"РИЧАРД ДЛИННЫЕ РУКИ - ГРОССГРАФ" - читать интересную книгу автора (ОРЛОВСКИЙ Гай Юлий)Глава 16Рыцари повернулись ко мне, но я понял, что теперь смотрят не на меня, а за мою спину. Я уже не интересен. Примелькался, а вот Тамплиер… леди Филиппа… Я соскочил на землю, в ногах все еще слабость, протянул руку теперь уже моей собственности в розовом платье. - Прошу вас. Она оперлась о мое плечо и соскользнула с коня, быстрая и грациозная, как белка. Я держался настороженно, хоть ее и передали с рук на руки, как купленную козу на базаре, но все-таки леди… С другой стороны - все по-честному, по рыцарскому соглашению, а она живет в насквозь рыцарском мире и принимает его законы. Тем более что непростая коза, а высокородная леди Филиппа, дочь барона Кракатаурвица, знатока и строгого ревнителя рыцарских правил, законов и обычаев. - Сэр Норберт, - сказал я, - проводите мою пленницу в шатер сэра Тамплиера, который он крайне любезно оставил мне. Вместе с этой дамой. Норберт вскинул брови, леди Филиппа на мои слова никак не отреагировала, и он наконец поклонился ей, сказал нерешительно: - Прошу вас, леди… Я проведу вас… Барон Альбрехт смотрел им вслед, а когда Норберт откинул перед нею полог, пробормотал: - А зачем она вам, сэр Ричард? - Странный вопрос, - буркнул я. Он покачал головой. - Да ладно… Мы все понимаем, что для утех куда удобнее служанки. А эта, судя по лицу и вообще… по всему, особа своенравная и капризная. Таких пленников, как и пленниц, стараются либо не брать, либо поскорее сбывают с рук. - Взяв подороже, - вставил Макс. Растер посмотрел на него с кислой улыбкой. - Разумеется, наш юный друг знает больше нас в таких вопросах. Кто в чем преуспевает, понятно. Одни в ратном деле… Макс густо покраснел и сказал, оправдываясь: - Сэр, но я только повторил ваши слова! Я, как верный ваш младший соратник, живу вашими словами и поступками! Рыцари захохотали, Макс обиженно набундючился, а я заговорил, разряжая ситуацию: - Что делать, надо же было какую-то рестрибуцию или хотя бы репарацию наложить на сэра Тамплиера? - Коня бы взяли, - сказал он с недоумением. - Такой конь, а? За такого коня я бы десять таких лядей! - И я бы, - согласился я. - Даже одиннадцать дал. А то и двенадцать! Но коня пришлось оставить. Как и все доспехи. И меч. Ему и во всем железе придется совсем не сладко в той крепости. Как вы помните, ее можно сдуть, как соломенные домики трех поросят. Он покачал головой. - А вам еще неслаже с этой леди. Я покачал головой, понизил голос: - Насчет нее у меня другие планы. - Перепродать? - спросил сэр Растер заинтересованно. - В самом деле, вернуть родителям, - объяснил я. - Я же отнял ее у некого Тамплиера, что держал ее в своем шатре неизвестно для каких целей! Сэр Растер посмотрел с укором. - Сэр Ричард, неужели вы такое скажете? Я ощутил неловкость, отмахнулся: - Я как раз смолчу. Но факт, что отнял у Тамплиера и доставил родителям, скажет в мою пользу лучше всяких речей. Политик должен повышать свою репутацию всеми доступными средствами! А Господь простит, я все творю во славу Его имени. И во славу пока еще справедливой, победоносной и совсем не политкорректной церкви. - Аминь, - сказал сэр Растер. - Аминь, - согласился и барон Альбрехт. - Особенно если учесть, что ее родители, семейство барона Кракатаурвица, тоже из клана, который издавна ревниво оберегал свою самостийность. Не будь у них в соседях воинственные и гордые бароны, их клан вполне мог бы расширить влияние и на центральную Армландию. Вы понимаете, что это значит? - Претендовал бы на корону? - А чем черт не шутит? Остановить их было бы трудно. - Гм, - сказал я, - тогда я должен сам отвезти ее родителям! Сильных людей предпочитаю иметь на своей стороне. В шатер я вошел без всякого галантного смирения. Учтивость учтивостью, но мы учтивы только тогда, когда нам это ничего не стоит. Если же из-за моей учтивости мне попробуют сесть на голову, а эта леди из таких, то надо сразу объяснить ей в понятных терминах ее место. Леди Филиппа полулежит на коврах, взгляд рассеянный, изящные пальцы играют цепочкой на тонком поясе. - И что теперь? - поинтересовалась она, выдержав мой по-бараньему прямой рыцарский взгляд. - Теперь, - повторил я, - теперь вы расстались с возлюбленным Тамплиером… или вы ему жена?… и отправитесь дальше, дальше… Она удивилась: - Никакая я не жена ему! И не возлюбленная. - Гм, - сказал я с недоверием, пусть думает, что мне надо объяснять на пальцах, - а хто? Она ответила живо: - Вы не понимаете, сэр Ричард! Меня похитил граф Гогенлоэ-Ингельфинген со своими людьми, но сэр Тамплиер по просьбе моего отца немедленно пустился в погоню, настиг в одном красивом ущелье. Надо ли говорить, что граф и его люди остались там воронам на расклевание? - На расклевывание, - поправил я. - Да ладно, хоть на расклевательство! Но на обратном пути мы повстречали вас, сэр. - Ричард, - сказал я. - Сэр Ричард, - послушно повторила она. - Просто Ричард, - поправил я и добавил злорадно: - Нам придется целый год быть вместе, дорогая. Только через двенадцать месяцев я верну вас сэру Тамплиеру. А он отвезет вас к вашим родителям. Будете знать, как гулять по ночам далеко от замка. Она возмутилась: - Я не гуляла!… Меня выкрали прямо из замка! Почти… - «Почти», это как? - Из сада, что при замке! И вообще, что вы имеете в виду насчет целого года вместе? - Вы в какой-то мере заложница, - объяснил я. - Сэр Тамплиер лучше будет управляться с замком, зная, что вы в недосягаемости и в моей власти. И что получит вас только через год, да и то, если выполнит все условия. Так что вы успеете изучить все мои сексуальные прихоти за это время. Правда, они все примитивные, но все-таки, все-таки… Она ахнула, смотрела на меня округлившимися от возмущения и ужаса глазами. - Что? - Я же тиран, - напомнил я. - И самодур. И неограниченный деспот. Ну, пока что районных масштабов, но ведь и вы, эта… не всекоролевская значимость? - Я - леди Филиппа, - ответила она и гордо выпрямилась, выпячивая небольшую, но красивой формы грудь. - Мне трубадуры посвящают песни! И баллады. Один даже поэму пишет! Я кивнул понимающе. - Значит, хорошо кормите. Посмотрел бы я на того, кто живет при вашем дворе, а песни посвящает леди из соседнего замка! Уверен, у вас виселица не пустует, не пустует… Она задохнулась от возмущения, а я поклонился галантно-покровительственно, ухитрившись в одном жесте показать, что хоть я и само совершенство в манерах, но в то же время и ее господин. Так что если начнет качать права, то не поколеблюсь проявить самодурство во всем феодально-пещерном размахе. - Вы… вы… грубы! Невыносимо грубы! - А все-таки жаль, - сказал я сожалеюще, - что вы не его жена. Я человек примитивный, мне чужую жену почему-то слаще, чем свободную женщину… Все-таки и во мне, человеке закона, есть что-то гадкое, подталкивающее ломать заборы или хотя бы писать на них гадости. Все-таки я свинья, свинья. Правда, красивая и с манерами. Она сказала почти со слезами в голосе: - Никакая вы не красивая свинья! А просто свинья! Грубый кабан! - Но ведь в мужчине должна быть некоторая небрежность? - спросил я намекающе. - Словом, мы поладим. Нравится вам это или нет. Я поклонился со зловеще-устрашающим видом, усмехнулся, как положено усмехаться всесильному насильнику, и вышел. С бароном Альбрехтом и Растером мы обошли отдыхающее войско, Макс встретил и отрапортовал бодро, что больных и отставших нет, обоз с походной кузницей подходит, сегодня же нагонит нас, он под охраной, но пока починки доспехов и перековки коней