"Ричард Длинные Руки — пфальцграф" - читать интересную книгу автора (Орловский Гай Юлий)ГЛАВА 2Третий день мы двигались через земли сэра Маздэя. Я вспоминал точный выстрел из лука, бросившуюся ко мне леди Беатриссу, потом она рассказывала мне, что хотела лишь предупредить, а вовсе не закрывала своим телом, а еще через три дня обронила как бы невзначай, что вообще оказалась там случайно. Судя по всему, двоюродные братья, что полыхали ко мне лютой ненавистью, смирили гнев, когда сестра оставила замок и ринулась к Барбароссе. Попытались вызволить из моих цепких лап на обратном пути, но леди Беатрисса своим телом закрыла меня от стрелы, тем самым показав, что не хочет моей гибели, и братья прекратили вмешиваться вообще. И вот теперь, раздираемые противоречиями, стараются как-то загладить вину перед сестрой, косвенно помогая мне быстрее завершить миссию и вернуться к ней в замок. Через земли баронов Дридлока, Доделя и Кемса мы прошли таким быстрым маршем, что возмущенные бароны даже не успели собрать войско для отпора. А ту небольшую погоню, что время от времени увязывалась за нами, встречал я лично, переместившись в арьергард. Десятка два точно посланных стрел обычно хватало, чтобы остановить любой отряд. Так повторялось везде, где мы двигались. За неделю мы прошли сопредельные земли, а в начале второй недели вплотную подошли к землям Хоффмана. Я инстинктивно ожидал какое-то отличие, хотя умом понимаю абсурдность такой мысли, климат и растительность не подчиняются административным границам. — Привал! — распорядился я. — Заночуем, а на рассвете перейдем границу у реки, как решили самураи… Всем отдохнуть и быть готовыми! — Обижаете, — сказал Будакер. — Всегда в постоянной готовности. — К чему? — спросил я коварно. — А ко всему, — ответил он твердо. Мне стало неловко, сказал примирительно: — Нервы перегорят. Надо дать отдохнуть. Вспыхнули костры, рыцари наперебой выхватывали из пасти осчастливленного Бобика оленей, кабанов, коз, барсуков. Несколько раз притаскивал таких огромных рыб, что голова и хвост волочились по земле. И когда добычу разделали, зажарили и начался пир на природе, он все еще таскал новую: азарт охотника сильнее страсти вкусно покушать, хотя в этом мог посоревноваться с сэром Растером. Я медленно жевал прожаренное мясо, разговор течет неторопливый, Альбрехт внимательно посматривал на меня, легкая усмешка то появлялась, то пропадала на его тонких губах. — Непохоже, — сказал он, — что размышляете, как захватывать замок Хоффмана. — Вы читаете мысли, — ответил я. — В самом деле, стратег из меня липовый. Когда увижу замок, тогда и начну думать. Что-то мозг у меня… упрощен. — Женщины и мысли, — сказал он, — обнажаются не сразу. Не спешите, все прояснится. — Настоящая свобода мысли возможна только в пустой голове, — сказал я горько. — Вообще мне кажется, что в мою голову мысли приходят умирать. Он усмехнулся: — Глупые мысли бывают у всякого, только умный их не высказывает. Вы слишком уж пессимистичны. Вы что-то увидели там? — Да пока нет… — Да? Вы так внимательно всматриваетесь в лес на той стороне… Я покачал головой: — Да так… Детское ожидание, что в другом королевстве трава другая. И разочарование, что это не так. Его лицо посерьезнело. — Похоже, вы не знаете историю графа Райдестока. Мы прошли рядом с его владениями. Вообще-то стоило бы сделать небольшой крюк… — А что там? Ему подали прут с нанизанными ломтиками мяса. Пахнет одуряюще, но барон только понюхал, вздохнул. — Представляю, какое мясо было бы, если бы остановились в его владениях… У Райдестока, сэр Ричард, весьма