"Чужеземец" - читать интересную книгу автора (Гэблдон Диана)

Глава 17 Мы встречаем нищего

На следующее утро мы спали довольно долго. Солнце уже стояло высоко, когда мы вышли из гостиницы, на этот раз направляясь на юг. Из загона исчезли почти все лошади и, похоже, почти все люди из нашей компании тоже исчезли. Я вслух поинтересовалась, куда именно. Джейми ухмыльнулся.

— Точно я, конечно, не знаю, но догадываюсь. Стража вчера пошла туда, — он показал на запад, — значит, Руперт и остальные отправились туда, — и он показал на восток.

— Скот, — пояснил он, увидев, что я не понимаю. — Владельцы поместий и арендаторы платят Страже, чтобы те приглядывали за скотом и возвращали, если его украдут во время набега. Но если Стража поехала на запад, в сторону Лэг Крима, все стада на востоке остались без защиты — во всяком случае, на время. А Руперт ворует скот едва ли не лучше всех. Животные пойдут за ним куда угодно и даже не замычат. Поскольку здесь других развлечений нет, думаю, он уже места себе не находит.

Похоже, Джейми и сам не находил себе места и развил приличную скорость. В вереске пролегала оленья тропа, идти было нетрудно, так что я не отставала. Вскоре мы вышли на такой отрезок пустоши, где можно было шагать рядом.

— А как насчет Хоррокса? — спросила я. Джейми упомянул город Лэг Крим, и я тут же вспомнила английского дезертира и его новости. — Ведь ты собирался встретиться с ним в Лэг Криме, верно?

Джейми кивнул.

— Ага. Но пока я туда пойти не могу — и Рэндалл, и Стража, все отправились в ту сторону. Слишком опасно.

— Что, никто не может пойти вместо тебя? Или ты никому не доверяешь?

Он взглянул на меня и усмехнулся.

— Тебе. Все же ты не убила меня вчера ночью, так что полагаю, что могу тебе доверять. Но боюсь, что одна ты в Лэг Крим отправиться не можешь. Нет. Если потребуется, поедет Муртаг. Но возможно, я сумею устроить что-нибудь другое. Посмотрим.

— Ты доверяешь Муртагу? — с любопытством спросила я, потому что не испытывала никаких дружеских чувств к этому маленькому неряшливому человечку. В конце концов, он в той или иной степени был виноват в моем теперешнем положении, потому что похитил меня именно он. И все же между ним и Джейми определенно имелись дружеские отношения.

— О да. — Он удивленно взглянул на меня. — Муртаг знает меня всю жизнь. Когда я решил вернуться из Франции, то послал весть именно ему и просил встретить меня на побережье. — Джейми криво усмехнулся. — Понимаешь, я ведь не знал, не Дугал ли пытался убить меня, и мне вовсе не нравилась мысль встретиться в одиночку с несколькими Маккензи. Так, на всякий случай. Как-то не хотелось утонуть в прибрежной волне, если они на это рассчитывали.

— Понятно. Стало быть, не один Дугал надеется на свидетелей?

Джейми кивнул.

— Свидетели — это очень удобно.

По другую сторону вересковой пустоши тянулись кривые утесы, рябые от наступавших и вновь отступавших ледников. В глубоких ямах стояла вода, эти озерца окружали густые заросли чертополоха, ромашек и таволги. Цветы отражались в стоячей воде.

Эти бесплодные озерца, в которых не водилась рыба, усеяли утесы, став ловушками для беспечных путников. В них было легко провалиться в темноте и, промокнув, провести неуютную ночь на вересковой пустоши. Мы сели рядом с одним из таких озер, чтобы подкрепиться хлебом и сыром.

Здесь, во всяком случае, водились птицы: низко над водой пролетали ласточки, чтобы напиться; ржанки и кроншнепы глубоко зарывались в илистую землю в поисках насекомых.