не требуется. - Прекрасно, - сказал я, - благодарю за службу, сэр Макс! Он зарделся от удовольствия, Растер сказал довольно: - Моя выучка! Барон загадочно улыбался. Все мы знаем, что Макс уже знает и умеет больше Растера, но глубоко чтит ветерана за его житейское знание, богатый воинский опыт и сочные рассказы о странствиях. Когда вернулись к шатру, леди Филиппа ждала нас, сидя на обрубке дерева. Судя по ее виду, созрела для решения, к которому я ее подталкивал чуть ли не пинками. Растер посмотрел на нее с неодобрением, но крепко взял раскрывшего было рот Макса под локоть и повел дальше, а барон, напротив, остался и рассматривал мою добычу с нескрываемым интересом. Леди Филиппа сказала живо и с таким живейшим вдохновением, словно эта изумительная идея только что пришла в ее кудрявую голову: - Сэр Ричард! Вы просто обязаны немедленно отправить меня к моим родителям! У вас достаточно людей, чтобы выделить небольшой отряд для охраны. Я поморщился: - С какой стати? У меня свои дела. К тому же у меня обязательства перед сэром Тамплиером. - Продержать меня в шатре год? - осведомилась она ядовито. - А потом вернуть ему? - Год и один день, - уточнил я и посмотрел на нее раздевающим взглядом. - Думаю, за это время мы… гм… притремся. Она процедила ненавидяще: - Я вас убью в первую же ночь!… Барон Альбрехт кашлянул в сторонке, вид подозрительно мирный, сказал консенсусным голосом: - Сэр Ричард, есть вариант. - Какой? - спросил я сварливо. - Пусть леди доставит сам сэр Тамплиер. Я покачал головой. - Его уже и след простыл. Ему нужно спешить в замок Стальной Клык. Эх, что за название… Вот увидит этот сарай Тамплиер, прослезится. Как только король Гиллеберд узнает, что прежнего хозяина мы… словом, сместили, он захочет предпринять какие-то шаги. Тот замок и земли, как вы помните, всегда были под его контролем, хоть это и наши земли. Он сказал учтиво: - Но после вашего… гм… торгового договора с Его Величеством королем Гиллебердом разве предполагаются… всякие недоразумения? Я покачал головой: - Нет. С королем нет. - Так что же? - Могут возникать недоразумения с соседними лордами. В том числе и с теми, кто хозяйничал на землях Гяуссера. Как вы помните, Гиллеберд редко когда вмешивается напрямую. Рыцарь из него хреновый, зато политик… Барон подумал, кивнул. - Понятно, сэр Ричард. Но это не отменяет варианта, чтобы сэр Тамплиер сам отвез леди Филиппу ее отцу. Но потом… когда истечет срок этого обета. Я подумал, сказал нерешительно: - Через год?… Гм… - А что год? - удивился барон. - Пролетит быстро. Леди Филиппа поживет у него, а потом сэр Тамплиер, свободный от всех обетов, сам и отвезет… Леди насторожилась, веселость сползла с ее щек. В глазах проступило непонятное выражение. - Нет-нет, - произнесла она уже не так заносчиво. - Только не с ним снова. Я удивился: - В чем дело, леди? То вы говорили, что лучше этого рыцаря нет на свете, то теперь отказываетесь провести с ним год в замке… Это же так романтично! Вдвоем, когда метель замела все дороги, вдвоем у камина… Она задрожала, отчаянно помотала головой. - Нет! Нет и нет! Ни за что!… Он… слишком хорош. А я не выношу святость в таком… объеме. Мы с бароном переглянулись, тот медленно опустил веки, понимая, что и мы бы не вынесли, так что я поступил мудро, сразу убрав Тамплиера подальше, чтобы не портил наше войско. А то еще евангелия возьмут в руки вместо мечей и топоров. Барон вздохнул: - Понимаю, женщинам нужна некая порочность. Потому вам так и не хочется уходить от нас… особенно от сэра Ричарда. Но, возможно, сэр Ричард уважит вашу просьбу? Если это, конечно, просьба? Она сжала челюсти, глаза метали молнии, девушка из тех, кого с детства приучали не просить, а требовать, но, наверное, мама все-таки рассказала, что, когда шкура львицы не помогает, надо одевать лисью, я с удовольствием смотрел, как губы красотки сложились в примирительную улыбку. Ее грудь красиво приподнялась при вздохе, а голос прозвучал уже не требовательно, а почти умоляюще: - Сэр Ричард… Мои родители - могущественные лорды. У отца две тысячи рыцарей, а еще есть у дяди и мужа сестры, все мы поддерживаем друг друга. Если вы доставите меня отцу, он будет вам крайне признателен! Мама будет счастлива. Все-таки я у них единственная дочь… Я подумал, а чтоб было видно, что колеблюсь и никак не могу прийти к окончательному решению, сопел, двигал кожей на лбу, вздыхал, в затруднении оглядывался по сторонам, наконец, в раздражении махнул рукой. - Ладно, уговорили! Даже не знаю, чего это я такой сегодня добрый. - Вы отправите меня к отцу? - воскликнула она. - Отец щедро наградит вас! Я сказал надменно: - Как гроссграф я сам могу наградить кого угодно и куда угодно! Нет, вас я не отправлю к отцу… Она охнула, прижала кулачки ко рту. Я подумал и тяжеловесно закончил: - …но отвезу сам. У меня это получится быстрее. А войско пока отдохнет и потихоньку двинется по нашим следам. За это время барон Альбрехт выяснит, не остались ли где еще очаги гнусного мятежа против вполне законной власти. Барон наклонил голову, пряча довольную улыбку. - Да, сэр гроссграф. К вашему возвращению мы будем иметь всю информацию по Армландии. - И перейдем к следующему этапу, - сказал я. - Вы не забыли, что объединение по Бисмарку Армландии - не самоцель? Он кивнул: - Да, сэр Ричард. С нетерпением жду, что будет дальше. Зайчик подбежал на свист, леди Филиппа удивленно вскинула брови, я вспрыгнул в седло, она спросила изумленно-обиженно: - А я? Я протянул ей руку. - Как галантец, - объяснил любезно, - предоставляю даме право ехать хоть сзади, хоть спереди. - Ехать? - Сидеть, - поправил я себя. - Или вы рассчитываете на роскошную повозку, запряженную двенадцатью лошадьми? Она сказала возмущенно: - Но хотя бы отдельную лошадь! - Вы с Тамплиером как ехали? - спросил я ехидно. Ее плечи зябко передернулись. - Я надеялась, хоть вы… не этот… ну, тамплиер! - Все мы иногда еще те тамплиеры, - заверил я, - но я данном случае это простое удобство. - Удобство? Какое же это удобство? - Увидите, как доберемся быстро. Она с сомнением смерила взглядом моего арбогастра. - В поединке он показал себя… Но в состоянии ли нести двоих? И долго? - Увидите. Она нехотя протянула руку. Пальцы ее показались мне холоднее, чем она сама. Я подхватил ее легкое тело, усадив перед собой. Так интимнее, потому если дама не оговаривает особо, куда ее посадить, большинство мужчин предпочитает держать их вот так. В объятии, можно сказать, так как руки вроде бы заняты поводом, а на самом деле все время почти щупаешь то, что почти в кольце рук. Примчался Бобик с огромной щукой в пасти. От изумления раскрыл пасть, щука выпала и начала прыгать по земле, пугая коней. - Ладно, - сказал я досадливо, - уговорил. Пойдешь с нами. Только не шалить, вести себя тихо! Бобик от избытка счастья попытался запрыгнуть на Зайчика, то ли целоваться с нами, то ли сесть на свободное место на крупе и ехать, как человек. Зайчик моментально ударил копытом, Бобик увернулся, стальная подкова блеснула на солнце и с лязгом впечаталась в зеленую стену. Во все стороны брызнули струи зеленого сока, со змеиным шипением взметнулись искры, а люди присели от громового удара. С той стороны стены вылетела, раздирая паутину виноградных лоз, массивная гранитная глыба. Стена задрожала, послышался треск. Барон Альбрехт вскинул голову, глаза его округлились. - Разбегайтесь! - закричал он. Зайчик торопливо отбежал, повинуясь моим каблукам. Стена шаталась, камни двигаются, шевелятся, стараются удержаться в гнездах, но Зайчик выбил