Гарри Тeртлдав Око за око (Мировая война — 3)

Глава 1

С тех пор как атакующий флот Расы прибыл на Тосев-3, адмирал Атвар множество раз собирал капитанов кораблей. Лишь немногие из этих заседаний прошли спокойно; тосевиты оказались гораздо более многочисленными и технически подготовленными, чем рассчитывала Раса, когда флот вторжения покидал Родину. Однако Атвару и в голову не приходило, что ему придется проводить такое совещание.

Повернув один глазной бугорок, он следил за тем, как старшие офицеры входят в огромный зал флагманского корабля «127-й Император Хетто». Другим глазным бугорком он просматривал на экране компьютера снимки и документы, которые собирался представить офицерам.

Кирел, капитан «127-го Императора Хетто» и его преданный сторонник, стоял рядом с ним на возвышении.

— Будет нелегко придать приятный запах тому, что произошло в СССР, — прошептал, обращаясь к нему, Атвар.

Один из глазных бугорков Кирела повернулся к голограмме огромной тучи, поднявшейся над ядерным взрывом, который остановил — точнее, обратил в пыль — наступление Расы на Москву.

— Благородный адмирал, такой запах никак нельзя назвать приятным, — ответил Кирел. — Мы знали, что Большие Уроды проводят ядерные исследования, но не ожидали такой прыти от их маленьких империй и не-империй — а в особенности от СССР. И уж тем более не предполагали, что они сумеют так быстро взорвать атомную бомбу.

— Особенно СССР, — со вздохом согласился Атвар.

Союз Советских Социалистических Республик вызывал дрожь у всякого думающего представителя Расы. Всего несколько десятков лет назад его народ не просто сверг своего императора, они уничтожили самого императора и всю его семью. Никто на Родине не мог себе представить, что такое чудовищное преступление возможно. Императоры правили Расой на протяжении сотен тысяч лет. Однако среди Больших Уродов подобные ужасы случались достаточно часто.

Герметичные двери с легким шипением закрылись. Значит, собрались все командиры кораблей. Атвар это прекрасно понимал, но ему не хотелось начинать встречу. В конце концов Кирел не выдержал и прошептал:

— Благородный адмирал…

— Да, да, — прошипел в ответ Атвар, повернулся к стоявшим на возвышении микрофонам и произнес: — Капитаны, я уверен, что вам известна причина, по которой сегодня я собрал вас здесь.

Он нажал на кнопку. Перед ним мгновенно возникли два изображения. Ослепительная вспышка света к северо-востоку от советского города Калуга — изображение, полученное со спутника. И фотография взрыва атомной бомбы.

Капитаны кораблей, несомненно, десятки раз видели эти снимки. Тем не менее из каждого горла вырвалось полное ярости и боли шипение. Обрубки хвостов некоторых самцов начали так сильно вибрировать, что они не смогли усидеть на своих местах — им пришлось встать. И только немного успокоившись, они сумели сесть снова.

— Капитаны, нам нанесен тяжелый удар, — начал Атвар. — Взрыв уничтожил множество храбрых самцов. Мы потеряли большое количество танков и другого военного оборудования, которое не имеем возможности заменить. Наша война против Больших Уродов перешла в новую фазу. Мы не знаем, как будут развиваться события дальше.

Для Расы такие слова звучали особенно зловеще. Тщательное планирование, когда учитываются любые случайности, — закон не только для большинства самцов, но и для недавно вылупившихся детенышей. Тысячу шестьсот лет назад (То-сев-3 вращается вокруг своей звезды в два раза медленнее) Раса послала на далекую планету зонд, решила, что этот мир подходит для колонизации, и приступила к тщательной подготовке кампании. За прошедшее время мало что изменилось в состоящей из трех планет Империи Расы.

Между тем Большие Уроды успели пересесть с вьючных животных на реактивные самолеты, научились запускать ракеты ближнего радиуса действия, изобрели радио… а теперь еще и атомное оружие. Ученые Расы потратили бы тысячелетия на объяснение причин столь стремительного прогресса. Ни народ Расы, ни его вассалы никогда ничего не делали наспех. Изменения начинались только после длительной и тщательной подготовки, короткими, выверенными шажками.

