"РИЧАРД ДЛИННЫЕ РУКИ - ГРОССГРАФ" - читать интересную книгу автора (ОРЛОВСКИЙ Гай Юлий)

Глава 6

Утром раздались хриплые призывные звуки боевых рогов. Я ощутил, как сразу тревожно забилось сердце, шерсть начала подниматься по всему телу. Что-то в этих звуках есть будоражащее, зовущее на драку, на скандал, на грубое применение силы…

В шатер вбежал взволнованный Макс.

- Сэр Ричард! Войска графа Отважного занимают позиции на поле!

- Иду.

Солнце уже поднялось над землей, но еще не над лесом, только угадывается по сиянию над ним, а над вершинками сверкают искорки. С той стороны поля выезжают с развернутыми знаменами блестящие конные рыцари на тяжелых конях, покрытых доспехами, а сверху еще и красными, оранжевыми и желтыми попонами, из-за чего всегда напоминают мне цирковых носорогов.

На вскинутых кверху длинных, как мачты кораблей, копьях трепещут под утренним свежим ветерком ярко-красные и желтые полоски материи. Я залюбовался, в самом деле красиво, торжественно и празднично. Выехали не на какую-то тяжелую и неблагодарную работу, а на поле битвы, где и честь, и слава, и можно захватить знатного пленника, что помимо опять же славы дает вполне честно заработанные деньги.

Снова заревел рог, теперь уже одиночный, вперед выехал на высоком коне крупный воин, за ним двое с копьями в руках, острия вверх, и один баннероносец с развернутым знаменем. Крупный воин, явно сам граф, с поднятым забралом, движения спокойные и полные достоинства, смотрит свысока с доброжелательным любопытством.

- Сэр Ричард? - осведомился он любезно.

Я отвесил учтивый поклон.

- Совершенно верно. Имею ли я высокую честь общаться с прославленным героем многих битв, рыцарем без страха и упрека, графом Уилбуром Мерскуном?

На его лице отразилось удовольствие, я говорил громко и отчетливо, чтобы слышали как его люди, так и мои, потому он ответил так же любезно:

- Я наслышан о ваших победах, сэр Ричард, тоже немало. Надеюсь, мы сумеем доставить вам удовольствие. Что может быть лучше для мужчины, чем скрестить копья, а затем и мечи в жестокой схватке с сильным противником?

Я смолчал, что вообще-то знаю и получше развлекухи, ответил так же торжественно и высокопарно:

- Да, благороднейший сэр! Вы абсолютно правы. Молодое поколение, к которому принадлежу и я, должно учиться на таких примерах, как надо жить.

Он осведомился с беспокойством:

- Дорогой сэр, мне кажется, что солнце будет светить вам в глаза. Это даст мне преимущества, которыми с моей стороны просто бесчестно пользоваться.

Я отмахнулся:

- Пустое, граф! Не обращайте внимания.

Он покачал головой.

- Но вы подумайте. Я могу поменяться с вами местами, я не позволю, чтобы хоть один человек в Армландии мог сказать, будто я поставил вас против солнца.

Я энергично запротестовал:

- Дорогой граф, вы не выбирали нарочито положение! Вы двигались с той стороны, мы - с этой. Так уж получилось. Заверяю вас, никто не упрекнет, всем же ясно.

Он подумал, сказал нерешительно:

- Ну, если вы так настаиваете… С другой стороны, эта утомительная перемена мест займет половину дня и утомит войско. А сейчас все свеженькие, отдохнувшие…

- Вы правы, - согласился я, - абсолютно правы! Так что не будем утомлять доблестных рыцарей такими простонародными заботами, как удобства и выгоды. Благородные люди выше таких житейских мелочей! Я рад, что встретил в вашем лице такого понимающего человека. В вас чувствуется настоящий лорд и умелый вождь благородного рыцарского сословия!

За его спиной над пышным плюмажем часто-часто хлопает по ветру знамя с вышитыми золотом львами, орлами и коронами, блестят узкие наконечники копий.

Он посмотрел на меня с удовольствием, словно уже перепродает на рынке, не желая лично возиться с выкупом.

- Итак, приступим?

- Да, сэр Уилбур, - ответил я легко и улыбнулся, так принято, - сразу, как только!

Мы повернулись одновременно и так же красиво, с достоинством, как на сцене театра с полным залом, вернулись на свои места. Я бросил своим военачальникам:

- Все слышали?

- Да, - ответил Растер. - Все правильно. Мы не должны принимать его предложение поменяться местами. Это было бы бесчестно!