очень уж крупный блок, треск и пощелкивание все громче, наконец стена медленно начала оседать, виноградные лозы сделали последнюю попытку удержать в прежнем виде, они заинтересованы больше всего, однако глыбы всей массой раздули стену, превращая в шар, лозы затрещали и начали лопаться. Позеленевшие от мха глыбы осели каменным холмом, лишь некоторые откатились в стороны. Альбрехт удерживал испуганного коня, перекрестился. - Все во славу Господа… Уничтожен еще один очаг язычества. - Боремся, - подтвердил я. - Видите, у меня даже конь христианский! Он бросил на Зайчика взгляд, полный сомнения. Зайчик весело ржанул и пошел рысью, потом галопом, а когда наше войско исчезло из виду, грохот копыт перешел в сухую дрожь, а та слилась в тихий шелест. Леди Филиппа, укрываясь от ветра, все больше прижималась ко мне. Зайчик несется красиво и гордо, не вытягиваясь в струну, встречное давление ему нипочем, зато роскошная грива укрывает маленькую женщину, как навесом. Я видел, как она удивленно поглядывает по сторонам. Ноздри Зайчика раздуваются, самому нравится скачка, а в моих ушах уже гремит музыка дикой охоты, когда слетает и тот налет цивилизованности, что еще сохранился, и вот я уже хищный и алчущий крови зверь, могучий и всепобеждающий и побеждающий… Ветер свистит в ушах, леди Филиппа вжалась в меня, думаю, уже не только в попытках подчинить своему обаянию, но и в самом деле укрывается от ветра. Наверняка пожалела, что не села сзади. Вообще-то я никогда не думал, что у меня спина широкая. Но здесь оказалось, что акселерация превратила меня в настолько рослого здоровяка, что мама не горюй, никак не привыкну, что сильнейшие воины поглядывают с опаской. - Он в самом деле быстр, - проговорила она мне в грудь. - Никогда не думала, что можно так… Он как птица. Думаю, вы не захотите с ним расстаться? - Ни за какие деньги, - ответил я ей в макушку. - А если не за деньги, гм… тоже. Просто не представляю, что мне могли бы за него предложить стоящее. А вы представляете? Она благоразумно промолчала. Зайчик шел на большой скорости, но, конечно, я благоразумно не показывал, на что он способен. Если даже свои знают только, что у меня быстрый конь, но не знают, насколько быстрый, то ни одна женщина не узнает тем более. Бобик на бегу пытался заняться охотой, я сказал «фу», и до чего же умный Пес: все понял и бежал сбоку, тихий и послушный. Часа через полтора, когда половину расстояния до ее замка мы прошли, я присмотрел хорошее место на опушке небольшой рощи, там раскидистые дубы простерли ветви так широко, что в тени укроется целое войско, на земле полно сухих сучьев, а широкая полоска зеленой травы сказала яснее ясного, что растет по краям крохотного ручейка. Леди Филиппа соскользнула с седла мне в руки, как легкая добыча, но я принял деликатно и подчеркнуто почтительно. Я ушлый малый, милая, знаю, как добыча легко превращается в охотника, а охотник становится добычей. Она даже прижалась ко мне на миг, но я вот такой тупой, намека не понял и не воспользовался, а нынешние леди, к счастью, еще не расфеминизировались до стадии, когда сами хватают нас за гениталии и прямым текстом говорят, глядя в глаза, что от нас ждут. Я собрал сучья, разжег костер, не показывая, почему он вспыхнул у меня так быстро, выложил на полотенце сыр, холодное мясо, хлеб и сласти. - Еще до заката вы обнимете своих родителей, - пообещал я. - Так быстро? Мне показалось, что произнесла она без достаточного ликования. - Уверяю вас. Она в задумчивости посмотрела на Зайчика. - Неужели он способен мчаться еще быстрее?… Дивный у вас конь. - А я? - спросил я обидчиво. - Как-то вы не замечаете самое очевидное! Она посмотрела на меня критически, потом кивнула. - Ах да, вы же победили самого Тамплиера… - Ну да! И вообще я просто чудо. И красавец, не находите? Она снова окинула меня оценивающим взглядом, повторила в глубокой задумчивости: - Странно, вы все же победили Тамплиера… Мне ее тон показался чем-то подозрительным, я ответил с небрежностью: - Так уж кости выпали. Она покачала головой. - Вы сильнее, - сказала она с непонятным выражением. - Мужчина должен быть сильным! Самым сильным. Я ощутил неловкость, за спиной нехорошо поносить противника, сказал честно, теперь уже можно: - Я не сильнее. Тамплиер все-таки сильнее. Она удивилась: - Это как? - Да так, - ответил я кротко. - Просто сильнее. Как по вере, так и по мышцам. - Но вы же его победили? - Победил. - Так что же? Я вздохнул. - Победить можно по-разному. - А как победили вы? Подрезали его коню подпруги? Я покачал головой. - Такой примитив заметят сразу после поединка. Она прищурилась. - А что, - спросила она ехидным голосом, - была такая мысль? Я развел руками, уклоняясь от прямого вопроса. - Мало ли какие мысли приходят даже в такую умную голову, как моя. В мыслях мы все грешим, хоть и не должны. Но наяву я осторожнее, так просто не попадусь. Вы не заметили, что я человек тонкий? Просто невероятно, какой тонкий? Она фыркнула мне: - Вы? Тонкий?… Не тоньше, чем вон то бревно!… Нет, даже вот то, что свалилось под своей тяжестью. И от старости. И трухлявости. - Ага, - сказал я с самодовольством, - начинаются колкости! Потом взаимная вражда, затем медленное и поэтапное примирение, в конце концов оказываемся в одной постели. Под одним одеялом. В жарких объятиях, сгорая от пламенной и всепожирающей страсти… Ну, почему всегда так одинаково? Я горестно вздохнул, она испепеляла меня взглядом. - Мечтайте, мечтайте, - произнесла так, как говорила бы Снежная королева. - Все-таки как вы сумели одолеть сэра Тамплиера? - Заронил сомнение, - объяснил я. - Человек он честный, к себе относится с той же строгостью, как и к другим… а то и более строго. Я обвинил его в гордыне, а в гордыне вообще-то можно обвинить любого. Тем более рыцаря. Все рыцарство выросло из гордыни!… Только мы ее маскируем так, что даже сами забыли, что это и есть гордыня… Тамплиер по моей наводке отыскал ее в себе, усомнился в своей непорочности, и это позволило мне выбить его из седла. Она перестала улыбаться, глаза сузились, а щебечущий голосок приобрел неприятный оттенок: - Значит, вы победили его нечестно? - Честно, - возразил я. - Как же честно? - Точно по условиям схватки, - пояснил я. - А кто что говорит - это не регламентируется. - А вы чем воспользовались? Колдовством? - Слово - великая сила, - сообщил я многозначительно. - В начале было Слово. Думаю, в конце тоже будет Слово. Только другое. Она все больше серьезнела, спина ее выпрямлялась, от дружеской теплоты общения не осталось и следа, я замолчал, уже видно, что сглупил, не надо было такое рассказывать, но как же, восхотелось показать себя не только Ахиллесом, но и хитроумным Одиссеем. Наконец она проговорила совсем ледяным голосом: - Таким образом, я еду не с сильнейшим в мире рыцарем, а с жуликом, который сумел нечестно и даже подло победить благороднейшего из живущих на земле мужчин! Я поморщился: - Леди, оставьте эти рыцарские штучки. Женщины - ближе к природе, им должно быть важнее другое: кто победил, уцелел, выжил. Мне самому такое противно напоминать, но скажу: чаще бывает, что честные и отважные герои полягут в битве, а сбежавший подлый трус возвращается и брюхатит их овдовевших жен! Таким образом герои лишаются бессмертия даже в детях, зато потомство труса определяет развитие цивилизации. Она отвернулась, я пристыженно умолк. Такая отвратительная правда коробит даже меня, потому мне как политику предстоит и здесь сделать нечто, чтобы трусы не получали преимуществ над честными людьми. А