходящее солнце светило ей в спину, и ее темно-рыжие волосы как будто полыхали дымным пламенем, оттеняя нежный овал лица, а устремленный на него взгляд чистых серо-зеленых глаз был серьезным и немного печальным. Она была обворожительна, и ему расхотелось разговаривать.

Перемена выражения в его глазах встревожила Лили, она лихорадочно начала придумывать, что бы еще сказать.

– А ваш брат.., он скоро вернется?

– Да, скоро. Давай спустимся к воде, Лили.

– Но.., вы уверены? Вам не следует переутомляться в первый же день.

Он лишь улыбнулся в ответ и, предложив ей руку, церемонно повел ее вниз по крутым ступеням.

Груда зубчатых камней, обнажившаяся при отливе, торчала из земли у подножия крутого утеса. На море была зыбь, мелкие волны прибоя поблескивали в лучах солнца, громадные черные валуны, полузатонувшие в прибрежном песке, отбрасывали длинные темные тени на желтую полоску пляжа. “Мне будет этого не хватать”, – удивленно призналась себе Лили, вдыхая соленый ветер. Признание потрясло ее: ведь она не была здесь счастлива. И тем не менее это было правдой. Никогда ей не забыть величавой, проникнутой угрюмым одиночеством красоты моря и дикой, необжитой земли. Дэвон провел ее по берегу немного вперед и остановился в замкнутом кругу морских скал, высушенных солнцем во время отлива. Море отступило далеко, сейчас они находились на безопасном расстоянии от линии прибоя. Повернувшись спиной к шероховатому, в пояс высотой камню, мужчина и женщина принялись смотреть на воды Ла-Манша. Молчание затягивалось, и Лили украдкой бросила взгляд на суровый и твердый профиль Дэвона, но, как всегда, ничего не сумела в нем прочесть. Он был во многих отношениях человеком странным; предчувствие давно уже подсказывало ей, что он способен причинить ей боль. И все же, когда его не было рядом, она начинала тосковать, а в его обществе чувствовала себя необъяснимо счастливой.

Она смущенно опустила глаза, когда он, повернув голову, перехватил ее взгляд.

– Как вы себя чувствуете? – спросила Лили, стараясь скрыть волнение.

– Мне больно. Лили. Я ужасно страдаю. – Его глаза жалобно взглянули на Лили. – Мне срочно требуется мое лекарство, и только ты можешь его дать.

Облегченно переведя дух. Лили не могла не рассмеяться. Дэвон коснулся ее щеки костяшками пальцев, видя, что у нее уже готова шутка в ответ. В груди у Лили вспыхнул огонь, пламя так быстро растеклось по всему телу, что ей стало страшно. Дэвон подошел ближе. Она стала отступать и скоро почувствовала, что упирается ногами в скальную породу.

– Вы.., я думала, вы хотели немного размяться, мистер Дарквелл.

– Именно так, мисс Траблфилд.

Он наклонился, чтобы ее поцеловать, и она на мгновение оцепенела, потому что имя, которым он раньше никогда ее не называл, всколыхнуло в памяти множество тревожных воспоминаний. Однако поцелуй заставил Лили смягчиться, все мысли разбежались, осталось лишь ощущение сладкой тяжести его губ, прижимавшихся к ее губам. Его нежность лишила ее способности сопротивляться, одной рукой она робко провела по его щеке, другую прижала ладонью к его груди и, затаив дыхание, почувствовала, как он легонько покусывает ее губы. Потом Дэвон несколько раз медленно повел головой из стороны в сторону, поглаживающим движением лаская ее полуоткрытый рот. Ее руки обвились вокруг него, поцелуй стал еще более глубоким и страстным, а весь окружающий мир куда-то исчез, все правила и ограничения, внушенные Лили с детства, сразу позабылись.

– Нет, не надо, – вздохнула она, когда его руки тихонько скользнули вверх и коснулись ее груди. Но она не остановила его. Она не могла его остановить.

– Не надо? – вкрадчивым шепотом переспросил Дэвон и принялся медленно обводить кругами мягкую округлость ее груди.

Надо было его остановить! То, что он делал, было нехорошо, дурно и могло привести лишь к большой беде. Но Дэвон как будто околдовал ее, лишив способности воспринимать что бы то ни было, кроме движения своих пальцев, нестерпимо медленно продвигавшихся к вершинам холмов.

– Позволь мне любить тебя. Лили, – прошептал он. – Скажи “да”. Я больше не могу ждать.

