"Я и мое отражение" - читать интересную книгу автора (Тихонова Карина)

Пролог

Машина петляла по извилистому горному серпантину судорожными зигзагами.

Склон обрывался вниз острыми иглами, торчавшими из-за оградительных столбиков. Моросил мелкий августовский дождь, теплое море дышало туманом.

Дорога выглядела узкой. По ней с трудом могли разъехаться два легковых автомобиля. Поэтому вихляющий двухдверный «мерседес» смотрелся здесь нелепо и неуместно.

Из-за поворота выехала старая «Волга». Водитель «мерседеса» совершил резкий рывок в сторону. «Волга» проехала мимо, едва не задев сверкающий бок иностранного автомобиля. Заскрежетали тормоза, «Волга» остановилась. Водитель высунулся из окошка, проводил «мерседес» изумленным и злобным взглядом.

– Идиотка! – крикнул он вслед. – Села в «мерседес», значит, все можно?!

Ему никто не ответил. Темнота окутала иностранную машину плащом-невидимкой. Водитель «Волги» вздохнул и выжал сцепление.

«Мерседес» продолжил свое вихляющее движение из стороны в сторону. Амплитуда зигзагов увеличивалась, словно водитель «мерседеса» ослеп или уснул за рулем. Автомобиль совершал беспомощные рывки из стороны в сторону, скорость движения все время возрастала. Два раза сияющий бампер задел заградительный столбик, пару раз проскрежетал по каменному склону. Водитель прибавил скорость.

Теперь машина взвизгивала на поворотах, как кошка, измученная проказливыми детьми.

«Псих за рулем!» – воскликнул бы любой человек, увидевший это странное зрелище.

Но свидетелей не было.

Водитель снова прибавил скорость. «Мерседес», как слепой котенок, бился то о каменный склон горы, то о заградительные столбы, сиявшие безупречно свежей известкой.

Дорога перевалила хребет и пошла вниз.

Машина понеслась вперед со скоростью сто километров в час. Любой встречный автомобиль был обречен на столкновение.

Однако ночная дорога была пуста. Тускло светил на небе лунный серп, его отражение плавало в море, у подножия горы сиял огнями маленький ночной город.

Машина совершила еще два неуклюжих рывка из стороны в сторону, с разгона ударилась о заградительный столб, снесла его и вылетела с дороги.

Пронеслась мимо высокого склона, с тяжелым треском ударилась о каменный бок горы, упала и тут же взорвалась.

Полыхнул яростным светом огромный факел. Огонь взвился к небу смертоносным ярким стягом и затрепетал, как живой.

Это произошло в маленьком южном городе, в два часа ночи.

Через три часа в одном из новых престижных домов на окраине Москвы прозвенел телефон.

В прохладной предутренней темноте послышалась недовольное ворчание. Прошлепали босые ноги, на телефонную трубку опустилась женская рука, обтянутая морщинистой пергаментной кожей. Ярко сверкнули драгоценные кольца на пальцах с безупречным маникюром.

– Да, – сказал недовольный низкий голос. – Да, это я.

Трубка взволнованно заквакала.

Несколько минут длилось томительное молчание, потом женщина сказала трезвым проснувшимся голосом:

– Повторите.

Трубка покорно проквакала что-то неразборчивое.

Пальцы с кольцами побарабанили по телефонному столику.

– Повторите! – приказала женщина.

Трубка коротко крякнула.

– Зачем? – переспросила женщина. – Затем! Я хочу, чтобы вы хорошо запомнили, за что уволены!

Трубка с треском впечаталась в аппарат. Женщина удалилась вглубь квартиры. Открылась дверь второй комнаты, загорелся яркий электрический свет. Заворчал недовольный мужской голос.

– Вставай, – сказала женщина очень устало. – У нас большие неприятности. Нужно ехать на юг.

– Который час? – простонал мужчина.

Женщина не ответила. Пошла через длинную анфиладу комнат, по пути щелкая выключателями.

Квартира осветилась ярким светом всех включенных ламп.

Было около пяти часов утра.

Идти на работу мне страшно не хотелось. Не знаю, может, это было предчувствие…

Но давайте по порядку.

Зовут меня Лера. Полное имя «Валерия» я не люблю: во-первых, оно кажется мне чересчур вычурным, как архитектура стиля барокко, а во-вторых, ассоциируется с именем популярной эстрадной дивы. Во всяком случае, все новые знакомые обязательно отмечают, что меня зовут «как ее».

Странно. Я свое имя ношу с детства, а эстрадная дива приобрела его относительно недавно. Но почему-то именно я выгляжу плагиатором.

Ладно, проехали. В конце концов по заслугам и честь. Песни той симпатичной талантливой блондинки распевает вся страна, а о моем существовании знает человек двадцать. И эти двадцать человек вовсе не приходят от меня в экстаз.

Особенно мой начальник.

Я работаю официанткой в кафе, расположенном на старой московской улице. Место не проходное, и наше заведение влачит довольно жалкое существование. На жизнь зарабатываем, но с трудом. Такое положение дел очень угнетает нашего директора, и он время от времени выливает излишки негатива на своих работников. Но на меня он его выливает гораздо чаще, чем на других.

Интересно почему?

Конечно, мне очень хочется придумать красивую легенду, объясняющую этот факт. Ну, например…

Я – роковая женщина, при виде которой мужчины столбенеют и впадают в кому. А когда выходят из нее, аккуратно складывают у моих ног все имеющиеся у них ценности. Как духовного, так и материального порядка.

Предположим, что директор кафе сложил к моим ногам все, что имел: бизнес, бумажник, подержанный автомобиль «БМВ», двухкомнатную квартиру в Чертаново и кусок земли в ста пятидесяти километрах от города с вырытым там котлованом.

А я отвергла.

Потому что в качестве бесплатного приложения шла дородная жена, страдающая одышкой, и трое детей – двое от первого и один от второго брака.

По-моему, заманчивая история!

Во всяком случае, подобные истории я слышу с экранов телевидения очень и очень часто. Обычно их рассказывают дамочки, попавшие под сокращение. Иногда я в эту историю верю. Например, когда дамочка молода и хороша собой.

Но иногда…

Когда я услышала подобную историю из уст пятидесятилетней матроны, обремененной тридцатью лишними килограммами, то в душу мою закралось сомнение. Нет, вполне возможно, что душевные качества этой тетеньки выше всяких похвал! Вполне возможно! Но…

Но мужчинам, к сожалению, на это наплевать. Им подавай достоинства внешние. Наверное, именно поэтому я прозябаю в гордом одиночестве.

Живу я одна. Так получилось, что близких и родных у меня нет, замужем я ни разу в жизни не была, а ребенка родить побоялась по одной простой причине: вдруг не прокормлю?

Одно дело отвечать за себя, другое – за жизнь маленького беспомощного человечка, которому достанется такая ненадежная опора, как я. Я спросила себя, имею ли я на это право. И совесть ответила: нет.

Вот и вся песня.

Нагнала на вас тоску? Ладно, забудьте. Чтобы не выглядеть окончательной плаксой, добавлю, что у меня имеется собственная московская жилплощадь. Это очень неплохая двухкомнатная квартирка, расположенная в уютном и относительно чистом районе.

Еще добавлю, что мне тридцать пять лет. А это значит, что жизнь пока не дошла до финишной прямой. И существует маленькая надежда, что к ней я подойду не одна.

В общем, жизнь моя ничуть не хуже, чем жизнь подавляющего большинства населения страны с красивым названием «Россия».

У меня это слово ассоциируется с ярко-синими глазами, с безоблачным весенним небом, с васильковыми полями, с синей морской гладью, чуть припорошенной солнечной пылью… В общем, ассоциации возникают красивые и выразительные. Жаль, что реальность с ними никак не стыкуется.

В последнее время руководители страны меня усердно успокаивают: доходы населения неумолимо растут, стабилизационный фонд огромен, запасов нефти хватит надолго, запасов газа у нас еще больше, долги Парижскому клубу выплачиваются досрочно, проценты по ипотечным кредитам снижаются…

В общем, жизнь неумолимо улучшается.

Я себе очень ярко представляю такую картину: встаю утром, отдергиваю занавеску, а на улице – коммунизм!

Как-то незаметно, сам собой сделался. И все мы так же мгновенно стали добрыми, отзывчивыми, мужчины перестали ругаться матом и начали уступать женщинам места в автотранспорте. Причем, не только пожилым.

Господи, вот бы глянуть! Хоть одним глазком!..

– Мечтаешь? – язвительно спросил знакомый голос.

Я вздрогнула, схватила тряпку и принялась яростно полировать столик, стоявший под большим полосатым тентом. В теплое время года мы выносим несколько столов на улицу перед кафе. Не потому, что внутри аншлаг. Просто на улице приятней сидеть.

Я совершила последнее движение по безукоризненной сверкающей поверхности стола, отступила на шаг и полюбовалась делом своих рук. При этом я скосила глаз в сторону на максимально возможное расстояние.

Ушел, нет?.. Не ушел.

Начальник стоял в двух шагах от меня. Чтобы выйти из узкого пространства между стульями, мне пришлось повернуться к нему лицом. Что я и сделала, постаравшись придать лицу почтительно-глупое выражение.

У меня дома над письменным столом висит указ Петра Великого, гласящий: «Подчиненный перед лицом начальственным должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство».

А рядом с этим указом висит диплом филологического факультета Университета, похожий на некролог моему высшему образованию. Я подозреваю, что именно из-за этого диплома мой начальник так сильно меня не любит. Он начинал свою карьеру, продавая на Тишинском рынке ворованную колхозную картошку. Потом последовало назначение директором овощной базы, затем судьба вознесла его на должность завсклада дефицитных товаров. Но тут грянула перестройка, склад пропал, а вместе с ним пропали дефицитные товары. Самое печальное, что мой начальник не успел приложить к этому исчезновению свою ручку. По-моему, эта самая большая беда в его жизни. И винит он в этом «всяких грамотеев», придумавших перестройку, демократию и гласность.

В общем, винит меня.

В полемику я не вступаю. Боюсь остаться без работы.

– Здрасте, Семен Петрович, – сказала я кротко.

Ответа, как обычно, не получила. Начальник смерил меня презрительным взглядом. Начинается утренняя разминка.

– Вот! – провозгласил он язвительно. – Поздравляю! Льготы отменяют! Теперь герои труда по улицам побираться начнут! В мусорных баках рыться!

Это звучало как обвинение в мой адрес. «Добилась своего»! – говорил взгляд начальника, взиравшего на меня с отвращением.

Я не знала, что ответить на это обвинение, поэтому снова промолчала.

Минуту Семен Петрович громко дышал, как экранный любовник в порыве страсти. Но в отличие от секс-звезды тяжелое дыхание происходило у него по причине астмы. Забыла сказать, что у них с супругой, как полагается, все на двоих. В том числе и болезни.

Начальник поискал, к чему бы придраться, но не нашел. На работу я сегодня не опоздала, передник и шапочка были в идеальном порядке, нахамить клиенту я не смогла ни разу за все пять лет работы на этой безрадостной должности.

– Что стоишь? – накинулся на меня шеф после нескольких минут мучительного поиска. – Заняться нечем?

Я молчала как рыба.

Если бы вы знали, чего мне стоит это унизительное молчание! Пять лет меня сгибают и унижают за то, что я имею высшее образование, за то, что я читаю непонятные книги, слушаю не понятную моему начальнику музыку, разговариваю на грамотном русском языке и ни разу не позволила себе обматерить окружающих!

В общем, за то, что я «не простая», как выразилась кассирша нашего заведения.

И этот приговор будет висеть надо мной вечно. Без права на амнистию. Потому, что я никогда не смогу себя изменить. Да и не считаю нужным, честно говоря.

Поэтому знаю, что расплачиваться унизительным молчанием мне придется до скончания времен. До тех пор, пока я не наберусь смелости и не отправлюсь в большой мир на поиск другой работы.

Но я такая отчаянная трусиха, что вряд ли сподоблюсь на такой шаг. Отличительная черта нашего интеллигента – умение приспособиться к любым самым унизительным условиям существования. И при этом полная неспособность с ними бороться.

Вот так и я: все понимаю, страдаю, переживаю и… терплю! Терплю!

Свинство, конечно.

– Ты работать собираешься? – зловеще вопросил начальник.

– Разрешите пройти, – пискнула я.

– «Разрешите»!..

Начальник презрительно фыркнул.

– Нет, ты когда-нибудь научишься нормально говорить?! Или нет?!

Я закусила губу. Терпи, Лерка, терпи…

– Все у нее «позвольте», да «разрешите», – продолжал издеваться начальник. – Графиня в изгнании, блин! Строит из себя!

Я низко опустила голову. Плакать я давно разучилась, но моему начальнику будет приятно думать, что он довел меня до слез.

Так оно и получилось.

– О! – воскликнул повеселевший Семен Петрович, – разнюнилась! А чего ты разнюнилась, а? Тебе же, дуре, добра хочу! Нельзя же быть такой тряпкой! Стоять за себя нужно! Ладно, иди…

Он посторонился и я, наконец, смогла выйти из ловушки, в которой оказалась.

Не поднимая головы, я скользнула мимо начальства и шмыгнула в открытую дверь кафе.

Уф… Утренняя разминка состоялась. Теперь остается пережить разминку вечернюю, и трудовой день закончен.

Впереди упоительно спокойный вечер перед телевизором. А еще сегодня получка. Куплю кассету с фильмом, который давно хочу посмотреть, усядусь в кресло, налью себе чашку чая, отрежу кусочек любимого вафельного тортика…

Я вздохнула от полноты ощущений.

Нет, что ни говорите, есть в моей жизни светлые моменты!

– Лерка!

Я обернулась. Кассирша взглядом указала мне на человека, присевшего за стол. Я немного потопталась на месте, разглядывая потенциального клиента.

Что-то говорит мне, что этот человек сел за уличный столик вовсе не для того, чтобы поесть. Люди, носящие такие костюмы, в забегаловках, подобно нашей, не светятся. Они предпочитают травиться в дорогих ресторанах, так, чтобы потом не стыдно было прошептать врачу неотложки, сколько они заплатили за свой последний ужин.

– Иди! – шикнула кассирша.

И я неохотно пошла навстречу солидному немолодому господину.

Господин сидел за уличным столом и смотрел в точку перед собой. Сначала я подумала, что он любуется симпатичным брелоком с фирменным значком концерна «Тойота». Ключ от той же машины лежал на столе как пропуск в красивую жизнь. Но взгляд господина был безнадежен, как у пассажира, опоздавшего на самолет.

Ключ от дорогой машины его явно не радовал.

Я подошла поближе и застыла, держа блокнот наизготовку.

Господин упирался взглядом в стол и не обращал на меня никакого внимания.

Я кашлянула. Господин очнулся.

– Ничего не нужно, – сказал он брезгливо. – Я присел на одну минутку.

У него явно случилась какая-то неприятность. Для меня это было странно: такой солидный господин и неприятности как-то не совмещались в моем сознании. И тем не менее, солидный господин в дорогом костюме не радовался прекрасному солнечному дню наступившего бабьего лета.

– Может быть, кофе? – предложила я нерешительно.

– Не надо, – ответил господин, по-прежнему не глядя на меня.

– Кофе очень приличный, – рискнула я. – Действительно приличный.

Он поднял голову, нетерпеливо раскрыл рот, чтобы облить меня бранью. Я втянула голову в плечи, как черепаха. Но господин вдруг зацепился взглядом за мое лицо и замер с открытым ртом.

Замерла и я.

Вдвоем мы образовали выразительную группу. Помните, как у Гоголя? Немая сцена в финале «Ревизора»!

Молчание длилось несколько томительных минут. Потом господин отмер, осторожно закрыл рот и шмыгнул носом.

Неуравновешенный какой-то… Лучше с ним не связываться..

– Значит, кофе не хотите, – уточнила я, делая шаг назад.

Господин встрепенулся.

– Очень хочу! – сказал он горячо.

Я слегка обалдела. Странная клиентура у нас пошла.

– Какой именно? – спросила я.

– Любой, – ответил господин, не сводя с меня глаз. Черт, а я даже ресницы сегодня не накрасила! На работу боялась опоздать, идиотка!

– Двойной эспрессо? С сахаром? С заменителем? Каппучино? По-турецки? – начала перечислять я добросовестно.

– Повторите, – попросил господин.

Я исполнила просьбу. Все это время господин шарил по моему лицу жадным взглядом. Интересно, что бы это значило?

– Так что вам принести? – спросила я, устав от неординарности клиента.

– Двойной каппучино без сахара, – ответил господин.

Ясно. Товарищ меня просто не слышал.

Я повернулась и пошла к двери кафе, время от времени опасливо оглядываясь. Странный тип. Еще бросится сзади.

Господин провожал меня страстным взглядом. Господи, да что же это такое? Неужели, запал?!

– Заигрываешь? – ревниво осведомилась кассирша, пробивая заказ.

– Я?!

От возмущения у меня перехватило дыхание.

– Ты с ума сошла!

– А чего вылупилась на него? – уличила меня Зоя. – Полчаса на дядьку пялилась, я даже отозвать тебя хотела.

– Это он на меня пялился, – пробурчала я.

Зоя откинула голову и расхохоталась, демонстрируя рот, полный золота. Как сейф.

– Это ж надо, – сказала она, отсмеявшись. – Он на тебя пялился!..

Тут ее сотряс второй приступ хохота.

«Ненавижу», – подумала я, но снова ничего не сказала.

Зоя – фаворитка начальника. Не знаю, как обстоит дело с их личными отношениями, но Зоя исполняет у нас обязанности бухгалтера. А бухгалтер для любого начальника предприятия ближе самого близкого родственника.

Вот и наш шеф Зою любит, ценит, уважает и стоит за нее горой. Поэтому ссориться с ней – все равно что плевать против ветра. Назад вернется. И с процентами.

Тут на мое счастье подоспел кофе.

– Ладно, неси, – сказала Зоя, отсмеявшись во второй раз. – А то клиент умрет в разлуке.

Я взяла чашку, поставила ее на поднос, присоединила несколько бумажных салфеток и пошла на улицу.

Клиент выглядел так, словно действительно был готов умереть от ожидания. Как только я показалась в дверях, он подпрыгнул на стуле и впился в меня преданным взглядом.

Я подошла к нему. Стараясь сохранять спокойствие, выгрузила чашку с салфетками на стол и сказала, глядя в сторону:

– Восемьдесят рублей.

Начальство требует, чтобы деньги за заказы на улице мы брали с клиентов сразу. «А то убежит, – говорил Семен Петрович. – Ищи его потом!».

Странный клиент еще мгновение пялился на меня, как тюлень.

– Восемьдесят рублей, – повторила я, начиная сердиться.

– Ах, да! – спохватился господин.

Он торопливо выудил из внутреннего кармана пиджака дорогой замшевый бумажник. Раскрыл его… и я деликатно отвела глаза в сторону.

Не люблю смотреть, какие денежные купюры водятся в бумажниках солидных господ. Ощущаю себя полной неудачницей.

– Вот!

На стол легла стодолларовая банкнота. Я с сомнением уставилась на бумажку.

– Она настоящая! – заверил меня господин.

– Мы только рубли принимаем, – сказала я стыдливо.

Господин развел руками и изобразил на лице огорчение.

«Что делать? – подумала я. – Не отнимать же у человека кофе из-за восьмидесяти рублей?!»

Я взяла банкноту и сказала:

– Вы пока пейте кофе, а я схожу разменяю…

– Спасибо, – ответил господин.

Я повернулась и пошла вдоль по улице, затылком ощущая его пристальный взгляд. Нет, что же это такое? Издевается он надо мной, что ли?..

Обменник нашелся в двадцати шагах от кафе. Я протянула в окошко купюру. «А вдруг фальшивая?» – мелькнула в голове тоскливая, почти предсмертная мысль.

Но кассирша, изучив бумажку под каким-то прибором, придираться не стала. И выдала мне рублевый эквивалент. До копеечки.

Я аккуратно собрала бумажки в стопку и отправилась назад. Уже подходя к кафе, я заметила, что все стулья на улице пустые. Только на одном столе дымилась нетронутая чашка кофе.

Ушел!

Я постояла возле столика, немного поозиралась.

Никого!

– А деньги? – спросила я вслух довольно глупо. Но ответа не получила. Выходит, дяденька оставил мне чаевые.

Ничего себе! Щедро!

Я пожала плечами, взяла чашку со стола и двинулась назад, в помещение. На этом мои сегодняшние приключения закончились.

Я отработала день, получила зарплату, пересчитала все наличные в моем кошельке и немного взбодрилась.

Не так уж и плохо! Могу себе позволить купить не одну, а две видеокассеты!

Я купила в ближайшей лавочке интересующие меня фильмы и поехала домой.

В метро я сидела, закрыв глаза, и вяло прокручивала в мыслях странное сегодняшнее происшествие.

Интересно, чем это я заинтересовала столь импозантного господина?

Внешность у меня обыкновенная. Рост средний, комплекция скорее худая, чем нормальная. Если я хорошенько высплюсь и раскрашу морду должным образом, то могу сойти за хорошенькую. Но это я себе позволяю в редких случаях. Поводов мало.

Сегодня я немного проспала, поэтому собиралась на работу, как метеор. Не накрасилась, не уложила волосы, не отгладила юбку…

Нет, ну почему он на меня так смотрел? Может, я напомнила ему первую любовь?

В голове раздался дьявольский хохот Зои. Я съежилась.

Да-а-а… Если его первая любовь, была похожа на меня, то… Примите мои соболезнования, как говорится. Неужели такой импозантный дядька не нашел ничего получше?

Хотя… Чего это я прибедняюсь? Если меня привести в порядок, то и на меня найдется спрос! Очень даже найдется!

Металлический голос объявил мою станцию. Я поднялась с сидения и двинулась к выходу из вагона.

Дома я привычно разулась, прошла на кухню, брякнула на плиту чайник. Есть вечером мне не хочется. Зато я с удовольствием выпью чайку со свежим вафельным тортиком. Потом залезу в ванну, отмокну, вооружусь какой-нибудь дежурной книжкой, почитаю немного и отойду ко сну.

Да. Именно так я и сделаю. А завтра все начнется по новой.

Я отогнала неприятные мысли о завтрашнем дне, переоделась и разобрала сумку. Не успела я закрыть дверцу холодильника, как в коридоре завопил телефон. Я удивилась и побежала на зов.

Человек я малообщительный, поэтому звонит мой телефон раз в месяц. Как максимум. И то, скорее всего, кто-то ошибся номером.

– Да, – сказала я с надеждой.

Черт, почему телефонный звонок всегда вызывает у меня это нездоровое чувство? На что мне надеяться? Не на что!..

Но каждый раз я несусь к аппарату сломя голову. На что я все-таки рассчитываю? На то, что прибывший в город принц пригласит меня на вечернюю прогулку?!

– Да! – повторила я.

Трубка молчала.

Я оторвала ее от уха и внимательно осмотрела. Телефон у меня старенький, возможно, что он барахлит.

Я подула в трубку и постучала по ней пальцем: провела профилактическую работу.

– Алло!

В трубке кто-то вздохнул. Очень легко, почти неслышно. И в ухо мне понеслись короткие гудки.

Минуту я стояла возле телефонной тумбы, с удивлением разглядывая трубку. Потом аккуратно положила ее на место.

Странно. Очень странно.

Отчего-то мне показалось, что этот звонок и утреннее происшествие как-то связаны. Зачем я кому-то понадобилась?

Так и не придумав ничего толкового, я заварила чай, налила в любимую кружку кипяток, нарезала вафельный тортик и отправилась в гостиную. Аккуратно выгрузила чайные принадлежности на журнальный стол, включила видак и уселась в кресло.

Господи, до чего хорошо! Бывают в моей жизни свои маленькие праздники.

Фильм оказался интересным, тортик свежим, а чай достаточно крепким. Большего за вечер и пожелать нельзя.

Я выключила телевизор и пошла в ванную.

Пора спать. Завтра очередной рабочий день, будь он неладен!

Не знаю почему, но на следующее утро я проснулась с ощущением радостного ожидания. Последний раз подобное чувство я испытывала только в университете. В меня был влюблен один смешной второкурсник, к которому я лично была равнодушна. Но все равно шла на учебу, как на праздник: отглаженная, при полном макияже.

Вот и сегодня я проснулась задолго до выхода из дома. Вымыла голову, уложила волосы в более-менее сносную прическу. Потратила почти сорок минут на то, чтобы должным образом раскрасить лицо. Трудность заключалась в том, что хороший макияж должен быть незаметным и при этом придавать лицу некоторый шарм. В последнее время я так редко прибегаю к косметике, что почти разучилась ею пользоваться.

Тем не менее, изрядно повозившись, я добилась некоторых положительных результатов.

Поднесла зеркало поближе к лицу, внимательно оглядела свое отражение.

А что? Ничего! Очень даже ничего!

Из Зазеркалья на меня смотрела хорошенькая пикантная блондинка неопределенного возраста. Глаза у нее отчего-то были грустные, а так… вполне, вполне!

Я отложила косметичку, направилась к гардеробу и переворошила небогатый запас моих тряпок.

Нет, в обносках я, конечно, не хожу, но выбор невелик. Есть одежда рабочая, то есть джинсы и майки. Есть одежда явно парадная, включающая в себя строгий костюм и платье, расшитое бисером. Если я выряжусь в парадную форму, на работе не смогут этого не отметить.

– И Зоя будет ржать до полного изнеможения, – сказала я вслух.

Нет. Этого допустить нельзя.

Поэтому после некоторого колебания я выбрала нейтральный вариант. Влезла в более-менее приличные джинсы, которые немного оживила симпатичной блузкой. Покрутилась перед зеркалом. Осталась довольна.

Захватила сумочку, вышла из квартиры.

По дороге на работу я несколько раз оглядывалась по сторонам. Почему-то меня не оставляло ощущение, что за мной следят. Мне в затылок постоянно упирался чей-то пристальный взгляд, но чей именно, я так и не выяснила.

Во всяком случае, вчерашнего господина в дорогом костюме я по дороге на работу не встретила.

Еще бы! Станет он бегать за мной по метро!

На работе мое преображение, к сожалению, не осталось незамеченным.

– О! – ехидно сказала Зоя, оглядев меня с головы до ног. – Золушка едет на бал!

Я промолчала.

– Нет, ты чего сегодня вырядилась? – не отставала Зоя.

– Ничего я не вырядилась, – ответила я с фальшивым равнодушием. – Подумаешь, джинсы и кофта…

– И накрасилась, – продолжала обличать меня Зоя. – И голову вымыла, и волосы уложила…

– Можно подумать, я до этого никогда голову не мыла! – робко огрызнулась я.

Зоя поджала губы и фыркнула. Схватила под руку мою напарницу Алену, пробегавшую мимо, и потащила ее за барную стойку.

Ясно. Через минуту все кафе будет оповещено о вчерашнем господине, которому я строила глазки. А также о том, что я собираюсь продолжить свое порочное занятие. Поэтому вырядилась на работу, как проститутка.

Господи! Да когда же это кончится!

– Не будь зайчихой! – сурово сказал мне чей-то голос.

Я быстро оглянулась. Никого. Надо полагать, это был голос моей нечистой совести.

В самом деле, чего жаловаться? Действовать надо! Действовать! Сколько можно служить мишенью для игры в дартс?!

– С понедельника займусь поиском работы, – пообещала я сама себе вполголоса.

И тут же горько усмехнулась. Интересно, сколько раз я себе это говорила? Сколько невостребованных понедельников осталось за моими плечами?

Много. Очень много.

Я незаметно вздохнула и начала переодеваться в рабочую одежду.

День прошел как обычно.

Утром меня немного попинал начальник. Впрочем, сделал он это очень быстро, почти безболезненно; торопился к котловану, вырытому на дачном участке. Надо полагать, началось эпохальное событие: строительство загородного коттеджа. Интересно, как это отразится на нашей зарплате? Расходов у начальника теперь прибавится!

Зоя от этого факта не пострадает, а вот я… Я вполне могу попасть под сокращение!

«Господи, хоть бы меня сократили! – пожелала я истово. – Уж тогда-то я точно возьмусь за поиск другой работы!»

Хотя в то, что меня уволят, я не верю.

Не потому, что я такой незаменимый работник. Просто, уволив меня, начальник лишится молчаливой мишени для своего остроумия. Подозреваю, что при всей его неприязни я ему в этом смысле необходима.

Кого он будет пинать дважды в день? Не Зою же!

День прошел незаметно. Я все время оглядывала улицу в неясной надежде на то, что из-за угла появится вчерашний господин в дорогом костюме. И дело было совсем не в том, что костюм дорогой! Просто на меня так давно никто не обращал внимания, что я давно привыкла считать себя пустым местом.

Но господин не появился.

Я немного приуныла.

Однако перед самым закрытием, когда над городом опустились фиолетовые сумерки, в кафе вошла немолодая дама. А шлейфом за ней в помещение влетел запах обалденного парфюма.

Дама остановилась, обвела зал внимательным взглядом ярко-серых глаз. И все наши немногочисленные вечерние посетители тут же умолкли.

А я, глядя на нее, почему-то вспомнила французских аристократок времен Регентства.

Лицо у дамы было не то что красивым… Оно было значительно интересней, чем просто красивое. В даме волшебным образом сосредоточились сила духа, характер, порода, привычка повелевать и холодная, незамутненная эмоциями ясность рассудка.

Высокий, почти не тронутый временем лоб. Ярко-серые, широко расставленные глаза, гордый ястребиный нос… Если бы на даме был напудренный парик и пышное платье, то сходство с французской маркизой было бы полным и неоспоримым.

Но на ней отлично сидел строгий брючный костюм с узким пиджаком «в талию», а все еще густые пышные волосы, выкрашенные хорошей краской, были уложены в стильное «каре».

Дама внимательно осмотрела обстановку нашего скромного заведения. Не знаю, что она нашла в ней привлекательного. Но отчего-то не вышла назад, на улицу, а села за стол.

Моя напарница Алена устремилась навстречу выгодной клиентке, буквально оттолкнув меня в сторону. Хотя очередь обслуживать посетителя была моя.

Я философски пожала плечами и ретировалась в угол, как побитая собака.

Ну почему, почему я не могу постоять за себя?!

Может, прав мой начальник, и в этой жизни просто необходимо знать пару-тройку матерных выражений? Чтобы окружающие начали тебя уважать?

Не знаю, не знаю…

Я остановилась в дверях подсобки и еще раз воровато оглянулась на вошедшую даму. Да уж… Такая себя обойти никому не позволит. Не то что я.

Рохля. Тряпка. Интеллигентка паршивая.

Алена затормозила перед столиком дамы, положила перед ней меню и сладко улыбнулась.

– Слушаю вас! – пропела она.

Дама брезгливо оглядела ее с головы до ног.

– Почему у вас несвежий передник? – спросила она негромким, но отлично поставленным низким голосом. Артикуляция у дамы была превосходной, так что ни одно слово, ею сказанное, не пропало даром.

Алена дернулась. Опустила голову и растерянно оглядела свой передник.

– Почему несвежий? – возразила она, но как-то неуверенно. Спорить с такой дамой было просто невозможно.

– Вот и я спрашиваю, почему? – повторила дама насмешливо. И коротко велела:

– Отойдите. Пусть меня обслужит другая девушка.

Алена повернулась и медленно двинулась по направлению к подсобке. Ее лицо было искажено гримасой ярости. А я почувствовала недостойное мелкое злорадство.

Вот так! Это вам не Лерку пинать! А передник действительно несвежий!

– Иди, – прошипела Зоя и больно толкнула меня в спину.

Я вылетела в зал. Споткнулась, но удержалась на ногах. Машинально поправила волосы под наколкой и направилась к столику дамы.

Чем ближе я подходила к странной клиентке, тем напряженней становился взгляд ее серых глаз. Не знаю, почему мое лицо в последнее время производит такое странное впечатление на посетителей. Ничего подобного раньше не происходило.

Я подошла к столику, достала блокнот с карандашом и тихо сказала дежурную фразу:

– Слушаю вас.

Дама помедлила ровно одну секунду. После чего произнесла:

– Кофе. Без сахара, с молоком.

Я сунула блокнот с карандашом в кармашек. Невыгодный заказ. Хотя…

Хотя вчерашний господин, заказавший чашку кофе, оставил такие чаевые, какие я обычно зарабатываю за целый месяц. И то, если повезет.

Я кивнула и отправилась к кассе. Из-за барной стойки торчала голова Алены, ревниво наблюдавшей за мной.

– Не злись, – сказала я примирительно. – Она только кофе заказала.

– Очень мне нужно злиться! – огрызнулась Алена. – Заказала и заказала…

А Зоя съехидничала, пробивая заказ:

– Везет тебе…на кофе. Жаль только, что с бабой не пококетничаешь. Правда?

Я промолчала.

Принесла клиентке кофе, поставила на стол. Она, не глядя, кивнула головой и положила на край стола сторублевую бумажку.

– Без сдачи, – сказала дама коротко.

– Спасибо, – проблеяла я.

Она не ответила. Отодвинула чашку и уставилась в стол напряженным взглядом.

Я потихоньку ретировалась.

Рабочий день закончился. Я переоделась, мысленно благословила отсутствие начальства и вышла на улицу.

День прошел на удивление мирно. Жаль только, что зря марафет наводила.

По дороге домой я несколько раз огляделась, но уже без прежнего радостного ожидания. Вчерашний эпизод с хорошо одетым господином оказался только эпизодом. Все же интересно: чем я заслужила такое повышенное внимание к своей персоне?

Непонятно.

Домой я приехала около десяти вечера. Кончался вечер субботнего дня, завтра меня ждал выходной.

Как же мне его провести?

Можно, конечно, просидеть весь день перед телевизором. А можно и не сидеть. Если погода выдастся солнечной, можно пойти прогуляться в парк, расположенный недалеко от дома. В парке есть симпатичное кафе-мороженое.

Я очень люблю ходить в кафе-мороженое. Наверное, потому, что там я выступаю в роли клиентки, а не бегаю с подносами от столика к столику. И еще потому, что там нет моего начальника и Зои.

Я уселась в кресло и просидела в нем несколько минут, не зажигая свет. В комнате стало уже совсем темно, и я почти физически ощутила, как душу покидает нетерпеливое радостное чувство, переполнявшее меня утром.

Сумеречное состояние души… Кажется, так говорят про сумасшедших.

Мне вдруг ужасно захотелось поплакать. Что я и сделала, уткнув лицо в подголовник кресла.

«Все плохо, все отвратительно, все безнадежно», – причитал внутренний голос, и я беззвучно всхлипывала, вытирая слезы.

Тогда я еще не знала, что ко мне на всех парах неслось Приключение. И отделяло меня от него всего несколько минут.

Вот сейчас я всхлипну в последний раз… Вытру лицо…

Ну… Ну!..

Тишину квартиры разодрал по швам громкий телефонный звонок.

Приключение началось!

Но, повторяю, тогда я этого еще не знала.

Поднялась с кресла я не сразу. Сначала посидела, прикидывая, кто бы это мог быть. Решила, что звонить мне некому, поэтому нечего и отвечать.

Но телефон надрывался с неприятной назойливостью.

Я вздохнула.

Вытерла глаза еще раз и встала. Волоча ноги, побрела в коридор. Сняла трубку и буркнула:

– Слушаю.

Тишина.

И я осатанела.

– Слушайте, вы, придурки! – заорала я в трубку. – Кончайте баловаться! Нашли игрушку!

Я хотела добавить еще пару теплых слов, но на другом конце провода кто-то сдавленно хмыкнул и дал отбой.

Мне не удалось произнести до конца свой обличительный монолог. А проще говоря, не удалось сорвать на незнакомце дурное настроение.

Я раздраженно бросила трубку на аппарат.

– Кретины! – сказала я вслух.

И отправилась в ванную.

Минуту постояла перед зеркалом, разглядывая свое лицо. Тушь, поплывшая с ресниц, расписала лицо красочными индейскими узорами.

Уродина.

Я до упора вывернула холодный кран. Минуту отстранено наблюдала за тем, как брызги перелетают с края раковины на пол, потом опомнилась. Протянула руку и уменьшила напор.

Наклонилась над раковиной, вооружилась куском мыла и принялась ожесточенно умываться. Намылив лицо в третий раз, я почувствовала, что немного успокоилась.

Подняла голову, взглянула в зеркало еще раз.

Ну вот. Это уже немного больше похоже на человека.

Я перекрыла воду, вытерла лицо и намазалась кремом. Кожа у меня настолько сухая, что после каждого соприкосновения с водой превращается в печеное яблоко. Еще один подарок природы.

Завершив гигиеническую процедуру, я в странном изнеможении уселась на край ванны.

Сейчас пойду на кухню, поставлю чайник. Выпью чашку крепкого чая, запью его валерьянкой. Проглочу таблетку снотворного и улягусь в кровать. А уже утром буду думать, каким способом убить свободный день.

Да, так я и сделаю.

Именно в этот момент раздался звонок в дверь. Я поразилась настолько, что невольно привстала.

При моей некоммуникабельности даже телефонные звонки в моем доме – большая редкость. А уж звонок в дверь!..

Господи! Когда же я последний раз его слышала?

Я напряглась, но не вспомнила.

Звонок повторился; псевдо-птичья трель, раздражающая ухо своей непохожестью на настоящее птичье пение.

Я вышла из ванной и пошла по темному коридору. Дошла до двери, припала к глазку, подсвеченному с обратной стороны. Минуту разглядывала визитера, потом выпрямилась, озадаченная и немного напуганная.

На лестничной площадке стояла дама, которую я обслуживала совсем недавно. Французская маркиза, по недоразумению одетая в современный брючный костюм.

Интересно, каким образом она тут оказалась?

Я пожала плечами и повернула ключ. Приоткрыла дверь, высунула наружу трусливый нос, слегка опухший от слез.

– Да?

Дама прищурилась.

– Лера? – спросила она благожелательно.

– Да.

– Не могли бы вы уделить мне полчаса? – вежливо попросила дама.

Я поразилась.

– Зачем?

Дама нетерпеливо переступила с ноги на ногу, но сдержала эмоции.

– Это не уличный разговор, – сказала она все так же мягко и вежливо.

– Я вас не знаю, – возразила я в свою очередь.

Дама раскрыла сумочку, которую держала подмышкой. Достала оттуда паспорт, протянула мне.

– Прошу вас, – сказала она спокойно.

– Что это?

– Это паспорт, – объяснила дама. – Прочитайте, что там написано, и будем считать, что мы знакомы.

Я осторожно приняла документ.

Захлопнула дверь, включила в прихожей свет и открыла паспорт.

Володина Елена Борисовна.

И никаких тебе аристократических французских приставок «де».

Очень даже простое имя.

Я нагнула голову и заглянула в глазок. Елена Борисовна стояла на месте, терпеливо рассматривая свои безупречные ногти.

Я вернулась к документу, полистала его.

Место рождения – Москва. Год рождения – 1945. Ничего себе! Ей шестьдесят! А выглядит едва-едва на сорок пять!

Я дошла до графы «семейное положение». Есть печать. Значит, и муж имеется. Володин Юрий Васильевич.

Отчего-то в памяти мелькнул и померк образ солидного господина в дорогом костюме. Неужели это он и есть, муж Елены Борисовны?

– Интересно, – пробормотала я сквозь зубы. – Чего они ко мне приклеились?

– Вы прочитали? – негромко спросила дама за дверью. Виновата, Володина Елена Борисовна. Теперь я знаю, как ее зовут. Знаю даже такую пикантную подробность, как год ее рождения.

Я открыла дверь, распахнула ее и сделала молчаливый жест, приглашая нежданную гостью войти. Что она и сделала.

Я отдала ей паспорт.

– Вы ознакомились? – повторила дама, пряча документ в бархатную сумочку, расшитую стразами.

– Ознакомилась, – подтвердила я. – Скажите, а ваш муж вчера не пил у нас кофе?

– Пил, – подтвердила дама.

– Понятно.

Настала моя очередь рыться в сумке. Я достала оттуда деньги, полученные в обменном пункте валюты. Отделила от стопки восемьдесят рублей и протянула даме остальные бумажки.

– Прошу!

– Что это? – удивилась дама совершенно непритворно.

– Ваш муж попросил меня обменять сто долларов, – объяснила я. – У него не было рублей. Я обменяла, но он ушел до того, как я вернулась. Вот…

Я показала ей восемьдесят рублей.

– Забираю деньги за кофе. Остальное отдайте ему.

И я снова протянула даме денежные купюры.

Минуту Елена Борисовна разглядывала меня холодными серыми глазами, потом негромко рассмеялась.

Я почувствовала себя оскорбленной.

– В чем дело?

– Простите, простите!..

Она отмахнулась от моей обиженной физиономии.

– Я не хотела вас обидеть. Просто это так…

Она поискала слова.

– …необычно…

Тут же оборвала себя на полуслове и заговорила сухо, деловито, как полагается французской аристократке, беседующей с обслуживающим персоналом.

– Про эти деньги я ничего не знаю. Отдадите их моему мужу сами, когда увидитесь.

– Вы думаете, я его увижу? – удивилась я.

Дама пожала плечами.

– Если примете мое предложение – увидите обязательно.

– Ага! – сказала я озадаченно.

Предложение? Какое предложение?

Гостья огляделась вокруг.

– Может быть, мы пройдем в комнату? – спросила Елена Борисовна.

– Ох!

Я спохватилась. Действительно, веду себя, как последняя хамка. Раз уж пустила человека в дом, будь добра, соблюдай правила приличия!

– Проходите, – сказала я и пошла вперед по коридору, ведущему в гостиную.

Вошла в темную комнату, пошарила по стене. Щелкнул выключатель, комната облилась ярким верхним светом.

– Садитесь, – продолжала я проявлять гостеприимство.

– Спасибо.

Елена Борисовна грациозно присела на краешек кресла. Ее спина осталась прямой, как линейка.

Я бухнулась во второе кресло, стоявшее напротив. Нас разделял журнальный стол.

– Может, выпьем чаю? – спросила я.

– С удовольствием, – ответила французская маркиза.

Я поднялась и пошла на кухню.

По дороге я тщетно пыталась сообразить, какие дела могут объединять меня с людьми, подобными супругам Володиным. Они, что, хотят нанять меня для обслуживания банкета? Но для этого блистательной Елене Борисовне совершенно незачем являться ко мне домой. Да еще предъявлять мне своей паспорт, где черным по белому отпечатан год ее рождения.

Разве хозяева так поступают?

Я пожала плечами. Мысли на этом закончились, но осталось странное возбуждение, похожее на радостное утреннее чувство.

Приключение! Судьба подарила мне приключение!

Я заварила свежий чай, достала из шкафчика парадный сервиз и разлила чай по чашкам. Присоединила к сахарнице вазочку с конфетами, блюдечко с лимоном и отнесла поднос в гостиную.

Гостья стояла у книжных полок и внимательно рассматривала корешки книг.

– Библиотеку собирали вы? – спросила она, кивая подбородком на кожаные переплеты.

– Кое-что я, – ответила я, выгружая с подноса чайные принадлежности. – Кое-что по наследству досталось.

– От родителей?

– От кого же еще? – удивилась я.

– Ну, мало ли, – неопределенно произнесла Елена Борисовна.

Вернулась назад, села в кресло, подвинула к себе чашку. Понюхала ароматный дым, чуть шевеля тонкими, изящно вырезанными ноздрями.

– «Эрл Грей», – сказала я неловко. Откуда я знаю, какой сорт чая привыкла пить эта дама?

Елена Борисовна никак не отреагировала на мою реплику. Подняла чашку и сделала благовоспитанный бесшумный глоток.

Слава богу! Мой дешевый «эрл грей» прошел за нормальный чай!

Я успокоилась.

Взяла свою чашку, поднесла ее к губам.

– Вы живете одна? – вдруг спросила Елена Борисовна.

Я отставила чашку, не успев отхлебнуть.

– Одна, – ответила я честно. В самом деле, что это, государственная тайна?

– А ваши родители?

– Погибли в авиакатастрофе, – ответила я сухо.

Гостья не извинилась. Просто кивнула головой и вернулась к чаепитию.

Несколько минут в комнате стояла тишина. Мы допили чай, отставили чашки и уставились друг на друга.

– Ну? – спросила я, не выдержав напряжения. – Чему обязана?

Елена Борисовна снова достала сумочку, которую не выпускала из рук. Раскрыла ее, немного покопалась внутри. И положила на стол несколько фотографий. Придвинула их ко мне.

– Посмотрите! – пригласила она.

Я взяла верхний снимок. И тут же вскочила с места.

На фотографии была я! Я, я, я!! Но каким образом?! И потом, что это за место? Я в таком ни разу не была! А платье? Разве у меня есть хоть что-то подобное?! А машина, с откинутым верхом за моей спиной?! Да я ни один кабриолет даже близко не видела?!

– Что это? – спросила я, когда обрела способность внятно говорить.

– Это моя племянница, – ответила гостья, совершенно не обратив внимания на безграмотную формулировку вопроса.

– Племянница?

Я снова уставилась на снимки и медленно перебрала их.

Да. Теперь я видела, что на них изображена другая девушка. Натуральная блондинка, как и я, но волосы у нее немного короче. Стильная «лесенка», спускающаяся от подбородка до плеч. Да и волосы более ухоженные, сверкающие… Лицо…

Нет, это просто страшно. Лицо мое. Абсолютно мое. Словно на мою фотографию наложили чужую стильную стрижку. И глаза такие же грустные…

Рост… Трудно определить по фотографии. Зато комплекция, опять-таки, в точности как у меня. Скажем так: сухощавая.

Я вернула фотографии на журнальный столик и в волнении прошлась по комнате.

– Теперь вы понимаете, почему мы с мужем так на вас смотрели? – прервала гостья затянувшееся молчание.

– Понимаю, – пробормотала я. – Мы двойники.

– Вот!

Госпожа Володина подняла вверх указательный палец. Привычный менторский жест закоренелой училки.

– Вот! – повторила она. – В этом вся суть.

Она опустила руку на колено и вздохнула.

– Женя – моя единственная родственница, – начала она. – Кровная родственница, я имею в виду. Ее мать, моя сестра, умерла от рака очень давно, почти сразу после ее рождения. Женечка досталась мне.

Последнее предложение резануло мое ухо. Обычно так говорят про собачек или котят. Что значит «досталась»? Женечка все-таки человек!

– В общем, я воспитывала ее с рождения, – быстро поправилась гостья, уловив неловкость.

– Благородно, – ответила я вежливо.

Дама отмахнулась от комплимента, как от мухи.

– Не в этом дело… Мало того, что она моя единственная родственница, она еще моя единственная наследница!

Дама сделала паузу, не отрывая взгляда от моего лица. Я поежилась. Когда Елена Борисовна смотрела на собеседника в упор, возникало невольное ощущение, что в лоб тебе упирается холодная оружейная сталь.

– Детей у меня нет, – продолжала гостья. – Женщина я небедная…

– А отец? – спросила я.

– Какой отец? – не поняла Елена Борисовна.

– Отец Жени! Он жив?

Она как-то нервно передернулась.

– У Жени никогда не было отца, – сказала она сухо. – Про таких, как моя сестра, говорили: «Мать-одиночка».

Мне стало стыдно.

– Простите, – пробормотала я неловко.

Гостья не ответила. Деловито перебрала в памяти сказанное и вернулась к тому месту, где остановилась.

– Так вот, женщина я небедная…

Она подняла руку и демонстративно поправила идеально уложенные волосы. Драгоценные камни на пальцах сверкнули дразнящим блеском, словно показали мне язык.

Действительно, небедная…

– …и все, что имею, я завещала Жене. Но…

Она сделала паузу.

– Но недавно произошла неприятность.

Она снова помолчала.

– Женя… Она страшная лихачка, – объяснила она мне извиняющимся тоном. – Так вот, Женя попала в аварию. Сейчас она лежит в больнице с довольно тяжелыми травмами.

– Господи! – сказала я невольно.

– Да, – подтвердила Елена Борисовна. – Очень неприятно, что так вышло.

Эта фраза снова резанула мне ухо. Странно, что тяжелые травмы единственной кровной родственницы Елена Борисовна называет «неприятностью».

– Она поправится? – спросила я с невольным сочувствием к несчастной девушке. Оказывается, мы похожи не только внешне. Наши судьбы во многом сложились одинаково неудачно. Что-то мне подсказывает, что богатая тетка не слишком скрашивала существование бедной сиротки.

– Она поправится, – подтвердила гостья. – Но не скоро.

Она побарабанила пальцами по деревянному столику. Я невольно посмотрела на ее руку.

Руки выдавали возраст гостьи. Несмотря на идеальный маникюр, это были руки старой женщины. Сухая сморщенная кожа, коричневые пигментные «веснушки»… Ничто не могло компенсировать разрушения, проделанные временем. Даже драгоценности, сиянием которых были буквально облиты ее пальцы.

Елена Борисовна заметила мой взгляд, прикованный к ее руке. Чуть нахмурилась и убрала ладонь со стола. Что-то мне подсказывает, что муж намного младше нее. Лет на десять как минимум. А то и больше.

– Она поправится не скоро, – повторила гостья. – А мне очень нужно, чтобы никто не знал о том, что произошло.

– Почему? – удивилась я.

– Есть семейные резоны, – уклончиво ответила Елена Борисовна. – Мне бы не хотелось о них распространяться.

Я пожала плечами. Не хочется, так не распространяйся.

– И вы могли бы мне помочь, – договорила гостья.

– Да? – спросила я без особого удивления. Я уже знала, что последует за этой фразой.

– Да.

– Каким образом?

Елена Борисовна аккуратно промокнула салфеткой губы. Сложила бумажку и положила ее на свое блюдце.

– Вы могли бы пожить в нашем доме до тех пор, пока Женя не вернется из больницы, – сказала она наконец.

Я невольно восхитилась элегантностью формулировки. Не сказала ведь: «Притворись другим человеком»! Выразилась очень даже красиво: «Поживи у нас в доме». Можно сказать, пригласила меня в гости.

– Вы думаете, это будет так просто? – усомнилась я.

Гостья пожала плечами.

– Не вижу ничего сложного…

– Мы похожи внешне, но Женя – совсем другой человек, – напомнила я. – Со своими привычками, своей манерой разговаривать, своей мимикой, своим голосом… У нее наверняка есть друзья и подруги, обмануть которых я не смогу.

– У Жени нет ни друзей, ни подруг, – спокойно ответила Елена Борисовна.

– Нет? – поразилась я.

– Ни одной!

– Разве так бывает?

Она посмотрела на меня, чуть прищурив красивые глаза.

– А у вас их много? Подруг?

Я поперхнулась. Уловить подтекст, скрытый в этом вопросе, было несложно. Так же несложно было догадаться о том, что обо мне собрали кое-какую информацию.

Круто! За один день!

– Вы, видимо, уже знаете, что нет, – ответила я сухо.

– Знаю, – подтвердила Елена Борисовна.

– Оперативно! – похвалила я.

Она развела руками.

– А что вы хотели? Я приглашаю в дом незнакомого человека! Должна же я собрать о нем хотя бы самые общие сведения!

– Резонно, – вынуждена была признать я.

– По-моему, тоже. Так что? Вы согласны?

– Нет, подождите…

Я запаниковала.

– Что мне придется делать? Ладно, допустим, что подруг и друзей у Жени нет. Но в вашем доме наверняка бывают люди, которые хорошо ее знают. Например, друзья вашего мужа. Или ваши деловые знакомые. Потом, существует прислуга…

– Прислугу мы сменили сразу после того, как произошла авария, – бесстрастно доложила Елена Борисовна. – Друзей у меня и мужа немного. С Женей мы никого из них не знакомили.

– Боже!

На минуту мне стало страшно.

– Что же она у вас, как в тюрьме, жила?!

Наши глаза столкнулись. И после минутной дуэли Елена Борисовна первой опустила ресницы.

– В общем, вы угадали, – сказала она ровным тоном. – Мы огораживали Женю от внешнего мира.

Я постеснялась спрашивать почему. Елена Борисовна подняла на меня холодный взгляд и припечатала:

– Женя была наркоманкой. Последние три года она сидела уже не на таблетках, а на героине.

Я прикусила губу. Богатые тоже плачут. Это точно.

– Мы старались перекрыть ей все возможности достать наркотик, – продолжала Елена Борисовна. – Но она все равно умудрялась найти лазейку. Несколько раз я ловила прислугу на том, что они снабжали ее наркотиком. Естественно, я их увольняла. Но являлись другие, такие же жадные.

– Ну не давали бы ей денег! – не удержалась я.

– Пытались! В этом случае Женя расплачивалась не деньгами, – пояснила гостья. – Одеждой, драгоценностями… Этого мы у нее отнять не могли.

Я молча качнула головой. Действительно, скверная ситуация.

– Она попала в аварию потому, что была под кайфом, – брезгливо продолжала Елена Борисовна. – Сами понимаете, чего мне стоило замять эту историю. А тут еще день рождения…

Она вздохнула. Я молчала.

– У Жени скоро день рождения, – пояснила Елена Борисовна. – Тридцать лет. Съедутся родственники мужа. Их много, и все они голодные, как саранча. Если он узнают, что Женя на грани жизни и смерти…

Она сделала многозначительную паузу.

– Вы понимаете?..

– Нет, – ответила я честно. – Ничего не понимаю.

– В случае, если Женя умрет, моим единственным наследником становится мой муж, – пояснила Елена Борисовна.

– Но, если с Женей что-то случится…

Я запнулась. Не так-то легко говорить о смерти другого человека. Даже гипотетически.

– …вы можете написать завещание и оставить свои деньги кому угодно.

– Да, если успею, – согласилась Елена Борисовна. – А если нет?

Наши глаза снова встретились. И на этот раз я первой опустила ресницы.

– Все настолько плохо? – спросила я, не поднимая взгляда.

– Даже хуже, чем я могу вам сказать, – сдержанно ответила гостья.

– Но ваш муж! Он может рассказать своим родственникам правду!

– Я плачу ему за молчание, – прервала меня Елена Борисовна. – Хорошо плачу. Ему пока выгодно держать язык за зубами. Если с Женей что-то произойдет и его родня об этом узнает…

Она пожала плечами.

– Я не успею доехать до нотариуса, – сказала она просто.

У меня на языке вертелся ответ, в духе того, что нотариус может и сам к ней приехать… Но я посмотрела в стальные серые глаза напротив и не рискнула этого произнести.

Она, конечно, что-то не договаривала, но что именно? Этого я не понимала.

– В общем, ничего сложного вам делать не придется, – продолжила Елена Борисовна, вдохновленная моим молчанием. – Считайте, что это хорошо оплаченный отпуск. Будете жить в нашем доме на берегу моря. Прислуга новая, Женю никто из них не знает. Кроме меня и мужа общаться вам ни с кем не придется. Единственное, что вам придется делать, – это изредка выезжать в город. Пройдетесь по магазинам, купите себе все, что пожелаете… По моей кредитке, разумеется… Вечером съездите на дискотеку или в ресторан… В общем, покажетесь на людях. А в ноябре мы отметим ваш день рождения.

– То есть день рождения вашей племянницы, – уточнила я.

– Да, – согласилась Елена Борисовна. – Моей племянницы. Но ее роль сыграете вы. Соберутся родственники, которые Женю видят раз в год на дне рождения. Мы покажем им здоровую жизнерадостную девушку, которая перестала колоться и начала новую жизнь… В общем, вы понимаете.

Я кивнула.

– После чего я с вами расплачиваюсь, и вы едете домой. Или на Гавайи, отдыхать. Денег вам хватит на любую поездку.

– Если можно, об этом поподробней, – попросила я неловко.

– Три тысячи долларов в месяц, – ответила Елена Борисовна, не задумываясь. – На всем готовом, разумеется. Деньги на расходы сюда не включаются. Их я вам буду выдавать отдельно.

У меня пересохло во рту.

– Получается…

– Получается девять тысяч долларов, – подсказала Елена Борисовна. – Плюс любые тряпки, которые вам понравятся. В общем, полное обмундирование.

И она любезно улыбнулась.

Я упала в кресло и откинулась на спинку. Девять тысяч долларов! Мамочка!

Елена Борисовна беспокойно наблюдала за мной.

– Впрочем, сумма какая-то некруглая, – сказала она, неправильно истолковав мое молчание. – Скажем, десять тысяч долларов. По-моему, так симпатичней.

Я только выдохнула воздух. Говорить не могла.

– Десять тысяч долларов, – повторила Елена Борисовна. – За два с половиной месяца, проведенных в идеальных условиях. Женин день рождения шестнадцатого ноября. После этого вы свободны, как птица. Ну, что вы молчите?

Дрогнувший голос выдал ее волнение. Неужели это действительно так важно для нее?

– Я подумаю, – ответил автопилот вместо меня.

Я удивилась. Я готова была согласиться, не раздумывая!

– Подумаете? – неприятно поразилась дама.

– Подумаю! – твердо повторил автопилот, включившийся как-то незаметно.

Елена Борисовна поджала губы.

– Долго? – спросила она с неодобрением.

– До понедельника.

– Ну, если до понедельника…

Елена Борисовна поразмыслила и энергично кивнула головой. Снова раскрыла сумочку и сказала:

– Чтобы вы не сомневались… Вот задаток.

На журнальный стол легла толстая пачка долларов. Столько денег я видела только в кино.

– Пять тысяч, – проинформировала меня гостья.

Я шумно сглотнула.

– Если не захотите мне помогать, вернете аванс, – успокоила меня гостья. – Договорились?

Я молча кивнула, не в силах оторваться от созерцания денежного столбика на столе.

– Вот и прекрасно, – подвела итог Елена Борисовна. – Я заеду вечером в понедельник.

Она защелкнула сумочку, поднялась с кресла и дошла до двери. Остановилась, повернулась ко мне, сказала вполголоса:

– Надеюсь, вы понимаете, что этот разговор в любом случае должен остаться между нами?

Я снова кивнула. Как китайский болванчик.

– Прекрасно!

Успокоенная, гостья вышла в коридор. Через минуту я услышала, как хлопнула дверь в прихожей.

Мы остались в комнате втроем: я, денежная пачка и Приключение, подхватившее меня за шиворот крепким хищным клювом.

Этой ночью я долго не могла заснуть. Я крутилась на постели, вставала, доставала деньги из наспех придуманного тайника и перекладывала их в другой тайник. Потом снова вставала и снова перекладывала толстенькую денежную стопку. Или просто раскладывала бумажки на ковре, вокруг себя, и смотрела на них.

Черт! Никогда в жизни не видела столько денег сразу!

Никогда!

Я брела на кухню, ставила на плиту чайник. В ожидании падала на табуретку и прикидывала, сколько приятного могут принести неизбалованному человеку десять тысяч долларов.

Можно поехать в кругосветное путешествие. Можно купить машину и шубу. (При условии, что они будут не очень дорогими).

Можно не работать целый год. Впрочем, не работать целый год будет, наверное, скучно. Нет, так долго бездельничать я не буду. Устрою себе королевские каникулы на месяц-другой и возьмусь за поиск новой работы.

Теперь-то у меня точно будет такая возможность.

Хотя…

Если я два с половиной месяца проживу у Елены Борисовны, то можно обойтись и без отпуска. Отдохну в гостях у семейства Володиных.

Я налила себе в чашку кипяток и утопила в нем пакетик заварки. Помяла его ложкой, добавила дольку лимона и сделала глоток.

Горячо. Кисло.

Я положила в чашку два кусочка сахара и уставилась на сладкие прямоугольники, быстро тающие в кипятке.

Господи, неужели у меня начинается новая жизнь?

Тут же вмешалось благоразумие и зачастило:

– Уймись, глупая! Куда тебя понесло? Ты этих людей видишь первый раз в жизни! Откуда ты знаешь, что им от тебя нужно? Возьмут, и заставят тебя переоформить на них квартиру! А что? Мало ты о подобных вещах слышала? Ты барышня одинокая, глупая, переживать за тебя некому, искать тоже… Сиди уж на прежнем месте и не рыпайся!

– А деньги? – возразила я, дотрагиваясь пальцем до стопки купюр на столе перед собой.

– Фальшивые! – припечатало благоразумие.

Я поперхнулась. Действительно, возможно, доллары фальшивые… Нет, не получается!

– Не получается! – сказала я слух. – Если она мне оставила такую сумму, то прекрасно понимала, что я проверю банкноты! И если они фальшивые….

Я помедлила. Я не знала, что бывает в таких случаях.

– В общем, зачем ей неприятности? – закруглила я проблему.

– Даже если они настоящие, это ничего не значит, – зашло благоразумие с другой стороны. – Сопоставь эти несчастные пять тысяч со стоимостью своей квартиры. Выгодная сделка? А? Квартирка в Москве за пять тысяч долларов!

Я покрылась холодным потом.

– Я могу рассказать своим знакомым про Елену Борисовну и ее предложе…

– Каким знакомым? – перебило благоразумие безжалостно.

Я раскрыла рот, подумала и промолчала.

– То-то! – припечатало благоразумие торжествующе. – Некого тебе предупреждать!

Тут я вспомнила передачу, в которой рассказывалось о квартирных аферистах-убийцах.

– Схожу в домоуправление, – сказала я быстро. – Оставлю у них заявление, что не собираюсь продавать квартиру. Или нет! Поступлю еще лучше! Напишу завещание в пользу Гринписа! Или какого-нибудь детского фонда! И поставлю супругов Володиных в известность!

– Ну что ж, поставь! – согласилось благоразумие. – И увидишь, понадобятся ли им тогда твои услуги.

– Вот именно, – сказала я.

В общем, мы с благоразумием пришли к консенсусу. Но тут я снова поперхнулась и нерешительно спросила:

– Да, но как же фотографии?

– Какие фотографии? – притворилось благоразумие.

– Фотографии Жени! Она – вылитая я! Или наоборот, неважно…

– Ерунда, – отмело благоразумие. – Фотомонтаж, только и всего. Фотография твоя, все остальное – декорации. Сложно, что ли?

Я не ответила. Возможно. Все возможно.

Но потом я вспомнила отпавшую челюсть господина Володина, впервые увидевшего меня, и покачала головой.

Нет. Так сыграть невозможно. Это была естественная реакция человека, испытавшего шок. Реакция Елены Борисовны выглядела более сдержанной, но это и понятно.

Во-первых, она была подготовлена к нашей встрече. Наверняка, она не случайно оказалась в нашей забегаловке вчерашним вечером. Муж рассказал ей о двойнике, и она пришла посмотреть на меня своими глазами. Убедиться, что муж ничего не приукрасил.

Убедилась.

После чего мадам Володина пришла ко мне домой и сделала мне деловое предложение. И даже собрала на меня небольшое предварительное досье.

– Я смотрю, ты уже все для себя решила, – печально сказало благоразумие.

Я невольно вздрогнула. Разве?

– Не знаю, – возразила я не очень уверенно.

– Знаешь, знаешь!..

Благоразумие немного помолчало и умоляюще попросило:

– Прими меры предосторожности! Самые элементарные! Хотя бы завещание составь и оповести об этом Володиных! Посмотрим, как они отреагируют.

– Хорошо, – ответила я. – Так и сделаю.

И добавила для очистки совести:

– Но я еще ничего не решила!

Благоразумие грустно промолчало. Не поверило, значит. Честно говоря, правильно сделало. Меня на всех парах несло затянувшееся ожидание перемен.

Заснула я уже под утро и спала очень плохо.

Когда я открыла глаза, за окном ликовал солнечный день, омытый ночным дождем. Сверкала новенькая глянцевая листва, на тротуаре торопливо подсыхали немногочисленные лужи, возле автомобилей копались отцы семейств, собирающиеся выехать на природу вместе с детьми и женами.

В общем, идиллическая картинка.

Я дотащилась до кухни, бухнула чайник на плиту и зажгла огонь. Бросила взгляд на стол, ожидая увидеть стопку зеленых купюр, но не увидела.

Ах, да! Я же ее куда-то спрятала. Интересно куда?

Минут десять у меня ушло на поиски. Я столько раз сменила за ночь тайник, что забыла, куда дела деньги. Наконец обнаружила доллары в диванной подушке. Подумала и переложила их в сумку.

Дома я такие деньги ни за что не оставлю. Буду носить с собой.

Я выпила чашку крепкого кофе и начала собираться.

Сидеть дома в такой прекрасный день просто немыслимо. Пойду в парк. Зайду в кафе, съем мороженое, пройдусь, подумаю о жизни.

Так я и поступила.

Влезла в дежурные джинсы, стянула волосы на затылке, закрыла черными очками ненакрашенное бледное лицо и вышла на улицу. Под мышкой я крепко сжимала сумочку с пятью тысячами долларов.

Я дошла до первого открытого валютного пункта, воровато огляделась. Вошла внутрь, наугад достала из сумки несколько купюр. Положила их в железный ящичек, плававший от кассира к клиентам, и попросила:

– Проверьте, пожалуйста, они настоящие?

Кассир придвинула ящичек с деньгами к себе. Достала доллары, развернула их веером и поднесла их к какому-то прибору.

Я замерла.

Вспомнила! Если доллары оказываются фальшивыми, то кассир должна нажать на кнопку тревоги! А в ожидании прибытия милиции она, наверное, постарается задержать меня разговором!

Интересно, что со мной будет дальше? Лучше об этом не думать.

Тут железный ящичек совершил обратное движение и оказался передо мной. Я очнулась и заглянула в него. Доллары лежали на месте.

– Все в порядке, – проинформировала меня кассирша совершенно равнодушно. И уткнулась в какой-то дамский роман.

Я выгребла купюры дрожащей рукой. Только теперь я поняла, как перетрусила.

Я положила деньги назад в сумочку. Немного постояла перед окошком. Никаких попыток задержать меня разговором кассирша не сделала.

– Можно идти? – спросила я на всякий случай.

– Идите, – разрешила женщина, не поднимая глаз от книги.

Я развернулась и на негнущихся ногах покинула небольшое помещение.

Настоящие! Доллары настоящие!

Первый пункт назначения мы проехали. Теперь нужно проехать второй. Нужно составить завещание, оповестить о нем супругов Володиных и на всякий случай оставить в домоуправлении заявление. Ну, в том духе, что продавать квартиру я не собираюсь, поскольку составила завещание, которое находится у такого-то нотариуса…

Да. Именно так я и должна поступить.

– Воскресенье! – напомнило мне благоразумие.

Я стукнула себя по лбу. Проходившая мимо женщина с изумлением посмотрела на меня.

Верно! Сегодня выходной!

Значит, нужно заняться этим вопросом на неделе. Интересно когда? Я работаю все шесть будних дней, потому что одна официантка в отпуске. Когда она вернется, настанет очередь Алены. А потом, зимой, дойдет очередь и до меня.

Но до зимы ждать я не могу. Дело-то срочное.

Как быть?

Я снова стукнула себя кулаком по лбу. Не помогло.

«Съем-ка я мороженое, – решила я, ничего не придумав. – А там посмотрим».

Я повернулась и направилась в сторону парка. Прошла по длинной дорожке, выложенной крупными каменными плитами. Между ними пробивалась робкая бледно-зеленая трава, последняя в этом году.

Все кончается. И лето, как это ни печально, тоже кончается.

«Но потом приходит снова!» – возразил мне незнакомый голос.

Я поразилась. Это был голос оптимиста, доселе мне незнакомый. А я, оказывается, состою не только из комплексов и меланхолии!

Голос меня приободрил.

Надо же, какие неожиданные вещи узнаешь о себе на исходе тридцать пятого года жизни!

Я подтянулась и пошла веселей. Навстречу мне по параллельной дорожке шла моя напарница Алена. Она бросила на меня короткий взгляд и не поздоровалась.

Оно и понятно.

Под руку Алену вел франтоватый молодой человек, совершенно не похожий на Алениного мужа. Мужа я видела. Он пару раз заезжал за женой после работы.

Мы проплыли мимо, как два крейсера враждебных государств, соблюдающих временный нейтралитет. После чего я украдкой оглянулась. И поймала взгляд Алены, брошенный через плечо.

Взгляд выражал такую откровенную ненависть, что я даже остановилась.

Интересно! Снова во всем виновата именно я! Виновата в том, что застукала ее на месте преступления, гуляющей под ручку с любовником!

В общем, я как советский пионер: в ответе за все.

В душу мне закралось возмущение. Робкое, непривычное, но все же возмущение.

– Сколько ты еще будешь терпеть? – злобно спросил меня незнакомый внутренний голос.

И покорный раб, сидящий во мне ответил:

– Сколько нужно.

Я вздохнула. Потрясла головой, отгоняя неприятные мысли. Выходной все-таки…

Покрепче прижала к себе сумочку с запредельной суммой и решительным шагом направилась к кафешке-стекляшке, по недосмотру властей оставшейся в нашем парке с советских времен.

Вошла. Огляделась.

Народу с утра почти не было. За стойкой скучала одинокая продавщица, торгующая свежевыжатым соком. На прилавке перед ней громоздились разноцветные фруктовые пирамиды.

Выпить сока, что ли?

Я подошла к стойке и изучила цены. Мама дорогая! Нет, это мне не по карману.

Тут бок, к которому была прижата сумочка, что-то обожгло. Ах, да! Совсем забыла! Мне теперь по карману почти все. Даже свежевыжатый сок.

Я откашлялась. Продавщица сменила скучающее выражение лица на заинтересованное и подалась вперед.

– Один яблочно-морковный, пожалуйста, – попросила я, выбрав самое дорогое сочетание соков в меню.

– Минутку, – ответила продавщица и занялась делом.

А я уселась за свободный столик и положила сумочку на колени.

Господи, как приятно быть обеспеченным человеком! Как приятно не отказывать себе в мелких жизненных радостях!

Подошла официантка. Я заказала мороженое и кофе-гляссе. Обычно я заказывала что-то одно, но сегодня мною овладел бес расточительства. Я мысленно махнула рукой.

Гулять так гулять!

В кафе я просидела долго, почти два часа. Мне было так хорошо, что хотелось воскликнуть, подобно Фаусту: «Остановись мгновенье! Ты прекрасно!»

Однако день неумолимо катился вперед.

Кафе стало наполняться гуляющей публикой. Многие посетители были с детьми, и в помещении стало шумно. Я с сожалением поднялась с места, повесила на плечо сумку, зажала ее под мышкой и пошла к двери.

Пройдусь, пожалуй.

На улице окончательно распогодилось. Солнце светило так ярко, что даже начинало припекать. Я сняла кофту и перекинула ее через руку. Нашла пустую скамейку, присела на нее. Закрыла глаза под черными непроницаемыми стеклами очков и погрузилась в легкую необременительную дремоту.

Интересно, что будет, если меня как следует приодеть и как следует накрасить? По-моему, я вполне могу выглядеть на девять баллов из десяти. Ну ладно, ладно, на восемь! При таком раскладе я еще вполне способна привлечь мужское внимание!

Я легонько вздохнула.

Не в том беда. Мужское внимание я привлекала и раньше. Точнее говоря, привлекала не я, а моя квартира.

Помните диалог Раневской и Плятта из фильма «Весна»? Раневская говорит утробным трепещущим голосом:

– Вчера в кооперативе вы сказали, что я вам нравлюсь. А что во мне вам нравится больше всего?

– Жилплощадь.

– Что-о?

– Глазки, говорю, глазки!

Примерно тот же диалог состоялся между мной и моим последним кавалером. Было это…

Я покопалась в памяти.

…примерно год назад. После чего я поставила на личной жизни жирный черный крест.

Не знаю почему, но я всегда привлекаю внимание каких-то отбросов общества, ищущих за чей счет можно поживиться. Наверное, потому что они за версту чуют во мне интеллигентную дуру, не способную даже выругаться матом. Что делать? Осваивать ненормативную лексику? Как говорится, сначала трудно, потом пройдет?

М-да…

Я недовольно пожевала губами.

Тут на мою скамейку плюхнулись двое людей. Капризный женский голос сказал, растягивая гласные:

– Ва-адим, хочу мо-ороженое!

И влюбленный мужской голос отозвался:

– В чем проблема? Вон кафе!

– В ка-афе ни ха-ачу, – закапризничала дама. – Хочу «Лакомку».

Мужчина вскочил со скамейки и огляделся. Я быстро втянула голову в плечи.

Это был тот самый безнадежно влюбленный второкурсник, тенью ходивший за мной в университете!

Вадим скользнул по мне коротким пустым взглядом. Не узнал. Он меня не узнал.

«Слава богу!» – пробормотала я мысленно.

– У входа в парк стоял лоток, – вспомнил Вадим. – Подождешь пять минут? Я быстренько сбегаю!

– Ла-адно, – мученически согласилась барышня. На вид она была значительно моложе него. Лет двадцать, не больше. А ему…

Я подумала.

Ему должно быть не меньше тридцати трех. Да. У нас с ним была разница в два курса. Значит, он примерно этого возраста.

Вадим развернулся и кинулся бежать по дорожке, ведущей к выходу из парка. Барышня сунула руки в карманы рваных джинсов, откинулась на спинку скамейки и надула пузырь из жевательной резинки.

Я провожала взглядом бегущего мужчину, и на душе у меня было горько. Ни один мужчина не бегал ради меня с такой скоростью. Никогда. Есть же на свете счастливые женщины! Интересно, что для этого нужно иметь?

Я украдкой оглядела соседку.

Маленькое треугольное личико, раскрашенное яркой косметикой, лично мне показалось вульгарным. Но, с другой стороны, меня она за мороженым не посылала.

Значит, Вадиму нравится яркий грим.

Конструкция девушки была субтильной. Но при этом ее грудь выпячивалась вперед опасным колесом. Интересно, своя, природная, или силикон? Обидно, что у меня на этом месте глубокая океанская впадина. Впрочем, все поправимо. Получу деньги, – сделаю себе четвертый размер. И куплю сногсшибательное нижнее белье.

Девица почувствовала мой взгляд и повернула ко мне маленькую головку. Ее челюсти без устали пережевывали какую-то резинку. Разумеется, без сахара.

– Простите, – извинилась я быстро, – вы не подскажете, который час?

Еще минуту барышня смотрела на меня пустым невыразительным взглядом. Потом раскрыла ярко накрашенный ротик и скучающе обронила:

– Часы у тебя на руке.

Я невольно подавилась. Действительно, на руке. И все же могла бы ответить. Хамка.

В общем, такие мужчинам нравятся.

Я поднялась со скамейки и побрела прочь. Смотреть, как мой бывший воздыхатель, виляя хвостом, принесет этой маленькой дряни мороженое, отчего-то не хотелось.

Я шла по аллее, и в душе у меня бушевали непривычные шторма.

Все!

Сделаю операцию и закачаю в грудь пару килограммов силикона! Научусь ругаться матом! Буду жевать резинку и надувать противные розовые пузыри! Буду высчитывать, насколько мне выгодно то или иное знакомство! Начну разговаривать, капризно растягивая гласные! Приобрету дурные манеры, дурные привычки, безграмотную речь, хамские замашки, стану себялюбивой корыстной самкой – и ко мне немедленно потянутся все мужские сердца, находящиеся в пределах досягаемости!

Вот она, формула любви двадцать первого века!

Я плотоядно щелкнула челюстями, как волк.

Для всего этого нужны деньги. И я их заработаю, чего бы мне это ни стоило.

Решено!

Утро понедельника застало меня врасплох. Во-первых, я проспала. Во-вторых, никак не могла решить: нужно мне идти на работу или нет?

Решила, что нужно. Хотя бы для того, чтобы забрать трудовую книжку.

Я быстро привела себя в порядок и выскочила из дома, не успев даже выпить чашку чая. Ладно, в первый раз, что ли?

Опоздала я совсем немного: минут на десять. Такое смешное опоздание у нас и опозданием не называется, тем более, что кафе мы открываем только через час после начала работы. Все женщины, работающие со мной, опаздывают. Кто минут на десять, как я, а кто и на сорок минут, как Зоя. И самое интересное, что никто, кроме меня, не получает за это по мозгам.

Я приняла первую порцию начальственного гнева, покорно склонив шею. Ничего, сегодня я его противную морду вижу в последний раз. Вытерплю.

– Иди работай, – сказал наконец мой начальник, закончив порку.

Я достала из сумки заявление «по собственному желанию», второпях написанное дома, и протянула ему.

– Что это? – спросил начальник и брезгливо принял лист двумя пальцами.

Я промолчала. Начальник насмешливо фыркнул и поднес лист поближе к глазам.

Он читал мое короткое заявление, напряженно сдвинув брови и шевеля губами. Закончил читать и вернулся к началу. Прочитал еще раз. Опустил руку и уставился на меня. Его толстая шея начала наливаться зловещей краснотой.

– Что это? – повторил он и потряс в воздухе бумагой.

– Заявление, – прошептала я.

– Я спрашиваю, что это?! – заорал он, надвигаясь на меня, как слоноподобный кошмар.

Я попятилась.

– Это заявление об уходе…

– Вижу! – рявкнул шеф так, что у меня завибрировали барабанные перепонки. – Я спрашиваю тебя, что это значит?

Мои лопатки уперлись в стену. Отступать дальше было некуда.

– Я нашла другую работу, – пискнула я.

Минуту шеф смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Потом выронил мое заявление и расхохотался. Зоя, демонстрировавшая Алене новую электрическую зубную щетку, оторвалась от своего увлекательного занятия. Алена, которая сегодня не сочла нужным со мной поздороваться, обернулась и застыла. Ее выщипанные брови удивленно приподнялись.

– Вы слышали? – спросил шеф, отсмеявшись. – Наша Золушка нашла себе другую работу!