Я раскрошила остатки хлеба. Кроншнеп подозрительно посмотрел на них, но пока он раздумывал, быстрая щедрица промелькнула перед его клювом и улетела с угощением. Кроншнеп распушил перья и вновь начал старательно рыть ил. Джейми показал мне на ржанку, которая волочила казавшееся сломанным крыло и громко кричала совсем рядом с нами.

— У нее где-то здесь гнездо, — догадалась я.

— Вон там.

Ему пришлось показать мне в ту сторону несколько раз, и только тогда я разглядела небольшую, ничем не прикрытую ямку. В ней лежало четыре крапчатых яичка, совершенно сливавшихся с усыпанным листьями берегом. Стоило мне моргнуть, и я тут же потеряла гнездо.

Джейми подобрал веточку и осторожно сдвинул одно яйцо с места.

Мать-ржанка, страшно встревоженная, металась прямо перед ним. Джейми неподвижно сел на пятки, глядя на мечущуюся и пронзительно кричащую птицу. Потом его рука метнулась вперед — и он уже держит в ней внезапно замолчавшую птицу.

Джейми заговорил с ней по-гаэльски, его речь напоминала мне тихое шипение, и гладил ее по головке одним пальцем. Птица в его руке не шевелилась, даже его отражение застыло в ее круглых черных глазках.

Он ласково посадил ее на землю, но птица не двинулась с места до тех пор, пока он не сказал ей еще что-то и не помахал медленно рукой. Она дернулась и стремительно метнулась в тростники. Джейми, глядя ей вслед, перекрестился.

— Зачем ты это сделал? — с любопытством спросила я.

— Что? — он вздрогнул. Думаю, он совсем про меня забыл.

— Ты перекрестился, когда птица улетела. Я спросила, зачем.

Джейми смущенно пожал плечами.

— А-а. Это просто старая сказка, вот и все. Почему ржанки так кричат и так беспокоятся о своих гнездах. — Он показал на ту сторону озерца, где другая ржанка вела себя совершенно так же. Джейми некоторое время рассеянно смотрел на птицу.

— У ржанок души молодых матерей, умерших при родах, — произнес он и смущенно взглянул на меня. — В сказке говорится, что они кричат и так хлопочут о своих гнездах, потому что не могут поверить, что птенцы вылупятся на свет. Они все время скорбят об умерших — или ищут оставшихся после себя детей.

Джейми присел рядом с гнездом на корточки и осторожно стал двигать яйцо своим прутиком, устраивая его, как и все остальные, острым концом внутрь гнезда. Даже после того, как яйцо вернулось на место, он продолжал сидеть на корточках, глядя на спокойную воду озерца.

— Думаю, это просто привычка, — сказал он наконец.

— Я всегда так делал, когда еще был мальчишкой, после того, как услышал сказку. Конечно, я даже тогда не поверил, что у них есть души, но, знаешь, своего рода уважение… — Он поднял на меня глаза и неожиданно улыбнулся. — Делал это столько раз, что даже и не замечаю. Знаешь, в Шотландии очень мало ржанок. — Он встал и отбросил прутик. — Пойдем-ка дальше. Я хочу показать тебе одно место, у вершины вон того холма. — Взял меня под локоть, и мы пошли дальше.

Я и раньше слышала то, что он сказал ржанке, отпуская ее. Пусть я знала по-гаэльски всего несколько слов, но это приветствие слышала достаточно часто. «Да пребудет с тобой Господь, мать» — вот что он сказал.

Молодая мать, умершая при родах. И оставшийся после нее ребенок. Я тронула Джейми за руку, и он посмотрел на меня.

— Сколько тебе было лет? — спросила я. Он криво улыбнулся.

— Восемь. От груди уже отняли.

Больше Джейми ничего не сказал, продолжая подниматься на холм. Мы оказались в предгорьях, густо заросших вереском. Местность прямо под нами сильно изменилась — из земли вздымались гранитные глыбы, окруженные соснами и березами. Мы поднялись на вершину холма, оставив позади рыдающих у озера ржанок.

Становилось все жарче. Мы пробирались сквозь густую листву, и хотя пробирался в основном Джейми, через час я созрела для отдыха.