странная особенность. Или свойство, не знаю. Некоторые говорят, что это проклятие, хотя я в упор не вижу, почему это может быть проклятием. Наверное, я тоже, как и вы… э-э… упрощен. В общем, владения графа всегда процветали: в лесу уйма дичи, в озере кишмя кишит рыба, в полях носятся, сшибая друг друга, толстые жирные зайцы… Но на это мало кто обращал внимание, пока граф не получил от короля еще один небольшой лен. И вот графский лес всего за неделю незаметно вытеснил прежний хилый лесок… по-моему, дубовая роща вытеснила осиновик. Трава разом поднялась густая и пышная, как везде во владениях графа, дороги стали шире и тверже, их отныне не размывали дожди. — Интересно, — пробормотал я. — Это не шутки? — Представьте себе, нет. Затем лет через десять король решил дать ему земли в северной части королевства: заброшенные, негостеприимные, но крайне важные для короля. Граф согласился, так как размеры пожалованных земель превосходили его прежние втрое. Правда, прежнюю землю он вернул королю, тот подарил ее за службу другому верному рыцарю. — И что, — спросил я с интересом, — нечто изменилось на новой земле? Он кивнул: — Трудно поверить, но земля меняться начала с первого же дня. Сперва вокруг замка, а потом как будто волны пошли от брошенного в пруд камня! Но если волны постепенно затихают, то здесь не затихло. Не усиливалось, но и не затухало. Всего за месяц по всем землям графа Райдестока выросла его знаменитая сочная трава, от которой кони быстро тучнеют и весело играют, поднялась дубрава, в лесах появились те звери, которые всегда были в его лесах… Митчелл вмешался: — Не забудь, на тех землях, которые у графа забрали, все сразу заглохло. Трава завяла, теперь там один колючий бурьян, лес измельчал, зверье мелкое и хилое, а дороги размывает любой дождик, а потом протаптывать приходится заново. К нам начали прислушиваться, все слушают с интересом, хотя многие, думаю, эту историю знают. Когда Митчелл умолк, Альбрехт добавил со смешком: — Дивно то, что вот здесь растут роскошные дубы, кусты ломятся от ягод, трава высокая и налитая соком… а дальше — как не знаю что! И лес не лес, и кусты не кусты, и трава — одно название… Зато сразу видно, где проходит граница владений. Никакую межу проводить не надо. — То есть, — переспросил я, — трава соблюдает административные границы? Альбрехт развел руками: — Я бы сам не поверил. Но когда, после того как граф покинул свои прежние земли и перебрался на подаренные ему, на старых землях исчезло, а на новых появилось озеро… да, то самое, в котором кишмя кишит рыба! И очертания: те же, и на таком точно расстоянии от замка графа, как и тогда, раньше… — А рыбы там особые, — сказал Митчелл. — Особые, — подтвердил Альбрехт. — Граф избыток улова продает, у него всегда купцы толпятся. Рыба нежнейшая, без костей, а еще, говорят, она нашему брату весьма полезна… — Правда, — сказал Митчелл, — мне один рассказывал, он такой рыбы поел и всю ночь баб пользовал… Разговор стал общим, тема такая, что каждый вклинивается, пошли воспоминания, почти каждый либо сам ел такую рыбу, либо знает того, кто ел… Утром я проснулся от неясной возни, рука нащупала меч. В темноте, что сразу перестала быть темнотой, Пес прижал к земле зверя с неясными очертаниями, размером с барана, с ожесточением рвал ему глотку. Часовые у костра спят сидя, я толкнул одного, тот упал. Бобик поднял морду, блеснули клыки, глаза горят пурпуром. Мне стало не по себе, но он тут же подбежал и подставил голову. Я почесал меж ушей, огляделся. Кроме зверя, что остался неподвижным, чуть дальше еще пять неподвижных