– Интересно где? – немедленно отозвалась Зоя. – Освободилась вакансия уборщицы в супермаркете?

Алена хихикнула.

– Да нет, – сказала она. – Наверное, Лерка садится писать диссертацию.

И ехидно добавила:

– Она же у нас ученая!

«Очень остроумно!» – подумала я. Однако нетребовательный коллектив зашелся от хохота.

– Диссертацию! – задыхаясь, выговорил шеф. – Господи, зачем? Что, в продаже туалетной бумаги не хватает?

И тут во мне что-то лопнуло с противным коротким треском. Надо полагать, терпение. Плечи мои распрямились, руки сжались в кулаки, и я услышала со стороны свой голос, произносящий невероятные, невозможные, прекрасные слова.

– Слушай, жирная свинья, а ты знаешь, что такое диссертация?

Шеф поперхнулся.

– Ты мне? – не поверил он.

Я огляделась вокруг. Мне казалось, что я сплю. Но голос, похожий на мой, продолжал говорить. Я упивалась словами, восхитительными на вкус, как запретный плод.

– А что? Непонятно? Разве у нас тут две жирные свиньи? Хотя…

Я поджала губы и критически оглядела со стороны Зою, которая от неожиданности съежилась за барной стойкой.

– Конкуренция, конечно, сильная, – признала я. – Но не победная. Первое место за тобой. Или, чтобы никого не обидеть, могу предложить тебе титул жирного хряка. А жирная свинья останется для Зои.

И я любезно улыбнулась сразу им обоим.

Потрясение, очевидно, испытывала не только я. Аудитория безмолвствовала, словно воды в рот набрала. Я неторопливо прошлась по залу, как по тронному возвышению. Подошла к кассовой стойке, взяла в руки упаковку новой зубной щетки. Покрутила ее перед глазами и спросила Зою:

– Твое, что ли?

– Мое, – пискнула Зоя, не отводя от меня испуганных глаз.

Я забрала упаковку, дошла до мусорного контейнера, стоявшего за дверью и швырнула в него электрическую зубную щетку «Браун».

Зоя хрипло выдохнула воздух, скопившийся в легких.

– Не мельтеши! – предупредила я ее вполголоса. – Тебе же, дуре, добра желаю! Только кретины не знают, что золото лучше всего чистить замшей! Купи себе тряпочку и полируй до блеска!

Зоя не нашлась, что ответить. Я повернулась к Алене.

– А тебя хочу предупредить, – начала я. – По-дружески. Когда гуляешь с любовником, выбирай места подальше от моего дома. А то я могу о тебя споткнуться. И тебе будет больно.

Алена промолчала. Ее уши покрыла багровая краска.

– Ишь ты! – удивилась я. – Еще не разучилась краснеть! Надо же! Не ожидала!

Обвела взглядом коллектив, в котором проработала пять невыносимых лет и печально сказала:

– Господи, до чего же вы убогие!

Покачала головой, вышла из кафе и изо всех сил шарахнула дверью. Оставила позади свое безрадостное прошлое. Черт возьми, до чего это, оказывается, приятное ощущение!

Мир лежал передо мной, как богатейшая империя перед завоевателем. И чтобы его покорить, нужно быть такой же безжалостной.

– Все! – сказала я вслух. – Игры кончились! Иду на вы!

Помнится, какой-то древнерусский князь, славящийся своей честностью, подобным образом предупреждал неприятеля о начале военных действий. Вот и я предупредила.

Остаток дня я посвятила делам. Посетила нотариуса и составила завещание. Мне казалось, что на это придется потратить минут сорок, не больше. Потратила три часа.

Из нотариальной конторы я вышла с ощущением некоторого уныния. Его навеяла непринужденность, с которой посторонний человек обсуждал различные варианты моей естественной и насильственной смерти. Нет, я понимаю, профессия такая. И все же, все же…

Я вздохнула. Когда-нибудь все там будем. Но думать об этом все равно неприятно.

Однако завещание я составила. Благоразумие, донимавшее меня своими нотациями, прикусило язычок.

По дороге домой я посетила домоуправление и оставила там заявление, в котором сообщала, что продавать, дарить, обменивать или продавать квартиру я не желаю. В случае моей смерти прошу вскрыть завещание, составленное такого-то числа такого-то месяца такого-то года, хранящееся в такой-то конторе…

В общем, сплошное занудство. Но необходимое занудство, согласитесь. Главного я добилась. Благоразумие умолкло окончательно.

Я вернулась домой и пересчитала свои финансы. Пять тысяч долларов отложила сразу: это мой стабилизационный фонд, и трогать его можно только в случае крайней необходимости. Пожалуй, открою себе кредитную карточку. Места она занимает немного, в случае потери или кражи ее можно заблокировать… И вообще, мне ужасно хочется приобщиться к цивилизованной форме расчетов. Никогда в жизни у меня не было кредитки.

Значит, пора заводить.

Я полюбовалась пухленькой стопкой наличных, аппетитной, как сдобная булочка. Вытрясла содержимое сумки, собрала раскатившуюся по ковру мелочь и подсчитала финансы. Свела, так сказать, баланс.

Зарплату я получила недавно: всего три дня назад. И еще не успела потратить сколько-нибудь значительную сумму. Так что на ближайшие две недели я вполне обеспеченный человек. По моим меркам, конечно.

А через две недели, если не раньше, я уже буду отдыхать у моря и вовсю наслаждаться бархатным сезоном. Совершенно бесплатно, между прочим! Елена Борисовна даже пообещала выдавать мне деньги на карманные расходы. Интересно, прилично ли это? Не знаю, не знаю… С одной стороны, не очень. С другой стороны – я на нее работаю. Поэтому эти деньги можно рассматривать в качестве представительских расходов.

Мысль мне понравилась.

Действительно! Племянница Елены Борисовны привыкла жить на широкую ногу! Привыкла посещать дорогие рестораны, покупать хорошие вещи, привыкла ездить на дорогой машине…

Кстати! Машину я тоже вожу! Не знаю зачем, но в университете я записалась на курсы вождения и получила права. Не Шумахер, конечно, но вспомнить, что к чему, я сумею. Если потребуется.

Я молча сцепила ладони и с чувством потрясла ими в воздухе. Никакое знание не пропадает даром. Вполне возможно, что даже мой филологический диплом на что-нибудь сгодится. Трудно представить, на что, но кто знает?..

Все возможно!

Я спрятала доллары в диванную подушку, уложила рублевую наличность в сумочку и пошла на кухню. Заварила свежий чай, сделала себе несколько бутербродов, с аппетитом поела. Потом пошла в ванную и вымыла голову. Накрутила на мокрые волосы полотенце, взяла с журнального столика фотографию Жени, забытую Еленой Борисовной, и вернулась к зеркалу. Сунула снимок за край рамы и минуту постояла перед ним, озабоченно хмурясь.

Так. Хоть я и старше на пять лет, разница в глаза не бросается. Я выгляжу не так плохо для своих лет, а вот девушка, целый год сидевшая на героине, наверняка внешним видом не блещет. Возможно, что я выгляжу даже слишком хорошо для своей роли.

Я посмотрела на фотографию еще раз.

А по фотографии не скажешь, что девица наркоманка. Вполне приличная внешность. Очень приличная. Выходит, если меня нормально упаковать, то я буду выглядеть не хуже.

Это приятно.

– Не отвлекайся! – сказала я вслух очень строго и помотала головой, отгоняя посторонние мысли.

Что нужно сделать, чтобы наше сходство стало полным? В первую очередь, постричься. Пожалуй, волосы у Жени немного светлее моих. Но это тоже не беда. Хороший парикмахер в два счета приведет нас к общему знаменателю.

Я размотала полотенце. Расчесала волосы, вооружилась ножницами и аккуратно остригла пряди у подбородка. Мне хотелось посмотреть, как я буду выглядеть с такой же стрижкой, как у Жени.

Включила фен, высушила волосы и старательно уложила их, глядя на фотографию.

Опустила руку и на несколько секунд застыла перед зеркалом, переводя взгляд со снимка на свое отражение. По коже поползли холодные мурашки.

– Это просто страшно! – сказала я вслух.

Это действительно было страшно. Сходство с незнакомой мне девушкой стало почти абсолютным. Если я попытаюсь накраситься так, как это делает она…

Я поднесла фото очень близко к глазам и зашарила взглядом по лицу Жени.

Она красится сильней, чем я. Глаза подведены карандашом, на веки наложены тени. Глаза накрашены так, что кажутся приподнятыми к вискам, как у кошки. Я подобным образом никогда не красилась. Попробовать, что ли?

Я принесла в ванную весь небогатый запас своей косметики и с головой ушла в работу. Краситься «под кошку» оказалось трудно. Несколько раз мне пришлось смывать грим и все начинать сначала. Но через полтора часа я отложила в сторону орудия производства и критически оглядела свое отражение.

Это была я и не я. Девушка, отраженная в зеркале, казалась моложе меня лет на десять. Как ни странно, смелый грим убавил мой возраст. Я стала похожей на студентку, собравшуюся с компанией в ночной клуб.

Я стала до ужаса похожей на Женю.

– Привет! – сказала я незнакомке из Зазеркалья и помахала ей рукой.

– Привет! – сказала незнакомка и повторила мой жест.

Хорошо бы еще одеться так, как девушка на фотографии. Представляю себе, как отпадет челюсть у Елены Борисовны!

Я внимательно рассмотрела платье на незнакомке со снимка. Женя была одета просто и дорого, как и подобает богатой наследнице. Такого платья у меня, разумеется, нет и никогда не было. Зато у меня есть маленькое черное платье, которое, по словам Коко Шанель, должно быть в гардеробе каждой женщины.

Рискну предположить, что оно имеется в гардеробе бедной богатенькой девочки по имени Женя.

Я пошла в спальню. Распахнула створки шкафа и вытащила оттуда нужную вешалку. Разгладила платье руками, критически осмотрела его со стороны.

Конечно, оно уже старенькое. Но все еще вполне приличное. Ношу я вещи аккуратно, поэтому платье пятилетней давности выглядит почти как новое. Возможно, платье Жени украшено лейблом хорошего модельного дома, но и мое сидит на фигуре превосходно. Хотя и куплено на барахолке в Черемушках.

– Польский фабричный трикотаж! – уговаривала меня молоденькая бойкая спекулянтка. Впрочем, пардон. Теперь она называется бизнес-вумен. – Не линяет, не мнется, не теряет форму! Супер!

Трикотаж выглядел завлекательно, и я поддалась на уговоры. Позже выяснилось, что платье линяет со страшной силой, и мне даже пришлось его покрасить. Но все остальное оказалось чистой правдой: платье сидело идеально и не теряло форму. Правда, за прошедшие пять лет, я надевала его не чаще десяти раз. Платье требовало серьезного повода. Сегодня он, кажется, есть.

Я разложила платье на кровати. Гладить не нужно: платье плотно облегает фигуру, все мелкие морщинки разойдутся сами собой.

Я извлекла из комода парадные чулки с ажурной резинкой и черное выходное белье. Достала лаковые туфельки-лодочки, поставила перед кроватью.

Облачилась в красивое белье, влезла в лодочки, критически осмотрела себя в большом зеркале.

А что? Ничего! Вполне аппетитная фигура для моих лет! Обидно, что грудь малозаметная, но это пустяки. Закачаю побольше силикона, пускай Памела Андерсон немного передохнет от мужского внимания.

Зато ноги стройные! И вообще, я еще очень и очень…

Я поискала нужно слово, не нашла и расхохоталась.

Не знаю, что открыло во мне оптимистку: объемная пачка долларов, спрятанная в диванной подушке, или ощущение свободы. Это ощущение не покидало меня с самого утра. С того момента, как я вдарила ненавистной дверью по ненавистному косяку. Ощущение свободы походило на чувство полета, испытанное мною в прекрасном детском сне.

Восхитительное чувство.

Я втиснула себя в черный польский трикотаж. Опустила подол, поправила горловину. Долго разглаживала несуществующие морщинки на бедрах, одергивала узкий рукав.

Почему-то я боялась взглянуть в зеркало.

Наконец, опустила руки вдоль тела, как на уроке физкультуры. Выпрямила спину, глубоко вздохнула и медленно подняла глаза.

– Привет! – сказала мне незнакомая девушка Женя.

– Привет, – ответила я.

– Как жизнь? – спросила она.

– Вроде налаживается, – ответила я.

Девушка покивала головкой.

– Приятно слышать, – заметила она.

– А ты как? – спросила я.

Это было удивительное ощущение. Я словно раздвоилась: одна часть меня оставалась в комнате, с разбросанными в ней вещами: мокрым полотенцем, халатом, старыми клетчатыми тапочками… А другая часть меня поднялась над всем этим очень высоко. Так высоко, что видела сверху не только девушку Леру, стоявшую перед зеркалом, но и девушку Женю, лежавшую в больнице незнакомого мне города.

И ответила за нее:

– Плохо. Очень плохо.

– Ты больна? – спросила я.

Девушка в зеркале печально покачала головкой.

– Нет, – ответила она едва слышно.

– Нет? – удивилась я. – А Елена Борисовна сказала…

Тут часть меня, парящая в воздухе, внезапно обрушилась сверху вниз. И, уже теряя дар, который люди называют ясновидением, я услышала последние слова, прошелестевшие в неподвижном воздухе комнаты:

– Будь осторожна! Не верь…

Ноги мои подкосились, и я почти упала на кровать. Сжала обеими руками виски, разламывавшиеся от ноющей боли, тихо застонала.

Что это было?.. Никогда в жизни со мной не случалось ничего подобного!

Озарение? Вспышка? Предчувствие?

Да! Все это вместе взятое и что-то еще… Что-то, заставившее мое сердце стучать сильней и тревожней. Что-то, не определявшееся словами.

Тут тишину прорезала крикливая птичья трель. Я вздрогнула и подняла голову. Мне потребовалось еще несколько секунд, чтобы сообразить: звонят в дверь.

Я торопливо поднялась с кровати. Нога в узкой лодочке на высоком каблуке неловко подвернулась и стукнулась об пол. Я тихо охнула.

Боль отрезвила меня окончательно. Я посмотрела в зеркало, но увидела там только себя.

Слава богу.

Поправила волосы, так, чтобы быть похожей на Женю, и пошла в коридор.

Включила не яркий верхний свет, а тусклое бра, висевшее над телефонным столиком. Посмотрела в глазок.

Елена Борисовна терпеливо дожидалась перед дверью.

Я улыбнулась. Интересно будет увидеть ее реакцию.

Я открыла замок и распахнула дверь. Свет длинной лампы, висевшей над лифтом, смешался со светом бра в моем коридоре. Елена Борисовна открыла рот, чтобы поздороваться, но тут ее взгляд упал на мое лицо.

Я не знаю, как описать ее реакцию.

Она…

Она… испугалась.

Да, именно так.

Холеное моложавое лицо гостьи покрылось меловой бледностью. Даже губы, и те не то побледнели, не то посинели… Кожа внезапно обвисла, из мертвых пустых глазниц на меня глянул ничем не прикрытый панический Страх.

– Женя? – прошептала она. И отступила назад.

Отчего-то мне тоже стало страшно. Я нащупала выключатель на стене и нажала на клавишу.

Вспыхнул яркий верхний свет. Ужас в глазах моей гостьи сменился облегчением.

– Это вы, Лера? – спросила она по-прежнему очень тихо.

– Я, – ответила я шепотом.

– Боже мой!

Елена Борисовна поднесла руку, отягощенную кольцами, к виску. Помассировала его указательным пальцем. Выдохнула воздух, скопившийся в легких. Подняла голову и снова посмотрела на меня.

– Боже мой! – повторила она уже другим тоном. – Это же надо! Я приняла вас за Женю!

И она весело рассмеялась. Она отлично владела собой. Но я не могла изгнать из памяти выражение ее глаз, минуту назад бывших мертвыми от страха.

Елена Борисовна шагнула вперед.

– Можно войти? – спросила она очень вежливо.

– Конечно, – ответила я. Хотя больше всего мне хотелось захлопнуть дверь перед ее носом. А потом открыть и убедиться, что мадам Володина мне приснилась. Как и все, что с ней связано.

Но тут я вспомнила про деньги, лежавшие в диванной подушке. Это воспоминание парализовало мою волю.

– Входите, – повторила я. И посторонилась.

Елена Борисовна вошла в коридор. Бросила на меня еще один короткий взгляд и сразу отвела глаза.

Интересно, почему она испугалась? С чего ей меня пугаться?

Чего может бояться дама, напоминающая готовый к бою авианосец?

Загадка…

– Не разувайтесь, – сказала я поспешно.

Елена Борисовна кивнула головой. Она окончательно взяла себя в руки.

– Спасибо. У меня чистая обувь.

Кто бы сомневался! Дамы, подобные ей, по грешной земле не ходят!

Елена Борисовна не стала терять времени на дальнейшие реверансы и направилась прямо в зал. Я пошла следом, вдыхая упоительный, чуть горьковатый аромат ее духов. Интересно, как они называются? Спрашивать неудобно…

В комнате Елена Борисовна сразу уселась в то же кресло, что и в прошлый раз. Выпрямила спину, сложила на коленях руки.

– Что вы надумали? – спросила она деловито.

Я помедлила, разглядывая остью.

Сегодня на Елене Борисовне был другой костюм, состоявший из короткого приталенного пиджака и узкой прямой юбки. Сшит он был не хуже, чем брючный, и сидел на мадам Володиной великолепно. Ей удалось сохранить фигуру в фантастической форме. Представляю, на какую спартанскую дисциплину обречена женщина, желающая так выглядеть.

– Вы приняли решение? – терпеливо повторила вопрос Елена Борисовна.

– Я согласна, – ответила я, бросаясь в воду с головой. Была не была…

Показалось мне, или ее лицо стало чуть менее напряженным?

– Прекрасно, – сказала гостья. Поднялась с кресла и направилась к двери. Я на мгновение замешкалась от удивления, но тут же пришла в себя и последовала за ней.

– Уже уходите? – спросила я.

Елена Борисовна обернулась. Ее глаза еще раз быстро обшарили мое лицо.

– Вы очень похожи на нее, – сказала мадам Володина суеверным полушепотом.

– Я вижу, – отозвалась я.

Все-таки странная реакция…

– Мы выезжаем завтра, – поставила меня в известность нанимательница.

– Как? – вскрикнула я. – Завтра?! Уже?!

Елена Борисовна нетерпеливо пожала плечами.

– А чего тянуть? – сказала она. – Решение принято!

– Между прочим, я сегодня составила завещание, – заявила я небрежно. – И оставила в домоуправлении заявление о том, что никакие сделки с квартирой проводить не собираюсь.

Подумала и добавила:

– На всякий случай.

Мгновение Елена Борисовна смотрела сквозь меня, чуть приподняв брови. А потом рассмеялась. Смеялась она долго, негромко и от души. Затем вспомнила о времени, оборвала смех, откашлялась и деловито сказала:

– Самолет в четыре. Я заеду за вами в час дня. Будьте готовы.

Открыла входную дверь, вышла в подъезд и закрыла ее за собой.

А я осталась стоять на месте.

Сказать, что я чувствовала себя глупо, значит ничего не сказать. Странная женщина, чтобы не сказать сильнее…

Кто-то легко дунул мне в лицо. Я зажмурилась, но сразу же открыла глаза и оглянулась.

Пусто.

– Не верь, – шепнул смутно знакомый голос.

– Кому? – спросила я громко.

Тишина. Пустота. Только мое сердце отчего-то выбивало тревожную барабанную дробь.

Нужно ли говорить, что ночью я почти не сомкнула глаз?!

Читатели, очевидно, и так сделали все нужные выводы: барышня я малохольная, легко поддающаяся эмоциям, особенно отрицательным, и склонная к депрессии.

Что ж… не могу с ними не согласиться.

Ночью я ворочалась с боку на бок и строила различные предположения относительно моего будущего. Не все они были безоблачными. Скорее наоборот.

Голос, послышавшийся мне в трансе (иначе я не могу назвать то состояние), не давал мне покоя.

«Не верь…»

Кому? Чему?

Ничего не понимаю!

Короче говоря, ночь не принесла покоя и отдыха. Она истерзала меня не хуже ревнивого мужа. Хотя откуда мне знать, как терзают своих жен ревнивые мужья? Насколько я помню, мужа у меня не было, нет и не предвидится, а мои немногочисленные поклонники никогда не опускались до того, чтобы меня поревновать.

Первые рассветные лучи, пробившиеся сквозь плотную штору в спальне, я встретила как освободителей. С радостью и облегчением.

Поднялась с кровати, напялила на себя рваный махровый халат и отправилась в ванную. Долго стояла под обжигающе-горячим душем, долго растиралась жестким полотенцем.

Немного пришла в себя.

Выпила чашку крепкого горячего кофе и вернулась назад, в спальню.

Распахнула створки гардероба и застыла в задумчивости, оглядывая ряды немногочисленных вешалок.

Что брать с собой?

М-да… У девушки по имени Женя не может быть таких убогих тряпок. «Бедная Женя! – отчего-то подумала я. – Бедная богатенькая сиротка, которую никто не любит!» Интересно, утешают деньги в подобном несчастье или нет? Как было сказано в одной книжке: «Лучше быть несчастной с деньгами, чем без них».

Что ж, может, и верно. Вопрос в другом: что брать с собой в неожиданный вояж.

Я подумала и решила ограничиться безликим минимумом. То есть джинсами и несколькими майками. Прихватила демократичный легкий пуловер, на случай, если пойдет дождь.

Да. Это правильное решение. Джинсы есть в гардеробе любого современного человека, независимо от уровня его доходов. Демократичная форма одежды, вроде старой школьной формы, уравнивающая богатых и бедных. Кстати, отличная была форма. Непонятно, почему ее упразднили.

Я быстренько уложила немногочисленные вещи в старую спортивную сумку. Застегнула молнию, подняла сумку, прикинула на руке вес.

Очень легкая. Просто до неприличия.

Я снова расстегнула замок и добавила к тряпкам пару баночек крема, щетку для волос и дезодорант. Сумка чуть потяжелела, но не намного.

Тогда я пошла в зал, пошарила взглядом по книжным полкам, отобрала пару детективов и прибавила томики к своему немногочисленному багажу.

Взвесила сумку и удовлетворенно вздохнула.

Вот так. Теперь я не выгляжу совсем уж нищей.

Итак, половина дела сделана. Осталась вторая половина: положить пять тысяч долларов на кредитную карту.

Скажу честно: о кредитных карточках я имею такое же представление, как о формах жизни во Вселенной. То есть знаю, что они существуют (карточки), и больше ничего.

Кредитные карты ассоциируются у меня с пропуском в клуб для богатеньких. На членство в подобном клубе я раньше никогда не претендовала. Да и сейчас не претендую. Но не таскать же с собой такую сумму наличными!

Я убрала постель, вымыла чашку и посмотрела на часы.

Половина восьмого. Рано. Банки еще не работают. Как бы убить время?

Я вытерла пыль, перестирала немногочисленные грязные вещи и развесила их над ванной. Погладить, конечно, не успею. А, ладно! Когда я вернусь, эти дешевые обноски мне уже не понадобятся!

– Не слишком ли ты размахнулась? – язвительно спросило меня благоразумие, молчавшее со вчерашнего дня.

– Не слишком! – огрызнулась я раздраженно. – Мадам Володина пообещала мне за труды десять тысяч долларов!

– Пообещала! – подчеркнуло благоразумие. – Но еще не заплатила!

– Правильно, – согласилась я. – Заплатила только пять. Вот ты мне и скажи: были у нас с тобой раньше такие деньги?

Благоразумие поперхнулось и умолкло. Я тихо торжествовала.

За хлопотами время пролетело незаметно. В десять утра я вышла из квартиры и направила свои стопы в близлежащее отделение Сбербанка.

Утром в нем, как ни странно, было пусто. Я выбрала взглядом окошко, над которым было написано: «Операции с кредитными картами». Заглянула в него, поймала взгляд молодого человека в сверкающих очках и тихо сказала:

– Простите, здесь можно открыть кредитную карту?

– Можно, – ответил молодой человек, оживляясь. – Какую именно карту вы хотите иметь?

Я поежилась.

– Видите ли, – сказала я неловко, – у меня никогда не было кредитки.

Помолчала и торжественно добавила, упиваясь своей безграмотностью:

– Я ничего о них не знаю.

Как ни странно, молодого человека моя неосведомленность не оттолкнула. И даже привела в возвышенное состояние духа. Он тут же разложил передо мной рекламные брошюрки и принялся доходчиво и популярно объяснять, чем один вид кредитных карт отличается от другого. Надо же, оказывается, чтобы открыть кредитку, вовсе не нужно иметь много денег! А я-то думала!

В общем, не буду загружать лишней информацией. Ее вам может предоставить любой грамотный работник ближайшего банка. Скажу только, что через час с небольшим я немного разобралась в проблеме, мы с молодым человеком обсудили, для чего мне нужна кредитка, и он посоветовал нужную. Уходила из банка я в состоянии эйфории, крепко прижимая к груди сумочку, где лежали пять тысяч долларов, втиснутые в узенький пластиковый прямоугольник.

Фантастика!

Дом встретил меня уютной тишиной. Я прошлась по комнатам, поискала взглядом беспорядок. Не нашла и переместилась на кухню. Вот тут меня ожидало одно незаконченное дело. Я вытащила из холодильника все немногочисленные продукты, немного поколебалась и отнесла их вниз, к мусорным бакам. Сложила чуть в стороне от контейнеров и оставила лежать. Пускай бомжи разживутся закуской. Выбрасывать продукты в наше время кажется мне просто непристойным занятием.

Вернулась домой, отключила все приборы из розеток. Распахнула дверцу холодильника и еще раз прошлась по квартире.

Она приобрела угрюмый и несчастный вид. Вид собаки, брошенной предателем-хозяином.

– Не грусти, – сказала я и погладила стену в прихожей. – Я скоро вернусь!

Тишина.

Неожиданно мне тоже стало грустно. Я присела на стул возле кухонного стола и выглянула во двор.

Двор был пуст. Даже машин, обычно стоявших под окнами, я не увидела. Немудрено. Сегодня будний трудовой день, народ разъехался по своим делам. Одна я сижу дома и предаюсь безделью.

И тут в наш скромный двор медленно вползла сверкающая черная машина. В ее неторопливом движении мне почему-то почудилась угроза. Машина походила на черного аллигатора, подбирающегося к ничего не подозревающей жертве.

А жертва – я.

Это я поняла в тот момент, когда машина остановилась, шофер распахнул заднюю дверцу и наружу выбралась мадам Володина. Огляделась, подняла голову вверх.

Я отпрянула от окна так, словно она могла меня увидеть. Опомнилась и снова глянула вниз из-за края плотной шторы.

Мадам Володина входила в подъезд. Неужели уже час дня?

Время взмахнуло крыльями и ринулось вперед с такой скоростью, словно я была приговоренной к смерти. Буквально через секунду тишину моей квартиры разодрал по швам крикливый дверной звонок.

«Все!» – почему-то подумала я обреченно. И пошла открывать.

На этот раз мадам Володина не испугалась при виде меня. Может, привыкла к моему необыкновенному сходству с племянницей, а может, очень хорошо держала себя в руках.

– Вы готовы? – спросила она с порога.

Я еще раз окинула прихожую пристальным взглядом. Почему мне кажется, что я ее больше не увижу?! Нервы. Нервы и бессонная ночь. Ничего больше.

– Готова, – ответила я, как пионерка.

– Прекрасно. Жду вас в машине.

И мадам Володина, так и не переступив порога, пошла к лифту.

А я подхватила с пола спортивную сумку, перебросила через плечо холщовый ремень и присела на банкетку возле вешалки.

Дорога. Начинается какая-то дорога. Интересно, куда она меня приведет?

– Узнаешь, когда придешь, – сказала я вслух.

Поднялась с банкетки, вышла из дома, закрыла дверь на все замки. И побежала вниз по ступенькам, не вызывая лифт.

Распахнула дверь подъезда и шагнула на улицу.

Мизансцена выглядела так: мадам Володина уже скрылась в салоне автомобиля. Шофер в форменной фуражке, надвинутой на лоб, стоял возле открытой задней дверцы длинной сверкающей иномарки. А в двух шагах от нее собрались местные пенсионерки в платочках. Бабушки перешептывались, разглядывая видение из красивой жизни, чудом залетевшее в наш скромный двор.

На негнущихся ногах, как солдат, брошенный в атаку, я преодолела расстояние от подъезда до машины. Упала на холодное кожаное сидение, и шофер тут же захлопнул дверцу. Как дверцу мышеловки.

«Все!» – подумала я еще раз.

– Не хотите положить сумку в багажник? – спросила меня Елена Борисовна.

Я повернула голову и обозрела свою соседку. Выглядела она такой же подтянутой как обычно, пахло от нее теми же умопомрачительными духами, новый костюм так же выразительно подчеркивал безупречные нестарческие линии фигуры. Только под глазами пролегли глубокие черные тени, которых я раньше не видела.

А может, это полумрак салона сыграл с ней злую шутку?

Может быть!

– Не хочу, – ответила я лаконично. И крепче прижала к себе сумку, в боковом кармашке которой притаилось мое маленькое состояние.

Елена Борисовна пожала плечами и настаивать не стала. Отвернулась к окну, разглядывая пролетающие мимо дома.

Так и просидели мы минут двадцать. Меня начало немного укачивать. Я закрыла глаза и откинулась на удобную спинку сиденья.

– Лера!

Я вздрогнула и открыла глаза. Мадам Володина смотрела на меня со странным выражением в глазах, которое я не смогла определить.

– Я подумала, что нам следует перейти на «ты», – сказала она. – Кстати, Женя меня называла «тетя Лена».

Я содрогнулась. Представить себе не могу, что буду называть эту несокрушимую каменную женщину подобным образом.

– Придется и тебе привыкать, – сказала Елена Борисовна, словно прочитав мои мысли.

– Я… постараюсь, – ответила я неловко.

– Начинай прямо сейчас, – холодно посоветовала мадам Володина. – Чем непринужденней ты будешь ко мне обращаться, тем лучше для нас обеих.

– Постараюсь… тетя Лена, – повторила я.

Елена Борисовна энергично кивнула головой.

– Прекрасно! – сказала она.

Очевидно, это слово было у нее любимым. Странно, обычно этим словом пользуются оптимисты. Мадам Володина не показалась мне оптимисткой.

– А я буду называть тебя Женей. Хорошо?

– Хорошо, – покорно откликнулась я.

– Женечка, как ты сегодня спала?

Забота в ее голосе была таким же враньем, как и мой ответ:

– Замечательно!

– Я рада.

И Елена Борисовна… виновата, тетя Лена снова уставилась в окно. Мне нужно приучаться называть ее «тетей» не только вслух, но и мысленно. Может, тогда быстрей привыкну.

До аэропорта мы доехали быстро. После изматывающей душу церемонии личного досмотра, мы, наконец, уселись в самолет. Глаза мои закрывались, желудок тихонько скулил от голода.

– Потерпи, – сказала тетя Лена, обладавшая неприятным даром угадывать мои мысли. – Через два часа будем дома.

Я кивнула. И всю дорогу провела в приятной бездумной дреме.

Долетели мы быстро. Еще полчаса ушло на то, чтобы получить обширный багаж Елены Бо… Виновата, тети Лены. На этом конце воздушного моста нас ожидала другая иностранная машина. Впрочем, она была такой же черной и сверкающей, как та, что осталась в Москве.

Шофер почтительно усадил нас в салон, сложил многочисленные сумки в багажник и мы поехали.

Ура! Скоро будем дома!

Сил у меня почти не осталось: сказывалась бессонная ночь. Да и есть хотелось до неприличия сильно. Но я терпела. Проявлять слабость в присутствии Еле… тети Лены казалось мне невозможным.

Поэтому я не стала ныть, жаловаться и спрашивать, скоро ли мы приедем. Когда приедем, тогда приедем. Я прильнула носом к окошку и впилась взглядом в пролетающие мимо окрестности.

Городок выглядел небольшим, зеленым и ухоженным. Застроен он был добротными кирпичными домами, которые так и хочется назвать частными владениями. Море вилось справа от нас сверкающей синей лентой, слева поднимались вверх синие горные отроги.

Красивое место. И освоено оно, очевидно, небедными людьми, вроде тети Лены и ее холеного супруга. Что-то вроде того испанского города, где богатенькие собрались компактно и понастроили красивые виллы.

Казино, открытый летний ресторан посреди пышных зеленых насаждений, небольшой скверик, утонувший в пестрых благоухающих цветах…

Да, место очень симпатичное. Интересно, сколько же денег нужно иметь, чтобы приобщиться к местному обществу?

Наверное, много. Очень много.

А может, это мне кажется? Может, все гораздо проще, как в истории с кредитной карточкой? Может, здесь может жить любой желающий?

Посмотрим.

Я ненадолго задремала, и очнулась от сильного толчка. Меня тряхнуло и подбросило на сиденье. От неожиданности я больно прикусила язык, охнула и уставилась в окно безумным взглядом.

Машина пробиралась по узкому серпантину дороги, проложенной среди каменных утесов. Город стелился позади, приманивал уютными черепичными крышами особняков, пышным разноцветием растений, сияющей морской полосой и желтой кромкой пляжа.

– Где мы? – спросила я.

– Мы едем домой, – ответила мне тетя Лена.

(Ура! Получается!)

– Домой? – удивилась я.

– Наш дом расположен в горах, – объяснила мне тетушка. – Из окна твоей комнаты открывается потрясающий вид на море. Сама увидишь.

– Горю от нетерпения, – ответила я тихо.

На самом деле мне хотелось только одного: упасть на кровать и уснуть. Ну, может, предварительно выпить чашку чая. Или молока.

Ехали мы долго. Дорога была небезопасной, и шофер сбросил скорость до минимума. Я выглянула в окно, увидела бездонную пропасть, из которой торчали острые каменные иглы. А защищали нас от них небольшие столбики, аккуратно покрашенные в белый цвет.

Надежная защита, ничего не скажешь. Меня затошнило от страха и голода.

Я закрыла глаза, откинулась на спинку сиденья.

Наконец машина затормозила и остановилась. Я открыла глаза. Перед нами возникли закрытые ворота. Ворота были отлиты из тяжелого массивного чугуна и смотрелись на редкость солидно.

Шофер нажал на клаксон. Машина рявкнула. Прошло не больше трех секунд, и ворота лениво поплыли в сторону.

– Приехали, – сказала тетушка.

– Слава богу, – не сдержалась я.

Тетушка ничего не ответила.

Машина въехала в огромный двор, вымощенный крупными камнями. В отдалении маячил особняк таких внушительных размеров, что хотелось снять пред ним шляпу. Посреди двора была разбита клумба, а на ней выложены огромные цветочные часы.

Странно… У них, что, в доме с часами дефицит? Или это наглядное напоминание о том, что время не ждет?

Я присмотрелась к стрелкам, плохо видным в подступающих сумерках, и чуть не свистнула.

Ничего себе! Почти восемь вечера! Выходит, я не отдыхала тридцать шесть часов, и ничего не ела целые сутки!

Машина доехала до каменных ступенек, ведущих к входу в дом, и остановилась. Шофер выскочил из салона и распахнул передо мной дверь.

Я выбралась наружу. Ноги мои и так подкашивались, а тут еще в нос ударил непривычно чистый горный воздух. Я поперхнулась, хлебнула кислород открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег. Перед глазами поплыли черные пятна.

Я покачнулась. Меня подхватила под локоть твердая рука тетушки.

– Все уже, все, – сказала она успокаивающе.

Я кивнула. Говорить не было сил.

Мы вошли в гостеприимно распахнутую дверь. Нас встречали три человека: один мужчина и две женщины. Мужчина был немолод и имел самую благообразную наружность. Надо полагать, дворецкий. Вот это да! Никогда в жизни не видела живого дворецкого! Только в книжках про них читала!

Крепкая женщина средних лет сразу же подхватила наши вещи и потащила их куда-то вверх по роскошной деревянной лестнице, устланной пушистым ковром. Вторая, молодая и хорошенькая, замешкалась, с любопытством разглядывая меня.

– В чем дело? – спросила тетушка, не повышая голоса. – Вам, что, особое приглашение нужно?

Девушка спохватилась, оторвала от меня взгляд, подняла с пола тяжелый чемодан и потащила его наверх.

А я плюхнулась на какой-то диван. У меня не было сил даже на то, чтобы осмотреться.

Вернулась женщина средних лет, похожая на повариху, потащила наверх оставшийся багаж. Девушка вернулась вслед за ней, поискала, что бы еще отнести, но не нашла.

– Женя!

Я не отреагировала. Глаза закрывались, шея не держала голову и кренилась набок.

– Женя! – настойчиво повторила тетушка. Я вспомнила, что теперь меня зовут именно так, и постаралась встряхнуться.

– Прости, тетя Лена, – покаялась я. – Устала.

– Сейчас отдохнешь, – заботливо проговорила тетушка. Повернулась к девушке, смотревшей на меня с любопытством, и сухо велела:

– Отведите Женю в ее комнату.

Девушка встрепенулась и почтительно наклонила хорошенькую маленькую головку. Я с трудом поднялась с дивана и пошла за ней по лестнице, цепляясь за перила.

Девушка провела меня по длинному коридору, устланному ковром. На боковых простенках висели красивые матовые бра, но рассмотреть их у меня не получилось. Предметы двоились и плыли перед глазами, словно я находилась в состоянии сильнейшего опьянения.

Девушка распахнула дверь, посторонилась. Я поняла, что это и есть моя комната.

Вошла. Нашла взглядом кровать и, не раздумывая, направилась к ней.

Упала на сверкающее шелковое покрывало и тут же отключилась.

Когда я проснулась, в комнате было совсем светло. Я села на огромной широкой кровати и обнаружила, что меня укрыли пледом, а под голову сунули узкую прямоугольную подушку.

А я даже не почувствовала! Ничего себе провалилась!

Я сползла со скользкого покрывала на пол. Вернее, на ковер в палец толщиной, покрывающий всю огромную комнату.

Уселась поудобней на колючих ворсинках и огляделась вокруг затравленным взглядом.

Мама дорогая! Такие комнаты я видела только в бразильских сериалах про красивую жизнь!

Во-первых, комната была огромной. Наверное, больше, чем вся моя квартира. В ней свободно умещалась кровать, размером со скромную взлетную полосу, и еще оставалось очень и очень много места.

Между двумя огромными окнами стояли два мягких кресла и журнальный стол с модным пластиковым покрытием. У противоположной стены, смутно видной вдалеке, нарисовался мягкий диван, обитый в тон креслам. Еще я разглядела компьютерный стеллаж с мощным системным блоком и плоским монитором, плазменный телевизор со всеми причиндалами домашнего кинотеатра и длинную барную стойку.

Ничего себе!

Я поднялась с пола. Стараясь ступать неслышно (хотя ковер и так заглушал все звуки), дошла до окна, заглянула в него, как испуганная домашняя кошка.

И тихо ахнула вслух.

Далеко внизу лежал уютный кирпично-черепичный город, наполовину скрытый все еще густой осенней листвой. А чуть дальше, почти сливаясь с небесами, дышала синяя морская лента. По ней бежала белая кипящая рябь, над водой чертили галочки крикливые белокрылые птицы.

Чайки.

Несколько минут я стояла у окна, не в силах отвести взгляд. Боже мой! Неужели можно жить посреди такой красоты?!

В дверь осторожно стукнули, и я повернулась.

– Да!

Дверь распахнулась, и на пороге появилась вчерашняя молоденькая горничная.

– Добрый день! – сказала она, мило улыбаясь.

Я откашлялась и ответила:

– Добрый. А что, уже день?

– Первый час дня, – проинформировала меня барышня.

– Да вы что! – испугалась я. Но тут же спохватилась, подумав, что богатым наследницам не привыкать спать до полудня.

– Можно подавать завтрак? – спросила меня девушка.

Я потихоньку ущипнула себя за руку, но видение не исчезло. Значит, все это не галлюцинация.

– Как вас зовут? – спросила я.

– Рита.

– Рита, – повторила я. – Хорошее имя. А меня зовут Женя.

– Евгения Борисовна, – поправила меня барышня.

– Ах, ну да! – спохватилась я. Действительно, обслуживающий персонал должен соблюдать дистанцию. – Евгения Борисовна. Вот что, Рита, я ужасно голодная!

Горничная понимающе кивнула головой и уточнила:

– Завтрак сюда подать или в столовую?

Мне ужасно хотелось осмотреть этот замечательный дом. Судя по всему, столовая должна быть ничуть не хуже, чем моя комната. Но я вспомнила про свой непрезентабельный внешний вид и попросила:

– Если можно, сюда.

– Сейчас подам, – пообещала Рита и скрылась из глаз.

А я заметила еще одну дверь, находившуюся в стене справа от кровати.

Подошла к ней и распахнула ее настежь.

Гардеробная. В книгах про красивую или просто нормальную западную жизнь эта комната называется гардеробной.

Если бы я этого не знала, то, наверное, решила бы, что попала в небольшой филиал модного дома.

Всю стену прямо предо мной занимали длинные зеркальные шкафы. А поперек всей комнаты шли длинные стойки, на которых были развешаны платья, костюмы, юбки, жакеты, пиджаки, брюки… В общем, полный ассортимент модной женской одежды.

Я прошла вдоль стоек, трогая рукой качественные ткани, из которых все это было сшито.

Медленно, как во сне, подошла к первому зеркальному шкафу, распахнула зеркальную створку.

Шляпы. Шарфы. Перчатки. Платки. Замшевые и кожаные пояса. А в соседнем отделении висели две сверкающие шубы, длинное элегантное пальто из темного кашемира и несколько симпатичных кожаных курточек, комбинированных с мехом.

Я закрыла шкаф. Опустилась на колени и выдвинула нижний ящик.

Обувь. Пар тридцать-сорок, не меньше. Туфли, босоножки, замшевые тапки, вышитые вручную, полусапожки, ботики, кроссовки, высокие сапоги-ботфорты…

Уже ничему не удивляясь, я подошла ко второму огромному гардеробу и открыла его.

Ящики. Огромное количество выдвижных ящиков, как в комоде. Я наугад потянула на себя верхний. Белье. Великолепное дорогое нижнее белье. Такое я видела только на витринах фирменных бутиков, куда зайти, конечно, не осмеливалась. В других ящиках были чулки, колготки, гольфы, носочки, изумительные ажурные боди… В общем, глаза у меня просто разбежались.

В третьем гардеробе оказалось постельное белье и пледы, сложенные аккуратной шерстяной стопкой.

Я закрыла зеркальную створку и припала к ней спиной.

Только сейчас я начала понимать, куда попала.

Благоразумие, которому я так удачно заткнула рот пару дней назад, оживилось и вновь пустилось в нотации:

– Поняла, да? А не слишком ли поздно ты это поняла? Назад, между прочим, дороги нет! И потом, ты уверена, что тебя привезли сюда только для того, чтобы ты хорошо отдохнула? Кажется мне, что тебя собираются использовать в каких-то темных делишках… Очень и очень темных! Ты посмотри вокруг, дурочка! Видишь, какими деньгами тут пахнет? Вся твоя никчемная жизнь столько не стоит! В глазах супругов Володиных, конечно…

Я угрюмо безмолвствовала. Ответить было нечего.

Еще одна дверь вела из гардеробной в ванную комнату. Стоит ли говорить, что она была огромной и роскошной, как в голливудском фильме? По-моему, и так ясно.

Я стянула с себя несвежую одежду, влезла в ванну, стоявшую посреди комнаты. Она была сделана в форме морской тридакны. Очевидно, для того чтобы дамы, оказавшиеся в ней, смогли ощутить себя Афродитами.

Я, во всяком случае, ощутила.

Хорошенько отмывшись, я влезла в замечательно пушистый и уютный банный халатик с капюшоном. Накрутила на мокрые волосы полотенце, воспользовалась хорошим кремом, стоявшим на туалетной полочке, и отправилась назад, в свою комнату.

Добрая фея Рита уже сервировала завтрак на маленьком журнальном столике. Свежий, восхитительно пахнувший кофе, хрустящие аппетитные тосты, ломтики обезжиренной ветчины, овсянка, ассорти из разных кусочков сыра, джем и фрукты.

– Вот, – сказала она, закончив свое занятие. – Если что-то понадобится, позвоните.

– Спасибо, – ответила я. – По-моему, все идеально.

– Приятного аппетита, – пожелала Рита и вышла из комнаты.

Я уселась в кресло и окинула взглядом непривычное глазу великолепие.

Посреди стола стояла маленькая изящная вазочка с одной-единственной желтой розой. Я понюхала крепкий полураскрытый бутон. Пахнул он упоительно. Как моя нынешняя жизнь.

– Немудрено, что люди готовы умереть ради такой жизни, – сказала я вслух. Удивилась и отметила:

– Парадокс получился!

– Умереть они, может, и не готовы, зато готовы убить кого угодно ради всего этого, – напомнило о себе благоразумие. И добавило:

– В том числе и тебя…

– Заткнись! – шикнула я злобно. – Дай поесть спокойно!

Благоразумие обиделось и заткнулось.

Я потерла ладони друг о друга и взялась за еду. Давно я так вкусно не ела. Очень давно.

Закончив завтрак, я вернулась в ванную и принялась приводить в порядок волосы. Высушила их феном, уложила как могла лучше. Пошарила в шкафчиках ванной и нашла всю необходимую мне косметику. Немного подкрасила бледное лицо, брызнула на себя вкусно пахнущим дезодорантом.

Мне показалось, что дверь в мою комнату кто-то открыл. Сначала я подумала, что это вернулась Рита и сейчас убирает со стола. Но, войдя в комнату, обнаружила, что ошиблась.

В одном из кресел сидела моя новоявленная тетушка и листала какой-то журнал.

При моем появлении она отложила журнал в сторону и улыбнулась.

– Я смотрю, ты хорошо выспалась, – заметила она.

– Очень хорошо, – подтвердила я.

Тетушка энергично кивнула головой. Сегодня она выглядела значительно лучше, чем вчера. Впрочем, как и я.

– Осмотрела свои владения? – спросила она.

– Бегло.

– Ну, как впечатление?

Я неловко пожала плечами. А что, и так не ясно?

– Грандиозно, – ответила я против воли мрачно.

– А почему такой тон? – удивилась тетушка.

Я вздохнула.

– Это не мои владения, – ответила я честно. – И все это…

Я взялась за край халата.

– …тоже не мое.

– Пустяки!

Тетушка отмахнулась от моих уточнений, как от досадливой мухи.

– Пустяки! – повторила она нетерпеливо. – Можешь считать все это твоим… сценическим костюмом.

– Ничего себе! – сказала я.

– Жене все это не нужно. Пока не нужно! – торопливо уточнила Елена Борисовна.

Тьфу, черт, снова сбилась!

– А когда она поправится?

– А когда она поправится, то купит себе все, что захочет, – твердо сказала тетушка. – Это не проблема. Не забивай себе голову всякой ерундой. Надевай любые шмотки, пользуйся косметикой и парфюмерией. Если не устроят – покупай другие. Вот…

Тетя Лена положила на стол кредитную карточку.

– Она открыта на Женино имя, – предупредила она. – Здесь две тысячи долларов. Твои карманные деньги на месяц. Постарайся уложиться.

Я нервно икнула. Две тысячи долларов! Карманные деньги! Все, просыпаюсь!

Но проснуться не удалось. Сказка продолжалась.

– В твоем распоряжении машина с шофером, – продолжала тетя Лена.

– Я сама вожу…

– Прекрасно! Но пока ты не знаешь города, лучше выезжать с шофером, – оборвала меня тетушка. – Потом будешь ездить сама.

– Хорошо, – сказала я покорно.

– Ну, что ж…

Тетушка помедлила и поднялась с кресла.

– Отдыхай, осматривайся, – сказала она. – Съезди в город, походи по магазинам… В общем, наслаждайся жизнью.

Показалось мне, или в ее тоне промелькнула скрытая ирония?

– Я так и сделаю, – сказала я.

Тетушка достала из кармана тоненькую записную книжку.

– Здесь все нужные тебе телефоны, – проинформировала она. – Номера моих мобильников, домашний телефон и телефон мужа.

Она приостановилась. Подумала и продолжила:

– Впрочем, его сейчас здесь нет. Он прилетит чуть позже. Да, еще!

Тетушка вынула откуда-то из-под столешницы маленький сверкающий прямоугольник и положила его передо мной.

– Твой мобильный телефон, – проинформировала она меня. – Номер записан в блокноте. Есть вопросы?

– Есть, – ответила я. – Как мне вызывать шофера?

– Шофер, как и вся прислуга, имеет телефон внутренней связи. В блокноте все записано. Мобильником пользоваться умеешь?

Я стыдливо пожала плечами.

– Инструкция лежит на тумбочке возле твоей кровати, – сказала тетушка. – Сама разберешься?

Вопрос прозвучал издевательски. Что-то вроде, «а ты читать умеешь»?

Я невольно вспыхнула.

– Читать я умею! – сказала я раздраженно.

– Прекрасно! – закончила прения тетушка своим любимым словом. И повторила:

– Осматривайся.

Вышла из комнаты и бесшумно прикрыла за собой дверь.

Я раскрыла блокнот. Изучила написанное, взяла телефон с городским номером и набрала несложный номер внутренней связи.

– Слушаю, – ответила Рита.

– Я позавтракала, спасибо, – сказала я. И неловко добавила:

– Можно убирать со стола.

– Слушаюсь, – повторила Рита по-солдатски четко.

Я разъединила связь.

Немного посидела в кресле, подумала о своей странно изменившейся жизни.

Может, это ни к чему хорошему и не приведет, но до чего же мне сейчас хорошо!

«Не буду думать, – пообещала я себе. – Поступлю по американскому рецепту: если тебя насилуют, постарайся расслабиться и получить удовольствие. Вот и я постараюсь его получить. Даже если меня впоследствии потащат на бойню, как глупого раскормленного теленка.»

В дверь стукнули.

– Войдите, – сказала я уверенным тоном богатой наследницы.

Вошла горничная Рита все с той же улыбкой, приклеенной к губам.

– Можно убирать? – спросила она на всякий случай. Вдруг наследница передумает, закапризничает и потребует, чтобы все оставили, как есть?

– Убирайте, – разрешила я. И неловко добавила:

– Все было очень вкусно, спасибо.

Сказала и замерла. Богатые наследницы вряд ли ведут себя так вежливо. Для них все это настолько привычно, что особой благодарности не требует.

– Я передам Наде, – сказала Рита.

– Наде?

– Это наш повар, – объяснила Рита. И тут же быстро поправилась:

– То есть ваш повар.

– Передайте, – согласилась я.

– Надя просила узнать, во сколько вы будете обедать и ужинать. И еще она просила вас спросить, что вы любите.

Я запаниковала. Интересно, что едят богатые? Понятия не имею!

– Разве тетя Лена не обсудила этот вопрос? – увернулась я.

– Обсудила, – подтвердила Рита. – Но Наде хочется сделать вам приятное.

– Я человек неприхотливый, – ответила я совершенно честно. – Пускай этими вопросами занимается тетя Лена. Меня все заранее устраивает.

В глазах горничной мелькнуло удивление. Очевидно, она не ожидала такой покладистости от избалованной испорченной девушки, вроде меня.

Но она тут же опустила глаза и принялась убирать со стола. А я пошла в гардеробную и перебрала многочисленные вешалки с разноцветным тряпьем.

Минут пятнадцать я потратила на раздумья. Потом решительно отказалась от идеи надеть чужую одежду и влезла в собственные джинсы, лежавшие в сумке. Правда, они были слегка помятыми, но я решила, что в машине это вряд ли кто-то заметит. К джинсам я добавила пеструю маечку с коротким рукавом и вернулась назад.

В комнате царил идеальный порядок. Рита удалилась так бесшумно, что ее ухода я даже не заметила.

Я снова открыла блокнот и набрала номер шофера.

– Слушаю, – почтительно отозвался молодой мужской голос.

– Э-э-э… добрый день, – запаниковала я. Черт, забыла узнать, как его зовут!

– Добрый день, – все так же почтительно ответил шофер.

– Мне нужна машина, – сказала я, сгорая от стыда за повелительно звучащую фразу.

– Слушаю, – отозвался шофер и разъединился.

Я удивленно осмотрела трубку. Вот это да! Дисциплина просто армейская!

Что ж, будем собираться в город. А дом осмотрю позже, когда приеду.

Я сунула в карман джинсов блокнот и обе кредитные карты. Похлопала себя по бедрам. Кажется, все. Больше мне брать нечего. Может, взять паспорт?

Нет, не стоит. Если кредитка оформлена на имя Жени, то мой паспорт будет смотреться диссонансом. И вообще, лучше мне его припрятать и не светить перед чужими глазами.

Я достала из бокового отделения спортивной сумки бордовую книжицу с неинтересным содержанием, порыскала глазами по огромной комнате.

Куда бы его припрятать?..

Места было много, но все эти места были на виду. Так ничего и не придумав, я пошла в гардеробную. Открыла второй зеркальный шкаф и сунула паспорт под стопку чулок и колготок. Потом подумаю, куда его переложить.

Ну, вот и все.

Я вернулась в комнату, осмотрелась и пошла к двери.

Открыла ее, прошла по длинному коридору с интересом разглядывая все вокруг.

Красиво! Деревянные панели, матовые светильники, пара симпатичных картин… Везде царил дух ненавязчивой роскоши, сдержанной хорошим вкусом. Интересно, дизайном занималась моя тетушка или это делал профессионал?

Я спустилась вниз по широкой деревянной лестнице с резными ажурными перекладинами. Это было так красиво, что я даже задержалась на минуту, разглядывая резьбу. Несомненно, ручная работа. Причем, работа мастера.

В огромном холле перед входной дверью меня перехватил вчерашний дворецкий.

– Добрый день, – сказала я вежливо.

– Добрый день, – ответил он мне с достоинством. – Вы уезжаете?

Я не знала, что нужно отвечать в таких случаях. Отчитываются наследницы перед своими слугами или нет? Потом рассудила, что если дворецкий задает мне вопрос, значит, принято на него отвечать.

– Еду в город, – ответила я коротко.

– Передать что-нибудь Елене Борисовне? – снова вылез с вопросом дворецкий.

Я изумленно посмотрела на него.

– Что передать?

– Ну, например, когда вы вернетесь…

– А-а-а! – сообразила я. Подумала и сказала:

– Не знаю когда. Ничего не передавайте.

– Значит, вы пообедаете в городе? – не отставал от меня дворецкий. Вот репей!

– В городе, в городе, – ответила я нетерпеливо.

На этом дворецкий удовлетворился и прекратил допрос. Я сделала шаг к выходу, но он меня опередил. Подошел к двери и почтительно распахнул ее передо мной.

– Спасибо, – сказала я.

И боком протиснулась в широко открытую створку. Мне было ужасно неловко, что со мной так носятся.

Машина, разумеется, ждала перед входом. Как только я вышла из дома, шофер выскочил наружу и распахнул заднюю дверцу.

Я подошла к нему. Осмотрела молодое симпатичное лицо, на котором застыла почтительная гримаса, спросила:

– Как вас зовут?

– Михаил, – ответил шофер, выкатив глаза. Интересно, что его так удивило?

– А меня Же… Евгения Борисовна, – быстро поправилась я.

Шофер слегка склонил шею. Черт, зачем я ему представляюсь? Можно подумать, он и так не знает, как зовут его хозяйку!.. Проклятая привычка к вежливости, как обычно, отравляла мне жизнь.

Я уселась на заднее сиденье, шофер захлопнул дверцу.

Сел на свое место, почтительно осведомился:

– Что включить? Кондиционер, печку?..

Я немного подумала. По-моему, в машине прекрасный микроклимат.

– Ничего не нужно, – ответила я. – Все прекрасно.

– Куда прикажете ехать? – осведомился шофер.

Я поперхнулась. Действительно, куда? Города-то я не знаю!

– Давайте просто прокатимся, – нашлась я.

Шофер кивнул, и машина тронулась с места. А я откинулась на спинку сиденья и подумала, что такая чрезмерная забота тоже бывает утомительной.

Оказывается, быть богатой совсем не так легко, как мне казалось раньше!

Горный серпантин мы преодолели за двадцать минут. Не потому, что он был таким длинным: просто ехали очень медленно.

– Опасно здесь, правда? – спросила я.

Шофер быстро взглянул на меня в зеркало заднего вида.

– Очень опасно, – подтвердил он сдержанно. – Нужно сбрасывать скорость почти до десяти километров. Дорога неровная, узкая, ограждения ненадежные…

– А почему нельзя поставить другие ограждения? – спросила я.

– Дорога находится в ведении муниципалитета, – объяснил мне шофер. – В этом году расходы на дорогу бюджетом не предусмотрены.

Я кивнула и откинулась на спинку сиденья.

Мы съехали вниз, в долину, лежавшую между морем и горами. Город оказался точно таким, каким я видела его сверху: маленьким, кирпично-черепичным, ухоженным и уютным. Не знаю отчего, но я вспомнила сказки Андерсена. Конечно, городская архитектура ничуть не походила на датскую, но сам городок был таким аккуратным и маленьким, что походил на игрушечный.

Во всяком случае, в моих глазах.

Мы проехались по нешироким улицам, засаженным огромными деревьями. Я, не отрываясь, смотрела в окно.

Да. Первое впечатление меня обмануло. Такое количество увеселительно-развлекательных заведений, ресторанов, ночных клубов и игорных домов в сказках не предусмотрено. Городок явно задумывался и строился как игровая площадка для богатеньких. Отсюда такое количество дорогостоящих игрушек.

– Остановитесь у моря, – попросила я.

Шофер молча вывернул руль, разворачивая машину к пляжу. Доехал до уютного приморского сада и остановился.

– Дальше нельзя, – сказал он, словно извиняясь за то, что мне придется пройти по грешной земле своими ножками.

– Ничего, я дойду.

Я вышла из машины и побрела через садик к желтой кромке песка, видневшейся невдалеке.

Дошла до маленького фонтанчика, граничившего с пляжем. Вдохнула соленый чистый воздух.

Фантастика! До чего же здорово!

Присела, расшнуровала свои старые кроссовки, вылезла из них, сняла носки. Положила носки внутрь кроссовок, закатала джинсы до колен и побрела к морю.

На пляже было пустынно. В отдалении несколько мальчишек играли в футбол, по узенькой асфальтовой тропинке степенно прогуливалось несколько хорошо одетых пенсионеров. Никто не купался в море, никто не загорал под все еще теплыми лучами бархатного сентябрьского солнца.

Песок прилип к моим ступням, и я обнаружила, что стою на мокрой полосе, оставшейся от уползшей морской волны. Тут же на смену ей явилась вторая, лизнула моя щиколотки теплым соленым языком и откатила назад.

Я засмеялась от удовольствия.

Господи! До чего же здесь хорошо!

Обидно, что я не захватила с собой купальник. Хотя что мне мешает поехать в магазин и купить себе все, что я захочу?

«Заодно куплю себе нижнее белье», – подумала я. Отчего-то мысль о чужих трусиках была мне неприятна. Даже о таких дорогих и красивых, которые остались в моей гардеробной.

Я вошла в воду по щиколотку и побрела вдоль пляжной кромки. Вода была прозрачной, соленой и очень теплой. Невыносимо хотелось искупаться.

Я вышла из моря, отряхнула мокрые ноги и пошла к асфальтовой дорожке. Поеду в магазин прямо сейчас. Куплю купальник и вернусь на пляж. Когда я в последний раз была на море? Только в далеком детстве! И неизвестно, когда еще раз придется побывать!

Я бросила кроссовки на асфальт, достала носок и, как могла, отряхнула ногу от песка. Балансируя на одной ноге, натянула носок. Пошатнулась и чуть не упала. Но меня тут же подхватила под локоть крепкая мужская рука.

Я повернула голову.

– Извините, – сказал мой шофер. – Вы чуть не упали.

– Ничего, – ответила я холодно. И не стала его благодарить.

Вовсе не потому, что мне было неприятно его прикосновение. Потому, что у меня возникло неприятное ощущение, будто за мной шпионят.

Я так и сказала:

– Вы за мной следите?

Шофер ничуть не смутился.

– Приглядываю, – поправил он меня. – Пока Елена Борисовна не наймет вам телохранителей.

– Что-о-о?!

Он неожиданности у меня перехватило дыхание.

– Телохранителей?!

– Ну, да! – ответил шофер простодушно. – Вы – обеспеченная женщина, мало ли что…

Я стиснула зубы. Ладно. Этот вопрос мы проясним с моей тетушкой наедине. Насколько я помню, телохранители нашим контрактом не предусматривались.

Меня изматывает даже минимальное общение с обслуживающим персоналом, не хватало еще, чтобы за мной постоянно ходило несколько человек!

Нет уж! Этого мы не допустим!

Я приняла твердое решение поговорить с тетушкой по душам и направилась к машине. Шофер забежал вперед и открыл мне дверь. Я, не глядя на него, плюхнулась на сиденье.

– Поехали в магазин, – сказала я.

– В какой? – уточнил шофер.

Я снова стиснула зубы. Откуда я знаю в какой?!

– Мне нужен купальник, – проинформировала я.

Шофер кивнул. Слава богу, сам разберется, куда меня отвезти!

Мы приехали к небольшому симпатичному бутику. Два окна, выходившие на улицу и превращенные в витрину, были украшены симпатичными купальниками. Очень даже симпатичными. Интересно, какие здесь цены? Судя по всему, ломовые.

Однако деваться было некуда. Шофер уже стоял на тротуаре, распахнув передо мной дверцу, и я вышла из машины. Окинула взглядом витрину, поежилась, нерешительно потянула на себя стеклянную дверь.

Мелодично звякнул серебряный колокольчик, и из подсобного помещения выскочила молоденькая девушка в униформе.

– Евгения Борисовна! – обрадовалась она, увидев меня. – С приездом!

– Спасибо, – ответила я, понимая, что нужно говорить поменьше.

– Как отдохнули? – продолжала продавщица все тем же приподнятым тоном.

– Прекрасно, – позаимствовала я любимое слово тетушки. И прежде чем словоохотливая девица успела спросить, где именно я отдыхала, сказала:

– Мне нужен новый купальник.

– Ага…

Девица окинула задумчивым взглядом ряды разноцветных упаковок.

– Даже не знаю, что вам посоветовать, – сказала она извиняющимся тоном. – Остатки… Сезон-то кончился.

– Мне очень понравился тот купальник на витрине, – сказала я и показала на манекен.

– Он уцененный, – прошептала продавщица и даже покраснела, произнеся это неприличное слово.

Я чуть не расхохоталась.

– Неважно. Все равно он мне нравится.

В глазах барышни мелькнуло изумление. Точно такое же выражение я наблюдала утром в глазах нашей горничной Риты. Да, не справляюсь я с ролью избалованной богатенькой девочки.

– Снять? – спросила она, словно все еще не верила своим ушам.

– Если размер мой, то снимите.

– Размер ваш, – подтвердила барышня.

Я хотела спросить, откуда она знает мой размер, но вовремя прикусила язык. Конечно, знает! Судя по всему, Женя отоваривалась тут довольно часто!

Продавщица направилась к окну. Сняла манекен, поставила его на пол. Я хотела ей помочь, но вовремя опомнилась и страшным усилием воли сдержала свой порыв.

Все еще косясь на меня недоверчивым взглядом, продавщица раздела пластмассовую женщину. Протянула мне купальник так опасливо, словно опасалась, что я его брошу ей в лицо.

Интересно, Женя откалывала подобные штуки?

– Спасибо, – сказала я вежливо. Достала из кармана кредитку, на которой было мое месячное содержание, и спросила:

– Принимаете?

Изумление в глазах барышни стало еще большим.

– Конечно!

Черт! Я опять прокололась!

– Будьте добры, – пробормотала я невнятно и положила кредитку на прилавок. Схватила купальник и принялась рассматривать его с преувеличенным вниманием. Уши мои горели.

Барышня неуверенно улыбнулась. Взяла кредитку и повернулась к небольшому аппарату, стоявшему за ее спиной. Произвела какие-то непонятные манипуляции и вернула мне карту.

– Спасибо, – повторила я.

– Минутку! Чек!

Это было очень кстати. Я с самого начала мучилась вопросом, сколько стоит уцененный купальник, но стеснялась спросить. И получив чек, бросила на него быстрый взгляд.

Ничего себе! Уцененный купальник стоил почти семьдесят долларов!

Я торопливо сунула кредитку в карман. Бросила чек в идеально чистую мусорную корзинку и попрощалась.

– Я не упаковала вашу покупку!

Мое терпение лопнуло. Господи, до чего же утомительно быть богатой!

– Не нужно! – рявкнула я. – Я на море еду!

– Всего доброго, – пожелала продавщица все тем же радостным тоном. Вымуштрована, ничего не скажешь…

Мне стало стыдно за свое хамство. Бедная девочка! Любая богатая сволочь может ей нагрубить, а она не имеет права никому ответить тем же!

– Всего доброго, – отозвалась я приветливо. И добавила:

– Спасибо вам.

– Не за что.

Я кивнула и вышла из бутика. Помимо купальников там продавалось нижнее белье, но я не рискнула затянуть свое пребывание. Уж слишком часто продавщица смотрела на меня удивленным взглядом. Очевидно, она прикидывала, что могло случиться с богатенькой Евгенией Борисовной. Отчего это она так изменилась.

Я вытерла взмокший лоб.

Черт!

До чего же утомительно быть богатой!

Шофер с осточертевшей предупредительностью распахнул передо мной дверцу, и я плюхнулась на сиденье.

Куда теперь?

– Куда ехать? – спросил шофер, словно прочитав мои мысли.

Я поскребла пальцем уголок рта. Была не была!..

– В ЦУМ, – сказала я дерзко.

Насколько мне известно, такие магазины есть в любом российском городе. Если повезет, окажется и здесь.

Повезло.

Шофер покладисто кивнул, и машина тронулась с места.

Надеюсь, что это большой магазин. Надеюсь, что там никто не знает в лицо богатенькую девушку Женю. Надеюсь, что мне удастся купить нижнее белье по привычной скромной цене.

Местный ЦУМ оказался не таким большим, как его московский тезка, но тоже вполне приличным по размерам. Я с радостью отметила, что народу здесь толпится не меряно. Значит, никто ко мне приглядываться не станет.

– Я скоро, – сказала я шоферу, выходя из машины. Тот изумленно уставился на меня и кивнул.

Я мысленно выругалась.

Тоже мне, актрисулька! Выдаю себя на каждом шагу!

Все еще чертыхаясь, я поднялась по каменной лестнице и оказалась на широкой террасе перед входом в магазин. Здесь шла бойкая торговля уцененными товарами. Я потолкалась среди домохозяек, нашла лоток с трусиками-маечками и приобрела пару этих пионерских комплектов.

Так. Белье для джинсов есть. Теперь нужно купить что-то типа бюстгальтера под красивую блузку.

Я обошла всю террасу, но нужного мне белья не нашла. Пришлось войти в магазин.

Отдел нижнего белья я отыскала сразу. Но продавщица так заискивающе улыбнулась, увидев меня, что я повернула назад и быстренько ретировалась.

Представляю, как она изумится, при виде богатенькой Евгении Борисовны, покупающей китайский комплект за триста рублей!

Я неторопливо зашагала вниз по лестнице, помахивая дешевым пакетиком, в который мне упаковали мой пионерский прикид. Оказывается, быть богатой весьма даже накладно!

Считайте сами: уцененный купальник, который продавщица сочла недостойным моего внимания, стоил почти семьдесят долларов. Исходя из этого, можно предположить, что цена среднего комплекта нижнего белья для богатой девочки, должна равняться примерно тремстам долларам! (Конечно, в глазах продавщиц, которые знают, что девочка богатая.)

И как тут прожить на две тысячи долларов в месяц?

Можно сказать, что мне положили весьма скромное содержание. Подозреваю, что Женя имела раза в два больше.

Я тихо засмеялась.

– Ну, ты и стерва! – сказала я вслух.

Действительно! Не успела разбогатеть, как появились дорогостоящие запросы!

Тут мой желудок напомнил о себе недовольным бурчанием. Я вспомнила, что давно ничего не ела и решила где-нибудь перекусить.

– Я проголодалась, – проинформировала я шофера.

– Как обычно? – спросил он меня не очень понятно. Я хотела переспросить, и тут сообразила: он спрашивает, везти ли меня в то место, где я обычно питаюсь. То есть не я, а Женя.

Однако, какая осведомленность! А тетя Лена сказала, что наняла новую прислугу! Выходит, шофер остался прежний!

Первое чувство, которое я испытала, был страх.

Господи! Да что она, с ума сошла, моя тетушка?! Он же меня в момент разоблачит!

Но шофер смотрел на меня в зеркальце заднего вида с выражением прежней туповатой почтительности, и я взяла себя в руки.

– Как обычно, – повторила я за ним.

И мы поехали.

Как я уже говорила, город был буквально напичкан разными злачными заведениями. Выглядели они очень солидно, но ресторан, в который мы приехали, меня просто потряс.

Находился он на берегу моря. Прозрачная площадка перед зданием, состоящим из сплошных стекол и зеркал, была выложена неизвестным мне полупрозрачным камнем. Я подняла глаза на солидную светящуюся надпись над входом. Надпись гласила: «Лунный берег».

Перед входом работали два фонтана. Высокие струи воды били из гигантских раковин, похожих на жемчужные. Материал, из которого были сделаны раковины, напомнил мне лунный камень.

Ничего себе! Фонтан, сделанный из полудрагоценного минерала!

– Приехали, – напомнил шофер.

Я осмотрела себя как бы со стороны.

Мятые джинсы. Кроссовки, к которым прилип песок. Дешевая майка. Высокий класс.

Да меня к этому ресторану на пушечный выстрел не подпустят!

– Я не одета, – ответила я шоферу с некоторой неловкостью.

Он удивился.

– Ну и что?

– Как это, что? – не поняла я. – Разве туда пускают в таком виде?

– Не пускают, – подтвердил шофер. – Но вас-то все в лицо знают!

Минуту мы пялились друг на друга растерянными взглядами. Потом я сама распахнула дверцу и выбралась из машины. Еще раз осмотрела вызывающе дорогое оформление ресторана и на негнущихся ногах двинулась к дверям.

Как же мне надоело быть другим человеком! Как же мне жмет чужая шкура!

Господи, скорей бы это кончилось!

Я дошла до сияющих дверей и застыла перед ними, как грешник перед райскими вратами.

Нет. Я не могу сюда войти.

Дверь распахнулась, и я увидела почтительную физиономию швейцара. Интересно, почему на меня все смотрят, как на столетнюю бабушку?! В смысле, с почтением?

– Добрый день, – поздоровался швейцар.

Мне пришлось раскрыть рот и ответить.

– Добрый.

– С приездом, – продолжил разговор работник общепита.

– Спасибо, – ответила я с тяжелым вздохом. Надо полагать, сейчас он спросит, как я отдохнула.

Не спросил. Открыл дверь пошире и застыл, преданно глядя на меня.

И мне ничего больше не оставалось, как войти в это злачное место.

От волнения я потеряла способность адекватно воспринимать окружающую обстановку. Мне почему-то показалось, что я попала в обеденный зал парохода «Титаник». Разумеется, для пассажиров первого класса.

Почему?

Потому, что фотографии этого роскошно убранного помещения я видела в какой-то передаче.

И еще потому, что внутреннее оформление ресторана «Лунный берег» было таким же солидным, дорогим и высокохудожественным.

Описывать его не буду. У меня просто не хватит слов. Отсылаю всех любопытных к фотографиям ресторана затонувшего «Титаника».

«Однако!» – подумала я, когда смогла хоть что-то подумать.

И не успела я задаться вопросом, куда же мне двигаться, как бархатный мужской голос произнес над самым моим ухом:

– Рад видеть вас снова.

Я повернула голову. Ко мне беззвучно, как леопард, подкрался симпатичный мужчина средних лет, одетый в черный смокинг. Держался мужчина со скромным неброским достоинством и чем-то напомнил мне нашего дворецкого.

Надо полагать, метрдотель.

– Здравствуйте, – сказала я небрежно. – Вот, проголодалась, заскочила перекусить.

Мужчина наклонил голову.

– Ваш обычный столик? – осведомился он.

На всякий случай я провела руками вдоль тела.

– Я не одета, – проинформировала я своего собеседника на всякий случай.

– Отдельный кабинет? – мгновенно сориентировался тот.

– Да, благодарю, – сказала я с облегчением.

Мужчина повернулся и пошел вперед. Я последовала за ним, как овца на бойню.

По дороге я бросила вокруг несколько испуганных взглядов. Нужно сказать, что ресторан «Лунный берег» был довольно популярен среди деловой элиты города. Несколько столиков занимали мужчины, одетые с небрежной элегантностью людей, привыкших носить костюмы за полторы тысячи долларов. Дам в ресторане было немного. Я насчитала только двух. Они сидели за столиком, стоявшим у раскрытого окна. Одна из них подняла руку и помахала мне. Я повторила ее приветственный жест, хотя сердце мое испуганно затрепыхалось.

Черт! Только Жениных знакомых мне тут не доставало!

Я вообще не понимаю мою тетушку. Как она могла выпустить меня в город, где каждый знает ее племянницу как облупленную?! Это похоже на самый экстремальный способ научить человека плавать: вывозишь его на лодке подальше от берега и толкаешь в воду.

Как говорится, хочешь жить – выплывешь.

Вот и я оказалась в шкуре этого утопающего. Придется вертеться.

Тут я обнаружила, что мы пришли. Метр стоял у красной бархатной портьеры, прикрывающей вход в отдельный кабинет. Он поймал мой взгляд и приподнял край тяжелой ткани. Я вошла внутрь и осмотрелась.

Так я и думала. Отдельный кабинет ресторана «Лунный берег» был значительно больше моей гостиной.

«Что ж, – подумала я философски, – большому кораблю, большое кораблекрушение!»

Тут же испуганно перекрестилась и сплюнула через плечо.

– Официант сейчас подойдет, – проинформировал меня метр.

– Спасибо.

Он с достоинством наклонил голову и удалился.

В общем, не буду вдаваться в подробности. Обед превратился для меня в непрерывный кошмар. Во-первых, я страшно опасалась выдать себя перед обслуживающим персоналом, поэтому заглядывать в толстую книгу под названием «Меню» даже не стала. Просто коротко сказала официанту:

– Как обычно.

Похоже, эти слова в жизни незнакомой мне барышни Жени были ключевыми.

Официант кивнул и испарился.

Вопрос, как называются принесенные им явства и какими вилками и крючочками их едят, предо мной не стоял. В кабинете я была одна, поэтому никто не мог уличить меня в невежестве. Я разделалась с обедом при помощи привычных приборов: вилки, ложки и столового ножа.

На всякий случай испачкала соусом остальные предметы сервировки, названия которых не знала, и осторожно отложила их в сторону.

Правильно говорил дедушка Ленин: «Учиться, учиться и учиться!» Сейчас я ощущала всю мощь этого лозунга, как никогда раньше. Оказывается, мне только показалось, что я такая ученая и грамотная. Столовый этикет, к примеру, был для меня сплошным белым пятном, и я дала себе слово изучить вопрос во всех его тонкостях.

До чего же обременительно быть богатой! Я вас еще не убедила? Ладно, тогда продолжим рассказ…

Скажу коротко: за всеми своими волнениями вкуса обеда я не почувствовала. Поэтому не могу вам рассказать, из чего он состоял. По-моему, там был кусок рыбы в кисло-сладком соусе. Из чего было приготовлено все остальное – тайна, покрытая мраком. Хотите узнать – посетите ресторан «Лунный берег». Что, испугались? Вот и мне было страшно…

Через какое-то время (не скажу точно, через какое) я нажала на кнопку вызова официанта.

Он явился буквально через секунду, словно стоял, притаившись, за бархатной занавеской. Впрочем, возможно так оно и было.

Я протянула ему карточку и сказала:

– Спасибо.

– Вам все понравилось? – спросил официант, принимая кредитку.

– Да, очень, – ответила я торопливо. – Если можно, вернитесь поскорее. Я спешу.

Он снова растворился в воздухе, а я достала из сумки рублевую наличность.

Интересно, какие здесь нужно давать чаевые?

В каком-то американском детективе я однажды прочла, что сумма чаевых обычно составляет десять процентов от стоимости обеда.

Но я-то не знала, сколько стоит мой обед!

Потом, чаевые в Америке – одно дело, в России – совсем другое. Россия, как выразился один русский классик, такая страна, которая умом не измеряется. Хотя современный поэт довольно остроумно возразил этому классику:

И вообще, может, богатенькая девушка Женя привыкла оставлять чаевые в свободно конвертируемой валюте!

Что делать? Дождаться официанта, получить чек и отсчитать десять процентов?

Как-то неудобно.

А метрдотель? Ему-то сколько давать? И вообще, метру дают чаевые?

Я взмокла от напряжения.

Ну, что? Вы все еще считаете, что быть богатой легко и приятно?

В общем, я так ничего не придумала и отсчитала двести рублей для официанта. Сначала хотела отсчитать триста, но жаба задушила.

Триста рублей! Я дома три дня живу на такие деньги! И потом, неужели обед из трех блюд, весом в триста грамм каждое, может стоить три тысячи рублей?