для этого, увы, придется воевать как можно меньше, другого пути пока не вижу, а еще перед трусами и жуликами возвести прочные барьеры, через которые честные люди будут проходить, даже не замечая… Мы заканчивали обед, когда Бобик вдруг вскочил и унесся очень уж целенаправленно, а Зайчик насторожил уши. Вскоре донеся конский топот, в нашу сторону мчались, придерживая испуганных Бобиком коней, рыцари в походных доспехах. Я поднялся, рассматривая их внимательно. Мой меч рядом, достаточно протянуть руку, все остальное тоже при мне, а главное - Зайчик готов подставить спину, так что уйду от любой погони. Всадники на крупных рыцарских конях, покрытых красными, зелеными, оранжевыми попонами, у многих коней пышные султаны между ушей, как и у всадников на шлемах. Панцири блещут, на треугольных щитах разъяренные львы, тиры, вепри, медведи, только у одного мелькнул молодой дуб с вырванными корнями, я уж подумал, что знаю его имя, хотел удивить эрудицией, но дубоватый рыцарь затерялся в задних рядах. Они не опускали копья для схватки, зато окружили так, чтобы я не смог при неблагоприятном развитии событий удрать. За моей спиной раздался довольный возглас моей пленницы: - О, здесь и сэр Пениберд!… И сам доблестный сэр Рабермэйл! Ну вот и все, сэр Ричард!… Вы свободны. Это люди моего отца, дальше я поеду с ними. Рыцари согласно зашумели, один проворно покинул седло и, подбежав к нам, преклонил колено. Леди Филиппа попыталась проскользнуть к нему, но я придержал ее рукой. - Нет. Она вскрикнула негодующе: - Что это значит? Рыцари смотрели заинтересованно, но еще без вражды. Я покачал головой и повторил: - Нет. Я обещал сэру Тамплиеру доставить вас к родителям. Мой долг рыцаря так и поступить. Рыцарям, похоже, не понравилось, в то же время понимают мою правоту. Нельзя женщину передавать в руки незнакомцам, надежнее ее лично доставить в замок отца. Она сказала возмущенно: - Я приказываю! Я покачал головой. - Я не ваш человек, высокородная леди. Мне вы не можете приказывать. - Рыцарь должен подчиняться даме! - В куртуазных делах, - напомнил я. - А здесь дикое поле, где правят совсем другие законы. - Здесь мои люди! Я развел руками: - Извините, но мне кажется, ваши рыцари понимают мою позицию. Она сказала резко: - Здесь приказываю я! Рыцари молча отводили взгляды. - Во всем, - согласился я, - что не касается ратных дел. Зато в таких важных, как вышивать, вязать или закалывать волосы. И всякие там гребни носить - это самое важное, я не спорю и не пытаюсь вмешиваться. Даже подсказывать не рискну. Коленопреклоненный лорд опустил взгляд, пряча усмешку. Другие рыцари поглядывали индифферентно, но один, отличающийся огромным ростом и массивной фигурой, весь медведистый и с гербом медведя на щите, прорычал с вызовом: - Сэр, на вашем месте неблагоразумно спорить. - Мне? - спросил я надменно и с наигранным изумлением. - Вам, - ответил он с нажимом. - Я эту леди отобрал у сэра Тамплиера, - сообщил я, - победив в поединке. Наступило молчание, все смотрели с великим почтением, даже медведистый притих, но леди Филиппа прокричала возмущенно: - Он победил Тамплиера нечестно!… И он сам в этом признался. Рыцари начали переглядываться, а медведистый взревел злорадно: - Я так и знал! Я спросил холодно: - Что вы знали, сэр? - Что обманом заполучили нашу леди!… Сэр Тамплиер не тот рыцарь, который вам отдал бы! - Что, - уточнил я, - леди? Он, как ни странно, в ловушку не попал, а проревел еще злее: - Победу! Я сказал еще холоднее: - Сэр, это звучит как обвинение. Он рыкнул: - Это оно и есть! - Тогда это еще и оскорбление, - добавил я. Он выпрямился во весь рост и грянул во весь голос: - Принимайте его, как поняли! Напряжение сгустилось, рыцари начали подавать коней в стороны, только медведистый остался на месте. Я вздохнул: - Леди Филиппа, у вас очень неучтивые рыцари. Уж извините… Медведистый взял в руки копье, но увидел, что я и не подумал шагнуть к своему жеребцу, прорычал довольно, что так еще лучше, спешился и снял с седла огромный двуручный меч. - Я барон фон Данберг, - сказал он так громко, что это имя должно меня испугать. - Так и напишу на вашей могиле, - сообщил я любезно. Леди Филиппа напрасно тянула за повод и дергала Зайчика. Он и не догадался сдвинуться хотя бы из вежливости, а рыцари зачарованно ждали поединка. Я сделал несколько частых и неглубоких вздохов, очищая мозг и нагнетая адреналин. Прошло то время, когда я дрался здесь так, как дерутся другие, осторожничал и подражал чужой манере боя, по глупости полагая, что раз эти люди дерутся с детства, то умеют это делать лучше меня. Барон с диким ревом бросился в атаку, явно пытаясь сбить с ног тяжестью своего закованного в наковальни доспехов тела. Я в последний момент быстро шагнул в сторону, зато моя правая рука еще раньше начала движение с таким ускорением, что едва не рвутся мышцы. Раздался жуткий лязг, барон пронесся мимо, как носорог, но голову его закинуло назад с такой силой, что края шлема заскрежетали о панцирь спины. Он рухнул, я подошел к Зайчику и поднялся в седло, хмуро посмотрев на побледневшую леди Филиппу. Она, как зачарованная, покорно приняла мою руку, и я легко поднял ее к себе на коня. На этот раз она предпочла занять место на конском крупе. - Этого кабана, - бросил я холодно, - можете забрать, можете оставить. Думаю, запомнит тяжелую руку сэра Ричарда. Да и не только он… Рыцари спешивались, к поверженному подходили осторожно, еще не веря и ожидая, что барон вскочит и с ревом потребует, чтобы я сражался. Когда перевернули на спину, даже я поморщился. Забрало вбито вовнутрь мощным ударом с такой силой, что кровь брызнула даже из расщепа на макушке, куда вставляют перья. - Он… - проговорил один рыцарь потрясенно, - убит? - Не думаю, - утешил я, - жить будет. А вот питаться всю жизнь манной кашкой не так уж и плохо. Вполне здоровая пища. Хоть и полнит. Они смотрели ошалело, один удар - и с сильнейшим рыцарем отряда покончено. Для них ужас ситуации в том, что боя фактически не было. Я просто нанес удар, один удар, в то время как рыцари дерутся долго, мечи звенят, высекают искры, доспехи раскалываются, как толстые скорлупы орехов, бойцы сопят, кряхтят, вздыхают, стонут, выкрикивают проклятия и оскорбления. Но я видел разные бои и в разных стилях, уже понимаю, как у этих людей выигрывать именно быстро. А мое преимущество в рефлексах позволяет это сделать. - Отправляемся дальше, - велел я, - но если хотите оказать помощь барону, я могу по вашей просьбе задержаться чуть. Большинство просто не сообразили, что я сказал, только тот же молодой рыцарь сказал быстро: - Да-да, сэр Ричард, мы просим вас задержаться чуть, пока мы снимем доспехи с сэра Данберга и окажем ему помощь… Покореженный шлем скрипел, скрежетал, уже не шлем, а смятое железное ведро. Трое могучих рыцарей отгибали углы, у двоих нашлись инструменты, едва не распиливали. Я сам скривился, у барона Данберга вместо лица сплошное кровавое месиво, зубы вбиты в глотку, разве что зубы мудрости уцелели, хотя, думаю, этих зубов у рыцарей все еще нет. Зубы мудрости - это уже эпоха промышленной революции… Мы поехали впереди, меня уже в самом деле не заботило, что и как там с бароном, зато это урок всем остальным. Наглядные уроки воспринимаются лучше, чем сто тысяч мудрых заповедей. Я старался держать лицо ровным и спокойным, но меня чуть ли не трясло от осознания, что со мной что-то происходит. Я же разбил ему лицо с таким удовольствием… с таким наслаждением! Хотя мог бы просто сшибить с ног, вырубить, все равно была