Она попыталась покачать головой, но он вновь начал ее целовать, и это стало невозможным. Лили едва держалась на краю чего-то, не выразимого словами, и каждая секунда казалась ей новой жизнью, отделенной от прошлого и будущего. Она не знала, что ей делать, и потому замерла с закрытыми глазами в полной неподвижности, позволяя сладкой ласке продолжаться; она даже перестала отвечать на его поцелуи. Дэвон оставил ее губы и прошептал свою просьбу на ухо Лили, подкрепив ее легким, соблазнительным движением языка. Девушка таяла, слабела, ей хотелось ему уступить. Желание делало ее беспомощной, но в конце концов именно ощущение бессилия предупредило ее об опасности, а страх потерять самообладание дал ей сил остановить его.

– Нет, я не могу, – прошептала Лили, отстранив руки Дэвона и вырываясь из его объятий.

Не веря собственным глазам, Дэвон посмотрел ей вслед. Она отошла на несколько шагов, обхватив себя руками и глядя на воду. На мгновение он закрыл глаза и спросил сквозь стиснутые зубы:

– Ты что, с ума меня свести хочешь? У тебя отлично получается.

Лили обернулась.

– Простите, я.., я совершила ошибку!

– Нет, это я совершил ошибку.

– Нет, я. Этого не должно было случиться. Я не должна была позволять… – Ее голос дрожал. – Простите, что я ввела вас в заблуждение, позволив думать, будто между нами что-то может быть. Ничего не будет.

– Почему нет?

– Это просто.., просто невозможно. Я не могу сделать то, что вы хотите.

quot;Что я хочу”, – добавила она про себя.

– Но почему?

Растерянная, не зная, что сказать. Лили беспомощно покачала головой.

– Прошу вас, не надо настаивать. Я больше.., не могу вот так с вами встречаться. Да и моя помощь вам больше не нужна. Мне придется вернуться к прежней работе. Прошу вас! – воскликнула она, когда он выругался и начал возражать. – Вы благородный человек, вы не станете пользоваться преимуществом своего положения. Я знаю, что не станете. Позвольте мне уйти, Дэвон.., сэр…

Стиснув кулаки. Лили судорожно перевела дух. Вся суть мучившей ее дилеммы заключалась именно в двух последних, с запинкой произнесенных словах, ибо она не знала, что на самом деле он значит для нее и чем она может стать для него.

Она сразу увидела, что ее объяснение его не удовлетворило: Дэвон все еще смотрел на нее исподлобья горящим взглядом. Вдруг ей в голову пришла мысль, показавшаяся удачной. Однажды это уже сработало, возможно, сработает и еще раз.

– Это.., это из-за моего жениха. Ему бы не понравилось, если бы мы.., если бы я… – О, дьявол, как его убедить, что у нее есть любовник, если она даже нужных слов подобрать не может! – Если бы я ему изменила, – выговорила она наконец, чувствуя себя последней дурой.

Дэвон подошел ближе, и ей пришлось попятиться, испугавшись неистового пламени, бушевавшего в его взгляде. Однако его голос, когда он заговорил, звучал тихо и бесстрастно.

– Расскажи мне о своем женихе. Лили. Как его зовут?

На одну страшную секунду Лили замерла, не в силах вспомнить ни единого мужского имени.

– Джон, – пролепетала она после слишком долгой паузы.

– Джон. И где он живет?

– В Лайме.

– Он твой любовник?

– Нет.., то есть да!

– Нет, то есть да? Вы помолвлены?

– Нет, мы…

– Когда вы виделись в последний раз?

– Два месяца назад.

– Ты ему пишешь?

– Да!

– Как же он зарабатывает на жизнь?

– Он… – Опять в голове у нее стало пусто. – Я не обязана вам отвечать! Зачем вы задаете мне все эти вопросы?

– Потому что я не верю в его существование! – прорычал он, обеими руками схватив ее за плечи. – Я вижу, ты его просто выдумала, не знаю только зачем.

– Он каменщик! Он строит церкви и дома и.., вообще любые здания. Он ученик, вернее, подмастерье, он стал подмастерьем совсем недавно…

Потеряв терпение, Дэвон встряхнул ее.

– Зачем ты лжешь?

И тут вдруг его осенило. Все стало ясно, он даже подивился, как мог быть настолько глуп. Он был уверен, что оставил подобную наивность в далеком прошлом, но вот – надо же! – чуть было опять не попался. Ослабив захват, Дэвон криво усмехнулся.

– Прошу прощения, мне с самого начала следовало внести ясность. Я вовсе не пытаюсь просто воспользоваться своим преимуществом, клянусь, тебе не придется ни о чем жалеть.

Лили поняла его превратно: она вспыхнула и нервно рассмеялась.