«Не может!» – категорически ответила жадность. А благоразумие ехидно вползло в мозг с ядовитыми словами:

– Вполне возможно…

Я беззвучно плюнула в сторону.

Вернулся официант. Молча положил передо мной закрытую папку, в которой находился чек и кредитка. Я вынула их оттуда и, вложив двести рублей, протянула папку назад.

Впилась взглядом в лицо официанта, стараясь определить: доволен или нет?

Но лицо его осталось таким вежливым и бесстрастным, что я не поняла: нахамила со своими чаевыми или попала в точку?

– До свидания, – сказала я и встала со стула.

– Ждем вас снова, – вежливо ответил мой визави.

Я чуть не брякнула то, что вертелось у меня на языке:

– Как же! Дождетесь!..

Но вовремя сдержалась.

С другой стороны бархатной шторы меня уже ожидал метрдотель, сдержанно-душевный, как хороший английский анекдот.

– Надеюсь, все в порядке? – осведомился он.

– Все чудесно! – ответила я с энтузиазмом заключенного, у которого перед выходом на волю спрашивают, понравилась ли ему эта тюрьма.

– Мы будем рады видеть вас снова, – закруглил беседу метр.

Я поняла, что такие слова не должны остаться без вознаграждения. Со вздохом полезла в сумочку, покопалась в ней и достала пятисотрублевую купюру. На меньшую сумму совесть не подписывалась. Я неловко протянула деньги метру, он принял их с таким же достоинством, с каким принимают орден.

Слегка поклонился и проводил меня до выхода из зала.

Тут уже ждал швейцар, обойти которого было так же невозможно, как Кордильеры. Я обреченно сунула руку в сумку. Достала сто рублей и молча запихала бумажку в его карман.

Меня уже не мучил вопрос: много или мало. Я рвалась на волю.

– Женя! – окликнул меня женский голос сзади.

Я обернулась и увидела даму, помахавшую мне рукой. Она приближалась с радостной улыбкой хорошей знакомой, предвкушающей обмен свежими сплетнями.

– Прости, пожалуйста! – сказала я быстро. – Я спешу!

И, прежде чем дама успела мне ответить, юркнула в открытую дверь ресторана с такой скоростью, словно торопилась проскочить между Сциллой и Харибдой.[1]

– Домой!

Это было первое слово, которое я вымолвила, оказавшись в машине.

Показалось мне, или шофер радостно встрепенулся? Кажется, он действительно обрадовался.

Немудрено. Шесть часов вечера, а человек еще ничего не ел.

Домой мы приехали около семи часов. Я вышла из машины, шофер почтительно осведомился:

– Я вам сегодня еще нужен?

– Нет, – ответила я. – Отдыхайте.

– А завтра?

– Я позвоню, – оборвала я, не дав договорить. В голове у меня царила полная сумятица.

Я поднялась по каменным ступеням и толкнула дверь. Заперто.

Я поискала взглядом звонок, нашла его. Нажала на маленькую черную пуговку и услышала два медлительных удара в гонг.

Интересный звук.

Через минуту дверь распахнулась. Дворецкий приветствовал мое возвращение с осточертевшей почтительностью.

– Тетя Лена дома? – спросила я.

– Елена Борисовна дома, – ответил дворецкий. – Она просила вас зайти к ней, как только вы вернетесь.

– Да уж, – пробормотала я сквозь зубы. – Зайду непременно.

И спросила в полный голос:

– Где она?

– Она у себя, – ответил дворецкий.

Как вам это нравится? Откуда я знаю, где ее искать?

– Попросите Елену Борисовну зайти ко мне саму, – дерзко сказала я.

А что еще мне оставалось?

– Слушаю, – ответил дворецкий.

По-моему, моя наглость его совершенно не удивила.

Странно, очень странно. Неужели тетя Лена меня обманула, и не вся прислуга оказалась новой? Тогда мне придется кисло.

Я поднялась по изумительной деревянной лестнице. Прошла по длинному коридору с рядом дверей, нашла свою и открыла ее.

Возвращение в знакомую обстановку пролило бальзам на мою измученную душу. Я плюхнулась в кресло, откинула голову на изголовье и вытянула ноги.

Слава богу! Наконец-то я в безопасности!

В дверь коротко стукнули. Скорее для приличия, чем по необходимости.

Я даже отвечать не стала. Так стучать могла только моя тетушка.

Дверь открылась. Это я поняла по едва заметному сквозняку, влетевшему в комнату.

– Добрый вечер, – сказала тетушка.

Я открыла глаза, подняла голову и ответила:

– Здрасте.

Тетушка прошла через комнату и села в кресло, стоявшее напротив моего.

– Как прогулялась? – спросила она.

– Великолепно! – ответила я злобно. – Перездоровалась со всем городом! Оказывается, ваша племянница здесь популярная личность!

Тетушка хотела что-то сказать, но передумала. Крепко сжала губы и уставилась на меня с выжидательным выражением в глазах.

– Вы, что, не могли сообразить это заранее? – продолжала я с тихим бешенством. – Не могли меня предупредить? Я пару раз чуть не погорела!

– Женя…

– Я не Женя! – сказала я, повысив голос.

Тетушка молча приложила палец к губам. Я опомнилась и умолкла.

Минуту мы сидели молча. Я хотела что-то сказать, но тетушка подняла руку и покачала головой. И тут же в дверь постучали. Деликатно и робко, как утром.

– Войдите! – крикнула я.

Вошла Рита. Скользнула по нам любопытным взглядом и кротко проинформировала:

– Ваши покупки.

У нее в руках был мой купальник и дешевый пакетик с не менее дешевым пионерским трикотажем: маечка-трусики.

– Оставьте, Женя потом разберется, – холодно сказала тетушка.

Рита положила мои покупки на кровать, сделала робкий книксен и удалилась.

М-да, ну и слух у моей тетушки! Как у рыси, иначе не скажешь!

– Дверь не закрывайте! – крикнула тетушка.

Рита послушно отворила створку.

Мы молчали до тех пор, пока тетушка не сочла нужным заговорить.

– Они все любопытные, как кошки, – сказала она вполголоса.

– Вы не сменили прислугу? – спросила я прямо в лоб.

Тетушка поколебалась и покачала головой.

– Почему?

– Не было необходимости, – ответила она лаконично.

Меня захлестнуло возмущение.

– То есть как это, «не было необходимости»? Они, что, в курсе нашего договора?!

– Вот еще! – вспыхнула тетушка. – За кого ты меня принимаешь? Стану я откровенничать с прислугой!

Я немного успокоилась.

– Но как же?.. Неужели они не догадаются, что я – не Женя?

– Ты забываешь одну важную вещь, – холодно сказала тетя Лена.

– Что же я забываю?

– Ты забываешь, что Женя была наркоманкой.

Я хотела что-то возразить, но передумала.

– То есть… – начала я медленно.

– То есть ее поведение не всегда было адекватным, – нетерпеливо договорила тетушка. – У нее вообще не было манеры поведения, как таковой. Сегодня одна, завтра – другая. Наркоманка, одним словом.

– А я…

– Легенда такая, – продолжала тетушка вполголоса, не слушая меня. – Женя попала в аварию, но отделалась ушибами. Так, во всяком случае, сообщили прислуге. И мы отправили ее, то есть тебя, – поправилась тетушка, многозначительно посмотрев на меня, – отправили тебя в закрытый подмосковный санаторий. И за две недели врачам удалось тебя основательно подштопать.

– А-а-а, – протянула я. – Теперь понятно, почему все меня поздравляют с приездом и спрашивают, хорошо ли я отдохнула. Кстати! Откуда весь город знает про мой отъезд?

Тетушка досадливо пожала плечами, словно я сморозила несусветную глупость.

– От прислуги, конечно!

– Вы позволяете прислуге…

– Конечно, позволяю!

Тетушка посмотрела на меня, как на недоразвитую.

– Конечно, позволяю! – повторила она. – Это же в наших интересах! Весь город знает, что ты жива-здорова! И даже перестала колоться! По-моему, я тебе заранее объяснила, зачем мне это нужно…

Я прикусила нижнюю губу. Действительно, объяснила.

– А что мне делать с Жениными знакомыми? – спросила я. – Ко мне одна чуть ни привязалась в ресторане…

– Выкрутилась? – спросила тетушка коротко.

– Выкрутилась, – ответила я покорно.

– Вот и дальше выкрутишься. Знакомые – это ерунда. У наркоманов бывают провалы в памяти. И вообще, Женя вела себя так неординарно, что никто ничему не удивится. Делай, что хочешь. Поняла?

– Поняла, – ответила я.

– Прекрасно, – произнесла тетушка свое любимое слово.

Поднялась с кресла и проинформировала:

– Завтра прилетает мой муж. После его приезда нам придется поговорить еще раз. Втроем.

– О чем? – спросила я.

– Потом узнаешь.

И тетушка направилась к двери.

– Постойте! – окликнула я.

Она обернулась.

– Я совсем не знаю дом. Не могу же я каждый раз спрашивать, где столовая или ваша комната…

– Твоя комната! – поправила тетушка.

– Твоя комната, – повторила я послушно.

– Не забывай!..

Тетушка не договорила и многозначительно подняла палец.

– Постараюсь, – пообещала я.

– Завтра с утра устрою тебе экскурсию, – пообещала тетушка. – Все покажу.

– Хорошо.

– Еще вопросы?

Я немного подумала.

– Слушайте, а что это за история с телохранителями? – спросила я, вспомнив слова шофера.

– Телохранители приедут через три дня, – проинформировала меня тетушка.

– Зачем они мне?!

– Это антураж, – ответила тетушка. – У Жени всегда были телохранители.

– Но я не хочу…

– Так надо! – отрубила тетушка железным тоном.

Подошла к двери, повернулась ко мне и спросила:

– Ужинать будешь?

– Спасибо, нет, – ответила я, думая о своем.

– Тогда до завтра.

– До завтра, – ответила я.

Тетушка вышла из моей комнаты и прикрыла дверь.

Я еще немного посидела в кресле. В голове царила пустота. Хорошо, когда кто-то думает за тебя.

Тут мой взгляд упал на кроссовки. Песок, налипший на подошвы, испачкал пушистый светлый ковер. Я нагнулась и поспешно стянула с себя грязную обувь.

Пошла в ванную, разоблачилась и хорошенько вымылась.

Вернулась в комнату, вооружившись щеткой для одежды. Тщательно вычистила песок из пушистых ворсинок ковра, собрала на обрывок газеты и выбросила в унитаз.

Спустила воду и только тут сообразила, что мне этого делать не полагается.

Для подобной работы существует девушка по имени Рита.

«А, ладно, – решила я после недолгого колебания. – Спишем мое неадекватное поведение на остаточные явления наркомании. В конце концов, тетушка велела делать все, что я хочу. Никто ничему не удивится».

Итак, как мне убить остаток вечера?

Я, наконец, дошла до другого конца комнаты. Включила компьютер, покопалась в его обширных недрах.

Сплошные игрушки. Впрочем, тоже увлекательное занятие.

Я немного понаслаждалась бродилками и стрелялками, после чего охладела к мощной машине и выключила ее.

Посмотреть, что ли, телевизор?

Я нашла пульт и пошарила по каналам.

Мощный звук непривычно бил по барабанным перепонкам, и я уменьшила его до самого минимума.

Нашла стеллаж с дисками и видеокассетами. Ого! Женя-то, оказывается, любит группу «Пикник»! Я и сама её обожаю. Хоть в чем-то наши вкусы совпали.

Среди видеокассет преобладали ужастики и детективы. Впрочем, по ошибке затесались два фильма, которые я очень люблю: «Догвилль» и «Плутовство». Интересно, Женя смогла хотя бы раз досмотреть их до конца?

А, неважно!

Я посмотрела оба фильма подряд и получила колоссальное удовольствие. После чего выключила технику, достала из своей сумки детектив, прихваченный из дома, и улеглась на огромную кровать. Глаза бездумно бегали по печатным строчкам, но думала я совсем о другом.

День прожит. Завтра будет новый день. Надеюсь, что он будет не хуже сегодняшнего.

Я отложила книгу, выключила ночник, обняла подушку и заснула крепким младенческим сном.

Когда я проснулась, за плотно сдвинутыми шторами сияло солнце.

Интересно, который сейчас час?

Я уселась на кровати и потерла кулаками глаза. Выспалась я отлично, настроение было приподнятым, избыток сил изливался через край и требовал великих дел.

Итак, какие у нас на сегодня планы?

Насколько я помню, тетушка пообещала показать мне дом. Это нужно сделать обязательно, не могу же я постоянно демонстрировать провалы памяти перед прислугой, которая прекрасно знает Женю!

Неадекватность – неадекватностью, но всему есть предел.

Я вылезла из кровати. Широко зевнула, потянулась. Господи, до чего есть хочется!

Побрела в ванную. Быстро совершила гигиенические процедуры и влезла в халат. Набрала номер Риты на аппарате внутренней связи.

– Слушаю, – пропела Рита.

– Добрый день, – сказала я.

– Доброе утро, – поправила меня горничная.

Я фыркнула. Выходит, не всегда богатые наследницы дрыхнут до полудня.

– Который час? – спросила я.

– Без пяти десять, – бодро отрапортовала горничная.

Я снова потянулась. Это хорошо. Значит, впереди у меня целый день теплого бабьего лета.

– Принести завтрак? – проявила инициативу Рита.

– Да, пожалуйста.

– Через пять минут все будет готово, – пообещала Рита.

Я положила трубку на аппарат, не поблагодарив. Причем, сделала это, не задумываясь.

Черт! Вот и я незаметно становлюсь богатенькой хамкой!

Я пошла в гардеробную и остановилась перед длинным рядом вешалок с фирменным тряпьем.

Похоже, что сегодня мне придется воспользоваться чужой одеждой. Мои единственные приличные джинсы в песке, а те, в которых я прилетела, слишком потрепанные для роли, которую я играю.

Выходит, придется перешагнуть через внутренний барьер. Ну и что? Первый раз, что ли? За прошедшие несколько дней я столько раз через него перешагивала, что научилась это делать почти виртуозно.

Итак, что выбрать?

Я прошлась вдоль вешалок, как полководец перед длинным строем солдат.

Все зависит от того, что я собираюсь делать. А делать я сегодня не собираюсь ничего. На пляж поеду.

Значит, выбираем шмотку поскромней. Лучше не джинсы, а платье или шорты. Чтобы не натаскать домой песка.

В дверь стукнули. Я уже научилась различать чужую манеру стучать, и громко крикнула:

– Входи, Рита!

Потянуло легким сквозняком. Послышалось звяканье чашек, тарелок и столовых приборов.

Нет, не всегда плохо живут богатые! Наверное, стоит перетерпеть все неудобства своего положения ради милых комфортных мелочей, вроде стола, заботливо накрытого чужими руками.

Я вышла в комнату и сказала Рите:

– Что у нас на завтрак?

Она быстро повернулась ко мне.

– Четырехзерновая каша, – начала добросовестно перечислять горничная, – оладьи, сырники, домашний творог, сыр, ветчина, чай, варенье… Надя просила спросить, какое варенье вы любите больше всего.

– Айвовое! – ответила я, не раздумывая.

Во-первых, потому, что никогда его не пробовала. А во-вторых, из вредности. Можно подумать, у них тут все есть! Как в Греции!

Но Рита быстренько забрала со стола хрустальную вазочку, наполненную каким-то темным содержимым, и сказала:

– Сейчас принесу. Надя вам вишневое поставила.

Вот так все просто.

Рита вышла из комнаты, а я уселась за стол и потерла ладонями друг о друга.

Тарелки были накрыты фарфоровыми колпаками, которые я по очереди приподняла, любуясь аппетитным содержимым.

Все было именно так, как сказала Рита. Четырехзерновая каша, чрезвычайно полезная для здоровья, оказалась, к тому же, вкусной, и я буквально вылизала тарелку.

Отставила ее на сервировочный столик, налила себе свежезаваренный крепкий чай. Бросила в тоненькую фарфоровую чашку кружок прозрачного солнечного лимона, добавила пару ложек сахара. Придвинула к себе тарелку с сырниками и оладьями, исходящими теплым паром.

Как это сказано у классика? «И жизнь хороша, и жить хорошо»!

– Жаль, что не всегда, – вклинилось благоразумие.

– Не порть аппетит! – попросила я. – Видишь, я кушаю!

– Тебя, дуру, жалко, – ответило благоразумие.

Я отложила на тарелку взятую оладью.

– Слушай, вы, случайно, не родственники с моим бывшим шефом? – спросила я.

– А что? – удивилось благоразумие.

– Ничего! Он тоже меня сгибал, заплевывал и растирал потому, что жалко было. Меня, дуру.

Благоразумие обиделось и хотело что-то возразить, но тут в дверь снова стукнули. Вернулась Рита с новой хрустальной вазочкой, наполненной, как мне показалось, солнечным светом.

– Вот, – сказала она и поставила вазочку передо мной. – Айвовое, как вы любите.

– Спасибо, – снизошла я.

– Не за что.

Рита захлопотала, убирая грязную посуду и ненужные приборы, а я молча разглядывала варенье из айвы, которое раньше никогда не видела. И даже не представляла, что из этого огромного жесткого фрукта можно сварить варенье.

Оказывается, ничего, можно.

– Елена Борисовна просила передать, что она вас ждет, – напомнила Рита.

– Сейчас, чай допью, – сказала я.

Она кивнула и покатила столик к двери. Меня еще раз обдуло легким сквознячком, состоявшим из медового горного воздуха, чуть подсоленного морским бризом.

Нет, все-таки иногда приятно быть богатой!

Я подцепила ложкой дольку айвы, следом за ней потянулся длинный сладкий шлейф прозрачного желе. Я торопливо подставила левую ладонь, чтобы не капнуть, и отправила в рот всю дольку целиком.

Прожевала, задумчиво нахмурив брови. Немного подумала. Поцокала вкусовыми пупырышками по нёбу.

А что? Очень даже вкусно!

Айва в варенье оказалась вовсе не жесткой, а упругой. Еще она была терпко-сладкой и немножко пахла медом.

Впрочем, может быть, медом пахла не айва, а вкуснейшее желе солнечного цвета, в котором она плавала.

Во всяком случае, я не пожалела, что попросила это варенье взамен вишневого, которое очень любила.

Позавтракав, я встала с кресла и подошла к окну. Потянулась, раздернула шторы, обозрела пейзаж фантастической красоты.

Ну, что? Пора идти в культпоход по жилищу!

Я прошла в гардеробную и сдернула с вешалки легкое трикотажное платьице с открытой спиной. На правом боку, чуть ниже талии, была вышита сверкающая разноцветная бабочка. Платье выглядело нарядно, но ничего более скромного для посещения пляжа я не обнаружила. Пришлось облачиться в то, что было.

Платье пришлось мне впору. Более того: можно сказать, что оно сидело идеально. Выходит, мы с Женей похожи не только лицом, но и фигурами.

Я кинула купальник в пляжную сумку, которую обнаружила в гардеробе, сунула туда же большое махровое полотенце и вернулась назад, в комнату.

Сейчас мы с тетушкой пройдемся по этому дому, похожему на скромный дворец монарха в изгнании, и я отбуду на пляж.

На весь день, между прочим.

Я позвонила Рите, оповестила ее, что она может убрать со стола. Сегодня этот монолог дался мне значительно легче, чем вчера. Я начинала привыкать к трудностям богатой жизни.

Это хорошо. Это радует.

– Да, Рита, – добавила я небрежно. – Скажи Елене Борисовне, что я готова. Пускай зайдет ко мне.

– Хорошо, – ответила Рита после небольшой испуганной паузы. Наверное, ее шокировала бесцеремонность, с которой я обращаюсь к авианосцу в женском обличье под названием «Елена Борисовна».

Я аккуратно положила трубку и тихо засмеялась.

– Хорошо смеется тот, кто смеется без последствий, – напомнило мне благоразумие.

– Господи! – сказала я в сердцах. – Как же ты меня задолбало!

– Кто, я? – спросила тетушка с порога.

Я быстро обернулась. Она мгновенно побледнела.

Да. В Женином платье я, наверное, была неотличима от нее. И все же странно: почему она так боится этого сходства? А она его боится! До синевы на губах!

– Это я не вам, – сказала я неловко.

– Не тебе! – громыхнула тетушка, мгновенно обретая прежний цвет лица.

– То есть… да, – поправилась я. – Все время забываю.

– А ты не забывай!

– Не буду, не буду, – пообещала я торопливо.

Тетушка прошлась по комнате, поглядывая на меня со странным выражением в глазах. Мне показалось, что так смотрит на мышку кошка, прикидывающаяся сонной.

Я расслаблюсь, потеряю бдительность, а она ка-а-ак прыгнет!..

Цитата из моего любимого фильма меня рассмешила. Я негромко фыркнула.

– В чем дело? – холодно спросила тетушка.

– Радуюсь жизни, – бодро ответила я. – Как ты и просила.

– Ну-ну, – ответила тетушка неопределенно. Мне показалось, что в ее словах прозвучала скрытая издевка.

Впрочем, тетушка тут же сменила тон.

– Рада, что тебе у нас хорошо, – сказала она приветливо.

– Очень хорошо! – согласилась я.

– Надеюсь, в дальнейшем ты не разочаруешься.

– И я надеюсь.

Она соображала еще минуту, что бы сказать такого светского. Но запас любезностей был исчерпан, и тетушка приступила к делу.

– Прошу!

Она распахнула дверь, посторонилась, пропуская меня вперед.

Я вышла в коридор.

– На втором этаже у нас спальни, – вполголоса объясняла тетушка. – Моя спальня прямо напротив твоей.

Она распахнула дверь и явила моим глазам странную комнату, похожую на времянку сторожа.

Нет, мебель, стоявшая в ней была дорогой и солидной, только…

Только… не знаю, как объяснить. В общем, это была комната, в которой находилось самое необходимое.

Никаких излишеств.

Никаких сибаритских изысков.

Ничего роскошного.

Ничего показного.

В спальне тетушки, как в комнате ночного сторожа, находились только функциональные предметы, без которых никак не обойтись. И больше ничего.

Кровать. Кстати, односпальная, застеленная неярким стеганым покрывалом. Ночная тумбочка с небольшой лампой. Гардероб. Рабочий стол с компьютером. Два стула.

Все.

Наверное, лицо у меня вытянулось, потому что тетушка сочла нужным объясниться:

– Я привыкла жить в скромных условиях.

Я молча кивнула. Тетушка вывела меня в коридор и отворила дверь комнаты, находившейся рядом.

– Это комната Юрия Васильевича, моего мужа.

Показалось мне, или уши у нее чуть покраснели? Интересно, чего она стесняется? Того, что они с мужем спят в разных спальнях?

Тетушка отворила дверь так осторожно, словно собиралась войти в королевскую сокровищницу.

Я обвела взглядом спальню моего самозванного дядюшки и тихо свистнула.

Конечно, моя комната выглядела очень солидно. Но она не шла ни в какое сравнение с дядиной!

Помещение было огромным, как бальный зал. Посреди этого зала стояла роскошная круглая кровать, накрытая розовым пледом. Уж не знаю, из чего он был соткан. Не удивлюсь, если из перьев розового фламинго. Здесь каждая вещь крикливо заявляла о том, что она дорогая, эксклюзивная, создана в единичном экземпляре и доступна только самым-самым избранным.

Например, хрустальная люстра ручной работы, выполненная в виде сверкающего водопада. Хрустальные подвески прозрачными струйками сбегали вниз, солнечные лучи, падая на них, высекали искры холодного стеклянного огня, певучего, как камертон.

Да-а-а!.. Это было зрелище, скажу я вам!

– Можешь посмотреть ванную комнату, – сказала тетушка. – Тебе понравится.

Я вошла в комнату дядюшки робко, как провинциальная родственница. Ноги утонули в ковре до самых щиколоток. Я дошла до противоположной стены, толкнула закрытую дверь.

И осталась стоять с открытым ртом.

Нечто подобное я видела только по каналу «Культура». В передаче, где рассказывалось об античных фресках древнего города Зугма.

Ванная была не очень большая. Метров десять. Но вся она, от пола до потолка, была украшена кусочками разноцветного фаянса, сложенного в картины из греческих мифов.

Не могу утверждать точно, не сильна в греческой мифологии, но, по-моему, на полу был выложен сюжет похищения Европы. Пышнотелая золотоволосая барышня сидела на спине белого быка, плывущего к какому-то острову.

Ванны как таковой не было. В полу было сделано широкое углубление. В него вели три ступеньки. Надо полагать, именно здесь омывает свои телеса мой холеный дядюшка.

Ванная была отделана в холодных зеленовато-изумрудных тонах. Никаких шкафчиков я в ней не увидела. Шампуни, ароматизаторы и все остальные купальные принадлежности стояли в овальных стенных нишах.

Стильно. Ничего не скажешь, стильно.

Я еще раз окинула взглядом помещение, похожее на маленькую музейную комнатку.

Однако! Дядюшка-то сибарит!

– Понравилось? – спросила тетушка, когда я вернулась обратно, к входной двери.

– Даже страшно стало, – призналась я откровенно. – Сколько же все это стоило?

– Дорого, – ответила тетушка равнодушно. – Очень дорого.

Мы заглянули в три гостевые спальни, оставшиеся на этаже. Комнаты были уютными и безликими, как дорогие номера в отеле. Впрочем, оно и понятно. Люди, которые здесь останавливались, были только постояльцами, не жильцами. Поэтому их личные вкусы не имели никакого значения.

На первом этаже дома мы осмотрели гостиную, библиотеку, рабочий кабинет дядюшки и столовую. Все комнаты были обставлены с тем же прекрасным вкусом. Особенно потрясла меня библиотека, выдержанная в суровом готическом стиле: с деревянными панелями на стенах, с огромными темными шкафами, старинными глобусами, разрисованными драконами, огромным камином в полстены и длинным черным роялем.

Тетушка окинула все это великолепие равнодушным холодным взглядом и поторопила:

– Пойдем скорей. У меня еще много дел.

Ладно, – решила я про себя. – Посмотрю сама чуть позже.

Еще одно открытие потрясло меня не меньше, чем библиотека. Оказывается, в доме был огромный бассейн. Он занимал отдельное крыло и простирался вдаль метров на сорок, не меньше.

Огромные французские окна вдоль стен затенялись плотными жалюзи. Над бассейном сверкало синее небо, выложенное из непрозрачного тонированного стекла.

– Туда вмонтированы лампочки, – сказала тетушка и щелкнула одним из выключателей. На небе появилась россыпь смутно знакомых созвездий.

– Боже мой! – сказала я невнятно.

Вот что моя тетушка называла «быть небедной женщиной»! Я-то в простоте душевной тоже считала себя не бедной! А что? Зарплату получаю? – получаю. Крыша над головой есть? – есть.

И только сейчас я поняла, как смешно я выглядела в этой своей уверенности.

– Вода подогревается автоматически, – продолжала экскурсию тетушка. Толкнула дверь, полускрытую в нише, пояснила:

– Здесь котельная. Видишь термометр? Задаешь температуру, предположим, двадцать градусов, и поворачиваешь рубильник.

Сморщенные тетушкины руки со сверкающими кольцами проворно сновали среди ручек многочисленных приборов.

– Вот так. И все. Вода нагревается, а аппарат поддерживает заданную температуру.

– Морская вода? – не удержалась я.

Тетушка слегка приподняла густые соболиные брови и снисходительно ответила:

– Разумеется!

Я промолчала.

К бассейну прилагалась симпатичная финская сауна, обшитая деревом, и тренажерный зал.

– Ну, вот и все, – сказала тетушка, наконец. – Нравится?

Я пожала плечами. Слово звучало смешно. Я была просто раздавлена всем этим великолепием.

– Со временем освоишься, – утешила тетушка.

– Стоит ли? – спросила я горько.

Тетушка усмехнулась.

– Как знать, – ответила она.

Поправила прическу и велела:

– Ладно, занимайся своими делами. Мне нужно подготовиться к встрече мужа.

Прозвучало торжественно. Так обычно говорят о приезде президентов дружественных стран. О приезде «высоких гостей».

– Я на пляж, – сказала я, с трудом отрывая взгляд от мерцающих созвездий на синем стеклянном потолке.

– Удачи, – равнодушно пожелала тетушка.

Развернулась и покинула огромный зал. А я оглянулась, подняла руку и щелкнула выключателем.

Созвездия погасли. Только вода, подсвеченная снизу зелеными фонариками, переливалась в сточные боковые отверстия, закрытые узкой решеткой.

Я еще раз окинула затравленным взглядом все это великолепие и, волоча ноги, направилась к выходу из дома.

На пляж я приехала в полдень.

Хорошее настроение, с которым я проснулась сегодня утром, отчего-то меня покинуло. Не знаю отчего. Возможно оттого, что я почувствовала себя жалкой и нищей. Возможно, оттого, что благоразумие оживилось и принялось изводить меня нравоучениями.

– Там, где водятся такие деньги, ни о какой честной игре не может быть и речи! – поучало оно меня. – Сама подумай: зачем ты понадобилась супругам Володиным? Затем, что это как-то связано с их деловыми интересами. Кто ты для них? Никто! Случайная попутчица! Как только они решат, что приехали к нужной станции, тебя выкинут за борт! Так и помрешь, не узнав, зачем тебя наняли!

Я молчала. Ответить было нечего, и я молчала.

– А все твоя беспечность! – продолжало благоразумие. – Говорило я тебе: не кидайся на эти пять тысяч! Это сыр, который кладут в мышеловку для безмозглых мышек! А ты меня не послушалась! Вот и попалась!

– Ладно, хватит, – огрызнулась я. – Если ты такое умное, скажи, что мне делать?

– Бери ноги в руки – и назад, – откликнулось благоразумие, не медля ни секунды.

– Думаешь? – спросила я задумчиво.

– И думать нечего! И так все ясно!

Я вздохнула. Да, вполне возможно, что благоразумие право. Нужно уносить ноги, пока есть возможность.

На мгновение меня кольнула мысль о пяти тысячах долларов, которые придется вернуть обратно. Еще я вспомнила о том, что стала безработной, и что денег, имеющихся у меня в наличии, не хватит даже на неделю нормальной жизни после покупки авиабилета до Москвы…

В общем, я сильно трусила. Но в одном была солидарна со своим благоразумием: там, где водятся такие деньги, я могу быть только пешкой в непонятной мне игре.

Да. Нужно уносить ноги.

Утвердившись в этой мысли, я решила напоследок окунуться в море.

Влезла в теплую воду, немного побарахталась у берега, ибо плавать я почти не умею. Так, держусь на воде, как бревно. И только.

Удовольствия я не получила. Мрачные мысли отравили мне день.

Я вылезла из моря, переоделась в пляжной кабинке, бросила в сумку мокрый купальник вместе с влажным полотенцем и побрела к машине.

По дороге я размышляла, следует ли мне ехать за билетом прямо сейчас.

Вообще-то, чем раньше, тем лучше… Но!..

Мне не хотелось, чтобы шофер знал о задуманном мной побеге. Лучше сделать это незаметно. Интересно, как?

Я поерзала на сиденье и велела:

– Поехали в какое-нибудь кафе-мороженое.

– В парк? – уточнил шофер.

– В парк, в парк, – нетерпеливо согласилась я.

И мы поехали в парк.

Городской парк оказался благоустроенным и комфортным местом. Как и все, что предлагалось вниманию состоятельных обитателей города.

Кафе-мороженое было задумано в виде цветка с прозрачными лепестками. Каждый лепесток являл собой миниатюрный зал. В одном продавалось мороженое и соки, в другом размещалась чайная, в третьем – кофейня, четвертое предназначалось для самых маленьких детишек, которых родители смело могли оставить на попечение очаровательной няни. Комната с прозрачными стенами была буквально завалена самыми разнообразными игрушками и яркими иллюстрированными книжками. Что немаловажно, звукоизоляция тут была полной. Как бы детишки ни шумели, взрослым, сидевшим в соседних залах-лепестках, они нисколько не мешали.

Я вошла в зал, где продавали мороженое. Шофер Миша слонялся поблизости, но последовать за мной не осмелился. Просто присел на скамеечку у входа в кафе и закурил сигарету.

Меня не покидало неприятное ощущение, что он за мной шпионит. Или, как он это назвал, «присматривает».

Наверняка тетушка в курсе каждого сделанного мной шага.

Я заказала порцию ванильного мороженого и уселась за столик, стоявший в отдалении от окна. Он привлек меня тем, что, во-первых, не просматривался с улицы, а во-вторых тем, что за ним сидел одинокий мужчина.

Нет, вы неправильно меня поняли. Я ни с кем не собиралась знакомиться. Мне нужно было навести справки, и лучше всего для этого подходил человек, пришедший в кафе один. Не подсядешь ведь со своими расспросами к влюбленной парочке, которой до твоих проблем нет никакого дела!

Чтобы не перетрусить и не передумать, я сразу приступила к делу:

– Простите…

Мужчина оторвался от вазочки с мороженым и поднял на меня взгляд.

– Вы не подскажете, где ближайшая авиакасса? – спросила я.

Мужчина отставил от себя креманицу с подтаявшим шоколадным шариком. Промокнул губы носовым платком и вежливо ответил:

– К сожалению, не подскажу.

Я растерялась самым жалким и постыдным образом.

– Почему?..

Он снисходительно усмехнулся.

– Потому, что я не местный, – объяснил мужчина. – Я здесь отдыхаю.

Я окончательно приуныла. Огляделась вокруг в поисках более осведомленного собеседника, но решимость моя улетучилась, и завязать разговор с другим человеком я не рискнула.

Я опустила глаза, угрюмо подперла щеку кулаком и начала размешивать содержимое своей креманицы небольшой чайной ложкой. Мужчина наблюдал за мной снисходительным отеческим взглядом.

– Я вижу, вы тоже отдыхающая, – сказал он.

Я мрачно покосилась на него.

– Что-то вроде того.

– И как вам городок?

Я попробовала мороженое. Ничего, вкусное.

– Мне тут не нравится, – ответила я неожиданно для себя. – Хочу уехать назад, в Москву.

– О!

Собеседник обрадовался.

– Вы из Москвы? Как здорово! Я тоже!

Я не ответила. Меня грызла черная тоска.

Что же мне делать? Я хотела узнать адрес авиакассы и спросить, нет ли поблизости от нее какого-нибудь магазина. Потом попросить Михаила отвезти меня за покупками и незаметно дернуть за билетом.

Выходит, ничего не получится.

Сбежать, что ли, прямо из кафе? Интересно, как? Выход-то один!

– А почему вам тут не понравилось? – спросил мужчина. – Санаторий не комфортный? По-моему, здесь сплошные «люксы»!

– Я у родственников живу, – ответила я и снова ушла в свои мысли.

Мой собеседник продолжал что-то говорить, но я его уже не слушала. Честно говоря, я потеряла к нему всякий интерес. Хотя…

Хотя есть еще одна возможность незаметно вырваться из плена.

– Вы сейчас очень заняты? – спросила я своего визави, оборвав его на полуслове.

Тот чуть не подавился от неожиданности и озадаченно посмотрел на меня.

– В каком смысле?

– Не могли бы вы оказать мне услугу? – продолжала я, захваченная новым планом.

– Конечно! – сразу же согласился собеседник. – С удовольствием!

– Я за нее заплачу! – предупредила я. Еще поймет как-то извращенно…

– Разберемся, – ушел от ответа мужчина. – Чем могу служить?

Мне понравилась эта формулировка старых добрых времен, когда мужчины считали своим долгом служить женщине. Просто потому, что они сильнее.

Я окинула своего собеседника более внимательным, почти оценивающим взглядом.

Лет сорок. Может, сорок с хвостиком. Внешность приятная, хотя и не красавец. Впрочем, это к лучшему, не люблю красавцев. Прическа консервативная, никаких тебе конских хвостов и косичек на затылке. Нормальная мужская стрижка. Крупный породистый нос. Спокойные серые глаза. Доброжелательный взгляд хорошо воспитанного неглупого человека. Скромная, но вполне добротная одежда.

Короче говоря, интеллигент.

– Я хочу попросить вас вот о чем, – начала я, заметно волнуясь. – Не могли бы вы узнать, где тут авиакасса и…

Я немного поколебалась, но деваться было некуда.

– …и взять мне билет на ближайший рейс до Москвы? – закончила я почти умоляюще.

Мужчина слегка приподнял густые темные брови.

– Деньги я вам дам! – поторопилась я с уточнениями. Еще подумает, что я выклянчиваю у него наличность. – Могу дать прямо сейчас!

Я сунула руку в боковой кармашек сумки, застегнутый на молнию, извлекла из него обе кредитки и всю рублевую наличность.

– Вот!

Я протянула руку над столом. Скомканные бумажные купюры вываливались из моего мокрого от волнения кулака.

– Возьмите!

Мужчина свел брови к переносице. Его лицо стало хмурым. Господи, только бы он не решил, что я беглая преступница! Или психопатка, удравшая из лечебницы!

– Я не могу вам ничего объяснить, – сказала я с отчаянием. – Просто помогите мне, если можете. И возьмите любую сумму за ваши услуги.

Мужчина откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и задумчиво пожевал нижнюю губу. Его взгляд непрерывно сверлил мое лицо.

– Что вы молчите? – не выдержала я. – Да или нет?!

– Меня зовут Виктор, – неожиданно сказал собеседник. Он придвинулся поближе к столу и повторил:

– Виктор Валентинович, если угодно. Но можно и просто по имени.

– Лера, – ответила я. – То есть Женя.

Мужчина смотрел на меня, не отрываясь. Я обхватила голову двумя руками и минуту посидела неподвижно, стараясь успокоиться.

– Так все-таки, Лера или Женя? – спросил мой визави.

– Не знаю, – ответила я с тяжелым вздохом.

Вот и все. Сейчас он встанет, заберет с соседнего стула свою барсетку и пойдет к выходу.

И правильно поступит, между прочим! На фиг ему мои проблемы?!

Но мужчина не встал и не ушел. Наоборот, придвинулся ближе ко мне.

– У вас что-то случилось? – спросил он, понизив голос.

Я не ответила и начала пальцем рисовать на столе невидимые глазу узоры. Минуты три длилось унылое молчание. Унылым оно было для меня, а для собеседника – не знаю.

– Ладно, – нарушил Виктор затянувшуюся паузу. – Не хотите – не говорите. Я и так вижу, что у вас проблемы. Давайте паспорт.

– Паспорт! – повторила я страшным голосом и выпрямилась.

На меня удивленно оглянулась проходившая мимо официантка. Я опомнилась и умолкла.

Черт! Слона-то я и не приметила! Паспорт остался лежать дома, в ящике, под чулками и колготками незнакомой мне барышни Жени!

Взять билет без паспорта никак не получится!

– Паспорт дома забыла, – пояснила я собеседнику свою неадекватную реакцию.

– Ну, ничего страшного, – успокоил меня Виктор. – Заберите паспорт и приезжайте сюда снова.

Я просветлела.

– Правда?

– Конечно!

– А вы меня не обманете? – спросила я, как пионерка.

Спокойные серые глаза уперлись в меня твердым взглядом.

– Не обману, – ответил мужчина так просто, словно я задала ему совершенно обыденный вопрос.

– Спасибо! – прошептала я.

Неожиданно в горле образовался противный едкий комок. Я откашлялась, прогоняя слезы.

– Когда вас ждать? – спросил мужчина.

Я прикинула.

Два раза за день выезжать из дома как-то не хорошо. Подозрительно как-то. К тому же, сегодня прилетает мой дядюшка. Елена Борисовна сказала, что нам нужно о чем-то поговорить. Втроем. Значит, по возвращении домой меня ждет беседа с новоявленными родственниками. Интересно, о чем?..

Впрочем, не об этом сейчас речь. Сейчас речь совсем о другом.

– Завтра, – сказала я, обращаясь к своему соседу. – Завтра утром. Часиков в одиннадцать.

– Ого! – уважительно прокомментировал он мой ответ. – Ничего себе «утром»!

Я смутилась. Действительно, одиннадцать – это уже не совсем утро. Это уже скорее день. Надо же, как быстро я свыклась с ролью богатенькой избалованной наследницы!

– Да, вы правы, – признала я смиренно. – Это день. Оговорилась.

Мужчина усмехнулся и начал деловито подводить итоги:

– Значит так. Завтра в одиннадцать… дня мы встречаемся здесь же. В этом зале.

Я молча кивнула.

– Вы привезете паспорт и деньги, а я тем временем разузнаю, где ближайшая авиакасса. Пока вы будете есть мороженое, я быстренько слетаю за билетом и привезу его вам. Сюда же.

Я снова кивнула. Господи, как это приятно, когда кто-то думает за тебя!

– Принято, – подбил окончательный итог мой новый знакомый.

– Я вам заплачу…

– Да-да, вы говорили, – перебил он меня с некоторой досадой. – Это я уже понял!

– Вы не передумаете? – спросила я, вставая со стула.

Мужчина поднялся одновременно со мной. Надо же, он действительно хорошо воспитан!

– Мы же договорились! – укорил он меня.

– Спасибо, – пробормотала я неловко.

Собрала со стола рассыпанные деньги, подхватила свою сумку и быстрым шагом пошла к выходу. Мое затянувшееся пребывание в кафе может показаться Михаилу подозрительным. Он доложит тетушке, и она не выпустит меня из дома.

Теперь я готова была допустить любой поворот событий. Вплоть до заключения меня под стражу.

Потому что поняла: жалкий гонорар в пять тысяч долларов в понимании моей тетушки и гонораром-то не является! А значит, никаких гарантий на будущее у меня действительно нет.

Возможно, у меня нет и будущего.

Я потрясла головой, отгоняя страх. Не ко времени сейчас паника. Позже, позже… Не сейчас.

Я вышла из кафе. Михаил, сидевший на скамеечке в вольготной позе, немедленно подскочил с места.

– Домой, – сказала я коротко, не глядя на него.

Мне все больше казалось, что основная работа моего шофера заключается вовсе не в вождении автомобиля.

Я уселась в машину и замкнулась в угрюмом молчании.

Домой мы приехали не очень поздно: в начале шестого. Тем не менее, мой новоявленный дядюшка меня опередил. У входа стояла серебристая новенькая «Ауди», двое незнакомых мне мужчин перетаскивали чемоданы и сумки из багажника в дом.

– Я вам сегодня еще понадоблюсь? – спросил Миша.

Я очнулась и оторвалась взглядом от картинки под названием «возвращение блудного дяди».

– Что?.. Нет, не понадобитесь.

– А завтра?

– Позвоню, – ответила я лаконично, как спартанка.

Вылезла из машины и направилась к дому.

Дворецкий встретил меня корректным полупоклоном.

– Юрий Васильевич приехал? – спросила я, как могла небрежно.

– Да, – подтвердил дворецкий.

– А тетя Лена? Дома?

– Она в столовой. Просила передать, чтобы вы зашли, если приедете к ужину.

– Зайду, – ответила я спокойно.

Слава богу, где находится столовая, я уже знаю!

Я бросила пляжную сумку в холле возле дивана. Дворецкий снес эту наглую выходку, не сморгнув.

Я вылезла из грязных сланцев и босиком направилась в столовую.

Тетушка командовала парадом. Иначе назвать банкетный стол, уставленный хрусталем, фарфором и серебром, я просто не смею.

И все это в честь дядюшки?! Ни фига себе!

– А-а-а! Ты вернулась! – приветствовала тетушка мое появление. – Прекрасно. Поужинаешь с нами?

Мне показалось, что в ее словах содержится ясный намек: не мешайся под ногами.

Похоже, тетушка хочет побыть с мужем наедине. Влюблена, что ли? Смешно, ей-богу! Хотя, нет. В ее возрасте это выглядит скорее грустно, чем смешно.

– Если ты не против, я поужинаю у себя в комнате, – сказала я вежливо.

– Не против, – отозвалась тетушка с благодарностью. – Юра устал с дороги. Пожалуй, не стоит его сразу заваливать делами. Пускай придет в себя.

– Пускай, – согласилась я. Действительно, перетрудился. Два часа просидел в самолетном кресле, попивая виски или бурбон, или что там еще подавали в салоне первого класса…

– Поговорим после ужина.

– Хорошо, – коротко ответила я и развернулась. Но перед тем, как выйти из комнаты, спросила:

– Как мне к нему обращаться?

– По имени-отчеству, – холодно ответила тетушка.

– Все-таки родственник, – пояснила я свой вопрос.

– Седьмая вода на киселе, – жестко отбрила тетушка. – Это я Женина тетя. Юра – мой муж.

Показалось мне, или акцент был сделан на слове «мой»?

Забавно! Похоже, ничто человеческое не чуждо даже такому авианосцу в женском обличье, как тетя Лена!

Я опустила голову, чтобы скрыть улыбку, и вышла из столовой.

Поднялась по лестнице, прошла по коридору, распахнула дверь своей комнаты.

– Ой!

Рита шарахнулась в сторону.

– Вы вернулись, – сказала она нервно.

– Вернулась, – подтвердила я, прищуриваясь. – А ты что тут делаешь?

– Полотенца свежие принесла, – ответила Рита пионерским голосом. – Можно идти?

Я немного помедлила, затем кивнула. Проводила горничную долгим взглядом, подошла к креслу и плюхнулась в него.

Интересно, чего она так испугалась, если всего-навсего принесла мне свежие полотенца? Может быть, Рита исполняет при мне те же обязанности, что и шофер Миша? «Приглядывает», так сказать? А может, у меня мания преследования?

В дверь осторожно стукнули.

– Входи, – буркнула я.

Рита просунула в приоткрытую дверь хорошенькую лисью мордочку.

– Евгения Борисовна, вам ужин подавать?

– Подавать.

– Прямо сейчас?

– А когда? – огрызнулась я. – Утром?

Рита выразительно осмотрела мои босые ноги в грязных разводах.

– Ну-у-у, я подумала, может, вы захотите… переодеться…

Если бы она сказала «помыться», как собиралась, я бы швырнула в нее хрустальной вазочкой, стоявшей на журнальном столике.

Однако!.. Ну и наглость!

«Спокойно! – велела я себе. – Держи себя в руках! Нервы ни к черту!»

– Вы накрывайте, а я разберусь, что мне делать, – ответила я спокойней, чем сама ожидала.

– Хорошо.

Лисья мордочка исчезла, дверь бесшумно притворилась.

Я шумно перевела дыхание.

Похоже, я превращаюсь в невротичку. Это не хорошо. В моем положении это очень даже плохо.

Решено. Буду себя жестко контролировать.

Я мысленно поклялась себе быть сдержанной при любом повороте событий.

– Считайте до пяти, потом говорите, – советуют англичане импульсивным людям. И добавляют: – Только считайте медленно.

Вот так я и поступлю.

Я пошла в ванную, сбросила с себя помятое Женино платье и как следует отмылась.

Вымыла волосы, уложила их в прическу, похожую на ту, которую я видела на фотографии Жени.

Привела в порядок лицо, немного подкрасилась.

Перебрала чужие вещи, выбрала строгий брючный костюм с длинным приталенным пиджаком и довольно откровенным декольте. Такой пиджак следует носить без блузки и без бюстгальтера. Вот и посмотрим, как отреагирует новоявленный дядюшка на мое появление. А заодно проверим, как на него отреагирует моя тетушка.

Что-то мне подсказывает, что тетя Лена весьма и весьма ревнива. Проверим.

Зачем?

Затем, что это слабость. Слабости противника в моей ситуации нужно знать, как «Отче наш». Назубок.

Я перевесила вешалку с костюмом на свободную стойку. Вошла в комнату, где меня уже ждал стол, накрытый к ужину.

Уселась в кресло. Окинула взглядом принесенные Ритой яства.

Скажу честно: страх отбил мне аппетит. Но я решительно взяла в руки вилку и приступила к трапезе.

Я должна быть очень и очень сильной. Борьба за жизнь – вещь нелегкая.

Поужинав, я позвонила Рите и попросила ее убрать со стола. Вернее, проинформировала, что она может это сделать. С каждым разом повелительный хозяйский тон давался мне все легче, и я поймала себя на том, что уже не притворяюсь: я становлюсь богатенькой избалованной хамкой.

Господи! Неужели это правда, и в каждом благообразном докторе Джекиле скрывается монстр по имени «мистер Хайд»?

Мне не хотелось встречаться с Ритой. Поэтому я удалилась в гардеробную и начала переодеваться. Влезла в чужой костюм, как в свой собственный, и обнаружила, что он мне впору. Даже пуговица, чуть перешитая в талии, застегнулась именно там, где нужно.

Интересные вещи случаются на свете! Создает же природа таких похожих людей! А еще говорят, что она не любит повторяться!

Очень даже любит. Может быть, природа так шутит. Вот, например, ситуация в которую я попала: чем не отличная шутка? Мы играем фарс, а кто-то сверху смотрит и забавляется!

Я тяжело вздохнула и отогнала нехорошие мысли.

Повернулась перед зеркалом, осмотрела себя с головы до ног. До чего же преображает женщину хорошо сшитая одежда!

В зеркальном гардеробе отражалась не запуганная интеллигентка, привыкшая к образу жизни под названием «честная бедность», а хорошенькая, уверенная в себе молодая женщина. Я немного загорела на пляже, и глубокий вырез пиджака этот факт красиво подчеркивал. Забыла сказать, что костюм был светло-серый и шел к моему цвету волос бесподобно.

Чего-то не хватает…

Я покрутилась перед зеркалом.

Конечно! Не хватает туфелек на высоком каблучке! Сюда подойдет элегантная классическая лодочка.

Я опустила нижнюю планку гардероба и извлекла на свет божий фантастический запас Жениной обуви.

Лодочки нашлись. И даже несколько пар. Одна пара мне особенно понравилась: простая и элегантная темно-зеленого, почти черного цвета. Боюсь соврать, но, по-моему, обувь была сделана из змеиной кожи. Во всяком случае, из кожи какой-то рептилии.

Никогда в жизни я не надевала такую дорогую вещь.

Я осторожно обула правую ногу в узкую длинную туфельку и осмотрела ее со стороны.

Красиво.

Даже очень красиво.

Я обулась полностью и прошлась по комнате.

Что значит дорогая обувь! Никакого дискомфорта ноги не ощущали. Не натирало пятку, не болел носок, не давило сбоку… Ничего! Комфорт, изящество, простота, удобство.

Если я отсюда выберусь живой и невредимой, то обязательно куплю себя такие же туфли. Сколько бы они ни стоили. Хоть тысячу долларов.

Перспектива немножко подняла мне настроение. Покажите любой женщине красивую тряпку, обувь или украшение, и она забудет обо всем на свете. Даже о том, что ее приговорили к смертной казни.

Я еще раз прошлась по гардеробной. Каблук был высоким, но удобным, ходить нисколько не мешал.

Интересно, а украшения у Жени есть? Я имею в виду, бижутерия? Надеть на себя настоящие драгоценности я бы вряд ли посмела.

Я вернулась назад, в комнату, и переворошила все ящики.

Нет. Никаких украшений. Странно.

Впрочем…

Очевидно, предусмотрительная тетушка припрятала бирюльки в сейф до возвращения племянницы из больницы.

В дверь стукнули. Кажется, это Рита.

– Да! – крикнула я.

Рита сунула мордочку в дверь.

– Елена Борисовна и Юрий Васильевич просят вас спуститься к ним, – доложила она. – Они в столовой.

– Иду, – ответила я.

Рита скрылась.

Я еще раз бросила на себя оценивающий холодный взгляд.

Не трусь Лерка, прорвемся! И считай до пяти! Медленно!

Я вышла из комнаты и пошла по коридору к лестнице.

Тетушка с дядюшкой сидели за огромным овальным столом. Перед ними дымились маленькие кофейные чашечки, расписанные затейливыми китайскими иероглифами. А может, не китайскими. Может, японскими.

При моем появлении дядюшка медленно поднялся со стула. Я так и не поняла, почему. Потому, что хорошо воспитан, или потому, что его потрясло мое сходство с Женей?

Тетушка отреагировала вяло. Смотрела перед собой, на какую-то невидимую точку в белоснежной скатерти. Губы твердо сжаты, брови сведены к переносице.

– Здравствуйте, Юрий Васильевич, – сказала я, мило улыбаясь.

– Здра…

Он шумно глотнул воздух.

– Здравствуй…те…

– Рада вас видеть, – продолжала я, все так же улыбаясь.

– Благодарю, и я те…вас…

– Что же вы тогда так быстро ушли? – спросила я.

Дядюшка вытянул шею.

– Когда?

– Когда мы впервые увиделись! – напомнила я. – В кафе! Помните, вы меня попросили разменять сто долларов?

– Помню…

– Я разменяла, – доложила я. – Вернулась, а вас нет…

Дядюшка снова шумно глотнул воздух.

– Вот!

И я протянула ему сдачу.

– Что это? – не понял дядюшка.

– Это ваши деньги.

Он неуверенно посмотрел на тетю Лену и засмеялся.

– Прекрати, – сказала мне тетушка, не повышая голоса. – Ты не в цирке. Устроила балаган…

– Почему? – возмутилась я. – Просто возвращаю чужие деньги!

– Сядь! – приказала тетушка. – Ты сама прекрасно понимаешь, что никого из нас эти сто долларов не интересуют. Так что сунь их в карман и сядь.

Она посмотрела на мужа.

– Юрочка, ты бы тоже присел, – сказала она смягчившимся тоном.

Да. Я была права. Тетушка к нему неравнодушна. Интересно, сколько они женаты? Жаль, не посмотрела в ее паспорте… Кстати! Не забыть бы сунуть свой паспорт в сумку! Как вернусь в комнату – сразу это сделаю.

Я отодвинула стул и уселась в некотором отдалении от семейной группы. Юрий Васильевич тоже сел, не отрывая от меня завороженного взгляда.

– Даже страшно, – пробормотал он.

Тетушка ничего не ответила. Только еще сильней нахмурила брови и побарабанила пальцами по столу.

Нервничает.

– Кофе хочешь? – спросила она, поднимая на меня колючий взгляд.

– Нет, благодарю, – отозвалась я. – Уже пила.

– Ну, в таком случае…

Тетушка подошла к двери и плотно прикрыла ее. Двери в столовой оказались не простые, а двойные. Знаете, одна дверь, потом небольшой промежуток, и вторая дверь. А между ними воздушная подушка. Очень хорошее средство от любопытных ушей.

– Поговорим, – сказала тетушка, возвращаясь к столу.

– Поговорим, – согласилась я.

Тетя Лена уселась на свое прежнее место.

– Видишь ли, Женя, – начала она после небольшой паузы. – Как ты, наверное, уже поняла, нам от тебя нужны определенные услуги.

Я молчала.

– Боюсь, что в Москве я не совсем правильно тебя… сориентировала, – продолжала тетушка, с некоторым усилием подбирая слова. – Мы думали, что тебе придется только время от времени показываться на публике, и все. Но…

Она беззвучно вздохнула и переглянулась с мужем. Тот ответил ей многозначительным взглядом.

– Но обстоятельства… сложились несколько иначе.

Я молчала. Внутри меня клокотал просыпающийся вулкан страха и ярости, но я молчала. Только бесконечно повторяла про себя: «Раз, два, три, четыре, пять. Раз, два, три, четыре, пять…»

Очень медленно.

Тетушка еще раз побарабанила пальцами по столу, потом положила передо мной лист бумаги. Сначала мне показалось, что он чистый. Он и был чистым, если не считать ксерокопии чьей-то подписи, сделанной в верхнем левом углу.

– Что это? – спросила я спокойно. Счет меня удивительно успокаивал.

– Это Женина подпись, – ответила тетушка.

– И?..

Супруги Володины снова переглянулись. Тетушка повернулась ко мне, ее лицо стало каменным.

– Ты должна научиться подписываться, как она, – сказала тетушка с какой-то грубой прямотой.

Только страшным усилием воли мне удалось сдержать себя. В разворошенном мозгу вспыхивали и догорали цифры, я автоматически твердила про себя:

– Раз, два, три, четыре, пять…

Надеюсь, твердила медленно.

– Зачем? – спросила я, наконец.

– Неважно, – ответила тетушка очень быстро. – Я тебе потом объясню.

– Ты собираешься выдать мою подпись за Женину? – поинтересовалась я. – Это называется подлог. Это уголовно наказуемо. Ты в курсе?

– Не умничай, – отозвалась тетушка. Ее глаза не отрывались от моего лица. – Я в курсе.

– А если я откажусь? – спросила я.

На губах тетушки заиграла мрачная ухмылка. По коже у меня поползли ледяные колючие мурашки.

– Понятно, – сказала я и в свою очередь побарабанила пальцами по скатерти.

«Раз, два, три, четыре, пять»…

– На обучение у тебя есть ровно две недели, – сказала тетушка.

Я молчала.

– Постарайтесь, пожалуйста, – заискивающе попросил меня дядюшка.

Я подняла глаза и осмотрела их обоих.

– Постараешься? – спросила тетя Лена. И небрежно добавила:

– Разумеется, дополнительные труды будут дополнительно оплачены…

Как же, «оплачены»! Наверное, купит еще один венок на мою могилку! Щедрая такая!

Все это я подумала, но вслух, разумеется, не сказала. Я, не переставая, твердила про себя первые пять чисел математического счета.

– Ты постараешься? – нетерпеливо повторила тетушка.

Я разомкнула губы, откашлялась и спросила:

– А у меня есть выбор?

Никто мне не ответил. Ну, разумеется! Вопрос-то риторический!

– Забери.

Тетушка подтолкнула ко мне лист.

– Это образец. Когда испишешь лист, отдашь его мне. Я дам тебе другой, – коротко и точно проинструктировала она меня.

Я не удержалась и изобразила наивность.

– А если я его потеряю?

Тетушка мгновение сверлила меня мрачным взглядом исподлобья.

– Не советую, – сказала она негромко. По моей коже снова побежали ледяные мурашки.

– Начнешь прямо завтра, – скомандовала тетушка. – Вечером покажешь мне, что получилось.

И она небрежно кивнула мне головой. В смысле, «свободна».

Я встала и на негнущихся ногах покинула столовую.

По лестнице я поднялась, цепляясь за перила. Огромный роскошный дом начал представляться мне гигантской дорогостоящей мышеловкой. И в самом центре ее билась и металась я, маленькая серая мышка, вообразившая себя умнее всех.

– За это можно поплатиться жизнью, – шепнуло благоразумие.

– Испугалось? – уличила я злорадно.

– А как же! – не стало отпираться благоразумие. – Мы же с тобой одно целое! Не будет тебя – значит не будет меня.

– И одним благоразумием на свете станет меньше, – сказала я вслух и засмеялась.

Впрочем, тут же оборвала смех. Мне показалось, что он звучит истерически.

Я вошла в свою комнату и плотно прикрыла за собой дверь. Уселась на роскошную кровать, обеими руками стиснула виски.

Так. Не поддаваться панике. Не поддаваться панике. Нужно наметить четкий план действий.

Завтра я встречусь с Виктором в кафе. В одиннадцать?.. Да, в одиннадцать. Он купит мне билет на ближайший рейс до Москвы, и я убегу из этого странного города, похожего на город призраков. Не знаю, почему мне так кажется. Не могу объяснить.

Впрочем, это эмоции. Эмоции мне сейчас противопоказаны. Только холодная трезвая логика.

Предположим, что билет будет только на послезавтра. Где мне спрятаться? В местной гостинице?

Нельзя. Никак нельзя. Тетушка меня моментально отыщет.

«А, ладно! Буду решать проблемы по мере их поступления! – решила я, так ничего и не придумав. – А пока нужно сунуть в сумку паспорт. Без паспорта я никуда не смогу уехать. Вообще никуда».

Я поднялась с кровати и пошла в гардеробную. Открыла зеркальный шкаф, выдвинула ящик с чулками и колготками.

Вот здесь, в правом дальнем углу, под стопкой нераспечатанных чулок лежит мой пас…

Я не успела додумать. Рука наткнулась на деревянную планку задней стенки, так и не нащупав того, что мне нужно.

Не может быть!

Я выдернула ящик до самого конца, не удержала его в руках и выронила на пол. Он упал с неприятным сухим треском, содержимое разлетелось по комнате. Я упала на колени и приподняла каждую пару чулок, каждый носок, каждый гольфик, лежащий на полу.

Ничего.

Я вскочила на ноги и в исступлении принялась выдергивать из гардероба все оставшиеся ящики. Они падали друг на друга с громким стуком, ажурное кружевное белье вываливалось через невысокие деревянные стенки.

Я лихорадочно ворошила кучи бесполезных тряпок, а в голове у меня вертелась единственно верная фраза: «Это конец».

Я ползала по полу, поднимая носовые платочки и прозрачные трусики, уже прекрасно понимая, что ничего под ними не обнаружу.

Ничего.

Мой паспорт был надежно припрятан в другом месте. В каком – я вряд ли когда-нибудь узнаю.

Мышеловка захлопнулась.

Я пинком отшвырнула от себя тяжелый ящик. Боль от удара укусила большой палец правой ноги.

Я присела на пол, содрала с себя туфли, ухватилась за больной палец и громко заплакала.

Ночь я провела без сна.

Я лежала на кровати, смотрела в темный потолок, а в голове у меня царила мертвая нежилая тишина. Как в покинутом доме.

Паники не было. Мыслей не было. Страха не было. Надежды не было. Ничего не было.

Только тупая покорность судьбе.

Как только на горизонте забрезжили первые рассветные лучи, я поднялась с постели.

Содрала с себя роскошный и изрядно помятый костюм, направилась в ванную. Заставила себя умыться, привести в порядок прическу, вычистить зубы… В общем, сделать все, что делают по утрам нормальные люди.

С одной маленькой поправкой. Они делают это, не думая о близкой смерти.

А я думала почти непрерывно.

Эта мысль до такой степени заворожила меня, что я утратила способность к сопротивлению. Внутри меня словно сломалась какая-то пружинка, и я превратилась в пассивную безвольную куклу.

Я открыла воду и оперлась руками о раковину. Подняла взгляд на овальное зеркало, висевшее над ней. Увидела изможденную бледную женщину неопределенного возраста с пустыми невыразительными глазами.

Зрелище было настолько неприятным, что я тут же пришла в себя.

– Врешь! – сказала я и погрозила пальцем живому воплощению страха, отраженному в зеркале напротив. – Не испугаешь! Слышишь, ты?!

И с силой повторила:

– Не испугаешь!

Слов было недостаточно, и я с размаху шарахнула по краю раковины кулаком. Боль мгновенно расставила все по своим местам.

Есть проблема, и ее нужно решать. Как задачку. Все просто: или она меня одолеет, или я ее.

– Придется постараться, – сказала я вслух.

Набрала полные ладони холодной воды и окунула в них лицо. Повторила процедуру три раза. Получила удовольствие.

Влезла в ванную, взяла жесткую мочалку и принялась методично сдирать с себя липкую паутину ночных страхов. Растерлась жестким полотенцем, привела в порядок лицо.

Ничего, прорвусь. И буду вспоминать свои приключения с ужасом и удовольствием. Дома, сидя в удобном кресле.

Я выбрала в гардеробной простую и удобную одежду для моей цели: облегающие шерстяные леггинсы и такой же облегающий темный свитер из льна. Переворошила Женину обувь, отыскала легкие мокасины, сшитые из мягкой замши.

Самое оно.

Я быстренько облачилась в спецодежду для прогулки по горам. Карманов здесь не было, и я сунула в лифчик кредитки и все бумажные деньги, которые у меня были.

План был прост: пешком спуститься вниз, пока тетушка с дядюшкой спят, добраться до города и попытаться уехать на попутке.

Куда?

Не знаю. Все равно куда. В соседний город. Там пойду в милицию расскажу, что потеряла паспорт… В общем, придумаю что-нибудь.

Я взглянула на часы. Половина шестого. Пора.

Я бесшумно отворила дверь. Высунула голову, огляделась. Пусто.

Ну, вперед.

Я машинально перекрестилась, глубоко вздохнула и вышла из своей комнаты. Неслышно ступая по мягкому глубокому ковру, добралась до лестницы. Тенью скользнула вниз, в полутемный холл, навалилась плечом на входную дверь…

Закрыта.

Черт.

Я начала озираться. Неужели ключи от двери дворецкий уносит с собой? Вот незадача! Я не знаю, где его комната!

Пришлось искать другое решение.

Найду какое-нибудь окно и вылезу наружу. Только и всего. Первый этаж довольно высокий, но ноги я не поломаю. В крайнем случае, заработаю синяк. По-моему, это мизерная плата за мою глупость.

Так я и поступила.

Нашла в столовой окно, открывающееся не сверху, как большинство стеклопакетов, а сбоку. Открыла его, забралась на подоконник. Протиснулась в неширокую щель между оконной коробкой и створкой, вывалилась наружу, как куль с мукой.

Упала я ужасно неудачно, набок. Повезло в другом. Упала я не на булыжники, которыми был вымощен двор, а на мягкую землю, насыпанную под окнами первого этажа совсем недавно. Видимо, для рассады каких-то цветочных кустов.

Я присела. Сморщилась и потерла рукой правое плечо. Ерунда, удар не сильный.

Я поднялась, отряхнулась и вышла на каменную дорожку, ведущую к входным воротам. Огляделась по сторонам.

Пусто.

Солнце выглянуло из-за темно-фиолетовой вершины, и горы немедленно поменяли цвет на ярко-синий, праздничный. Засияли, как будто чья-то невидимая рука за ночь отполировала их до блеска, ожили, потянулись к живительному свету.

Минуту я, застыв от восхищения, наблюдала за этой сказочной игрой: как горы и солнце обмениваются улыбками. Потом опомнилась, снялась с места и потрусила к сторожевой будке у ворот.

Стукнула в окошко, заслонила рукой стекло от света, попыталась рассмотреть, что происходит внутри.

Но стекло в будке оказалось толстым, тонированным и мои попытки успехом не увенчались. Однако меня увидели и услышали. Щелкнул замок, дверь отворилась и наружу высунулась взъерошенная голова охранника.

Он повел вокруг заспанными глазами, уперся взглядом в мою фигуру и чуть не выпал наружу.

– Ой!

– Доброе утро, – сказала я милостиво.

– Доброе…

Охранник закашлялся.

– Ворота откройте, – велела я.

– Зачем? – не понял охранник.

– Хочу прогуляться перед завтраком, – объяснила я. – Для аппетита.

– Пешком? – не поверил охранник.

– Ну, да! Похожу по горам, посмотрю окрестности… Здесь очень красиво.

Минуту он смотрел на меня, что-то прикидывая. Я сменила стойку «смирно» на стойку «вольно» и попыталась придать себе независимый вид.

Не знаю, получилось ли. Не уверена.

– Одну минуту, – сказал охранник. Его глаза окончательно стали осмысленными.

– Быстрей! – не сдержалась я.

Охранник бросил на меня странный взгляд и скрылся в будке. А я направилась к воротам.

Они открываются медленно, очень медленно. Но для меня сгодится любая, самая узкая щель. Я протиснусь в нее и побегу. Побегу с такой скоростью, с какой только смогу. Я должна торопиться. Скоро проснутся супруги Володины, и тогда мне удрать не удастся.

Я стояла перед запертыми воротами и пританцовывала на месте от нетерпения.

Скорей, скорей, скорей!

– Евгения Борисовна! – громко окликнул меня кто-то.

Я быстро повернулась.

Ко мне на всех парах спешил дворецкий. Батюшки, ну и вид! Спортивные штаны, надетые задом наперед, пижамная куртка, всклокоченные волосы… Его явно только что выдернули из постели.

Я повернулась к окну будки и посмотрела в него. Я не видела предателя-охранника, но если бы могла испепелять взглядом, от него уже осталась бы только кучка пепла.

Подонок.

– Евгения Борисовна! – задыхаясь, повторил дворецкий, подбежав ко мне. – Куда вы?

– Прогуляться, – ответила я коротко.

Дворецкий лихорадочно пригладил растопыренной пятерней растрепанные волосы.

– Пешком? – спросил он.

– А что? Нельзя?

Он оглянулся назад.

– А как же вы из дома вышли?

Я промолчала. Взгляд дворецкого упал на мой перепачканный бок.

– Впрочем, понятно…

Он умолк. Молчала и я. Что тут говорить? Как поют в «Ленкоме», «авантюра не удалась, за попытку спасибо»…

– Так мне откроют ворота или нет? – спросила я нагло. Хотя и так понимала, что спрашивать нечего.

Дворецкий немного помялся и плотнее запахнул пижамную куртку. Утром в горах было прохладно.

– Видите ли, – начал он сладким голосом, – ходить пешком тут опасно…

– Не опасней, чем ездить на машине, – оборвала его я.

– Да, но…

Он замолчал, лихорадочно выискивая приличный предлог для отказа.

– Вы плохо знаете местность, – выкрутился дворецкий. – Можете сорваться в пропасть. Их тут сколько угодно.

– Какая забота! – восхитилась я ядовито.

Он промолчал.

– Пойдемте в дом, – сказала я, смирившись с провалом. – Простудитесь.

– Спасибо, – произнес он с явным облегчением.

Ясно. Тетушка велела не выпускать меня за ворота. Одну, во всяком случае. Хотя после вчерашнего разговора, не удивлюсь, если меня вообще запрут тут, как в одиночной камере…

Мысль была настолько страшной, что я остановилась на полпути.

Господи! Только не это! Только не сегодня! Сегодня меня будет ждать единственный человек, согласившийся мне помочь! Я должна с ним встретиться! Обязательно!

Дворецкий распахнул передо мной дверь, и я вошла в холл. Он вошел следом, запер замок, вытащил связку ключей и унес ее с собой.

Понятно.

Я вздохнула, развернулась и побрела в свою комнату, как побитая собака.

Время до завтрака тянулось невыносимо долго. Я лежала на кровати и ждала выволочки. А то, что выволочка состоится, я не сомневалась.

Ровно в девять Рита принесла мне чай и пару бутербродов. По тому, что она вошла, не постучав, я сделала вывод: о попытке моего побега слугам уже известно.

– Доброе утро!

Я не отозвалась и молча посмотрела на горничную.

Рита с трудом удерживала на месте губы, расплывавшиеся в довольную ухмылку. Я выдернула себя из лежачего положения и села.

– Злорадствуешь? – спросила я угрюмо.

Она не ответила. Поставила на журнальный столик поднос, спросила:

– Завтракать сейчас будете или позже?

– Вообще не буду, – ответила я все так же угрюмо.

Она опустила глаза, чтобы скрыть насмешку над избалованной богатой сучкой, которую скоро хорошенько высекут.

Я ей не нравилась. Интересно почему? Во всяком случае, наши чувства были взаимны?

Рита вышла из комнаты и аккуратно притворила за собой дверь.

А я снова упала на кровать и пролежала так еще час.

В десять я села на постели, подвинула к себе телефон и набрала номер шофера. Он ответил мне не сразу и без прежней почтительности.

– Да!

«Да», – отметила я. А раньше говорил: «Слушаю».

– Доброе утро, – начала я очень холодно.

– Здрасте.

– Мне нужна машина, – договорила я и выжидательно умолкла.

Миша немного помолчал.

– Елена Борисовна не велела, – сказал он наконец.

– Что не велела? – притворилась я непонимающей.

– В город вас возить не велела, – пояснил шофер. – Без ее разрешения.

И мне в ухо понеслись короткие гудки.

Я с размаху впечатала трубку в аппарат. Жалобно тренькнула какая-то деталь внутри.

Все! Я пленница! Можно было бы сказать «кавказская пленница», если бы не одно маленькое обстоятельство. Там была комедия, а в моем случае…

Я ударила себя кулаком по колену.

…в моем случае происходящее на комедию никак не похоже. При всем желании.

Минуту я просидела на кровати, сжимая и разжимая кулаки.

– Считай до пяти! – пискнуло благоразумие, но я смела его тихий голос со своего пути, как цунами сметает жалкие картонные домики.

Я вскочила с кровати и ринулась вниз по лестнице.

Дверь в столовую была прикрыта, и я ударила в нее ногой. Ворвалась в комнату и остановилась, тяжело дыша.

Тетушка с дядюшкой изволили завтракать. Дядюшка при виде меня попытался приподняться, но тетушка положила ему на рукав свою ладонь, и он остался сидеть.

– В чем дело? – спросила тетя Лена, не повышая голоса.

– Это я хочу спросить, в чем дело, – сказала я сквозь зубы. – Почему я не могу выехать в город? Я под арестом?

– У тебя буйный приступ, – объяснила мне тетушка. – В таком состоянии мы не можем тебя отпустить из дома.

– Что-о?

Я не поверила своим ушам.

– Ничего, – невозмутимо отозвалась тетушка, накладывая на тарелку кусочки обезжиренной ветчины. – Это остаточные явления твоей болезни.

– Какой болезни? – растерялась я.

Тетушка поставила тарелку на стол, уперлась в меня немигающим взглядом и ответила:

– Наркомании.

Я задохнулась от гнева.

– Посуди сама, – продолжала тетушка. Подняла чашку с горячим чаем, сделала один глоток и поставила ее на место. – Поднялась ни свет, ни заря, вылезла в окно и попыталась убежать в горы.

Я задышала, как закипающий самовар, но по-прежнему ничего не сказала.

Просто не знала, что нужно говорить в подобной ситуации.

– У тебя уже бывали подобные приступы, – напомнила тетушка. – Пару раз мы были вынуждены вызывать врача и делать тебе укол успокоительного. Может, повторим процедуру?

Я отступила к стене и уперлась в нее лопатками.

Угроза была более чем ясна.

– Я спрашиваю, повторим процедуру? – повторила тетушка, чуть повысив голос.

Я хрипло кашлянула.

– Нет…

– Громче, не слышу! – потребовала тетушка.

– Нет! – рявкнула я.

– Прекрасно.

Тетушка сделала еще один глоток чая.

– В таком случае иди к себе в комнату и займись делом, о котором мы с тобой говорили вчера вечером.

Она многозначительно посмотрела на меня.

– Ты помнишь, о чем мы говорили вчера вечером?

«Надеюсь, что прислуга подслушивает», – подумала я. И невинно спросила:

– О чем?

Тетушка без стука поставила чашку на скатерть. Оперлась локтем о стол, уложила подбородок на крепкий сухой кулак.

– Плохо дело, – констатировала она грустно. – Снова начались провалы в памяти. Врач меня предупреждал, что возможен рецидив.

Я поняла, что проиграла. Отвела взгляд от тетушки и уставилась в окно.

– Придется снова уложить тебя в больницу…

– Нет, – сказала я хрипло. – Не надо. Я вспомнила.

– Прекрасно, – повторила тетушка. – Значит, все не так плохо, как я думала?

– Не так плохо, – повторила я тупо.

– Тогда иди и займись делом, – приказала тетушка. – Через пару часов зайду, проверю, насколько ты добросовестная.

Я отлепила лопатки от холодной стены.

– Мне что, больше нельзя ездить в город?

– Почему? – удивилась тетушка. – Вот поправишься, придешь в себя, – и поезжай себе с богом!

– А когда я поправлюсь? – спросила я тихо.

– Время покажет.

Я кивнула. Незаметно посмотрела на часы. Без двадцати одиннадцать.

Я вышла из столовой и побрела в свою комнату. Уселась за журнальный стол, положила перед собой помятый лист с образцом Жениной подписи и ушла в ее разглядывание.

«Это конец», – думала я, изучая затейливые завитушки. – Понятно, что живой меня отсюда не выпустят. Это уголовное преступление – подделывать подпись другого человека. Тем более, если принять во внимание характер документов, на которых я буду расписываться. Почему-то не сомневаюсь, что все они будут финансовыми. И размер моей уголовной ответственности будет возрастать пропорционально суммам, указанных в этих документах. Господи, ну и выражаюсь же я!.. С таким лексиконом только на юрфак поступать! Интересно, почему я не поступила на юрфак?

На этом месте я прервала свои размышления и попыталась повторить затейливую Женину роспись.

Не получилось.

Я потерла висок. Мой взгляд упал на часы, висевшие на стене напротив меня.

Одиннадцать. Все кончено.

Я бросила ручку на стол и закрыла лицо дрожащими руками.

Кончено. Единственный человек, который мог мне помочь, напрасно дожидается моего появления. Конечно, он уйдет не сразу. Подождет минут десять, может, двадцать.

А может, даже целых полчаса. А потом поднимется, расплатится за мороженое и покинет кафе.

И думать забудет о психопатке, которую по ошибке принял за нормального человека.

Все. Я одна против целого мира больших денег. Есть ли у меня шансы?

Лучше об этом не думать.

Я оторвала ладони от лица и сжала кулаки.

Нужно было выработать новый план действий, и я его выработала.

Первое.

Я буду старательно подделывать подпись, но не настолько хорошо, чтобы ее можно было принять за Женину. Тянуть время. Нужно тянуть время. Тетушка сказала, что на все мои попытки дается ровно две недели. Значит, через две недели что-то должно произойти.

Интересно, что?

Нужно выяснить. Может, это неизвестное событие как-то мне поможет?

Второе.

Нужно вести себя очень тихо и кротко, чтобы получить позволение выехать в город. Одну меня как пить дать никто не отпустит, но я могу постараться удрать.

Как?

Не знаю. Подумаю об этом потом.

Я почесала кончик носа. Если верить приметам, нос чешется в двух случаях: к битью и к питью. Лучше, конечно, второе.

А теперь – за дело. Нужно исписать лист так, чтобы тетушка видела: я стараюсь.

И я снова взялась за ручку.

Прошла неделя.

Из дома меня не выпускали. Я сидела в своей комнате и занималась одним и тем же: копировала чужую подпись.