бы победа. Но что-то во мне меняется, я чувствую радость от схватки. Это, как его, упоение в бою. Это что же, я интеллигент с кулаками? А бывают такие? Ладно, если не было, то я - первый. На Зайчике я мог бы домчаться, как и собирался, с леди Филиппой достаточно быстро, но с отрядом рыцарей так не получится, зато можно установить контакты, это же мои люди, я ими правлю, хоть они еще не подозревают. Самым смышленым выглядит виконт Клаудардель, молодой и жизнерадостный, хотя иногда кажется, что жизнерадостность напускная. Он словно прочел Карнеги, что человек с улыбкой нравится всем, вот и сияет… Рыцари Кент, Аларлис и Рене выглядят авторитетными, знатоки традиций, с этими я тоже язык найду. Остальные пока не ясно, чем дышат, но, похоже, пойдут за лидерами, как и положено рыцарям, верно и преданно. Солнце медленно опустилось за темный край земли, очень красиво смотрятся темные силуэты скачущих всадников на фоне зловеще-красного заката, будто несемся в пылающий ад, а небо над нами уже темное, земля еще темнее. Взошла огромная луна и повисла над краем темной земли, и снова темные силуэты скачущих рыцарей внезапно появляются на бледном круге луны и так же быстро исчезают. Наконец конт Инурлинг с досадой велел присматривать место для ночного привала. На меня поглядывал враждебно, я прекрасно понимал начальника отряда. Если бы не везли со всеми предосторожностями покалеченного мною барона Данберга, еще до восхода луны могли бы въехать в городские ворота и сейчас сидели бы в шумном и веселом кабаке. Для ночлега присмотрели три дуба, что выдвинулись из леса на сотню шагов, словно дозорные, могучие и широко раскинувшие ветви. В лесу так вольно не удастся, тесно, все тянутся вверх, зато здесь похожи на исполинские грибы, как из-за толщины стволов, так и кроны идут широко в стороны, захватывая хоть солнца, хоть звездного неба как можно больше. Один дуб так вообще чудовище, больше похож на вросшую в землю скалу с трещинами и дуплами, а на толстых ветках можно выстроить целый город. Вокруг множество толстых сухих веток, не надо ходить в лес, сразу запылал костер. Оруженосцы разбили небольшой походный шатер, с другой стороны деревьев отыскался небольшой родник с чистой водой. Сэр Инурлинг задумчиво трогал пальцами ствол самого толстого дуба, там содрана кора до белого мяса дерева. Я прикинул, какая должна быть шкура у зверя, который почесался, вздрогнул. - Может, сама отвалилась? Он оглянулся, покачал головой. - Нет, дерево не настолько старое. Либо ацетоки сгрызли, либо рексдаун чесал бок. Весной их часто донимают клещи. - Что для нас лучше? - спросил я. - Рексдаун, - ответил он. - Все-таки не плотоядное. Но перед ним лучше не маячить, больно раздражителен. Хотя при его силе должен быть более величавым. Сказано, животное… Лицо презрительное, вот лев, к примеру, не животное, потому он величавый и держится с достоинством, а всякие быки и коровы - животные, нет в них гордости. - Ладно, - сказал я, - о часовых, надеюсь, позаботитесь? - Да, конечно, - ответил он с любезным равнодушием. Оба чувствуем неловкость, я стараюсь держаться гроссграфом и в то же время как бы не гроссграф, чтобы не вызывать на конфронтацию этих гордых рыцарей. Не думаю, чтобы они вот так взяли и признали мою власть. Власть должна подкрепляться чем-то более весомым, чем могучий удар в зубы одному из их соратников. Сам Инурлинг со своей стороны старается избегать всяких намеков на свое отношение к моим претензиям на верховную власть в Армландии. Возможно, в самом деле еще не решил, а может быть, просто не хочет говорить прямо в лицо, куда мне засунуть все мои претензии на гроссграфство. Рядом с головным дубом три плоских валуна, белых, словно черепа давно вымерших чудовищ. Сэр Инурлинг по-хозяйски уселся на самый крупный и оглядел отряд оценивающе. Похоже, не собирается передавать мне бразды управления. - Ночь пройдет быстро, - сообщил он мне потрясающую новость, - а на рассвете выступим. Отоспимся уже дома. - Да, - согласился я. - Если ночью снятся кошмары - надо спать днем. Он посмотрел на меня косо. - Нам не снятся кошмары. Спокойной ночи, сэр Ричард! - И вам того же, - пожелал я. Когда все уснули, за исключением часового, тоже сонного, я вошел в личину исчезника и тихохонько приблизился к шатру. Голоса доносятся тихие, словно таятся даже от своих, я обострил слух и перешел на тепловое зрение. Сквозь тонкую ткань видно четыре фигуры, в одной сразу узнал леди Филиппу, ее да не узнать, рядом с нею конт Инурлинг, напротив Аларлис и Рене. - Мы не поедем в замок Данубвиль, - говорила леди Филиппа убеждающе. - Прямо от реки свернем и двинемся к замку Кронцверк! - Зачем? - спросил конт Инурлинг. - Ваши родители в Данубвилле. - Мои родители, - огрызнулась леди Филиппа, - могут поддаться этому чудовищу! Он бывает, бывает… очень убедительным. Сэр Аларлис проговорил сдавленно: - Но что в Кронцверке? - Там сенешалем сэр Йокаст, - сказала леди Филиппа. - Он верен лично мне. Мы заманим этого гроссграфа в замок, а там схватим и бросим в подвал. И Армландия будет свободна! Рене проговорил с сомнением: - Я слышал, что часть лордов готова его признать гроссграфом. Инурлинг сказал зло: - Часть уже признала. Трусы! - Трусы, - согласился Аларлис, - тем более нам нужно лишить его силы. Леди Филиппа права, он сам лезет в ловушку. Пусть он получит то, что заслуживает. Инурлинг громыхнул: - Я согласен. Рене проворил медленно: - Я не согласен, но я сделаю все, как скажет мой сюзерен. Инурлинг проворчал одобрительно: - Ты молод, но ты ведешь себя как истинный рыцарь! Верность сюзерену - превыше всего. Мы схватим этого, посмевшего называть себя таким титулом, заставим отречься… - Но если он не гроссграф, как заставим отречься от того, чего нет? Аларлис ответил за начальника отряда: - Заставим отречься от этой бредовой идеи! У него есть владения в Сворве и Коце, пусть ими и довольствуется. И то ему очень повезло. Очень. - Мы такие, - буркнул Инурлинг, - что и отобрать можем. - Как Сворве, - хихикнул Аларлис, - так и Коце. Мои кулаки стискивались, будто уже сжимаю горло. Я медленно отошел от шатра, а потом так же осторожно вернулся к мирно посапывающему Бобику. Я сел с ним рядом, уже выйдя из личины, обдумывая ситуацию. Бобик поднял голову и заворчал. В глазах загорелись красные огоньки. - Тихо-тихо, - прошептал я. Из темноты вынырнули широкие приземистые фигуры. Пахнуло опасностью, я успел подумать, что же делают часовые, и тут нападавшие взревели, в их руках заблистали отполированные до блеска огромные дубины. - Тролли! - раздался крик. - На лагерь напали… Вопль сменился хрипом, я выхватил меч, яркий свет костров мешает видеть напавших отчетливо, но двух набежавших на меня я зарубил достаточно быстро. Справа и слева звенела сталь, раздавались крики. Рыцари хватались за оружие и сразу же, как разъяренные муравьи, набрасывались на противника. Я только защищался, пятился к шатру, но тот уже и без меня защищают с десяток рыцарей. В костры бросили весь заготовленный на ночь хворост, пламя взвилось выше самого дуба. Тролли с недовольным ревом начали отступать, наконец развернулись и пропали в темноте. Конт Инурлинг резким голосом выкрикивал приказы, рыцари стали в широкое кольцо и начали расширять его, добивая раненых троллей и подбирая своих. Я крикнул Инурлингу: - Я догоню и посмотрю, кто их послал! Он не успел рта раскрыть, как резко простучали копыта Зайчика, мы исчезли в темноте. Я слышал хруст кустов, топот и злобное разочарованное хрюканье убегающих. Некоторое время справа