Мы выбрали тенистое местечко у подножья гранитного обнажения. Это место напомнило мне то, где я впервые встретила Муртага — и рассталась с капитаном Рэндаллом.

Но здесь все равно было славно. Джейми сказал, что, кроме нас, здесь никого нет — очень уж громко заливались пением птицы. Если кто-нибудь подойдет близко, птицы обязательно замолчат.

— Всегда прячься в лесу, Сасснек, — посоветовал он. — Если сама не будешь особенно шевелиться, птицы всегда подскажут, не приближается ли кто-нибудь.

Он отвел глаза от пронзительно вопившего на дереве ворона, и наши взгляды встретились. Мы сидели, застыв, едва дыша, не соприкасаясь руками, хотя могли бы. Очень скоро мы надоели птице, и она улетела. Первым отвел взгляд Джейми, вздрогнув, словно замерз.

В папоротниках белели лохматые шляпки грибов. Джейми щелчком сломал один из них и, глядя, как разлетаются споры, заговорил, тщательно подбирая слова.

— Я не хочу… то есть… я не собираюсь намекать… — Тут он поднял глаза и неожиданно улыбнулся, сделав беспомощный жест рукой. — Не хочу тебя оскорблять, сказав, что у тебя большой опыт с мужчинами, вот что. Но было бы глупо делать вид, что ты не разбираешься в этих вопросах лучше, чем я. Я вот что хотел спросить — это… обычно? То, что происходит между нами, когда я прикасаюсь к тебе, когда ты… лежишь со мной? Это всегда так происходит между мужчиной и женщиной?

Несмотря на трудности изложения, я прекрасно поняла, что он имеет в виду. Взгляд его был напряженным. Он смотрел мне в глаза, ожидая ответа. Я хотела отвести свой взгляд, но не смогла.

— Часто бывает что-то похожее, — начала я, но мне пришлось замолчать и прокашляться. — Нет. Нет, это… необычно. Понятия не имею, почему, но — нет. Это… по-другому.

Джейми слегка расслабился, словно я подтвердила нечто, очень его тревожащее.

— Я так и думал. Я никогда не ложился раньше с женщиной, но… ну, в общем, трогал нескольких. — Он застенчиво улыбнулся и тряхнул головой. — И все было не так. Я имею в виду, я обнимал женщин, и целовал их, и… вот. — Он сделал жест рукой, словно отмахиваясь от этого «и». — Было действительно очень приятно. Сердце начинало колотиться, и я тяжело дышал и все такое. Но совсем не так, как когда я обнял и поцеловал тебя.

Я вдруг подумала, что его глаза были цвета озер и неба, и такие же бездонные и непостижимые.

Джейми протянул руку и почти неощутимо прикоснулся к моим губам.

— Начинается точно так же, но потом, через какое-то время, — произнес он очень тихо, — мне кажется, словно в руках у меня — живое пламя. — Его прикосновение сделалось крепче, палец обвел губы и погладил подбородок — И я хочу только одного — броситься в это пламя и сгореть в нем.

Мне захотелось сказать ему, что и его прикосновение обжигает меня и наполняет мои жилы огнем. Но я уже светилась и горела, как раскаленное железо. И я просто закрыла глаза, наслаждаясь воспламеняющим прикосновением к щеке и виску, к уху и шее, и задрожала, когда он уронил руки мне на талию и притянул к себе…

Видимо, Джейми точно знал, куда мы идем. Через какое-то время он остановился у подножья большой скалы высотой не меньше двадцати футов, шероховатой от выступов и рваных трещин.

Из трещин росли кустики полыннолистой амброзии и роз эглантерий, они как будто размахивали над камнем желтыми и розовыми флагами. Джейми взял меня за руку и кивнул на скалу.

— Видишь ступеньки, Сасснек? Как ты думаешь, сможешь по ним подняться?