тел. Под каждым расплылась темная лужа крови. — Что за… Я прошелся по центру лагеря, убитые животные похожи на гигантских кошек, хотя кошки вроде бы не ходят стаей… Но как прошли, как сумели усыпить стражу, почему не начали прямо с тех часовых, что в передней линии? Холод прокатился вдоль хребта. Этих зверей кто-то направил. Возможно, не сами звери использовали усыпляющую магию, а тот, кто их привел… Пригнувшись, словно под обстрелом, я с мечом в руке долго вслушивался, всматривался, задействовав все виды зрения, однако везде оставалось тихо. — Все, — сказал я Бобику, — благодарю за службу! А теперь давай спать. Они получили урок и больше не сунутся. Я лег, укрылся одеялом, Бобик устроился было в ногах, но я похлопал по земле рядом, он торопливо лег, осчастливленный, пока я не передумал. Веки я опустил на случай, если кто наблюдает, а термозрением и запаховым прощупывал вокруг, в любую секунду готовый ухватить меч и прыгнуть на врага. Бобик подвигался, устраиваясь, через пару минут я услышал его ровное глубокое дыхание. Я лежал так до рассвета, а потом, убедившись, что никто не придет, и сам незаметно провалился в сон. Барон Альбрехт, что спит рядом, открыл глаза, Бобик как раз широко зевнул, показав ему острые клыки. На лице барона проступило высокомерное неодобрение: совсем я забаловал собаку, нельзя же так, скоро и на голову сядет, собаки всегда стараются отвоевать в сердце хозяина больше места, чем тот выделяет. Потом заметил растерзанных чудовищ, вытаращил глаза. Зайчик громко фыркнул, он тоже заметил, но это же такая мелочь, нечего из-за этого так прыгать и ластиться, будто сделал невесть что огромное. Лагерь постепенно просыпался, началась суета. Макс выглядел таким потрясенным, что едва не плакал. Ему начали рассказывать, что пришли кундзели, очень редкие звери, их считают исчезнувшими, но вот, смотри, появились… — Главное, — сказал Альбрехт твердо, даже слишком твердо, — раз мы их увидели, то больше не увидим. Нет людей, которые видели бы их дважды. Я буркнул: — Есть и другая причина. Альбрехт посмотрел с вопросом, понял, ухмыльнулся. — Ну да, вообще-то да… Наше счастье, что эти зверьки не расплодились! Но собачка у вас, сэр… Что за собачка, чудо. Расцеловал бы, но боюсь, что она и меня… того… как кундзеля. Все завтракали и держались как пришибленные, а с места снялись вдвое быстрее обычного. И уходили на рысях от проклятого места, где абсолютно все выказали себя полностью беспомощными. Я постоянно выезжал вперед, носился на большом расстоянии вокруг нашего войска, отыскивая потенциальные опасности. Никто не понимал, почему мы трижды меняли направление, я туманно ссылался на чутье, рыцари потихоньку бурчали, тем более что ничего не происходило, разве что Митчелл и барон Альбрехт помалкивали. Барон справедливо полагал Митчелла не слишком смышлёным, но то, что Митчеллу король сразу выделил прекрасный участок земли с замком и деревнями, натолкнуло на мысль, что Митчелл если и не умен, то чутье у него есть. И когда Митчелл начал уговаривать поспешить ко мне на выручку, барон после серьезных колебаний решил рискнуть. И вот теперь чует, что мои частые отлучки имеют отношение к странно благополучному проходу через земли независимых и крайне самолюбивых лордов. Впереди белеет нечто вроде редкого частокола из белоснежной слоновой кости, тянется вдаль, постепенно уменьшаясь, пока не остались совсем крохотные пеньки. Зато с другой стороны, туда частокол тоже уменьшился, хоть и не сильно, белеет нечто вроде сплюснутого трактора. Всадники шептали молитвы, отплевывались, крестились. Я с дрожью по всему телу представил этого зверя живым. Это же не ископаемое, те давно занесены песком, этот подох не больше чем лет двадцать-сорок тому. Сэр Растер пустил коня вскачь, осмотрел и крикнул оттуда: — Ему шею перекусили!