и слева мелькали серые силуэты деревьев, затем мы вырвались на простор. Вернулся я на рассвете, усталый и замученный. Еле сполз со спины Зайчика, а Бобик так и вовсе доковылял до костра и разлегся там, спугнув присевших отдохнуть оруженосцев. Конт Инуринг встретил меня презрительным взглядом, демонстративно внимательно оглядел коня, бросил взгляд на меч. - Что-то припозднились, сэр, - заметил он холодно. - Далеко разбежались, - ответил я тем же тоном. - Хоть и кривоногие. - И что, - спросил он ядовито, - многих зарубили? - Наверняка больше, чем вы, - ответил я любезно. - Вы, кстати, в каких кустах прятались? Он грозно засверкал очами, начал раздуваться, как петух перед схваткой. - Что вам дает право такое говорить… - Я сам беру такое право, - ответил я нагло. - Как гроссграф Армландии. Или вы не согласны с моим титулом? Он задержал дыхание, лицо побагровело, но сдержался, явно вспомнил судьбу своего лучшего воина, которому отныне век питаться манной кашкой и протертыми овощами. Я ждал, он наконец медленно выдохнул застоявшийся воздух и проворил медленно со сдерживаемой яростью: - Я приму решение лордов Армландии. Но пока такого решения не было. - Будет, - заверил я. Он смерил меня лютым взглядом, но не заявил, что никогда и ни за что, лишь пожал плечами. - Тогда и приму. - Вот и поладим, - ответил я почти дружелюбно, но в груди стало холодно. Конт не стал задираться, смирил гнев, такие особенно опасны. Пусть в спину не ударит, все-таки рыцарь, но в момент моей слабости легко и с чувством собственной правоты перейдет в лагерь противника. Уже не обращая внимания на враждебные взгляды, я сотворил чашку кофе, быстро и жадно осушил ее содержимое. Ко мне осторожно приблизился виконт Клаудардель. - Сэр Ричард, мы вообще-то уже позавтракали. Но мы можем задержаться, чтобы успели и вы… Я отмахнулся: - Не стоит из-за такой малости. Вы ведь считаете меня малостью? Ну вот, тогда выступаем немедленно. Я вскочил в седло, леди Филиппа приблизилась и посмотрела с откровенным недоброжелательством. - Вы все еще настаиваете, чтобы я ехала с вами? Я удивился: - А разве что-то изменилось? Рыцари молчали и переглядывались. Наконец она принужденно засмеялась и сказала крайне любезно: - Ах, сэр Ричард! Если бы вы были моим мужем, я бы вам вместо вина подала чашу с ядом! Рыцари заинтересованно прислушивались. Я поклонился и ответил не менее любезно: - Ах, леди Филиппа! Если вы я был вашим мужем, я бы… тут же выпил тот яд! С великой охотой. Она победоносно улыбнулась, принимая как комплимент, привыкла, зараза, что ей говорят только любезности, но виконт вдруг хихикнул, он самый быстроумный, и она посмотрела на него с подозрением, перевела взгляд на других, у тех на лицах тоже начали проступать улыбки. Я не стал смотреть, как изменится ее лицо, предпочитаю красивых женщин, вздернул ее за руку на круп Зайчика и повернул коня вслед за контом Инурлингом. Все торопились и нервничали, но высокие башни замка показались задолго до обеда. Рыцари помалкивали, только трубач помчался вперед и там сигналил, чтобы опустили мост и открыли ворота. Мы приблизились как раз в момент, когда железная решетка ворот с грохотом и нервным подергиванием поползла вверх, тяжелая и массивная. Всадники въезжали, гордо подбочениваясь, народ выкрикивал что-то радостное. Леди Филиппа сияла, милостиво кивала наиболее знатным, лицо ее становилось все лучезарнее. Ее рыцари тоже лыбятся, гордые и красивые, доспехи блещут, кони играют, меня окружили самые сильные и крепкие рыцари и в ожидании поглядывают то на меня, то на леди Филиппу. Леди Филиппа наконец покинула круп Зайчика, ее встретили обещанные сенешаль и его помощники. На меня смотрели уже с неприкрытой враждебностью, словно я не привез их хозяйку, а намереваюсь забрать в свой гарем. Леди Филиппа поднялась на помост посреди двора, рядом с нею появились рыцари в доспехах, и оттуда она заговорила громким и победным голосом: - Сэр Ричард! Вы показали себя могучим бойцом, победив известного бойца Тамплиера, но этого недостаточно, чтобы стать гроссграфом! Рыцари зашумели, я ответил миролюбиво: - Но у меня, наверное, есть и то, что позволяет стать гроссграфом. - Нет, - ответила она почти весело. - Откуда вы знаете? - Для столь высокого места, - сказала она, - недостаточно умело размахивать мечом. Вы арестованы, сэр Ричард! - Вот как? - Да! - выкрикнула она. - Сэр Авейн, примите от него меч. Могучий рыцарь справа от меня протянул руку в мою сторону. Я покачал головой. - У меня оружие именное. Никто мой меч даже не вытащит из ножен. Он повинуется только моей руке. Он буркнул: - Это мы посмотрим! Я медленно снял с пояса меч. Он потребовал: - И молот! Я усмехнулся, отцепил молот и уронил на землю. - Берите, кто сможет. Народ собирался все больше, одни глазели на возню вокруг молота, там после тщетных попыток отдельных рыцарей теперь пытаются поднять по двое силачей, хотя могли бы сообразить, что эту тяжесть никто из них не метнет и даже не замахнется, другие таращили глаза на меня, к которому уже подошли двое кузнецов с цепями в руках. Всех удивило, что я безропотно позволил надеть на себя тяжелые железные цепи. Бобик беззаботно прыгал вокруг меня, все сперва шарахались в ужасе, но рыцари наперебой повторяли мои слова, что этот пес опасен только, если разозлить, а так мухи не обидит. По взмаху руки торжествующей леди Филиппы меня взвели на эшафот, где рядом с виселицей тяжелая колода для рубки мяса. Я подозрительно оглядел ее, свежая. То ли здесь еще никому не рубили головы, то ли просто на этой колоде не рубили. Виконт Клаудардель сказал торопливо: - Сэр Ричард, никто вас вешать не будет! - Хорошая новость, - пробормотал я. - Вам отрубят голову с соблюдением всех правил, - сказал он гордо. - Как знатному рыцарю! - Хоть знатным признали, - сказал я. - Вроде бы должен ликовать, но что-то не хочется. Знаете, я подумал… Он сказал жадно: - Что? Отрекаетесь от гроссграфства? - Нет, - ответил я с тяжким вздохом, - но я согласен приходить в постель к леди Филиппе, как она требует. Хотя еще утром мне казалось, что лучше уж виселица… Он охнул, глаза округлились, я понял по его взгляду, что сегодня же вся правда о настоящих мотивах моей казни станет известна всему двору, а потом и всей Армландии. - И что, - спросил он, - так ей и передать? Я вздохнул, покачал головой. - Но не виселица же? А на плахе, да еще при таком стечении народа… гм… постараюсь, чтобы все было красиво. И чтобы меня запомнили хорошо. Судя по тому, как леди держится уверенно, она здесь полнейшая хозяйка. И все привыкли, что распоряжается только она. Даже рыцари, на что уж привыкли считать этот мир созданным только для мужчин, и то смотрят ей в рот. Она поднялась на помост, теперь ее отделяют от меня только четверо рыцарей в доспехах и с мечами наголо, бросила на меня торжествующий взгляд и заговорила громко: - Сэр Ричард, вы обвиняетесь в попытке установить единоличную власть в Армландии и в желании мерзко попрать священные права лордов! Суд приговорил вас к повешению, но я милостиво заменила его отсечением головы. - Милостивый суд, - согласился я. - Это же надо… когда только и успели. Но можно мне слово? - Нет, - отрезала она. - Пусть скажет, - возразил виконт Клаудардель. - Да, пусть говорит, - воскликнул беспечно и конт Инурлинг. - Нас уговорить не просто. Он расхохотался, но леди Филиппа сказала резко: - Нет! У него слишком сладкий язык, полный яда. Я произнес громко: - Хорошо-хорошо! Но у любого осужденного, даже у презренного вора, есть последнее