Иногда я уставала до такой степени, что не могла безболезненно распрямить пальцы, сведенные судорогой. На полу возле журнального стола валялись пачки листов, исчерканные росписью, похожей на Женину.

Похожей, но недостаточно.

– Лучше, но все еще не хорошо, – говорила тетушка, изучая плоды моих трудов. – Занимайся делом, тебе за это деньги платят!

Тщательно собирала все листы, исписанные мной, и уносила их с собой.

Разумная женщина. Не оставляет после своих темных делишек никаких следов.

И меня не оставит.

В один из последних дней сентября я взбунтовалась. Изорвала стопку чистых листов, выданных мне тетушкой, разбросала их по комнате и отправилась во двор. На прогулку.

В конце концов, даже заключенные имеют на это право!

Я обошла дом вдоль забора, выискивая в нем уязвимые места. Но, к сожалению, не нашла ни одного. Забор был высоким, деревья возле него не росли, камни, плотно пригнанные друг к другу, не расшатывались.

Я обошла дом сзади и оказалась у пристройки с бассейном. Вошла в открытую дверь, присела у стены и пригорюнилась, глядя на воду.

– Отдыхаешь? – спросил у меня над ухом знакомый голос.

Я быстро подняла голову. Надо мной возвышался дядюшка. На его устах порхала легкая одобрительная улыбка.

– Отдыхаю, – подтвердила я с вызовом. – Что, не имею права?

– Имеешь, имеешь, – успокоил он.

Обошел меня и уселся рядом на длинную деревянную скамью. Сочувственно спросил:

– Устала?

– А вы как думаете? – огрызнулась я.

– Думаю, устала.

– Какой вы догадливый!

Он тихо засмеялся.

– Да ты не ершись! Я же не виноват, что Лена тебя в оборот взяла!

– Ага! – ответила я, глядя на воду. – Вы и знать не знали о планах жены! Правда?

– Знал, но не обо всех ее планах, – поправил меня дядюшка.

Неожиданно во мне проснулся интерес. Чего это он со мной заигрывает? А он ведь заигрывает! Убей Бог! Нюхом чую! Или я не женщина?

Я издала громкий вздох и поникла плечами.

– Что ей от меня нужно? – спросила я полузадушенным от слез голосом. – Что я ей сделала плохого?

Дядюшка как бы покровительственно обнял меня за плечи. Повторяю, объятие было «как бы» покровительственным.

Ах ты, старый кобель!

– Ну-ну, не надо, – подбодрил он меня. – Лена – деловая женщина, а иногда бывает просто жестокой. Не обращай внимания.

– Легко сказать, – пробормотала я и вытерла несуществующую слезинку в уголке глаза.

– Не расстраивайся, – продолжал утешать меня дядюшка. – Ты не спорь с ней. Делай то, что она говорит. И все будет хорошо.

– Я делаю…

– Вот-вот!

Дядюшка воровато оглянулся. Пригнулся ко мне и понизил голос:

– А я тебе помогу.

Я повернула голову в его сторону. Прямо перед моими глазами плавало холеное лицо с правильными, но отчего-то несимпатичными чертами. Господи! Да он красит брови!

Дядюшка задышал, как паровоз, и потянулся ко мне румяными, как у вампира, губами. Я кокетливо отклонилась в сторону.

– Не надо…

Он опомнился, или сделал вид, что опомнился. Отстранился, поправил ворот рубашки.

– Прости, пожалуйста, – извинился он. И добавил, понизив голос:

– Ты очень красивая. Я просто голову потерял.

Мне стало смешно, но я сдержалась и не фыркнула прямо в его холеное подкрашенное личико.

Вот теперь я точно знаю: дядюшка разыгрывает приступ влюбленности! Зачем? По одной простой причине: ему что-то от меня нужно. Действует дядюшка в одиночку и страшно боится, что тетушка узнает о его инициативе.

Ура! Раскол в рядах противника прибавлял мне шансов на выживание!

Я скромно опустила ресницы и пробормотала:

– Вы тоже красивый…

Дядюшка гордо приосанился. Старая прописная истина: каждый мужчина в душе павлин. Умный, неумный – неважно. И женщина может этим обстоятельством воспользоваться. Если знает как.

Раньше я этого не знала, потому что не было острой необходимости. А сейчас придется постигать науку непосредственно на месте боевых действий.

Ничего, постигну. Подумаешь, опасная зона! Меньше прав на ошибку, вот и все.

– Вы, наверное, намного моложе тети Лены? – спросила я доверчиво.

– А что? Это так заметно?

В голосе дядюшки зазвучало неприкрытое самодовольство избалованного домашнего кота.

– Очень заметно, – подтвердила я с жаром. – Вы такой подтянутый, молодой, а она…

Я тактично умолкла.

– Лена хорошо выглядит, – проявил лояльность дядюшка.

– Хорошо, – согласилась я. – Но все равно заметно, что она старше.

– На восемь лет, – не удержался дядюшка.

Я присвистнула, прикидывая в уме его возраст. Тетушке шестьдесят. Это я знаю точно, паспорт видела. Значит, дяде пятьдесят два года.

Мужчина в самом расцвете сил. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Сколько же вам лет?

– А сколько дашь? – закокетничал дядя, как барышня.

Я пожала плечами и бросила на него смущенный взгляд из-под ресниц.

– Вам сорок пять.

– Почему ты так решила? – обиделся дядюшка, и я поняла, что любовницы ему безбожно льстят.

– Потому, что выглядите вы на сорок, – ответила я подхалимски.

– А-а-а…

Дядюшка снова расцвел. Попала, надо полагать.

– Мне обычно столько и дают, – признался он милостиво.

– А на самом деле?

Дядя слегка поперхнулся.

– Сорок восемь.

Он откашлялся и повторил:

– Сорок восемь.

Я прикусила нижнюю губу. Смеяться нельзя. Никак нельзя.

– Поделитесь секретом, – попросила я совершенно серьезно. – Как это у вас получается?

– Все просто, девочка моя, – заметил дядюшка покровительственно. – Нужно любить жизнь и ценить ее удовольствия. Вот и все.

Ага, конечно! Надо полагать, еще нужно посещать хороших косметологов и подкрашивать седые брови. Но эти детальки дядюшка оставил за флагом.

Я вздохнула.

– Трудно, – пожаловалась я.

– Что трудно? – не понял родственник.

– Трудно получать удовольствие от жизни, когда нет денег, чтобы их оплатить…

– Девочка моя!

Дядюшка снова сочувственно обнял меня за плечи. Я почувствовала запах хорошей туалетной воды, перемешанный с запахом ароматизированного табака.

– Забудь! – сказал он проникновенно. – Забудь все плохое!

Я снова душераздирающе вздохнула.

– Теперь все будет по-другому, – вещал дядюшка вполголоса. Немного поколебался и чмокнул меня в макушку. Надо полагать, на большее пока не решился. Правильно! Не гарантирую, что я проявила бы сдержанность!

А нужно проявлять. Ой, как нужно!

– По-другому? – переспросила я горько. – Вы имеете в виду те десять тысяч, которые ваша жена пообещала мне за труды?

– Ну-у-у…

Дядюшка снял руку с моего плеча. Прошелся по залу, словно невзначай притворил дверь, ведущую в жилую часть дома.

Ясно. Боится любопытных ушей. А их в доме ровно столько, сколько обслуживающего персонала. Даже в два раза больше. У каждого по два уха.

– Я говорю не только про твой гонорар, – наконец сказал дядюшка, возвращаясь назад.

– А о чем?

Я удивилась совершенно искренне. На что еще я могу рассчитывать в этом доме? Честно говоря, о деньгах я даже не думаю! Мне бы шкуру свою спасти, все остальное – ерунда!

– Ты многого не знаешь, – ответил дядюшка туманно.

– Ничего не знаю, – поправила его я.

– Да, – согласился дядя. – Ничего не знаешь.

– Просветите! – попросила я страстно.

Он немного поколебался.

– Не здесь. И не сейчас.

– А когда?

Он сделал рукой неопределенный жест. Потом наклонился ко мне и быстро заговорил:

– Слушай меня внимательно. Делай то, что велела Лена. От этого зависит твоя жизнь. Научишься копировать подпись – ты спасена.

– Надолго ли? – вклинилась я.

Он снова нетерпеливо махнул рукой.

– До твоего дня рождения.

– Вот спасибо!

– Это полтора месяца! – напомнил мне дядя. – А за полтора месяца я придумаю, как тебе помочь.

– Зачем? – спросила я в упор.

– Что зачем? – не понял он.

– Зачем вам мне помогать?

Дядя замялся.

– Неужели сама не понимаешь?

И он посмотрел на меня томными коровьими глазами. Надо полагать, таким образом выражал свою страсть.

Надеюсь, меня не стошнит.

– Я тебе нравлюсь? – спросил дядюшка, переходя на шепот.

Я потупилась и стиснула зубы. Только бы не стошнило!

Он взял мою руку и приложился к ней горячим поцелуем. Перед моими глазами замаячил темноволосый затылок.

Да. Волосы он тоже красит. А макушка-то уже просвечивает!

Дядюшка выпрямился.

– Ты не ответила.

Я с трудом разжала зубы и тихо прошептала:

– Да…

Он снова приложился к ручке. Господи, до чего же мерзкая игра!

– В таком случае, мы должны быть вместе.

Я промолчала. Меня начала сотрясать сильная дрожь. Нервы на пределе. Нужно кончать это объяснение.

– Поговорим потом, – сказала я наконец. – Здесь, действительно, не безопасно.

Оттолкнула родственника в сторону и решительно поднялась со скамейки. Дядюшка словно ожидал этого движения: обхватил меня и крепко прижал к себе.

Я молча отодрала от себя его липкие руки.

– Потом, – сказала я. – Не здесь.

Он страстно задышал прямо мне в лицо. Господи, неужели мужчинам все равно, кого целовать?.. Неужели им не противно?..

Я не додумала, отпихнула родственника и выскочила наружу.

– Запомни, мы не виделись! – тихо воскликнул дядюшка мне вслед.

Я не ответила. Меня душило отвращение.

Я неслась к дому, не разбирая дороги, и перед самым входом столкнулась с тетушкой.

– Женя!

Я затормозила, глядя в пол. Нельзя смотреть ей в глаза, она немедленно обо всем догадается. Жаль, что я не умею притворяться.

– Женя! – повторила тетушка и взялась двумя пальцами за мой подбородок.

Задрала его, заглянула мне в глаза.

– Что происходит?

Господи, помоги!

– А ты не знаешь? – крикнула я со злостью. – Не знаешь, да?! Заперла меня тут, как в тюрьме, и спрашиваешь, что происходит?!

– Тихо, тихо!

– Не буду тихо! – взвизгнула я. – Я гулять хочу! Слышишь? В город хочу! Осточертела эта комната! И этот дом тоже осточертел!

Похоже, мне удалось завести себя до нужной кондиции. Главное – начать, дальше легче.

– У меня уже пальцы судорогой сводит! – рыдала я. – Не могу больше! Не могу!

– Женя…

Тетушка сжала мою кисть холодными сухими пальцами. Сверкнули драгоценные камни в дорогой оправе.

– Я понимаю, – сказала она почти сочувственно. – Но нужно постараться. Потерпи еще немного.

Она подумала и добавила:

– Пожалуйста…

Я всхлипнула и вытерла слезы, ручьем бежавшие из глаз. Это были слезы облегчения, но, к счастью, тетушка об этом не догадалась.

Она достала из кармана носовой платок и вытерла мое лицо.

– Ты завтракала?

Я молча потрясла головой.

– Нужно есть.

Я всхлипнула.

– Я попрошу Надю приготовить тебе что-нибудь вкусненькое. Да?

Я снова всхлипнула.

– Что ты любишь?

– Все равно, – ответила я невнятно.

– Хорошо, я сама придумаю. А ты пока пойди к себе, умойся, и приведи себя в порядок. Позавтракаешь – и за работу, да?

Я всхлипнула в последний раз. Вытерла ладонью мокрые щеки и угрюмо кивнула.

– Вот и умница! – расцвела тетушка. – Погуляла, позавтракала, можно и делом заняться. Кстати, ты Юрия Васильевича не видела?

Я отрицательно качнула головой.

– Интересно, где он, – пробормотала тетушка. И добавила в полный голос.

– Иди, иди… У тебя тушь поплыла.

Я, не поднимая глаз, взбежала по лестнице вверх, ворвалась в свою комнату и захлопнула дверь. Привалилась к ней спиной, и несколько минут стояла неподвижно, пытаясь собрать мысли.

Что происходит? Что за странные игры затеял мой дядюшка? Это шанс на мое спасение или паутина, которую они сплели вместе с тетей Леной?

Что мне делать?

Я оторвалась от двери и побрела в ванную. Хорошенько умылась, намазала лицо кремом и вернулась в комнату.

Нужно все обдумать. Жаль, что у меня так мало информации. Придется пока играть по правилам, установленным не мной. Впрочем…

Я направилась к журнальному столу и уселась в кресло.

Впрочем, у меня появилось нечто лучшее, чем информация. У меня появилась надежда на спасение. Маленькая, призрачная, возможно обманчивая, но все-таки надежда!

Дверь открылась, Рита просунула в нее свою ехидную мордочку.

– Завтрак подавать? – спросила она без прежней почтительной интонации.

– Подавай, – велела я.

Дверь открылась, и Рита вкатила в комнату сервировочный столик. Расставила передо мной тарелки, застыла, глядя на меня с тайным злорадством.

– Вали отсюда, – сказала я хладнокровно. – Не порть аппетит.

Она фыркнула, но ответить не посмела. Оказывается, это не трудно: быть хамкой. Более того: это тот самый клин, которым вышибают другой клин.

В общем, с хамами нужно говорить на понятном им языке. Похоже, я этому языку потихоньку учусь.

Я взяла в руки вилку и приступила к завтраку.

Прошла вторая неделя.

Она прошла под флагом крупных домашних разборок. Я не раз слышала повышенные голоса, несущиеся из комнат дядюшки и тетушки. Они что-то выясняли между собой и никак не могли выяснить.

Тетушка усилила контроль над моими занятиями. Теперь она заходила ко мне в комнату несколько раз в день.

– Работай! – повторяла она настойчиво. – У тебя мало времени!

Я стискивала зубы и бралась за ручку. На боковой части правой ладони у меня образовалась огромная мозоль. Работать было не просто трудно, работать было больно.

Обедали мы теперь вместе. Не знаю почему. Тетушка передо мной не отчитывалась, велела, и все. Обеды проходили в молчании, я редко поднимала глаза от своей тарелки, а если поднимала, меня немедленно встречал хмурый взгляд тетушки. Похоже, она караулила, не переглядываемся ли мы с ее супругом.

Ревность? Или нечто большее?

Сам черт не разберется, что происходит в этом проклятом семействе!

Дядюшка сохранял невозмутимый вид. Нужно сказать, что он владел собой гораздо лучше меня. Но и я старалась научиться лицемерию, как могла.

Моим девизом стало изречение Конфуция: «Лицемерие – это средство злом внутренним победить зло внешнее».

Я повторяла эту фразу перед сном и твердила ее, едва проснувшись. Она стала моим оправданием.

Я должна победить внешнее зло. Я должна выжить и вернуться назад, в нормальную жизнь. И для этого нет плохих или хороших средств. Все средства одинаково хороши.

Недавно тетушка велела мне прекратить упражнения. Я копировала Женину подпись с лихой небрежностью, и мне удалось добиться почти полной идентичности. Но я делала вид, что получается это у меня не всегда, а по настроению. В общем, лицемерила, как умела.

Два дня назад тетушка явилась ко мне в комнату. Собрала исписанные листы и молча направилась к выходу.

– Тетя Лена!

Она остановилась. Медленно обернулась, и я увидела злые неприязненные глаза с кровавыми прожилками на белке. Или не спала, или….

Плакала? Не может быть!

– Что тебе?

– Ты не оставила мне бумагу, – сказала я кротко, словно не замечая ее неприязненного тона.

– Отдыхай, – ответила тетушка и удалилась.

Я вылезла из кресла, подошла к кровати и упала на покрывало.

Отдыхать так отдыхать.

Два дня прошло в приятном безделье. Мозоль на правой ладони побледнела и стала почти незаметной. Наверное, именно этого тетушка и добивалась.

Сегодняшнее утро выдалось суматошным.

Тетушка ворвалась ко мне ни свет ни заря. Одним движением раздернула шторы на окне, коротко велела:

– Подъем!

Я уселась на постели и уставилась на нее.

– Который час?

– Не важно. Поднимайся.

Я медленно посчитала до пяти. Откинула одеяло и выбралась из теплой постели. Потянулась.

– Сейчас принесут завтрак, – продолжала командовать тетушка. – Поешь хорошенько, у нас много дел в городе.

– Каких дел?

Тетушка проигнорировала мой вопрос.

– После завтрака умоешься, вымоешь голову. Сама не укладывайся, внизу дожидается парикмахер.

Я замерла. Похоже, сегодня, действительно, важный день.

– Костюм я выберу сама, – продолжала тетушка. – Оденешься после того, как тебе сделают прическу и накрасят. В одиннадцать ты должна быть полностью готова. Я буду ждать внизу.

И она вылетела из комнаты.

На смену тетушке явилась Рита с сервировочным столиком. Я окинула ее неприязненным взглядом и отправилась в ванную.

Хорошенько умылась, вычистила зубы. Поразмыслила, нужно ли мыть голову прямо сейчас и отказалась от этой мысли. Если меня дожидается парикмахер, то ему видней, когда это лучше делать.

Я вернулась в комнату и заставила себя в буквальном смысле слова набить живот. Есть не хотелось, но я не знала, что готовит мне сегодняшний день, поэтому решила встретить его во всеоружии.

Когда я закончила завтрак, часы показывали начало десятого. В дверь деликатно стукнули.

– Войдите, – сказала я.

И в комнату вошел хмурый неулыбчивый мужчина средних лет. В руках у него была сумка, похожая на спортивную.

– Здравствуйте, – сказала я.

Мужчина не ответил. Только сделал странный жест: ткнул пальцем в раскрытый рот.

– Вы немой? – догадалась я.

Мужчина закивал головой.

Да. Хорошего парикмахера нашла моя тетушка.

Мужчина поставил сумку на пол и принялся извлекать из нее рабочие инструменты: ножницы разной величины, расчески, щеточки, целлофановые накидки, фен, средства для укладки волос в разной упаковке, какие-то коробки с гримом….

Я наблюдала за его ловкими движениями, и на душе у меня было тошно. Но привычка к лицемерию делала свое дело: на моих губах змеилась вежливая улыбка.

Наконец мужчина опустошил свою сумку. Покопался в кармане пиджака, достал из него фотографию. Окинул ее задумчивым взглядом, потом посмотрел на меня.

Сравнил, так сказать.

Подумал, кивнул головой и жестом пригласил меня в ванную. Ясно. Сейчас из меня начнут лепить Женю.

И я покорно двинулась следом.

По дороге мужчина снял пиджак и набросил его на свободную вешалку в гардеробной. Интересно, какой костюм велит надеть моя тетушка? Или она забыла выбрать?

Парикмахер открыл горячую воду, смешал ее с холодной и сунул мою голову под теплую струю. Ловкие руки намылили мои волосы приятно пахнущим шампунем.

Я закрыла глаза и решила плыть по течению. А что еще мне оставалось делать? В общем, почти полтора часа ушло на то, чтобы постричь меня нужным образом, слегка осветлить пряди волос у висков, уложить волосы в новую прическу и «сделать лицо». Выходит, мужчина был не просто парикмахером. Он был стилистом. Причем, немым стилистом.

Бесценное качество при такой профессии!

Наконец мужчина отступил от меня на один шаг. Склонил голову к плечу, полюбовался своей работой. Поднял вверх большой палец и показал его мне.

– Рада, что вам нравится, – сказала я кисло. Но в зеркало даже не взглянула. Я и так знала, что увижу там не себя, а незнакомую барышню по имени Женя.

Мужчина слегка поклонился и начал собирать свои вещи назад в сумку. Собрал, поклонился еще раз и вышел из комнаты.

На смену явилась тетушка.

Вошла она в комнату без стука. Окинула меня придирчивым взглядом, критически опустила уголок рта.

– Не похожа? – спросила я.

Тетушка мрачно покосилась на меня.

– Даже слишком похожа, – ответила она. И добавила:

– Пора одеваться.

– Что мне надеть? – кротко спросила я.

Тетушка отправилась в гардеробную. Покопалась среди многочисленных вешалок, вытащила откуда-то темно-синие джинсы с яркими атласными аппликациями на коленях. Открыла гардероб, перебрала тряпки и швырнула мне полосатый свитерок с глубоким треугольным вырезом.

Я поймала свитер и приложила его к себе.

М-да. Смотрится довольно вульгарно.

– Тебе не кажется, что этот наряд смотрится вульгарно? – спросила я тетушку.

– Кажется, – ответила она отрывисто. – Женя очень любила этот фасончик. Так что одевайся. Да, еще…

Тетушка достала из кармана несколько сверкающих побрякушек.

– Наденешь это, – сказала она тоном, не допускающим возражений. – Отдашь мне, когда вернемся домой. Смотри, не потеряй! Вещи дорогие.

Она положила на туалетный столик огромное кольцо с зеленым камнем и пару сверкающих сережек.

Я покрутила драгоценности в руках. Надо полагать, это Женины бирюльки. Хорошие бирюльки. У меня ничего подобного не было и, наверное, не будет.

– А туфли? – спросила я.

– Наденешь кроссовки.

– Кроссовки?!

Тетушка метнула на меня яростный взгляд.

– Десять минут на все и про все! – отрубила она и вышла из комнаты.

Мне не оставалось ничего другого, как облачиться в отобранные тряпки.

Я покрутилась перед зеркалом.

Да. Вид у меня довольно дикий. Впрочем, если Женя любила так одеваться, то это ее проблемы. Мне нужно призвать на помощь привычку к лицемерию и сделать вид, что мне в этих шмотках легко и удобно. Только и всего.

Я призвала на помощь свое лицемерие, оно явилось на зов и сделало все, что от него требовалось. Я спускалась вниз по лестнице с абсолютно независимым и равнодушным выражением лица. С таким видом, будто я всю жизнь носила такие шмотки и такие драгоценности, совмещенные с кроссовками.

Тетушка ждала в холле. Она окинула меня колючим взглядом, скупо одобрила:

– Прекрасно.

Дворецкий распахнул перед нами дверь. У машины дожидался шофер Миша.

Мы уселись на заднее сиденье.

– Едем, – велела тетушка коротко.

И мы поехали.

– Куда мы едем? – осмелилась я пискнуть по дороге.

Тетушка одарила меня очередным неприязненным взглядом.

– В банк, – ответила она коротко.

Я кивнула. Во рту стало сухо.

Вот оно! Начинается!

Ехали мы молча. И только перед тем, как машина въехала в раскрытые ворота небольшого солидного особнячка, тетушка обронила:

– Ты помалкивай. Говорить буду я.

Я промолчала. Тетушка повернула голову и посмотрела на меня.

– Ты слышала?

«Не глухая»! – рвалось у меня с языка, но привычка лицемерить пришла на помощь, и я кротко кивнула головой.

Всего-навсего.

Машина остановилась, шофер выбрался наружу. Распахнул перед нами дверцу, и тетушка ловко скользнула с сиденья. Следом поползла я.

Вышла, окинула взглядом фасад особняка из тонированного стекла.

К входным дверям вела помпезная широкая лестница. У ее подножия стоял уютный симпатичный толстячок с лысиной в полголовы.

«Какая честь»! – говорили его руки, восторженно распростертые навстречу нам.

– Елена Борисовна! – воскликнул он с чувством. – Женечка! Как я рад!

Тетушка пошла к нему, светски улыбаясь. Я приклеила к губам аналогичную улыбку и двинулась за ней.

– Как я рад! – повторил толстячок.

Галантно приложился к ручке тетушки, меня неожиданно чмокнул прямо в щечку.

– Женечка-то все хорошеет! – воскликнул он.

И я увидела прямо перед собой маленькие холодные глазки, в которых не было и тени улыбки.

– Вот именно, – ответила тетушка. – Ну что? Наши дела в порядке?

Толстячок развел руками, словно говоря: «Да может ли быть иначе!»

– Прекрасно! – воспользовалась тетушка любимым словом. – Значит, мы сразу и подпишем, и перекинем?..

– И подпишем, и перекинем, – повторил толстячок. Оглянулся на меня и шутливо сказал:

– Если наследница не против.

– Она не против, – ответила тетушка и посмотрела на меня взглядом укротительницы тигров.

– Я не против, – подтвердила я покорно.

– Прекрасно! – повторила тетушка.

Мы вошли в огромный холл, поделенный пополам длинными деревянными стойками. На стойках были сделаны высокие щиты из прозрачных, отмытых до блеска стекол. Пуленепробиваемых, надо полагать. Я с интересом оглядывала помещение. Кроме Сбербанка, я в таких заведениях ни разу не бывала.

– Прошу вас, – поторопил меня толстячок. – В мой кабинет.

– Женечка, давай скорей, – подхватила тетушка.

– Иду, – ответила я покорно.

Мы обогнули деревянные стойки и вошли в дверь служебного помещения. Два охранника дернулись было вперед, но, увидев толстячка, вытянулись в струнку.

Толстячок не обратил на них никакого внимания.

Мы прошли длинный коридор. Изредка нам навстречу попадались милые девушки в строгой форменной одежде. Они бросали на нас любопытные и почтительные взгляды, одна даже осмелилась поздороваться. Впрочем, тетушка ей не ответила. Не ответила и я, хотя было стыдно за такое хамство.

Ничего не поделаешь! Роль обязывает!

Наконец, мы дошли до двери, обтянутой темной кожей. На двери висела табличка с лаконичной надписью: «Приемная».

Толстячок толкнул дверь, и мы оказались в большой уютной комнате.

Опущенные шторы на окнах создавали приятный полумрак. Навстречу нам из-за солидного офисного стола поднялась представительная немолодая дама.

– Добрый день, – сказала она с улыбкой.

– Здравствуйте, – снизошла тетушка. Пришлось снизойти и мне.

– Здрасте.

– Ольга Петровна, нам, пожалуйста…

Толстячок повернулся к нам.

– … Чай? Кофе? Что-нибудь покрепче?

– Мне виски, – сказала я.

Тетушка развернулась и посмотрела на меня.

– Может, позже? – спросила она со значением.

– Нет, – закапризничала я. – Хочу сейчас!

Тетушка поджала губы. Толстячок лучился добродушной улыбкой.

– А вам, Елена Борисовна?

– Спасибо, ничего не нужно, – ответила тетушка вежливо. Но я-то прекрасно видела, что она едва сдерживает бешенство!

– Значит, виски, – подвел итог толстячок. Открыл дверь своего кабинета и замер, пропуская дам.

Дамы вошли. Толстячок завершил шествие и притворил за собой дверь.

– Прошу! – сказал он. – Располагайтесь, где вам удобно!

Я окинула взглядом кабинет. Симпатично, но ничего оригинального. Подобную обстановку я видела и в рекламных буклетах дорогой офисной мебели, и в сериалах про «деловых людей». Кожа, хромированная сталь, натуральное дерево, светильники в стиле «модерн».

Я уселась на диване, закинула ногу на ногу и постаралась придать себе независимый вид. Меня начинала колотить нервная дрожь.

Виски я попросила по нескольким причинам.

Во-первых, хотелось позлить тетушку.

Во-вторых, потому, что страшно трусила.

В-третьих, чтобы дрожание рук имело какое-то невинное оправдание.

И в-четвертых, потому, что подпись могла не получиться.

Что тогда со мной будет? Впрочем, и так понятно. Незачем об этом и спрашивать.

– Ну, приступим, пожалуй, – сказала тетушка, усаживаясь в кресло.

Она нервничала все заметней.

Толстячок торопливо подкатился к огромному столу, покопался в ящике и достал из него кожаную папку. Раскрыл ее, пробежал глазами написанное, несколько раз кивнул головой.

– Да, все верно, – сказал он. – Все так же, как мы делали раньше.

– Дайте мне, – потребовала тетушка.

Забрала папку и внимательно прочитала текст.

– Все в порядке? – осведомился толстячок.

– В полном, – ответила тетушка. – Слово в слово.

Открылась дверь, в кабинет вошла секретарша с небольшим деревянным подносом в руках. Подошла ко мне, опустила поднос на журнальный столик перед диваном.

– Вот, как вы любите, – сказала она вполголоса и улыбнулась. – Виски со льдом и апельсиновый сок.

– Свежевыжатый? – всполошился толстячок.

– Свежевыжатый, – успокоила его секретарша.

Толстячок издал вздох облегчения.

Я хотела сказать, что вообще-то больше люблю грейпфрутовый сок, но вовремя спохватилась. Вместо этого небрежно сказала:

– Благодарю.

Секретарша еще раз улыбнулась мне и пошла к двери. Я взяла в руки невысокий толстенький бокал с запотевшей от холода стенкой.

– Может, сначала подпишешь? – спросила тетушка.

Я подняла взгляд. В тетушкиных глазах плескалось бешенство.

– Нет, – ответила я. – Хочу пить.

– Елена Борисовна, не будем торопиться, – засуетился толстячок. – Женечка давно у нас не была, я даже соскучился. Как ты отдохнула, милая?

– Нормально, – ответила я и поднесла бокал ко рту. В нос ударил едкий запах мокрого дерева. В дубовой бочке настаивали, как полагается… Впрочем, не всегда. Разный виски пахнет разным деревом.

Я сделала большой глоток. Едкая жидкость наждаком проехала по пищеводу и упала в желудок.

– Выглядишь прекрасно, – продолжал суетиться толстячок. – Прямо цветешь, тьфу-тьфу… О здоровье можно и не спрашивать.

– Прекрасно себя чувствую, – поддержала я собеседника и сделала второй обжигающий глоток. Поставила бокал с виски на поднос и взялась за сок. Не привыкла я пить крепкие напитки. Голова сразу начала туманиться.

– Не всегда, к сожалению, – ласково сказала тетушка. – Врач предупредил, что возможны рецидивы… Но мы сделаем все возможное, чтобы их не было. Правда, Женечка?

– Правда, – согласилась я.

Тетушка перегнулась через подлокотник кресла и схватила бокал с остатками виски.

– В таком случае, вспомни, что алкоголь тебе противопоказан.

Глаза у нее стали совсем круглыми от злости. Все, хватит. А то я, действительно, не смогу ничего подписать.

– Ладно, не буду, – ответила я тоном хорошей послушной девочки.

– Умница!

Тетушка перешла с кресла на диван и уселась рядом со мной. Отодвинула на другой конец стола поднос, взяла у меня из рук стакан с соком и отправила его туда же. Положила передо мной папку, сунула в руки перьевую ручку с зажимом в виде стрелы.

«Паркер». Видели, знаем…

– Подписывай, – сказала тетушка. – Можешь не читать, я все проверила.

Она открыла папку. Мне в глаза бросилось слово «Доверенность», отпечатанное сверху крупными буквами.

– Подписывай! – сказала тетушка железным голосом. – Ты это миллион раз делала!

Я крепко сжала ручку и склонилась над столом.

«Я, Борщевская Евгения Борисовна, доверяю…»

Тетушкина рука незаметно и сильно ущипнула мой локоть.

– Ой!

– Тебе плохо? – забеспокоилась тетушка. – Может, поедем к врачу?

Я быстро расчеркнулась в правом нижнем углу и отодвинула от себя папку.

Только не к врачу! Только не это!

Тетушка взяла папку и бросила взгляд на мою подпись. Не знаю, получилась ли она достаточно качественной, но тетушка осталась довольна.

– Ну вот, умница! – сказала она, захлопывая кожаную обложку. Протянула папку толстячку, вполголоса велела:

– Переведите сейчас же, я подожду.

Толстячок метнулся к своему столу и вполголоса заговорил с секретарем по интеркому. Через пять минут в кабинет вошла девушка в форменной одежде. Она принесла несколько разграфленных листов бумаги, на которых поочередно поставили свои подписи тетушка и толстячок.

После чего девушка удалилась, бросив на нас любопытный взгляд.

Я к таким взглядам уже привыкла, поэтому снесла его не дрогнув. Виски начало оказывать на меня свое благотворное действие, настроение из упаднического стало праздничным.

– Ну, вот и все, – подвела итог тетушка. Поднялась с дивана, протянула руку толстячку.

– Спасибо, Игорь Маркович.

– Что вы, что вы! – засуетился толстячок. – Это вам спасибо! Такие клиенты!.. Кстати, Елена Борисовна…

Он помедлил.

– У Женечки скоро день рождения…

– Приглашаем, приглашаем! – вклинилась тетушка.

– Благодарю, непременно. Я о другом хотел спросить. Основной капитал… Где он будет размещен? Там же или…

И толстячок деликатно умолк.

– Этот вопрос мы с Женечкой сейчас обдумываем, – дипломатично ответила тетушка.

– Елена Борисовна!

Лицо толстячка стало торжественным, он приложил правую руку к груди, словно давал клятву.

– Мы можем предложить вам исключительные, эксклюзивные условия…

– Позже, позже, – оборвала его тетушка. – После дня рождения.

Толстячок молча поклонился.

– Вставай, Женя. Нам пора.

Я поднялась с дивана. Предметы обстановки закружились перед глазами в неритмичном пародийном вальсе.

Я осторожно обогнула журнальный столик, покачнулась и чуть не свалилась. Рука толстячка быстро подхватила меня под локоть.

– Осторожно!

Я хихикнула. Подобное движение совершают, когда хватают на полпути к полу хрустальную вазу.

– Все нормально, – сказала я небрежно и освободилась от поддержки.

– Я провожу, – вызвался толстячок и побежал к двери. Распахнул ее перед нами, застыл в почтительной позе.

В общем, до машины мы добрались без приключений.

Толстячок усадил нас в салон, приняв все меры предосторожности и дверцу пошире распахнул, и сиденье платочком обмахнул, и поддержал дам под локоток… Любезный такой.

Дверца захлопнулась.

– Домой, – сказала тетушка железным голосом.

Машина тронулась с места. Толстячок замахал ладошкой. Я повернулась и помахала ему в ответ.

– А почему домой? – спросила я, усевшись поудобней. – Я в город хочу!

– Замолчи! – велела тетушка. – Ты пьяна!

Она повернулась ко мне, наклонила голову и негромко отчеканила:

– Еще один такой спектакль – и я не знаю, что я с тобой сделаю. Поняла?

Я приложила пальцы к правому виску. В него только что ударила молния бессильной ярости.

Но привычка к лицемерию пришла мне на помощь, я опустила руку и кротко подтвердила:

– Поняла.

«Ничего, мы ей все припомним, – сказал рассудительный гангстер внутри. – Месть – это блюдо, которое лучше есть холодным».

Вот именно.

Дома я сразу поднялась в свою комнату, содрала с себя Женину одежду, смыла грим и разлохматила волосы. Почему-то меня начало напрягать сходство с незнакомым мне человеком.

Я – не она! Я сама по себе! Вполне полноценная и самодостаточная личность!

Конечно, не такая богатая, но это и к лучшему. Побывав в шкуре богатенькой наследницы, я поняла, что хочу как можно скорей вернуться в свою собственную.

Я завернулась в халат, упала на кровать и закрыла глаза.

– Побрякушки верни, – сказала тетушка прямо мне в ухо.

Я открыла глаза. Тетушка возвышалась надо мной, как олимпийская богиня над простой смертной.

– Почему вы не постучали? – спросила я.

– Потому что я у себя дома, – ответила тетушка.

«Раз, два, три, четыре, пять», – медленно отстучал мозг.

Я стиснула зубы. Подняла руки, вынула из ушей сережки, содрала с пальца тяжелое кольцо. Не швырнула их на пол, как хотела, а аккуратно сложила горкой в тетушкину ладонь.

– Мне бы хотелось съездить в город, – сказала я кротко.

Тетушка немного поразмыслила.

– Ну, что ж… Ты хорошо поработала, так что…

Она пожала плечами.

– Можешь съездить. Завтра.

Я возликовала.

– Но теперь ты будешь ездить в город с телохранителями!

Сердце сделало кульбит и упало на дно глубокого колодца. Однако мне удалось сохранить на губах радостную улыбку.

– Хорошо! – согласилась я.

Тетушка еще немного посверлила меня пристальным взглядом. Хотела что-то сказать, но потом передумала. Пожала плечами, обвела взглядом мою комнату и ушла.

А я снова упала на кровать и закинула руки за голову.

Итак, поразмыслим, Лерка. Поразмыслим.

Что же сегодня произошло? А произошло следующее: я подписала доверенность, по которой моя драгоценная тетушка имела право что-то «перекинуть» на свой счет. Кажется, именно так выразился толстячок Игорь Маркович. Он же управляющий банка. Он сказал: «И подпишем, и перекинем».

Да, все правильно.

А что можно перекинуть со счета на счет? Загадка для слабоумных: разумеется, деньги!

Значит, я доверила тетушке какие-то деньги. Интересно, какие? Прочитать документ до конца я не успела, тетушка не позволила.

Странно. Очень странно. Тетушка сказала мне, что Женя ее наследница. Выходит, всеми своими средствами тетушка должна распоряжаться сама, без разрешения племянницы. Но ей отчего-то потребовалась доверенность. Настолько сильно потребовалась, что она заставила меня научиться копировать подпись Жени.

Интересное кино. Выходит, не Женя зависит от тетушки, а совсем наоборот, тетушка зависит от нее?

Выходит, так.

А сейчас, пока Женя в больнице, тетушка зависит от меня?..

Мысль была настолько неожиданной и соблазнительной, что я присела на кровати. Плотней запахнула халат на груди, затянула пояс.

Да. Получается именно так.

Выходит, тетушка должна меня холить и лелеять. Почему она этого не делает? По одной простой причине: боится, что я догадаюсь, как сильно она от меня зависит.

Боится, что я догадаюсь, в чем именно она от меня зависит. Значит, я должна догадаться. Должна вычислить слабое место в обороне противника.

– Или расспросить дядюшку, – вклинилось благоразумие.

Точно! Дядюшка по каким-то причинам желает со мной объединиться!

Впрочем, осторожно, Лерка, осторожно… Вполне возможно, что это часть игры, спланированной тетушкой. Что-то подобное я видела в детективах: плохой следователь и хороший следователь. Один давит и унижает подозреваемого, второй ведет с ним задушевные беседы. Естественно, подозреваемый тянется к «хорошему» следователю и попадается на крючок.

Вполне возможно, что тетушка затеяла со мной именно такую игру. Для чего? А кто ж ее знает! Возможно для того, чтобы я не искала помощи на стороне!

Вполне возможно. Я доверяюсь дядюшке, а он докладывает тетушке о каждом нашем разговоре.

Ну, хорошо. Это один вариант. Теперь рассмотрим другой.

Предположим, что дядюшка не врет, и ему для чего-то потребовалась моя помощь. Предположим, что он готов играть против жены.

Зачем ему это? Жена надоела? Влюбился в другую женщину?

Я насмешливо фыркнула.

Дядюшка не похож на слабоумного! Он похож на человека, который привык к комфорту, высокому уровню сервиса и к уверенности в завтрашнем дне. Рисковать своими удобствами он станет только в одном случае: если надеется получить больше. Гораздо больше.

– Черт!

Я не заметила, как произнесла это слово вслух, поэтому сама испугалась. Сползла с кровати, в волнении заходила по комнате.

Да. Тогда все вполне логично. Дядюшка хочет одним выстрелом убить двух зайцев: избавиться от жены, которую не любит и побаивается, а заодно обрести финансовую независимость.

С моей помощью.

Какую помощь я могу ему оказать? Я – всего-навсего тетушкина наследница! Захочет дать мне пинка под зад – даст, можно не сомневаться!

Стоп!

Я остановилась.

Не может она дать мне пинка под зад! Мы только что выяснили, что не я от нее, а она от меня как-то зависит!

Может, все наоборот? Может, не я тетушкина наследница, а она моя?..

Я тихо рассмеялась. Мысль выглядела абсурдной. Однако обстоятельства говорили в ее пользу.

Как сказала тетушка, передавая мне ручку?

– Подписывай, ты это миллион раз делала!

Выходит, Женя периодически доверяла тетушке свои деньги.

Свои!

Я плюхнулась в кресло. Мысли в голове разогнались и неслись вперед с бешеной скоростью участников «Формулы – 1».

Игорь Маркович попытался заикнуться об основном капитале.

Он спросил, где будет размещен основной капитал. А тетушка его быстренько оборвала. Но он сказал вполне достаточно, чтобы я сообразила: основной капитал может быть перемещен после моего дня рождения. После моего тридцатилетия.

Вот зачем я потребовалась супругам Володиным!

Так-так…

Я затеребила пояс халата, пытаясь удержать в голове бешеный напор мыслей.

Выходит следующее: девушка Женя богатая наследница. Только наследует она вовсе не деньги своей тетки. Нет, все наоборот! Тетка наследует деньги племянницы! Они с мужем живут на ее деньги! Отсюда все эти доверенности, которые Женя подписывала «миллион раз»!

А после тридцатилетия она получает в свое распоряжение основной капитал. Такой огромный, что Игорь Маркович готов предложить «эксклюзивные условия» его размещения в собственном банке.

Вот так.

В голове образовалась пустота, такая же внезапная, как и безумное количество мыслей за минуту до этого. Словно с бешеным гиканьем проскакал по прерии огромный отряд индейцев и пропал, оставив после себя разворошенный песок и вытоптанную траву.

Я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Меня охватило оцепенение.

Догадаться обо всем остальном было нетрудно.

После моего тридцатилетия со мной произойдет несчастный случай. И все деньги унаследует тетка, моя единственная кровная родственница.

Финал.

Я поднялась с кресла. Как во сне двинулась в гардеробную и остановилась перед огромным зеркальным шкафом.

В нем отразилась незнакомая мне девушка с взлохмаченными волосами и грустным взглядом. Девушка подняла голову, посмотрела мне в глаза. По моему телу медленно пробежала долгая мучительная судорога.

– Найди меня, – сказала девушка.

– Где? – закричала я, не раскрывая рта. – Где ты?!

– Найди! – повторила девушка. – Тогда останешься жива!

На меня обрушилась ужасная тяжесть, и я повалилась на пол, как мешок с трухой.

Повалилась и осталась лежать до самого утра.

Утро застало меня врасплох. Ужасно болела голова, зудела ссадина на локте, на предплечье образовался вполне ощутимый синяк.

Я с трудом приподнялась с пола, опираясь на руку.

Похоже, я снова впала в транс. Как тогда, в своей квартире.

Я взялась ладонью за лоб. Лоб был горячим. Неужели заболела?

Я встала с пола, хромая, прошла в комнату. В глаза ударил яркий солнечный свет, льющийся из-за незадернутых штор.

Я прикрыла глаза ладонью.

Плохо мне. До чего же мне плохо!

Я присела на кровать и попыталась собрать ускользающие мысли.

Значит, так: до середины ноября супруги Володины вряд ли затеют мое убийство. В день своего тридцатилетия неведомая мне девушка Женя становится наследницей большого состояния. Значит, до этого дня она должна быть жива и здорова, иначе тетушке нечего будет наследовать.

Соберутся гости. Меня предъявят им как Женю. Все удостоверятся, что наследница жива-здорова, и даже перестала колоться.

«Прекрасно», как говорит Елена Борисовна.

Что потом?

Потом мне, очевидно, придется подписать какие-то бумаги… не знаю какие, ни разу не приходилось выступать в роли богатой наследницы.

А после?

– А после – все, – ответило мне благоразумие. – Гейм овер.

И это было сказано с такой уверенностью, что я даже перепугалась.

Потому что это была чистая правда.

Зачем тетушке свидетель? Тем более, если речь идет об огромной сумме денег?

Я машинально потерла разболевшийся висок.

Все правильно. Назад в Москву меня, конечно, не отпустят.

– А Женя? – спросила я вслух. – С ней-то что будет?

Господи! Она тоже станет тетушке не нужна! Следовательно, ее судьба в точности повторит мою!

Бедная девушка!

Я поднялась с кровати и в волнении прошлась по комнате.

Что делать, что делать, что делать?..

Но никаких мыслей в голове не было.

Так ничего и не придумав, я сняла телефонную трубку и набрала внутренний номер горничной.

– Да, – ответила хамка-Рита.

– Завтрак принеси, – коротко велела я. И добавила:

– Быстро!

Рита помешкала, удивленная несвойственной мне повелительной интонацией, и послушно ответила:

– Сейчас.

– Быстро! – повторила я и положила трубку.

Пошла в ванную, неторопливо привела себя в порядок. Сегодня я еду в город. Правда, под надзором телохранителей, но это ерунда. Если я решу вырваться, я вырвусь.

Только я пока не решила, как должна поступить.

Паспорта нет. Вот что плохо. Я не смогу взять билет ни на один вид транспорта.

А, ладно! Что-нибудь придумаю!

Я растерлась махровым полотенцем, вышла в гардеробную и, не раздумывая, влезла в собственные джинсы, которые висели на вешалке, отстиранные и отглаженные.

Нашла свою же старую майку, облачилась в нее с таким удовольствием, словно это был прикид от Кардена.

Как, оказывается, приятно, носить собственные вещи!

После чего сунула в карманы кредитные карточки, которые были припрятаны за обогревателем в стене, и всю рублевую наличность. Если бы передо мной стояла необходимость придумать жизненный девиз, то я бы сходу предложила несколько вариантов.

«Готова к выходу». «Готова к борьбе». «Готова ко всему».

Хотя больше всего мне нравится девиз прекрасного города Парижа: «Качается на волнах, но не тонет».

Мне бы эту чудесную способность!

В комнате послышалось звяканье посуды, и я сделала вывод, что Рита накрывает на стол.

Рита, действительно, занималась сервировкой. На журнальном столе стояла дымящаяся чашка, несколько тарелок были накрыты фарфоровыми колпаками, чтобы пища не остыла.

Я подошла к столу, приподняла колпаки и осмотрела сегодняшнее меню. Осмотрела просто из любопытства, не из осторожности. Травить меня до дня рождения никто не станет.

– Что-то еще нужно? – спросила Рита скорее деловито, чем почтительно.

– Ничего, – ответила я.

Она продолжала стоять столбом и пялиться на меня.

– Сгинь, – сказала я, надкусывая бутерброд.

Она ухмыльнулась и пошла к выходу.

А я уселась в кресло и воздала должное мастерству нашей поварихи. Вернее, поварихи Елены Борисовны.

После завтрака я вышла из комнаты и спустилась по лестнице. Навстречу мне с дивана поднялся дворецкий.

Интересно, что он тут делает? Впрочем, смешной вопрос. Меня караулит, что же еще?

– Где Елена Борисовна? – спросила я, не здороваясь. Оказывается, приобрести хамские замашки значительно легче, чем от них избавиться.

– Она у себя, – ответил дворецкий почтительно.

Надо же, хоть один человек в этом проклятом доме разговаривает со мной почтительно!

Я кивнула и пошла обратно.

Стукнула в дверь тетушкиной комнаты, услышала короткое «да» и толкнула дверь.

Тетушка сидела за рабочим столом и просматривала какую-то компьютерную программку, напоминающую бухучет. При моем появлении она моментально выключила экран и развернулась на стуле.

– Добрый день, – сказала я вежливо.

– Здравствуй, – ответила тетушка равнодушно. И, опережая дальнейшее, сказала:

– В город хочешь?

– Хочу, – призналась я.

– Зачем?

Вопрос поставил меня в тупик, но я не растерялась.

– Надоело в тюрьме сидеть.

Тетушка показала зубы в холодной безрадостной улыбке.

– Всем бы такую тюрьму…

– Да ее хоть сахаром обмажь, все равно когда-нибудь надоест, – не сдержалась я.

Тетушка пожала плечами.

– Что ж… Я обещала, можешь ехать.

Мое сердце подпрыгнуло от радости.

– Мне самой позвонить шоферу? – спросила я, не веря своему счастью. – Или это сделаешь ты?

– Позвони, – ответила тетушка. – Скажи, я разрешила.

Я быстренько выкатилась из комнаты и исполнила тетушкин приказ.

Через пять минут я уже стояла во дворе и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Шофер Миша не торопился подавать автомобиль к парадному подъезду. Зато наружу вышла тетушка с двумя невысокими крепкими парнями, похожими друг на друга, как огурцы.

– Вот, – сказала тетушка, – твои охранники.

Забавно, что она сказала именно это слово, а не «телохранители», к примеру. Интересно, это она нечаянно или специально? Уверена, что специально. Тетушка хотела дать мне понять, что в этом доме я теперь не на положении гостьи, а на положении пленницы.

– Очень приятно, – ответила я вежливо и покосилась на своих тюремщиков.

Небольшие, но крепкие. Точнее не скажешь.

– Здрасте, – сказала я.

Охранники ничего не ответили. Их глаза были закрыты черными солнцезащитными очками.

Тетушка усмехнулась над моей жалкой попыткой завоевать чужое расположение.

– Кстати!

Тетушка подошла ближе и поправила на мне майку.

– Кстати, охранники прекрасно знают, что ты не Женя, – сказала она вполголоса.

– А-а-а! – протянула я, на ходу пытаясь сообразить, что делать в подобной ситуации.

– Да. Так что, сама понимаешь: придется вести себя прилично. У мальчиков жесткие инструкции.

– А-а-а! – снова протянула я.

Тетушка отступила на два шага и махнула рукой. Автомобиль медленно подкатил к нам и остановился.

Шофер Миша не выскочил наружу, чтобы распахнуть передо мной дверь.

Я подошла к передней дверце, но меня быстро оттеснил назад один из близнецов-охранников.

– Сядь назад, – буркнул он и распахнул дверь.

Я покосилась на лицо, словно вырубленное из камня, и послушно запихнула себя в салон. Охранник тут же шмякнулся рядом со мной, второй уселся рядом с шофером.

– Ну? – спросил он, обернувшись. – Куда ехать?

– Ехай в парк, – не удержалась я. Но шутка осталась незамеченной. Шофер посмотрел на меня в зеркальце заднего вида и уточнил:

– В приморский или в городской?

Я вздохнула. Какая разница? Убежать мне все равно не удастся!

– В приморский.

Шофер тронул машину с места, и мы поехали развлекаться.

Скажите, вы когда-нибудь пробовали гулять под конвоем?

Спрашиваю об этом законопослушных граждан, а не завсегдатаев исправительно-трудовых заведений.

Нет?

Мой вам совет: и не пробуйте!

Никакого удовольствия от прогулки вы не получите, честное слово!

Ощущение, что тебе в затылок дышат двое здоровых молодых парней, призванных контролировать каждый твой шаг, отравляет любой, самый чистый воздух.

«Шаг влево, шаг вправо будет рассматриваться, как побег!» – бубнил мне в ухо занудный голос.

Как будто я и без него об этом не догадывалась!

Я шла, понурившись. Мысли в голове, напуганные неприятным сопровождением, разлетелись, как стая голубей. Что мне делать дальше, я абсолютно не представляла.

Я присела на лавочку по соседству с молодой мамашей, качающей коляску. Как только мамаша увидела моих сопровождающих, она немедленно подскочила с места и унеслась прочь.

То же проделывали остальные нормальные люди, к которым я пыталась присоседиться.

Я начала потихоньку впадать в депрессию.

Охранники держались скромно, отстав от меня на пару шагов. В разговор не вступали, маршрут не определяли… В общем, явно не давили.

Но я ничуть не сомневалась, что если позволю себе хоть малейший финт!..

М-да. Лучше не думать о том, что будет дальше.

Пару раз мимо нас медленно проехали милицейские машины. Моих охранников они ничуть не испугали. Поэтому я оставила мысль кинуться под колеса постовой машины и предаться в корявые ручки отечественного правопорядка. Сериалы про хороших ментов я, конечно, смотрю, но только повторяя про себя знаменитую фразу Станиславского:

– Не верю!

В итоге, обращение к милиции за помощью я исключила.

Так я и шла, не разбирая дороги, сворачивая на все тропинки и асфальтовые дорожки, которые видела по ходу движения. Думаю, что обошла небольшой приморский парк раз пять, прежде чем поняла, что проголодалась.

Я остановилась и огляделась кругом. Кажется, я видела небольшую кафешку… Если, конечно, у меня не начались глюки на нервной почве.

Выяснилось, что глюки у меня пока не начались. Небольшая стекляшка, действительно, притаилась у выхода из парка.

Я повернулась к охранникам и вопросительно сказала:

– Поесть-то мне можно?

Один из них молча кивнул.

– Спасибо, – поблагодарила я кротко.

А про себя подумала: мне бы сейчас автоматик в руки!.. И на двух близнецов стало бы меньше.

Однако привычка к лицемерию помогла мне и на этот раз. Я сохранила на губах вежливую ничего не выражающую полуулыбку.

Потом сочтемся.

В кафе было немноголюдно. Я выбрала столик в глубине помещения, у противоположного окна, и уселась за него. Охранники расположились за соседним столом, в некотором отдалении от меня.

Подошла официантка, улыбнулась профессиональной улыбкой и положила передо мной меню. Повернулась к моим охранникам, собираясь проделать ту же операцию. Но один из них небрежно обронил:

– Два апельсиновых сока…

Официантка немного приуныла. Меня охватило чувство корпоративной солидарности.

«Ничего! – подумала я. – Сейчас мы тебе настроение поправим!»

– Значит, так, – начала я вслух. – Солянку мясную одну порцию. Салат из свежих овощей. Шашлык из баранины в мятном соусе. Плов узбекский. Чай «Летящее облако». Профитроли. Мороженое с апельсиново-имбирным соусом.

Подумала и добавила:

– Виски! Полбокала!

Официантка торопливо записывала заказ, словно боясь, что я передумаю.

– Все? – спросила она, благоговейно посмотрев на меня после того, как я умолкла.

– Все! – ответила я. И тут же поправилась:

– Пока все…

Официантка радостно унеслась на кухню. А я развалилась на стуле в ожидании обеда и стала смотреть в окно.

Не знаю, как вы, а я, когда нервничаю, начинаю очень плотно кушать. Просто непрерывно что-то пережевываю и остановиться не могу. Мое счастье, что я при этом не набираю вес. «Не в коня корм», – это про меня. Наверное, все дело в быстром обмене веществ. У меня была знакомая, которая трескала кондитерские изделия килограммами, и при этом имела трогательную конституцию худосочной девочки-подростка.

Передать не могу, как ей завидовали все дамы! В том числе, и я.

Единственное, от чего я быстро поправляюсь – это от сладкого. И, как бывает по закону подлости, страстно люблю шоколад. Просто обожаю!

Официантка принесла заказ, и я радостно потерла руки.

Господи, до чего есть хочется! Кстати, о руках.

– Простите, – сказала я вполголоса. – Можно где-то руки помыть?

– Да, конечно.

Официантка указала подбородком на дверь, ведущую за барную стойку.

– Там коридор, а в коридоре есть дверь с указателем.

– Спасибо.

Я вылезла из-за стола, и тут же подскочили с места мои тюремщики.

– Я руки помою, – объяснила я.

Один, не отвечая, уселся на стул. Второй сделал шаг вперед и застыл, готовый меня сопровождать.

– Что, и в туалет со мной пойдете? – не поверила я.

Цербер раскрыл рот и нехотя уронил:

– Снаружи постою.

– Во как! – не сдержала я восхищения.

Повернулась к официантке и спросила.

– Видали, как меня охраняют?

– Впечатляет, – поддержала она.

– Даже в туалет хожу с сопровождением!

– Просто завидую!

– Сама себе завидую, – подвела и черту.

Искоса взглянула на охранников среагировали на провокацию или нет? Увы! У них, что называется, бровь не дрогнула!

Жаль. Разозлились бы на меня и остались в зале. А я бы разведала: возможно, в коридорчике есть дверь черного хода.

А, ладно! Может, в туалете окно большое!

Я обогнула барную стойку и оказалась в полутемном коридоре. Дошла до нужной двери, взялась за ручку…

– Подожди, – лениво сказал охранник.

Отодвинул меня в сторону, открыл дверь с буквой «Ж» и заглянул внутрь. Обвел помещение цепким взглядом и прикрыл дверь.

– Круто! – оценила я. – А без глаз остаться не боишься?

– Иди, – не обращая внимания на мои шпильки, ответил охранник. И прислонился к стенке.

– Одна? – не поверила я. – Без тебя?

Мне очень хотелось спровоцировать скандал. Желательно с мордобоем. Тогда есть слабая надежда привлечь внимание к своей персоне. Вы часто видели охранников, лупящих своих хозяев? Вот и я говорю: все странное привлекает внимание. А что я буду делать потом – посмотрим. В зависимости от ситуации.

Но в данном случае было легче вывести из себя каменную статую. Цербер мне не ответил. Он вообще не замечал моего существования. Жевал резинку и смотрел куда-то перед собой.

– Спасибо, что ногами не побили, – сказала я.

Охранник, естественно, ничего не ответил. Чихать он хотел как на мою вежливость, так и на мои шпильки.

Я вошла в туалет и быстро огляделась. Никаких окон. Жалость какая!

Я вымыла руки, подставила их под сушку. Зашумел теплый ветер, руки начали стремительно обсыхать.

Ну, и что дальше?

– Поешь, потом разберешься, – ответило благоразумие.

– Точно, – пробормотала я.

В этом туалете совершенно некуда деваться. Разве что просочиться в канализацию. Почему-то эта перспектива меня не вдохновила.

Я вышла из дамской комнаты. Охранник ждал меня на прежнем месте, привалившись к стене. Я молча показала ему руки.

Прошла мимо бармена, уселась за стол, уставленный тарелками. Охранник присоединился к компаньону.

Я взяла ложку и попробовала солянку. Оказалось вкусно. Странно, это блюдо в местах общественного питания редко бывает вкусным.

Я с аппетитом прикончила первое и потянулась к шашлыку.

Интересно, что это за баранина в мятном соусе?

Шашлык был нежным и вкусным, но мятного соуса я как-то не уловила. Впрочем, не буду придираться. Обед более чем съедобный.

То же относилось к узбекскому плову, поданному в красивой восточной пиале. Ого, его даже шафраном подкрасили! Люблю этот золотистый оттенок, рис выглядит гораздо аппетитней.

Я подчистила все до последней рисинки, отодвинула от себя тарелки и погладила раздувшийся живот. С сомнением осмотрела огромную тарелку, на которой лежали нарезанные овощи.

Не потяну.

Я взяла бокал с виски и пригубила янтарный напиток.

Хорошо!

Мне было настолько хорошо, что я почти забыла о конвое, сопровождавшем каждый мой шаг. И даже ненадолго ощутила себя полноценной гражданкой отдыхающей.

– Все в порядке? – спросила официантка, возникая возле столика.

– Все великолепно! – ответила я от всей души. – Вкуснотища!

– Я передам повару, – пообещала официантка.

– Обязательно.

– Может быть, желаете добавки?

– Спасибо, не в силах съесть ни кусочка, – отказалась я. Обвела взглядом уютное помещение и с сожалением сказала:

– Счет, пожалуйста…

Официантка тут же положила передо мной папку с вложенной в него бумажкой. Я бегло просмотрела цены взглядом знатока.

Не сказать, чтобы слишком круто. Вполне корректные цифры. Я ожидала увидеть втрое большую сумму.

Я достала из сумки кредитку и протянула официантке.

– Ой! Мы кредитки не принимаем! – всполошилась женщина.

И тут меня посетила хулиганская идея. Я обернулась к моим тюремщикам, неторопливо попивающим сок, перебросила счет на их стол и потребовала:

– Расплатитесь!

Охранники молча переглянулись.

– Ну? – повысила я голос. – Не слышали, что ли? Здесь кредитки не принимают!

Охранники снова переглянулись. У меня возникло неприятное чувство, что они общаются недоступным мне телепатическим способом.

После минутного замешательства один из них молча вынул из внутреннего кармана пиджака бумажник и раскрыл его. Я незаметно вложила в папку со счетом две сторублевки и шепнула женщине:

– Это вам!

– Спасибо! – ответила она так же заговорщически.

Я кивнула и неторопливым прогулочным шагом направилась к выходу. Охранники за моей спиной замешкались, отсчитывая деньги. Я услышала, как официантка сказала:

– Сейчас принесу сдачу…

«Не торопись!» – мысленно воскликнула я и вышла на улицу.

Одна.

Машина стояла недалеко от кафе, но шофера Миши видно не было. Наверное, курит на свежем воздухе.

Я окинула взглядом окрестности и все так же неторопливо направилась в сторону огромных деревьев, ограждающих сквер от проезжей части. Если мне повезет, то охранники задержатся на три минуты. Этого вполне достаточно, чтобы дойти до дороги и попытаться поймать такси.

А дальше – бог поможет.

Я ускорила шаг. Еще немного. Еще совсем немного!

И когда до дороги осталось каких-нибудь пять метров, дорогу мне преградил мужчина спортивной наружности. Глаза у мужчины были испуганными.

– Ты?! – спросил он, словно не веря своим глазам. – Ты в городе? С ума сошла?! Хочешь, чтобы она снова тебя сцапала?

Я в замешательстве сделала шаг назад. Не требовалось особенных мысленных усилий, чтобы сообразить: меня приняли за Женю.

– Все нормально, – ответила я. – Дайте пройти.

Мужчина хотел сказать еще что-то, но вдруг развернулся и бросился прочь. Он бежал широкой размашистой рысью тренированного спортивного человека, а за ним галопом несся один из моих охранников. Второй подскочил ко мне и застыл, как каменный столб.

«Не успела», – поняла я с тоской. Проводила взглядом моего собеседника, улепетывающего от преследователя, и подумала: «Господи, что происходит? Что это за человек?»

Мужчины бежали с такой скоростью, что очень скоро скрылись из глаз.

Я обернулась к охраннику, спросила:

– Кто это был?

Он не ответил. Отступил на шаг и вытянул шею, пытаясь разглядеть, догнал его коллега жертву или нет.

– Кто это был? – повторила я настойчиво.

– Заткнись, – буркнул охранник.

Я оскорбилась.

– Хам!

Он бросил на меня короткий взгляд поверх черных стекол очков, и я немедленно заткнулась.

Убедительный был взгляд.

Так мы и простояли минут десять. Через десять минут назад вернулся второй охранник. Дотрусил до нас тяжелой неспешной рысью, проинформировал напарника:

– Ушел, гад.

Тот никак не проявил своих эмоций. Даже головой не кивнул. Взял меня под локоть и молча повел к машине. Открыл заднюю дверь, впихнул меня в салон, как куклу, и плюхнулся рядом. Миша уже сидел на своем месте.

Я оглянулась.

Второй охранник разговаривал по мобильнику. Нетрудно догадаться с кем. Докладывал тетушке оперативную обстановку.

Интересно, что все-таки сейчас произошло? И кто был этот мужчина, принявший меня за Женю?

Наверное, я этого никогда не узнаю.

Охранник договорил, выслушал распоряжения, несколько раз кивнул головой. Сложил мобильник, сунул его в карман, неторопливо направился к нам.

Подошел к машине, уселся на переднее сиденье и коротко скомандовал шоферу:

– Домой!

– Почему домой? – вылезла я с новым провокационным вопросом. – Я еще не нагулялась!

Мне никто не ответил. Машина плавно летела по хорошей дороге, мягко шуршали шины, за окном проносился чужой, обманчиво приветливый город.

Мы прибыли домой через полчаса, сохраняя то же ледяное молчание. Дворецкий, едва открыв дверь, проинформировал меня:

– Елена Борисовна ждет в своей комнате.

Я ничего не ответила и пошла наверх.

Вошла к себе, упала на кровать и закрыла глаза. Нужно подумать, что это был за мужчина.

Конечно, он знал Женю. Не очень хорошо, иначе меня бы он с ней не спутал.

Да, это был не очень близкий знакомый. Например, ему неизвестно, что Женя попала в аварию. Иначе он обязательно спросил бы, как мне удалось так быстро поправиться. Но он спросил совсем о другом. Он спросил, почему я в городе. И не боюсь ли я, что «она» снова меня сцапает.

«Она» – это, разумеется, тетушка.

«Снова сцапает».

М-да. Надо полагать, что Женя пыталась убежать из дома. И делала это неоднократно, но тетушка ее находила и возвращала назад.

Я в задумчивости потерла нос.

Почему охранник погнался за моим неизвестным собеседником? Может быть, тот помогал Жене убегать из дома?

Может быть.

– Ты, что, не поняла, что я тебя жду? – спросил ледяной голос тетушки.

– У меня голова болит, – ответила я, не открывая глаз.

– Поднимайся, – велела родственница коротко.

Я села на постели. Заставила себя открыть глаза и увидела тетушку, сидевшую напротив.

– Что он тебе сказал? – спросил она без всяких предисловий.

– Кто? – удивилась я вполне невинно.

Тетушка на мгновение закрыла глаза, но тут же снова открыла их. Она была очень бледной. Здоровье шалит, что ли? Вполне возможно! Возраст обязывает!..

– Не валяй дурака, – сказала тетушка, не повышая голоса.

– Кто он такой? – спросила я в свою очередь. Хотя на ответ не рассчитывала.

– Он работал в этом доме, – неожиданно пояснила тетушка. – Сторожем на воротах. Именно он выпустил Женю в тот вечер из дома. Он видел, что она… в неадекватном состоянии, но все равно открыл ворота.

– И вы хотите его поймать и наказать, – договорила я.

– Вот именно, – подтвердила тетушка.

– Благородно! – похвалила я.

– Что он тебе сказал? – повторила тетушка свой вопрос.

Осторожно, Лерка! Не стоит откровенничать с врагом!

Я пожала плечами.

– Ничего особенного он мне сказать не успел. Только спросил, как дела.

Тетушка усмехнулась и тут же снова посерьезнела.

– Не пори чепуху! – велела она сурово. – О чем вы говорили?

– Ни о чем, – ответила я, снова пожимая плечами. – Я даже рот раскрыть не успела, чтобы ему ответить. Налетели твои церберы, он убежал. Вот и все.

– Понятно, – констатировала тетушка. – Не желаешь откровенничать.

Я промолчала. Меня охватила такая душевная усталость, что притворяться просто не было сил.

– Ладно, – сказала тетушка. Поднялась с кровати и повторила:

– Ладно.

Подумала и добавила:

– В город ты больше не поедешь.

Я подняла глаза и посмотрела ей прямо в лицо.

– Не дави на меня, – сказала я, чувствуя, как душу охватывает холодное бешенство.

– А то что?

– А то я поломаюсь, – ответила я, не отводя взгляда. – А тебе ведь нужно, чтобы я была целенькой?.. До шестнадцатого ноября?

Тетушка заметно смутилась и отвела взгляд. Впрочем, тут же взяла себя в руки.

– Не будем горячиться, – сказала она примирительно.

– То есть последняя реплика не считается?

– Не считается, – подтвердила тетушка. – Можешь ездить на прогулки, когда захочешь.

– Хорошо.

Я снова улеглась на подушку и закинула руки за голову. Тетушка немного помедлила и направилась к двери. Я присела на постели и сказала:

– Кстати!

Тетушка обернулась и остановилась.

– Когда заходишь в мою комнату – стучи, – сказала я.

Тетушка не ответила. Опустила голову и покинула помещение. Дышать стало значительно легче.

Остаток дня я провела в своей комнате. Включила телевизор, пересмотрела несколько фильмов из Жениной видеотеки. Смотрела невнимательно, в голове бродили разрозненные мысли, тревожные, как солдаты, потерявшие свою часть. Я попыталась собрать их воедино, но потерпела неудачу.

Что ж, нет так нет.

Я выключила телевизор и отправилась спать.

Ночью я проснулась от тревожного четкого сигнала, посланного мне мозгом:

– В комнате кто-то есть!

Я присела на постели. Сердце заколотилось, как у испуганной птицы.

Дыхание. Я совершенно отчетливо почувствовала чужое дыхание прямо напротив моего лица.

Не раздумывая, потянулась к тумбочке, на которой стояла лампа, но мою ладонь перехватила чья-то холодная сухая рука.

Я хотела закричать, но вторая рука плотно закупорила мой рот. И в ухо мне понесся раздраженный шепот:

– Тихо, тихо! Это я!

Я не видела говорившего, но узнала его по запаху хорошей туалетной воды, смешанной с запахом хорошего табака.

Дядюшка.

Я оторвала чужую ладонь от своих губ. Почему-то ее прикосновение вызывало у меня омерзение.

– Что вам надо?

– Не включай свет, – ответил дядюшка. – Если она узнает, что я здесь, – я пропал.

Подумал и поправился:

– То есть мы пропали.

Я вылезла из-под одеяла, подошла к темному окну и распахнула шторы. В комнате стало немного светлей.

Дядюшка сидел на моей кровати и смотрел на меня. Белки его глаз блестели, как будто были фаянсовыми.

– Зачем пришли? – спросила я шепотом.

Он молча похлопал ладонью по постели рядом с собой. Я поняла это по-своему и разозлилась:

– А не жирно будет?

– Ты меня не поняла, – обиделся дядюшка. – Поговорить надо.

– А-а-а…

Я вернулась назад и уселась на кровать в некотором отдалении от родственника.

– Говори, – велела я. – Только держись на расстоянии, а то я за себя не отвечаю.

Родственник ненадолго замолчал, а я подумала, что напрасно разговаривала с ним так грубо. Делать дядюшку своим врагом вовсе не в моих интересах.

– Извините, пожалуйста, – сказал я, переходя на «вы». – Я очень испугалась.

Дядюшка не ответил.

– Ну? – поторопила я. – Говорите, зачем пришли?

Дядюшка вздохнул.

– Я думал, что нравлюсь тебе, – пожаловался он.

– Нравитесь, – согласилась я. – Но у меня сейчас есть проблема поважней. Например, как живой остаться.

– Вот-вот!

Дядюшка оживился и придвинулся поближе.

– Вот-вот! – повторил он громким шепотом. – Ты это правильно заметила: «Живой остаться!»

– Вы хотите мне помочь?

– Хочу! – ответил дядюшка. – И могу!

– Почему? – спросила я в упор. – Почему вы готовы пойти против своей жены?

Дядюшка на секунду замялся.

– Ну-у-у… У меня есть для этого основания…

– Елена Борисовна не одобряет вашего увлечения молодежью, – догадалась я.

– Не только.

Голос дядюшки стал холоден.

– Между прочим, это не я молодежью увлекаюсь. Это молодежь мной увлекается.

– Ну, разумеется! – не сдержалась я.

– Тихо!

Дядюшка схватил мою руку и прижал палец к губам. Я вырвала руку и замерла.

Тишина.

– У нее слух, как у рыси, – прошептал дядюшка и придвинулся ближе.

Я сделала попытку отодвинуться, но наткнулась на изголовье кровати.

– Нужно говорить очень тихо, – шепнул дядюшка.

Встал, бесшумно подошел к двери и приложился к ней ухом. Несколько минут мы оба молчали. Затем дядюшка оторвался от двери и на цыпочках вернулся обратно.

– Пойдем в ванную, – шепнул он. – Из коридора слышно, что происходит в комнате.

Я заколебалась. Дядюшка обиделся.

– Да не нужна ты мне! – сказал он со злостью. – То есть…

И он поперхнулся.

– Нужна, но не в том смысле, – подсказала я.

– Ну-у-у…

Игра во влюбленность ему явно не удавалась, и дядюшка это признал.

– В общем, ты права.

– Это хорошо, – сказала я, вставая. – Мне от вас тоже ничего не нужно, кроме помощи.

– Вот-вот! – обрадовался дядюшка. – Мы можем быть друг другу полезны! Ну, что? Идем в ванную или рискнем поговорить здесь?

Я поднялась с кровати и молча направилась в открытую дверь гардеробной. Дядюшка бесшумно последовал за мной.

Оказавшись в ванной, я включила свет, дождалась, когда дядюшка переступит порог, и закрыла дверь на шпингалет.

Уселась на закрытую крышку унитаза, спросила:

– Ну?

Дядюшка присел на край ванны. Он был в пижаме и халате, наброшенном на плечи. Я подумала, встала, сняла с крючка махровый халат и завернулась в него.

Теперь мы являли собой классическое зрелище двух заговорщиков, планирующих цареубийство.

Интересно, почему я подумала о цареубийстве? Не знаю. Это было что-то вроде предчувствия.

– Хочешь что-нибудь спросить сама? – осведомился дядюшка.

– Хочу, – ответила я. – Кто был мужчина, за которым сегодня гонялся охранник?

– Он работал в нашем доме.

– Это мне уже известно.

– Он выпустил Женю из дома в ту ночь, когда произошла авария и сбежал.

– И это мне известно, – ответила я с удивлением. Надо же! Тетушка не соврала!

– Зачем он вам? – поинтересовалась я. – Хотите наказать его за Женины травмы?

– Женя умерла, – ответил дядюшка коротко.

А я застыла с открытым ртом.

Умерла?!

Дядюшка окинул меня трезвым оценивающим взглядом. Понял, что следующего вопроса придется ждать долго, и взял ситуацию в свои руки.

– Женя погибла в той аварии, о которой ты знаешь. Машина сорвалась с дороги в пропасть и взорвалась. У нее не было ни одного шанса на спасение.

Я подняла дрожащие руки и помассировала виски.

– Это была страшная трагедия, – сказал дядюшка с приличным скорбным выражением лица.

– Еще бы! – не сдержалась я. – Деньги-то принадлежали Жене, а не вашей жене!

Дядюшка чуть не подавился.

– Откуда ты знаешь?

Я с отвращением усмехнулась и продолжила массировать виски.

– В общем, ты права, – признал дядюшка. – Владеет деньгами Женя. То есть владела, – поправился он.

– А вы на них жили.

– Жили, – снова согласился дядюшка.

– И неплохо, – добавила я, обводя одобрительным взглядом роскошную ванную комнату.

Он ничего не ответил. А что тут можно сказать? И так все очевидно!

– Откуда у Жени такие деньги? – спросила я.

– От отца, – ответил дядюшка.

– А кто у нас отец?

Дядюшка почесал нос.

– Неважно, – сказал он наконец. – Он умер.

– Умер богатенький Буратино и завещал свои деньги внебрачной дочери, – догадалась я.

– Не совсем, – ответил дядюшка уклончиво. – Но это неважно.

– Да, – согласилась я. – Неважно. Главное, что Женя должна была получить большую сумму после своего тридцатилетия. Так?

Дядюшка кивнул. Я немного подумала.

– Представляю, какая это была для вас катастрофа, – сказала я. И пояснила:

– Женина смерть.

– Катастрофа! – подтвердил дядюшка с жаром. – Страшная катастрофа!

– Вы были здесь?

– Мы с Леной были в Москве, – ответил дядюшка. – За Женей приглядывал доверенный человек. Но в ту ночь он почему-то очень крепко спал.

Дядюшка пожал плечами и договорил.

– Говорит, ему подсыпали снотворное.

– Женя хотела от вас убежать? – спросила я.

– Наверное, хотела, – ответил дядюшка. – Не знаю. Знаю только одно: у нее не получилось.

– Не получилось, – эхом откликнулась я.

– Лене удалось замять дело, – продолжал дядюшка. – Она представила все таким образом, будто Женя попала в аварию и получила легкие травмы. Нам нужно было выиграть время, чтобы понять, как действовать дальше.

Помолчал и сварливо добавил:

– Не на улицу же идти!

– То есть вся эта роскошь…

И я обвела рукой ванную.

– …не ваша?

– Не наша, – ответил дядюшка. – Женя получала проценты с основного капитала. На них мы и жили.

– Значит, то, что я подписала в банке…

– Это была доверенность на перевод процентов Лене, – договорил дядюшка.

– Она заставила Женю отдавать ей деньги?

Дядюшка покачал головой.

– Да нет… Женя была не против. Все равно делами занималась Лена. И расходами по дому занималась тоже она. Женька была даже рада, что ее избавили от этой головной боли.

– Ага, – сказала я деревянным голосом. – Вы готовы были избавить ее от этой головной боли навсегда.

– Не я! – быстро открестился дядюшка. – Только не я! Мне Женька нравилась! Я был рад, когда Лена забрала ее из детдома…

Тут он спохватился и умолк.

Очень интересно! Выходит, Женя не постоянно жила в благородном семействе Володиных! А Елена Борисовна сказала мне, что Женька ей «досталась» сразу после смерти сестры!

– Давно она живет вместе с вами? – спросила я.

Дядюшка что-то мысленно прикинул.

– Давно, – ответил он наконец. – С пятнадцати лет.

– То есть с того времени, как она стала получать деньги?

Дядюшка поежился и промолчал. Глупый вопрос. И так понятно.

Я прислонилась спиной к бачку и задумалась.

То, что у Женьки богатый отец супругам Володиным стало известно пятнадцать лет назад. Или до этого он был не настолько богат, чтобы заинтересовать благородное семейство?

Возможно.

– Давно вы женаты? – спросила я дядюшку.

– А что? – не понял он.

– Просто интересно.

– Пятнадцать лет, – ответил дядюшка.

Я кивнула. Интересное совпадение. Пятнадцать лет назад неизвестная мне девочка Женя стала получать щедрое содержание от своего отца. И в это же время был заключен счастливый брачный союз ее родственников.

Очень интересно.

– В общем, мы немного потянули время, – продолжал дядюшка. – Пустили в городе слух, что Женя лежит в частной подмосковной клинике. Мы не знали, что делать дальше…

– И тут вы встретили меня, – подсказала я.