Барон Альбрехт сказал уклончиво:

- Да, это уронило бы наш престиж. Но небо в облаках, солнце не так уж помешает. Так что все правильно.

Я вздохнул:

- Что ж, если уж сражения не избежать… Начинаем, как понимаю, по правилам боя мы, как нападающая сторона? Хорошо. Тогда начнем. Только по несколько видоизмененным правилам… которые сегодня покажутся исключением, но правилом станут завтра.

Растер нахмурился:

- Это та недобрая задумка с лучниками?

- И копейщиками, - подтвердил я любезно. - Они остановят рыцарскую конницу, затем наша нанесет удар. И - никаких споров и возражений, господа! Гроссграф я или не гроссграф? Мы должны не просто одержать победу, этого мало. Мы должны сохранить своих воинов, чтобы сразу же двигаться дальше, дальше, дальше! Мы должны с ходу сбивать любые выставленные против нас отряды. Все понятно?

Я спрашивал таким грозным тоном, словно непонятливого тут же велю повесить, и все, ставши ужасно понятливыми, послушно разошлись к своим отрядам. Из задних рядов начали выходить копейщики с длинными утяжеленными копьями, но лучники опередили и, встав впереди войска, разом выпустили тучу стрел, а затем уже без команды начали стрелять навесным огнем, соревнуясь друг с другом в скорости.

Лучников я недаром велел набрать побольше и с тяжелыми луками, что выпускают в воздух стрелы, больше похожие на дротики. Когда первая туча рухнула на войско графа Отважного, сверкающее металлом войско заволновалось. В нем образовывались пустоты, раненые кони не слушаются удил, рыцари поспешно опускали забрала, но тяжелые стрелы со стальными закаленными наконечниками хоть и не пробивали панцири, но находили щели, зазоры. Раненые вскрикивали, сыпали проклятиями, торопливо обламывали древки, оставляя наконечники в теле, а стрелы все сыпались и сыпались.

Я предпочел бы истребить все войско вот так, на дистанции, но там при всем рыцарском тугодумьи сообразили, чем грозит промедление с атакой, запел рожок, затем хрипло проревел боевой рог, вперед выехал ударный рыцарский отряд, выстроились в две линии.

Барон Альбрехт зорко наблюдал за перестроениями, и едва кони сдвинулись с места, закричал:

- Копья!… Быстрее, быстрее!

Копейщики моментально сделали по три шага вперед, присели, уперев копья тупыми концами в землю, а остриями направили в сторону скачущей на них тяжелой конницы. Копья толстые, настоящие бревна, железные наконечники длиной в ладонь, а ощетинились так часто, что коза не проскочит…

Лучники, отступив, торопливо засыпали стрелами скачущий клин рыцарской конницы, что должен рассечь наше войско надвое. То один, то другой блестящий рыцарь ронял копье, кони шарахались, мешая другим, но остальные упорно восстанавливали строй.

Я стискивал челюсти, страшное и прекрасное зрелище, когда тесной группой скачет вот такой сплоченный отряд. Копья уже выставлены перед собой, рыцари склоняются к конским гривам, каждый напрягается в ожидании страшного лобового удара, сейчас будет звон металла, грохот, треск разлетевшихся в щепы копий…

Не останавливаясь и не сбавляя хода, отряд Отважного напоролся на выставленные в их сторону копья. Не было привычного встречного удара стальных тел, люди и кони всем весом повисали на остриях копий, пригибая их к земле, но я это учел, копейщики стоят в пять рядов, а к тому же павшие кони и рыцари образовали непреодолимый вал из еще живых и брыкающихся тел.

Лучники продолжали осыпать стрелами, раненые рыцари, побросав бесполезные копья, у противника они длиннее, ухватились за мечи и, скользя по телам своих павших товарищей, пытались рубить страшную преграду из железа и дерева. За их спиной нарастал грохот, несется основная конная масса.

Мои копейщики побледнели, пригибались, крепче сжимали упертые в землю копья. Первая атака захлебнулась, напоровшись на такую же преграду, я взмахнул рукой, за моей спиной пропела труба. Ряды копейщиков начали таять, рыцари не считались с потерями - что жизнь, если в ней мало места славы? - рубили копья и пробивались к холму, где реет мое знамя.

Они не видели, как справа из леса и слева из оврага выметнулась уже наша тяжелая конница. Одну ведет Будакер, другую - Растер, те и другие опускают копья, готовясь к удару.