Действительно, в камне виднелись едва обозначенные выступы, под углом поднимавшиеся вверх по скале. Некоторые казались настоящими уступами, а вот остальные были просто опорой для лишайников. Не знаю, образовались ли они естественным путем или кто-то приложил к этому руку, но я решила, что смогу подняться по ним даже в длинной юбке и тесном лифе.

Спотыкаясь и пугаясь, с надежной помощью Джейми я все-таки взобралась на вершину скалы и огляделась. Вид открывался потрясающий. На востоке возвышалась темная громада горы, а далеко внизу, на юге, холмы плавно перетекали в обширную, бесплодную вересковую пустошь.

На верхушке скалы края обрывались внутрь, и она представляла собой неглубокое блюдо, а в центре этого блюда располагался черный круг, покрытый сажей, с обуглившимися остатками хвороста. Стало быть, мы здесь не первые.

— Ты знал об этом месте?

Джейми стоял немного в стороне, глядя на меня и получая удовольствие от моего восхищения. Он скромно пожал плечами.

— О да. Я знаю почти все интересные места в этой части гор. Иди-ка сюда, здесь можно сесть и смотреть на дорогу.

Отсюда было видно и гостиницу, походившую с такого расстояния на кукольный домик. Несколько привязанных пони стояли под деревьями у дороги. Они казались отсюда просто коричневыми и черными шариками.

На вершине скалы не росли деревья, и солнце сильно пекло мне спину. Мы сидели бок о бок, свесив ноги со скалы, и дружно пили эль из бутылки, одной из тех, что Джейми предусмотрительно вытащил из колодца во дворе гостиницы перед уходом.

Небольшие растения, которым хватало почвы в трещинах, храбро поворачивались к жаркому летнему солнцу. С подветренной стороны росло несколько ромашек, и я потянулась, чтобы сорвать одну.

Что-то негромко свистнуло, ромашка отлетела от стебля и упала мне на колени. Я тупо уставилась на нее, не в силах понять такого странного поведения цветка. Джейми, соображавший гораздо быстрее, уже распластался на скале.

— Быстро ложись, — прошипел он, дернул меня за локоть и заставил лечь рядом с собой. Прижавшись к похожему на губку мху, я увидела над собой еще дрожавшее древко стрелы, вонзившейся в трещину на скале.

Я застыла, боясь даже оглянуться, и постаралась как можно сильнее вжаться в камень. Джейми неподвижно лежал рядом, так неподвижно, что сам казался камнем. Даже птицы и насекомые замолкли, и сам воздух, казалось, замер в ожидании. И тут Джейми захохотал.

Он сел, схватил стрелу за древко и осторожно вытащил ее из трещины. Оперение на ней было из расщепленных хвостовых перьев дятла, привязанных синей ниткой, накрученной на ширину полудюйма.

Отложив стрелу, Джейми приложил руки рупором ко рту и потрясающе похоже издал крик большого пестрого дятла. Потом опустил руки и выжидательно прислушался. Через мгновенье снизу раздался ответный крик, и по лицу Джейми расплылась широченная улыбка.

— Твой друг? — догадалась я.

Он кивнул, не отрывая прищуренных глаз от узкой тропинки, ведущей на скалу.

— Хью Мунро, если, конечно, кто-нибудь другой не начал делать стрелы в его манере.

Мы еще немного подождали, но на тропинке никто не появился.

— Ага, — тихо произнес Джейми и резко повернулся. В тот же миг из-за скалы за нашими спинами возникла голова.

На этом лице тоже блуждала улыбка, похожая на улыбку на тыкве в Хэллоуин, обнажая неправильной формы зубы.

Человек сиял от восторга. Его голова даже по форме напоминала тыкву. Это впечатление усиливалось из-за апельсиново-коричневого цвета кожи не только на лице, но и на круглом, лысом черепе. Правда, у тыкв редко встречаются такие роскошные бороды и такие ярко-синие глаза. Кисти рук с короткими, плотными пальцами и грязными ногтями зарылись в бороду, спрятав «тыквенную» улыбку.