слово. Неужели вы при таком стечении народа допустите столь вопиющее нарушение? И о вас будут говорить как не о защитнице старых законов, а о попирательнице? Она нахмурилась, сказала еще резче: - К вам такое не относится. - Почему? - спросил я. - Тем более что скажу очень интересную вещь, всех здорово позабавит. В самом деле будет интересно, обещаю. Рыцари зашумели, начали уговаривать ее, а я, не дожидаясь, когда она ответит, вдруг да велит вешать или рубить голову немедленно, заговорил быстро и громко: - Дело в том, благороднейшая и бесподобнейшая леди Филиппа, что я вас раскусил в первый же день. А когда вы ночью собрали своих верных рыцарей в свой шатер, я уже был там. - Что? - вскрикнула она нервно. - В шатре? Это невозможно! - Возможно, - заверил я, - но мне и не понадобилось. Стены шатра не каменные, заметили? Я стоял снаружи и все слушал, такой вот я любознательный. И как вон тот сэр предлагал отобрать у меня даже Сворве и Коце, и как вот тот умник рекомендовал просто казнить без всякого суда. Я слышал варианты моего будущего в темнице, где должен тихо сгнить, и наслушался о способах, как извести меня тихо и мирно в заточении… Я перечислял долго, сейчас это важно, чтобы все смотрели на меня неотрывно и слушали, и я размахивал скованными руками, повышал голос, делал шаги к краю помоста, а снизу тут же предостерегающе ощетинивались остриями пик, взоры всех прикованы ко мне так, что не оторвать, вдруг да брошусь, вдруг да что-то пропустят… Наконец, кода мой словесный поток начал иссякать, леди Филиппа опомнилась и вскрикнула зло: - Врешь! Иначе не пришел бы сам в западню! Рыцари шумели, виконт Клаудардель сказал громко и с тревогой в голосе: - Леди Филиппа, давайте послушаем. Что-то доблестный сэр Ричард слишком уверен. У меня такое ощущение, что он в самом деле слышал… Слишком много совпадений. Я поклонился. - Спасибо, виконт, вам это зачтется… может быть. Дело в том, леди Филиппа, что ваше послание к лорду Камиллу, что вы заготовили, у меня в сумке, можете проверить. А к нему отправился совсем другой отряд. Сейчас лорд Камилл лишен земельных владений, изгнан и находится… гм… думаю, на пути сюда. - Что? - Именно так, - ответил я с удовольствием. - А барон Норберт, которому достались его владения и который заменил гарнизон замка своими людьми, полагаю, уже перекрыл дорогу добавочным войскам конта Инурлинга и сэра Аларлиса. Он же на всякий случай разрушил и единственный мост через реку, так что тем придется двигаться к Скотьему Броду, а там с нашей стороны на берегу уже ждет неплохой отряд арбалетчиков. Так что никто не сумеет выбраться на берег, а река унесет все трупы. - Ты врешь! - закричала она. - Лорд Камилл уже идет сюда! - Сюда идет барон Норберт, - сообщил я. - С сегодняшнего дня он уже барон. Это я к тому, что всегда вознаграждаю тех, кто верно служит мне… даже не мне, а идее объединения Армландии. Я же вам много раз советовал мне верить, а вы… Рыцари серьезнели, переглядывались, очень уж уверенно говорю. Народ во дворе застыл, все взгляды прикованы ко мне. Леди Филиппа вдруг завизжала, теряя достоинство и выдержку высокородной леди: - Ты врешь! Ты все врешь!… Иначе бы не полез в мой замок, откуда тебе живым не выйти! - Ваш? - удивился я. - Какое заблуждение… Думаю, это уже мой замок. Взгляните наверх. Она вскинула голову, я видел, как смертельная бледность залила ее красивое лицо. Рыцари поднимали головы и застывали, как металлические статуи. С башен, стен, ворот поднялись из-за зубцов десятки арбалетчиков. Взведенные арбалеты в руках готовы послать сотни убийственных стальных болтов вниз, что пробивают железные латы, как гнилое дерево. Заскрипела решетка ворот, полезла вверх. Во внутренний двор въехали статные рыцари на крупных конях, покрытых кольчугами и латами под яркими цветными попонами. Копья все держат остриями вверх, едут победители, которые и помыслить не могут о сопротивлении. Во главе сэр Растер, он отсалютовал мне обнаженным мечом, крикнул с восторгом: - Ваша светлость, вы прекрасно отвлекли их своей речью. Даже все часовые на стенах смотрели только в ожидании, как вас будут вешать. Или рубить голову, уж не знаю, до какой глупости здесь додумались! За такое небрежение обязанностями я бы их всех выпорол! - На этот раз простим, - сказал я милостиво, - теперь это наши люди. Но поработать с ними придется. - Я поработаю, - пообещал он мстительно и оглядел застывшую толпу злобно и ликующе. Рыцари под нацеленными арбалетами даже не пытались хвататься за мечи, только переводили растерянные взгляды с меня на свою повелительницу и обратно. Растер спросил деловито: - Какие будут приказания, сэр? - Сегодня у нас трудный день, - сказал я со вздохом, - и завтра… но когда-то отдохнем! А пока поставьте вон там, рядом с виселицей, амвон. Плаху уберите, амвон поставьте. Он смотрел с непониманием. - Да, сэр, но… - Будем приводить, - объяснил я терпеливо, - к присяге зачем-то собравшихся здесь рыцарей… Очень удобно, что все собрались так кстати. Не забудь поблагодарить. - Может быть, - предложил он непонимающе, - присягу лучше в часовне? - Далековато, - пояснил я. - Лучше рядом с виселицей. В свите леди Филиппы немало туповатых, я насмотрелся. Она предпочитает таких, а им нужно что-то зримое в качестве альтернативы. Мы ведь демократы, верно? У свободного человека всегда должен быть выбор. Он посмотрел на меня задумчиво. - Знаете, сэр Ричард, не зря барон Альбрехт всюду говорит, что из вас получится очень неплохой правитель. - Он так говорит? - изумился я. - Он в этом убежден! - Тогда я в самом деле гроссграф, - сказал я. - Гроссграф, - подтвердил он очень серьезно. - Теперь никто не оспорит! Кузнец сбил с меня цепи еще быстрее и старательнее, чем надевал. Я не слушал, что он там бормочет про приказы, он человек маленький, все выполняет, как скажут, ни за что не отвечает, у него своего мнения нет, для него все - господа, он всегда всех слушается, с ним проблем не бывает, подозвал жестом Макса. - А где основное войско? - Вошло в земли графа Трояндера. - Последний? - Да, - заверил он преданно. - И вся Армландия ваша, сэр! - Отлично, - сказал я с облегчением. Пнул цепи. - Ради этого стоило даже вот так рискнуть… Зато все ускорили. Вдруг тень набежала на его лицо, он понизил голос и спросил с беспокойством: - А что с этой… леди Филиппой? Я отмахнулся: - В те же цепи, что были на мне. Он пробормотал в неловкости: - Больно тяжелые… - И что? - Женщина все-таки… Я фыркнул: - Она человек, а не всего лишь женщина. И в вашей жалости, сэр Макс, не нуждается. Жалость вообще унижает человека! Потому эти цепи ей будут в самый раз. Она захотела равноправия, вот и будет ей равноправие. Эти феминистки докаркаются! Да только взад дороги не будет… Цивилизация двигается подобно крокодилу: только вперед и все жрет по дороге. Он посмотрел обалдело, но козырнул, только спросил: - В цепи… а потом? - Решим, - отмахнулся я. - Пусть пока сама посидит в темнице. Попугаем, потом выпустим. Пусть видит, что мячи забивают и в другие ворота. - Э-э… - Кто идет за шерстью, - растолковал я, - тот может вернуться стриженым. Когда поймет и утихнет, то… выдадим замуж. Авось будет хорошей женой. Тебе отдадим, например. Он подпрыгнул, отскочил, на лице отразился откровенный испуг. - Ни за что! - Да, - удивился я. - А мне показалось, она тебе понравилась… Напомнив Растеру, чтобы свои люди бдили на всех ключевых местах, могут быть попытки вернуть все взад, такое надо подавлять в зародыше и малой кровью, я прошелся по замку, нет ли каких ловушек, а