– Это.., конечно.., я в этом не сомневаюсь!

– Итак?

Она отвернулась и не ответила.

– Чего ты хочешь? Назови сумму. Сколько, Лили? А может, тебе нужен собственный дом? Ты только скажи!

Ее глаза расширились, она уставилась на него, потеряв дар речи.

– Деньги? Вы предлагаете мне взять деньги? Одно из двух: либо ей не нужны были деньги, либо она была непревзойденной лицедейкой.

– Тебе не нужны деньги? Тогда чего же ты хочешь?

Лили охватил такой ужас, что она даже не смогла рассердиться. Гневу суждено было прийти позже.

– Чего я хочу?

О, если бы она могла назвать все то, чего хотела! Свободы, уважения, восстановления честного имени. Дружбы, привязанности, тепла. Да и денег тоже. Увы, все это полагалось хранить в тайне.

– Ничего! Мне от вас ничего не надо! Отпустите меня, мистер Дарквелл, вы совершили ошибку.

– А я так не думаю.

– Пустите!

– Что это за игра? Не надо изображать недотрогу, Лили, ты внакладе не останешься. Я хорошо заплачу, если…

– Будьте вы прокляты! Я не играю в игры.

– Черта с два! Чего ты от меня хочешь? Не строй из себя оскорбленную невинность! Ты же не девственница!

– Откуда вам знать? Вы ничего обо мне не знаете!

– Знаю, потому что довольно наслушался твоего вранья. Ты говоришь, этот “каменщик” – твой любовник. Это правда или нет?

– Да, правда!

– Значит, я буду у тебя не первым. Он рывком притянул ее к себе, и Лили стала сопротивляться.

– Только дотроньтесь до меня, и я буду у вас последней! – Но это лишь рассмешило его. – Не смейте меня целовать! – Вытянув шею, она отвернулась в сторону, чтобы избежать встречи с его ртом. – Не смейте! – повторила Лили, когда он привлек ее к себе и спрятал лицо в темно-рыжих кудрях у нее за ухом. – Черт бы вас побрал, я этого не хочу!

Дэвон крепко-накрепко зажмурился и замер, прижимая ее к себе и слушая, как громко бьется ее сердце, как по всему телу пробегает дрожь. Никогда раньше ему не приходилось насильно удерживать разгневанную женщину, не желающую дать ему то, о чем он просил. Он почувствовал отвращение к себе, но в то же мгновение понял, что не сможет ее отпустить. И в оправдание принялся уверять себя, что никто лучше его не знает женщин, подобных ей. Она просто играла с ним, набивая себе цену, стараясь не прогадать, “продать свой товар подороже”, как говорил Клей. И все же в одном отношении Лили действительно отличалась от Мауры: она и вправду была горяча. Ее страсть была непритворной. Тем хуже для нее – это ее и погубит.

Он намеревался использовать эту непритворную страсть, чтобы ее сломить. Да, так и надо действовать: хладнокровно соблазнить ее, а потом оставить ни с чем. Бессердечная жестокость подобного плана его ничуть не смущала. К тому же он собирался доставить удовольствие не только себе самому, но и ей тоже. Ей будет с ним хорошо. Так хорошо, что ни о чем жалеть не придется. А потом он избавится от нее. Избавится от наваждения.

Продолжая ее обнимать, Дэвон немного ослабил захват.

– Мне не следовало так говорить, – прошептал он, по-прежнему пряча лицо у нее в волосах. – Прости меня, Лили, я плохо подумал о тебе. Я был не прав. Я никогда не причиню тебе зла.

– Отпустите меня, Дэвон, вы должны меня отпустить.

– Скажи, что ты меня прощаешь. Я рассердился, я.., сам не знал, что говорю. Прости, если я сделал тебе больно. – Она стояла неподвижно, упираясь стиснутыми кулаками ему в грудь. – Но я так хотел тебя, Лили, – продолжал он. – Я все еще хочу тебя. Я думаю о тебе, не переставая. Лили, ты свела меня с ума.

Ее сердце мчалось, обгоняя мысли. Кольцо мужских рук, сомкнувшееся вокруг нее, стало не таким тесным, но оставалось по-прежнему крепким. Надо было вырваться из этого стального обруча, но у нее не было сил. Надо было его возненавидеть, но она не находила в своей душе сил для ненависти.

– Не говорите мне таких вещей. Ничего не изменилось. Это невозможно.