Туловище очень подходило к голове. Все вместе сильно напоминало человека, нарядившегося гоблином на Хэллоуин: очень широкие, сутулые и покатые плечи, одно значительно выше другого; одна нога короче другой, так что человек передвигался как бы вприпрыжку. Одежда Мунро, если это и вправду был тот самый друг Джейми, состояла из лохмотьев, сквозь дыры в бесформенном женском халате проглядывали какие-то полинявшие тряпки.

Обычная сумка горца висела на поясе, бывшем на самом деле просто обрывком веревки, с нее головами вниз свешивались два пушистых зверька. Зато поперек груди у него висела пухлая кожаная сумка на удивление хорошего качества (особенно в сравнении с прочим нарядом), а на шнурке от сумки болталась странная коллекция металлических предметов — образков, воинских украшений вроде старых пуговиц от униформ, потертых продырявленных монеток и три или четыре небольших металлических прямоугольника тускло-серого цвета с вырезанными на них загадочными письменами.

Когда это странное существо легко перепрыгнуло через торчащий уступ скалы, Джейми поднялся, и они тепло обнялись, хлопая друг друга по спинам.

— Ну, и как дела в доме Мунро? — вопросил Джейми, отступая назад и разглядывая своего приятеля.

Мунро наклонил голову и, ухмыляясь, издал причудливый курлыкающий звук. Потом вскинул брови, мотнул головой в мою сторону и изобразил руками странный, но очень изящный вопросительный жест.

— Моя жена. — Джейми слегка покраснел, а на его лице отобразилась смесь смущения и гордости. — Всего два дня, как поженились.

Мунро заулыбался еще шире и отвесил мне замечательно сложный и изящный поклон, прикоснувшись к голове, сердцу и губам и замерев на земле у моих ног чуть ли не в горизонтальном положении. После этого поразительного маневра он вскочил на ноги с ловкостью акробата и снова хлопнул Джейми по спине, на этот раз явно поздравляя его.

Потом руки Мунро начали необычный балет. Он показывал то на себя, то вниз, в сторону леса, на меня, снова на себя, одновременно с такой скоростью жестикулируя, что я не успевала следить за их полетом. Мне и раньше доводилось видеть, как «разговаривают» глухонемые, но это никогда не происходило с такой скоростью и изяществом.

— В самом деле? — воскликнул Джейми. Теперь настала его очередь лупить своего друга, поздравляя его с чем-то. Ничего удивительного, что мужчины невосприимчивы к боли, подумала я. Это все от их привычки постоянно молотить друг друга.

— Он тоже женился, — объяснил Джейми, обернувшись ко мне. — Уже шесть месяцев, на вдове — ладно, ладно, на толстой вдове, — исправился он в ответ на выразительный жест Мунро, — с шестью детишками, там, в деревне Дубхлэйрн.

— Как мило, — вежливо сказала я. — Во всяком случае, питаются они, кажется, неплохо. — И показала на кроликов, свисающих с пояса Мунро.

Он тут же отвязал одного и протянул мне с таким сияющим выражением, что я была вынуждена взять его, в глубине души надеясь, что он не блохастый.

— Свадебный подарок, — пояснил Джейми. — Спасибо тебе, Мунро. Позволь нам тоже поздравить тебя. — С этими словами он извлек из мха бутылку эля и протянул ее другу.

Обменявшись любезностями, мы уселись, чтобы дружно разделить третью бутылку. Джейми и Мунро продолжали обмениваться новостями, слухами и сплетнями, чему ничуть не мешал тот факт, что говорил только один из двоих.

Я почти не принимала участия в разговоре, не умея читать знаки Мунро, хотя Джейми старался изо всех сил, переводя мне и обращаясь ко мне.

Вот Джейми ткнул большим пальцем в прямоугольные свинцовые штучки, украшавшие сумку Мунро.

— Решил оформить официально? — спросил он. — Или просто на тот случай, если дичи маловато?

Мунро закивал, как попрыгунчик.

— А что это? — с любопытством спросила я.

— Жетоны шатуна.