также чего-то особо ценного, что в условиях военного времени вполне законно вывезти. Завтра уже будет неловко, а сейчас еще можно, сейчас момент захвата и справедливого грабежа. Самая большая охрана у винных подвалов, узнаю Растера, охраняет самое важное, а как же, но, с другой стороны, в самом деле нельзя дать напиться на радостях, вассальные рыцари этого семейства обозлены и еще могут попытаться воспользоваться случаем перехватить власть хотя бы в отдельно взятом замке. Растер увидел меня во время обхода, взялся сопровождать, а Бобику сообщил заговорщицки, что на кухне сейчас заканчивают жарить вот такенного буйвола! Бобик обрадованно умчался, я сказал укоризненно: - Это людей обманывать можно, они сами такие, а вот собак - грех! - Там в самом деле жарят, - объяснил Растер. - Я велел. Столы должны ломиться, все-таки победный пир, а не просто… еда. В самом дальнем подвале пахнет серой и кислотами. Я спустился по выщербленным ступенькам, еще одна ветхая дверь, пинком распахнул. На миг открылся во всем великолепии большой захламленный подвал, свет падает с потолка яркий и почти солнечный. В глубине подвала в мою сторону испуганно повернулся старик в остроконечной шляпе и в пестром халате. Улыбаясь, я сделал шаг вперед. Колдун взмахнул рукой, в комнате хлопнуло, пахнуло холодом. Между нами, перегородив подвал, возникла металлическая решетка. Ячейки крупные, руку просуну, но голову - вряд ли. Лицо колдуна подергивается от напряжения, желваки играют, а пальцы скрючены, как у хищной птицы. Видно, что готов к схватке, но я чувствую его страх и отчаяние. - Думаешь, - спросил я с интересом, - нечестивая магия остановит рыцарей церкви? - Магия всех остановит, - возразил он надменно, - кто ты? И чего хочешь? - Это другой разговор, - одобрил я. - Могу даже не ломать твою решетку, если тебе так спокойнее вести цивилизованные переговоры. Сэр Растер поморщился: - Цивилизованные? С этим чернокнижником? - Переговоры всегда цивилизованные, - уточнил я, - а вот сражения - не всегда. Кроме того, пока человек жив - всегда есть надежда на исправление. Чернокнижник - все-таки книжник! А книжника легче переубедить и перевербовать перейти в тот лагерь, где книг больше. Он спросил удивленно: - А что, у нас книг больше? И вообще… они у нас есть? - Есть, - заверил я и улыбнулся колдуну: - Видишь, насколько у меня велико хозяйство. Даже доверенные люди не знают, что у нас и где. Решетка, несмотря на толщину железных прутьев, медленно колыхается, как полотно под движением ленивого ветерка. Прутья не скрипят, не удлиняются и не сокращаются, все выглядит так, словно они из ртути, но я спинным мозгом чувствовал звездную крепость этой вещи. Колдун смотрел исподлобья, я видел, как отчаянье борется с иногда вспыхивающими искорками надежды, но те сразу гаснут, как только колдун бросает взгляд на мое уверенное лицо. - Кто ты? - повторил он с вызовом. - И почему вторгся сюда, куда волей госпожи Филиппы позволено вступать только мне… Учти, моя мощь безмерна! - Потому ты и не бежал? - поинтересовался я. - Сейчас и вообще из замка? Он кивнул, выпрямился, мощный и надменный, но я чувствовал его страх и растущую безнадежность. - Да, - ответил он. - Замок может рухнуть, но это помещение уцелеет! - Вряд ли, - заметил я. - Разве что земля, на которой замок… Да и то, гм… Но это так, реплика в сторону. Давай по делу. Я паладин, позволь представиться… Сэр Растер, не надо, я без церемоний, так что сам представлюсь. Это перед королями рискуем умалить свое достоинство, чего и страшимся, а с простолюдинами можно говорить свободно и открыто, мы всегда выше. Растер посмотрел широко открытыми глазами, что с его запавшими медвежьими глазками на массивной гранитной глыбе лица непросто, а я продолжал отеческим голосом: - Я - гроссграф, а это налагает. В том числе и сотрудничество со всеми слоями населения. Даже с неприятными мне лично, но ученые и книжники к ним не относятся. Книжников я уважаю! Сам как-то одну книжку читал. С картинками. Словом, вот мое предложение: присягу принимать не заставляю, но обязуешься служить не только чистой науке… и личной выгоде, но еще и обществу. За это я буду выделять гранды. И всячески поощрять. Он поинтересовался надменно: - Что значит поощрять? - Это значит много, - ответил я уверенно, на ходу развивая мысль, - начиная от простой защиты культурного слоя интеллигенции… до снабжения некоторыми необходимыми материалами. Никакой ученый, работая в одиночку, не в состоянии собрать все нужные для колдовства, в смысле, для экспериментов, компоненты, а также ингредиенты! Потому исхитряетесь так, что смотреть неловко… А вот масса народа - может, даже не отрываясь от своих насущных дел. Потому колдунам не надо будет так уж трястись за свои коллекции… насколько я понимаю, это и есть истинная причина, почему ты не смылся? Или не знаешь еще, что замок захвачен моими победоносными войсками, и мы сейчас глубокомысленно решаем, кого вешать, на какие деревья и за какое место? Он выпятил подбородок и сказал зло: - Я остался потому… что смогу защититься! - Ты уже защитился, - заверил я. - Все в порядке. Надеюсь, мы договорились? Он промолчал, подбирая достойный ответ. Я обнажил меч Арианта, лезвие с жадностью впилось в созданное магией. По сверкающей стали клинка пробежали радужные разводы, я прорубил дыру, достаточную, чтобы пройти. Колдун не успел опомниться, как мы со злорадно улыбающимся Растером вошли в его кабинет. Лицо колдуна стало мертвенно-бледным. Я вложил меч в ножны и сказал легко: - Сэр Растер, не дергайтесь. Наша с вами святость и заслуги перед церковью так велики, что даже сто тысяч работающих у нас магов не поколеблют нашей верности Господу. В то же время могут способствовать укреплению обороноспособности великой Армландии! А также повышению авторитета в международных кругах. Растер приосанился было, как же, у него, оказывается, заслуги еще и перед церковью, но все же спросил с понятным сомнением: - А это не повредит нашей репутации? Я воскликнул удивленно: - Нашей? Да мы с вами как два светлых ангела!… Он приосанился еще больше, но на лице оставалось сомнение. - Это да, но что подумают… - Чернокнижники, - сказал я, - такой же народ, как и плотники, каменщики, кожевники. Все работают на благо сюзерена и земель. К ним так и надо относиться. И вообще, они пока что все просто книжники, а запрет на чтение определенных книг начнется не скоро, в эпоху мракобесия, которую для смеху будут называть эпохой культуры. Колдун не двигался, ни жив ни мертв, только следил затравленно, как по его лаборатории ходят два громадных человека в доспехах, но почему-то ничего не рушат. Я оглянулся, указал ему на решетку с зияющей дырой. Колдун вздрогнул, лицо исказилось, но послушно повел дланью. По железным прутьям побежал рой искр, резко и сильно запахло озоном, решетка исчезла. Растер хищно присматривался, к чему бы придраться и что бы разгромить, а я небрежно помахал рукой. - Думаю, с интеллигенцией договорились. Сэр Растер, пойдемте. Нужно прикинуть, кому отойдут эти земли. Если слишком велики, разделим. - Я даже знаю, - сказал Растер обрадованно, - как лучше раскроить эти владения. Чтоб одним грудинку, другим лопатки, третьим шейку… - Охотно послушаю. Мы вышли, я в дверях обернулся и послал магу одобряющую улыбку. Он содрогнулся и торопливо поклонился. - Пришлю своего заместителя по научной части, - сказал я властно. - Зовут его Маркус, он посвятит в детали. Все, продолжай работу! О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья век… |
||||
|