– В чем дело? – Одной рукой он принялся медленно поглаживать ее стройную спину. – Я не причиню тебе зла, – повторив эти слова, Дэвон сам почти поверил в них. – Ведь раньше, когда мы целовались, тебе это нравилось. Позволь мне поцеловать тебя еще раз. Один разочек. Позволь мне, Лили. – Он провел губами вдоль хрупкой линии ее подбородка, тонкого, как край чаши. – Какая у тебя нежная кожа…

И вот она начала дрожать. Ее рот был крепко сжат, но все же он вынудил ее чуть-чуть приоткрыть губы и, просунув язык внутрь, принялся ласкать их с внутренней стороны. Она судорожно вздохнула и отвернулась.

Однако его терпение оказалось неиссякаемым.

– А знаешь, на вкус ты напоминаешь цветок, – прошептал Дэвон, покрывая легкими поцелуями ее трепещущие ресницы. – Поцелуй меня. Лили. Я умираю от любви.

Лили попыталась призвать на помощь всю свою решимость, но дух неповиновения предательски покинул ее. Она больше не отталкивала его, нет, она обеими руками хваталась за его рубашку, как человек, карабкающийся по обрыву.

– Это нечестно, – проговорила Лили, чуть не плача и старательно отворачивая лицо, хотя все ее чувства были сосредоточены лишь на том, что проделывал Дэвон своим языком, а теперь еще и руками, скользившими по ее телу с неукротимым упорством долго сдерживаемого желания.

– Знаю. Но я ничего не могу поделать, – ответил он и медленно повел ее назад к скале, служившей им опорой раньше.

Наверное, это так и есть, подумал Дэвон. Вот сейчас еще можно остановиться, но через минуту это станет уже невозможным. Он коснулся ее нежной щеки и мягким, но настойчивым усилием заставил взглянуть себе в лицо. Ее глаза, потемневшие от желания, цветом напоминали нефрит. Вот и отлично, промелькнуло у него в голове. Больше он просить не намерен. Его рот, горячий и жадный, опустился и овладел ее губами в страстном поцелуе, лишенном даже намека на нежность. Лили покачнулась, и он подхватил ее, заставив обнять себя за шею.

– Ваша рана, – с трудом проговорила Лили. – Вам же больно!

Он оторвался от нее ровно настолько, чтобы рассмеяться вслух, но тотчас же вновь вернулся к прерванному поцелую, на сей раз пустив в ход и язык, и зубы. За считанные секунды его пальцы на ощупь распустили шнуровку ее канифасового платья и раздвинули края корсажа. Лили застонала, ощутив кожей теплый воздух и еще более теплое прикосновение его рук, пока он освобождал ее груди от стесняющих их складок корсета. Дэвон вновь прервал поцелуй, чтобы полюбоваться делом рук своих.

– О, Лили, как красиво, – прошептал он, отводя ее руки в стороны, когда она попыталась прикрыться. – Позволь мне тебя поцеловать. Вот здесь.

Он заставил ее повернуться так, чтобы она вновь встала спиной к скале, а затем склонился над нею, и ей пришлось откинуться назад, изогнувшись в талии и полулежа на камне.

– Дэвон… О Боже!

– Тише, тише, любовь моя, все хорошо, не надо бояться Жарко дыша, он шептал слова утешения прямо в ложбинку между грудей, медленно обводя пальцами их напрягшиеся вершины. Лили, задыхаясь, втянула в себя воздух, Дэвон почувствовал, как она судорожно комкает в руках его рубашку.

– Прелесть, – прошептал он, лизнув языком тугой розовый бутон, и Лили громко застонала, словно под пыткой.

Она стиснула зубы и вцепилась обеими руками ему в волосы, намереваясь оттолкнуть его, но воля покинула ее, и, вместо того чтобы бороться, ее пальцы начали откровенно и бесстыдно поощрять его. Дэвон шептал какие-то страстные слова, которых она почти не слышала, одни были грубыми, другие – сладкими, как мед. Его губы ласкали один сосок, а рука нетерпеливо скользнула к другому. В ушах у нее стоял оглушительный гул, совсем непохожий на шум прибоя. Вероятно, это был голос ее желания, отчаянно рвущегося наружу. Дэвон вновь овладел ее ртом, и Лили почувствовала, как ее покидают последние остатки самообладания. Она парила на странной, незнакомой, пугающей высоте, где не было никакой твердой опоры, ничего, кроме ощущений. В последней попытке защитить себя девушка сжала обеими ладонями его щеки и заглянула ему в лицо, стараясь понять, что за человек перед нею. Слова были бессильны, да и бесполезны. Она принялась напряженно вглядываться в его глаза, горящие страстью, и обвела кончиком пальца жесткие складки по углам рта, словно они могли открыть ей какой-то сокровенный смысл.