— О, ну конечно же, — протянула я. — Простите, что спросила.

— Шатун — это попрошайка, Сасснек, — объяснил Джейми. — А такой жетон — разрешение просить милостыню, действует он только в границах прихода, и попрошайничество разрешается всего один день в неделю. В каждом приходе свой жетон, поэтому нищие из одного прихода не могут просить подаяние в другом.

— Сдается мне, что это довольно гибкая система, — заметила я, разглядывая четыре свинцовые медальки Мунро.

— О, Мунро — случай особый. Он попал в плен к туркам на море. Провел много лет гребным на галере, а потом еще несколько лет — рабом в Алжире. Там он и потерял язык.

— Его… отрезали? — Мне стало дурно.

Джейми, кажется, это не волновало, хотя он, разумеется, давно знает Мунро.

— О да. И еще ногу ему сломали. Спину тоже, Мунро? Нет, — поправился он после бурной «речи» Мунро. — Спина — это несчастный случай. Это он спрыгнул со стены в Александрии. А вот ступни — работа турок.

Честно говоря, я вовсе не хотела этого знать, но и Мунро, и Джейми буквально умирали от желания рассказать.

— Ну? — сдалась я. — И что случилось с его ступнями?

С чем-то, напоминающим гордость, Мунро скинул изношенные сандалии и чулки, обнажив широкие, косолапые ступни. Кожа на них, толстая и загрубевшая, была в белых и красных пятнах.

— Кипящее масло, — пояснил Джейми. — Так они заставляют пленных христиан принимать мусульманскую религию.

— Похоже, это действенный способ убеждения, — признала я. — Значит, поэтому несколько приходов дали ему право просить милостыню? Потому что он пострадал за христианство?

— Ага, точно. — Джейми очень обрадовался тому, что я так быстро все поняла. Мунро тоже выразил свою признательность еще одним низким поклоном, после чего сделал несколько весьма выразительных и не очень пристойных жестов. Как я поняла, таким образом он похвалил мою внешность.

— Спасибо, друг. Ага, думаю, я могу ею гордиться. — Джейми, заметив мои поднятые брови, тактично повернул Мунро таким образом, что тот сидел теперь ко мне спиной, и я не видела его летающих пальцев. — Ну-ка, расскажи мне, что делается в горных деревнях?

Оба придвинулись друг к другу и продолжили свою беседу с повышенным интересом. Поскольку Джейми в основном ограничивался мычанием и различными восклицаниями, я не могла понять, о чем идет речь, и стала рассматривать странные травы, растущие на скале.

К тому времени, как они закончили разговор и Мунро собрался уходить, я набрала полный карман очанок и черноголовки. Мунро в последний раз поклонился мне, хлопнул по спине Джейми, зашаркал на край скалы и исчез из вида так быстро, как убегает в нору кролик.

— До чего у тебя обворожительные друзья, — заметила я.

— О да. Хью — отличный парень. В прошлом году я охотился с ним и еще кое с кем. Он теперь сам за себя, потому что стал официальным нищим, но он ходит по приходам и знает все, что происходит вокруг.

— В том числе и где находится Хоррокс? — догадалась я. Джейми кивнул.

— Ага. И отнесет ему весточку об изменении места встречи.

— И тем самым обведет вокруг пальца Дугала, — заметила я. — Если тот решил придержать тебя, чтобы выкупить за голову Хоррокса.

Джейми опять кивнул, и уголки его рта изогнулись в улыбке.

— Ага. В том-то все и дело.

Мы опять вернулись в гостиницу к ужину. На этот раз вороной жеребец Дугала и еще пять лошадей стояли во дворе гостиницы, с удовольствием похрустывая сеном.

Дугал был внутри, смывал кислым элем дорожную пыль с глотки.

Он кивнул мне и повернулся, чтобы приветствовать племянника, но не сказал ему ни слова, просто стоял, склонив голову набок, и вопросительно рассматривал Джейми.