… Вот позвонки расплющены… Ну и челюсти у кого-то… Мне бы такие. А то когда за стол, все самое лакомое другие сжирают. Мне стало еще холоднее, ведь тот, кто загрыз это чудовище, намного крупнее, если ухватил сверху, как пес ящерицу. — Надеюсь, — сказал я, — они уже подохли? Сэр Растер оскорбился: — Сэр Ричард, что вы такое обидное говорите? Они должны остаться, чтобы нам сражаться и выказывать рыцарскую доблесть перед дамами. Будакер пробурчал: — А даму с собой возите? — Зачем с собой, — оскорбился сэр Растер. — Пусть сидит у окошка в высокой башне и сопит в тряпочку. А про доблестные подвиги в честь ее красоты я сам расскажу! Или вы сомневаетесь в моем умении рассказать, чтобы она поняла, что я убил дракона, а не привязанную корову? — Нет-нет, — сказал Будакер поспешно. — Уберите руку с меча, я вас уважаю, сэр Растер! — Не врете? — Сэр Растер! — Это я шучу, — объяснил Растер великодушно. — Нет у вас чуйства юмора, сэр Будакер. Я смотрел на скачущих навстречу всадников из разъезда. Один прокричал с ходу, что впереди замок Хоффмана. О нашем войске уже знают, замок спешно готовят к обороне. Обозы с провизией удалось перехватить, один вернули от самых ворот. Двое из наших легко ранены стрелами со стен, одного сильно ушибли камнем. — Молодцы, — сказал я. — Пусть в замке думают, что начнем длительную осаду. Сэр Будакер спросил с непроницаемым лицом: — А мы будем штурмом? Я покосился на его спокойное лицо. Будакер, принеся мне присягу верности, никогда не оспаривает и не сомневается в моих приказах и распоряжениях. И вообще проводит везде мою политику, не докучая мне мелочными вопросами. — Одно скажу точно, — ответил я уклончиво, — мы обязаны взять быстро. Иначе к Хоффману придет подкрепление намного больше, чем сможем собрать мы. Он кивнул: — Да, у всех лордов одинаковые интересы. Хоффмана могут не любить, но ему помогут. — Запоминайте все, — сказал я медленно. — Владения Хоффмана граничат с землями королевства Гиллеберда, а сам Хоффман принес ему присягу, что вообще-то нарушение наших законов. Однако Гиллеберд не может открыто прислать помощь Хоффману, это будет означать войну с Барбароссой. Они слушают почтительно, но в глазах всех рыцарей я видел вопрос: зачем эти прописные истины, они это знают, лучше говори, что будем делать. — Дело в том, — закончил я, — что замок Хоффмана, как и все его владения, я отдаю в пользование сэру Будакеру. Хозяином здесь должен быть человек опытный, честный, верный своей клятве… Да и всякий пошедший за мной, когда я был никем, должен быть вознагражден достойно. Будакер задохнулся, смотрел на меня выпученными глазами. Я замолчал, рыцари довольно зашумели, Будакера хлопали по плечам, по спине, поздравляли. Он опустился на колено и сказал прерывающимся голосом: — Сэр Ричард! Я не смогу вам служить более верно, чем служил раньше! Я вытащил меч, сверкающее лезвие с лязгом ударило плашмя по его плечу. — Встаньте, сэр Будакер, лорд Аваддонга, Деми Эли-аса и Трендеркиса!… Мы возьмем это разбойничье гнездо. А дальше вам предстоит твердо отстаивать интересы Армландии и не поддаваться на льстивые посулы короля Гиллеберда. Он вскочил, сияя, как ангел. Только что был бесщитовым рыцарем, уже и надежду потерял что-то получить от маркиза Плачиды, а прослужил верно и преданно двадцать лет, а сейчас сразу такое богатство, такие земли, такой замок! |
||
|