Я опустил забрало и крикнул весело и страшно, так надо:

- Вперед!… За честь!

- За честь! - взревели за моей спиной десятки могучих глоток. - Не посрамим!

- Да поможет нам Дева Мария! - вскричал я и, выдернув меч, поднял его острием над головой. - Да увидит Господь Бог, на чьей стороне правда!

Мы еще не успели набрать инерцию для удара, но конница графа Отважного вообще стоит, пытаясь прорваться через жуткий заслон из копий, и мы ударили с трех сторон, сплющили, как сырое железо тяжелыми стальными молотами.

Я слышал, как граф Отважный прокричал страшным голосом:

- Какой позор!… Нас остановили простолюдины?… Не отступать, лучше все умрем в схватке с рыцарями, чем запятнаем себя позором…

Им оставался выход только в одну сторону, но это значило отступить, и они сражались отчаянно, умирали в седлах, а сбитые с коней вскакивали и сражались пешими. Барон Альбрехт быстро бросил в бой пехоту, вооруженную тяжелыми топорами, что раскалывают стальные панцири, как скорлупу лесных орехов.

Я рубился холодно и расчетливо, стараясь никого не убивать и даже не калечить, тяжеловооруженного рыцаря достаточно оглушить и сбить с коня, а на земле быстро повяжут кнехты.

Тело разогрелось, в доспехах стало жарко, а уже совсем не утреннее солнце накаляет металл прямыми лучами. Я принимал сокрушительные удары топоров и мечей на щит, рука уже ноет до самого плеча, начала подниматься злость: мы об отечестве радеем, для вас же, гады, стараемся, а вы не хотите в светлое будущее, да еще и деретесь…

Пара сильных ударов тряхнула голову так, что лязгнули зубы, а в ушах тонко и противно зазвенели комары. Злость переросла в гнев, а тот быстро, слишком быстро уступил место ярости, я услышал собственный рык, в мышцы хлынула новая мощь, уже звериная, хотя это вот все и принято именовать чисто человеческими чувствами…

Рыцари графа Отважного разлетались в стороны разрубленными телами, а я вертелся в центре поляны, меч в руках сам по себе выделывает сверкающие круги, защищая меня со всех сторон, и хотя не сам, конечно, но я в убыстренном темпе стараюсь видеть сразу во все стороны, отбивать даже летящие в мою сторону дротики, ножи и стрелы, не говоря уже о набегающих людях со вскинутым для удара оружием.

Барон Альбрехт говорил как-то, что я страшен в такие минуты, когда с раздувающимися ноздрями, оскаленными зубами и бешенством в глазах. Хорошо бы кто поднес зеркало, показал, какой я демократ и миротворец. Умом понимаю, что впереди грядут куда более жестокие войны, эти сражения - детская забава, в следующие века вот отсюда прошли только уцелевшие с их звериным чутьем на опасность и стальными нервами. Так что веду род от тех, кто выжил в немыслимых здесь по жестокости войнах, потому бываю страшен, как ангелы ада, но в то же время понимаю, войны - не забава, надо кончать даже с такими вот красивыми, ограниченными благородными правилами и этикетом.

Сквозь рев в ушах донеслись вопли, я различил свое имя, красная пелена постепенно теряет цвет крови, я начал чувствовать тяжесть в руках, наконец услышал:

- Сэр Ричард!… Сэр Ричард!…

- Сэр Ричард, остановитесь!

- Сэр Ричард, все кончено!…

- Скорее уходите с его дороги…

Я с ужасом сообразил, что уже не различаю, кто передо мной, торопливо остановился и опустил меч. Поле боя усеяно павшими, я сжал челюсти и мысленно взмолился, чтобы не от моей руки пали вот эти люди, но разум сказал холодно, что да, я малость осатанел, впал в священную ярость воина, что вообще-то похвала здесь, но считаю ли я такое похвалой в отношении себя?

Приблизились двое рыцарей, я позволил снять шлем, помятый так, что снова налезет, только побывав в руках оружейника, а тяжелый, как мраморная плита, меч кое-как вложил в ножны.

Подскакал на разгоряченном коне Макс, доспехи на нем порублены и помяты, на скуле свежая ссадина.

- Сэр Ричард! - прокричал он с великим почтением. - Все кончено! Враг разбит.

- Бежит? - уточнил я.

- Нет, остатки сдаются в плен!

На его лице я видел восторг и обожание. Как же, его лорд рубился в такой ярости, что уже не разбирал ни своих, ни чужих, о таких песни слагают, с таких пример берут!