— Ага, понятно, — произнес он, наконец, удовлетворенным тоном человека, только что решившего сложную задачу. — Теперь я знаю, кого ты мне напоминаешь, парень. — И повернулся ко мне.

— Видела когда-нибудь оленя в конце брачного периода, девица? — доверительным тоном спросил он. — Несчастное животное не спало и не ело несколько недель, потому что ему жалко попусту тратить время, он лучше будет сражаться с другими самцами и обслуживать самок. А к концу гона от него остается кожа да кости. Глаза ввалились, и единственная часть тела, которая не дрожит, как при параличе, это…

Конец предложения потонул в очередном взрыве хохота, а Джейми потянул меня к лестнице. На ужин мы не спустились.

Много позже, уже засыпая, я почувствовала, как рука Джейми обвила мою талию, а дыхание согрело шею.

— Это когда-нибудь закончится? То, что я хочу тебя? — Его рука начала ласкать мою грудь. — Даже после того, как я только что вышел из тебя, я хочу тебя так сильно, что теснит грудь, и пальцы ноют, так им хочется вновь прикоснуться к тебе. — Он обхватил ладонями мое лицо и стал большими пальцами гладить мне брови. — Когда я держу тебя обеими руками и чувствую, как ты дрожишь и ждешь, чтобы я овладел тобой… Боже, я хочу доставлять тебе наслаждение до тех пор, пока ты не закричишь подо мной и не откроешься для меня. А когда я сам получаю наслаждение, мне кажется, будто я отдаю тебе не только семя, но и душу.

Он лег на меня, и я раздвинула ноги, слегка вздрогнув, когда он вошел в меня. Джейми негромко рассмеялся.

— Ага, мне тоже немного больно. Хочешь, чтобы я остановился?

Вместо ответа я обхватила его ногами и крепче прижала к себе.

— А ты бы остановился? — спросила я.

— Нет. Не могу.

Мы рассмеялись вместе и стали двигаться очень медленно, а пальцы и губы в темноте продолжали изучать друг друга.

— Теперь я понимаю, почему церковь называет это таинством, — мечтательно произнес Джейми.

— Это? — удивилась я. — И почему?

— Святое деяние, — объяснил он. — Когда я в тебе, я чувствую себя Богом.

Я так громко засмеялась, что Джейми едва не выпал из меня. Он замер и схватил меня за плечи, чтобы удержаться.

— Что тут смешного?

— Трудно представить себе Бога, занимающегося этим.

Джейми снова начал двигаться.

— Ну, раз Господь создал человека по своему образу и подобию, у Него должен быть член. — Он и сам засмеялся, снова сбившись с ритма. — Хотя ты не очень-то походишь на Непорочную Деву, Сасснек.

Мы так хохотали, что разъединились и упали на кровать.

Отсмеявшись, Джейми шлепнул меня по бедру.

— Вставай на колени, Сасснек.

— Зачем?

— Раз не даешь мне проявлять набожность, придется тебе смириться с низменной стороной моей натуры. Я стану животным. — Он укусил меня за шею. — Хочешь, чтобы я стал конем, вепрем или псом?

— Ежиком.

— Ежиком? А как, интересно, ежики занимаются любовью?

Нет, подумала я. Я не должна. Я не буду! Но согласилась.

— Очень осторожно, — ответила я, беспомощно хихикая. Зато теперь я знаю, насколько древняя эта игра, подумала я.

Джейми свернулся в клубок, повизгивая от смеха. Потом перекатился назад, встал на колени и нашарил на столе коробочку с кремнем. Фитиль загорелся, свет у него за спиной разгорался, и Джейми засветился в темноте комнаты, как янтарь.

Он шлепнулся в изножье кровати, с ухмылкой глядя, как я трясусь от хохота на подушке, потер лицо рукой и изобразил суровость.

— Так, женщина. Вижу, пришло время показать тебя, что муж — глава семьи.

— О, вот как?

— Ага.

Он нырнул вперед, схватил меня за бедра и раздвинул их. Я пискнула и попыталась подняться выше.

— Нет, не делай этого!