– Я просто в ступор впал! – откровенно высказался дядюшка. – Мне показалось, что я вижу ожившую Женьку!

Он споткнулся и неуверенно сказал:

– Знаешь, это было довольно страшно.

А я вспомнила побледневшую Елену Борисовну и поняла, почему она так испугалась, увидев меня в образе своей покойной племянницы.

Нечистая совесть, надо полагать.

– Что вы решили делать, когда познакомились со мной? – спросила я.

Дядюшка опасливо покосился на меня.

– В общем… Лена решила использовать ваше сходство.

– Для чего?

Он неловко развел руками.

– Ну… Сама понимаешь.

– Подошел срок получения процентов, – начала перечислять я. – Нужно было мое присутствие и моя подпись. То есть Женино присутствие и Женина подпись.

Дядюшка кивнул.

– Про день рожденья я уже и не говорю.

Дядюшка трусливо промолчал.

– Много я получу после тридцатилетия? – поинтересовалась я.

Дядюшка легко выдохнул воздух и почти неслышно прошелестел:

– Много…

– Ясно, – подвела я черту. – Вы хотите, чтобы я, получив эти деньги, поделилась с вами. И тогда вы сможете послать Елену Борисовну ко всем чертям.

Дядюшка молча почесал нос. Угадала, значит.

– Вы хоть понимаете, что обойти Елену Борисовну невозможно? – поинтересовалась я. – Нет, серьезно! Я знаю вашу жену совсем недавно, но понимаю одно: безнаказанно ее не кинуть.

– Это так, – подтвердил дядюшка. – Она нас обоих в землю живьем закопает.

– И что вы предлагаете? Закопать ее первой?

Я сказала это в шутку, но молчание, сгустившееся вслед за моими словами, расплющило меня в лепешку.

Я медленно приподнялась со своего импровизированного сидения.

– Нет…

– По-другому не получится, – быстро сказал дядюшка. – Или мы ее, или…

Он не договорил. Я подошла к раковине, открыла воду и подставила руки под ледяную струю. Опустила пылающее лицо в ладони, постояла так несколько секунд…

Господи, это какой-то дурной сон!

– Это просто дурной сон, – сказала я вслух, выпрямляясь.

Закрыла кран, взяла с обогревателя чистое, хорошо пахнущее полотенце и вытерла лицо.

– Ты думаешь? – спросил дядюшка язвительно. Я посмотрела на своего родственника. Его лицо как-то осунулось, вытянулось и приобрело сходство с волчьей мордой.

– Что ж, если говорить в философском смысле…

Он не договорил и ухмыльнулся. Ухмылка тоже походила на хищный оскал.

– Тогда смерть тебе не страшна.

– То есть? – прошептала я побелевшими губами.

– То есть мучиться тебе осталось недолго. Месяца два, не больше, – грубо высказался дядюшка.

Я снова уселась на закрытую крышку унитаза. Но не потому, что хотела сесть, а потому, что подогнулись колени.

– Что это значит?

– Ты же такая умная! – язвительно сказал дядюшка. – Догадайся!

Я хрустнула пальцами.

– Вот именно! – многозначительно подтвердил родственник, не спускавший с меня глаз. – Сама подумай, зачем ты ей нужна? Только затем, чтобы получить наследство! А потом? Зачем ты ей потом?

Мои пальцы свела болезненная судорога. Я сморщилась и с трудом расцепила руки. Сложила их на коленях, замерла.

– Решай сама, – подвел итог дядя. Поднялся с ванны и равнодушно договорил:

– Мне-то что? Я эти деньги так и так получу…

Не глядя на меня, подошел к двери, открыл шпингалет и пропал в темноте гардеробной. А я сидела на крышке унитаза в мертвом оцепенении еще очень долго. Так долго, что потеряла счет времени.

Не помню, как я добралась до кровати. Помню только одно: ощущение страшного холода.

Я лежала под одеялом и клацала зубами, как голодный волк. Ноги оледенели, голова пылала огнем.

Утро застало меня в том же положении. Я лежала под одеялом и тряслась.

В дверь стукнули. Я не ответила. Не было сил.

Дверь приоткрылась и в комнату сунулась противная мордочка горничной.

– Завтрак подавать? – спросила она.

Я не ответила.

Рита вошла в комнату, подошла к постели и несколько минут молча смотрела на меня. Мне хотелось сказать ей, чтобы она убралась, но сил не было даже для того, чтобы открыть рот.

Наверное, мое состояние называется нервным шоком.

Странно. Я и раньше думала о том, что вряд ли долго протяну после «своего» тридцатилетия. Но одно дело допускать мысль о смерти гипотетически, совсем другое – узнать о ней наверняка.

Теперь я понимала, что чувствуют люди, приговоренные к смертной казни. Не понимала одного: за что приговорили меня?

Я никому не сделала ничего плохого!

Рита несколько секунд понаблюдала за мной. Поджала губы и вышла из комнаты.

Я издала вздох облегчения. Присутствие горничной действовало на меня, как красная тряпка на быка.

Впрочем, радовалась я недолго. Буквально через минуту дверь моей комнаты распахнулась, и в нее ворвалась тетушка.

– Женя!

Она подскочила к кровати, обеими руками схватила меня за щеки и бесцеремонно по ним похлопала.

– Что с тобой?

Я молчала. Зубы выбивали отчетливую дробь.

– Лихорадит ее, – рискнула пискнуть горничная из-за тетушкиной спины.

Тетушка обернулась к ней.

– Звони врачу, – велела она коротко.

– Анатолию Ивановичу?

– Ему, ему, – нетерпеливо подтвердила тетушка. Рита сделала шаг к моей тумбочке, где стоял телефон, но тетушка ее осадила:

– Звони от себя! Скажи, что я прошу его приехать как можно скорей!

Рита сделала реверансик и мелкими шажками побежала к двери. Оглянулась перед тем, как выйти, поймала мой затравленный взгляд и злорадно ухмыльнулась. Не трудно догадаться, что все несчастья богатенькой девушки ее только радовали.

Господи, как я ее ненавижу!

– Женя!

Тетушка еще раз дотронулась до моего лица холодными руками. Как ни странно, ее прикосновения не вызывали у меня такой гадливости, как прикосновения ее мужа.

– Что с тобой?

Я с трудом разлепила пересохшие губы и проскрипела:

– Надеюсь, подохну… До шестнадцатого ноября.

– Еще чего!

Тетушка даже подскочила на месте от такой наглости.

– Не позволю! – сказала она решительно.

Я прикрыла рукой воспаленные глаза и тихо засмеялась. И смеялась до тех пор, пока окружающая меня комната не провалилась в темноту.

Вместе со мной.

Обратно меня вернул приятный негромкий мужской голос.

– … сильный нервный стресс.

– Это опасно? – спросил взволнованный голос тетушки.

– Возможно, – уклончиво ответил мужчина. – Иногда стрессы провоцируют серьезную болезнь.

– И что делать?

– Нужно успокоиться, – ответил врач. – Не раздражайте ее. Пускай делает все, что хочет.

– Вы же знаете, чего я боюсь, – сказала тетушка со скорбной интонацией любящей родственницы.

– Знаю, – ответил мужчина. – Но можно контролировать как-то незаметно… не так откровенно…

Я открыла глаза и спросила:

– Вы врач?

Надо мной склонилось приятное круглое лицо. Симпатичное лицо. Глазки добрые.

– Я врач, – ответил мужчина. – Ты меня не узнаешь, Женя?

– Я не Женя, – сказала я отчетливо.

Врач нахмурился.

– Не Женя? А кто?

– Меня зовут Лера, – начала я, но тетушка меня перебила:

– Я же вам говорила!

Врач выпрямился, переглянулся с моей родственницей и задумчиво скривил рот.

– Снова то же самое? – спросил он.

Тетушка скорбно качнула головой.

– Не представляю, где она берет эту отраву!

Я приподнялась на локте.

– Неправда!

Меня одолевала страшная слабость, и я свалилась на кровать.

– Я не наркоманка! – сказала я. Но врач уже не обращал на меня внимания.

– Забрать ее к нам? – предложил он. – Обследуем, немного подлечим…

Он наклонился ко мне и мягко спросил:

– Как ты думаешь, милая? Ляжешь к нам на недельку?

Я из последних сил вцепилась в его руку.

– Заберите меня! – попросила я.

– Хочешь в больницу? – удивился врач.

– Хочу!

– Нет-нет, – быстро наложила тетушка свое вето. – В больницу не пущу. Я сама буду за ней ухаживать.

– Заберите меня отсюда! – попросила я врача с надрывом. – Она меня убьет!

– Ну-ну!

И врач освободил свою руку из моих слабых пальцев.

– Не надо волноваться! – сказал он чуть ли не по складам, как будто разговаривал с умственно неполноценной. – Все будет хорошо! Это твоя тетя, она тебя любит…

– Она не моя тетя! – закричала я. Попыталась приподняться, но не смогла этого сделать.

– Укол, – быстро сказал тетушка. – Ей нужно хорошенько отоспаться.

Врач отошел от кровати и направился к журнальному столу, на котором лежал раскрытый саквояж. Порылся в нем, произвел какие-то невидные мне манипуляции и вернулся назад со шприцем, на четверть полным прозрачной жидкостью.

– Нет, – сказала я и повторила попытку подняться с кровати. Железная рука тетушки прижала меня к подушке. Врач подошел ближе и наклонился надо мной.

– Все будет хорошо! – повторил он ласково.

– Не надо, пожалуйста, – попросила я. Слезы размыли комнату и людей, находящихся в ней, как дождь размывает акварельную картинку. Врач не обратил на просьбу никакого внимания. Мое предплечье ужалила пчела, я громко всхлипнула.

– Успокойся, моя хорошая, – сказала тетушка.

Ее холодная твердая рука крепко сжала мое запястье. И, уже проваливаясь в темноту, я услышала вопрос, заданный врачом вполголоса:

– Это первый срыв после приезда?

Я хотела ответить, но не успела. Меня утащило за собой темное беспамятство.

Танцы в темноте продолжались долго. Очень долго. Почему я называю это состояние танцами? Потому, что меня лихорадило во сне так же сильно, как наяву. Перед моими закрытыми глазами маячил скелет, отплясывающий рок-н-рол. Кости стучали друг о друга, издавая противный клацающий звук.

– Прекрати! – закричала я.

Скелет ухмыльнулся мне в лицо и продолжил свою жуткую пляску.

В общем, меня замучили кошмары.

Поэтому, когда я, наконец, открыла глаза и осознала, что вернулась в реальность, душу охватило облегчение. Несмотря на то, что возвращение в реальность означало возвращение множества проблем.

В комнате царил полумрак. За шторами угасал хмурый осенний день. По стеклу ползли тяжелые крупные капли дождя.

Я повернула голову вправо.

Рядом с кроватью стояло глубокое кресло, в котором сидела горничная Рита. Ее голова была запрокинута на спинку, глаза закрыты.

На мгновение я испугалась, что она умерла, таким бесшумным было ее дыхание. Но тут Рита, словно почувствовав мой взгляд, открыла глаза и подняла голову.

Минуту мы смотрели друг на друга, не произнося ни звука.

Потом Рита завозилась, поднялась из глубокого кресла и направилась к двери. Открыла ее и скрылась в коридоре.

Я облизала сухие губы. Попить бы…

Дверь снова распахнулась. В комнату торопливым шагом вошла моя тетушка.

Даже невооруженным взглядом было заметно, что она ужасно нервничает. Оно и понятно. Видимо, сумма, которую Женя должна получить после своего тридцатилетия, огромна.

Кому ж приятно терять такие деньги?

Тетушка приблизилась к кровати и наклонилась к моему лицу. Я увидела морщинистую кожу и глаза, окруженные глубокими синими тенями.

– Слава богу! – пробормотала тетушка.

Села на край постели и положила руку мне на лоб. Рука была холодной.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила тетушка и убрала ладонь с моего лба.

Я снова облизала губы.

– Воды дайте…

Тетушка обернулась к Рите.

– Быстро!

Рита бесшумно унеслась в коридор.

– Давно я выключилась? – спросила я.

Тетушка поколебалась, прежде чем ответить.

– Два дня назад.

– Ого! – сказала я слабым голосом.

Подумала, осознала и снова повторила через минуту:

– Ого!

– Да, – подтвердила тетушка. – Ты нас здорово перепугала.

Вернулась Рита со стаканом, наполовину наполненным минералкой без газа. Тетушка отобрала у нее воду, помогла мне приподнять голову и осторожно напоила меня.

Сделала она это ловко и заботливо, как опытная сиделка. Аккуратно вытерла мои губы чистой салфеткой и уложила голову на подушку.

– Ну, как?

– Блеск! – ответила я. – Можете радоваться: до дня рождения я, вероятно, доживу.

Тетушка нахмурилась, повернулась к Рите и велела:

– Выйди.

Рита присела. Похоже, реверансики были ее фирменным блюдом.

– И дверь за собой не закрывай! – крикнула тетушка вслед.

Поднялась с кровати, подошла к открытой двери, проводила горничную долгим пристальным взглядом.

Затем вернулась обратно и села. Но уже не на кровать, а в кресло стоявшее рядом.

Минуту она молчала, собираясь с мыслями. А я с интересом разглядывала ее ненакрашенное лицо.

То, что тетушке шестьдесят лет, сейчас хорошо заметно. Она вообще как-то странно сдала за те два дня, что меня не было. Интересно, почему? За меня волновалась или что-то произошло в доме?

Впрочем, в доме ее интересует только один человек: мой холеный дядюшка.

– Что-то случилось? – спросила я, нарушая молчание.

Тетушка подняла голову и посмотрела на меня. Глаза были мрачные.

– С чего ты взяла?

– Ты как-то…

Я хотела сказать «постарела», но вовремя спохватилась.

– …осунулась, – закончила я неловко.

Тетушка усмехнулась. Разгадала мою оговорку.

– Я волновалась за тебя, – сказала она так же уклончиво.

– Большая честь! – не сдержалась я.

– Да ладно!

Тетушка махнула рукой.

– Ты сама все прекрасно понимаешь!

– Понимаю, – согласилась я. Немного подумала и спросила:

– А нельзя сделать так, чтобы я осталась в живых? После дня рождения, я имею в виду?

Глаза тетушки забегали по комнате.

– А кто тебе сказал, что ты умрешь? – удивилась она фальшиво.

– Здравый смысл, – ответила я мрачно.

– Глупости! – отмела тетушка очень и очень быстро.

– Ты сама себе не веришь, – уличила я.

– Глупости! – повторила тетушка с ожесточением.

Рывком выдернула себя из кресла и прошлась по комнате. Я следила за ней прищуренными глазами.

Тетушка немного постояла у окна, глядя через размытое дождем стекло на не видный мне пейзаж. Потом сунула руки в карманы теплого байкового халата (кстати, я первый раз видела тетушку в таком неприбранном виде!) и медленно вернулась обратно.

Уселась на мою постель, нашла мою руку и взяла в свою.

– Ты поэтому так сорвалась? – спросила она почти ласково. – Решила, что я собираюсь тебя убить? Дурочка!

Она сжала мою ладонь холодными, как у мертвеца, пальцами.

– Дурочка! – повторила тетушка почти убедительно. – С чего ты это выдумала?

Я молча смотрела ей в лицо.

– Да, конечно, – продолжала тетушка, – Я не скрываю, что заинтересована… В общем, ты сама о многом догадалась.

– В общем, догадалась, – подтвердила я.

– Но убивать тебя я не собиралась! – сказала тетушка так мягко и убедительно, что я ей почти поверила.

Почти. Если бы она не прятала от меня глаза.

– Мне нужно только одно.

Здесь тетушка подняла на меня взгляд и сделала выразительный жест бровями.

– Догадываюсь, – ответила я.

– Ну, вот! Отпляшешь день рождения, – и свободна как ветер!

– Здорово! – откликнулась я насмешливо.

– Не веришь?

Я усмехнулась.

Тетушка наклонилась ко мне.

– Что мне нужно сделать, чтобы ты мне поверила? – спросила она, шаря по моему лицу твердыми серыми глазами. – Дать гарантии? Каким образом?

– Верните мне паспорт, – сказала я.

Тетушка выпрямилась.

– Нет, – сказала она, глядя в стену надо мной.

– Вот видите!

– Пойми, глупая! – с досадой перебила тетушка. – Паспорт не должен быть на виду! Прислуга шарит во всех твоих шкафах! Рита, к примеру, далеко не глупая девушка! Если она догадается о том, кто ты… Мне не нужны потенциальные шантажисты. Неужели не ясно?

– Ясно.

– После дня рождения я отдам тебе документы, – повторила тетушка, понизив голос.

Я подумала.

– Ладно. Тогда дайте мне позвонить моим знакомым и сказать, где я нахожусь.

Тетушка молча покрутила пальцем у виска. Звонить я уже пробовала, но в доме не работала линия межгорода. Не было междугородней связи и в моем мобильнике. А просить шофера, который за мной «приглядывал», отвезти меня на почту было бы дохлым номером. Тем более сейчас, когда у меня есть еще парочка «телохранителей».

– Это невозможно, – выразила тетушка свое отношение к моей просьбе.

– Почему?

– Ты сама прекрасно понимаешь. Никто не должен знать, о чем мы договорились.

– Никто и не узнает!

– Я сказала, нет! – отрубила тетушка железным голосом и поднялась с кровати.

Вернулась к окну и застыла, скрестив руки на груди. Ее взгляд уперся в не видимую мне точку за горизонтом.

– Я не хочу назад, – произнесла тетушка вполголоса. Это было сказано не для меня, а для себя.

– Куда назад? – поинтересовалась я.

Тетушка, не отрываясь от окна, ответила:

– Назад в нищету…

Ее взгляд стал таким ожесточенным, что я даже испугалась. Таким взглядом можно было просверлить тоннель в горах, окружавших особняк со всех сторон.

– А вы там были? – спросила я.

Тетушка оторвалась от лицезрения точки за окном и мельком взглянула на меня.

– Милая моя! Всю сознательную жизнь!

– Странно, – пробормотала я.

– Что тут странного?

– Вы мне казались такой благополучной особой…

Тетушка запрокинула голову назад и расхохоталась отрывистым злым смехом. Я съежилась под одеялом.

– «Благополучной», – повторила тетушка, – как же…

И снова расхохоталась. Я молчала, не смея продолжить разговор.

– Благополучие пришло пятнадцать лет назад, – сказала тетушка, отсмеявшись. – И было мне тогда сорок пять лет, между прочим! Ты хоть представляешь, что такое сорок пять лет жизни в нищете?

– Мне тридцать пять, – напомнила я.

– Тридцать пять…

У тетушки возле рта обозначились глубокие горькие морщины.

– В тридцать пять я сделала последний аборт, – сказала она, глядя в окно.

– Почему последний? – робко спросила я.

Она повернула голову. Сумерки в комнате сгустились, но глаза тетушки сверкали, как антрациты, и прожигали темноту.

– Потому, что больше не смогла забеременеть, – отрезала она.

– Зачем же…

И я умолкла, не договорив.

– Зачем избавилась от ребенка? – догадалась тетушка. – Затем, что мужчина, от которого я забеременела, не пожелал вешать себе на шею незаконного отпрыска. У него было своих двое. А я побоялась…

И она умолкла. Некоторое время молчала и я.

– А ваши родители? – спросила я наконец. – Они не хотели вас поддержать?

– Отец был алкоголиком, – ответила тетушка равнодушно. – А мать настолько отупела от бесконечных побоев, что перестала быть человеком и стала ломовой лошадью. Мы с Веркой карабкались сами. Как могли.

– Вера – это ваша сестра? – догадалась я.

Тетушка медленно кивнула.

– Мать Жени?

Еще один медленный кивок.

– А Вера, значит, не побоялась родить без мужа…

– Там были совсем другие обстоятельства, – неохотно уронила тетушка. Но тут же спохватилась и умолкла.

Развернулась ко мне, спросила тоном заботливой родственницы:

– Есть хочешь?

– Нет.

– А пить?

– Пожалуй, да.

Тетушка напоила меня еще раз. Поставила стакан на тумбочку, сказала:

– Сейчас Рита принесет тебе сок. Хочешь сок?

– Хочу.

– Какой?

Я подумала.

– Грейпфрут.

– Сейчас, – повторила тетушка и пошла к выходу. У самой двери она затормозила, повернулась ко мне и повторила:

– Не думай о глупостях. Постарайся хорошенько выспаться.

– Хорошо, – прошептала я.

Тетушка кивнула и скрылась в коридоре.

А я лежала и раздумывала над нашим разговором. Отчего-то мне было ужасно жаль железную леди по имени Елена Борисовна.

Несчастная она женщина.

– Лучше себя пожалей! – одернуло меня благоразумие.

Не успела я согласиться, как в комнату вошла Рита. Поставила на тумбочку бокал с соком, спросила:

– Что-то еще?

– Да, – ответила я. – Уйди из комнаты. Меня от тебя тошнит.

Рита ухмыльнулась и пошла к двери. Остановилась и бросила через плечо:

– Меня от тебя тоже.

Может, другая женщина на моем месте обиделась бы, а мне было наплевать. Я закрыла глаза и погрузилась в сон без сновидений.

Несколько дней после этого прошло однообразно и неинтересно. Я лежала в постели и читала детективы. Рита приносила мне легкие и вкусные блюда, которые готовила гениальная повариха Надя, в комнату дважды в день наведывалась тетушка: днем и вечером.

Наши свидания носили дипломатический характер. Тетушка осведомлялась, как мои дела, как я себя чувствую, и нет ли у меня каких-либо пожеланий. Короче говоря, интересовалась, нравится ли мне моя камера.

К условиям заключения у меня не было никаких претензий, что я и повторяла изо дня в день.

Дядюшка ко мне не зашел ни разу. Побаивался жены, надо полагать. Впрочем, один раз звякнул по телефону. Но говорил только милые банальности ничего не выражающим пресным тоном.

Очень разумно с его стороны. Возможно, у меня развилась мания преследования, но в этом доме чересчур много любопытных ушей.

У одной моей знакомой в туалете висит табличка: «Видеонаблюдение ведется в целях вашей безопасности».

Шутка, конечно. Так вот, не удивлюсь, если подобное видеонаблюдение имеет место в нашем доме. Кроме шуток, здесь возможно все.

В один прекрасный вечер я захлопнула последнюю прочитанную книгу из своего запаса и спросила тетушку:

– Какое сегодня число?

– Десятое октября, – ответила тетушка.

– Уже! – не сдержалась я.

Тетушка быстро отвела глаза в сторону.

Я шмыгнула носом и сказала:

– Надоело сидеть в четырех стенах.

– Поезжай в город, проветрись, – тут же сама предложила тетушка.

– Можно? – не поверила я своим ушам.

Она задрала брови.

– Конечно! А почему нет? Только ненадолго, ты еще не поправилась окончательно.

Ясно. Тетушка боится последствий нервного стресса. Как сказал врач, он может спровоцировать развитие серьезной болезни.

– Завтра можно? – все еще не веря, спросила я.

– Пожалуйста!

– С утра!

– Ради бога!

Я откинулась на подушку и радостно сжала руки в кулаки. Покатило, покатило!

– Я скажу Мише, чтобы он был готов к десяти, – сказала тетушка.

– А если я просплю?

– Подождет! – уверенно ответила тетушка с апломбом работодателя.

Действительно, чего я беспокоюсь? Наемный работник есть наемный работник! Скажет хозяин: «Жди»! – подождет, куда ему деваться?

– Постарайся хорошенько выспаться, – заботливо проинструктировала меня тетушка.

– Постараюсь, – пообещала я.

И слово свое сдержала.

Проснулась я довольно поздно. Пока встала, привела себя в порядок и позавтракала, прошло еще немало времени. В половине двенадцатого я, наконец, спустилась вниз, и дворецкий почтительно распахнул передо мной дверь.

Машина ждала перед ступеньками, охранники сидели в салоне.

Я плюхнулась на сиденье, не здороваясь.

– Куда? – спросил Миша, обернувшись. Я немного подумала.

– Покатаемся. Решу по ходу.

И мы поехали кататься.

По дороге я лихорадочно обдумывала, как мне скрыться. Пойти в магазин? Мордовороты попрутся следом. Зайти в примерочную? Все равно, выход-то из нее один… О! Придумала!

– Поехали в салон красоты, – сказала я небрежно.

Только бы Миша не вздумал уточнять, в какой именно! Но шофер послушно вывернул руль в противоположную сторону. Знал Женины пристрастия.

Салон оказался небольшим, как и все здания в этом игрушечном городе. Одноэтажный особнячок, стоящий посреди небольшого парка за красивой ажурной оградой.

Миша остановился у ворот и проинформировал:

– Все. Дальше машины не пускают.

Охранник, сидевший слева от меня, вылез наружу и придержал дверь. Я вышла следом и окинула взглядом окрестности.

Место проходное, но неудобное для побега.

Почему?

А потому, что через забор я перелезть никак не сумею! Значит, слинять незаметно не получится. Хотя, если перекраситься, переодеться и вообще прикинуться старушкой…

А что? Стоит попробовать! Я бодро зашагала к входу.

Калитка в воротах оказалась запертой. Я нашла кнопку электрического звонка и надавила на нее. Видеокамера, висевшая над головой, прицелилась в меня небольшим объективом.

Через секунду дверь запищала и открылась.

Я вошла внутрь. Церберы потопали за мной.

– Может, в машине посидите? – спросила я, оборачиваясь.

– Иди-иди, – ответил один. – Без тебя разберемся, где нам посидеть.

– Ну, как хотите, – пробормотала я.

Небольшой парк перед входом был снабжен скамейками для отдыха, стоявшими в самых уютных местах. Но мои тюремщики, естественно, выбрали ту, которая находилась у входной двери.

Присели и окаменели. Два больших, грубо вырубленных истукана, которым поклонялись первобытные предки.

Я обошла их и открыла красивую деревянную дверь.

Помещение поразило меня своим великолепием. Нечто подобное я видела только в западных фильмах про красивую жизнь. Светло-бежевая мебельная гамма прекрасно сочеталась с бледно-оливковыми стенами, перечеркнутыми огромным аквариумом. Аквариум шел по всему периметру комнаты. Внутри мерцали маленькие голубые фонарики, яркими красками переливалась чешуя экзотических рыбок.

Красота какая!

Я застыла на пороге, раскрыв рот.

– Добрый день, – прожурчал над моим ухом чей-то ласковый голос.

Я обернулась и снова впала в ступор. Таких красивых женщин я в своей жизни просто не видела.

У женщины была чудесная матовая кожа с нежным естественным румянцем. Огромные васильковые глаза смотрели на меня так приветливо, что мне захотелось здесь поселиться. Светло-каштановые волосы, собранные на затылке в тяжелый узел, поражали своим блеском. Между красивыми, в меру пухлыми губками, мерцали идеально белые ровные зубы.

– Добрый день, Евгения Борисовна, – повторила женщина.

– Здрасте, – ответила я на автопилоте.

– Давно вас не видела, – продолжала женщина, и я постепенно брала себя в руки.

– И я… И я вас…

Тут я поймала взглядом бейджик, болтавшийся на лацкане темного пиджака женщины. Понятно, это не галлюцинация, а администратор салона. Господи, неужели она тоже пользуется услугами местных косметологов? Да она может в любой рекламе сниматься!

– Вы как обычно, сначала к Анечке?

– К Анечке, – ответила я покорно.

– К сожалению, вы не записались заранее, – обеспокоилась красавица, сверившись с журналом на столе. – У Анечки сейчас клиентка…

– Ничего страшного, подожду, – успокоила я.

Администратор издала вздох облегчения.

– Прекрасно! У нас в баре сегодня чудесное меню! Или вы хотите пойти в видеотеку?

– Посмотрим, – ответила я уклончиво.

– Где вас искать, когда Анечка освободится? – мягко, но настойчиво продолжала красавица.

– В баре, – ляпнула я, не раздумывая.

– Я сразу же вам сообщу, – пообещала администратор и улыбнулась.

– Спасибо.

Я еще раз бросила на нее завороженный взгляд и двинулась в сторону огромной арки, ведущей внутрь особняка.

Боже ты мой! До чего хороша!

Мне всегда было интересно: как живут красивые женщины? То есть по-настоящему красивые, а не просто хорошенькие! Такие, как администратор этого салона красоты?

Раньше я полагала, что такие женщины существуют в особой среде, состоящей из поклонения, ревности, рыцарских соревнований и проявлений страсти.

На завтрак они вкушают утреннюю росу, на ужин – лунную пыльцу. А что такое скучное слово «обед», они вообще не знают.

Зачем им? Жизнь красивых женщин настолько интересна, что про еду они могут вообще не вспоминать. Не до того!

Правда, такие смешные детские представления о красотках просуществовали в моем воображении недолго. До того дня, как наша местная красавица Лиля, жившая двумя этажами выше, попала в больницу после попытки отравления.

Весь дом смотрел на Лилю, раскрыв рот. Она была сказочной красавицей. Мужчины глотали слюнки, женщины ей отчаянно завидовали. Лиля приезжала с работы на разных автомобилях, дверь ей открывали холеные представительные мужчины, в ручках у нее всегда были огромные и дорогие букеты цветов.

В общем, не жизнь, а сказка.

А еще все женщины с завистью разглядывали Лилины наряды, меняющиеся каждый день. «Мне бы такую шубку! – думала я. – Больше и желать было бы нечего!».

Не знаю, что думали другие женщины, но, наверное, что-то похожее.

Поэтому, когда Лилю ночью увезла машина скорой помощи, дом загудел от слухов и сплетен.

Попытка самоубийства?! Что за чушь?! С чего травиться красавице? Красавице, имеющей такие наряды? Красавице, вокруг которой всегда полно мужчин?!

В общем, дом погудел, погудел и затих. У каждой семьи были свои проблемы, Лилины отошли на второй план. А я тогда сделал вывод: даже красавицы могут быть несчастными. Что тогда говорить о нас, простых смертных?

Вот и эта женщина небесной красоты работает в провинциальном салоне красоты простым администратором. А должна работать королевой в каком-нибудь небольшом, но стабильном и благополучном государстве.

Нет в жизни справедливости.

Я прошла под аркой и оказалась в длинном коридоре. С обеих сторон находилось множество дверей с одинаковыми матовыми стеклами. Заканчивался коридор еще одной аркой, ведущей в полутемное помещение, где негромко играла музыка.

Наверное, это и есть бар.

Я прошла по коридору, заглядывая в матовые двери. Но разглядеть, что за ними происходит, было невозможно. Сквозь стекла отражались лишь ломаные тени, напоминающие человеческие фигуры.

Я дошла до второй арки и шагнула на ступеньку, ведущую вниз.

Так и есть. Здесь располагался бар.

Комната была небольшой, но очень уютной. Вдоль стен стояли мягкие диванчики, верхний свет отсутствовал. Настенные бра излучали мягкий приглушенный свет, играла негромкая фортепианная музыка.

Не успела я сориентироваться, как меня окликнул женский голос:

– Женя!

Я повернула голову вправо и прищурилась Мне призывно махала рукой женщина, сидевшая за одним из столиков. Черт, вот неприятность! Встреча со «старыми знакомыми» вовсе не входила в мои планы!

Однако делать было нечего, и я двинулась навстречу судьбе.

– Привет!

Женщина приподнялась с места, перегнулась через столик и приложилась к моей щеке. От нее упоительно пахло хорошими духами.

– Привет, – ответила я.

– Давно приехала? – спросила женщина, усаживаясь на диван. Мне пришлось сесть напротив нее.

– Давно. В начале сентября.

– Да, мне Люся говорила, что видела тебя в «Лунном береге».

Я вспомнила женщину, помахавшую мне рукой в ресторане. Выходит, это Люся. Что ж, буду знать, на будущее пригодится.

– Что это тебя нигде не видно? – продолжала женщина.

Я пожала плечами.

– Да так… Приболела…

– А выглядишь прекрасно! – не согласилась моя неизвестная знакомая.

– Спасибо, ты тоже…

– Смеешься?!

В голосе женщины зазвучала обида.

– Почему это? – не поняла я. В баре царил полумрак, но мне казалось, что моя собеседница хороша собой.

– Потому, что впрыскивание разошлось! – ответила она. – И на лбу, и возле губ… Вот, пришла на повторный сеанс. Видишь, опять морщины полезли?

– Не вижу, – ответила я честно.

– Да ладно врать-то…

Я умолкла, опасаясь ляпнуть что-то ненужное.

– Рассказывай! – велела женщина и потянула через соломинку жидкость из большого бокала.

– Что рассказывать? – не поняла я.

– Как что? – удивилась женщина. – Все! Как отдыхала, как лечилась…

– Нормально, – ответила я уклончиво.

– Твоя тетушка пустила слух, что ей удалось нечеловеческими усилиями вытащить тебя из наркотиков…

Я невольно фыркнула.

– Вот-вот! – поддержала меня собеседница. – Стервятница проклятая! Сначала посадила на «колеса», а потом лечить принялась! Мать Тереза, блин!

Я снова промолчала.

– Не понимаю, какого черта ты терпишь, – сказала собеседница после минутной паузы. – Хотя это твое дело… Ну, ничего, скоро все деньги будут твои. Тогда и дашь своим родственникам под зад коленом. Правда?

– Посмотрим, – ответила я уклончиво.

– Ну, как знаешь, – повторила собеседница. – Твое дело… Да! Ты слышала о новом скандале в благородном семействе?

– В каком семействе? – не поняла я.

– В твоем! – удивилась женщина. – В чьем же еще? Твоя тетушка поймала твоего дядюшку с очередной пассией. Девочка из какого-то кордебалета. Говорят, чудо, как хороша…

– Господи, – пробормотала я. – Она не первая и не последняя…

– Как сказать, – загадочно произнесла моя визави. – Говорят, твоего дядюшку основательно пугнули.

– То есть?

Собеседница пожала плечами.

– Это только слухи, – пояснила она. – Нет, то, что девочке сломали ножку, это факт. Говорят, что дядюшку твоего основательно помяли. И вроде бы Елена Борисовна пообещала его кастрировать, если поймает на очередном приключении.

– Да ты что!

– А сама ты ничего не видишь?

Я пожала плечами.

– Вроде бы ничего…

– Да?

Собеседница саркастически фыркнула.

– Чего ж он сидит возле своей супруги, как привязанный? А? Помнится, раньше он предпочитал раздельное существование: жена здесь, он в Москве…

Я пожала плечами. Чего не знаю, того не знаю. Но не признаваться же в этом вслух!

– В общем, прижала супруга к ногтю, – подвела черту моя знакомая. – Не понимаю я твою родственницу. Совершенно не понимаю. Какого черта она цепляется за этого придурка? А ведь цепляется!

– Может, она его любит? – предположила я.

– Может быть, – задумчиво ответила моя знакомая.

Тут в зал вошла девушка в белом халатике, подошла к нашему столику и негромко сказала:

– Прошу прощения. Ольга Леонидовна, вас просят в кабинет.

– Иду, – ответила моя собеседница. Слава богу, хоть имя ее я теперь знаю.

Девушка вышла из бара, Ольга поднялась из-за стола.

– Приезжай ко мне, – пригласила она. – Я после впрыскивания посижу несколько денечков дома, пока снова красивой не стану. Навестишь?

– Постараюсь, – ответила я.

Ольга кивнула и скрылась в полумраке коридора.

Я уселась поудобней и сложила руки на коленях.

Вот, значит, что происходит. Дядюшка ходит на поводке. Неудивительно, что он решил взбунтоваться.

Бросить богатую жену он вряд ли бы решился, но старая жена потребовала абсолютной верности и даже пугнула на всякий случай. А такое положение вещей дядю не устраивает. Теперь ситуация становится немного ясней.

Ко мне подошла девушка-официантка, с улыбкой спросила:

– Вам что-нибудь подать?

– Да, – сказала я, отрываясь от раздумий. – Какой-нибудь коктейль.

– Травяной сбор, – поправила меня девушка.

– Давайте травяной сбор, – не стала капризничать я.

– Может быть, перекусите?

– Нет, спасибо.

Девушка снова улыбнулась и отошла от столика.

Коктейль мне пришлось ждать недолго. Девушка принесла мне точно такой же большой пузатый бокал, какой стоял перед Ольгой. Из бокала торчала длинная соломинка.

Я покрутила бокал перед глазами. Интересно, из чего состоит травяной коктейль?

Я понюхала край бокала. Пахнет приятно. Мятой.

Я зажала соломинку губами и потянула в себя густую зеленую жидкость. Вкусно!

В коктейле угадывались не только травы, но и какие-то фруктовые составляющие. По-моему, там был ананасовый сок и размятый апельсин. Ничего подобного я до сих пор не пробовала.

Я вытянула коктейль через трубочку до самого дня и отодвинула бокал. Тут же возле столика материализовалась официантка.

– Вам понравилось? – спросила она заботливо.

– Еще как! – ответила я и промокнула губы крахмальной салфеткой.

– Может быть, принести еще?

Я открыла было рот, чтобы спросить, сколько стоит такая вкуснотища, но вовремя спохватилась. И вместо этого сказала:

– Принесите.

Девушка улетучилась. Я развалилась на диване, вздохнула от полноты чувств и обвела удовлетворенным взглядом полутемный зал.

Да. Богатой быть трудно, но приятно. Иногда.

Девушка принесла мне коктейль, я подвинула к себе холодный запотевший бокал и принялась крутить его перед глазами. Вспомнила о плане побега и окликнула официантку:

– Девушка!

Та живо вернулась к столику.

– Скажите, – начала я, – здесь есть выход кроме парадного?

– Есть, – ответила официантка. – Из нашей кухни во двор.

– А со двора? – быстро спросила я.

– Только через центральный выход, – ответила собеседница.

– То есть забор имеет только одни двери?

– Только одни.

Я уныло кивнула. Забор был высокий и гладкий, я такое препятствие не преодолею. Во всяком случае, в одиночку. Вот если бы у меня был сообщник, да не простой, а высокий и сильный… И если бы я забралась к нему на плечи…

– Евгения Борисовна!

Я вздрогнула и посмотрела в сторону. Красавица-администратор стояла возле моего стола.

– Анечка освободилась, – проинформировала она меня. – Ждет вас.

– Спасибо, – сказала я, и с сожалением отодвинул от себя вкусный напиток. Похлопала себя по карманам, достала кредитку, протянула ее официантке.

– Вот!

Та приняла кредитку, близоруко сощурилась. Потом вдруг протянула карту назад.

– Вы ошиблись! Это кредитная карточка.

– Ну, да! – ответила я, недоумевая. – Вы, что, кредитки не принимаете?

Администратор и официантка переглянулись.

– Вы забыли, – ответила администратор после некоторого замешательства. – В нашем салоне расплачиваются клубной картой….

Я для виду похлопала себя по карманам. Черт! Снова попала в неловкое положение! Впрочем, раз весь город знает, что я сижу на наркотиках, то моя забывчивость никого не удивит.

– Забыла, – сказала я неловко.

– Ничего страшного! – успокоила меня администратор. – Мы выпишем счет и снимем деньги в следующий раз.

– Это удобно? – запаниковала я.

– Конечно! – все таким же успокаивающим тоном ответила администратор. – Даже не сомневайтесь!

Я оглянулась на официантку, но та уже бесшумно сгинула в полумраке.

Интересно, что бы ответили клиенту, который пообедал в нашей забегаловке, а расплатиться пообещал в следующий раз? Даже не знаю… Но кредита ему никто бы не открыл, это точно. А богатым, у которых и так всего навалом, – пожалуйста!

И я в очередной раз отметила несправедливое устройство жизни.

Вышла из бара и поплелась вслед за администратором к неизвестной мне Анечке.

После посещения салона красоты меня можно было упаковать в шелковую бумагу, перевязать бантиком и отправить на выставку.

Скажу коротко: так великолепно я не выглядела никогда в жизни.

Даже мои церберы слегка опешили, когда я вышла из парадных дверей. Глупо было даже предполагать, что я сменю свой шикарный вид на грим какой-нибудь старухи.

Нет уж! Лучше умереть, но умереть красивой!

В общем, чудесный внешний вид требовал появления на публике. Я быстро перебрала в памяти варианты.

«Лунный берег»? Стоило бы там появиться. Так сказать, реабилитироваться после последнего посещения ресторана в убогом облике.

Я похлопала себя по карманам. Рублевая наличность приказала долго жить. От нее у меня в кармане осталась только жалкая пятидесятирублевка.

А наличность может пригодиться. Что делать? Конечно, снять деньги с кредитки!

Я уселась в машину и скомандовала:

– В Сбербанк!

– Зачем? – тут же осадил меня охранник.

– Наличных нет, – ответила я, слегка удивившись. – Мне что, запрещено появляться в банке? Хочу в ресторане пообедать!

Охранник молча полез за пазуху и вынул бумажник.

– Сколько? – спросил он коротко.

Ого! Тетушка, очевидно, велела максимально ограничивать мои контакты с внешним миром!

– Сколько не жалко, – ответила я.

Охранник пошуршал бумажными купюрами. После чего вытащил из бумажника несколько банкнот: одну в пятьдесят долларов, две двадцатки и одну десятку.

– Маловато! – дерзко выразила я претензию.

– Обойдешься, – огрызнулся цербер. – У тебя кредитка есть.

Я только вздохнула.

Кредиток у меня было даже две, а толку-то? Все равно ничего не потратила! Возможности не было, в тюрьме сидела!

– Куда? – спросил шофер.

Я спохватилась, что не обозначила маршрут, и велела:

– В «Лунный берег».

Пробок в этом странном игрушечном городке, по-видимому, не бывало никогда. До ресторана мы доехали за каких-нибудь пятнадцать минут. После московских расстояний это время казалось просто одной минутой.

Сейчас я входила в ресторан с большей уверенностью в себе. Во-первых, я знала куда идти. А во-вторых, блистательный внешний вид придавал мне нужный апломб.

Швейцар встретил меня так же почтительно, как и в первый раз, когда я появилась в мятой футболке и мокрых джинсах, присыпанных песком. Да, обслуга в этом заведении отлично вышколена. Впрочем, как и повсюду в городке.

Метрдотель не позволил себе фамильярностей, типа «Вы прекрасно выглядите»! Очевидно, предполагается, что посетители этого ресторана всегда выглядят на миллион долларов. Но в его взгляде мелькнуло такое откровенное мужское одобрение, что я почувствовала себя польщенной.

– Добрый день, очень рады вас видеть, – завел метр свою привычную песню.

– Спасибо.

– Сегодня повар приготовил ваш любимый десерт.

– Вот как! – откликнулась я равнодушно. Десерт был любимым блюдом неизвестной мне девушки Жени.

– Где вы хотите сесть? – продолжал опекать меня метр. – На веранде сейчас довольно прохладно, лучше в зале. Ваш любимый столик у окна свободен, если желаете…

Я окинула взглядом заведение. Народу немного, но все же посетители есть. Куда же мне сесть? Я припомнила большое количество неизвестных мне приборов и уже приготовилась сказать: «Проводите меня в отдельный кабинет…» Как вдруг…

– Сяду у окна, – быстро сказала я.

– Слушаю.

Метр проводил меня к столику так заботливо, словно я была древней старухой, готовой рассыпаться на кусочки. Усадил, аккуратно отодвинул плотную штору, чтобы я могла лучше видеть прекрасный морской пейзаж, и отошел.

А я сидела и смотрела на противоположный конец зала. Там, у стенки, сидел мой несостоявшийся спаситель, с которым я познакомилась в кафе. Тот самый, которого я просила купить мне билет! Как его… Валентин Викторович… Нет, наоборот, Виктор Валентинович.

Да, точно. Виктор.

Однако! Мужчина-то не из бедных! Обедать в этом ресторане может себе позволить человек, находящийся на определенном социальном уровне!

Виктор не смотрел на меня. Он ловко орудовал ножом, разрезая на тарелке кусок мяса. Ел Виктор с удовольствием, и это лишний раз служило хорошей рекламой здешней кухни.

Я быстро оглядела зал.

Мои церберы за мной не последовали. Слава богу, тетушка платит им не настолько щедро, чтобы они могли обедать в одних ресторанах с богатой наследницей вроде меня. Охранники остались снаружи.

Уже хорошо.

Но лучше мне соблюдать осторожность и не вступать в контакт со своим потенциальным спасителем на глазах у обслуживающего персонала. Повторяю: возможно, у меня развилась мания преследования. Но весь этот город представляется мне в виде огромного любопытного уха и огромного любопытного глаза. Так что поберегись, Лерка. На всякий случай.

Подлетел официант, положил передо мной меню. Я открыла папку и машинально ее перелистала. Глаза бегали по строчкам, но что в них было написано, я так и не поняла.

В голове билась только одна мысль: как незаметно подать сигнал Виктору?

Так ничего и не придумав, я закрыла папку и отложила ее в сторону. Официант, притаившийся за моей спиной, тут же выскочил на глаза.

– Скажите повару, что я полагаюсь на его вкус, – нашлась я.

– Слушаю, – почтительно ответил официант.

– Да! – спохватилась я. – Подскажите мне, где можно вымыть руки?

Официант определенно удивился, но вслух удивления не выразил. Конечно, Женя прекрасно знала, где здесь моют руки. Но я-то не она!

Официант кивком головы указал на лестницу, ведущую куда-то вниз, и почтительно напомнил:

– В дамской комнате.

– Спасибо, – поблагодарила я небрежно.

Он наклонил голову и в этой позе улетел в подсобку. А я поднялась со стула и направилась к лестнице. По дороге я незаметно расстегнула молнию на дамской сумочке, которую сегодня прихватила с собой. Мельком огляделась: никто на меня не смотрит. Прекрасно.

Я быстро перевернула сумку. Ее содержимое раскатилось по полу, и я беспомощно вскрикнула:

– Ой!

Виктор обернулся. Увидел меня и перестал жевать. Интересно, узнал или нет?

– Простите, – мило прочирикала я. – Я такая неловкая! Вы мне не поможете?

Он с трудом проглотил кусок, застрявший в горле.

– Вы…

– Извините, что отвлекаю вас, незнакомого человека, – быстро перебила я. – Я сама справлюсь.

При этом я выразительно расширила глаза и незаметно приложила палец к губам.

Виктор поднялся со стула.

– Нет, отчего же, – сказала он спокойно. – Я готов помочь.

И присел, собирая с пола разлетевшиеся мелочи в виде расчески, пудреницы, карандаша для губ, губной помады и прочей ерунды, милой женскому сердцу.

Мы молча ползали по полу, постепенно приближаясь друг к другу.

– Это вы! – пробормотал Виктор, оказавшись рядом со мной.

– Я.

– А я вас ждал…

– Я не смогла придти.

– Я понял.

Виктор поднял голову и быстро осмотрел зал. Все были поглощены собственными тарелками.

– Где мы можем поговорить? – спросила я шепотом. – Так, чтобы прислуга нас не засекла.

– Спускайтесь вниз, – велел мой собеседник. – Возле туалетных комнат есть курительная. Там и увидимся. Через минуту.

Он поднял последний предмет, оставшийся на полу. Кажется, это был мой мобильник. Сунул его в сумочку, подал ее мне и вежливо произнес:

– Кажется, все на месте.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Вы очень любезны.

И отправилась по лестнице вниз, беспечно помахивая сумочкой.

Вошла в дамскую комнату, открыла кран и сунула руки под струю воды. В голове царила полная сумятица. Вот он, мой шанс на спасение! Интересно только, как я могу его использовать? Ясно одно: этот человек не житель города, меня он в лицо не знает, следовательно, не знает и мою тетушку. Значит, можно не опасаться, что он меня выдаст.

Выходит, я могу ему доверять. В определенных пределах, конечно.

И о чем мне его попросить? Я спохватилась, что слишком долго держу руки под водой. Подняла ручку крана, перекрывая напор, поднесла мокрые руки к автоматической сушке.

Зашумел теплый воздух, и рой мыслей в голове вновь взметнулся, как опавшие осенние листья.

Чему я радуюсь? О чем я могу попросить незнакомого человека? Взять мне билет на самолет? Нет у меня документов! Вообще никаких, какие тут билеты?

Тогда чем он может мне помочь? Похитить Василису Прекрасную у Бабы-Яги? Чушь какая!

О чем же мне его попросить? И что я могу ему рассказать?

Мной овладело уныние. Эйфория, которую я испытала при виде знакомого лица, оказалась преждевременной. Все равно это знакомство ничем не может мне пригодиться.

Я опустила руки, и сушка автоматически выключилась.

Значит, так ему и скажу: «Благодарю, но помочь вы мне ничем не можете».

Я машинально взглянула в зеркало и ощутила легкую гордость. Да уж… Одно утешение: выгляжу я так, как должна выглядеть женщина, собравшаяся на свидание. То есть выгляжу безукоризненно.

Я поправила волосы и вышла из дамской комнаты.

Виктор стоял неподалеку от лестницы и курил. При виде меня он опустил руку с сигаретой и помахал ладонью перед носом, разгоняя дым.

Я подошла к нему и открыла рот, чтобы сказать приготовленную фразу. Но он меня опередил:

– Я вас ждал, – сказал он негромко.

– Я знаю.

– Нет, вы не поняли, – поправил меня Виктор. – Я ждал вас каждый день. На том самом месте, ровно в одиннадцать.

– Что-о-о?..

Я опешила.

Мои немногочисленные поклонники никогда не проявляли своих лучших качеств. Сейчас я думаю, что просто не давала им такой возможности.

На свидания я всегда являлась с тошнотворной точностью. Не потому, что так дорожила своими ухажерами, а из дурацкой вежливости, вбитой в меня с детства. Ну, сами помните: «Точность – вежливость королей», и тому подобная ерунда…

Я никогда не выражала желания посещать дорогие рестораны, а если поклонники приглашали меня в кафешку, то выбирала в меню самые дешевые блюда. Опять-таки, из никому не нужной деликатности.

Правильно я поступала? Конечно, нет!

Мой печальный опыт научил меня одной простой вещи: мужчины устроены таким образом, что душевное благородство женщины воспринимают как ее глупость, Если мужчина привыкает экономить на женщине, то начинает считать такое положение вещей вполне естественным. И менять его не станет ни при каких условиях: даже если внезапно получит миллионное наследство.

Так что мой совет дамам: не приучайте ваших кавалеров на вас экономить, не демонстрируйте свое бескорыстие. Не оценят, уверяю вас!

В общем, выводы я сделала, но слишком поздно. Опыт у меня появился, а вот поклонников не осталось.

Поэтому заявление практически незнакомого мужчины, на которого я не возлагала никаких личных надежд, прозвучало для меня громом с ясного неба.

– Ждали десять дней? – пролепетала я.

– Ждал, – спокойно подтвердил Виктор.

Я судорожно проглотила слюну.

– Зачем?

Глупый вопрос, согласитесь. Но в тот момент это было единственное, что пришло мне в голову.

– Мне показалось, что вы попали в неприятность, – объяснил собеседник.

Я выпустила из легких скопившийся воздух.

Вот оно что! Мужчина решил проявить героизм! А я то, дура, губки раскатала!

– Это очень благородно с вашей стороны, – сказала я с неожиданной для себя горечью.

– Ничего подобного, – отказался Виктор. – Я эгоист до мозга костей.

Я судорожно вздохнула. Запуталась. Может, я его не так поняла?

– Приказывайте, – предложил собеседник все тем же уравновешенным тоном.

– Что приказывать?

– Что считаете нужным!

Я грустно усмехнулась.

– Знаете, я подумала – и поняла, что вы мне помочь не можете.

– Вот как!

Спокойные серые глаза внимательно осмотрели мое лицо.

– Вы изумительно выглядите.

– Спасибо.

– Тогда, может быть, мы с вами встретимся еще раз? Вы на досуге обдумаете ситуацию, и кто знает?.. Возможно, я вам пригожусь?

Я задумчиво почесала нос. Есть у меня такая малоэстетичная привычка. Спохватилась и быстро опустила руку.

– Ну что же… Давайте так и сделаем.

– Я могу с вами созвониться?

– Нет! – ответила я быстро.

– Понимаю.

Виктор еще раз внимательно оглядел мое лицо.

– Тогда запишите мой номер.

– Я запомню.

Виктор негромко присвистнул.

– Все настолько плохо? – спросил он после небольшой паузы.

Я только вздохнула.

– Запоминайте, – начал он и продиктовал мне несложный шестизначный номер. Выходит, Виктор, как и я, пользуется услугами здешнего оператора связи.

– Запомнили? – спросил он.

Я повторила номер.

– Позвоните, когда все хорошо обдумаете, – сказал он.

– Я позвоню, – пообещала я.

Виктор немного поколебался.

– Пообещайте мне…

– Что? – удивилась я.

– Пообещайте, что позвоните в любом случае. Даже если решите, что моя помощь вам не нужна.

Я почувствовала, что уши мои покраснели.

Итак, блистательный внешний вид сделал свое дело. У меня появился поклонник. Не уверена, что сейчас в нем нуждаюсь, но все равно приятно.

Дьявольски приятно! Женщина просто обязана ощущать себя востребованной!

– Я… постараюсь, – ответила я кокетливо. И тут же испуганно добавила:

– Я не всегда могу пользоваться своим телефоном.

– Даже так, – пробормотал Виктор.

– Так, – подтвердила я, понурившись.

Мой собеседник вскинул руку и взглянул на запястье.

– Вам пора, – напомнил он. – Долгое отсутствие выглядит подозрительно.

– Да, – согласилась я. Немного потопталась на месте и сказала:

– Спасибо.

– Пока не за что, – откликнулся Виктор.

Я поднялась на пару ступенек, обернулась и спросила:

– А вы еще долго пробудете в городе?

Виктор пожал плечами.

– Думаю, что теперь долго.

В его тоне не было никакого намека на комплимент, но отчего-то я почувствовала себя польщенной. «Теперь долго…»

Получается, из-за меня?..

Додумывать эту мысль я не стала. Побоялась. Уж слишком она была приятной.

Я поднялась в обеденный зал. На моем столе уже были расставлены красивые тарелки, накрытые фарфоровыми колпаками, но я не обратила на них никакого внимания. Сейчас меня мучили два вопроса.

Первый: каким образом мой неожиданный поклонник может мне помочь?

Второй: а он действительно мой поклонник?

И, если говорить откровенно, я не знала, какой вопрос для меня важнее.

Наверное, все-таки второй.

Остаток дня прошел в приподнятом состоянии духа. После обеда, по времени больше похожего на ужин, я погуляла в парке. Потом спустилась к морю и побродила вдоль водной кромки. Собрать мысли и настроиться на деловой лад я так и не смогла.

«Стыдно, барышня! – укорило меня благоразумие. – Речь идет о твоей жизни и о твоей смерти, а ты в облаках витаешь! С чего бы это? Подумаешь, малознакомый мужчина вызвался тебе помочь! Что с того? Да он мгновенно передумает, когда узнает, в какую историю ты вляпалась! И потом, с чего ты взяла, что он тобой увлекся? Может, это обыкновенный курортный джентльмен в поисках необременительной интрижки? Может, у него пятеро детей? И вообще, брось думать о ерунде! Думай о главном! Как тебе выбраться из всего этого дерьма!»

Я смиренно признавала правоту благоразумия, но в голове пели райские птицы, а на душе царило приподнятое чувство.

Я точно знаю, что нравлюсь Виктору! Откуда? А откуда женщины знают такие вещи? Знаю, и все!

В общем, остаток дня прошел под флагом эйфории.

Дома я сразу поднялась к себе, отклонив предложение дворецкого поужинать с родственниками.

Видеть дядюшку с тетушкой мне в моем приподнятом настроении совершенно не хотелось.

Однако пришлось.

Дядюшка нанес мне визит уже под утро. Растолкал меня, не дав досмотреть приятнейший сон, и шепотом потребовал:

– Пошли в ванную!

Потомок Кисы Воробьянинова. Помните бессмертное: «Поедем в номера»? Похоже, правда?

Спорить я не стала. Вылезла из-под теплого одеяла, нашла халат, валявшийся на полу. Завернулась в него, затянула пояс и, зевая, побрела за родственником на производственное совещание.

Дядюшка впустил меня в ванную, запер дверь и решительно уселся на опущенное сиденье унитаза. Занял, так сказать, лучшее место.

Мне ничего не осталось, как присесть на край ванны.

– Ну? – сразу приступил к делу дядюшка. – Ты все обдумала?

Я вздохнула.

– Я болела, – напомнила я.

– Ну и что?

– Не до того было!

– Понятно…

На лице дядюшки снова заиграла неприятная ухмылка, которую я видела в прошлый раз.

– А когда будет «до того»? – поинтересовался родственник.

Я не ответила. Просто молча почесала нос. При том разброде и сумятице, которая царила в голове, лучше мне сейчас говорить поменьше.

– Понятно, – повторил дядюшка.

Облокотился на бачок, закинул ногу на ногу.

– Что ж, – начал он, – ты, видимо, не понимаешь всей серьезности положения. Объясняю: после шестнадцатого ноября твоя жизнь будет стоить пять копеек. Вру, она и того не будет стоить. Тебя тихо-мирно уберут со сцены, никто даже не поинтересуется причиной смерти.

– Почему не поинтересуется? – удивилась я.

– Во-первых, потому, что Женя была наркоманкой.

Я вспомнила то, что мне сказала Ольга, и перебила дядюшку.

– Кстати, это правда, что Женю посадили на «колеса» именно вы?

– Не я, – быстро отказался дядюшка. – Лена.

– Зачем?

Он пожал плечами.

– Чтобы лучше контролировать, разумеется! Вот и подумай хорошенько, сильно ли удивятся окружающие, если наркоманка со стажем умрет от передозировки?

Я плотнее стянула халат на груди. Меня начинало знобить.

– Ты чего? – забеспокоился дядюшка. – Снова заболеваешь? Не вздумай! Времени нет!

– Не заболею, – пообещала я. – Не бойтесь.

– Я не за себя, а за тебя беспокоюсь…

– Да-да! – перебила я снова. – Я поняла. Вы дело говорите, не нужно лирических отступлений.

Дядюшка посмотрел на меня с тихой ненавистью. Он органически не переваривал женщин, которым не нравился. А мне он не нравился настолько, что я не могла этого скрыть.

– Что тебя интересует? – спросил он.

– Объясните, что должно произойти на этом дне рождения, – сказала я. – Меня должны кому-то предъявить живой и здоровой. То есть не меня, а Женю. Правильно?

Дядюшка поколебался.

– Ну, в общем, правильно.

– Подробнее, пожалуйста, – велела я.

Дядюшка вздохнул.

– После тридцатилетия Женя, по условиям завещания своего отца, получает весь основной капитал.

– А Женин отец ее когда-нибудь видел?

Дядюшка покачал головой.

– Хороший человек, – пробормотала я. – Деньжат дочке отстегнул, и хватит с нее.

Дядюшка снова ничего не ответил. У меня складывалось ощущение, что он не хочет говорить об этой темной семейной истории.

– Продолжайте, я слушаю, – поторопила я.

– Для того, чтобы получить капитал, нужно исполнить некоторые формальности, – неохотно продолжал дядя. – Ну, и конечно, наследница должна быть жива-здорова. Приедут душеприказчики…

– А они Женю раньше видели?

Дядюшка кивнул.

– Раз в год. На дне рождения.

– Значит, они с ней практически не общались?

Он покачал головой.

– Они знают, что Женя употребляла наркотики?

– Знают, – неохотно обронил дядя.

– И что?

Он высоко поднял брови.

– И ничего! По условиям завещания они не обязаны следить за ее моральным обликом! Для этого у Жени есть родная тетка!

– Ну да, – спохватилась я. – Я и забыла, что Жене так повезло. В общем, я так понимаю, что посторонним людям на девушку было наплевать. Жива – значит проценты с капитала капают. Умерла – значит…

Тут я остановилась и посмотрела на дядюшку.

– Кстати, а что было бы с деньгами, если б Женя умерла до своего тридцатилетия?

– Ты зришь в корень, – угрюмо похвалил дядюшка. – Капитал распределяется между тремя благотворительными фондами.

– А душеприказчики, случайно, не состоят в учредителях этих фондов?

Дядюшка кивнул.

– Ага! – сказала я деревянным голосом. – Выходит, им было выгодно, чтобы Женя сидела на наркотиках! Им была выгодна ее смерть! Выходит, это всем было выгодно!

Дядюшка промолчал. Я посмотрела на него с отвращением и сказала:

– Ну и сволочи же вы!

– Не я, – начал дядюшка, но я не дала ему договорить.

– Да, да, не вы! Я все время забываю, что главная негодяйка – ваша жена, а вы у нас белый и пушистый!

– Не паясничай!

Я перевела дыхание и стиснула зубы.

Все равно уже ничего не исправить. Женя погибла, а следом за ней могу погибнуть я. При таком раскладе, который мне нарисовал дядюшка, я действительно никому не нужна. И мои шансы дожить до собственного дня рождения в апреле равны нулю.

Если я не предприму встречных шагов для обеспечения своей безопасности.

– Что вы предлагаете? – спросила я дядюшку.

Он выразительно расширил глаза и уставился на меня.

– А ты как думаешь?

– Давайте я как-нибудь отсюда удеру, – предложила я. – Помогите мне!

Дядюшка снисходительно усмехнулся. Действительно, что за глупости я болтаю!

– Ну, да, – опомнилась я. – Это же не в ваших интересах.

– Конечно!

– В ваших интересах дождаться дня рождения, после которого все деньги перейдут ко мне.

– К нам, – поправил меня дядюшка очень тихо.

– К нам, – повторила я. – Интересно, какие гарантии вы хотите от меня получить?

Дядюшка поднялся со своего сидения и прошелся по просторной ванной.

– Я хочу, чтобы ты подписала одну бумагу…

– Доверенность на получение денег, – догадалась я.

Дядюшка любезно оскалился.

– А тетушку куда денем? – поинтересовалась я.

– Это вопрос, – согласился дядя. – Можно сказать, главный вопрос.

– Вы же не думаете, что она позволит нам вытолкать ее из теплого стойла…

– Не думаю, – снова согласился дядя.

– Елена Борисовна – женщина опасная…

– Опасная! – эхом откликнулся дядя.

– И нас сотрет в порошок, если только…

Тут я прервала свои рассуждения и взглянула на дядюшку. Тот наклонился ко мне, ловя каждое слово. Его лицо вытянулось и снова превратилось в волчью морду. Глаза сверкали голодным хищным блеском, на щеках цвел лихорадочный румянец.

Я испугалась и медленно приподнялась с бортика ванны.

– Нет…

– По-другому не получится, – быстро сказал дядюшка. – Или она, или ты.

– Нет! – повторила я громче.

– Тихо!

Дядюшка схватил меня за руку, но я с отвращением вырвала ее. Меня знобило все сильней.

– Тихо! – повторил дядюшка свистящим шепотом, сгорбился и стал похож на оборотня.

Он приоткрыл дверь ванной, прислушался к беззвучной темноте гардеробной. Снова закрыл дверь и повернулся ко мне.

– Пойми, – начал он убедительно, – по-другому никак не получается! Я уж и так прикидывал, и сяк…. Думаешь, мне хочется ее убивать?

Я смотрела в его волчье лицо и молча тряслась. Мне было очень страшно. Любому на моем месте было бы страшно.

– Она все-таки моя жена, – продолжал дядя с фальшивым сожалением. – Пятнадцать лет вместе прожили… Хорошо ли, плохо ли, а прожили!

Он снова совершил круг по ванной. Я молчала. Я уже знала, что он скажет дальше, поэтому только молча тряслась.

– В общем, так…

Дядюшка не смотрел мне в глаза.

– Я скоро уеду на две недели.

Он снова замолчал, а я с усилием проглотила слюну.

– Вот…

Дядюшка достал из кармана халата пузырек с бесцветной жидкостью.

– Нет ни вкуса, ни запаха, – прошептал он. – Буквально по одной капле в день, не больше, и через две недели – все. Обширный инфаркт со смертельным исходом.

Он протянул мне пузырек, старательно пряча глаза. Я стояла, как истукан, и, не двигаясь, смотрела на бесцветную смерть, заключенную в стеклянную оболочку.

– Пойми, ты совершенно вне подозрений, – втолковывал дядя, неправильно истолковав мое молчание. – Ты никак не заинтересована в смерти тетки! Деньги-то ты получаешь не от нее, а от отца, который уже умер! По логике, это Лена заинтересована в твоей смерти! Что и произойдет, если ты ее не опередишь!

Я молча подняла глаза и посмотрела на дядю. Он поймал мой взгляд и тут же отвернулся.

– Сам не могу, – сказал он глухо. – Я первый попаду под подозрение. Все знают, что мы с Леной в последнее время… не ладили… В общем, я не могу. Это просто неразумно.

Он повернулся ко мне, взял мою безжизненную руку, вложил в ладонь пузырек и стиснул пальцы.

– Вот так!

Я молчала. Просто не могла ничего сказать.

– Способ найдешь? – продолжал дядя шепотом. – Это не трудно! Вы можете вместе обедать. Или ужинать. Буквально одну каплю в чай… Понимаешь? Не больше! Но каждый день! Обязательно каждый день! Иначе ничего не получится.

Я молчала и не отводила взгляда от пузырька, зажатого в моей ладони.

– Совершенно естественная смерть! – продолжал втолковывать дядюшка. – Никаких следов! А потом, ты получишь такие деньги, что сможешь заткнуть любой рот! Представь только, как ты заживешь после получения наследства! Весь мир – твой. Все самое лучшее, что есть в этой жизни, – твое! И что нужно для этого сделать? Господи, ерундовое дело! По капле каждый день, и все. Любой нормальный человек и раздумывать бы не стал! Тем более, что от этого зависит твоя жизнь…

Его голос начал дробиться колючими осколками, эхо отскакивало от кафельных стен и возвращалось назад упругим теннисным мячиком. Сначала я прилагала усилия, чтобы следить за речью родственника, потом поняла, что у меня ничего не получается. Глаза мои закрылись, дядюшкин голос отъехал далеко, стал неслышным. И последнее, что я помню – это хороший удар по боку, который получаешь, когда падаешь на твердую поверхность.

«Черт! Опять упала на тот же бок!» – успела подумать я.

И все провалилось в темноту.

Утренние лучи коснулись моего лица, и я тут же открыла глаза.

Я лежала на кровати в своей комнате, заботливо укрытая одеялом. Халат валялся на полу, и я с облегчением вздохнула:

– Приснилось!

Присела на постели и тут же болезненно скривилась. Бок пронзило резкой болью.

Я выскользнула из-под одеяла, поднялась на ноги и пошла в ванную. Встала перед большим овальным зеркалом, задрала ночную рубашку и внимательно осмотрела свой бок.

Бок отчего-то приобрел неприятную багровую окраску. «Синяк будет, – подумала я равнодушно. – Черт, на том же месте! Только-только побледнел синяк, который я заработала, вывалившись из окна десять дней назад, и вот вам! Новая болячка!»

Я открыла кран с холодной водой и ополоснула лицо.

Выходит, мне не приснилось. Этой ночью на этом месте состоялся разговор с дядюшкой, и он предложил мне убить тетушку. И даже сунул мне в ладонь пузырек с бесцветной жидкостью.

– Ни вкуса, ни запаха, – шепнул мне в ухо невидимый Мефистофель. – Может, попробуешь?.. Одним махом семерых побивахом: собственную жизнь сохранишь и разбогатеешь… Больше такого шанса у тебя никогда не будет!

Я изо всех сил зажала уши. Мефистофель умолк.

Интересно, куда делся пузырек с ядом?

Я вернулась в комнату, подняла с пола халат и обшарила карманы. Пусто. Значит, дядюшка забрал его с собой.

Я подошла к окну. Во дворе дежурила машина. Шофер Миша стоял возле распахнутой задней дверцы в почтительной позе, лаковый козырек его форменной фуражки радостно сиял.

Открылась дверь, из дома вышла тетушка, одетая как всегда элегантно и просто. Не глядя на шофера, скользнула в машину, Миша бесшумно притворил дверцу. Обежал автомобиль, уселся за руль. Машина тронулась с места и неторопливо поползла к воротам.

Я проводила ее взглядом.

Интересно, куда это тетушка собралась? Впрочем, какая разница…

Дверь в мою комнату приоткрылась. Это я поняла по легкому сквозняку, залетевшему из коридора. Горничная явилась.

– Есть не буду, – сказала я Рите, не оборачиваясь. – Принеси кофе. Без сахара, с молоком.

– Напрасно, – ответил мне мужской голос. – Тебе нужно набираться сил.

Я обернулась. Дядюшка стоял в дверях, словно не решаясь переступить порог.

– Стучаться надо, – сказала я устало. Что ж это такое, никто меня здесь не считает одушевленным предметом!

– Я стучался, – соврал дядюшка. Я не стала вступать в прения. Какой смысл?

Дядюшка воровато оглядел коридор. Вошел в комнату и плотно прикрыл дверь.

– Как ты? – спросил он с фальшивым участием.

– Прекрасно! – ответила я.

– Ты вчера сознание потеряла, – проинформировал меня любящий родственник.

– Я догадалась.

– Это последствия твоей болезни, – заявил дядюшка.

– Вы думаете?

Он сделал еще один шаг ко мне.

– Я завтра улетаю….

– Счастливого пути, – пожелала я и стала смотреть в окно. Смотреть на дядюшку было ужасно противно.

– Это все, что ты хочешь мне сказать?

Я отвернулась от окна и посмотрела на дядю. Он быстро отвел взгляд.

– Это… в сливном бачке в ванной, – прошептал он.

Я молчала.

– Ты слышишь?

– Слышу, – ответила я безразлично.

– Ты сделаешь?

Я снова посмотрела в лицо родственнику.

– Вам ее совсем не жаль? – спросила я, не понижая голоса. – Она ведь вас любит!

На мгновенье дядюшка смутился. Какое-то нормальное человеческое чувство проглянуло в его глазах: стыд, смешанный с раскаянием. Но только на мгновение. Через минуту на меня смотрел оборотень из фильма ужасов.

– Себя пожалей, – сказал он негромко. – Помрешь ведь…

– Не помру, – ответила я. – Просто все расскажу душеприказчикам на дне рождения. Они ведь заинтересованы в том, чтобы получить эти деньги. Так что они мне помогут…

– Говоришь по-английски? – перебил меня дядюшка.

Я растерялась.

– Нет… А при чем тут…

– Притом, что они не знают ни одного русского слова, – жестко ответил дядюшка.

– Как? – растерялась я еще больше.

– Так! – повысил голос дядя.

Но тут же спохватился и продолжал шепотом.

– Так! Душеприказчики – иностранцы!

– А переводчик у них есть? – спросила я нерешительно.

– Есть, – ответил дядюшка с плотоядной усмешкой. – Его Лена кормит из собственных рук. Все предусмотрено, не суетись. Даже твой бунт. Переведут то, что посчитают нужным.

Я молча взялась руками за горячие щеки.

– В общем, я тебя предупредил, – сказал дядя. – Дальше – как знаешь. Вернусь через две недели. Если все сделаешь, как надо, – будешь всю жизнь как сыр в масле кататься. Если нет…

И он пожал плечами, как бы сожалея о моей глупости.

Действительно, что тут еще можно сказать?

– Возьми себя в руки, – приказал дядюшка. – Вариантов немного: или тебя убьют, или…

Он снова не договорил. Развернулся и покинул мою комнату.

А я немного постояла у окна, потом пошла в ванную и открутила шариковую головку спусковой ручки бачка. Приподняла крышку. В воде плавал небольшой флакончик, кажущийся пустым. Но я знала, что он наполнен. И знала чем.

Я бесшумно опустила крышку на место и завинтила шариковую головку.

– Не трусь, – снова шепнул в ухо Мефистофель. – Никто ничего не узнает. А если узнает… Ну и что? У тебя будет столько денег, что ты сможешь выбраться из любой неприятности!

Я снова зажала уши, и Мефистофель убрался. Но убрался неторопливо, заронив в мою душу ядовитые семена.

Может, и вправду?..

Я не додумала. Села на край ванны и тихо заплакала, спрятав лицо в ладонях.

Весь день я провела в своей комнате. Лежала на кровати, раздумывала над нелегким положением, в котором оказалась. Вчерашняя эйфория обернулась горьким похмельем.

Попробуем подсчитать свои резервы. Резервы сомнительные.

Во-первых, человек по имени Виктор, которого я почти не знаю. Предположим, что он действительно готов мне помочь. Что он может сделать?

Рассказать ему всю свою историю от начала до конца? Тогда он автоматически попадает под удар. Тетушка и колебаться не станет, размажет его по стенке вместе со мной. Имею я право вовлекать человека в такую авантюру?

Нет. Конечно, нет.

Выходит, про Виктора можно забыть. Вернее, нужно забыть. Нечего втягивать посторонних людей в свои личные трудности.

Резерв второй. Дядюшка.

Я перевернулась на спину и уставилась в потолок.

Да, резерв весьма и весьма сомнительный. С одной стороны, он готов мне помогать, но только в том случае, если я Женя. Если я попытаюсь восстановить истину, он немедленно перейдет на сторону тетушки.

Душеприказчики-иностранцы. Странно…

Я задумчиво почесала нос.

Может быть, Женин отец тоже иностранец? Поэтому они и не виделись столько лет? А, ерунда! Железный занавес расплавился сто лет назад! Захотел бы увидеть дочку – увидел бы, можно не сомневаться!

Женя попала в семью Володиных пятнадцать лет назад. В девяностом году. Предположим, что именно тогда она начала получать хорошие деньги от своего далекого отца.

Ну, и что? В девяностом году перемещаться за рубеж стало значительно проще! А уж приехать оттуда в Россию просто пара пустяков!

Выходит, Женин отец либо не хотел видеть дочь, либо умер гораздо раньше…

Да ладно, какая разница?! Свиделись отец и дочка в том месте, где никаких границ нет и быть не может! Женя ведь тоже погибла!

Бедная девушка!

Мне стало отчаянно жаль незнакомую барышню, имевшую в этой жизни все, кроме самого главного.

Кроме близких людей и их любви.

Мне, конечно, тоже в этом смысле не повезло, родители погибли, когда мне было чуть больше двадцати… Но двадцать лет у меня были прекрасные папа и мама, которых я вспоминаю с нежностью и любовью. У Жени не было даже воспоминаний.

Зато у нее была тетка, посадившая племянницу на наркотики, чтобы легче отбирать деньги. И дядюшка, которому наплевать на все, кроме собственных удобств и удовольствий.

Замечательная парочка!

Ладно, все это в сторону… Нужно думать о другом. Как мне отсюда выбраться живой и желательно здоровой.

Я думала очень долго, и в конце концов кое-что придумала. План мне понравился своей простотой и незамысловатостью. Авось получится.

Эту ночь я спала почти спокойно.

Утром меня разбудил стук в дверь.

– Кто там? – спросила я, не проснувшись окончательно.

Дверь отворилась, и на пороге возникла тетушка, одетая в джинсы и свитер.

Надо же! Первый раз вижу ее в джинсах!

– Юра уезжает, – проинформировала она меня негромко. – Может, попрощаешься?

– Уезжает? – переспросила я сонным голосом. – Куда уезжает?

Тетушка сделала досадливое движение бровями, как бы отвечая: «Какая разница!» Я потянулась и выбралась из постели. Нашарила тапочки, набросила на плечи халат.

– Мы ждем в холле, – сказала тетушка и скрылась в коридоре. Я спустилась следом за ней.

В холле, перед парадными дверями, хлопотала вся прислуга. Рита обмахивала дядюшкин костюм щеткой, шофер Миша тащил в машину дорожные сумки, повариха совала в какой-то пакетик свертки с едой.

Дворецкий стоял возле открытой входной двери с таким видом, словно он только что ее открыл и усилие его просто подкосило.

Дядюшка благосклонно внимал всей этой суете.

– А! – воскликнул он, увидев меня. – Проснулась, царевна-лягушка!

– Почему это «лягушка»? – обиделась я.

– Потому, что халат зеленый, – объяснил дядюшка.

Я фыркнула и пробормотала под нос:

– Очень остроумно!

Тетушка услышала и посмотрела на меня осуждающе. Действительно, никакого почтения к старшим!

– Ну, давай прощаться, – руководил дядя.

– Давайте, – согласилась я охотно. Моя бы воля – простилась на всю оставшуюся жизнь.

Дядюшка начал говорить, а я покорно закивала головой.

– Будь умницей.

– Буду.

– Хорошенько ешь, набирайся сил.

– Наберусь.

– Не забудь – впереди у тебя ответственное мероприятие!

На этот раз я не кивнула, а посмотрела ему в глаза. Дядюшка слегка поджал губы.

Понятно, что он имеет в виду.

– Что тебе привезти? – спросил дядя тоном любящего родственника.

– Пальму в горшке, – ляпнула я первую пришедшую в голову глупость.

– Пальму?..

Дядюшка растерялся и посмотрел на жену.

– Не обращай внимания, – хладнокровно сказала тетушка. – Это она выпендривается.

– А-а-а…

Дядюшка немножко похихикал. Посерьезнел и сказал:

– Ну, все. Целоваться будем?

– Не стоит, – отказалась я торопливо. – Я простуженная.

– Как знаешь.

Он немного обиделся. Я же говорю, дядюшка ничего не прощает женщинам, которым он не нравится.

– Не забудь! – напомнил дядя перед выходом. – Береги себя!

Я ничего не ответила. Проводила взглядом родственников, усевшихся в машину, и вернулась обратно.

Пора готовиться на выход и мне.