Но Дэвон вовсе не жаждал понимания. Не пряча глаз от ее пристального взгляда, он коленом пытался раздвинуть ей ноги, но она сразу же испуганно сжала бедра. Глаза Лили расширились от волнения и страха. Заглушив ее прерывистую и бессвязную мольбу новым беспощадным поцелуем, ослепленный страстью, он стал задирать ей юбки, открывая стройные и гладкие бедра.

Господи, до чего же мягкая у нее кожа. Ее дыхание превратилось в отрывистые, судорожные всхлипывания, и это разожгло его еще больше. Какой-то звук.., чужой, посторонний звук пытался проникнуть сквозь стену страсти, возведенную им подобно крепостному бастиону, но Дэвон не желал его замечать. Нежный и влажный рот Лили на вкус напоминал освежающий напиток. Он погрузил пальцы в упругую поросль волос, венчавшую холмик у нее между бедер, и заглушил посторонний звук, заставив ее застонать.

Но звук раздался снова, и на этот раз Лили тоже услыхала его. Вся напрягшись, она оторвалась от его губ и уставилась на него отчаянным, перепуганным взглядом. Звук оказался топотом шагов на каменных ступенях у них над головой. В следующую секунду она услыхала, как Дэвон скрипнул зубами от злости и испустил самое грязное ругательство, какое ей когда-либо приходилось слышать.

Стремительным и грубым движением, от которого у нее лязгнули зубы, Дэвон поставил ее на ноги и отступил на шаг.

– Не вздумай! – прошипел он, когда она машинально попыталась обернуться, позабыв о беспорядке в своем туалете.

– Милорд?

Лили узнала голос Трэйера Хау. На мгновение у нее мелькнула безумная мысль, что Дэвон сейчас испепелит его взглядом на месте.

Но бешенство, горевшее во взгляде виконта Сэндауна, это еще цветочки в сравнении с тем, что прозвучало в его голосе.

– Что тебе надо?

– Вы.., э-э-э.., у вас гости, милорд. Ваша матушка и леди Алисия Фэйрфакс. Они ждут вас в доме.

Лили показалось, что шум моря превратился в неистовый рев. Она увидела, как потемнело и напряглось лицо Дэвона, как несколько раз подряд вздулись и вновь опустились желваки у него на скулах.

– Сейчас приду, – сказал он вслух, но Лили подумала, что Трэйер вряд ли его услышит за оглушительным громом наступающего прилива. Дэвон медленно поднял глаза кверху, и она поняла, что он провожает взглядом уходящего Трэйера, но сама больше не слышала ничего, кроме шума стремительно прибывающей воды.

Когда Дэвон потянулся к ней, она проворно отступила в сторону, отвернув голову, чтобы он не мог видеть ее лица. Он позволил ей уйти, добраться до линии прибоя. Дал ей время зашнуровать платье. И только потом отправился за нею следом.

1– Лили.

Дэвон положил ей руку на плечо. Она вздрогнула и отшатнулась, словно от укола иголкой, и он опустил руку. Чтобы заглянуть ей в лицо, ему пришлось бы прямо в башмаках войти в полосу прибоя. Она надеялась, что он не станет этого делать.

Но он это сделал. Лили была так ошеломлена, что попятилась назад, уступив ему таким образом пядь суши, где можно было спокойно встать. Он опять назвал ее по имени.

– Прошу вас, не заставляйте меня говорить. Я не могу.

– Ты же понимаешь, мы не закончили. Приходи сегодня ночью. Давай встретимся здесь.

– Прошу вас, уходите. Умоляю.

Никогда раньше он не слыхал того, что прозвучало сейчас в ее голосе. Это было безысходное отчаяние человека, потерпевшего поражение.

– Все остается в силе, – принялся настаивать Дэвон. – Встретимся позже, когда…

– Я не приду. Никогда. Дэвон, ради Бога…

Она готова была разрыдаться, но не хотела плакать при нем. Что ж, отлично, можно устроить поединок прямо сейчас, задержать ее, принудить, силой вырвать у нее обещание того, что ему было нужно. Он без труда смог бы это сделать. Она с трудом сдерживала слезы и судорожно ловила ртом воздух, но не отводила глаз. Мысль о том, что она вот-вот расплачется всерьез, вдруг показалась ему непереносимой. И все же он сказал:

– Мы еще не закончили. Лили. Мы продолжим.

– Вы ошибаетесь.

Дэвон глядел на нее еще с минуту. Над головой пронзительно закричала чайка, лучи солнца, светившего из-за облаков, расписали воду пролива косыми полосами света и тени. Наконец сжалившись, он оставил ее одну.

Теперь Лили смогла дать волю слезам.