— Почему? — Он лежал у меня между ног, искоса глядя на меня, и крепко держал меня за бедра, не давая сжать их. — Скажи, Сасснек. Почему ты не хочешь, чтобы я это сделал? — Джейми потерся щекой о внутреннюю поверхность моего бедра, царапая щетиной нежную кожу. — Только честно. Почему нет? — И потерся о другое бедро. Я стала отчаянно брыкаться, пытаясь вывернуться, но бесполезно.

Тогда я уткнулась лицом в подушку, показавшуюся моей пылающей щеке прохладной.

— Ну, если уж ты так хочешь знать, — пробормотала я, — я не думаю… ну, боюсь, что это… в смысле, запах… — мой голос затих, и я смущенно замолкла. Джейми приподнялся между моих ног, обнял меня за бедра, лег на ногу щекой и захохотал. Он смеялся до тех пор, пока по его щекам не потекли слезы.

— Господи Иисусе, Сасснек, — произнес он, отфыркиваясь. — Ты что, не знаешь, что нужно сделать в первую очередь, когда знакомишься с новой лошадью?

— Нет, — окончательно растерялась я.

Джейми поднял руку, показав мне мягкие золотистые завитки.

— Нужно несколько раз потереть нос животного о свою подмышку, чтобы оно привыкло к твоему запаху и не пугалось, увидев тебя. — Он приподнялся на локтях, выглядывая над моим животом и грудями. — Вот что ты должна была сделать со мной, Сасснек. Первым делом нужно было потереть меня лицом у тебя между ног. Тогда я не был бы таким застенчивым.

— Застенчивым?!

Он опустил лицо и стал, не торопясь, тереться им, фыркая и выдувая воздух, как это делает лошадь. Я изогнулась и лягнула его в ребра: с тем же эффектом, как лягаешь кирпичную стену.

Потом Джейми прижал мои бедра к кровати и снова посмотрел на меня.

— А теперь, — произнес он тоном, не терпящим возражений, — лежи смирно.

Я чувствовала себя уязвимой, потрясенной, беззащитной — и мне казалось, что сейчас я распадусь на части. Дыхание Джейми то опаляло, то охлаждало кожу.

— Пожалуйста, — простонала я, не зная, что имею в виду — то ли «пожалуйста, перестань», то ли «пожалуйста, не останавливайся». Это не имело значения — останавливаться он не собирался.

Сознание распалось на множество отдельных ощущений: грубая ткань льняной наволочки и вышитые на ней цветы; масляный запах лампы, смешанный со слабым запахом жареной говядины и эля и еще более слабым ароматом увядающих в бокале цветов; прохладное дерево стены у левой ноги; крепкие руки на бедрах… Ощущения кружились, как в водовороте, и сливались в единое целое под закрытыми веками, превращались в сияющее солнце, оно то разбухало, то сжималось, и наконец взорвалось с беззвучным хлопком, оставившим меня в теплой и пульсирующей тьме…

Смутно, откуда-то издалека, я услышала, как Джейми садится.

— Вот так-то лучше, — произнес задыхающийся голос. — Требуется немного усилий, чтобы сделать покорной тебя, правда?

Скрипнула кровать, и я почувствовала, что мои колени разведены в стороны еще шире.

— Надеюсь, ты не так мертва, как кажешься, — произнес тот же голос уже ближе. Я изогнулась дугой, произнося какие-то невразумительные звуки, когда он снова раздвинул исключительно чувствительные ткани моего тела.

— Иисусе Христе, — ахнула я. У моего уха раздался негромкий смешок.

— Я сказал, что только чувствую себя Богом, Сасснек, — пробормотал Джейми. — Я не говорил, что я Он и есть.

А еще позже, когда лампа сделалась тусклой в лучах восходящего солнца, я очнулась от дремоты, чтобы снова услышать бормотание Джейми:

— Это когда-нибудь закончится, Клэр? То, что я хочу тебя?

Моя голова упала ему на плечо.

— Я не знаю, Джейми. Правда, не знаю.