- Да, - ответил я хриплым, еще подрагивающим в ярости голосом, - враг… Дурак он, а не враг.

- Сэр Уилбур?

- Все, - сказал я зло, - кто не с нами - дураки. А кто еще и против - дураки круглые. Таких нельзя оставлять наедине даже с огнем. А уж во главе земель…

Макс всполошился:

- Сэр Ричард! Но нельзя же отнимать у такого знатного лорда земли!

- Нельзя, - согласился я нехотя, - хоть и хочется. Но права урежем. А то и управителя пришлем. Сам сэр Уилбур где?

- Ищут, - ответил он.

- Он хоть сражался?

Макс выглядел шокированным.

- Сэр Ричард, как вы можете! Он всегда в первых рядах. Но в последних сражениях он, уступая требованиям своих рыцарей, сражался хоть и в первых рядах, но как простой рыцарь…

- Разумно, - согласился я. - Сразу двух зайцев! И выказывает себя демократом, и прячется от усиленного внимания противника.

Макс нерешительно кивнул, еще не поняв, похвалил я графа Уилбура или окунул мордой в грязь. Подошли барон Альбрехт и сэр Растер, последний сразу сказал важно:

- Вот-вот. Поле брани - не турнир, граф всегда получал столько ран, что почти никогда не принимал участие в победном пире.

- Понятно, - сказал я и, видя непонимающие лица, объяснил: - Существуют две стратегии ведения сражения. Западная - вождь идет впереди и первым начинает бой, а также восточная, когда вождь располагается далеко позади своих войск на высоком холме, откуда и руководит битвой.

Сэр Растер прогудел негодующе:

- Но как такое можно?

- Да, - поддержал Макс своего старшего наставника, на лице молодого рыцаря читалось искреннее отвращение, - что другие рыцари подумают?

- У этих гадов иное на уме, - пояснил я, - им важнее выиграть битву! Вы представляете? Не участвовать в сражении, а выиграть!… Уроды.

- Некрасиво, - сказал и Альбрехт. - Непристойно. Благородные рыцари так не поступают. Важнее всего участвовать и проявить чудеса отваги, храбрости и также мужества.

- Свиньи, - согласился я. - Ради победы идти на такое? Нет, европейцу это не понять. В восточной традиции вообще принято нападать без объявления войны, что вообще-то нам немыслимо. Я уж не говорю, что в единичных поединках вполне допустимо по их правилам бить в спину, бить ниже пояса, бить лежачего…

Макс вскрикнул негодующе:

- Сэр Ричард! Вы вообще немыслимые вещи рассказываете! Как человек может пасть так низко?

- Вы еще о Фрейде не слыхали, - заверил я зловеще. - И о восточных единоборствах… Вот уж падение ниже некуда! Ладно, вернемся к нашим баранам. Итак, граф Уилбур, хоть и европеец, но одной ногой в Азии, как Дмитрий Донской, что поступил тоже наполовину по-европейски, наполовину по-азиатски… Ищите его тело вон в том лесочке! Увидите груду свежесрубленных веток - проверьте, что под ними.

Они удалились, несколько озадаченные, а я повернулся к полю боя, где одни лежат, а другие ходят и переворачивают их, то ли ищут своих, то ли срезают кошельки, подумал и вдруг понял, что вообще-то на поле боя кнехтов с тяжелыми топорами пустил, если честно, еще и потому, что те рыцарей не любят, но в плен им рыцари не сдадутся, лучше уж умереть, чем допустить такой позор. И потому кнехты их не щадят, тем самым снимая с меня проблему изъятия земель и замков у моих противников.

Нечестно, конечно, но я ж политик, но опять же, могу об этом только ерничая, как бы вышучивая, дескать, на самом деле я благородный паладин, а никакой не политик… хотя наедине с собой, когда даже дефы не подслушают, могу сказать правду: там, откуда я пришел, все политики, все по колено в этом самом, даже не морщатся, это уже привычная жизнь. Помню-помню, такое себе уже говорил, но приходится повторять, чтобы самого себя в этом уверить и снять камень с души. Ну, пусть хотя бы чуточку приподнять.

Но сейчас вот на миг воспарил и ужаснулся. Как-то без всякой борьбы я принял решение о кнехтах. И принял именно потому, что рыцарей не пощадят. И хотя это чужие рыцари, но на самом деле какие это чужие?

Или, в самом деле, убийство одного человека - это убийство, убийство десятка - трагедия, а сотен и тысяч - всего лишь статистика?