Собиралась я очень тщательно. Это было нужно для роли богатой наследницы, которую я собиралась разыграть.

Я перебрала Женины шмотки и выбрала простой, но очень элегантный костюм из тонкой черной шерсти. Приталенный пиджак с глубоким декольте, не предполагающий ношения блузки, прямые классические брюки.

К костюму прекрасно подошли черные замшевые лодочки и такая же замшевая сумка с декоративной серебряной пряжкой. Я тщательно накрасилась, воспользовалась хорошим парфюмом и позвонила в гараж.

– Да, – ответил незнакомый мужской голос.

– Мне нужна машина, – сказала я, не здороваясь.

Мужчина немного помолчал.

– Евгения Борисовна? – уточнил он почтительно.

– Да, – буркнула я неприязненно.

Он подумал еще немного. Я внутренне поджалась.

Все зависит от того, какие указания на мой счет оставила тетушка. Моя недавняя болезнь родственницу здорово напугала, и я стала пользоваться гораздо большей свободой, чем раньше.

Выпустят или нет? Должны выпустить, иначе я снова могу впасть в стресс. А нервный стресс, как сказал врач Анатолий Иванович, способен спровоцировать развитие серьезной болезни!

– Через две минуты машина будет у входа, – все так же почтительно проговорил голос.

– Ладно, – буркнула я.

Положила трубку и сделала локтем энергичный жест.

Есть! Прокатило!

Правда, когда я вышла на улицу, мою эйфорию немного остудил тот факт, что оба цербера уже сидели в салоне. Я сильно надеялась на то, что мой отъезд пройдет незамеченным.

Ну что ж… Нет так нет!

Я уселась в машину и осмотрелась. Я сегодня без шофера. За рулем сидит один охранник, рядом со мной – второй. Выходит, на всех нас работает только Миша?

– Куда? – поинтересовался цербер, сидящий за рулем.

– В салон красоты, – ответила я сухо.

Маршрут подозрений не вызвал. Ну и правильно. С чего это ему быть подозрительным? В руках у меня никаких объемных сумок с париком и переодеванием, салон – место проверенное, забор высокий, одной бабе его никак не перелезть…

В общем, охрана дала «добро».

До салона мы доехали за двадцать минут. Я вышла из машины, бросила: «Ждите!» и направилась к воротам.

Интересно, охрана попрется за мной или нет?

Поперлась. Черт!

Я мысленно выругалась, но сдержала эмоции. И даже очаровательно улыбнулась в объектив видеокамеры на входе.

Как и в прошлый раз, в здание я прошла беспрепятственно. В дверях меня уже ждала та самая необыкновенная красавица, которую я видела в свое прошлое посещение. Теперь я была немного готова к тому, что увижу, поэтому сумела прочесть ее имя на бейджике. Красавицу звали экзотически: «Натэлла».

Что ж, вполне подходящее имя для такой красивой женщины.

– Добрый день, Евгения Борисовна, – мило поприветствовала меня администратор.

– Добрый, – откликнулась я.

– Очень рады, что вы приехали. Только…

– Да-да, я снова без записи, – перебила я. – Анечка занята?

– К сожалению, да. Будете ждать?

– Конечно, – ответила я. Бросила свою сумку на диван в холле и проинформировала:

– Посижу в баре.

– Я вас позову, – пообещала Натэлла.

– Спасибо.

И я продефилировала по знакомому маршруту.

Зашла в бар, заказала тот же травяной коктейль, что и в прошлый раз, уселась за боковой столик в самом темном углу и зажала в зубах соломинку.

Меня потряхивал нервный озноб.

Я знала, что мне предстоит сделать большую гадость, но ничего другого придумать не могла.

Я допила коктейль, отставила бокал и еще немного посидела на диванчике, собираясь с силами.

Ну, Лерка, вперед! Хотелось бы сказать: «С богом!», но бог в таких грязных делах не помощник.

Я вышла из бара, неторопливо процокала каблучками в сторону огромного холла с аквариумом. Натэлла встретила меня улыбкой, в которой сквозило удивление.

– Анечка еще не…

– Знаю, знаю, – перебила я. – Я за носовым платком.

– Дать вам бумажные салфетки? – засуетилась администратор. – Они у нас стерильные!

Я небрежно отмахнулась.

– Не стоит! У меня свой платок.

Я подошла к дивану и подняла с него свою замшевую сумку.

– Вы здесь сумку оставили? – спросила Натэлла с искренним удивлением. – Я не заметила…

– Да я вообще растеряха, – ответила я. – Бросаю вещи, где попало.

Администратор дружелюбно улыбнулась. Я взяла сумку, отвернулась от красавицы, зажмурилась и мысленно попросила у нее прощения.

У меня не было другого пути.

Я открыла сумку, порылась в ней и вдруг заголосила:

– А доллары где?! Где наличные?!

Развернулась к администратору и увидела абсолютно белое от ужаса лицо с огромными испуганными глазищами.

– У вас что-то пропало? – пролепетала Натэлла.

– «Что-то»! – взвизгнула я. – У меня вся наличность пропала! Тысяча долларов! Безобразие! Какой-то воровской притон!

– Евгения Борисовна!

– Немедленно вызывайте милицию! – продолжала я, топая ногами. – Слышите? Немедленно!.. Да! Перекройте вход и выход, я не хочу, чтобы мои денежки благополучно испарились! Слышите меня?

– Евгения Борисовна! Успокойтесь! – умоляла меня Натэлла. Мне было ужасно стыдно, и именно поэтому я голосила еще громче.

– Что значит «успокойтесь»? Обобрали клиентку как липку! Мало мне ваших ломовых цен, решили еще и сумочку подчистить! Милиция!..

– Может, вы деньги дома оставили? – пыталась пробиться ко мне администратор. – Знаете, так бывает: возьмешь деньги, чтобы в сумку положить, и оставишь где-то по пути к ней… У меня так было…

– У вас, может, и было! – верещала я противным голосом. – А у меня нет! Поняли?

– Поняла, поняла. Евгения Борисовна, позвоните домой. Попросите посмотреть в вашей комнате или где-то на выходе… А может, вы не ту сумку взяли? У вас столько сумок, могли и перепутать!

– Вы что хотите сказать? – наседала я. – Что я идиотка?

– Ну, что вы! Конечно, нет!..

– Тогда вызывайте милицию!

– Зачем же сразу милицию, – попробовала отбиться Натэлла, – у нас есть своя служба безопасности.

Я истерически расхохоталась.

– «Своя»! Ну, конечно! Именно «своя»! Вы с ними делитесь! Решили, если клиентки состоятельные, то шума поднимать не станут, да?

– Евгения Борисовна! – стонала Натэлла, утратив способность к внятной речи.

– Вызывайте милицию! – требовала я с пеной у рта.

– Прошу вас!..

– Милицию! Немедленно! Я с места не сдвинусь, пока не приедет милиция!

В общем, не буду вас утомлять.

В роли противной богатой сучки я была убедительна до омерзения. Наверно потому, что речь шла о моей жизни.

Ничего. Потом я все объясню Натэлле. Она поймет. Она не избалованная богатенькая самочка. Она мне посочувствует и простит меня за эту отвратительную сцену.

События развивались следующим образом. Сначала из кабинетов стали выглядывать встревоженные лица косметологов и пациенток. Потом, поскольку я не умолкала, народ начал собираться в холле, вокруг меня. Я голосила, как пароходная сирена, Натэлла, чуть не плача, объясняла всем и каждому, что обворовать меня никак не могли. Сумка лежала на диване, но мимо него никто не проходил. А сама Натэлла даже не заметила, что я оставила сумку в холле.

Потом на смену пациенткам и врачам явились секьюрити в количестве двух человек. Натэлла бросила взгляд на одного из них, симпатичного молодого парня, и побледнела до синевы. Нетрудно было догадаться, какие чувства она к нему испытывает.

Если бы вы только знали, до чего мне было хреново! Но назад дороги не было.

Поэтому я твердо выдержала небольшой допрос, который устроила мне охрана, и продолжала требовать милицию.

Старший охранник повернулся к Натэлле, немного поколебался и велел:

– Сумку открой.

Натэлла мгновенно перестала плакать. Ее глаза раскрылись настолько широко, что почти вылезли из орбит.

Минуту она стояла молча, размазывая по щекам дорожки слез. Потом достала из стола дешевую кожаную сумочку, нервным движением дернула молнию и вытряхнула содержимое на стол.

Вокруг нас разлетелись обычные женские мелочи: футлярчик с губной помадой, пудреница, тушь, сигареты, зажигалка, связка ключей, бумажные салфетки…

Натэлла упала на стул, спрятала лицо в ладонях и снова тихо заплакала.

Старший охранник порылся в сумочке, но без особого энтузиазма. Потом оглянулся на меня, и в его взгляде мелькнуло неодобрение.

– Пусто, – проинформировал он холодно.

– Вызывайте милицию! – стояла я на своем, как ненормальная.

Охранник снова повернулся к Натэлле.

– Иди в кабинет, – велел он коротко. – Сейчас туда придет Ася.

Теперь побледнел младший охранник, симпатичный парень, не сводивший с Натэллы глаз.

– Ты что, Петрович, обалдел? – спросил он тихо.

– Молчи, – оборвал его старший. – Есть правила и инструкции. Забыл?

Натэлла встала со стула. Она неожиданно успокоилась и перестала плакать.

– Куда идти? – спросила она.

Охранник кивнул головой в сторону коридора.

– В первый кабинет.

Натэлла гордо прошла мимо, не глядя на меня. Охранник проводил ее внимательным взглядом, достал мобильник, набрал номер и произнес:

– Ася! Давай вниз, быстро! В кабинет массажа, там Натэлла ждет. У клиентки деньги пропали… Нет, ты не ослышалась! Обыскать, и как можно тщательней! Давай иди. Нет, в сумке ничего нет. Стол я осмотрю. Да. Да.

Он отключил мобильник. Младший сделал шаг в сторону коридора, где скрылась Натэлла, но его остановил жесткий возглас старшего:

– Куда?

– Посмотрю, что там делается, – начал младший охранник нервно.

– Стой на месте, – велел старший.

Младший нерешительно оглянулся, но послушался и остался на месте.

Свинья я распоследняя!

Старший охранник обогнул стол администратора и начал выдвигать ящики, один за другим. Вынимал папки, вытряхивал их над столом, бросал на край столешницы. Вниз летели какие-то бумажки, квитанции, обрывки газет с кулинарными рецептами…

Не знаю, кому в этот момент было хуже: Натэлле или мне.

Наконец охранник вытряс содержимое последнего ящика и сухо обронил:

– Пусто…

– Она могла кому-нибудь передать деньги, – пошла я в бой. – Мало ли…

– Слушайте, Вы! – не выдержал младший охранник, но старший зыркнул на него бешеным взглядом и тот умолк.

– Проверим всех, – сказал охранник.

– Вызовите милицию!

– Вы настаиваете?

– Настаиваю!

Охранник вздохнул. В этот момент из коридора показалась женщина в зеленой униформе. Окинула меня коротким неприязненным взглядом, развела руками и сказала, обращаясь к старшему охраннику:

– Ничего!

Тот поджал губы. Немного подумал и спросил у меня:

– Ну, что? Все еще настаиваете на вызове милиции?

– Настаиваю! – ответила я твердо. – Требую, а не настаиваю! И еще я требую, чтобы вы перекрыли вход и выход!

– Уже, – обронил охранник сухо.

Достал телефон и начал набирать номер. А я с облегчением выдохнула воздух: мои церберы остались во дворе и в здание не попадут. Во всяком случае, до приезда милиции.

Милиция приехала через десять минут. Молоденький сержант с нервным румянцем во всю щеку спросил, входя в холл:

– Что произошло?

За его спиной нарисовались мои церберы. Плохо дело. А вообще-то, они уже опоздали.

– Вот…

Старший охранник кивнул головой в мою сторону.

– Клиентка говорит, что ее обокрали.

– Понятно, – протянул сержант без всякого энтузиазма.

Повернулся ко мне, окинул меня оценивающим взглядом и вздохнул. Я ему тихо посочувствовала. Да, не повезло парню. Нарвался на богатую стерву, с которой придется возиться до потери пульса.

– Много украли? – спросил меня парень без особого интереса.

– Мне нужно поговорить с вами один на один, – сказала я твердо. И тут же покосилась в сторону моих церберов. Один из них достал трубку и набрал на ней чей-то номер. Хотя нетрудно догадаться чей.

Нужно поторапливаться. Времени у меня в обрез.

– Один на один! – повторила я, повысив голос.

– Хорошо, – покорно согласился сержант. – Поговорим. Ребята, пока двери на замок. Чтобы никто не выходил и никто не входил. Сделаете? А, Петрович?

– Уже сделал, – ответил Петрович.

– Ну и молодец. Ты же опытный человек.

Старший охранник не возгордился комплиментом. Бросил на меня еще один неприязненный взгляд и пошел к входной двери, в которую просочились мои тюремщики.

– Вы к кому? – начал он, но я перебила:

– Это моя охрана!

– Оставить здесь? – спросил Петрович, поворачиваясь ко мне.

Я облилась холодным потом.

– Не нужно, – ответила я, сделав вид, что немного подумала. – Пускай в машине ждут. За воротами.

– Слышали? – спросил Петрович.

Мгновение царила напряженная пауза. Потом охранник, говоривший по мобильнику, сложил телефон, дернул коллегу за рукав и мотнул головой в сторону двери.

Слава богу! На месте меня не убьют!

Петрович вытеснил моих тюремщиков из холла и повел их по двору к воротам. Они не сопротивлялись. Но один цербер обернулся и послал мне долгий взгляд, в котором было нехорошее обещание.

Плевать! Главное сделано: я добралась до милиции.

– Куда пойдем? – спросил меня сержант.

В этот момент дверь массажного кабинета открылась и из него вышла Натэлла, поправляя на ходу костюм. Ее лицо раскрасили черные подтеки туши, но все равно она была ужасно красивая. Младший охранник немедленно бросился к ней, взял под руку и повел к дивану. Тут же вокруг зареванной красавицы сгрудились остальные работники салона. Они наперебой принялись утешать Натэллу, искоса поглядывая на меня. Я ощутила мощнейший выброс агрессии, направленный в мою сторону. Маленькая враждебная армия, с трудом сохраняющая нейтралитет.

Я прекрасно понимала этих людей.

Более того: я сама была на их стороне, со всеми моими потрохами.

Ну, ничего. Объяснения, как и эмоции, отложим «на потом». Надеюсь, меня поймут и простят.

Молодой охранник оторвался от утешений и неприязненно бросил через плечо:

– Можете идти в массажный кабинет. Там никого нет.

– Это где? – шепотом спросил меня сержант, очевидно, смущенный роскошью холла.

Я молча кивнула подбородком на раскрытую дверь.

Туда мы и удалились.

Как только сержант перешагнул порог, я быстро захлопнула дверь и спросила:

– Вы знаете, кто я такая?

– Знаю, – ответил сержант. – Вас в городе все знают. Вы Евгения Борщевская.

– Нет, – ответила я. – Я не Евгения Борщевская. Я совсем другой человек.

– Как это? – не понял сержант.

– Очень просто! Я ее двойник! Вы о двойниках слышали?

Милиционер захлопал глазами. Оглянулся на закрытую дверь, неуверенно хихикнул и спросил:

– Это розыгрыш?..

– Если бы, – сказала я безнадежно.

Присела напротив сержанта и попросила:

– Послушайте меня! Только очень внимательно! Не перебивайте, ладно?

Тот только хлопал ресницами. На его мордочке было написано полнейшее изумление.

«Плохо. Лучше бы прислали кого-нибудь постарше, – подумала я. – А впрочем…»

Как сказал Сталин председателю союза литераторов, жалующемуся на бездарность коллег:

– Извини, дорогой, других писателей у меня для тебя нет.

Вот и мне досталось то, что досталось. Другого милиционера у боженьки в данный момент под рукой не нашлось.

Успокоив себя подобным образом, я собралась с духом и начала свое повествование. Надо отдать мальчику должное: слушал меня он очень внимательно. Даже с напряженным вниманием. Ни разу не перебил, ни разу не потребовал уточнений. Глотал мой рассказ с таким аппетитом, что я просто диву давалась.

«Наверное, мальчик любит читать детективы», – подумала я. А благоразумие добавило:

– Ну, и слава богу! По крайней мере, не бросился вызывать психушку!

В общем, я рассказала все, от начала и до конца. Не утаила наш с дядюшкой последний разговор, указала местонахождение пузырька с ядом….

В общем, все.

Мальчик выслушал меня, как Шехерезаду. После того, как я закончила, он снял фуражку, вытер вспотевший лоб ладонью и спросил:

– Все?

– А вам мало? – разозлилась я.

– Нет, мне хватит, – заверил слушатель.

Надел фуражку и сказал казенным голосом:

– Документы предъявите.

Я подавилась. После короткого замешательства пришлось признать:

– Документов нет.

– Как это нет? – удивился милиционер.

– Вот так! Нет, и все! Тетушка спрятала… То есть Елена Борисовна, – поправилась я.

– Ага, – просек ситуацию милиционер. – Ну, хорошо, одни спрятала, другие-то должны остаться!

– Какие другие?

– Ну, предположим, она спрятала ваши документы на имя…

Сержант пощелкал пальцами.

– Аргуновой Валерии Васильевны, – поспешно подсказала я.

– Ну, да. Эти документы Елена Борисовна спрятала, а вторые где? На имя Борщевской?

– Да я их в глаза не видела! – ответила я.

Минуту мы смотрели друг на друга, как креветки. То есть выпучив глаза.

– Не видели, – повторил милиционер и многозначительно кашлянул.

– Конечно, нет! Она мне их не показывала!

– А прилетели вы сюда из Москвы?

– Из Москвы…

– Билет брали на чье имя?

– На…

Я снова поперхнулась. Билет покупала тетушка, я в него даже не заглянула.

– Не знаю…

– А контроль проходили?

– Проходили.

– Там нужно документы предъявлять.

– Мы предъявляли! То есть…

Я задумалась. А ведь правда, я свой паспорт из сумки даже не вытаскивала! Документы предъявляла моя новоявленная тетушка!

– Документы предъявляла Елена Борисовна, – сказала я пристыжено. – Я как-то об этом не подумала.

– Значит, в списке пассажиров значится Борщевская Евгения Борисовна? – уточнил сержант.

– Она, – подтвердила я мрачно.

Сержант поскреб уголок рта.

– Вот смотрите, что получается. В городе все знают, что вы…

Он поперхнулся.

– То есть, что Евгения Борисовна отдыхала в подмосковном санатории. А потом вместе с тетей вернулась назад. Так?

– Так, – пришлось согласиться мне.

– Вот документы это и подтверждают!

Я обдумала ситуацию.

– Хорошо. Но существую еще и я! Аргунова Валерия Васильевна! Понимаете? У меня нет документов, зато есть квартира в Москве, могу назвать адрес!

– А родственники у вас есть?

– Нет, я живу одна.

Сержант надул щеки и медленно выпустил воздух.

– Да, – констатировал он. – Просто мексиканский сериал.

– Меня убьют, – сказала я горько. – После этого проклятого дня рождения я проживу максимум месяц. Если вообще его проживу.

Милиционер нерешительно кашлянул.

– Я не понял, зачем Елене Борисовне вас убивать?

– А зачем она меня сюда привезла? – огрызнулась я. – Из-за наследства, разумеется! Поймите, это огромные деньги!

Сержант вздохнул. Перевел взгляд за окно и забарабанил пальцами по массажному столу.

– Сделайте что-нибудь, – попросила я с отчаянием.

– Даже не знаю, – пробормотал он. – Не знаю…

Он посмотрел на меня и спросил:

– А деньги у вас, значит, не украли?

– Не украли.

– А зачем…

– Да чтобы милицию вызвать! – застонала я. – Поймите наконец, я не могла к вам приехать сама!

– Почему?

– Потому!

Я вытянула руку и указала за окно.

– Охранников моих видели?

– Видел, – подтвердил милиционер.

– Они все знают, – сказала я. – Ну, что я Лера, а не Женя… Как думаете, они бы мне позволили приехать в милицию?

– Наверное, нет, – серьезно ответил милиционер.

– Вот!

Я обрадовалась.

– Поняли, да?

– Думаю, понял, – подтвердил сержант.

Тут дверь распахнулась, и в комнату вошел представительный пожилой человек в форменной милицейской одежде. Не разбираюсь в погонах, но по тому, как подскочил мой собеседник, я поняла, что чин у вошедшего не маленький.

– Вольно, – добродушно разрешил начальник.

– Товарищ подполковник, я был вызван на место предполагаемой кражи, – начал рапортовать сержант.

– Знаю, знаю, – оборвал его начальник. – Вы свободны.

– Слушаюсь! – обрадовался милиционер. Бросил на меня смущенный взгляд и тихо пояснил:

– По-моему, ей нужен врач…

– В холле дожидается, – ответил начальник. Посмотрел на меня и мягко сказал:

– Пойдем, детка. Не бойся, ничего плохого с тобой не произойдет.

– Не пойду, – сказала я и попятилась назад. – Ни за что не пойду!

– Ну, ну!

Подполковник укоризненно качнул головой.

– Ты меня не узнаешь? – спросил он.

– Я вас не знаю, – прошептала я.

Он только вздохнул. Открыл дверь и крикнул, адресуясь кому-то в коридоре:

– Заходите!

Отступил в сторону, пропуская целую делегацию во главе с тетушкой.

Увидев Елену Борисовну, я быстро отступила за массажный стол.

– Не подходите! – предупредила я.

– Женечка, детка…

– Я не Женечка! – закричала я в исступлении. – Господи, ну почему мне никто не верит?! Я Аргунова Валерия Васильевна! Проверьте! Есть же паспортный стол в Москве!

Из-за спины тетушки выдвинулся врач, которого я уже видела во время своей болезни. Анатолий… отчество не помню.

– Детка, не нервничай, – начал он.

– И вы не подходите!

– Не буду, не буду, – забормотал он. – Только успокойся!

– А почему вы руки за спиной держите? – спросила я. – Шприц прячете?

Врач немедленно поднял обе руки вверх, словно собрался сдаваться.

– Видишь? Нет ничего!

Я быстро оглянулась. За моей спиной окно. Оно закрыто. Выскочить наружу я, конечно, не успею…

Эх, была не была!

Я схватила стул и, размахнувшись, с силой шарахнула по окну. Оно взорвалось стеклянной бомбой, во все стороны полетели колючие мелкие брызги.

– Держи!

Я не поняла, кто это крикнул. Но через секунду мои руки оказались заведенными за спину. Я оглянулась. Один из моих охранников выкручивал мне руки, второй быстро раскрывал докторский саквояж.

– Укол!

Я снова не поняла, кто это сказал. Дверь в коридор открылась, в кабинет заглядывали испуганные лица работников и клиенток салона.

– Помогите! – закричала я.

Все шарахнулись от меня, как от чумной. Второй охранник наконец раскрыл докторский саквояж и сунул его под нос врачу.

– Быстро!

Тот сильно вздрогнул, выхватил пластиковую ампулу, покрутил ее в дрожащих пальцах, читая название. Охранник подошел к двери, оттолкнул любопытных и плотно ее прикрыл.

Действующие лица остались в избранном составе: подполковник, врач, тетушка, тюремщики и я.

Если меня, конечно, можно назвать действующим лицом.

Руки мои были плотно скручены за спиной, оторванный рукав блузки болтался и свисал с плеча.

Врач подошел ко мне. Пряча глаза, быстро смазал предплечье проспиртованной ваткой и всадил в него иглу.

– Наркотик? – спросила я с усмешкой.

Он не ответил. Выпустил под кожу все содержимое шприца, после чего отошел в сторону и принялся перетряхивать свой саквояж.

Внезапно наступила тишина. Все смотрели на меня, как смотрят на главную героиню какой-нибудь пьесы. Интересно, чего они ждут? Какой еще бенефис я должна устроить?

И вдруг свет в комнате начал медленно тускнеть. Я удивилась: с чего бы это? До вечера еще довольно далеко!

Стало трудно дышать. Я с усилием втянула в себя воздух носом, раскрыла рот и попыталась вдохнуть поглубже. Но в легких образовался затор, и воздух натолкнулся на невидимую преграду.

Это конец.

Я хотела сказать, что умираю, но не смогла выдавить из себя ни звука. Губы беспомощно шевельнулись, и я перестала их чувствовать. Я вообще перестала что-либо чувствовать.

Неужели и вправду конец?..

Я еще раз беспомощно встрепенулась и медленно съехала на пол.

Меня утащил за собой мутный водоворот.

Водоворот оказался глубоким и темным. В нем не было призраков, не было сновидений, не было галлюцинаций… Ничего не было.

Я оказалась в полной и абсолютной темноте, в космическом пространстве, свободном от жизни.

Очень неуютное место, скажу вам прямо.

Но через какое-то время, темнота начала прорываться непонятными цветовыми пятнами. Сначала это были бесформенные клочья, похожие на лоскутки рваного пестрого сарафана. Потом цветовые пятна начали обретать форму.

Так, особенно яркое пятно оказалось окном, полуприкрытым плотной шторой. За окном светило солнце, рассеянные лучи проникали в комнату и падали на ковер.

Я осознала, что лежу с открытыми глазами на кровати в своей комнате.

Значит, я еще жива. Интересно, надолго ли?

Я попыталась шевельнуть правой рукой. Движения не почувствовала, зато неожиданно увидела перед глазами собственную дрожащую ладонь.

Еще один положительный фактор. Меня не парализовало, тело слушается команд мозга.

Я попыталась приподняться на локтях и потерпела неудачу. Локти подламывались, и я падала обратно на подушку.

Ничего, подождем.

С каждой минутой я все уверенней ощущала прилив сил и энергии. Непонятно, за окном сейчас вечер или утро? Ладно, приду в себя окончательно – выясню.

Меня удивило то, что в мою комнату ни разу не заглянул ни один человек. Даже Рита, хотя бы для того, чтобы позлорадствовать.

А я-то ожидала визита тетушки с хорошей клизмой наперевес! Я была просто уверена, что моя выходка даром не сойдет!

И вот, пожалуйста: никакого карнавала! Даже обидно.

Я лежала на кровати и обдумывала свое положение. Интересно, что предпримет Елена Борисовна на этот раз? Закроет меня в моей комнате?

Вполне возможно.

Я ей нужна живой и здоровой до дня рождения, на который приедут душеприказчики. Значит, до шестнадцатого ноября мое здоровье находится вне опасности. Зато потом…

Я не додумала и нервно хрустнула пальцами.

Как выбраться, как выбраться, как выбраться?..

Так ничего и не придумав, я сползла с кровати и уселась на край покрывала. Голова слегка кружилась, но в целом я себя чувствовала вполне прилично.

Попробуем встать.

Я с усилием оторвалась от постели и выпрямилась.

Колени слегка подломились, но удержали вес тела. Минуту я постояла неподвижно, привыкая к собственному телу заново.

Так. Что дальше?

Для начала нужно проверить, на месте ли тот самый флакончик с ядом, который мне оставил дядюшка. Реальность в моем сознании начала мешаться с галлюцинациями, и я никак не могла вспомнить, переложила я его или оставила в бачке унитаза.

Шаркая ногами и останавливаясь, чтобы передохнуть, я добралась до ванной. Упала на закрытую крышку унитаза, открутила головку спусковой ручки. Сил, чтобы снять крышку у меня не хватило, и я только слегка приподняла фарфоровый край. Заглянула в него и не поверила своим глазам.

Пусто.

То есть не совсем, конечно. Бачок полон воды… Но флакончика в воде нет.

Удивление придало мне сил, и я подняла крышку почти до самого упора.

Пусто! Пусто, словно все это мне примерещилось!

А может, и вправду примерещилось?..

Я не удержала крышку, и она с грохотом шмякнулась на место. Слава богу, не разбилась.

Я прикрутила на место шарик, подперла кулаком подбородок и несколько минут просидела в раздумье.

Неужели мне все показалось?

Если мне примерещился флакон с ядом, значит, мне примерещился и разговор с дядей. Значит, и синяк на боку, оставшийся от моего падения на твердый кафельный пол, мне тоже примерещился!

Я задрала ночную рубашку, в которую меня переодели, и осмотрела бок.

Синяк на месте.

Выходит, ничего мне не примерещилось. Был разговор, на котором дядя предложил мне отравить тетушку, был обморок, а значит, был и флакон с ядом.

Да. Все правильно. Куда же он девался?

Я сильно сморщила лоб. Кому-то я об этом флаконе рассказывала. Ах, да! Тому молоденькому милиционеру, который сказал, что мне нужен врач! Выходит, он все рассказал тетушке. И тетушка изъяла флакон с ядом, как вещественную улику.

Господи! Что же она с ним теперь сделает?! Не с флаконом, с дядюшкой!

Я двумя руками стиснула виски.

Не знаю, что она сделает, но точно знаю, что не хотела бы оказаться на его месте. А впрочем, пока неясно, чье место хуже: мое или его.

Он, по крайней мере, на свободе.

Итак, что произошло с флаконом, мне более или менее ясно. Теперь на повестке дня второй вопрос.

Меня заперли или не заперли?

Я поднялась с крышки унитаза и медленно доковыляла до двери комнаты. Взялась за ручку, повернула ее и толкнула дверь плечом.

К моему великому удивлению, дверь открылась.

Вот это да! Тетушка, что, совсем с ума сошла? Она меня не сторожит!

– Значит, не считает тебя опасной, – равнодушно объявило благоразумие.

– Вот спасибо! – сказала я вслух. – Утешило!

Благоразумие промолчало.

Я вышла в коридор и пошла к лестнице. В доме царила полная тишина, я никого не встретила по дороге. Только внизу, в холле, как обычно, дежурил благообразный дворецкий.

Увидев меня, он приподнялся с дивана и отложил в сторону газету. Вежливо наклонил голову и произнес:

– Доброе утро.

Я почувствовала к нему невольную благодарность. Хоть один человек в этом зачумленном доме обращается со мной, как с одушевленным предметом!

– Доброе… – начала я, но тут же сама себя перебила.

– Как это? Уже утро?

– Утро, – подтвердил дворецкий невозмутимо. Взглянул на часы и уточнил.

– Половина десятого.

– Значит, меня привезли вчера, – продолжала я.

– Вчера.

– И я проспала почти целые сутки?

Дворецкий снова наклонил голову.

Вот это да!

Я немного обдумала ситуацию. Разговора с тетушкой мне никак не избежать, лучше уж самой пойти ей навстречу, чем дожидаться удара в спину. Как говорится, лучший способ защиты – это нападение!

– Елена Борисовна дома? – спросила я.

– Нет, – ответил дворецкий.

– Нет? – удивилась я. – А где же она?

– Елена Борисовна уехала в город, – уклончиво ответил дворецкий.

– Когда вернется?

– Она не сказала.

– Потрясающе! – завершила я диалог.

Повернулась и побрела назад, в свою комнату.

Некоторое время бесцельно послонялась по огромному помещению, игнорируя ропот в желудке. Потом терпеть стало невыносимо, и я подошла к телефону.

Почему-то я была уверена, что есть мне не дадут без особого распоряжения тетушки. Но горничная Рита равнодушно ответила на мой вопрос о завтраке:

– Сейчас принесу…

Я положила трубку, испытывая одновременно облегчение и стыд. Облегчение оттого, что не лишена еды в наказание за свою вчерашнюю выходку, а стыд оттого, что не удержалась и попросила поесть.

Чтобы как-то скоротать время до завтрака, я отправилась в ванную и привела себя в порядок. Нашла свои старые джинсы и старую майку, облачилась в них. Воспользовалась косметикой, чтобы немного прикрыть бледную кожу и синеву под глазами. Брызнула на себя хорошим парфюмом для поднятия тонуса.

Сработало. Приличный внешний вид повлек за собой более оптимистичный взгляд на жизнь.

В конце концов, все не так плохо. У меня впереди целый месяц. Что-нибудь придумаю.

Плохо, конечно, что помощников у меня совсем нет. Дядюшка теперь не в счет, ему бы самому шкуру спасти, а больше мне рассчитывать не на кого…

Но тут я почему-то остановилась.

Как это не на кого?! А Виктор?! Он же оставил мне свой телефон! Черт, я его не записала, вдруг не вспомню…

Я напряглась. Цифры запрыгали в голове, как блохи. Цифры, без сомнения, те самые, только вот комбинацию я не помню…

Ну, ничего. Вспомню немного позже, когда голова окончательно прояснится.

Ободренная и немного успокоенная, я вышла к столу и принялась за вкусный завтрак. Съела все, до последнего тоста, с удовольствием выпила крепкий кофе, сваренный именно так, как я люблю, с корицей.

Что дальше?

После сытного обеда по закону Архимеда полагается поспать…

Нет, спать мне не хочется, и так продрыхла целые сутки. Хочется прогуляться.

Интересно, меня выпустят из дому? Наверное, нет! Но проверить все равно не помешает.

Я подошла к телефону и набрала номер гаража. Мне ответил шофер Миша:

– Слушаю.

– Мне нужна машина, – сказала я с привычным уже хамством, не здороваясь.

Я была готова к тому, что Миша просто положит трубку. Без всяких ненужных реплик. Но он ответил:

– Сейчас подъеду.

Причем, ответил так просто, словно это было в порядке вещей!

Я положила трубку, удивленная и заинтригованная.

Очень интересно! Со мной играют в какую-то игру, только в какую? Понятия не имею!

Я задумчиво прошлась по комнате.

Интересно, а денег меня не лишили?

Я бросилась к сумке, лежавшей в кресле. Вытряхнула на пол ее содержимое, упала на колени и быстро перебрала все предметы.

Одна кредитка на месте. Та, которую мне дала тетушка, на две тысячи долларов.

Правда, сейчас на ней должно остаться значительно меньше денег, но это ерунда… Не в деньгах дело. Дело в том, что у меня реквизировали вторую кредитную карту. Ту самую, на которую я положила свалившиеся с неба пять тысяч долларов.

Аванс, который мне не суждено потратить.

Интересно, а почему мне оставили эту карту?

– Все просто! – сказало благоразумие. – Эта карта выписана на имя Жени. А та была открыта на твое собственное. Вот и все.

– Вот и все! – повторила я вслух.

Действительно, все. Никаких следов Аргуновой Валерии Васильевны в этом городе не осталось.

Я немного посидела на ковре, потом взяла кредитку и сунул ее в задний карман джинсов. Поднялась с пола, осмотрела разбросанные вещи и подняла мобильный телефон.

По-моему, я ни разу им не воспользовалась со дня приезда.

Да и кому я могу позвонить? Своему потенциальному спасителю? Как бы не так! Не сомневаюсь, что все мои звонки контролируются.

Так что с этого мобильника я Виктору звонить не стану. Ни за что на свете!

Тогда откуда же мне ему позвонить? Не с домашнего же номера?

Внизу коротко бибикнула машина. Я подошла к окну и выглянула во двор.

Машина стояла у ступенек. Правда, Миша не выскочил наружу, чтобы открыть мне дверцу. Похоже, местная прислуга обладает нюхом стервятников: чует смерть еще до того, как она наступит.

Поэтому и не считает нужным передо мной распинаться.

Я направилась к двери, прошла длинный коридор и сбежала вниз по лестнице. Дворецкий приподнялся с дивана, торопливым шагом опередил меня и повернул ключ в замке. Распахнул дверь и застыл в почтительной позе.

– Спасибо, – сказала я невольно.

Он не изменился в лице, не ответил. Интересно, почему он считает нужным сохранять почтительность? Никто из прислуги не обременяет себя ненужной формальностью!

Я вышла из этого проклятого дома, сбежала по ступенькам вниз и открыла дверцу машины. Мои мордовороты сидят на местах: один впереди, рядом с шофером, другой позади, рядом со мной. Интересно, какие инструкции они получили от тетушки?

– В салон красоты, – коротко бросила я.

Мордоворот, сидевший рядом со мной, хрюкнул.

– Не советую, – сказал он, раскрыв каменный рот.

– А я у тебя советов не спрашивала, – огрызнулась я.

– Дим, она не понимает, – сказал второй цербер. Обернулся ко мне и пояснил:

– Там в курсе, что у тебя крыша едет. На почве наркотической зависимости.

Я стиснула кулаки. Ничего, ничего, Лерка, нужно перетерпеть. Тебе сейчас многое придется перетерпеть.

– Мне запрещено ездить в салон? – поинтересовалась я.

– Да ради бога! – ответил цербер, которого приятель назвал Димой. – Хочешь – пожалуйста.

– Тогда поехали, – велела я.

И мы поехали.

Я боялась, что ворота мне не откроют. Но боялась напрасно, открыли.

Я шла по двору и думала только об одном: какими глазами я посмотрю на Натэллу, которую вчера обвинила в воровстве. Это мучило меня сильней всего: даже сильнее раздражения, которое вызывали мои тюремщики, не отстававшие ни на шаг.

Я вошла в холл, Натэлла поднялась мне навстречу. Ее лицо застыло в каменной гримасе напускного спокойствия.

– Добрый день, – сказала она холодно, но вполне корректно.

Я не ответила. Подошла прямо к столу администратора и произнесла:

– Натэлла, простите меня.

– Не за что, – ответила красавица по-прежнему холодно и вежливо.

Я оглянулась на моих тюремщиков. Интересно, почему они не делают ни малейшей попытки заткнуть мне пасть? Стоят, как ни в чем ни бывало, один даже позевывает…

– Мне пришлось вас подставить, – сказала я и снова оглянулась.

Никакой реакции.

– Мне было необходимо, чтобы вызвали милицию.

Тишина. Натэлла смотрела на аквариум с разноцветными рыбками, чешуя которых мерцала в свете фонариков.

– Поэтому мне пришлось имитировать кражу, – с усилием продолжила я. Черт, почему мои слова проваливаются в бездонный колодец, не оставляя после себя даже эхо!

– Простите меня! – повторила я.

Натэлла повернула голову и посмотрела на меня. Ее глаза были пустыми и равнодушными.

– Вам не за что извиняться, – сказала она. – Чем могу вам помочь? Если хотите сделать массаж, то кабинет как раз свободен…

Я села на диван и обхватила голову.

Все впустую. Я могу выйти на городскую площадь и изложить свою историю в громкоговоритель. Могу обратиться на радио и телевидение. Могу поехать в любое отделение милиции.

И что?

Все в городе прекрасно знают, что у меня случаются периоды временного помешательства, из-за наркотической зависимости. В этот период я несу бред, который немного похож на детективный роман. Но только немножко, потому что в жизни такого не бывает.

Кто-то меня пожалеет, кто-то пожмет плечами и забудет, кто-то откровенно позлорадствует…

Вот и все, чего я могу добиться. Именно поэтому тетушка не стала запирать меня на ключ.

Для нее будет даже лучше, если я буду ежедневно давать подтверждение своей ненормальности.

Я встала с дивана, посмотрела на Натэллу. Она ответила мне твердым прямым взглядом, в котором пряталось презрение.

Ну что ж… Возможно, это все, чего я заслуживаю.

Не буду рассказывать, как я убила остаток дня. Я бродила по городу, не разбирая дороги. И ни на секунду не покидая меня, следом тащились мои охранники.

Запретных зон в городе для меня больше не было. Я могла идти куда угодно. Они лишь контролировали мои передвижения.

Вернулись домой мы под вечер. Я поднялась к себе, упала в кресло и закрыла глаза.

На душе царила опустошенность.

Дверь открылась. Это я поняла по сквозняку. Что ж, вот и она, большая клизма, которую я дожидаюсь с утра.

Я открыла глаза.

Тетушка сидела в кресле напротив меня. Но меня поразило не то, как бесшумно она прошла по комнате, не хуже призрака.

Меня поразил ее внешний вид.

Исчезла холеная, ухоженная женщина, которой я в первый момент знакомства дала сорок пять лет. На ее месте появилась древняя старуха, пережившая все человеческие чувства и превратившаяся в камень.

Волосы тетушки были приглажены щеткой так, что почти прилипли к голове. Сухая пергаментная кожа плотно обтягивала череп, глубокие морщины прорыли в ней каналы и траншеи.

Глаза ушли в темные ямы, выкопанные бессонницей. Бледные, бескровные губы были плотно сжаты.

– Это вы? – спросила я, невольно привстав.

Незнакомка посмотрела на меня и равнодушно ответила:

– Это я.

Я снова рухнула в кресло.

– Что с вами? – спросила я. – Вы заболели?

– Нет, – ответила тетушка все тем же холодным безжизненным тоном. – Я выздоровела.

Я поежилась.

В этой женщине не было ничего человеческого. Если бы она начала орать, топать ногами, грозить, то я все равно бы так не испугалась. Я даже ожидала хорошей взбучки. Но ничего подобного и вообразить себе не могла.

Минуту женщина рассматривала меня. Потом раскрыла рот и спросила:

– Это правда?

– Что? – ответила я почему-то шепотом.

– То, что он велел меня убить?

Я снова поежилась и промолчала. А что тут говорить? Флакона в бачке нет, значит, тетушка все знает!

– Выходит, правда, – сказала старая женщина, сидевшая напротив меня.

– А вы ожидали, что я вам совру? – спросила я, не поднимая глаза.

– Да нет, – ответила неузнаваемая тетушка. – Если бы ты соврала, я бы тебе не поверила. Я уже давно его подозревала, только не хотела верить. А сейчас заставила себя взглянуть правде в глаза.

Я быстро посмотрела в ее застывшее лицо.

– Знаешь, это довольно неприятное ощущение, – задумчиво поделилась тетушка. – Примерно то же самое, что заглянуть в глаза Медузе. Мгновенно превращаешься в камень.

С этим спорить было трудно. Женщина, пришедшая в мою комнату, выглядела неживой. Точнее слово трудно и подобрать.

– Ладно, – сказала тетушка. – Это эмоции.

Она сложила на коленях руки, на которых сейчас не было никаких украшений. Руки выглядели так, как и должны выглядеть руки столетней старухи. Мягко говоря, не эстетично выглядели.

– Ты уже поняла, что держать тебя взаперти я не стану.

– Поняла, – ответила я.

– Можешь делать все, что хочешь, – равнодушно сказала тетушка. – Хочешь, признавайся, не хочешь, не признавайся… Это теперь уже не имеет никакого значения. В городе прекрасно знают, как относиться к твоим откровениям.

– И это я уже поняла.

– Я очень рада, – сказала тетушка.

Я снова посмотрела на нее. Эта женщина не умела радоваться, она просто не знала, что означает это слово.

Тетушка поднялась на ноги. Пошатнулась и судорожно ухватилась за спинку кресла.

Я невольно вскочила с места. Подбежала к ней и подхватила тетушку под локоть.

Тетушка меня отстранила. Развернулась и направилась к двери, держа голову высоко поднятой.

Не знаю, что она хотела мне продемонстрировать. И вообще, хотела ли что-то продемонстрировать? Скорее всего, нет.

Наверное, она и сама не поняла, зачем ко мне приходила. Когда человеку невыносимо больно, он невольно тянется к другим людям. Даже если они ничем не могут ему помочь.

Что ж, хоть какое-то человеческое чувство…

Не знаю почему, но мне было жаль эту женщину. Жаль человека, который собирался меня убить! Глупо, конечно. Я и сама это знаю.

Наверное, сработала женская солидарность. Я частенько оказывалась в идиотском положении, «благодаря» своим немногочисленным поклонникам. Правда, ни один из них не замышлял меня убить.

Да и сама я ни к кому не питала таких болезненных чувств, которые испытывала Елена Борисовна к своему мужу.

Какая все-таки страшная вещь – любовь! Как легко она может разрушить и переломать любого, самого сильного человека! Как легко она сводит с ума самую разумную, самую сдержанную, самую циничную женщину!

Помните, как сказано у Пушкина?

Вот именно.

Поэтому я опустилась на колени и смиренно поблагодарила бога за то, что он не лишил меня разума.

Сейчас это единственное, что может меня спасти.

Сон ко мне не шел.

Оно и понятно: я проспала почти целые сутки, организм не успевает перестраивать свой биологический ритм!

Я ворочалась на постели и обдумывала план следующих действий.

Мне нужно связаться с Виктором. Хотя бы для того, чтобы рассказать ему свою историю. Он не житель этого города (к счастью для меня!), поэтому есть маленькая надежда, что мне поверит.

Хорошо. Предположим, что он мне поверил. Что дальше?

А дальше, дальше…

Я заворочалась. Повернулась на спину и уставилась в потолок.

О! Он может написать заявление о моей пропаже! Не здесь, конечно, а в Москве… И сообщить, что меня насильно вывезли в этот проклятый город!

Шанс, конечно, слабый. Но все-таки это шанс!

Теперь второй вопрос. Как мне с ним связаться?

Мой мобильник отпадает сразу, так же, как городской телефон. Откуда я могу позвонить незаметно?

Я присела на постели и включила ночник. Сна не было ни в одном глазу.

Откуда позвонить – вот в чем вопрос…

«Будем логичны! – призвала я сама себя. – За мной по пятам таскаются два здоровенных лба. Мне, что, попросить их отойти, пока я буду говорить по таксофону? Представляю, как они будут ржать!»

Нет, так не годится. Я должна хотя бы на пять минут остаться одна.

Как? Где есть такое место, куда вход моим тюремщикам заказан?

– А ведь есть такое место! – сказала я вслух.

Стукнула кулаками по одеялу и радостно повторила:

– Есть!

И тут же испуганно оглянулась: не подслушивает ли кто?

Но в комнате никого кроме меня не было, в коридоре царила сонная тишина.

Я вылезла из кровати и пошла в гардеробную. Открыла дверь ванной комнаты, вошла в нее и уселась на привычное место: опущенную крышку унитаза.

Вот именно! Женский туалет – вот место, в которое вход моим церберам заказан! Именно там я могу недолго побыть одна!

Но это не снимает второй проблемы: где взять телефон. Сомневаюсь, что в туалетах даже такого комфортабельного города, как этот, висят таксофоны. Предположим, осталась я одна, и что дальше? Наверняка мой мобильник стоит на контроле! Тетка ежедневно проверяет, кому я с него звонила, и светить номер Виктора мне никак нельзя.

Мне нельзя светить и самого Виктора. Значит, встречаться с ним я должна как-то незаметно.

Как?..

Тут я сердито стукнула себя по голове.

Спокойно, Лерка, спокойно! Сначала реши одну проблему, потом хватайся за вторую!

Место, откуда я могу позвонить, найдено. Осталось найти конспиративный телефон…

Купить, что ли? Какой в этом смысл? Церберы не отстают от меня ни на шаг!

Я почесала нос.

Ладно. Купить телефон я не могу. Но вполне могу его попросить! У кого? Неважно! У любого случайного человека! Хотя бы у женщины, оказавшейся вместе со мной в туалете!

Тепло, тепло, почти горячо…

Я крепко вцепилась пальцами в ободок крышки.

Это шанс. Опять-таки очень непрочный, но все же шанс. В моем положении и этим брезговать нельзя, нужно цепляться за любую соломинку. И вообще, Лерка, вспомни басню про двух лягушек, попавших в сметану!

Одна решила, что положение безнадежное, сложила лапки и благополучно захлебнулась.

А вторая беспрерывно работала ножками, хотя четкого плана не имела. И что? Сбила сметану в крепкое масло и выбралась из горшка!

Очень правильная басня. Никогда нельзя отчаиваться. Нужно работать хотя бы конечностями, если в голове в данный момент пусто.

Так я и сделаю.

Я поднялась с унитаза и вернулась в комнату. Откинула край одеяла, собралась нырнуть под него. И тут до моего слуха донесся чей-то приглушенный возглас.

Голос Елены Борисовны. Его я ни с кем не перепутаю.

Я застыла на месте. Интересно, что происходит в комнате тетушки? С чего это она раскричалась?

Я на цыпочках подобралась к двери и припала к ней ухом.

Тишина.

Я приоткрыла дверь и выглянула в коридор, как пугливая домашняя кошка. Пусто. Но я же слышала тетушкин возглас!

Я закрыла дверь и немного подумала.

Потом оглядела свою комнату и нашла то, что искала: небольшую хрустальную вазу, стоявшую на журнальном столе.

Я схватила ее, подошла к ночному столику и погасила лампу. Бесшумно добралась до своей двери и открыла ее.

В коридоре царил полумрак. Горели только две настенные лампы, заключенные в матовый абажур. Я переступила порог и бесшумно притворила дверь. Сделала два шага и оказалась возле двери дядюшкиной комнаты. Открыла ее и нырнула в темноту.

Дядюшкина комната, если вы помните, находилась рядом с тетушкиной.

Я подошла к стене, разделяющей их, приставила к ней горлышко вазы и приникла ухом к дну.

Слышимость была прекрасной. Нечто подобное мы делали в пионерском лагере, когда шпионили за мальчишками. Этому приему научила меня подружка Катя, дай бог ей здоровья!

Никогда не знаешь, что может пригодиться тебе в этой жизни.

Голос тетушки звучал глухо и гулко, как в трубе, но разобрать слова я могла без труда.

Тетушка говорила отчетливо и холодно.

– Что значит «упустили»?

– Прокололись, Елена Борисовна, – признал незнакомый мне мужской голос.

– Что значит «прокололись»? – настаивала тетушка.

– Он понял, что за ним присматривают.

– Поэтому и сбежал?

– Нет, – смущенно признал мужчина. – Виталик дал маху. Насыпал ему в минералку… ну, то самое…

– Я поняла, – холодно перебила тетушка.

– А вода разлилась. Уж не знаю, как у него в номере оказалась кошка, но кошка эту воду… того…

Тетушка промолчала. Волосы на моей голове стали дыбом. Насколько я понимаю, тетка объявила охоту на своего мужа. И приговорила его к той же смерти, к которой муж приговорил ее.

Милое семейство, ничего не скажешь.

– В общем, он вернулся и увидел кошку.

Мужчина замолчал.

– Ну? – сухо поторопила тетка.

– А утром мы его уже не досчиталась. Слинял.

– Кто-нибудь ночью дежурил у гостиницы?

– Нет, – признал мужчина.

– Почему?

– Мы думали, уже не нужно… Воду-то оставили.

– Воду оставили, – повторила тетка деревянным голосом. Прошлась по комнате и велела:

– Отыщите его.

– Уже ищем, – начал мужчина. – А аванс…

– А на аванс не рассчитывайте, – оборвала его тетка.

Настала напряженная пауза.

– Почему не рассчитывать? – спросил мужчина вкрадчиво.

– Потому что речь идет уже не о деньгах, – объяснила тетка почти любезно. – Речь идет о том, как вам выйти живым из этой неприятной истории. Если через неделю вы его не найдете…

Тетка помолчала и мягко договорила:

– Я вас уволю.

Я услышала, как упал стул.

– Тихо! – велела тетка, чуть повысив голос. Простучали каблучки по паркету, открылась дверь в коридор. Минуту тетка напряженно прислушивалась к тишине ночного дома, потом дверь закрылась, и она вернулась назад.

– Вы хотели что-то сказать? – осведомилась тетушка тем же тоном гостеприимной хозяйки.

– Н-нет, – запнувшись, ответил собеседник.

– Очень разумно с вашей стороны, – одобрила тетка. – Можете идти.

И повторила вполголоса:

– Неделя!

– Я понял.

Дверь в коридор распахнулась. Я оторвалась от вазы, на цыпочках подошла к стене, смежной с коридором, и прислушалась.

Тяжелые мужские шаги, смягченные мягким ковром, удалялись по направлению к лестнице. Вот скрипнула деревянная ступенька, послышались невнятные голоса гостя и дворецкого…

Едва слышно открылась входная дверь и тут же почти бесшумно закрылась. Заурчал автомобильный мотор.

Ясно. Гость отбыл восвояси.

Я вернулась к стене, разделяющей комнаты моих родственников. Приложила вазу к стене, прислушалась.

Тетушка ходила по комнате. Ходила безостановочно, как автомат, как зверь в клетке. Потом открыла дверь и вышла в коридор.

На мгновение я облилась холодным потом. Неужели она решила заглянуть ко мне?

Если так, то я пропала окончательно!

Но тетушка не подошла к моей двери. Ее шаги по мягкому ковру были неслышными и легкими, о том, что она спускается вниз, я поняла только по легкому скрипу ступеньки.

В холле зазвучали негромкие голоса. Тетушка что-то сказала дворецкому, тот почтительно ей ответил.

Я не стала дожидаться ее возвращения. Распахнула дверь, одним прыжком преодолела расстояние до своей комнаты и юркнула в спасительную темноту.

Прикрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Мое испуганное сердце подпрыгнуло и застряло где-то в миндалинах.

– Ничего, от страха не умирают, – ворчливо произнесло благоразумие.

И я была вынуждена с ним согласиться. Добралась до кровати, свалилась на нее и необыкновенно быстро уснула.

Наутро меня разбудил телефонный звонок. Спросонья я потянулась к городскому аппарату, стоявшему на тумбочке возле кровати. Но потом сообразила, что звонок мне незнаком.

Я села на кровати. Огляделась.

Звонок шел откуда-то со стороны кресла. Вернее, со стороны журнального столика, на котором лежала моя сумка. А в сумке находился мой мобильный.

Я вылезла из постели. Добрела до сумки, пошарила в ней и извлекла свою трубку. Мобильник надрывался переливчатой птичьей трелью.

Интересно, кто может мне звонить?

Я посмотрела определитель номера.

Черточки. Номер не определился.

Отчего-то я испугалась. Наверное, потому что вспомнила о Викторе. Неужели он каким-то образом разузнал мой номер?!

Не может быть!

Я нажала на кнопку включения сети и дрожащим голосом сказала:

– Алло…

– Лера!

Я вздрогнула еще раз и присела на подлокотник кресла. Я уже отвыкла от своего настоящего имени, и оно подействовало на меня, как электрический разряд.

– Слушаю, – прошептала я.

– Узнаешь?

Я пожала плечами. Голос был мужской, смутно знакомый, но определить, кому он принадлежит, я не смогла. Поэтому честно ответила:

– Нет.

– Юрий Васильевич, – представился собеседник иронически.

– Не знаю тако… – начала я, и тут же вскрикнула:

– Дядюшка!

– Если хочешь, можешь называть меня так, – милостиво разрешил родственник.

– Где вы? – закричала я.

Дядя засмеялся злым смехом.

– Так я тебе и сказал!

– Нет, я не к тому…

Я спохватилась, что слишком громко ору, перешла в гардеробную, из нее в ванную и плотно прикрыла дверь. Села на любимое место – опущенную крышку унитаза – и зашипела в трубку:

– Бегите оттуда! Быстро!

– Лена знает? – спросил дядюшка.

– Знает!

– Откуда? – в упор поставил вопрос дядя. – Ты заложила?

– Да нет, все было не так, – начала, но тут же махнула рукой и перестала оправдываться.

– Да какая разница! Главное, что она все знает! Так что бегите! Иначе вас убьют!

– Это я уже понял, – отозвался дядюшка со странным благодушием. – Поэтому и звоню. Ты вот что, Лера, поговори с моей благоверной. Скажи, что я записал признание на видеокамеру и отправил кассету одному моему бывшему коллеге. Ты скажи про коллегу, она поймет… Если со мной что-то произойдет – все! Лена не выплывет ни при каких условиях! Тем более, что денег у нее не будет даже на хорошего адвоката! Так и передай! Поняла?

– Поняла, – сказала я послушно.

– И еще. Скажи, если она оставит меня в покое, то я мешать не стану. Пускай живет, как хочет. За определенную сумму, конечно. Поняла?

Я усмехнулась.

– То есть я так понимаю, что вы готовы меня сдать со всеми потрохами. Пускай меня убивают, вам-то что…

– Дура! – раздраженно огрызнулся дядя. – Все наоборот! Я на твоей стороне! Ты только наследство получи, а дальше – мое дело. Лена тебя не тронет.

– Это почему? – удивилась я.

– Потому что не успеет, – ответил дядя коротко. И спросил:

– Все запомнила?

– Все.

– Тогда действуй.

И мне в ухо понеслись короткие гудки.

Я отключила аппарат и издала вздох облегчения.

Со вчерашнего дня мою совесть тревожил один вопрос: как предотвратить убийство дядюшки? Нет, человек он, конечно, омерзительный. Можно сказать, гаже не бывает. А может, и бывает, просто я таких не видела…

Неважно. Мне не хотелось, чтобы любой человек, даже такой паскудный, погиб из-за меня.

Это ведь я рассказала про дядюшкин план устранения жены! Значит, косвенно была бы виновна в его смерти!

Такого камня я на душу брать не хочу. Я вообще не хочу брать на душу чью-то жизнь. Я хочу выпутаться из истории, в которую попала исключительно по собственной дурости, – и все.

Выпутаться так, чтобы никто при этом не пострадал.

– Гуманистка! – похвалило меня благоразумие.

– А как же, – ничуть не обиделась я.

– Тогда вперед! – поощрило меня благоразумие.

И я начала действовать. Набросила на себя халат и, даже не умывшись, побежала в коридор. Остановилась напротив комнаты тетушки, стукнула в дверь.

Тишина.

Я сбежала вниз по лестнице и спросила у дворецкого:

– Елена Борисовна дома?

– Добрый день, – начал корректный дворецкий.

– Добрый, добрый… Так она дома или нет?

– Елена Борисовна завтракает в столовой, – величественно ответил мне дворецкий.

Я обогнула холл и побежала к тетушке.

Тетушка сидела за огромным овальным столом в гордом одиночестве. Она окончательно утратила свой моложавый лоск и элегантный вид. Во главе стола сидела старая злая колдунья, которую не пригласили на крестины маленькой принцессы. И эта колдунья неторопливо обдумывала план мести.

– Доброе утро, – начала я вежливо.

Тетушка мрачно покосилась на меня и спросила:

– Что произошло?

– Мне только что звонил Юрий Васильевич, – сказала я без предисловий.

Тетушка бесшумно отложила в сторону нож, которым разрезала на тарелке кусок ветчины.

– Тебе звонил Юрий? – переспросила она медленно.

– Только что, – повторила я.

Тетушка молча протянула руку. Я поняла этот жест без всяких слов; выудила из кармана халата свой мобильник и вложила его в тетушкину ладонь. Причем, отдавала я его безо всяких угрызений совести. Номер-то не определился!

Тетушка быстро просмотрела список входящих звонков. Он состоял из одного единственного прочерка.

Тетушка положила мобильник на скатерть.

– Можно? – спросила я, указывая на аппарат.

Тетушка молча кивнула головой.

Я забрала трубку и сунула ее обратно в карман.

– Тебе не интересно, что он просил передать?

– Просил передать именно мне? – уточнила тетушка.

– Именно тебе.

Она на секунду поджала тонкие бескровные губы. Ненависть промелькнула в обычно бесстрастных глазах и тут же спряталась в их глубине.

– Что же он просил мне передать?

Голос тетки звучал ровно.

– Он просил передать, что записал признание на видеокассету, – начала я.

– Какое признание? – прикинулась дурой тетка.

Я пожала плечами. Смешно, ей-богу…

– Тебе лучше знать.

Тетка бросила на стол вилку, которую крутила в пальцах и сложила руки на коленях.

– Что еще? – спросила она, не глядя на меня.

– Еще он просил передать, что отослал кассету своему бывшему коллеге. Он просил особенно подчеркнуть эти слова, «бывший коллега». Сказал, ты поймешь.

Тетка не подняла голову, и я не смогла увидеть ее глаза.

– Это все?

– Нет, – продолжала я. – Не все. Он просил сказать, что не будет тебе мешать за определенную сумму денег.

– За какую сумму? – спросила тетка все тем же бесстрастным тоном.

– Он не уточнил. Сказал, что перезвонит позже. Еще он просил передать, что если с ним что-нибудь случится, то ты пойдешь следом. И выкрутиться не сможешь, потому что у тебя не будет денег даже на хорошего адвоката.

Тут настало такое напряженное молчание, что я испугалась и быстро уточнила:

– Это он так сказал!

Тетка беззвучно вздохнула. Спросила, не поднимая головы:

– Все?

– Все.

Она взяла вилку и продолжила есть. Молча.

Я несколько минут постояла перед ней, как чучело. Наконец молчание стало невыносимым, я кашлянула и спросила:

– Что мне передать Юрию Васильевичу, если он перезвонит?

– Я подумаю, – ответила тетка безжизненно. – Передай, что я подумаю.

Я развернулась и пошла к себе. В голове у меня крутились короткие бессвязные мысли.

Господи! Какой страшный дом! В нем просто невозможно жить! Бедная Женя! Неудивительно, что она пыталась отсюда вырваться! Здесь же задохнуться можно от всеобщей ненависти друг к другу! И я еще жаловалась на свою жизнь! Господи, боженька мой добрый! Ты только позволь мне вернуться назад, а уж я вовек рта не раскрою! Я, оказывается, была счастливым человеком, только не понимала этого!

Размышляя таким образом, я дошла до своей комнаты. Собралась, оделась, позвонила шоферу Мише и спустилась вниз.

Уселась в машину, где уже сидели мои мордовороты, и скомандовала:

– В кафешку. В любую, мне все равно, в какую.

Завтракать в этом доме становилось невозможно. Впрочем, так же, как и обедать и ужинать.

Я позавтракала в неприхотливом заведении под непонятным названием «Каравашка». Впрочем, кофе в нем был вполне приличным, а пирожки с капустой и грибами оказались очень даже вкусными. Поэтому я вышла на улицу в гораздо более оптимистичном настроении.

Велела отвезти себя на море и немного прогулялась по берегу. Мордовороты следовали за мной по пятам, но я уже научилась не обращать на них никакого внимания.

Работа у них такая! Что ж поделаешь!

Я сознательно тянула время. Мне нужно было попасть в многолюдное место, где есть женский туалет. И не просто в многолюдное, а в такое место, где собирается приличная публика, имеющая мобильные телефоны.

Значит, нужно потянуть время до вечера. Наверняка в этом городе есть ночные клубы. Наверняка несчастная богатенькая девушка Женя (пусть земля ей будет пухом!) посещала такие заведения. Я ее за это не осуждала.

Можно подумать, у нее были другие радости!

В общем, побывав в шкуре богатой наследницы, могу сказать вам совершенно искренне: раньше я была гораздо счастливей. Просто не понимала этого в силу собственной дурости. Вот бог меня и ткнул носом в лужу.

Господи! Никогда больше не стану жаловаться на свою жизнь! Только позволь вырваться отсюда!

Время до вечера тянулось медленно и нудно. Компанию, состоявшую из моих церберов и шофера Миши, трудно было назвать приятной. Я ожидала, что мое бесцельное шатание по городу в конце концов вызовет всплеск неудовольствия, но просчиталась.

Мои тюремщики оставались такими же непрошибаемыми, как всегда.

Наконец, когда сумерки над городом сгустились окончательно, я уселась в машину и спросила:

– Где я обычно предпочитала отдыхать по вечерам?

Охранник, сидевший слева от меня, подумал и ответил:

– В «Зеленом Апельсине».

– Это что?

– Это ночной клуб.

– Поехали, – велела я безрадостно.

И мы поехали развлекаться.

Нужно сказать, что до этого вечера я ни разу не была в ночных клубах. Я к ним даже подходить боюсь. На входе там стоят здоровенные мордовороты, похожие на моих церберов, и запросто отсеивают посетителей.

Представляете? Разве не оскорбительно, что кусок мяса с одной извилиной, на заднице, может отпихнуть тебя в сторону со словами:

– Нечего тебе здесь делать!

Нет, текст, конечно, может быть другим, но, по-моему, любые слова в данном контексте будут одинаково хамскими.

В общем, подобное развлечение не для меня, но сегодня придется вкусить.

При всем моем нежелании.

«Зеленый Апельсин» оказался шумным многолюдным заведением, в котором громко играла музыка и почти не горел свет.

Столиков было немного, все они стояли у стен, чтобы не мешать молодежи отплясывать.

И молодежь отплясывала. Ого-го, как отплясывала!

Я выбрала столик подальше от мощных динамиков и велела церберам, усевшимся позади меня:

– Коктейль принесите!

– Мы тебе не официанты, – огрызнулся один. Прокололся, прокололся! Достала я его наконец! А второй, более выносливый, добавил:

– Сейчас сами подойдут.

И оказался прав. Не прошло и получаса, как к столику пробилась замученная девушка в мини-юбке и кокетливом переднике с оборочками.

– Что-нибудь желаете? – прокричала она мне чуть ли ни в ухо.

– Желаю! – в свою очередь заорала я. – Виски со льдом! И сок! Грейпфрутовый!

Официантка кивнула и начала пробиваться обратно к барной стойке через плотные ряды танцующих.

Еще через десять минут она вернулась назад с заказом. Поставила передо мной два бокала, я протянула ей кредитку.

– Разве вы больше ничего не будете заказывать? – удивилась официантка.

– Не знаю… Наверное, буду.

– Тогда перед уходом и отдадите, – сказала официантка. – Как обычно.

Я кивнула и спрятала кредитку в карман.

Ясно. Меня принимают за Евгению Борисовну Борщевскую. Неудивительно, если учесть, что она была завсегдатаем этого заведения.

Я потягивала виски, запивала его соком и медленно обалдевала от шума, грохота, хаотичного метания лазерных лучей и всеобщего истерического веселья. Неужели есть люди, которые в такие места ходят с удовольствием? Неужели здесь кто-то отдыхает? По-моему, это просто филиал психушки!

Но я сидела на месте, добросовестно накачивалась виски и делала вид, что тащусь от удовольствия.

После третьего бокала я поднялась со стула и спросила:

– В дамскую комнату отпустите или как?

– Проводи, – лениво бросил один мордоворот другому.

Тот поднялся с места и посторонился, пропуская меня вперед.

– Я дороги не знаю, – запротестовала я.

– Прямо иди, – велел цербер. – Не ошибешься.

И я потопала прямо. Иногда, впрочем, цербер говорил вполголоса:

– Направо поверни. И вниз по лестнице…

Я покорно выполняла его указания, пока не очутилась в длинном, тускло освещенном коридоре с несколькими дверями.

В коридоре было пусто. Надеюсь, мне повезет, и в туалете окажется хоть одна живая душа с телефоном.

Свою сумку с мобильником я, во избежание подозрений, оставила лежать на стуле.

– Вот!

Палец из-за моего плеча ткнул в дверь с большой буквой «Ж», которая в общественных местах означает женский род. Пришли, значит.

– Пальцем показывать некрасиво, – заметила я поучительно. Но никакой реакции на это не последовало.

Мой тюремщик прислонился плечом к стене, неподалеку от нужной мне двери и окаменел.

Я дернула на себя ручку, вошла внутрь и окинула помещение быстрым взглядом.

Туалетная комната была просторной. С одной стороны ее пересекал ряд кабинок, с другой находились умывальники и зеркала. В общем, стандартный набор российского отхожего места. Приятно удивляла только его чистота и отсутствие неприятных запахов.

Пара кабинок была закрыта. Я наклонилась и заглянула под короткую дверную перекладину.

Ног не обнаружила. Значит, это технические кабинки, где хранятся всякие санитарные принадлежности: тряпки, швабры, ведра и так далее.

По закону подлости я оказалась в туалете одна.

«Буду ждать, – решила я. – Должен же кто-то сюда зайти!»

На всякий случай я вошла в кабинку, закрыла ее на шпингалет и немного постояла, разглядывая непривычно чистый унитаз и рулон хорошей туалетной бумаги. Я такую в магазине никогда не покупаю: дорогая.

Дверь туалетной комнаты открылась, по полу процокали каблучки.

«Есть контакт!» – подумала я обрадовано. Спустила воду, открыла задвижку и вышла из кабинки.

Перед зеркалом прихорашивалась стройненькая девушка примерно моего роста. У девушки были роскошные пепельные волосы, падавшие на плечи небрежными пышными волнами. Одета барышня была как-то странно: будто на маскарад собралась. На ней было платье с рукавом «летучая мышь», очень пестрой расцветки, расшитое люрексом. На носу девицы плотно сидели карнавальные очки, оправа которых тоже была сделана в форме крыльев летучей мыши.

Странные очки.

Девица мельком взглянула на мое отражение в зеркале и последний раз поправила волосы.

Пора действовать.

– Простите, – начала я умильно. – У вас есть мобильный телефон?

Девица развернулась. Минуту она смотрела на меня, не отвечая.

– Я заплачу! – добавила я быстро, неправильно истолковав ее молчание.

Девица снова ничего не ответила. Стояла и пялилась на меня во все глаза. Немая, что ли? Или глухая? Очень возможно! Посещать такие места и получать от них удовольствие могут только глухие!

– Вы меня слышите? – спросила я, указывая на уши.

Барышня открыла рот и взволнованно спросила:

– Вы Евгения Борщевская?

Я хотела отказаться от чужого имени, но потом подумала и решила этого не делать. В городе и так полно слухов о моей неадекватности, незачем прибавлять себе проблем. Особенно сейчас, когда мне нужен телефон. Начну рассказывать свою горестную историю, барышня испугается и удерет. А это не входит в мои планы.

Я открыла было рот, чтобы подтвердить, что я Евгения Борщевская, но не смогла произнести ни звука. Подняла взгляд на девушку, да так и осталась стоять с раскрытым ртом.

Барышня схватила себя за макушку и быстро содрала свои волосы, оказавшиеся париком. Ей на плечи упали негустые русые пряди, постриженные так же, как у меня. Другой рукой она сняла странные очки, наполовину скрывавшие ее лицо, и выжидательно уставилась на меня.

Я молча провела ладонью перед глазами, отгоняя наваждение.

Не может быть! Этого просто не может быть! Это я отражаюсь в зеркале!

Барышня сделал неслышный шаг вперед. Я тихо охнула и отступила назад.

Это не отражение. Это призрак. Покойная Женя явилась сюда, чтобы наказать самозванку!

– Не бойся, – сказало привидение и сделало еще один шаг вперед. – Это я.

Я прохрипела что-то невнятное и быстро попятилась назад. Но тут мои лопатки уперлись во что-то твердое, и мне пришлось остановиться.

Я оглянулась. За моим плечом сверкала надраенная кафельная плитка.

Привидение надвигалось на меня медленно и бесшумно. Я сделала попытку вжаться в стенку и потерпела неудачу.

– Не надо, – прошептала я. – Пожалуйста, не надо! Это не я придумала! Меня заставили!

– Не бойся, – повторила покойница и вытянула вперед руку.

Волосы на моей голове поднялись дыбом. Я прикусила нижнюю губу, чтобы не заорать и не привлечь внимание моего тюремщика. Честно говоря, из двух зол я предпочитала привидение.

Рука легла мне на плечо, я съежилась, ожидая, что мертвый холод пронижет все мое тело насквозь.

Но ничего подобного не произошло! Рука привидения оказалась теплой и сильной!

– Это я, – повторила девушка. – Не бойся. Я живая.

– Ты Евгения Борщевская? – прошептала я.

– Я Евгения Борщевская, – повторило мое отражение. И тихо засмеялось.

– Господи! – сказала я.

И медленно съехала на корточки по холодной кафельной стенке. Меня охватило дикое, безудержное облегчение.

Женя присела на корточки передо мной. Минуту мы с жадностью рассматривали друг друга.

– С ума сойти! – сказала Женя. – Ты просто мое отражение!

– Я хотела сказать то же самое, – призналась я. И спросила:

– Можно я до тебя дотронусь?

– Дотронься, – разрешила Женя.

Я протянула вперед дрожащую руку и осторожно дотронулась до ее плеча.

Плечо было настоящее и теплое.

– Убедилась? – спросила Женя.

– Убедилась, – ответила я и убрала руку.

Поднялась на ноги и вдруг вспомнила:

– За дверью мой охранник! Он тебя знает!

– Не бойся, – отмахнулась Женя. – Я мимо него прошла, и ничего. Не узнал.

Я перешла на шепот.

– А вдруг он сюда зайдет?

– Пошли в кабинку, – велела Женя.

Мы заперлись в кабинке. На всякий случай я уселась на унитаз и задрала ноги, чтобы из-под двери не светились две пары туфель.

– Мне сказали, что ты умерла! – начала я.

– Тетка Лена? – спросила Женя, и глаза ее недобро сощурились.

– Она, – подтвердила я.

– Старая сука!

Я нервно икнула. Подобных выражений в моем словарном запасе не было.

– Тварь, – продолжала бушевать Женя вполголоса. – Ничего, потом разберемся. Ты вот что…

Она не договорила, потому что входная дверь приоткрылась. Мы замолчали, прислушиваясь. Но в туалет никто не вошел.

Ясно. Мой вертухай проявляет бдительность.

Я издала характерный горловой звук. Сплюнула в унитаз и что-то неразборчиво простонала.

– Тебе плохо? – спросил охранник недоверчиво.

– Пошел вон! – ответила я слабым голосом и спустила воду.

Дверь закрылась.

Я приложила палец к губам. Слезла с унитаза, открыла дверь кабинки и выглянула наружу.

Никого.

– Где мы можем поговорить? – спросила я. – Мне нельзя надолго здесь оставаться.

– Здесь же и поговорим, – решила Женя. – Завтра. Приедешь вечером, часиков в девять. Полчаса потусуешься в зале, потом пойдешь в уборную. А я тебя найду.

– У тебя есть план?

– Есть, – ответила Женя. – Я вызвала частного детектива из Москвы. Он нам поможет.

– Хорошо, – пробормотала я и пошла к умывальнику. Женя хотела выйти следом, но я замахала ей ладонью.

– Сиди на месте! Выйдешь после того, как я уйду!

Подумала и восхищенно добавила:

– Господи, как ты не боишься?! Мимо охранника прошла, и хоть бы глазом моргнула! Отчаянная! Головой ведь рискуешь!

– Да ладно, – беспечно ответило мое отражение. – Умирала я уже! Столько раз умирала, что страх закончился.

И шепотом напомнила:

– Завтра! В половине десятого! Здесь!

– Хорошо, – ответила я.

Еще раз ополоснула лицо и пошла к выходу.

Охранник беспокойно топтался возле двери. Увидев меня, он расцвел, насколько это возможно при такой физиономии, и воскликнул:

– Ну, слава богу! Умирающий лебедь, наконец, явился!

– Соскучился? – огрызнулась я.

– Врача хотел вызывать, – ответил цербер. Я внутренне содрогнулась. С некоторых пор у меня появилась стойкая аллергия на это слово.

Мы вернулись в зал, где я заставила себя просидеть еще около часа. И даже еще раз посетила туалет. Но с Женей больше не увиделась.

Второй раз я провела в уборной не меньше пятнадцати минут. Пускай мои мордовороты привыкают к мысли, что посещение дамской комнаты – дело ответственное. В следующий раз будет меньше вопросов, почему я там застряла.

Домой я приехала далеко за полночь. Упала на покрывало, не раздеваясь, и сразу провалилась в сон.

Следующий день описывать вам не буду. Скажу только одно: я поняла значение слова «томиться».

Я томилась до самого вечера.

И только в восемь часов начала собираться в развеселый ночной клуб с дурацким названием «Зеленый апельсин». Интересно, почему апельсин зеленый? Либо он незрелый, либо претендует на неординарность.

И в том и другом случае хочется сказать: ну и дурак!

Я собиралась очень медленно, без конца поглядывая на часы. Но время тянулось еще медленней, чем мои сборы. Наконец я собралась, прихватила сумочку с мобильным телефоном, позвонила шоферу, распорядилась подать машину.

И лишний раз поразилась тому, насколько быстро я освоила хозяйский тон. Интересно, отвыкать от него будет трудно? Потому что отвыкать-то придется!

Шофер Миша откликнулся покорным возгласом:

– Через минуту подъеду.

Я положила трубку, взглянула на себя в зеркало в последний раз и пошла к двери.

Спустилась по лестнице, небрежно ответила на корректный поклон дворецкого, и уже хотела направиться к выходу, как вдруг меня окликнул тетушкин голос.

– Женя!

Я запаниковала.

Интуиция у мадам Володиной была просто дьявольской, в чем я уже имела возможность убедиться. Интересно, что произошло? Она каким-то образом унюхала, что от меня пахнет запахом племянницы?

Я медленно повернулась, считая про себя до пяти. Старая злая колдунья стояла у открытой двери столовой.

– Ты уходишь? – спросила она.

– Да, – ответила я, стараясь говорить небрежно.

Мрачные тетушкины глаза обшарили меня с головы до ног.

– Куда, если не секрет?

– Не секрет, – ответила я. – В ночной клуб.

– В какой?

Я завела руки за спину и незаметно стиснула кулаки.

– В «Зеленый Апельсин». Ты же знаешь, я люблю это место.

Тетушка недоверчиво поджала бледные губы. Сейчас она подумает, сложит два и два и поймет, что внезапно полюбить чуждую ей ночную жизнь Валерия Аргунова никак не может. И сделает вывод, что у Валерии Аргуновой есть какие-то скрытые причины посещать эту многолюдную тусовку.

Что будет дальше?

Тетушка не разрешит мне ехать, и мы с Женей потеряем друг друга!

Я похолодела при этой мысли. Но тетушка осмотрела меня еще раз и спросила:

– Что это ты пристрастилась к гулянкам?

– А что, нельзя и погулять? – спросила я дерзко. И добавила, глядя ей прямо в глаза:

– Напоследок…

Тетушка слегка смутилась. Она всегда немного смущалась, когда разговор так или иначе, касался моего невеселого будущего. Что ж, приятно видеть, что не все человеческие чувства умерли в душе родственницы.

– Почему же нельзя, – ответила она почти дружелюбно. – Можно. Конечно, можно.

– Вот спасибо! – поблагодарила я.

Повернулась к ней спиной и двинулась к двери, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не побежать.

– Женя!

Вот приспичило старой заразе! Я могу опоздать на встречу с Женей! Она не дождется и уйдет. И где мне ее искать?

Я повернулась к тетке, изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие.

– Что еще?

Тетушка помедлила. Ее интуиция, безусловно, подавала тревожные звонки, но она не могла разобраться, к чему они относятся.

– Мне никто не звонил? – спросила она, наконец.

Вот оно что! Тетушка подозревает меня в сговоре со своим отсутствующим муженьком!

– А ты думаешь, я бы об этом забыла? – ответила я вопросом на вопрос.

Тетушка сложила руки на груди, еще раз недоверчиво осмотрела меня с головы до ног и разрешила:

– Иди…

Я шагнула в дверь, почтительно распахнутую дворецким, сбежала вниз по ступенькам и уселась в машину.

До клуба мы добрались быстро: минут за двадцать. Я уже немножко привыкла к грохоту, царившему внутри, и бесконечному мельканию световых огней. Поэтому воспринимала всю эту суету почти безболезненно.

Уселась за тот же столик, что и вчера, заказала виски с соком.

– Слушай, а ты не перебираешь? – сунулся ко мне мой тюремщик.

– А что? – спросила я его, как тетушку. – Нельзя погулять напоследок?

Он тут же убрался назад. Слово «напоследок» оказывало на информированных людей неприятное действие. Интересный психологический нюанс, правда? Оказывается, иногда убийцам бывает неудобно перед потенциальной жертвой. Особенно, если они долго общаются.

Своего рода «стокгольмский синдром» наоборот.

В общем, сорок минут я добросовестно накачивала себя спиртным. Примерно в половине десятого я встала со стула и, пошатываясь, побрела к туалету. Один из охранников немедленно двинулся следом.

Я шла до дамской комнаты значительно дольше, чем вчера. Пару раз споткнулась и чуть не свалилась. Пару раз останавливалась отдохнуть. В общем, тянула время.

Отчего-то мне было страшно.

Дамская комната начала представляться мне мышеловкой, в которой оказалась маленькая мышка по имени Женя. Сейчас мой цербер откроет дверь, осмотрит помещение, увидит ту же девицу, что и вчера, и просечет ситуацию.

Черт, только не это!

Но сколько бы я ни волочила ноги, они в конце концов привели меня вниз, к туалетной комнате.

Я с замиранием сердца взялась за ручку двери и потянула ее на себя. Охранник дышал за моей спиной.

Я открыла дверь, тюремщик сделал попытку сунуть в нее свою морду. Но тут из дамской комнаты понесся такой многоголосый визг, что он мгновенно отшатнулся назад к стене.

– Что, получил? – спросила я злорадно. И добавила:

– Извращенец!

Проходившая мимо уборщица бросила на нас внимательный взгляд: сначала на меня, потом на мордоворота. Если бы он знал слово «конфуз», то я бы могла сказать, что он сконфузился. Несильно. Слегка.

– Присмотрите за ним, – попросила я уборщицу. – Этот придурок любит заглядывать в женские туалеты.

– Может, охрану позвать? – отозвалась она деловито.

Я отмахнулась.

– Да нет! Он не опасен! Подсматривает, и все!

Уборщица еще раз оглядела моего цербера с брезгливым неодобрением.

– Я не подсматриваю! – рявкнул цербер, выведенный из себя. – Я проверяю!

– Чего это ты проверяешь в женском туалете? – вступила в беседу уборщица. – Иди вон в мужском проверяй! Проверяльщик нашелся!

Я воспользовалась неожиданным прикрытием и юркнула в уборную.

Сегодня здесь был полный аншлаг.

В углу возле сушилки три малолетки дымили сигаретами. Две девицы стояли возле зеркала и синхронно поправляли макияж. Две кабинки были свободны, двери остальных заперты.

Я быстро оглядела дамское собрание. Никого похожего на Женю.

Господи, что же это? Неужели она забыла? Не может быть!

А если она заболела? Чем? Не приведи господь, начался очередной наркотический «запой». Правда, вчера она не произвела на меня впечатления закоренелой наркоманки. Хотя, можно подумать, я в своей жизни часто встречала наркоманок, да еще и закоренелых.

Да я этих наркоманок в глаза не видела! Как и этих проклятых наркотиков!

– Девушка, вы идете? – спросил меня нетерпеливый голос сзади.

Я обернулась и увидела высокую девушку с короткой стрижкой. На носу у девушки красовались очки в тяжелой роговой оправе, крупные зубы были стянуты уродливыми скобками. Одета девушка была в толстовку и черные облегающие джинсы, из-под которых торчали квадратные носки грубых, почти мужских ботинок.

– Куда? – не поняла я.

– Туда, – ответила девушка и кивнула на единственную открытую дверь кабинки. – Я за вами стою!

И она вдруг подмигнула мне правым глазом. Я чуть не подавилась.

– Женя?! – прошептала я.

– Иди, – шепотом велела мне она. И я покорно потопала в кабину.

Закрыла дверь, нагнулась, выискивая ноги в черных облегающих джинсах и тупоносых ботинках. Ноги немного помаячили возле моей дверцы, потом щелкнул шпингалет в соседней кабинке, и ноги прошествовали туда.

Женя была рядом.

Рядом-то рядом, только мне от этого не легче. Как, спрашивается, мы будем общаться при таком скоплении народа? Да еще гул стоит такой, что шепотом не пообщаешься!

Но не успела я это подумать, как из-под соседней стенки, не соприкасающейся с полом, высунулась рука. Рука держала несколько листов, исписанных мелким убористым почерком.

Я поняла, что это написано для меня, и схватила листы.

– Спрячь хорошо, – сказала Женя, почти не понижая голос. – Как прочтешь, сразу уничтожь.

– Да, – ответила я коротко.

Щелкнул шпингалет, я увидела тупоносые ботинки, направившиеся к умывальнику.

Куда бы мне это спрятать? Я оглядела свою одежду как бы со стороны.

Пачка листов довольно плотная. В карман такую не спрячешь. За пазуху? Тоже не очень удобно. Во-первых, бумага жесткая, будет больно. А во-вторых, стопка внушительная. При моем нулевом размере резкое увеличение бюста не может пройти незамеченным. Тем более, для тренированного мужского взгляда.

Черт! Зачем я нацепила облегающую водолазку?!

Оставалось только одно место. Я расстегнула джинсы, аккуратно сложила пачку листов вчетверо и сунула ее в трусики.

Так я обычно прячу деньги, когда еду куда-то в поезде. И ни разу еще меня не обокрали. Будем надеяться, что и на этот раз не обокрадут.

Я провела рукой по животу и чуть ниже. Бумага отчетливо хрустнула. Ничего. В этом заведении царит такой грохот, что вряд ли кто-то услышит.

Я еще раз поправила джинсы, открыла шпингалет и вышла наружу.

– Воду надо за собой спускать, – сказала девчонка, стоявшая в очереди.

– Ой! Простите! – спохватилась я.

Вернулась назад и нажала на головку бачка.

Вышла и подумала про себя: «Вот на таких мелочах разведчики и попадаются!»

Подошла к умывальнику, вымыла руки. Мои глаза обшаривали отражение в зеркальной стенке: выпирает стопка листов или нет?

Листы не выпирали, зато ходить сразу стало неудобно. Господи, раньше дамы носили специальные корсеты, нижний мыс которых доставал до… кхм… Ну, в общем, туда же, куда доставали края бумаги, спрятанной в мои трусики. Бедные женщины! Теперь я понимаю, почему они так отчаянно семенили!

Я высушила руки и направилась к выходу, стараясь идти широким строевым шагом.

Вышла в коридор, нашла взглядом своего цербера и скомандовала пьяным голосом:

– Пошли веселиться дальше!

– Может, домой поедешь? – хмуро предложил охранник.

– Еще чего! – гаркнула я. – Хочу веселиться! До упора!

А про себя с тоской подумала, что больше всего мне хотелось бы сейчас оказаться за закрытой дверью ванной комнаты. Бумажные углы страшно натирали мне… кхм… Как бы это сказать…

В общем, вы поняли.

Несмотря на неудобство, которое мне доставляла бумажная пачка в джинсах, я пробыла в «Зеленом апельсине» еще очень долго. Пару раз вышла танцевать (причем следом за мной неотвратимо следовал тюремщик).

Выпила еще пару бокалов виски. В целом назюзюкалась до поросячьего визга.

Домой мы ехали долго, останавливаясь через каждые пятьдесят метров, потому что меня ужасно тошнило. Тошнило по-настоящему, не притворно. Когда мы, наконец, доехали до дома, то из машины меня вытащили буквально за шкирку. В этот момент я испытала нечто вроде благодарности к моим мордоворотам.

Вот и они на что-то сгодились.

Дворецкий открыл дверь, сохраняя на лице обычное корректное выражение. Правда, его каменные лицевые мышцы слегка дрогнули, когда он увидел меня, повисшей на руках охранников, но он тут же взял себя в руки.

– Вам помочь? – спросил он вежливо.

– Сами справимся, – ответил охранник.

Телохранители втащили меня вверх по лестнице, не скрывая отвращения, которое обычно вызывает у трезвых мужчин пьяная баба.

Меня бросили на кровать, один мордоворот спросил другого:

– Может, вызвать горничную?

– Зачем? – не понял второй.

– Раздеть ее!

И цербер кивнул подбородком на меня.

– Сама-то она вряд ли справится.

Второй подошел ко мне и потряс меня за плечо.

– Эй! Тебе помочь раздеться, или как?

– Пошли вон, – ответила я заплетающимся языком. И добавила:

– Хамы…

Церберы переглянулись. Я внутренне похолодела.

Похоже, мальчики в игривом настроении. Если они решат помочь мне раздеться…

Господи, только не это! Зачем, зачем я так свински напилась?

Я с трудом оторвала физиономию от покрывала, присела на кровати и изо всех сил взвизгнула:

– Пошли во-о-он! Мерзавцы!

Тюремщики испуганно попятились. Честно говоря, я сама не ожидала от своего осипшего горла такой силы звука.

Дверь распахнулась, и в комнату влетела тетка в халате. Остановилась, обвела взглядом присутствующих, спросила:

– Что происходит?

– Они пытались меня раздеть! – наябедничала я пьяным голосом, указывая пальцем на мордоворотов.

– Как это? – не поняла тетка. И повернулась к охранникам.

– Что это значит? – спросила она ледяным тоном.

– Да врет она! – возмутился один. – Просто спросили, она сама сможет раздеться или вызвать горничную… Вот и все!

– Ваша забота переходит разумные границы, – сказала тетка ровным тоном. – Чтобы больше я таких подробностей не слышала. Поняли?

Мордовороты молчали, переминаясь с ноги на ногу.

– Я спрашиваю, поняли? – повысила голос тетка.

– Поняли, – пробормотали церберы в унисон.

– Свободны, – разрешила тетка.

Мордовороты торопливо удалились, я немного успокоилась.

Тетка подошла к кровати, села рядом со мной, пристально посмотрела мне в глаза. Я попыталась выдержать ее взгляд, но мои зрачки отчего-то не желали фокусироваться и норовили разбежаться в разные стороны.

Я не удержалась и хихикнула.

– Ты не слишком перебираешь? – участливо спросила тетка.

– Это мое дело, – огрызнулась я.

– Смотри сама, – не стала спорить тетка.

Поднялась с кровати, пошла к двери. Остановилась, повернулась и добавила:

– Аптечка в ванной.

Вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Я упала на спину. Меня тошнило по-настоящему. Похоже, конспиративный образ жизни лишит меня остатков здоровья.

Я кое-как сползла с кровати и, пошатываясь, направилась в ванную.

Несколько раз споткнулась, пару раз шмякнулась об стенку. Но, в общем, добралась.

Закрыла дверь на шпингалет, стащила с себя всю одежду. Бумажная стопка упала на плиточный пол, но я не бросилась ее поднимать. Влезла в ванную, вывернула до упора оба крана и закрыла водосток.

Примерно полчаса я приходила в себя, отмокая в теплой воде. Немного оклемалась.

Взяла душевой шланг, направила его на себя и открыла холодную воду.

В общем, не буду описывать все унизительные подробности. Тот, кто попадал в подобное положение, и так все знает. А тому, кто еще не попадал, – и дальше не советую.

Ничего приятного, уверяю вас!

Я собрала одежду, разбросанную по полу, и бросила ее в корзину для грязного белья. Бережно подобрала бумажные листочки, исписанные мелким женским почерком, уселась на бортик ванной и начала читать.

Послание от Жени начиналось так:

«Привет, двойник!»

Я хмыкнула, сообразив, что мы с ней не познакомились. То есть я-то знаю, как ее зовут, а она меня нет. Нужно будет не забыть представиться.

Я вернулась к чтению.

«Села писать и сообразила, что не знаю твоего имени. Ну, ничего. У нас впереди еще будет время познакомиться.

Кто я такая, ты уже знаешь. Не уверена, что тебе рассказали обо мне правду, поэтому на всякий случай расскажу все, что смогу.

Меня зовут Женя, я живу в этом городе пятнадцать лет. Наверное, ты уже знаешь, что после моего дня рождения я унаследую крупный капитал. Но на него давно положила глаза моя дорогая тетка, и я прекрасно понимала, что после дня рождения проживу недолго. Тетка тянет из меня деньги. Когда я была несовершеннолетней, она была моей официальной опекуншей. Сначала я ничего не понимала, поэтому охотно отдавала ей проценты с капитала. Я была даже рада, что мне не приходится заниматься всякой ерундой, типа бухгалтерии. Когда мне исполнилось восемнадцать, я уже привыкла зависеть от нее буквально во всем. Но потом, когда я немного поумнела и попробовала взять дела в свои руки, тетка быстро подмяла меня под себя.

Тебе сказали, что я наркоманка? Это почти правда.

Почему «почти»? Потому что тетка посадила меня сначала на снотворное, а потом начала давать вместо него какие-то другие препараты. Какие – не знаю. Но зависимость они вызвали.

На игле я не сидела, если тебя это интересует. И вообще, я упорно лечусь вот уже три месяца, прошедшие после «моей смерти».

Кстати! Не советую тебе пользоваться аптечкой, которая находится в ванной! Тетка уже предлагала тебе таблетку, чтобы «получше выспаться»? Мой совет: сделай вид, что ты ее проглотила, и тут же выплюнь, когда она отвернется. И еще один совет: не доверяй прислуге этого проклятого дома! Все они работают на одного человека: на Елену Борисовну.

Из дома я пыталась сбежать не раз. Но каждый раз меня находили и возвращали обратно. Пока я была маленькой и глупой, я не понимала, что убежать из города невозможно. Теперь я это точно знаю и тебе не советую. Не получится. Почему? Объясняю.

Этот город – гигантское предприятие, которое создали десять богатых семей. Все население – тридцать тысяч человек. Город устроен так, чтобы здесь было удобно и безопасно жить тем, у кого есть деньги. Все жители города – контрактники. Например: нужны учителя. В разных городах страны проводится конкурс, отбираются приличные и благонадежные специалисты с хорошими дипломами и хорошими рекомендациями… Нужны рабочие – проводится конкурс, отбираются лучшие специалисты, желательно непьющие… В общем, ты поняла. При том положении, в котором находится сейчас наша страна, набрать нужных людей не так трудно.

В городе они живут по временной прописке. Когда кончается срок контракта, работодатель решает, стоит ли его продлевать. Если человек работал хорошо, вел себя прилично и сам хочет остаться на второй срок, то контракт продлевают. Если нет – находят другого специалиста. Повторю еще раз: это нетрудно.

Условия для работы в городе очень и очень неплохие. Приличная зарплата, отличные условия проживания. Ты уже заметила, что город застроен коттеджами? Внутри коттеджи просторные, уютные и рассчитаны всего на две семьи. Многоэтажные дома не строились изначально: по замыслу хозяев города, все соседи должны знать друг друга в лицо.

В городе нулевая преступность. Здесь не бывает случайных людей, все свои. Никто не имеет права сдать свое жилье другому человеку, это оговаривается в контракте. Конечно, в городе есть парочка приличных гостиниц, но всех приезжих тут знают наперечет.

В общем, этот город большое корпоративное предприятие.

Чем занимаются его владельцы? Хотя формально я считаюсь одной из них, узнала все эти подробности я совсем недавно.

Владельцы добились объявления города офф-шорной зоной. Что это такое ты, надеюсь, представляешь, потому что объяснять очень долго.

Коротко говоря, это огромные налоговые привилегии. И разные другие вкусные пилюльки. Если тебя интересует офф-шор, покопайся в нашей библиотеке. Там есть специальная литература по этому вопросу.

В общем, все санаторные комплексы города – корпоративные частные предприятия. Десять человек владеют всем, что тут есть. Чужих в дело не пускают.

Курортная зона – это раз.

Помимо этого в городе начали строить порт. Что такое порт при серьезных налоговых льготах – сама понимаешь.

Управление городом осуществляют специально приглашенные люди. Их выбирают владельцы города. Администраторы такие же контрактники, как все остальные. Милиция тоже набирается по этому принципу. Ты будешь смеяться, но на тридцать тысяч населения в городе всего сорок милиционеров. Еще раз повторяю: преступность здесь нулевая. Все неприятности сводятся к несчастным случаям, настолько редким, что милицейские сводки выглядят, как фантастический рассказ.

Да и кому здесь придет в голову что-то красть или кого-то убивать? Во-первых, условия жизни более чем приличные: у каждого свой небольшой домик с небольшим кусочком земли, своя клумба с цветочками, интересная работа, хорошая зарплата, которую добросовестно выплачивают каждый месяц…

Во-вторых, все на виду. Народу в городе немного, каждый приехал сюда по контракту, спрятаться в случае чего не удастся.

В-третьих, уехать из города незаметно практически невозможно. До ближайшего населенного пункта – пятьсот километров. Аэропорт, железная дорога и все автобусные маршруты принадлежат хозяевам города. Даже таксисты инструктируются перед тем, как их берут на работу. По условиям контракта они не имеют права вывозить пассажиров за городскую черту.

В общем, если ты хотела сбежать отсюда незаметно – брось эту идею. Она безнадежная.

Нужно выкручиваться как-то иначе. У меня есть мыслишка, но я пока не стану ее излагать. Боюсь доверять бумаге.

Теперь обо мне. Тебя, естественно, интересует, как я могла удрать из дома?

Это было трудно. Но я давно начала обдумывать свой побег и нашла способ.

Для начала я продала все свои драгоценности. Конечно, не в городе. Все городские ювелиры прекрасно знают, что дорогие украшения, которые попадают к ним от частных лиц, должны пройти специальную оценку. То есть их показывают владельцам города. Возможно, чья-то жена решила сделать глупость и получить деньги за фамильные изумруды… В общем, ты поняла.

Продать свое барахло здесь я бы никогда не смогла. Но я нашла помощника.

Ты его видела. Помнишь человека в приморском парке, за которым погнались твои охранники?

Он работал в нашем доме. Сторожил ворота. В общем, мне удалось его уломать. Конечно, не просто так, а за деньги. Причем, за большие деньги. Когда он уехал в отпуск, то прихватил с собой все мои драгоценности. Конечно, это было рискованно. Но я его предупредила: если он не вернется обратно с деньгами, я скажу, что драгоценности он украл. Еще раз повторяю: найти контрактника ничего не стоит. На каждого человека, которого берут на работу, собирают полное досье: родственники, подружки, друзья и так далее.

Так что удрать с моими камушками ему было не так-то просто.

Драгоценности он продал. Деньги привез мне. Половину я отдала за то, чтобы он меня выпустил ночью из дома на машине. Легенда была такая: я напилась и попыталась протаранить ворота. Охранник растерялся, испугался и открыл их. Я не справилась с управлением, машина вылетела через ограждения и свалилась в пропасть. Я специально проехала половину дороги, виляя в разные стороны. Мне повезло, попался свидетель. На следствии он подтвердил, что я сидела за рулем и что машина шла по дороге зигзагами.

В общем, я доехала до нужного места, где склон горы идет вниз. Вылезла из машины, подтолкнула ее в сторону ограды. Ограда вдоль дороги хлипкая, машина снесла столбик и свалилась вниз. В салоне я оставила канистру с бензином, чтобы все горело ярким пламенем.

Все получилось так, как я планировала. Машина взорвалась, салон выгорел полностью.

Подразумевалось, что сгорела и я. А я быстренько пересела в машину другого моего помощника и мы уехали.

Человек, у которого я сейчас живу, работает в городе не один год. В Питере у него осталась дочь, немного младше меня. Он пригласил ее приехать в гости, девушка взяла билет на самолет, прошла регистрацию, но в город не прилетела.

Вместо нее появилась я. Сама понимаешь, мне пришлось сильно преобразиться, меня здесь каждая собака в лицо знает…

Короче говоря, вторую половину денег, полученных за драгоценности, я отдала «папочке».

(Слушай, подружка, у меня денег нет. Подбрось хотя бы немного, а то как-то дискомфортно с пустым карманом. Ладно?)

Когда охранник, который продал мои побрякушки, был в Москве, он вышел на одного частного детектива. Говорят, он приличный человек. В общем, я его наняла. Оплатила приезд детектива в город и двухнедельную путевку в приличный санаторий. На этом все мои деньги закончились.

Правда, человек оказался действительно приличным и не уехал, хотя я ему честно сказала что денег у меня больше нет. Связь мы поддерживаем одностороннюю: я ему звоню, он мне нет. До конца я никому не доверяю. Поэтому пока ни разу с ним не виделась.

Конечно, мне было очень интересно, как поступит моя тетка. Как она будет изворачиваться. Ведь моя смерть не входила в ее интересы. Представь мое удивление, когда я узнала, что в город вернулась Евгения Борщевская! Оказывается, я проходила курс реабилитации в подмосковной клинике!

Блеск!

Я подумала, что тетушка просто тянет время. Но потом наш бывший охранник встретил тебя в приморском парке и принял за меня.

Тогда я поняла, что тетка нашла двойника. Начала искать тебя по городу и поймала в «Зеленом Апельсине».

Слушай, подружка! Не знаю, что тебе наобещала моя родственница! Не сомневаюсь, что она посулила кисельные берега и молочные реки. Если ты ей поверила, то мне тебя жаль. Скажу прямо: тебя выбросят на помойку в тот же момент, как ты перестанешь быть нужной.

Могу даже дату назвать: шестнадцатое ноября.

Не веришь мне? Значит, ты просто дура. Но я надеюсь, что ты уже разобралась, что к чему.

Подружка! Мы должны держаться вместе, чтобы выжить! Помоги мне, а я помогу тебе.

Ладно. На первый раз хватит писанины, а то у меня уже рука болит.

Письмо уничтожь. Следующая встреча завтра в «Черной дыре». Не пугайся: это еще один ночной клуб, где я часто бывала. Если ты все время будешь ездить в «Зеленый Апельсин», это может вызвать подозрения.

В общем, завтра в десять вечера в туалете. Я принесу с собой мобильный телефон, и мы вместе позвоним московскому детективу. Попытаемся как-то объединить усилия.

Запомнила?

Береги себя, подружка!»

На этом Женино письмо заканчивалось. Я разорвала листы на мелкие клочья, бросила их в унитаз, спустила воду.

Убедилась, что все обрывки смыло в сточное отверстие, и только после этого отправилась в комнату.

Информации для размышления я получила много, но голова раскалывалась и переваривать письмо отказалась.

Что ж, подождем да завтра.

Утро вечера мудренее.

Утром меня разбудил телефонный звонок.

Я уселась на постели, повозила сухим языком во рту и попыталась отодрать щеки, присохшие к деснам.

Сушняк. Меньше надо пить. Пить меньше надо.

Телефон не умолкал. Я немного пришла в себя, сориентировалась и поняла, что надрывается мой мобильник.

Вылезла из кровати, дошла до сумки, брошенной прямо на пол возле кресла. Нагнулась, вытащила мобильник. Не удержала равновесия и шлепнулась прямо на ковер.

Уселась поудобней, поднесла трубку к уху и невнятно сказала:

– Слушаю.

– Лера?

Дядюшка здорово испугался, услышав незнакомый голос. Я облизнула сухим языком растрескавшиеся губы и сказала чуть отчетливей:

– Это я.

– А чего у тебя голос такой странный?

– Перебрала вчера вечером, – не стала лицемерить я.

– Что ты вчера сделала? – не поверил дядюшка.

Права Виктория Токарева! Когда человек начинает говорить чистую правду, ему почему-то перестают верить![2]

– Неважно, – отмела я. – Что вы хотите?

Дядюшка немного помолчал.

– Ты одна? – спросил он многозначительно.

– Одна, одна…

Он еще немного подышал мне в ухо.

– Слушайте, или говорите, или до свидания! – разозлилась я. – У меня голова болит!

Дядя поспешил вступить в диалог.

– Ты передала то, что я просил?

– Передала.

– Что она сказала?

– Что подумает.

– И все?

– И все.

Мы еще немного помолчали.

– Лера!

– А?

– Скажи ей, что мне нужен миллион.

– В рублях?

– Дура! – вспылил дядя. – В долларах, разумеется!

Я нервно хмыкнула.

– А чего так скромно? Просите два, она даст!

По всей видимости, дядя не читал «Мастера и Маргариту». Потому что купился на шутку и задумчиво спросил:

– Думаешь?..

Оптимист!

– Ничего я не думаю, – ответила я с досадой. – У меня голова болит. Короче, я передаю, что вам нужен миллион. Деньги закончились. Правильно?

– Ты давай не умничай! – приказал дядя жестко. – Это, между прочим, и тебя касается!

Я хрипло расхохоталась.

– Меня?! Да с какого боку меня это может касаться! Я такие деньги только в кино видела! И то подозреваю, что это была «кукла»!

– Лена ответит, что денег у нее нет, – продолжал дядя, не слушая меня. – А ты скажи, что я готов ждать под гарантию твоей подписи.

Я разом перестала ржать.

– Как это?

– Очень просто! – втолковывал дядя. – Подпишешь доверенность, пометишь ее двадцатым декабря, к примеру… И передашь мне!

– А как вы ее заберете? – спросила я с интересом. – Сами приедете?

Дядя фыркнул.

– Я сказал, хватит шутить! Найду, как забрать! В общем, ты поняла.

– Нет, – сказала я. Взяла из вазы, стоявшей на столе, большое желтое яблоко и откусила сочный край. – Не поняла. Не худо бы и меня спросить. Может, я не желаю давать вам миллион? Может, вы мне не нравитесь?

– Дура! – зашипел дядя. – Это же гарантия твоей безопасности!

– Вот как! – удивилась я. – А можно поподробней?

Дядюшка мученически вздохнул.

– До тех пор, пока я не получу деньги, ты будешь жива и здорова! Лена тебя и пальцем не сможет тронуть!

– Почему? – поинтересовалась я и откусила второй кусок. Яблоко пахло дыней. Во рту изрядно посвежело.

– Потому что доверенность будет признана недействительной! И я сразу пойду в милицию!

– Прямо сразу? – уточнила я. – Даже не пообедаете на прощанье?

Дядя минуту помолчал. Потом спросил озабоченным тоном:

– Что с тобой?

– Говорю же, я вчера напилась.

– Я думал ты шутишь.

– Я абсолютно серьезна.

Дядя тяжело вздохнул.

– Ты хоть что-то поняла, из того, что я сказал?

– Поняла, – ответила я. – Вам обоим на меня насрать. Вы хотите получить деньги, а что будет потом – неважно. Это я прекрасно поняла.

– Лера… – начал дядя, но я разъединила связь.

Не могу сказать, что сегодня я узнала что-то новое. Моя судьба дядюшку нисколько не интересует. Его интересует собственная шкура и деньги. Бросить его, что ли, к чертовой матери?

Нет. Он, конечно, сволочь, но я все равно не хочу, чтобы кто-нибудь погиб из-за этих проклятых денег.

Поэтому я собралась, оделась и пошла к тетушке. Стукнула в дверь ее комнаты, дождалась ответа и вошла.

Тетушка сидела за столом и просматривала какие-то открытки.

– Ты вовремя, – сказала она вместо приветствия. – Из типографии принесли пригласительные билеты.

– Какие пригласительные билеты?

Тетушка приподняла брови.

– На твой день рождения, разумеется!

– А-а-а, – протянула я без всякого энтузиазма. Подошла к столу, перебрала длинные открытки с изображенной на них икебаной.

– Нравится? – спросила тетка.

– Как мило, что ты спрашиваешь, – сказала я. – Нравится. Кстати, закажи уж разом пригласительные билеты на мои похороны. Хотелось бы взглянуть заранее. Вдруг мне не понравится?

Тетушка отобрала у меня пригласительные и отложила их на край стола.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хреново, – ответила я.

– Не советую больше так напиваться.

– Да что ты! – умилилась я. – О здоровье моем беспокоишься?

Тетка промолчала.

– Значит, так, – начала я сухо. – Напиваться я буду, когда и где сочту нужным. Понятно?

Тетка пожала плечами.

– Да ради бога! Что тебе нужно? Зачем пришла?

– Звонил твой муж, – сказала я невинно.

Теткино лицо омрачилось.

– Когда?

– Только что.

– Что сказал?

– У него деньги кончились, – ответила я. – Просил выслать миллион.

Тетка поперхнулась. Я посмотрела на ее растерянное лицо и засмеялась.

– Шутишь, – сообразила тетка.

– А что мне еще остается? – философски вопросила я. – Но вообще-то ты не угадала. Ему действительно нужен миллион. В долларах.

– Может, он согласится на евро? – не удержалась тетка.

– Спрошу, – ответила я.

– Оставь эти идиотские шутки! – раздраженно приказала тетка.

– Это ты пошутила, а не я!

– Ладно!

Тетка поднялась со стула и прошлась по комнате, пытаясь успокоиться.

– Ладно! – повторила она с ожесточением. – Проехали. Он прекрасно знает, что таких денег у меня нет.

– Зато у меня есть, – сказала я. И предложила:

– Хочешь займу?

Тетка сощурила и без того глубоко запавшие злые глаза.

– Я не шучу, – продолжала я. – Дядюшка готов поверить доверенности с моей подписью. Предположим, я подписываю ее сейчас и датирую пятым мая. Сечешь?

Тетка, не отвечая, сверлила меня взглядом.

– Если со мной до этого числа произойдет несчастный случай, то дядя не сможет получить деньги. Но возникнет законный вопрос: каким образом я подписала доверенность пятого мая, если третьего января попала в автокатастрофу? Вы следите за моей мыслью, Ватсон?

Тетка снова промолчала.

– Тогда дядю берут за жабры, и он во всем признается. А значит, вас ждет трогательное семейное свидание в казенном доме.

– Интересно, почему ты такая веселая? – спросила вдруг тетка.

– Да надоело бояться! – ответила я откровенно. – Так вы меня достали с вашими интригами! Вот и смеюсь, пока время есть.

– Ну-ну, – поощрила тетка. – Смейся, смейся.

Повернулась ко мне спиной, уселась за стол и сказала, не оборачиваясь.

– Передай ему, что этот вопрос я буду обсуждать после твоего дня рождения.

– А если он не согласится?

– Это его проблемы, – ответила тетка равнодушно. – Не согласится – значит пускай идет в милицию. Но ничего заранее он не получит. Так ему и передай.

– Передам, – ответила я.

Подождала еще немного. Тетка повернула голову и недовольно скривилась:

– Что еще?

– Я ощущаю себя дядиной родственницей, – сказала я.

Тетка брезгливо опустила уголки губ.

– Это в каком же смысле?

– В материальном, – ответила я. – Ты будешь очень смеяться, но мне тоже нужны деньги.

Тетка удивилась.

– Деньги?

– Деньги! – повторила я. – Почему ты так поражаешься? Я посещаю довольно дорогие заведения!

– Но я положила на твою карточку еще две тысячи! Ты не могла их так быстро потратить!

– А кто украл другую кредитку? – спросила я в лоб.

Тетушка открыла рот, но промолчала.

– Между прочим, там были мои пять тысяч, – продолжала я. – Я понимаю, что вторую половину этих денег мне никогда не получить, но хотя бы пять тысяч я могу потратить в свое удовольствие?

Тетка молчала. Ее глаза блуждали по комнате, не останавливаясь ни на одном предмете.

– Или ты решила на мне сэкономить? – продолжала я. – Тебе не стыдно? Украла пять тысяч, можно сказать, с трупа! Это называется мародерство!

– Сколько тебе нужно? – спросила тетка устало.

Я поморщилась.

– Ой, умоляю, смени тон! Я у тебя ничего не прошу! Верни мое, больше ничего не нужно!

Тетка немного подумала.

– Кредитку я тебе не верну.

– Ну, еще бы! – сказала я насмешливо. – Разве я смогу воспользоваться карточкой какой-то посторонней женщины? Я имею в виду Аргунову Валерию Васильевну!

– Отдам наличными, – продолжала тетушка, не обращая внимания на мой монолог.

– Отдай, – согласилась я.

– Иди к себе, – велела тетка. – Сейчас принесу.

– Жду, – ответила я.

Вышла из теткиной комнаты и вернулась к себе.

Господи, как же мне надоела эта возня вокруг денег! Скорей бы домой! В мою любимую скромную квартирку, в мои скромные радости, в мою необременительную прежнюю жизнь!

Но чтобы вернуться назад, мне нужно еще многое сделать. И я все сделаю. Благо теперь я не одна.

Вечером я снова отправилась кутить и велела отвезти себя в «Черную дыру».

Вопреки названию, место оказалось пестрым и жизнерадостно оформленным. На потолке, изображающем небосвод, крутились и переливались разноцветные солнца, зал был ярко освещен, а музыка гремела не так оглушительно, как в «Зеленом Апельсине».

Я заказала себе джин с тоником, мои мордовороты взяли себе по стакану свежевыжатого сока.

В общем, не буду утомлять вас подробностями. В десять я повернулась к своим охранникам и проинформировала:

– Хочу в туалет.

Один привычно поднялся со стула и сделал рукой вежливый жест, пригашая меня идти вперед.

Дамская комната в этом заведении оказалась огромной. Народу в ней толпилось не меряно. Дамы курили, поправляли макияж, оживленно беседовали, собравшись в стайки.

Я начала выворачивать шею в поисках Жени.

Интересно, я смогу ее узнать? Вряд ли. Барышня просто мастер перевоплощения!

Кто-то потянул меня за рукав, и я живо повернула голову.

Да. Я бы Женю ни за что не узнала.

На этот раз она выбрала образ шикарной женщины. Платиновый парик из натуральных волос доставал до плеч, глаза искрились зеленым блеском, какой придают зрачкам цветные контактные линзы. Яркий макияж, измененная форма глаз. Роскошное вечернее платье с глубоким декольте.

– Ну, ты даешь! – сказала я с восхищением.

– Пошли, – велела она коротко и потащила меня за собой.

Мы миновали оживленно щебечущих дамочек и оказались в закутке между стеной и неплотно прилегающей к ней кабинкой. Здесь было пусто; очевидно, никто не хотел курить рядом с унитазом.

Но для меня обстановка была более чем привычная, и я охотно прислонилась к стене плечом. Тем более, что этот угол не просматривался из дверей.

Женя достала пачку сигарет, протянула мне, но я отказалась. Она выбила одну сигарету, закурила и выпустила дым в сторону от меня.

– Письмо уничтожила? – спросила Женя.

– Да, – ответила я. – Разорвала на мелкие клочки и спустила в унитаз.

– Хорошо смыла?

– До последнего обрывка.

– Точно?

– Точнее не бывает, – ответила я. И добавила:

– Между прочим, от этого зависела не только твоя, но и моя безопасность.

Женя кивнула и снова выдохнула дым.

– Деньги принесла? – спросила она.

– Ой! – спохватилась я.

Раскрыла сумку, велела ей:

– Прикрой меня.

– Зачем? – не поняла Женя.

– Деньги отсчитаю.

– Не дури, – укорила Женя. – Я же тебе сказала: в городе нулевая преступность. Не бывает здесь краж, поняла?

Я переступила с ноги на ногу. Прочитать-то я прочитала, только вот поверить в это не смогла.

Да разве бывают такие города?

– Давай, я сама посчитаю, – велела Женя. – Сколько тут?

Я достала из сумки пухлую пачку долларов, перетянутую резинкой.

– Здесь ровно пять тысяч.

– Ого! Это мне? – обрадовалась Женя.

– Нет, – ответила я неловко.

– Не жмись! Я все отдам! С процентами! – насмешливо подколола она меня.

– Ты неправильно поняла. Денег мне не жалко. Просто могут возникнуть вопросы: я только сегодня получила пять тысяч долларов, а на следующий день их уже нет. Тебе не кажется, что тетка насторожится?

– Ты права, – ответила Женя после небольшого раздумья. – Я возьму тысячу.

– Возьми больше!

Она отмахнулась.

– Потом дашь! А то тетка на дыбы встанет.

Она отсчитала десять стодолларовых банкнот и деловито сунула их за пазуху.

– Слава богу, – сказала она с чувством. – Так хреново, когда у тебя денег нет! Хреновей не бывает!

– Не сказала бы, – ответила я сквозь зубы.

– Что? – не поняла Женя.

– Говорю, что это не самое большое несчастье! – ответила я, повысив голос.

Женя выпучила глаза.

– Не самое большое? – переспросила она. – Ты с ума сошла!

Я засмеялась.

– Ладно, давай пока оставим эту тему. Ты написала, что у тебя есть план действий.

– Сначала представься для приличия, – предложила она.

– Ой!

Я снова засмеялась.

– Меня зовут Лера.

– Валерия, значит.

– Угу.

– Красивое имя, – одобрила Женя.

Я пожала плечами.

– Это дело вкуса. Ладно, познакомились, давай быстрей к делу. За дверью цербер стоит.

Женя вытащила из сумочки мобильный аппарат.

– Этот мобильник мне привезли из Москвы, – начала она шепотом. – Телефон работает через спутник, разговор кодируется, номер не определяется.

– Ого! – оценила я. – Сколько же он стоит?

– Целое состояние. Поэтому звоню очень редко.

– Для чего же нужен телефон, если по нему не звонить?

– Верно, – согласилась Женька.

– Спроси у своего детектива, что нам делать, – велела я.

– Уже спросила.

Женька сделала паузу.

– Я вчера ему позвонила, – добавила она, словно оправдываясь. – Боялась, что разговор получится слишком долгим, и мы сегодня не успеем с ним поговорить.

– Что он сказал? – спросила я жадно.

– Он хочет с тобой увидеться.

– Я же под присмотром! – начала я.

– Все учтено! – перебила Женя. – Поедешь в ресторан «Лунный берег». Знаешь такое место?

– Знаю, – сказала я тихо.

– Я его просто обожала, – мечтательно произнесла Женя.

Я быстро дернула ее за рукав.

– Не говори в прошедшем времени! Ты там еще не раз пообедаешь!

– И поужинаю, – согласилась Женька. – Лерка, ты права. Короче говоря, я ему изложила суть дела, детектив велел тебе явиться в ресторан. Завтра в четыре часа дня.

– А почему ему понадобилась именно я?

– Потому, что ты общаешься с теткой.

– И что?

– Сама узнаешь, – нетерпеливо закруглила беседу Женька. Я уже поняла, что характер у нее крутой и не терпящий возражений.

И я, как обычно, пошла на поводу у более сильной личности.

– Как я его узнаю?

– Он будет сидеть возле окна, – сказала Женька. – Мужчина, лет сорока. Будет в светлой рубашке, сером джемпере и серых брюках.

Мне стало смешно.

– А журнал «Огонек»? – поинтересовалась я невинно. – В правой или в левой руке?

Женька строго посмотрела на меня.

– У него будет не «Огонек», а журнал «Фемина». Он положит его на стол.

– Фантастика! – сказала я деревянным голосом. И тут же спохватилась:

– А вдруг этот журнал будет не только у него?

Женька молча покрутила пальцем у виска.

– Лер, ты много видела мужиков, читающих журнал «Фемина»? – спросила она насмешливо.

– Ну… Вообще-то, нет, – признала я.

– Вот именно! Мы специально выбрали дамский журнал, чтоб не было ошибки… Ты поняла? Завтра в четыре!

Женька развернулась, но я удержала ее за руку.

– Жень!

Женька остановилась.

– Ты чего? Боишься? – не поверила она.

– Боюсь, – призналась я. – А если мои мордовороты попрутся следом? Я же не смогу к нему подойти!..

Женька выдернула руку.

– Прислугу в приличный ресторан не пускают, – ответила она коротко.

И растворилась прежде, чем я успела ее спросить, где и когда мы с ней встретимся.

На следующий день я оделась скромно и прилично. Выбрала Женькин костюм в полосочку, состоящий из укороченной юбки и приталенного пиджака. Обулась в изящные туфельки с замшевой отделкой, повесила на плечо элегантную сумочку.

Бросила взгляд в зеркало. Оно отразило молодую женщину, к которой я в последнее время начала привыкать: в меру элегантную, симпатичную, уверенную в себе. В общем, полную противоположность закомплексованной Лерке, работавшей официанткой в захудалом кафе.

Интересно, когда я отсюда выберусь, мне придется снова вернуться в свой прежний образ?

Я поежилась.

Не хочется. Очень не хочется. Ту пуганную жизнью драную кошку я больше видеть не желаю.

– Ты сначала выберись отсюда, а потом начнешь планы строить, – вклинилось благоразумие с очередным назиданием.

– Ладно, – пробормотала я.

Повернулась, осмотрела себя со спины. Блеск.

Что ж, я была готова к встрече с неизвестным мне московским детективом, имени которого я так и не узнала.

Беда с этими именами!

Я вызвала машину и вышла из комнаты. Благополучно миновала коридор, спустилась по лестнице, и уже поздравляла себя с тем, что выбралась незаметно…

– Женя!

Я обернулась.

Тетка стояла у подножия лестницы с кипой свежих газет в руках.

– Уходишь?

– Ухожу, – ответила я коротко.

– Что-то ты стала весьма коммуникабельной, – озабоченно поделилась со мной тетка.

– А я такая всегда была! – огрызнулась я. – Забыла, что ли?

Тетка бросила короткий взгляд на дворецкого, застывшего возле открытой входной двери, и ничего не ответила.

Повернулась ко мне спиной и начала медленно подниматься по лестнице, цепляясь за перила.

Я проводила ее задумчивым взглядом. Возраст кричал о себе в каждом движении, сделанном теткой, и мне снова стало ее жаль. Против всяких законов логики.

Я вышла во двор, огляделась вокруг и вдохнула упоительный горный воздух.

Осень, разгар которой остался позади, все еще была очень теплой. Лишь вечера напоминали о грядущих холодах, да по ночам явственно подмораживало. Дни все еще были фантастически солнечными.

Я подошла к машине, уселась на заднее сиденье и скомандовала:

– Поехали в «Лунный берег».

Маршрут возражений или подозрений не вызвал. Во-первых, я сегодня не обедала. Не знаю, известно ли это моим мордоворотам, но тетка при желании может навести справки. И получит благоприятный для меня ответ:

«Не ела, поэтому отправилась обедать в ресторан».

К тому же, «Лунный берег» был местом встречи разных богатеньких Буратин, а значит, вписаться в плохую компанию я никак не могла.

Доехали мы, как обычно, очень быстро. Дороги в этом городке были прекрасными, пробок я не видела ни разу со дня приезда, водители были взаимно вежливы, а уж перед пешеходной полосой все тормозили просто на автомате.

Не город, а рай земной! Цветение развитого капитализма в декорациях!

Я вошла в ресторан и сразу обшарила взглядом столы, стоявшие возле окон.

Не помню, говорила ли я, что окна опоясывали весь зал по периметру. Я забыла спросить у Жени, возле какого окна усядется наш детектив, и теперь шарила по залу тревожным взглядом.

– Добрый день, – завел прежнюю песню подошедший метр.

– Привет, привет, – ответила я, не глядя на него.

– Очень ра…

– Знаю! – снова перебила я. – Опустим вводную часть. Столик выберу сама, провожать меня не нужно.

Метр слегка кашлянул и сказал неслужебным голосом:

– Узнаю вас, Евгения Борисовна.

Я так удивилась, что оторвалась от рассматривания столиков и перевела взгляд на него. Но метр уже удалялся прочь от меня, на его безукоризненно отглаженной спине было написано вежливое неодобрение.

Вот я и в «Хопре»!

Помните, была такая реклама? Очередная кидальная фирма выдала в эфир ролик, рассчитанный на все слои населения. В симпатичный офис, где за симпатичными столами сидят симпатичные девушки, по очереди заявляются то домашние хозяйки, то учителя, то скромные крестьяне, то бравые офицеры… И все они на входе с облегчением произносят одну и ту же фразу, утирая пот со лба:

– Ну, вот я и в «Хопре»!

Вспомнили наше трудное прошлое?

– И чтобы никаких банкротств! – грозно произносит дама в аляпистом прикиде, передавая в добрые руки толстую пачку банкнот.

На что симпатичная девушка, улыбаясь, отвечает голосом успокоительным, как валерьянка:

– Ну, что вы! Компания надежная, доходы стабильные…

Да уж… обули всех. И домохозяек, и учителей, и скромных крестьян, и бравых офицеров. И еще долго после закрытия кидального предприятия, народ говорил о каком-нибудь зарвавшемся наглом воре:

– Ну, он и «хопер»!

В общем, меня обуяла ностальгия по прошлому.

Поэтому первый круг по залу я совершила в полной рассеянности. Столы оглядывала невнимательно, на тех, кто за ними сидел, вообще не обращала внимания. Пришлось пройти по кругу еще раз.

Нужный стол нашелся почти сразу.

Мой взгляд упал на ярко разрисованную обложку с грудастой теткой, сфотографированной анфас. Надпись сверху уточняла: «Фемина».

Хотя и так все было ясно.

Я подняла глаза от журнала, открыла рот, чтобы произнести пароль, и застыла, как вкопанная.

Передо мной сидел мой несостоявшийся спаситель! Виктор… как его… Валентинович!

Спаситель при виде меня тоже слегка поперхнулся. Впрочем, он решил, что наша встреча вышла случайной и незапланированной. Поэтому он приподнялся со стула с вежливой улыбкой на устах и оповестил:

– Какая приятная неожиданность!

– Да уж, – пробормотала я.

Выходит, это и есть Женькин детектив! Надо же, как тесен мир!

– Вы приехали пообедать? – продолжал спаситель все так же любезно.

– И пообедать тоже, – ответила я тихо.

– Простите, что не приглашаю за свой стол, – извинился Виктор. – У меня назначена деловая встреча.

Я проглотила слюну и с трудом выдавила:

– У вас последний номер журнала? Можно мне посмотреть?

Условленная фраза произвела на спасителя странное впечатление. Его нижняя челюсть отвисла, глаза стали стеклянными. Секунд пять мы пялились друг на друга, как два совиных чучела в краеведческом музее.

Наконец спаситель взял себя в руки, закрыл рот и прокашлялся.

– Это вы? – спросил он довольно глупо.

Мне стало смешно.

– Это я.

Он еще раз кашлянул. Профессиональная привычка к скрытности сделала свое дело, и лицо спасителя приняло обычное спокойное выражение.

– Присаживайтесь, – пригласил он меня.

Я бросила вокруг затравленный взгляд. В этом городе у меня явно развилась мания преследования.

– Лучше не здесь, – прошипела я сквозь зубы. – Лучше внизу, возле туалета. Через десять минут.

– Понял, – флегматично отозвался Виктор.

Взял со стола журнал с грудастой теткой на обложке, протянул мне и громко произнес:

– Пожалуйста, можете оставить его себе.

– Спасибо, – поблагодарила я так же громко.

Забрала журнал и отошла к свободному столику.

Уселась на стул, бездумно перелистала глянцевые страницы.

«Секс на троих», «Как выйти замуж за миллионера», «Как развести любовника с женой», «Как приготовить интимный ужин», «Как добиться уважения свекрови»…

В общем, журнал содержал массу ценных бабьих советов, кроме самого главного: «Как выйти сухой из воды и при этом остаться в живых».

Поэтому я не стала обременять себя чтивом. Отложила глянцевое издание на подоконник, засмотрелась на море, катившее к берегу синие холмики с белыми воротничками.

Красиво!

Официант подлетел ко мне буквально через несколько секунд после того, как я отложила журнал. Просматривать меню я не стала.

– Кусок мяса, – попросила я. – Хорошо прожаренный, без крови. Какой-нибудь легкий салат. Все равно какой, на ваш выбор.

Подумала и добавила:

– Бокал виски с грейпфрутовым соком.

Официант бесшумно испарился. Я снова уставилась в окно.

Краем глаза я заметила, как спаситель поднялся из-за стола, промокнул губы открахмаленной салфеткой и, не взглянув на меня, потопал к лестнице, ведущей вниз.

А внизу, если вы помните, курилка и туалеты!

«Господи! – подумала я меланхолично. – Похоже, у меня это входит в привычку. И всю оставшуюся жизнь я буду назначать свидания возле общественных туалетов!»

Интересно, есть такой вид извращения или я первая в истории медицины?

Я схватила салфетку и фыркнула в нее.

Официанта все еще не было, и я с независимым видом поднялась со стула. А что? Захотела дама покурить в ожидании обеда! С кем не бывает? Особенно, если учесть, что дама некурящая…

«Надо учиться», – подумала я с тоской, спускаясь по лестнице. Снизу отчетливо пахло дымом.

Виктор сидел на диване, стоявшем в некотором отдалении от туалетных комнат. При виде меня он торопливо поднялся и замер, опустив руку с дымящейся сигаретой.

Я подошла ближе, хладнокровно вытащила сигарету из предложенной мне пачки, залихватски прикурила от предложенной мне зажигалки.

Затянулась и тут же судорожно раскашлялась. Спаситель торопливо застучал по моей спине.

– По. до. ждите, – с трудом выговорила я, отстраняя его руку. – Я. са. ма…

Он замер рядом в позе первой боевой готовности придти на помощь. Наследник Чипа и Дейла, блин.

Я, наконец, прокашлялась и с отвращением уставилась на дымящуюся сигарету.

– Я не курю, – пояснила я. – Это так… Для отвода глаз.

– А вы не затягивайтесь, – вполголоса посоветовал мне спаситель. – И вреда меньше, и подозрений не вызовете.

Я попробовала втянуть в себя ядовитый дым, не глотая его. Получилось. Я немного подержала дым во рту и почти выплюнула мерзкое облачко.

– Все равно гадость, – сказала я.

– Полностью с вами согласен, – откликнулся Виктор. И тут же предупредительно спросил:

– Ничего, если я докурю?

Я махнула рукой.

– Ради бога! У нас на работе все курили! Я привыкла!

Сказала, и взгрустнула. Смешно, но захудалое кафе с хамом-шефом начало представляться мне райским местом! Даже золотозубая Зоя, вечно норовившая надо мной поиздеваться, вызвала у меня неожиданное теплое чувство!

– А разве вы где-то работаете? – спросил меня Виктор, и я разом вернулась с небес на землю.

– Работала, – пояснила я, подчеркнув прошедшее время. – Несколько месяцев назад.

Спаситель затянулся сигаретой, проницательно сощурил один глаз и сразу стал похож на индюка.

Я опустила голову, скрывая улыбку.

– Это вы мне вчера звонили?

«Резонный вопрос», – подумала я. И пояснила вслух:

– Нет. Вам звонила Женя. А я – Лера.

Спаситель закивал.

– Как же, как же, помню…

– Что помните?

– Помню, что вы никак не могли выбрать из двух имен одно.

– А-а-а, – протянула я.

Действительно, было.

– Лера…

Виктор немного помедлил, взял меня за руку и отвел подальше от лестницы.

– Лера, – повторил он, – я более или менее в курсе событий. Поэтому давайте сразу о главном.

– Давайте, – согласилась я.

– Насколько я понимаю, вы с Женей – двойники.

– Просто одно лицо! – подтвердила я.

Виктор почесал затылок.

– Никогда не видел двойников, – признался он. – То есть видел близнецов но вы с Женей, насколько я понимаю, не родственницы?

– Мы даже никогда не виделись, – поддержала я. – До позавчерашнего дня.

Виктор кивнул.

– Женя сбежала из дома, – продолжал он, понизив голос.

– Да.

– Причем, инсценировала побег под несчастный случай…

– Да.

– И ее тетушка думает, что Женя погибла…

– Не уверена, – перебила я. – Тетка – особа прожженная, ее на мякине не проведешь. Трупа в машине не нашли…

– Она же сгорела!

– Сгорела, – согласилась я. – Но тетушка такая подозрительная особа, что пока все не увидит своими глазами, никому на слово не поверит.

Я помолчала и добавила:

– Думаю, она допускает вероятность того, что Женя жива.

– Ага! – сказал Виктор и задумался.

Думал он недолго, эмоционально шевеля бровями.

– Это плохо, – сказал он, наконец. – Это может сильно осложнить наш план.

– Обрисуйте, – попросила я шепотом.

Виктор сорвался с места, бесшумно подкрался к лестнице и задрал голову. После чего поднялся по ступенькам вверх и осмотрел лестничный пролет.

Неторопливо вернулся назад, вполголоса проинформировал:

– У меня развивается мания преследования.

– Слава богу! – сказала я.

Он удивился.

– Почему это?

– Потому, что не у меня одной, – ответила я. И поторопила:

– Живей, нам нельзя долго здесь оставаться.

Виктор придвинулся ко мне вплотную. Закомплексованная барышня Лера немедленно отступила бы назад, но ее сегодняшняя тезка осталась стоять на месте.

От Виктора пахло хорошим табаком и приятной туалетной водой. Запах был не сильный, но стойкий, как и полагается недешевому парфюму.

Я с удовольствием втянула в себя воздух.

– Значит, так, – начал Виктор шепотом. – Возьмите вот это…

Он вытащил из-за пазухи небольшой пластиковый прямоугольник.

– Это что? – не поняла я.

– Это диктофон. Кассета рассчитана на сорок пять минут с каждой стороны. В целом на полтора часа.

– Зачем он мне?

Виктор нагнул голову еще ниже.

– Постарайтесь вызвать вашу тетку на откровенность, – начал он очень тихо. – Ну, я не знаю, как… Пожалуйтесь, что устали, что не хотите больше играть чужую роль…Попробуйте устроить истерику, только правдоподобную, чтобы не вызвать подозрений. Мне нужно…

– Вам нужно, чтобы тетка сама рассказала о придуманной ею афере, – перебила я.

– Вот именно! – подтвердил Виктор. – Желательно, чтобы она при этом называла вас настоящим именем.

– Это вряд ли, – сказала я со вздохом. – Тетка меня зовет только Женей…

– Ну, постарайтесь. Вдруг она забудется или проговорится… Продумайте мизансцену, женщины это умеют. Смотрите сюда…

Виктор поднес маленький диктофон к самым моим глазам.

– Видите? – спросил он шепотом, показывая мне нечто вроде липкой ленты с одно стороны.

– Вижу. Это что? – спросила я, тоже невольно переходя на шепот.

– Это крепится к любой поверхности. Можете прикрепить под стулом, можете под креслом или под кроватью… В общем, где угодно, только так, чтобы ваша тетка его не обнаружила.

– Понятно, – сказала я деловито, принимая диктофон.

– Работает он просто: вот на эту кнопочку нажимаете, и все…

– А с какого расстояния…

Виктор поднял голову и тревожно огляделся. Следом за ним огляделась и я.

Вокруг было пусто. Виктор успокоился и снова наклонил голову к моему лицу. Отчего-то мне было приятно это его движение. Приятно, что мы стоим так близко, что разговариваем шепотом, что у нас есть свой секрет…

Приятно, что Виктор мой спаситель…

– Звук хорошо берется с трех метров, – прошептал Виктор. – Постарайтесь, чтобы комната, в которой вы будете разговаривать, была не слишком большой. Хорошо?

Я прикинула, и решила, что столовая вполне может подойти для этой цели. Тетка каждый день ест в гордом одиночестве, пора его немного разбавить. Диктофон можно прикрепить под стулом. Сидеть мы с ней будем близко, расхаживать между стульями никто не станет…

Да. Столовая – идеальное место для подвига.

– Место я найду, – ответила я тоже шепотом. – Я пока не знаю, как мне разговор построить… Но я подумаю.

– Только осторожно, – предупредил Виктор вполголоса. – Судя по тому, что я знаю об этой даме, у нее звериный нюх.

– Это точно, – согласилась я.

– И если вы будете недостаточно убедительны…

Я содрогнулась и отступила назад.

– Я не пугаю, – торопливо поправился Виктор. – Просто нужно быть очень осторожной. Вы меня поняли?

– Поняла, – подтвердила я.

Он задумчиво потер нос. Надо же! У меня почти такая же привычка! Только я нос обычно чешу…

– Значит, договорились, – подвел итог спаситель. – Попытаетесь разговорить вашу тетку…

– Она мне не тетка! – перебила я в полный голос.

– Тихо!

Виктор схватил меня за руку.

– Тихо! – повторил он шепотом.

– Поняла, поняла, – забормотала я. – Извините…

– В общем, вы поняли, что вам нужно сделать. Насколько я понимаю, до шестнадцатого ноября вас вряд ли кто-то тронет.

– Думаю, до дня рождения Жени я в безопасности, – подтвердила я.

– Вы знаете, когда прилетят душеприказчики?

– Понятия не имею! – ответила я.

– Скверно, – пробормотал Виктор. – Женя сказала, что они всегда останавливаются у них в доме. Значит, увидеться с ними будет не сложно.

– Не забудьте, что они говорят только по-английски! – напомнила я.

Виктор отмахнулся.

– Это ерунда!

– Ничего не ерунда! Переводчик оплачен тетушкой, поэтому будет переводить только то, что нужно ей!

– Я знаю, – подтвердил он. – Найдем другого переводчика, мало их, что ли… Как нам в дом попасть, вот в чем проблема…

Он задумался.

– Ладно, – решил Виктор. – Этот вопрос я еще обдумаю. А вы пока записывайте документальное подтверждение этой истории.

– Постараюсь, – ответила я.

Он посмотрел на меня со странной усмешкой.

– Кто бы мог подумать, – начал Виктор, но тут же оборвал себя на полуслове.

– Кто вы по специальности? – задал он неожиданный вопрос.

– Филолог, – ответила я послушно. – Но последние пять лет я работала официанткой.

Спаситель молча кивнул головой.

– Понятно.

Я потопталась на месте. Пора прощаться.

– Как мне вас найти? – спросила я и потрясла диктофоном.

– Давайте договоримся: два раза в неделю мы встречаемся здесь, в это же время. Какие дни вам удобны?

Я пожала плечами.

– Сегодня среда? Давайте в среду и субботу.

– Договорились, – согласился Виктор.

Я еще раз переступила с ноги на ногу. Пауза затянулась.

– Ну, я пошла? – спросила я, не глядя на спасителя.

Виктор ничего не ответил. Подошел ко мне, взял меня за руку и притянул к себе. Я судорожно выдохнула воздух.

Он приподнял мой подбородок и тихо попросил:

– Посмотри на меня.

Я быстро замотала головой.

– Ну, хорошо…

Он опустил мой подбородок.

– Слушай внимательно. Я себе не прощу, если с тобой что-нибудь случится. Ты поняла?

– Я поняла, – пробормотала я быстро. Меня начала бить нервная дрожь.

– Я хочу вытащить тебя из этой истории, – продолжал говорить спаситель невероятные, невозможные слова. – Я хочу, чтобы мы уехали из этого города вместе. Поняла?

– Поняла, – повторила я быстро.

Он наклонился и поцеловал меня в макушку. Фантастика!

– Береги себя.

– Поня…То есть хорошо, – пробормотала я.

Повернулась и бросилась вверх по лестнице. Щеки мои горели.

Неужели мне все это не приснилось? Не может быть!

Я уселась за накрытый стол. Взяла в руки вилку и нож, отрезала кусок мяса и попыталась его проглотить.

Мясо было волшебным: мягким, сочным, свежим, в меру соленым… Но кусок отчего-то застрял у меня поперек горла.

Я взяла бокал с соком и сделала маленький глоток, не выпуская краем глаза знакомую фигуру в сером джемпере и серых брюках. Виктор неторопливо рассчитался с официантом, вышел из-за стола и, не оглядываясь, направился к выходу.

Я прилипла взглядом к окну.

Вот он вышел… Сунул швейцару что-то в карман пиджака… Улыбнулся, кивнул головой… И неторопливо направился к морю.

Я проводила его долгим взглядом.

– Евгения Борисовна, вам не нравится отбивная в сухарях? Что-то не так?

Я быстро повернулась. Надо мной возвышался метр, на лице его было написано живейшее огорчение.

– Отбивная просто волшебная, – сказала я искренне. И добавила чуть тише:

– Просто я потеряла аппетит.

Мой сосед по лестничной клетке не преминул бы шутливо заметить:

– Любовь, любовь!..

И попал бы в точку.

Но метрдотелю дорогого ресторана шутить не полагалось по должности. Поэтому, он только сочувственно склонил голову и неторопливо удалился.

А я осталась сидеть за столом в самых радостных и растрепанных чувствах.

Не знаю, как поступила бы на моем месте закомплексованная девушка Лера, которую я когда-то знала. Наверное, она сочла бы неудобным такое быстрое сближение.

«Подумаешь, виделись несколько раз! Это еще не повод, чтобы разрешать себя целовать!» – заявила бы она. И установила бы жесткие сроки: год на ухаживание, потом можно перейти на «ты». Ну, а потом, плавно двигаясь к пенсии…

В общем, смертная тоска!

Но сегодняшняя девушка Лера не имела с той инфантильной особой ничего общего. Скажу честно: я не испытывала ни стыда, ни гнева, ни возмущения при мысли о том, что почти незнакомый мужчина меня неожиданно поцеловал.

Почему?

А потому, что он мне нравится! И я больше не боюсь себе в этом признаться!

Все остальное выясним потом. Если живы останемся.

«Ладно, – приказала я себе. – Отложим эмоции в сторону. Ненадолго, на некоторое время. Займемся делом».

Нужно разговорить тетку.

Интересно, как я смогу это сделать? Тетка – особа проницательная, я ее страшно боюсь!

Половину следующего дня я провела в раздумьях.

Ехать мне было некуда, встреча с Женей отложилась на неизвестный срок. С одной стороны, я была этому обстоятельству даже рада. Развеселые культпоходы по ночным клубам меня не прельщали.

С другой стороны – сидеть в этом проклятом доме тоже не слишком здорово. А деваться мне по большому счету некуда.

После обеда я уселась на диван, включила видак с каким-то ужастиком и уставилась на экран. Мысли мои бродили очень далеко от фильма.

Диктофон лежал наготове, в кармане моего халата. Можно спуститься вечером в столовую и незаметно закрепить его под сиденьем стула.

Предположим, это мне удалось. Что дальше?

А дальше нужно сделать так, чтобы мы с теткой ужинали вместе, и это не показалось ей подозрительным. Действительно, с чего такая любовь? До сегодняшнего дня я упорно избегала контактов с родственниками!

А если я, к тому же, заведу разговор об этой афере… М-да. Тетка насторожится, это, как пить дать.

Что же делать?

Я сунула руку в карман халата. Нащупала маленький пластиковый прямоугольник, крепко сжала его в кулаке.

Друг. Мой единственный друг в этом доме.

В дверь стукнули. Я насторожилась. Рита стучит иначе, мелкими короткими движениями. Тетка стучит громко и властно. А больше ко мне в комнату никто не заходит!

– Да, – крикнула я.

Дверь открылась и в комнату из коридора выпала тетка. В прямом смысле выпала. Одной рукой ухватилась за косяк, но не удержала равновесия и грохнулась на колено.

На секунду я утратила дар речи. Потом подскочила с дивана и бросилась к ней. Мысли роились в мозгу безумным хаотичным хороводом.

Сердечный приступ?.. Инфаркт?.. Гипертонический криз?.. Бандитская пуля?..

Что? Что? Что?..

И только когда я подбежала к тетке и принялась поднимать ее с пола, истина предстала передо мной во всем своем блеске.

Тетушка была пьяна!

Да-да! Никогда раньше я не видела ее даже в легком подпитии! А сейчас от нее несло таким винным букетом, что невольно хотелось достать из аптечки респиратор.

– Я смотрю, дурной пример заразителен, – сказала я, с усилием подтягивая тетку вверх.

Она забарахталась в моих руках, выпрямилась и расхохоталась.

– Да, уж! – проговорила тетка, чуть задыхаясь от смеха. – Заразителен!

Я довела ее до кровати, усадила на покрывало. Тетка отвела назад руки и уперлась ладонями в постель.

Ненадежная точка опоры.

– Слушай, – сказала я, – может, ты ляжешь?

Тетка забралась на кровать с ногами, подтянула повыше подушку и оперлась на нее спиной.

Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга. Потом я незаметно сунула руку в карман и нажала на маленькую кнопочку.

Как это говорится? Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке?..

– Привет! – сказала мне тетка и помахала ладонью.

– Привет, – ответила я. Вытащила руку из кармана и сделала ответный жест.

– Как дела?

– Как сажа бела.

– Вот и у меня то же самое, – весело ответила тетка.

Помрачнела и спросила:

– Как ты думаешь, почему меня все бросают?

Я опешила. Подошла поближе к кровати, но совсем не потому, что хотела улучшить качество записи. Отчего-то мне захотелось посмотреть тетке в глаза.

– Кто «все»? – спросила я осторожно.

– Все, кого я люблю…

Тетка еще раз подтянула подушку. Ее зрачки разъезжались в разные стороны, определить выражение глаз было невозможно.

– Вот всю жизнь так, – сказала она, кончив сражение с подушкой. – Люблю человека, душу в него вкладываю, а он в эту душу – сапогом…

Она засмеялась. Я молча рассматривала свои руки. Тетка перестала смеяться и спросила:

– Слушай, Лера, у тебя в Москве парень есть?

– Нет, – ответила я, не раздумывая.

– Нет? – удивилась тетка. Икнула и спросила:

– А почему?

Я пожала плечами.

– Не знаю… Наверное, не хочется, чтобы в душу сапогом…

Тетка подняла палец.

– Это правильно! – сказала она твердо. – Не повторяй моих ошибок!

Она опустила голову и задумалась. Молчала и я, но не потому, что соображала, как ее подловить, а потому, что разговор пошел не в ту сторону… Мне было неловко. Ну, все равно, что фотографировать раздетого человека, который об этом не подозревает.

– Ты знаешь, – начала тетка неожиданно, – раньше я думала, что все дело в деньгах. Ну, не только в деньгах, конечно. Скажем так: в материальных благах. Мы с Веркой нищие были, вот нас и кидали все кому не лень… Я как думала? Главное – добиться материального благополучия. А уж потом за тебя мужчины обеими руками держаться будут!

Она посмотрела на меня и спросила:

– А ты как думаешь?

Я пожала плечами.

– Думаю, что есть и такие мужчины.

– Есть, есть! – подтвердила тетка. – Еще как есть!

– Искали бы других мужчин, – не удержалась я.

Тетка поразилась и воззрилась на меня с недоумением.

– Милая моя! Где?!

– Не знаю, – ответила я сухо. Меня все больше угнетало то, что разговор записывается на пленку. Но останавливать запись я не стала в надежде на то, что тема сменится.

– Да нет их, других!

– Осталась бы одна, – снова не удержалась я от назидания. – Лучше уж одной, чем вдвоем с таким… Как твой муж….

Тетка обхватила колени обеими руками, положила на них голову и стала похожа на постаревшую сестрицу Аленушку.

– Одна…

Она вздохнула.

– Да я всю жизнь одна! Пыталась удержать этого ублюдка деньгами… Ради него на такой риск пошла! Такой грех на душу…

Здесь тетка не договорила, подняла голову и опасливо посмотрела на меня.

– И что? – спросила я. – Разве он того стоил?

Тетка молча покачала головой.

– Я его все равно достану, – сказала она спокойно. – Деньги мне уже не нужны. Фиг с ними, с деньгами. Меня теперь только одно интересует. Хочу его достать.

– Елена Борисовна! – окликнула я.

– Ау!

Я немного помолчала. Мое сердце выбивало бешеные ритмы.

– Отпустите меня домой, – попросила я тихо.

Тетка строго поджала губы, норовившие пьяно расползтись.

– Зачем я вам теперь? – продолжала я. – Денег вам не хочется, значит, и двойник Женькин уже не нужен… Отпустите душу на покаяние! А?

Она молчала, разглядывая меня. На мгновение мне стало страшно: вдруг тетка просто притворяется пьяной? Вдруг она решила меня подловить?

На чем? А черт ее знает! От нее можно ожидать чего угодно!

Но тетка разомкнула губы, дохнула на меня перегаром и с сожалением покачала головой:

– Не могу. Я уж и так, и эдак раскладывала… Не могу. Не получается.

Подумала и добавила:

– Прости меня, Лерка. Мне тебя, правда, жалко.

Я вскочила с кровати.

– Ну, зачем я вам теперь? – почти закричала я. – Зачем? Женя погибла, муж удрал… Какие деньги?! Что они смогут вам дать? Что вам даст моя смерть? Еще один грех на совести? О душе подумайте! Пора уже!

– Сядь! – приказала тетка почти трезвым голосом.

Я умолкла и присела рядом с ней.

Тетка немного повозилась, устраиваясь поудобней. Оперлась на подушку, сложила руки на груди и неожиданно снова хихикнула.

– Ты знаешь, – поделилась она со мной, – я последние пятнадцать лет не пила.

– Это серьезный срок, – оценила я.

– Да. Все равно, что в тюрьме отсидела: ни выпивки, ни мальчиков, ни ночных культпоходов… В девять сон, подъем в семь, жесткая зарядка или пробежка, овсянка на завтрак…

Она потянулась и спросила:

– Нравится?

– Не очень, – ответила я осторожно.

– Вот и мне… не очень…

– Зачем же вы тогда… – начала я.

– Так жила? – договорила тетка. Несмотря на пьяную голову, соображала она по-прежнему быстро. Вздохнула и ответила:

– Форму держала. Хотела продлить молодость.

– Вам это удалось, – ответила я. – Когда я вас увидела в первый раз, я подумала, что вам лет сорок-сорок пять, не больше…

– Да?

Тетка расцвела.

– Ты серьезно?

– Абсолютно!

Она ухмыльнулась.

– Да уж… Выглядела я вполне прилично.

Неожиданно тетка помрачнела и с ожесточением выкрикнула:

– А посмотри-ка на меня теперь!

Я промолчала.

– Кому я такая нужна? – наседала тетка. – Скажи, кому?

– Надо было ставить не на мужика, а на племянницу! – не удержалась я. – Любили бы Женьку, а не этого козла, и жили бы, горя не зная…

– Горя не зная, – повторила тетка и усмехнулась.

Повесила голову на грудь и замолчала. Прошло несколько томительных минут. Я решила, что тетка заснула, и осторожно дотронулась до ее руки.

– Я не сплю, – сказала тетка почти трезвым голосом. – Я думаю.

– О чем? – спросила я.

Тетка пожала плечами.

– Почему жизнь такая несправедливая.

– Жизнь такая, какой ее делают люди.

– Не всегда, – возразила тетка.

– Например?

Тетка прикусила нижнюю губу. Ее глаза стали совсем мрачными.

– Слушай, – начала она. – Жили-были две сестры. Обе умницы, обе красавицы, даже удивительно, что такие дочери могли родиться у придурка алкоголика и отупевшей ломовой лошади…

Я поняла, что тетка рассказывает о себе.

– В общем, росли они, хорошели, мечтали о достатке, спорили, как его добиться. Младшая, Вера, считала, что нужно правильно выйти замуж. За перспективного молодого человека, который и сам наверх пробьется, и семью вытащит. А старшая, Лена…

Тут тетка остановилась, посмотрела на меня и мрачно ухмыльнулась.

– А старшая, Лена, – продолжала она, – считала, что рассчитывать в этой жизни нужно только на себя. Тогда и мужчину можно выбрать любого. Такого, который нравится, а не такого, который работает паровозом… Так вот, закончили сестры школу, и каждая пошла своим путем. Вера устроилась горничной в гостиницу «Интурист», Лена поступила на экономический факультет МГУ. Вера учиться не хотела; она хотела поскорей найти нужного мужчину и пристроиться к нему.

Тут тетка замолчала.

– Нашла? – не удержалась я. Мне было по-настоящему интересно.

– Нашла, – подтвердила тетка. – Вернее, ее нашли. Ты, конечно, в курсе, что все иностранцы в СССР были под колпаком у спецслужб?

– Господи! – сказала я скривившись. – Да кто этого не знает?! Сейчас, по-моему, все только и делают, что разоблачают наше прошлое! Нет, чтобы взяться за наше настоящее!..

– Это точно, – подтвердила тетка. – Но не о настоящем речь. В общем, Вера приглянулась одному офицеру из контрразведки, и ее завербовали.

– Как это? – не поняла я. – Простую горничную?

Тетка почему-то рассердилась.

– А кто, по-твоему, докладывал о каждом шаге иностранцев в Союзе? Они, они, простые горничные, официанты, швейцары, уборщицы… Лерка, не задавай глупых вопросов! Веру взяли обычным информатором. Ну, конечно, наобещали ей вагон удовольствий: и квартирку со временем дадут, и на хорошую работу устроят…

Тетка сделала паузу.

– В общем, Вера, недолго думая, согласилась. Приставили ее к одному американцу. Парень приехал в Союз по служебным делам; он имел здесь небольшой подпольный бизнес, кажется, связанный с антиквариатом… Неважно. Его бизнес спецслужбы не интересовал. Интересовал их папаша этого парня. Папаша был не кто-нибудь, а американский сенатор. Причем, очень влиятельный и солидный. И спецслужбы провернули маленькое, но очень ловкое дельце: парня основательно подпоили его компаньоны по бизнесу, и он вернулся в гостиницу, плохо соображая, что происходит. А в номере его уже ждала Вера. Вера была хорошенькая, как кукла. Соблазнить пьяного молодого мужчину особой трудности не составляло. Парня уложили в постель, а наутро Вера подала заявление в милицию об изнасиловании.

– Ничего себе! – сказала я.

– Да. Короче говоря, не буду обременять тебя деталями. Дело попридержали, огласке предавать не стали, а вместо этого надавили на папашу парня. На господина сенатора. Уж не знаю, какие услуги он оказал Стране Советов, но какие-то оказал. Парня отпустили с миром, и больше он в Союз даже носа не совал.

– Еще бы! – сказала я невольно.

– Но!

Тут тетушка подняла указательный палец.

– Но след оставил!

Она замолчала.

– Женя! – догадалась я.

– Вот именно. Когда Верка поняла, что беременна, аборт делать было уже поздно. Да и не так это было просто: в семьдесят пятом году избавиться от ребенка. И ее просто выкинули с работы. Кому она была нужна, с животом, когда вокруг полно молодых, хорошеньких и не отягощенных детьми?

Я с силой выдохнула воздух, скопившийся в легких.

– Не дыши огнем, – насмешливо посоветовала тетка. – Таковы реалии тоталитарного режима. Понятно?

Я не ответила.

– Понятно, – констатировала тетка вместо меня. – В общем, Верка осталась на бобах. Квартиру она, конечно, не получила, никакой хорошей работы ей не дали. Наоборот, выкинули из «Интуриста», как наблудившую кошку. Короче говоря…

Тетка помедлила.

– Верка родила девочку и сразу от нее отказалась. Женя попала в Дом Ребенка.

– Как? – не сдержалась я. – Родная мать отдала дочь в детдом?

– А ты думала, что главная негодяйка в нашей семье я? – огрызнулась тетка.

Я промолчала, потому что действительно так думала.

– Что было потом? – спросила я.

Тетка погрозила мне пальцем.

– Зацепило?

– Зацепило, – призналась я.

– Тогда слушай. Верка долго пыталась пристроиться в разные хлебные места, но у нее не получалось. Словно проклял ее кто-то за брошенного ребенка… Потом она заболела чем-то вроде лейкоза, промучилась год и умерла.

Тетка сделала еще одну паузу.

– А вы? – спросила я. – Что делали вы?

– Училась, – ответила тетка коротко. – Сначала университет, потом аспирантура, потом кандидатская, потом докторская…

Она насмешливо посмотрела на меня и подтвердила:

– Да-да! Я доктор наук! Не веришь?

– Почему же? Верю, – сказала я тихо.

– Било меня по дороге к научным вершинам – не приведи господь, – продолжала тетка. – Все почки отбило, пока добралась до своего потолка. Добралась одна: ни дома, ни семьи, ни детей…

Она сдавленно вздохнула.

– Потом началась эта катавасия под названием «перестройка». Перестраивали до тех пор, пока потолок не обвалился. Строители хреновы… Ну, дальше не мне тебе рассказывать. Сама знаешь.

Я вспомнила свой ни на что не годный филологический диплом и кивнула головой. Знаю.

– И вот в начале девяностого года является ко мне тот самый офицер спецслужб, который завербовал Верку. Спецслужбы к тому времени уже не стало, работники поувольнялись, разбежались по разным фирмам… В общем, спасайся, кто может. А он вспомнил ту историю пятнадцатилетней давности. И не просто так вспомнил.

Тетка перевела дыхание.

– Дело в том, что старый сенатор умер. Его сын, Женькин отец, не пошел по стопам отца, а занялся коммерцией. И преуспел. Он стал одним из самых богатых нефтепромышленников Америки. Тут-то бывший офицер и придумал толковый план хорошей жизни. Но для его реализации потребовалась я.

– Как единственная родственница девочки, – догадалась я.

– Да. То есть сначала-то я и знать не знала, что его интересует Женька. Думала, что он меня действительно любит.

Тетка снова подавила тяжелый вздох.

– И прокололась в очередной раз. Но поняла это поздно. Слишком поздно.

Она сделала небольшую паузу.

– В общем, мы поженились. И тут он мне говорит: а что если нам забрать из детдома дочь покойной сестры? Дескать, его совесть замучила.

– А вы что?

Тетка пожала плечами.

– Знаешь, я сначала обрадовалась. Своих-то детей у меня уже быть не могло, я подумала, что это будет хороший и справедливый поступок: удочерить племянницу. Не чужая кровь все-таки…

– Вы нашли Женю…

– Мы ее нашли, – подтвердила тетка. – Предъявили необходимые документы, собрали нужные справки… Девочку нам отдали с радостью. Но она была уже большим ребенком, и для удочерения требовалось ее согласие. Женя его не дала.

– Почему? – удивилась я.

Тетка пожала плечами.

– Не знаю. Ненавидела нас, наверное. Она, конечно, не знала всей этой истории, но прекрасно поняла, что ее отдали в детский дом при живых родственниках. За это и ненавидела, надо полагать.

– И как же вы ее забрали?

– Оформили опекунство, – ответила тетка. – До совершеннолетия девочки. То есть до восемнадцати лет.

– Она согласилась?

– Согласилась. Детский дом не сахар. Все формальности мы утрясли, Женю забрали, и я этому была очень рада.

Тетка сделала паузу.

– Не веришь?

– Не знаю, – ответила я нерешительно.

– Клянусь, чем хочешь! – с жаром сказала тетка. – Я была такая наивная сорокапятилетняя дура, что думала, будто у меня появилась семья! Да, конечно, Женька на меня смотрела искоса, но я надеялась, что через некоторое время… Она увидит, что я ее люблю, хочу о ней заботиться… Понимаешь?

– Понимаю, – ответила я.

– Я старалась, – сказала тетка.

Ее глаза остекленели.

– Я старалась, – повторила она тихо. – Но все было напрасно. Она меня ненавидела еще больше.

– И тогда вы решили посадить ее на наркотики, – подсказала я.

Тетка повернула голову и уставилась на меня пустыми, ничего не выражающими глазами.

– Нет, – сказала она. – Это было позже. Намного позже. Сначала Юра сказал мне, что Женька дочь одного из богатейших людей Америки.

– Юра? – переспросила я медленно.

Тетка кивнула.

– Юра. Юрий Васильевич Володин. Тот самый офицер, который завербовал Верку и подложил ее в постель американцу. Он утащил с работы все документы, касающиеся того дела. Тогда в стране царил такой бардак, что сделать это ничего не стоило. Многие его коллеги утащили часть секретных архивов. Некоторые на этом неплохо заработали, некоторые получили пулю в лоб… Неважно. Юра не хотел связываться с нашими политиками. Поэтому выбрал для себя кусок побезопасней.

– Женю.

– Женю, – повторила тетка.

– И что же вы сделали, когда обо всем узнали?

– Прежде всего, я поняла, что Юра меня не любит, – ответила тетка. – Я поняла, что нужна ему только как инструмент для получения денег.

– Почему же вы…

– Не выставила его к чертовой матери? – договорила тетка. Усмехнулась и ответила:

– Потому что полюбила его сама. Потому что не хотела отдавать то, что принадлежит мне. Потому что устала все время терять. Потому что хотела сохранить хотя бы иллюзию…

Она не договорила, а я не стала настаивать. Тетка сухо откашлялась в кулак.

– В общем, я поняла, что если хочу удержать Юру, то должна стать богатой. И я стала.

Тетка посмотрела на меня и с вызовом повторила:

– Я ею стала.

– Каким образом? – спросила я.

– Очень простым! Тогда выезды за рубеж уже перестали быть экзотикой. Юра выхлопотал нам визу в Штаты, мы приехали к Жениному отцу и поставили его в известность о существовании дочери.

– А он?

– Он, конечно, сначала послал нас подальше.

Тетка снисходительно усмехнулась.

– Ничего! Обломали! Привезли Женин тест на ДНК, предложили ее папочке сверить его с собственным. Тот проверил и выпал в осадок.

– Обрадовался? – спросила я с надеждой.

Тетка присвистнула.

– Куда там! Испугался! Испугался, что выплывет та старая история, что его вымажут в грязи, что всплывет имя его папаши и характер услуг, которые тот оказывал враждебному государству…

– В общем, он согласился платить, – подвела я черту.

– Куда ему было деваться? – равнодушно обронила тетка. – Конечно, согласился!

– И вы прибрали деньги в собственные руки?

– Как Женькин опекун.

– Понятно.

Я помолчала.

– А что было дальше? Женькин отец не выражал желания увидеть дочь?

– Никогда! – ответила тетка. – Он не выносил никаких упоминаний о ней! И не интересовался ее судьбой!

– Да, но как же наследство? – удивилась я. – Он же все ей оставил! Что-то непохоже, чтобы он не думал о дочери.

– У него не было семьи, – равнодушно ответила тетка. – То есть жены были, даже три, а детей, кроме Женьки, не было. Вот он и составил завещание в ее пользу.

Она подумала и добавила:

– А может, совесть замучила, что ни разу в жизни не соизволил повидаться с дочерью… Кто его знает? Человек перед смертью совестливый становится.

– Понятно, – сказала я тихо.

В кармане халата что-то еле слышно щелкнуло. Кончилась пленка.

Тетка сползла вниз, уложила голову на подушку и сказала:

– Что-то я устала. Вздремну немного.

– Спи, – ответила я.

Поднялась с кровати, перешла на диван и улеглась на него. Разговор с теткой сидел в голове огромной неудобной занозой.

Можете назвать меня идиоткой, но я все чаще ловила себя на том, что жалею тетку.

Да-да! Жалею женщину, которая собирается меня убить!

Наверное, я и вправду идиотка.

Я улеглась поудобней и уставилась в потолок. Итак, что мы имеем? Мы имеем запись разговора, в котором тетка сказала все, что нам нужно. Даже больше, чем нам нужно. Однако использовать эту пленку я считаю неэтичным.

Глупое слово. Особенно в ситуации, в которой я оказалась.

Но все равно повторю: я против того, чтобы посторонние люди слушали такие сугубо личные признания. Тем более, что касаются они не только тетки, но Жени.

Ведь Женя жива! Значит, ей не все равно, кто будет копаться в ее семейном белье!

«Вот именно, – подумала я. – Женя, слава богу, жива и здорова. Следовательно, ей и решать, можно пользоваться этой записью или нельзя».

Тетка всхрапнула. Я подняла голову и посмотрела на кровать.

Спит. Причем, без задних ног. Похоже, что мне сегодня придется устроиться на диванчике. Или в теткиной комнате.

Я хихикнула в кулак.

Да, вроде бы задание я выполнила, а проблем меньше не стало. Как там сказал Виктор? Главное – пробраться в дом? Да, действительно. В этот дом просто так в гости не придешь. Для этого необходимо специальное приглашение.

Приглашение!

Я села на диване.

Ну, конечно! Приглашение! Целая стопка отпечатанных пригласительных билетов лежит в теткиной комнате, на ее рабочем столе! Что если…

Я покосилась на тетку с такой опаской, словно она не храпела на всю комнату, а следила за мной, прикрыв для виду глаза.

Спит. То есть совершенно точно спит. Без обмана. Такую историю в порыве притворства люди не рассказывают.

А если тетка спит, почему бы мне не попытаться?..

Я не додумала. Тихо поднялась на ноги, на цыпочках пересекла комнату и открыла дверь.

Тетка перестала храпеть, и я замерла на месте. Но через секунду она задышала с прежней силой, а я вышла в коридор.

Аккуратно притворила за собой дверь, пересекла ковровую дорожку и толкнула дверь теткиной комнаты.

Вошла, включила свет и остолбенела.

Господи боже!

В комнате царил жуткий беспорядок. Обычно теткина комната напоминала мне монашескую келью: такая же непритязательная обстановка и такой же аскетичный порядок.

Сейчас комната вызывала в памяти разгульные натюрморты жадных до жизни художников.

На рабочем столе громоздилось несколько пустых винных бутылок и открытая упаковка сока. Небрежной грудой были свалены грязные тарелки с остатками закусок и такие же грязные столовые приборы. На полу возле стола валялся технический мусор: разорванная упаковка, открытые крышки, полиэтиленовые пакеты, объедки, упавшие со стола…

Я подошла поближе и оглядела стол повнимательней. Неужели тетка устроила этот погром, не убрав деловые бумаги?

Нет. Настолько Елена Борисовна с ума не сошла.

Компьютерный монитор, отодвинутый в сторону, был единственным рабочим предметом. Все бумаги поменяли место и оказались…

Я наугад выдвинула верхний ящик.

Все правильно. Бумаги переместились в ящики стола. И пригласительные билеты лежали там же.

Я взяла длинную открытку, развернула ее, прочитала стандартный текст. Уважаемый господин, прочерк. Приглашаем вас на праздник по случаю дня рождения… и т. д. Торжество состоится 16 ноября сего года, начало в 16 часов.

Понятно.

Я задумчиво приложила открытку к губам.

Судя по количеству пригласительных билетов, гостей будет целая куча. Торжество с размахом, так сказать… Вряд ли тетка станет обременяться и выписывать отдельные пропуска на машины. Тем более, что у гостей наверняка не один автомобиль на семью.

Выходит, если этот пригласительный отдать Виктору, то он сможет проникнуть в дом?

Выходит, так.

Я в сомнении оглядела внушительную стопку открыток.

Ну, хорошо. А если пригласительных ровно столько, сколько приглашенных? Тетка не досчитается одного и поднимет тревогу!

Хотя вряд ли тетка заказала в типографии строго лимитное количество экземпляров. Она женщина предусмотрительная. Наверняка учла возможность типографского брака, случайности вроде порванной открытки и тому подобные казусы.

Да. Наверняка пригласительных билетов больше, чем нужно.

Значит, есть надежда, что пропажу одного из них тетка не заметит.

В любом случае попытка не пытка. Не таранить же ворота! Тем более, что такие ворота протаранить и не удастся.

Я задвинула ящик с пригласительными билетами, выключила свет и открыла дверь в коридор. В коридоре было пусто, горели только две лампы из всех имеющихся. Я бесшумно прошлась по ковровой дорожке, вошла в свою комнату и спрятала открытку под ковер.

Завтра придумаю место получше. Сегодня нет сил.

Я взяла с кресла клетчатый плед, легла на диван и попыталась уснуть под неумолчный тетушкин храп.

Странно, но у меня это получилось.

Утро пятницы я встретила с петухами. Точнее говоря, встретила бы, если бы они тут были.

Спала я плохо. Тетка храпела, как испорченный аккордеон, и смотреть сны под такую музыку было почти невозможно. Обрывки снов, носившиеся в моем взбудораженном сознании, без конца напоминали мне о той непростой ситуации, в которой я оказалась. То я видела, как тетка сталкивает нас вместе с Женькой в бездонную пропасть, то мы с Женькой на полном машинном ходу врезались в закрытые чугунные ворота…

В общем, меня замучили производственные кошмары.

Я встала с дивана еще более утомленной, чем легла вчера.

Оделась, подняла угол ковра, достала открытку и сунула ее под кофту.

Вышла в коридор и побрела к лестнице.

Дворецкий встретил меня в привычном безукоризненном виде и с привычной политкорректностью.

– Доброе утро, – начал он.

– Доброе! – ответила я, зевая. – А который теперь час?

– Половина десятого.

Я поразилась.

– А почему темно?

– В горах осенью рассветает поздно, – ответил дворецкий, как обычно почтительно и корректно.

– А-а-а…

Я хотела потянуться, но вспомнила про открытку, спрятанную под кофтой, и удержалась.

– Пойду прогуляюсь по двору перед завтраком, – сказала я небрежно.

Дворецкий почтительно наклонил голову и открыл мне дверь.

Я вышла во двор. Утренний горный воздух был весьма и весьма прохладным. Я зябко поежилась в тонкой кофточке.

Нет, сразу возвращаться домой нельзя. Сначала нужно решить, где я припрячу пригласительный.

Пристроить билет нужно с таким расчетом, чтобы, во-первых, он не испачкался и не потерял товарного вида. А во-вторых, чтобы его можно было легко и незаметно достать перед выездом в город.

Я прошлась по двору, постояла перед клумбой с цветочными часами.

Нет, здесь прятать не годится. Землю рыхлая и влажная, в ней, к тому же, каждый день роется садовник.

Я обошла клумбу и пошла к ступенькам крыльца, ни на минуту не забывая о том, что за мной могут наблюдать через окно.

Я подошла к ступенькам, вынула руки из карманов тонкой шерстяной кофты и мастерски рассыпала вокруг себя разнокалиберную денежную мелочь.

– Ой!

Я присела и начала собирать монетки. Краем глаза я косилась на ступеньки и обшаривала расстояние вокруг них.

Вот удобное место! Под ступеньками, с обратной стороны есть пустое пространство! И камень чистый, сухой… Тем более, что припрятать приглашение мне нужно только до завтра. Завтра поеду на встречу с Виктором и заберу отсюда открытку.

Я потянулась за закатившейся монеткой, переместилась ближе к ступеньке, воровато оглядела окна.

Кажется, пусто. Эх, была не была!

Я сунула руку под кофту, вытащила открытку, немного помявшуюся под одеждой. Ничего страшного!

Положила открытку под ступеньку и прижала к земле самым чистым камнем, который смогла найти.

«Нужно было положить пригласительный в целлофановый пакет, – подумала я. – А, ладно! И так сойдет!»

Туда же я сунула диктофон с наполовину использованной кассетой. На всякий случай. Как говорится, береженого бог бережет.

Я поднялась на ноги, отряхнула руки и двинулась вверх по ступенькам.

Дворецкий открыл мне дверь все с тем же осточертевшим выражением почтительности.

– Холодно, – объяснила я свое быстрое возвращение.

– С утра воздух довольно прохладный, – витиевато согласился со мной дворецкий.

– Попросите накрыть в столовой, – сказала я.

– Вы будете завтракать одна?

Я прикинула. По всей видимости, тетка проспит до самого обеда. Уж больно хорошо она вчера назюзюкалась.

Я вспомнила количество пустых винных бутылок, стоявших на ее рабочем столе, и укрепилась в своей мысли.

– Одна, – ответила я.

– Слушаю.

Я пошла наверх, а дворецкий куда-то направо от входа. Надо полагать, на кухню. Ни разу не была в служебных помещениях. Зачем мне? Богатая наследница, у которой жизнь сплошной сахар, перемешанный с медом, не должна интересоваться такими низкими подробностями!

Во всяком случае, так я думала раньше. И оглядывала женщин, выходивших из роскошных автомобилей, с некоторой завистью.

Сейчас же…

Сейчас мне их почему-то жаль. От всей моей понимающей души! Не может большое богатство не сопровождаться такой же большой головной болью! Как говорил один мой бывший поклонник: «Большому кораблю – большое кораблекрушение».

Вот именно.

Господи, с какой же радостью я развяжусь со всеми этими деньгами! С какой же радостью я вернусь в свою прежнюю жизнь, обремененную кучей проблем!

Из двух зол я выбрала для себя меньшее. И говорю господу спасибо за полученный урок. Пускай на моем маленьком кораблике я могу плавать только вдоль берегов, пускай! Зато самая большая опасность для меня в этом случае – сесть на мель. В то время как билет на роскошный «Титаник» оказался для большинства его пассажиров билетом на тот свет.

Вот я и пытаюсь обменять свой билет в роскошную смерть на билет, гарантирующий скромную жизнь.

Я позавтракала в столовой, наслаждаясь тишиной и спокойствием. После завтрака я рискнула подняться наверх и заглянуть в свою комнату.

Тетки в ней уже не было.

Этот факт меня обрадовал. Я свалилась на измятую постель и провалилась в сон.

День прошел тягомотно. Я посмотрела телевизор, поиграла в компьютерные игрушки, почитала детектив, который уже выучила наизусть.

Никто не потревожил меня стуком в дверь, никто не позвонил по телефону.

Что ж, отсутствие новостей – самая хорошая новость в моем положении.

Спала я плохо. Наверное, потому что успела выспаться днем. Ночью я несколько раз вставала с постели, подходила к подоконнику, садилась на него и смотрела на завораживающее мерцание огней далеко внизу.

Жизнь продолжалась. Только я оказалась из нее выключенной на целых два месяца. Завтра десятое ноября. Это значит, что завтра исполняется ровно два месяца с того дня, как я прибыла в этот город.

И мне остается меньше недели для того, чтобы отсюда выбраться.

Следующий день тянулся так же долго, как и предыдущий. Но в конце концов я дождалась трех часов пополудни и спустилась вниз. Меня торопила приятная мысль о предстоящем свидании с Виктором.

Да-да! Именно о свидании, а не о деловой встрече!

Я улыбнулась дворецкому, кинувшемуся открывать мне дверь, беззаботно взмахнула сумочкой и уже собралась шагнуть на верхнюю ступеньку крыльца…

– Женя!

Голос тетки ударил в спину как разрывная пуля. Я остановилась и медленно повернулась к ней. По моей спине побежали мурашки нехорошего предчувствия.

Тетка стояла у подножия лестницы. Выглядела она еще ужасней, чем накануне. Глаза окончательно провалились в черные окопы, и вытащить их оттуда не было никакой возможности. Лицо покрылось глубокими морщинами, похожими на трещины, и стало напоминать бугристую кожу аллигатора.

– Ты уходишь?

Голос тетки звучал бесстрастно, но я отчего-то похолодела.

– Ухожу, – ответила я, стараясь говорить беспечно.

– Закрой дверь, – велела тетка дворецкому.

Тот послушно притворил деревянную створку и даже повернул ключ в замке.

Добросовестный работник, ничего не скажешь. Если бы меня приговорили к гильотине, то дворецкий, предварительно обмахнув пыль с деревянной колоды, обязательно спросил бы:

– Вам удобно?

Я постаралась придать лицу недовольное выражение. По-моему, мне это плохо удалось.

– В чем дело?

– Дай сумку, – приказала тетка, не повышая голоса.

Вот оно! Началось! Интересно, что она собирается искать: диктофон или пропавший пригласительный билет?

Я мысленно возблагодарила себя за проявленную предусмотрительность и протянула тетке сумочку.

Она небрежно дернула «молнию», вытряхнула содержимое на диван и быстро поворошила его.

Поджала губы. Недовольна, значит.

Тетка занялась сумкой. Обшарила ее изнутри, тщательно прощупала каждую сторону, пошуршала подкладкой.

– В чем дело? – повторила я. – Может, скажешь, что ты ищешь?

Тетка не ответила. Отбросила сумку в сторону, та упала на пол. Дворецкий торопливо засеменил к сумке. Поднял ее с ковра, заботливо отряхнул и аккуратно положил на диван.

Не работник, а золото!

– Ты мне ответишь или нет? – спросила я тетку в третий раз.

Та ничего не сказала. Обхватила ладонью подбородок. Задумчиво обшарила меня взглядом, постукивая пальцем по верхнему зубу. Наконец приняла какое-то решение.

– Рита!

Горничная явилась немедленно, словно караулила под дверью.

– Да, Елена Борисовна?

Тетка еще раз окинула меня взглядом и лаконично приказала:

– Раздевайся!

Я растерялась.

– Что?

– Я говорю, раздевайся, – внятно повторила тетка.

– Как это?

– Так! Догола!

Я повернула голову и посмотрела на дворецкого. Не знаю, что я хотела сказать: скорее всего, попросить о помощи. Но тот понял мой взгляд по-своему, опустил глаза и торопливо удалился на кухню.

– Ну? – сказала тетка, все еще не повышая голос. – Приличия соблюдены! Раздевайся!

Я медленно, как во сне, стянула с себя джинсы.

– Возьми их, – приказала тетка Рите.

Та с готовностью подхватила брюки.

– Проверь, там ничего нет? Хорошенько проверь!

Рита бросила на меня злорадный взгляд и начала прощупывать ткань.

– А ты чего стоишь?! – накинулась на меня тетка. – Раздевайся дальше!

– Ты с ума сошла? – спросила я. По моим щекам покатились слезы унижения.

– А в чем дело? – окрысилась тетка. – У тебя есть что-то такое, чего мы, две бабы, раньше не видели?

Я не ответила. Стояла и смотрела на нее.

– Раздевайся!

Я сняла вельветовый пиджак, швырнула его Рите. Расстегнула кофту, бросила ее туда же.

– Хорошо проверяй, – снова велела тетка. – Сто долларов за каждую найденную вещь!

– А что мы ищем, Елена Викторовна? – рискнула пискнуть Рита.

Тетка пристально посмотрела на меня и обронила:

– Открытку. Длинную такую. Пригласительный билет на день рождения.

– Понятно, – услужливо откликнулась Рита и зашарила в моей одежде с удвоенным усердием.

Отложила пиджак с кофтой в сторону, с сожалением констатировала:

– Ничего…

Тетка немного подумала, сдвинув брови. Я стояла перед ними в одном белье, колготках и туфельках. Меня тряс озноб.

– Снимай белье, – приказала тетка.

Мною овладело бешенство. Я стащила с себя колготки, швырнула их прямо ей в лицо. Туфли запустила в Риту, причем очень удачно: каблук угодил ей прямо в лоб.

– Ой! – воскликнула горничная и присела на корточки, держась за голову.

– Чтоб ты сдохла, сука, – сказала я отчетливо.

Сняла с себя трусы, расстегнула лифчик, сложила белье в комок и швырнула его в тетку с криком:

– Подавись, старая гадина!

Мне казалось невероятным, что еще вчера я жалела эту негодяйку. Сейчас я свободно могла придушить ее собственными руками.

Тетка поймала белье, не реагируя на мой крик. Обшарила лифчик и ажурные трусики, словно не видела, что спрятать открытку в них невозможно.

Рита закончила исследовать мои туфли и отставила их в сторону. Они с теткой одновременно посмотрели друг на друга.

– Довольна? – спросила я тетку в упор.

Тетка на мгновение смутилась.

– У меня пропал один пригласительный, – сочла нужным объясниться она.

– Да что ты говоришь?!

Я захохотала, размазывая ладонями слезы на щеках.

– А может, он не пропал? Может, ты из него сделала бумажный кораблик? Позавчера, когда напилась как свинья? Или воздушный самолетик? А?..

Тетка прикусила губу.

– Извини, – сказала она с усилием.

– Никогда! – ответила я, не раздумывая. – Я тебе все это припомню, старая сволочь! С процентами!

Повернулась к Рите и бешено крикнула:

– Пошла вон!

Меня распирало желание с кем-нибудь подраться. Очевидно, Рита это уловила, потому что юркнула на кухню с потрясающей, мгновенной скоростью. Тетка постояла еще немного, глядя на меня. Я подняла белье, но надевать его не торопилась.

– Что, смотришь? – злорадно спросила я родственницу. – Ну, посмотри, посмотри… Что еще тебе остается?! Только смотреть на молодое тело и завидовать!

Тетка резко повернулась и пошла вверх по лестнице.

Поле битвы осталось за мной.

Минуту я постояла в опустошившем душу оцепенении.

Потом вздохнула и начала медленно одеваться.

Собрала сумку, открыла дверь и вышла на крыльцо. Спустилась вниз и, не таясь, вынула из-за нижней ступеньки пригласительный билет и диктофон. Положила все в сумочку, защелкнула замок.

Сейчас мне было все равно, видит ли все это тетка, или нет. За последние десять минут я выдохлась, как спустившийся воздушный шарик.

Через минуту шофер Миша подал машину к ступенькам. Машина оказалась, как обычно, нафаршированной мордоворотами, но сейчас мне было на это наплевать. Я открыла сумочку, достала из нее косметичку и принялась приводить в порядок зареванное лицо.

В ресторан я опоздала минут на десять. Виктор сидел за тем же столиком, что и в прошлый раз. При моем появлении он даже головы не повернул, но я не удивилась.

Во-первых, конспирация, а во-вторых, он был не один.

С дамой.

Если бы я не знала Женькиной способности к переодеванию, то ни за что не узнала бы ее в прелестной рыжеволосой нимфе, на носу у которой по недоразумению оказались стильные очки в дорогой изысканной оправе.

Не обращая внимания на приветственные речи метра, я добралась до столика, стоявшего у окна, и торопливо сделала заказ.

После чего поднялась со стула и пошла вниз.

Вошла в дамскую комнату, вымыла руки и еще раз поправила грим. Отметила, что выгляжу я ужасно, но поделать уже ничего нельзя.

Вышла из дамской комнаты, подошла к дивану, стоявшему в отдалении от туалетов, и плюхнулась на него. И почти в ту же минуту увидела две пары ног, спускающиеся вниз по лестнице.

Женька сделала мне приветственный жест. Я вяло подняла руку, отвечая ей.

Виктор подошел ко мне очень близко. Так близко, что я снова почувствовала запах его туалетной воды, которая мне очень нравилась.

– Что-нибудь случилось? – спросил он, безошибочно определив флюиды сильного стресса, идущие от меня.

– Ерунда, – ответила я так же вполголоса. – Подверглась домашнему обыску.

Я прикусила губу. Глаза мгновенно наполнились слезами при этом унизительном воспоминании.

– Обыску? – переспросила Женька. – В честь чего?

Я открыла сумку и достала из него помятый пригласительный билет.

– Вот, – сказала я и протянула билет Виктору. – Мне кажется, что с ним можно попытаться проникнуть в дом.

– Пригласительный!

Женька выхватила у меня из рук открытку, развернула ее и жадно пробежала глазами текст.

– Здорово! – сказала она с ликованием. – Конечно, с пригласительным билетом все будет значительно проще!

– Твоя родственница выписывает пропуск на машины? – спросила я.

Женька отдала открытку Виктору и задумалась.

– Кажется, нет, – сказала она нерешительно. – Точно не утверждаю, но думаю, что нет…

– В любом случае другого способа у нас нет, – подвел итог Виктор. – Боюсь, что спецназ нам на выручку не перебросят.

– Да, уж, – подтвердила Женька хмуро. – Не перебросят. В этом городе все контролируется хозяевами. А тетка – одна из них.

Виктор положил руку мне на плечо и крепко сжал его. Боль немного отрезвила меня и вернула в реальность.

– Да-да, – сказала я поспешно. – Я уже в порядке, спасибо.

– Старая грымза заметила, что ты уворовала билет? – спросила Женька.

Я молча кивнула.

– Кстати! Как тебе это удалось?

Я шмыгнула носом.

– Просто, – ответила я неохотно. – Тетка позавчера напилась и отключилась.

– Тетка… что? – не поверила Женя.

– Напилась, – подтвердила я. – Знаю, знаю! Такого с ней раньше не случалось. Но у нас дома произошли некоторые перемены…

И я коротко рассказала им о плане дяди, о его разоблачении и бегстве.

– Вполне в его духе, – брезгливо констатировала Женька. – Он к тебе подъехать не пытался?

– Как это? – не поняла я.

– Ну, со своими мерзкими ухаживаниями!

– А-а-а! – сообразила я. – Пытался…

– Старый хрен! – выругалась Женька. – Совсем шизанулся! Ничего нового придумать не может, маразматик! Представляешь, он ко мне тоже…

– Извините, Женя, – перебил ее Виктор очень вежливо. Повернулся ко мне и спросил:

– Значит, Елена Борисовна объявила войну своему супругу?

– Она объявила на него охоту, – поправила я и рассказала о подслушанном мной разговоре.

Женька шлепнула себя по бедрам и залилась тихим хохотом.

– Ой, не могу! – проговорила она сквозь смех. – Ромео и Джульетта на пенсии! Серия вторая, финальная!..

– Вообще, это хорошо, – задумчиво сказал Виктор, не обращая внимания на Женькино веселье. – Это может нам помочь.

– Враг моего врага – мой друг? – спросила я.

– Примерно так, – согласился Виктор. И добавил:

– А как с моим поручением? Удалось разговорить тетку или не удалось?

Я достала из сумки диктофон и протянула его Жене.

– Мне? – удивилась Женька. – Зачем?

– Послушай сама, – сказала я твердо. – И решай, хочешь ли ты это использовать для принародного обсуждения.

Подумала и добавила:

– Лично мне кажется, что этого делать нельзя.

Женька посерьезнела. Приняла диктофон, посверлила меня испытующим взглядом.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она недоверчиво.

– Послушаешь, – поймешь, – ответила я неловко.

Женька помрачнела окончательно и спрятала диктофон в сумку.

Я вздохнула и сказала:

– Ну, что? Пойдём наверх? Пока Женька не прослушает пленку, все равно говорить не о чем.

Виктор, не отрываясь, смотрел на меня. Выражения его глаз я определить не могла, и это меня немного напрягало.

Свидания не получилось.

Вы замечали такую вещь: когда что-то планируешь и радостно ждешь, то все идет прямо противоположным образом? И наоборот, радостные события обычно носят спонтанный характер. Интересно, почему?

Мне кажется, что сверху за нами наблюдает злорадный хулиганистый мальчишка, которому доставляет удовольствие стрелять из рогатки. Только стреляет он не камешками, не шпульками, и не стрелами, как Купидон, а разными мелкими неприятностями. Попадет – и радуется.

Уши бы ему надрать, паразиту!

Я снова вздохнула и уныло спросила:

– Когда увидимся в следующий раз?

– Лера, ты уверена, что хочешь туда вернуться? – неожиданно спросил Виктор, переходя на «ты».

Я потрясла головой.

– Не хочу. Но выбора нет.

– Я могу попытаться вывезти тебя из города, – предложил Виктор.

– А если не получится? – спросила Женька серьезно. – Будем отстреливаться?

Виктор прикусил губу и промолчал.

– То-то, – припечатала Женька. – Нельзя незаметно уехать из этого города. Вы это знаете.

– Женька права, – сказала я вяло. – Потом, какой смысл в бегстве? Даже если я смогу убежать, тетка прекрасно достанет меня в Москве!

– Ты можешь пожить у меня, – возразил Виктор, но я твердо повторила:

– Это глупо.

– И потом, я хочу получить свои деньги! – добавила Женька возмущенно. – Об этом не забывайте!

Я засмеялась через силу и сказала:

– Вот именно! Наследство того стоит!

– Я не хочу, чтобы с тобой случилось несчастье, – сказал Виктор.

– До шестнадцатого ноября со мной ничего не случится, – заверила я. – А потом… Потом видно будет.

– Ничего с ней не случится, – сердито повторила Женька. – А почему вы беспокоитесь о Лерке? Нанимала-то вас я!

Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам. Виктор повернул голову и внимательно осмотрел Женьку с головы до ног.

– А вы эгоистка, Женя, – заметил он мягко.

– А вам какое дело?! – окрысилась Женька.

– Хватит! – сказала я.

Они замолчали и уставились на меня.

– Нам нельзя ссориться, – укорила я. – Иначе, как же мы выберемся из этой истории?

– Ты права, – ответила Женька, не раздумывая. – Мир.

– Мир, – подтвердил Виктор.

Я осмотрелась кругом. Вроде бы никого, но на сердце было неспокойно.

– Нас слишком долго нет, – напомнила я. – Давайте расходиться. Когда и где увидимся в следующий раз?

– Здесь же, в среду, – ответил Виктор. – Шестнадцатое число – это пятница? Пятница. Значит, встретимся здесь в последний раз перед днем рождения и обговорим все окончательно.

– Хорошо, – ответила я безразлично.

Повернулась к ним спиной и побрела к лестнице.

– Лера!

Я обернулась. Виктор подошел ко мне, взял в ладони мои щеки и поцеловал, не обращая внимания на Женьку.

Я обомлела.

– Я вам не мешаю? – сердито спросила Женька.

– Береги себя, – попросил Виктор, не отвечая ей.

– Постараюсь, – ответила я одними губами.

Он поцеловал меня еще раз и отпустил.

Я повернулась к нему спиной и схватилась рукой за перила. Меня немного пошатывало.

Близился день, который должен был означать для меня жизнь или смерть. Не люблю высокие слова, но все обстояло именно так.

Тетку я видела редко. Она была захвачена подготовкой к грядущему торжеству и дома почти не бывала.

Несколько раз звонил дядюшка, но я разъединяла связь, как только слышала в трубке его вкрадчивый голос.

Честное слово, мне было не до чужих проблем! Решить бы свои собственные!

Я отчаянно трусила.

Чем ближе становился день рождения, тем сильнее охватывал мою душу нервный озноб. Мир превратился в виртуальную картинку; звуки доносились сквозь ватную заглушку, а предметы расплывались перед глазами и утрачивали точные формы.

Последнее свидание с Женькой и Виктором накануне праздника я помнила очень плохо. План, который они изложили, моего участия почти не требовал. Может, и к лучшему, что не требовал, потому что я вряд ли была способна оказать им толковую помощь.

Как я и ожидала, Женька наложила вето на использование записи разговора с ее теткой. Неудивительно. Полоскать грязное семейное белье на людях всегда казалось мне самым ярким проявлением дурного воспитания.

И вот великий день наступил.

Ночью я почти не спала: ворочалась с боку на бок, перебирала в памяти инструкции, которыми меня снабдил Виктор. Выполнить их было не сложно, но я все равно отчаянно трусила. Решалась моя судьба.

Утро Женькиного дня рождения тоже началось с инструкций. На этот раз их решила раздать моя самозванная тетушка.

Она небрежно постучала в дверь и вошла, не дожидаясь ответа.

Я лежала в постели и смотрела на нее.

– Проснулась? – спросила тетка, подходя поближе.

Я не ответила. Я все еще не могла забыть ту унизительную сцену с обыском.

– Хорошо выспалась? – продолжала тетка. Мне показалось, что она трусит не меньше меня, только лучше умеет держать себя в руках.

Я ей не ответила.

– Женя! – повысила голос тетка, раздраженная моим молчанием. – Ты меня слышишь?!

– Не глухая, – ответила я сухо.

– А почему не отвечаешь?

– Потому что не хочу с тобой разговаривать.

– А-а-а…

Тетка присела на край кровати. Я отодвинулась в сторону.

– Ладно, давай мириться, – предложила тетка дружелюбно. Я снова не ответила.

– Хочешь, прощения попрошу?

Я засмеялась.

– Не хочешь, – догадалась тетка. – А чего ты хочешь?

– Чтобы все поскорей закончилось, – ответила я искренне.

Тетка беззвучно вздохнула. Понимаю. Ей, небось, хочется того же самого.

– Женя!

– Меня зовут Лера! – напомнила я в повышенном тоне.

– Забудь об этом! – попросила тетка чуть ли не заискивающе. – Только сегодня! И все! Твои мучения остались позади!

– Даже так! – не удержалась я. – Прямо завтра и похороните?

– Тьфу, дура! – рассердилась тетка.

Поднялась с кровати, отошла к окну и отодвинула штору. Полюбовалась прекрасным видом, сложила руки на груди и повернулась ко мне.

– Девочка моя! – начала она проникновенно. – Я все хорошо обдумала и поняла, что угрозы для меня ты не представляешь.

– Вот как! – заметила я. – Это что-то новенькое…

– Да. Если раньше у меня было желание… подстраховаться, то сейчас я понимаю, что это ни к чему. Кончится день рождения, ты подпишешь несколько нужных мне бумажек, и все. Езжай на все четыре стороны.

– Заманчиво! – сказала я.

Тетка оживилась. Неужели она решила, что меня так легко обмануть? Неужели я выгляжу со стороны такой дурой?

– Вот именно! И уедешь ты отсюда не с пустыми руками!

– А с чем я отсюда уеду? – полюбопытствовала я.

Тетка еще раз прошлась по комнате, бросая на меня испытующие взгляды.

– Пятьдесят тысяч долларов, – сказала она тихо.

– О, как! – удивилась я. – Ставки резко возросли!

– Ты сама понимаешь, что должна помочь мне получить деньги, – продолжала тетка задушевным тоном. – Ведь от этого зависит и твое материальное благополучие!

– Да-да, – подтвердила я с умным видом.

– Понимаешь?

– Еще как!

– Поможешь мне?

– Сделаю все, что смогу, – ответила я честно.

Тетка вздохнула с неприкрытым облегчением. Знала бы она, какой смысл я вложила в эти невинные слова!

С другой стороны, тетка сама виновата. Играет со мной, как с глупым теленком. Что делают, если теленок не идет на бойню? Подманивают его пучком свежей травы!

Вот тетка решила и меня подманить таким нехитрым, чтобы не сказать примитивным способом! Да, невысокого она мнения о чужих умственных способностях.

Впрочем, я ей дала для этого повод. Неужели умный человек подписался бы на участие в такой авантюре, какую мне предложили супруги Володины? Конечно, нет! Следовательно, я дура, и церемониться со мной нечего!

Мысль меня разозлила. Я откинула одеяло и присела на край постели.

Тетка сделала еще один круг по комнате.

– Ты примерила платье, которое я тебе купила? – спросила она.

– Я его даже не видела, – ответила я равнодушно.

Тетка всполошилась.

– Как же это?! Оно висит в гардеробной на самом видном месте!

– Не заметила, – повторила я.

Тетка быстро пошла в соседнюю комнату и вернулась обратно с вешалкой, на которой висело нечто белоснежно-воздушное.

– Как это ты его не заметила? – удивилась она. – Висело отдельно от остальных тряпок!

Она покрутила платье у меня перед глазами.

– Нравится?

– Не-а, – ответила я.

Тетка растерялась и опустила вешалку.

– Почему?

– Дурацкое платье, – сказала я. – Похоже на свадебное. Меня, что, сегодня еще и замуж выдают? До кучи?

– Замуж?..

Тетка подняла вешалку и осмотрела платье критическим взглядом. Поджала губы, нехотя признала:

– Ну… что-то есть. Но почему белое платье обязательно должно быть свадебным? Оно может быть вечерним!

– Короче! – провозгласила я. – Оно мне не нравится.

– Не нравится…

Тетка опустила правую руку. Кружевной подол платья неряшливым комком сложился на полу.

– Ты хоть представляешь, сколько оно стоит? – спросила тетка, немного помолчав.

– Плевать!

Тетка вздохнула.

– Ладно, – сказала она терпеливо. – Не нравится, не надевай. Что ты выбрала?

– Вон…

Я кивнула на сверток, валявшийся в кресле, и попросила.

– Скажи Рите, пускай отгладит хорошенько.

Тетка недоверчиво покосилась на меня.

Отложила вешалку на кровать, подошла к креслу и развернула сверток. Двумя пальцами приподняла платье, встряхнула его и скривилась.

– Это шутка?

– Тебе не нравится? – поинтересовалась я невинно.

Тетка бросила платье на кресло.

– Где ты взяла эту дешевку?

– В магазине, – ответила я. – Между прочим, в дорогом магазине. И если ты узнаешь, сколько оно стоит, тебя кондрашка хватит. Так что лучше тебе этого не знать.

– Да?..

Тетка еще раз приподняла платье и осмотрела его более благосклонно. Сегодняшние модные тенденции хороши тем, что никогда нельзя сказать, сколько стоит та или иная шмотка. Жуткая мешковина, изрезанная в самых неподходящих местах, может оказаться творением от кутюр с ценником, смотреть на который людям с больным сердцем просто не рекомендуется.

Не скажу, что синенькое платье, которое тетка брезгливо вертела в пальцах, было очень страшным. Нет, его даже можно было назвать миленьким. Стоило платье совсем не дорого, хотя выбрала я его совсем по другой причине.

Вернее, платье мы выбирали вместе с Женькой.

– Оно, что, действительно модное? – уточнила тетка.

– Последний писк! – ответила я.

Тетка вздохнула и опустила платье на кресло.

– Ладно, – сказала она миролюбиво. – Нравится это платье – его и надевай.

– Спасибо, – поблагодарила я с иронией.

Смешно, ей-богу! Сегодня тетка готова постелить мне под ноги песцовые шкурки, не то что позволить надеть какое-то платье!

Сегодня мой день!

Сегодня я всемогущая!

– Только до того момента, когда сделаешь все, что она от тебя ждет, – напомнило благоразумие.

Знаю.

Тетка развернулась ко мне, подошла и уселась рядом. Я снова инстинктивно отодвинулась. Эта женщина внушала мне противоречивые чувства: жалость, неприязнь, страх, отвращение… В общем, богатый букет.

Тетка сделала вид, что не заметила моего движения.

– Забыла тебе сказать, – начала она с усилием. – Сегодня приедут душеприказчики. Они иностранцы…

– Знаю, – перебила я равнодушно.

– От кого? – удивилась тетка.

– Дядюшка разложил колоду, – ответила я. Посмотрела на нее и злорадно добавила:

– Да и ты как-то раз разоткровенничалась… По пьянке.

У тетки сверкнули глаза, руки непроизвольно сжались в кулаки. Но она сумела сдержаться.

– Что ж, тем лучше.

Она откашлялась и повторила:

– Тем лучше. Меньше времени придется тратить на объяснения. В общем, душеприказчики приедут не одни, с ними будет корреспондент влиятельного американского журнала.

– Ого!

– Не «ого», а слушай меня внимательно! – вспылила тетка. Но тут же взяла себя в руки и заговорила тише.

– Это очень важно. Запомни главное: если тебя будут спрашивать, как ты намереваешься распорядиться деньгами…

Тетка сделала паузу.

– Я должна послать корреспондента подальше, – предположила я.

– Ни в коем случае! – пришла в ужас тетка. – Ты должна сказать, что деньги будут работать на страну, в которой они были заработаны.

– То есть на Америку, – уточнила я.

– Вот именно. И не смей паясничать. Для них это больной вопрос. Одно из самых крупных национальных состояний уходит в другую страну…

– Ну и что? Жалко, что ли? Они же и так богатые!

Тетка поднялась с кровати.

– Ты все запомнила? – спросила она холодно.

Я решила больше не дразнить гусей и ответила:

– Все.

– В половине четвертого ты должна быть готова, – напомнила тетка и покинула комнату.

– Всегда готова, – ответила я своему отражению в зеркале. Встала с кровати и побрела в ванную.

День тянулся медленно.

Говорят, что у людей, приговоренных к смертной казни, в памяти проходит вся их жизнь. Не знаю, правда ли это, но я почти половину дня посвятила воспоминаниям. И оказалось, что вспомнить мне по большому счету нечего.

Самой большой радостью для меня была поездка на море, которую мы совершили с родителями больше двадцати лет назад. Самой большой трагедией была гибель родителей в авиакатастрофе пятнадцать лет назад.

Вот и все крупные вехи моего жизненного пути.

Слабыми тенями промелькнули мои немногочисленные поклонники. Я удивилась тому, как мало, оказывается, они для меня значили. А ведь я переживала расставания, терзалась и тяготилась одиночеством!..

Оказывается, я могла бы о них не вспоминать вообще никогда.

Странно. Очень странно.

Выходит, в прошлом у меня нет почти ничего достойного внимания. И, как это ни смешно, нынешняя авантюра – единственное смелое предприятие в моей скучной серенькой жизни.

Возможно, если я отсюда выберусь, то и в личной жизни у меня возникнет…

Тут я оборвала мысли и запретила себе додумывать. Не время сейчас. Не время.

Гости начали прибывать к назначенному часу. Торжество намечалось пышное: это я поняла еще утром, когда увидела бассейн, закрытый специальным тонированным стеклом, и стоящий на нем стол.

Хотя назвать столом это сооружение было сложно. Я таких столов никогда не видела. Это был колоссальный катафалк, огромный соборный амвон, бордюр мавзолея….

Ну, не знаю, какие еще можно провести параллели.

Стол простирался вдаль, насколько хватало глаз. Обилие посуды напоминало выставочный стенд китайского фарфора и богемского стекла. Огромные цветочные вазы перемежались фруктовыми натюрмортами. Все окна по периметру бассейна были украшены гирляндами из живых цветов.

Нечто подобное я видела на фотографии свадебного торжества какой-то монакской принцессы.

«Что ж, будет что вспомнить впоследствии», – подумала я, окинув равнодушным взглядом все это торжественное великолепие.

Если жива останусь.

Я попробовала пересчитать количество тарелок, чтобы понять хотя бы примерно, сколько будет гостей, но дошла до ста пятидесяти и сбилась.

Что ж, уже хорошо. Раз народу будет много, значит, Виктор сможет затеряться среди приглашенных.

При мысли о нашем плане по коже у меня пополз неприятный холодок.

Я вернулась к себе в комнату, где уже ждал немой стилист со своим волшебным чемоданчиком. Увидев меня, он вскочил с кресла и поклонился.

– Привет, – ответила я.

Стилист раскрыл чемоданчик, извлек из него прозрачную целлофановую накидку, но я запротестовала:

– Стричься не хочу! Уложите волосы, как в прошлый раз!

Мужчина немного помялся. Видимо, он получил от тетушки соответствующие указания, но я стояла на своем. Стилист еще немного поломался.

– Время! – сказала я и выразительно постучала пальцем по кисти левой руки.

Мужчина кивнул головой и взялся за дело.

Через сорок минут я была причесана, накрашена и одета. Стилист собрал чемоданчик, откланялся, а я посмотрела на часы.

Без двадцати пяти четыре.

Я подошла к окну и уставилась во двор. Интересно, они уже здесь?..

В дверь осторожно стукнули. У меня пересохло в горле.

– Да! – сказала я сиплым шепотом.

Дверь открылась, Женька переступила порог, захлопнула дверь и быстро повернула ключ в замке.

Точнее говоря, порог переступил молодой человек в униформе шофера. Его макушку венчала фирменная фуражка городского проката автомобилей, козырек был надвинут на лоб. В руках у молодого человека была объемная спортивная сумка.

Если бы я не знала, как будет одета Женька, вернувшаяся в свой дом, то не узнала бы ее. Ни за что.

– Фантастика! – сказала я, рассматривая ее наряд. – Ты мастер перевоплощения!

– Без тебя знаю, – ответила Женька.

Оглядела комнату, вздохнула, философски заметила:

– Ну, вот я и в «Хопре»!

Я истерически рассмеялась. Надо же, мы даже мыслим синхронно!

– А тут все по-прежнему, – продолжала Женька, сбрасывая пиджак.

– Ты удивлена?

– Нет. Просто отвыкла от этой роскоши.

Она подошла ко мне, взяла за плечи и заглянула мне в глаза.

– В чем дело? – спросила она резко.

– То есть? – не поняла я.

– У тебя глаза стеклянные! И взгляд застывший, как у наркомана!

Женька споткнулась и нерешительно спросила:

– Она тебе ничего не…

– Не предлагала, – перебила я. – Тетка трусит не меньше нас. В нормальном состоянии я предсказуема, так что она не станет создавать себе сложности.

– Точно?

– Точно!

– Сухости во рту нет? Рези в глазах? Потери координации? В ушах не звенит? – перечисляла Женька, внимательно рассматривая меня.

– Говорят тебе, ничего подобного! – ответила я так убедительно, как только могла. И тихо добавила:

– Просто я ужасно боюсь.

Женька снова взялась руками за мои плечи и хорошенько встряхнула.

– Лера!

– Все-все! – торопливо покаялась я. – Все помню, все понимаю, все сделаю.

– Хорошо.

Удовлетворенная, Женька отпустила меня, отступила на шаг и окинула меня внимательным цепким взглядом.

– Угу, угу, – забормотала она. – Глаза, значит, рисуем к вискам… Угу… Нижняя подводка фиолетовая, верхняя серая… Угу…

Она несколько раз кивнула головой и энергично подытожила:

– Все ясно!

Стянула с головы парик, тряхнула головой. Волосы рассыпались по плечам.

– Ты успеешь уложить голову? – спросила я.

– Обижаешь! А ты пока платье отгладь!

Женька достала из сумки точно такое же платье, в которое была одета я, и маленький походный утюг.

Я разложила на полу покрывало, воткнула вилку в розетку. Женька умчалась в ванную.

– Как вам удалось проехать? – спросила я, когда она вернулась с мокрой головой и сразу же взялась за мощный профессиональный фен.

– Мы цветы привезли, – ответила Женька, яростно орудуя щеткой. – От городской администрации. Решили, что так безопасней, чем с пригласительным.

– А сами-то они здесь будут? Городская администрация?

– Здесь сегодня будут все, – ответила Женька с потрясающим хладнокровием. Подумала и добавила:

– Во всяком случае, я на это очень надеюсь.

– Да, – согласилась я. – Чем больше будет народу, тем лучше для нас.

– Согласись, я толково придумала, – похвастала Женька.

– Очень толково, – подтвердила я искренне. – Можно даже сказать, изящно придумала.

– И корреспондент этот будет очень кстати.

– Очень!

Я поднялась с колен, выдернула шнур из розетки и повесила платье на вешалку.

Женька торопливо сушила кончики волос.

Мы договорились не стричься, потому что волосы у нас были одной длины. В прошлый раз стилист сделал мне такую же стрижку, какую обычно носила Женька. Вот и сейчас она уложила волосы и стала почти точной копией меня.

Впрочем, что я говорю? Ведь это я ее двойник, а не наоборот… Как говорится, по заслугам и честь.

– Похоже? – спросила она. И не дожидаясь ответа, добавила:

– По-моему, нас можно выставлять на каминной полке, как парные фарфоровые статуэтки.

– Можно, – согласилась я. И спросила:

– А где Виктор?

– Они цветы расставляют.

– Они? – не поняла я.

– Он и переводчик, – пояснила Женька. – Ты не забыла, что переводчик у американцев прикормленный? Нам нужен свой человек.

– Где взяли своего человека? – поинтересовалась я. – В этом городе все прикормленные, ты сама написала…

– Из Москвы прилетел, – ответила Женька и открыла косметичку. – Виктор вызвал.

– А переводчик в курсе, во что впутался?

Женька повернулась и удивленно посмотрела на меня.

– Конечно!

– И согласился?! – не поверила я.

Женька фыркнула.

– За такие-то деньги? – спросила она насмешливо. – За двадцать тысяч долларов?! Да он не просто согласился! Он еще и поклонился!

– Откуда у тебя деньги? – удивилась я. – Я тебе дала тысячу долларов, и все…

– Ты забываешь о наследстве, – отрезала Женька. – С сегодняшнего дня я одна из самых богатых невест мира.

– Если все получится, – напомнила я.

– Не каркай! – возмутилась Женька. – Дороги назад нет! Ни для кого! Забыла?

Я сцепила пальцы и хрустнула ими.

Женька права. Я не имею права даже допускать мысль о провале. Молодец, Женька. Встряхнула меня, слабовольную…

– Ты молодец, – сказала я вслух. – Настоящая стерва.

– С волками жить… – рассеяно ответила Женька. Она подкручивала ресницы специальной длинной щеточкой.

Я прошлась по комнате, хотела о чем-то спросить…

И в этот момент кто-то постучал в дверь.

Я остановилась и оглянулась на Женьку. Женька опустила руку с кисточкой и ответила мне твердым взглядом.

– Кто там? – спросила я хрипло.

– Елена Борисовна просит вас спуститься, – ответил противный голосок Риты.

– Иду, – ответила я недовольно.

Женька подмигнула мне.

– Задержи их минут на десять, – шепнула она. – Я быстро.

– Хорошо, – ответила я одними губами.

Подошла к двери, повернула ключ и приоткрыла створку. Коридор был пуст.

– Никого! – сказала я шепотом.

– Хорошо, – ответила Женька. Поднялась с банкетки, подошла ко мне, крепко обняла.

– Все будет хорошо, – повторила она мне прямо в ухо, как перед боем.

– Знаю, – ответила я послушно.

Женька оттолкнула меня и велела:

– Топай!

Я вышла из комнаты. Дверь сразу же захлопнулась, в замке дважды повернулся ключ.

Я шла вниз на негнущихся ногах.

Сознание было настолько туманным, что я даже испугалась: уж не права ли Женька? Может, тетушка подсунула мне какое-нибудь снадобье, лишающее силы воли?

– Вас ждут, – с поклоном сказал мне дворецкий, открывая входную дверь.

Я не ответила. Вышла из дома и повернула за угол, к огромной боковой пристройке.

Когда я вошла в зал, то на мгновение застыла, ослепленная.

Перед глазами плавали и переливались разноцветные пятна, оказавшиеся вечерними платьями многочисленных дам. Ослепительно сверкали драгоценности, их блеск дополнялся игрой света в хрустальных бокалах, которые разносили приглашенные официанты. Над толпой реял легкий шум, не напрягающий уши. Шум приглушенный, как запах дорогих духов.

Гости вполголоса беседовали между собой, дожидаясь появления виновницы торжества.

Первой меня заметила тетушка. Она сделала какой-то знак людям, сидевшим за моей спиной, и зал наполнился звуками приветственного туша. Оказывается, здесь был даже небольшой камерный оркестр. Все как положено у богатых.

Впрочем, почему «как»? Сегодня Женька становится самой богатой женщиной страны!

Оркестр умолк, в зале раздались аплодисменты.

Тетка подошла ко мне, взяла меня под локоть и торжественно провозгласила:

– А вот и она!

Можно подумать, что здесь собрались слепые.

Гости потянулись с поздравлениями. Почти сорок минут я стояла с приклеенной улыбкой на губах и раскланивалась со своими «знакомыми». Тетушка помогала мне, легко направляла реплики в нужную сторону, и за это я была ей безумно благодарна. От волнения я почти не различала лиц: мужчины казались мне братьями-близнецами, одетыми в одинаковые черные костюмы. Женщины, конечно, проявили больше выдумки и фантазии, но я была способна отметить только цвет их волос.

Впрочем, одного моего знакомого я все же узнала. Игорь Маркович, директор банка, сунул мне в руки букет цветов и умоляюще прошептал:

– Вы подумаете? Правда?

– Правда, – ответила я машинально.

А тетушка внушительно заметила вполголоса:

– Не здесь. И не сейчас.

Игорь Маркович поклонился и бесшумно исчез.

Под конец меня подвели к четырем мужчинам, державшимся несколько особняком.

– А вот и мы, – весело сказала тетушка. И напомнила:

– Женя! Поздоровайся с нашими гостями! Ты ведь помнишь мистера Спейси?

Высокий мужчина с холодными серыми глазами вежливо пожал мне руку. Его ладонь была такой же ледяной, как его взгляд.

Он произнес короткую фразу на английском, переводчик встрепенулся и перевел:

– Мистер Спейси рад видеть вас в добром здравии.

– Передайте мистеру Спейси, что я тоже рада его видеть, – ответила я.

Тетушка слегка сжала мой локоть. Одобрила, значит.

Аналогичным образом я поздоровалась с двумя компаньонами мистера Спейси. Одного из них звали мистер Ричард (странно, я всегда думала, что это имя, а не фамилия), другого мистер Мак-Грегор. А эта фамилия, если я не ошибаюсь, шотландская.

Все это я отмечала машинально, слушая приветствия и произнося вежливые ответные фразы, как и полагается хозяйке торжества. Мужчины рассматривали меня с некоторым любопытством, но без подозрительности. Неудивительно. Когда мы с Женькой встретились в первый раз, я подумала, что вижу свое отражение в зеркале.

– Дорогая, – начала тетка после того, как обмен любезностями завершился, – я приготовила тебе сюрприз.

– Какой? – поинтересовалась я пересохшими губами. Губы пересохли потому, что я увидела за окном двоих мужчин в форменных пиджаках, поправляющих цветочные гирлянды. Один из них бросил на меня короткий взгляд, и я узнала Виктора.

– Поздравить тебя с днем рождения прибыл корреспондент журнала «Форбс», – торжественно продолжала тетка. – Читатели журнала хотят узнать побольше о девушке, получившей такое наследство.

Навстречу мне немедленно выдвинулся невысокий плотный человечек в слегка помятом смокинге. Его цепкие глазки быстро обшарили мое лицо.

– Евгения Борисовна, прежде всего позвольте мне поздравить вас с двумя такими прекрасными событиями, – начал он на чистом русском языке. – Я имею в виду ваш день рождения и получение наследства.

– Спасибо, – ответила я, когда справилась с первым приступом удивления.

– Вы говорите по-русски? – недовольно спросила тетка, хотя, по-моему, это и так было ясно.

Корреспондент любезно улыбнулся.

– Я родился в Минске, – пояснил он. – Уехал в Израиль двадцать лет назад, оттуда иммигрировал в Америку. Но это пустяки. Читателей не интересует моя скромная персона. Их интересует история Золушки, попавшей в королевский дворец. Вы не обижаетесь, что я называю вас Золушкой?

Его глаза снова вцепились в мое лицо.

– Не обижаюсь, – ответила я. – Это моя любимая сказка.

– Вот как!

Корреспондент сощурился.

– И как вы собираетесь распорядиться такими огромными деньгами? – спросил он мягко.

– Эти деньги и дальше будут работать на страну, в которой были заработаны, – ответил голос откуда-то позади нас.

Все обернулись. Над толпой гостей пронесся единодушный выдох.

В дверях стояла Женька, одетая в то же платье, что и я. Ее волосы были уложены в ту же прическу, и грим на лице практически ничем не отличался от моего. Только я была бледной до синевы, а Женька сохранила прекрасный цвет лица. Она стояла, спокойно разглядывая приглашенных, и улыбалась им.

Увидела тетку, подняла руку и сделала приветственный жест.

Тетка не ответила. Она была в нокауте.

Женька двинулась с места и неторопливо пошла вперед. Толпа отхлынула от нее, как от зачумленной.

Она подошла ко мне, взяла меня под руку и дружелюбно поклонилась американцам.

– Мистер Спейси, мистер Ричард, мистер Мак-Грегор… Рада снова вас видеть.

Американцы безмолвствовали. Их глаза растерянно перебегали с моего лица на Женькино, и обратно.

– Уот из ит? – наконец спросил мистер Спейси. И этот вопрос я поняла безо всякого переводчика. Естественно, любой на его месте пожелал бы узнать, что происходит.

Женька повернулась, поискала кого-то взглядом. Мужчина в форменном пиджаке, стоявший рядом с Виктором, сорвался с места и рысью приблизился к нам.

– Это значит, – начала Женька громким, хорошо поставленным голосом, – что тетя Лена решила приготовить всем сюрприз. Она решила разыграть гостей, и для этого попросила Леру…

Тут Женька подняла мою руку, как судья на боксерском ринге, представляющий участников:

– … попросила Леру принять участие в розыгрыше. Как вы заметили, мы с Лерой двойники.

Женя сделала паузу. Собравшиеся безмолвствовали.

– Нам было интересно, сможем ли мы вас обмануть…

Женька снова сделала паузу, с вызовом оглядела присутствующих. И торжеством добавила:

– И вот, пожалуйста! Смогли!

Она расхохоталась, запрокинув голову. Переводчик стрекотал, как пулемет, глаза американцев постепенно становились круглыми.

Наконец мистер Спейси, который в этой компании был, очевидно, главным, откашлялся и что-то переспросил.

– Значит, Евгения Борщевская – это вы? – перевел наш человек. Прикормленный переводчик только хлопал ресницами, утратив дар речи.

– А вы сомневаетесь? – невинно удивилась Женя. – Ну вот, пожалуйста!.. А помните, как вы пытались меня поцеловать год назад на моем дне рождения? Там, в саду…

Женя кивнула головой на стеклянную дверь.

– Забыли?

Переводчик застрекотал. Американец покраснел, остальные беспокойно задвигались.

– А вы, мистер Ричард?

Твердые Женькины глаза уставились в лицо второму высокому гостю.

– Вы меня тоже не узнаете?

Тот на мгновение заколебался, но Женька открыла рот, и американец ее опередил.

– Йес, йес! Ит, с ю!

– Это вы, – перевел наш человек так невозмутимо, словно присутствовал на официальной встрече глав государств.

– Ага, испугался, – пробормотала Женька и торопливо велела:

– Этого переводить не нужно.

Она повернулась к третьему душеприказчику.

– Мистер Мак-Грегор?..

Тот обронил короткую фразу.

– Он убежден, что это вы, – перевел наш человек.

Женька запрокинула голову и снова расхохоталась. Отсмеялась, вытерла слезы и сказала, обращаясь ко всем.

– Господа, что касается убедительных доказательств, то у меня хранится мой тест на ДНК, сделанный пятнадцать лет назад. А также тест моего отца. И если возникнет необходимость…

Женька пожала плечами. И весело завершила:

– Ну, довольно. Розыгрыш окончен. Тетя Лена, где ты спрятала Леркины документы? Давай уж предъявим их гостям, а то никто в себя придти не может! Ну?..

Взгляды тетки и племянницы скрестились, как сверкающие отточенные рапиры.

Победила молодость.

– Документы в моем сейфе, – ответила тетка гораздо непринужденней, чем я ожидала. – Сейчас принесу.

– Принеси, – распорядилась Женька.

Обернулась к гостям и настойчиво повторила:

– Ну, что же вы, господа? Розыгрыш окончен!

Минуту длилась напряженная тишина, потом тетка несколько раз отчетливо хлопнула в ладоши. Ее губы были совершенно белыми.

И зал ответил ей бурными овациями, в которых разрядилось накопившееся напряжение.

Женька слегка поклонилась гостям. Ее глаза сверкали, и вся она была такая невозможно прекрасная, уверенная в себе…

Победительница.

Ноги мои подкосились, и я опустилась на стул, стоявший рядом. В голове крутилось только одно слово:

– Спасена!..

– Чем ты будешь заниматься? – спросила меня Женька.

Мы сидели в библиотеке и лениво потягивали напитки из своих бокалов. Я пила хорошее вино, Женька – виноградный сок.

– Не знаю, – ответила я. Поставила бокал на журнальный стол и посмотрела в окно. За окном летали мелкие снежинки, похожие на назойливую мошкару. Да-а… Рано выпадает снег в горах. В городе еще тепло, а здесь уже зима…

– Домой хочу, – сказала я неожиданно.

Женька поморщилась.

– Что ты там забыла? – спроса она недовольно.

Я пожала плечами. Что можно забыть дома? Душу, разумеется!

– Оставайся со мной, – предложила Женька.

– В какой роли? – поинтересовалась я. – В роли домашнего любимца? Или домашнего шута?

– Глупости! – рассердилась Женька. – Оставайся в роли моего двойника!

Эта мысль пришла ей в голову внезапно, и она страшно оживилась:

– А что? Здорово! Мы с тобой могли бы устраивать такие розыгрыши!..

– Спасибо, мне одного хватило, – отказалась я категорично.

Женька обиженно надула губы.

– Ну вот… Скучная ты, Лерка! Только мордой на меня похожа, а в остальном – полная противоположность!

– Ничего страшного, – ответила я спокойно. – Мы же разные люди, значит, и должны быть разными.

Женька выдернула себя из кресла и прошлась по комнате. Влезла на подоконник, подтянула колени к груди и обхватила их руками.

Несколько минут мы молчали, наблюдая за кружением мелкой ледяной мошкары.

– Зима, – произнесла Женька мечтательно. – Новый Год скоро… Ты любишь Новый Год?

Я пожала плечами.

– Не знаю… Люблю, наверное…

– А почему так неуверенно?

Я засмеялась.

– Понимаешь, я столько лет отмечаю его одна, что для меня один год от другого ничем не отличается.

– Вот и осталась бы! – снова завела Женька свою старую песню. – Съездили бы в Австрию… Или в Швейцарию…

– Зачем? – не поняла я.

– Там отличные зимние курорты.

– А-а-а…

Мы снова замолчали.

– Ты за границей была? – спросила Женька.

– Нет.

– Нет?! – удивилась Женька. – Совсем нигде?

– Совсем нигде. Хотя…

Я подумала и добавила:

– В восьмидесятых годах была в Риге. Красивый город.

– Ты просто не видела других городов.

– Возможно.

Мы снова замолчали.

– Оставайся! – попросила Женька. Мне стало смешно.

– Да зачем я тебе нужна?

Она вздохнула и тихонько прошептала:

– Понимаешь, у всех великих людей был свой двойник…

Я откинулась на спинку кресла и рассмеялась. В этом вся Женька. Эгоистка до мозга костей.

– Ты эгоистка, – сказала я, отсмеявшись.

– Возможно, – не стала спорить Женька. – Но и тебе прямая выгода остаться. Что у тебя в Москве? Двухкомнатная хибарка? Я тебе дом куплю! Там у тебя даже работы нет! А я тебе предлагаю зарплату…

Женька сделала паузу и что-то прикинула.

– Скажем, тысяч пять в месяц.

Мне снова стало смешно. Бедная богатая девочка.

– Долларов? – спросила я.

– Можно в евро, – быстро предложила Женька. – Если тебе эта валюта больше нравится.

– Мне больше нравится рубль, – ответила я патриотично.

Женька рассердилась.

– Нет, ты все-таки дура! Ну, что ты будешь делать в Москве?!

– Попробую написать книгу, – ответила я неожиданно.

Женька даже затормозила от удивления.

– Что сделаешь?

– Книгу напишу, – повторила я и покраснела.

– Иди ты! – недоверчиво произнесла Женька.

– Честное слово!

– А ты сможешь?

Я пожала плечами.

– Попробую. Не зря же я диплом получила. Может, он хоть на что-то сгодится…

– Какой диплом?

– Филологический.

– А я думала, все писатели оканчивают Литературный институт имени Горького.

– Ага! – ответила я язвительно. – Начиная с Гоголя.

– Ты не Гоголь! – возразила Женька.

– Откуда ты знаешь? – заметила я. – Я же еще ничего не написала!

Мы снова замолчали.

– И о чем будет твоя книга? – спросила Женька.

– О том, что с нами произошло, – ответила я, не раздумывая.

Женька удивилась.

– Интересная заявка! Прямо все и напишешь?

– Прямо все и напишу, – повторила я.

– Почему именно об этом?

– Потому что ничего более яркого со мной в жизни не происходило, – ответила я с улыбкой.

– Понятно.

Женька о чем-то поразмышляла, деловито сдвинув брови.

– Пиши! – благословила она. – А я оплачу издание.

– Зачем? – удивилась я. – Если книга будет приличная, ее и так издадут! А если нет, то и не надо!

– Наивная ты, Лерка, – сказала Женька с жалостью.

– Почему это?

– Потому что всех издают только за деньги! – убежденно ответила бедная богатая девочка.

– Прямо всех?

– А ты как думала? У каждого писателя свой спонсор!

– Милая моя! – сказала я, вставая, – на всех писателей спонсоров не хватит!

– Вот увидишь!

– Ладно, не будем об этом заранее, – оборвала я ее. Честно говоря, меня начала утомлять Женькина привычка измерять все деньгами.

Я прошлась по комнате и спросила:

– Что ты решила с теткой?

– А что я должна решать? – удивилась Женька. – Пускай живет, как хочет! Она у меня достаточно наворовала, чтобы ни в чем не нуждаться!

– А дядя?

Женька махнула рукой.

– Меня это не касается, – ответила она нетерпеливо. – Он мне вообще никто. Пускай сами разбираются в своих отношениях.

Елену Борисовну Женька выставила из дома сразу по окончании дня рождения. А вместе с ней выставила всю прислугу, за исключением дворецкого. По-моему, Женька втайне к нему благоволила. Я еще раз сделала для себя отметку: полезно быть бесконфликтным человеком и ни с кем не портить отношений.

– Ты куда-то собираешься? – спросила меня Женька.

– Да, – ответила я небрежно. – Пойду пройдусь…

– С Виктором?

Я замялась. У меня было неприятное ощущение, что Женька меня ревнует. Не потому, что ей так сильно нравился Виктор, а потому, что Виктору нравилась я.

Понимаете, Женька привыкла получать все, что хочет, а сейчас не могла этого сделать И это ее бесило.

Наследница одного из богатейших людей мира не могла получить какого-то рядового мужчину!

– Не знаю, – ответила я уклончиво. – Позвоню ему. Если он не занят…

Виктор отклонил предложение Женьки поселиться в ее доме. Он жил в том же пансионате, что и раньше. Нужно ли говорить, что Женька сделала попытку завалить его премиальными!

– Не взял, – сказала она с бешенством, вернувшись из города.

– Что не взял? – не поняла я.

– Деньги не взял!

Женька швырнула портфель на диван и плюхнулась рядом.

– Выставил мне счет, – продолжала она раздраженно, – а я к нему приписала парочку нулей.

– Ты про Виктора? – догадалась я.

– А про кого еще?! Нет, нули он не взял! У него, видишь ли, твердая такса на услуги!

Я почувствовала скромную гордость за человека, который мне понравился.

– Ну, и что здесь плохого?

Женька посмотрела на меня и фыркнула, как раздраженный тюлень.

– От денег отказываются только идиоты! – припечатала она.

– Отнюдь, – сказала я.

– Чего? – не поняла Женька.

– Я говорю, не всегда, – перевела я. – Если бы я отказалась от денег твоей тетушки, то не попала бы в эту переделку.

– Кстати, о деньгах, – небрежно подхватила Женька. – Сколько тебе пообещала моя родственница?

– Десять тысяч. Пять заплатила сразу.

– Ты не будешь возражать…

– Если ты припишешь нолик? – договорила я. Засмеялась и сказала:

– Не надо. Меня устроит оговоренная сумма.

Женька смотрела на меня прищуренными глазами.

– Вы оба такие принципиальные? – спросила она с интересом.

– Да нет, – ответила я. – Просто у меня в последнее время аллергия на большие деньги.

Этот разговор состоялся две недели назад. Наши отношения с Виктором за это время не слишком продвинулись вперед. Я не знаю, что нас сдерживало. Думаю, неопределенность нашего будущего.

Виктор не раз предлагал мне вернуться в Москву, но я отказывалась.

Мне не хотелось оставлять Женьку одну сразу после того, что ей пришлось пережить.

Мне казалось, что она нуждается в поддержке.

Я бы на ее месте нуждалась.

Поэтому я старалась не упоминать в ее присутствии раздражающих ее имен супругов Володиных и Виктора.

Но сейчас она сама упомянула о нем. Интересно, с чего бы это?

– Позвоню ему, – повторила я. – Спрошу, не занят ли…

– Не занят, – ответила Женька. Ее глаза злорадно блеснули. – Он улетел в Москву.

Я остановилась и повернулась к ней.

– Что?

– Улетел, говорю! – ответила Женька, повысив голос. – Он звонил утром, просил тебе передать, что рейс в два часа дня.

Я бросила торопливый взгляд на часы, висевшие на стене.

Без трех четыре. Самолет уже подлетает к пункту назначения.

– Почему ты не сказала раньше? – спросила я, с трудом сдерживая бешенство.

– Забыла! – ответила Женька простодушно. – Совсем из головы выскочило! Да ладно, подумаешь, событие! Сто раз еще созвонитесь и увидитесь!..

– Как? – заорала я. – Как мы созвонимся, если мы не обменялись телефонами? И ты это прекрасно знаешь! Сама у меня спрашивала!

– Надо было обменяться! – заявила Женька. Ее глаза трусливо забегали по комнате. – Кто вам мешал?

– Сволочь ты, – сказала я грустно. – Богатая, избалованная сволочь. Если не можешь сама что-то получить, значит и другому не отдашь, правда? Ты ведь специально меня не предупредила, что он улетает? Чтобы мы не смогли встретиться в Москве…

Женька безмолвствовала.

– Сволочь ты, – повторила я.

Повернулась и пошла в свою комнату. Собирать вещи.

Прощаться с Женькой я не стала. Меня душила такая обида, такое разочарование, что я не могла ее видеть.

Да, уж… Правду говорят, деньги как негатив: проявляют худшие человеческие качества.

«Ну, ничего, – думала я, сидя в самолете. – Я его найду. Обязательно найду. Интересно, много ли частных детективов в Москве? Наверное, много…»

Я вздохнула. Искать придется долго.

Я прилетела домой в канун католического рождества. Москва сияла, раскрашенная разноцветными огнями и праздничным предновогодним убранством.

Я шла по улице и вдыхала вкусный морозный воздух.

Дома! Я дома! Ура!

Не могу передать, какие чувства я испытала, когда открыла дверь своей квартиры.

Вошла в полутемный коридор, упала на банкетку возле вешалки и уронила дорожную сумку.

Так я просидела несколько минут, ни о чем не думая, ничего не ожидая. Наконец встала, расстегнула куртку и повесила ее на вешалку.

Погладила стену прихожей, прижалась к ней щекой. Меня душили радостные слезы.

Я дома.

Как же хорошо быть дома!

Я разулась и прошлась по комнатам. Все было так же, как раньше, перед моим отъездом. Милые моему сердцу книжки, старенький компьютер, купленный по дешевке, письменный стол, висящий над ним диплом филфака….

Я дотронулась до твердой кожаной корочки и тихо сказала:

– Глядишь, и ты на что-то пригодишься.

И в этот момент зазвонил телефон. Я застыла на месте.

Ну, почему, почему я всегда с такой надеждой воспринимаю каждый телефонный звонок? Чего мне ждать? Что принц, приехавший в Москву, пригласит меня на прогулку?..

Я пошла в коридор, на ходу убыстряя шаг. Схватила трубку, дрожащим голосом произнесла:

– Алло…

– Нормально долетела? – осведомилась Женька.

Я опустилась на банкетку.

Это Женька. Всего-навсего Женька.

– Нормально.

– Рада, – коротко резюмировала Женька. Посопела в трубку и сказала:

– Прости меня, Лерка. Я поступила как последняя свинья.

– Не возражаю, – откликнулась я.

– Но я все исправила!

– Каким образом? – не поняла я.

– Потом разберешься. Да, Лерка…

Женька помедлила.

– С Рождеством тебя!

– Я же православная… У нас Рождество позже…

– А по-моему это просто отлично, что можно отметить Рождество два раза! – сказала Женька. – Разве нет? Новый год дважды отмечаем, чем Рождество хуже?

– И правда! – сказала я и засмеялась.

– Лерка!

– А?

Женька снова посопела.

– Ты меня простила?

– Конечно! – ответила я, чувствуя, как с души свалился тяжеленный валун. – Конечно, простила!

– И мы подруги?

– Конечно!

– И ты ко мне приедешь? Потом, в гости? – торопливо уточнила Женька.

– Конечно! – повторила я. И добавила:

– С Рождеством тебя, Женька! Желаю счастья!

– И тебе, – откликнулась подружка. – Пускай на сердце у тебя будет легко, а в кошельке тяжело!

И повесила трубку прежде, чем я успела спросить у нее телефон Виктора.

Я положила трубку на рычаг и застыла в раздумье.

Что делать? Перезвонить Женьке прямо сейчас или чуть позже? Скажем, завтра?.. Да, это будет вполне прилично. Скажу: «Кстати, подружка, совсем забыла. Дай-ка мне телефончик того детектива…»

Конечно, было бы гораздо лучше, если бы он позвонил сам.

Сижу я, к примеру, перед телефоном, размышляю, как его найти, и вдруг – звонок!

Снимаю трубку, а Виктор говорит:

– Привет!

– Привет, – отвечаю я. И спрашиваю:

– А как ты меня нашел?

– Позвонила Женька и сообщила твой номер.

Тут я скажу:

– Дураки мы были, что не обменялись телефонами. Правда?

И он согласится:

– Правда.

А потом спросит:

– Что ты делаешь сегодня вечером?

Я отвечу:

– Пока не придумала.

И Виктор предложит:

– Давай отметим Рождество! Вместе!

А я скажу:

– Давай!..

Здесь мои мечты прервал телефонный звонок. Старенький аппарат разразился истерической трелью, я вздрогнула и сняла трубку.

– Алло!

– Привет, – сказал Виктор.

У меня мгновенно пересохло в горле.

– Привет! – просипела я. Откашлялась и спросила:

– Как ты меня нашел?

– Позвонила Женька и сообщила твой номер.

– А-а-а, – сказала я, чувствуя, как щеки становятся красными. И небрежно проговорила:

– Дураки мы были, что не обменялись телефонами. Правда?

– Правда, – согласился Виктор. Подумал и спросил:

– Что ты делаешь сегодня вечером?

– Еще не знаю.

– Может, отметим Рождество? – предложил Виктор после короткой паузы. – Вместе?

– Давай отметим, – согласилась я.

Тут он замолчал. Молчала и я, потому что не придумала заранее, что должна сказать.

Виктор кашлянул и робко уточнил:

– Значит, мне можно приехать?

– Прямо сейчас? – всполошилась я.

– Это неудобно?

Я оглядела дорожную сумку, валяющуюся под ногами, свою всклокоченную голову и решительно сказала:

– Удобно! Даже очень удобно! Приезжай! Только у меня есть нечего… Холодильник пустой.

– Разберемся, – ответила Виктор. И велел:

– Диктуй адрес.

Я продиктовала свои координаты.

– Буду через сорок минут, – отчитался Виктор.

– Хорошо, – ответила я послушно.

– Сиди дома и никуда не выходи. Вдруг снова разминемся…

– Ни за что! – сказала я и положила трубку.

Прошла по квартире еще раз, постояла перед кухонным окном, прижав ладони к пылающим щекам.

За окном мела поземка. Люди бежали к подъездам, спрятав носы в воротниках и шарфах.

Зима. Пришла зима. Пришли праздники.

Я распахнула створку окна. Холодный воздух радостно рванулся в комнату, охладил мою разгоряченную кожу.

Я засмеялась и тихо сказала:

– С Новым Годом! С новым счастьем!

И если до Нового года еще было время, то до нового счастья оставалось всего ничего. Чуть меньше сорока минут.

Но, как говорится у братьев Стругацких, это уже совсем другая история.