К сожалению, Атвар не имел возможности изучать Больших Уродов на протяжении целого тысячелетия. Обстоятельства вынуждали его жить, подчиняясь другой временной шкале — ему приходилось действовать, руководствуясь противоестественной философией: сначала делай, а уж потом разбирайся, что к чему.

— В этой мрачной историй меня утешает только одно.

— Разрешите обратиться, благородный адмирал? — спросил самец, сидевший в передней части зала: Страха, капитан «206-го Императора Йоуэра», следующий по старшинству после Кирела.

Он с самого начала выступал против политики Атвара. Адмирал считал, что Страха слишком опрометчив и импульсивен, иногда Атвару даже казалось, что он вполне мог бы вылупиться Большим Уродом. Однако на таких встречах следовало выслушивать все мнения.

— Говорите, — устало произнес Атвар.

— Благородный адмирал… — Страха обращался к нему, используя полный титул, но в его голосе не прозвучало и тени почтения. — Благородный адмирал, как вы можете находить утешение в столь чудовищном поражении?

Некоторые капитаны начали с беспокойством переглядываться, поражаясь неуважительному обращению Страхи; самцы Расы вне зависимости от их собственного чина обязаны всегда выказывать — и чувствовать! — уважение к своим командирам. Однако сейчас многие офицеры — и не только из фракции Страхи — казалось, соглашались с мятежным капитаном.

— Вот что меня утешает, капитан, — ответил Атвар. Он указал чин Страхи, чтобы напомнить ему: знай свое место. — Анализ показывает, что плутоний, который СССР использовал для создания своей бомбы, украден из наших запасов во время рейда тосевитов прошлой осенью. Большие Уроды могут создать атомную бомбу, если у них имеется радиоактивный материал, но у нас нет никаких оснований считать, что они в состоянии производить его самостоятельно.

— Слабое утешение для тысяч самцов, погибших из-за того, что вы не смогли предвидеть такого поворота событий, — презрительно бросил Страха.

— Капитан, вы забываетесь! — вскричал стоявший рядом с Атваром Кирел; иногда те, кто ниже рангом, более остро реагировали на нарушение субординации.

— Клянусь Императором, это не так, — выкрикнул Страха в ответ.

При упоминании сюзерена он опустил оба глазных бугорка и теперь смотрел в пол. Его примеру последовали все остальные самцы, включая Атвара. Офицеры шумели все сильнее. Кирел был совершенно прав: с точки зрения уважающих себя, степенных офицеров выступление Страхи являлось нарушением всех правил приличия.

Однако Страха никогда не отличался степенностью.

— А кто, благородный адмирал, возглавлял рейд, во время которого мы потеряли радиоактивные материалы? — резко спросил Страха.

В животе у Атвара все сжалось. Теперь он понял, как намерен атаковать Страха, но понимание не принесло ему утешения. Атвар еще раз попытался заставить замолчать мятежного капитана.

— Это не имеет ни малейшего отношения к тому вопросу, который мы сейчас обсуждаем.

Многие самцы, быть может большинство, подчинились бы ему, но только не Страха.

— Не могу с вами согласиться, благородный адмирал! — вскричал он. — Разве Большими Уродами не командовал самец по имени Скорцени?

Имя врага Расы Страха произнес с таким шипением, что оно вполне могло принадлежать одному из самцов. Однако оно привлекло внимание собравшихся офицеров совсем по другой причине. Самец по имени Скорцени постоянно наносил Расе урон с того самого момента, как атакующий флот высадился на Тосев-3. И…

Страха не унимался — Атвар видел, что подчиненный хорошо подготовился к совещанию.

— Благородный адмирал, на нашей прошлой встрече вы не только обещали нам, что в ближайшем времени мы войдем в Москву, но дали слово, что Скорцени настигнет наше возмездие. Удалось ли вам выполнить свое обещание?

Нескрываемый сарказм в словах Страха вызвал шумную реакцию остальных капитанов. Самцы начали громко спорить друг с другом. Несмотря на шум, голос Атвара оставался спокойным:

— Капитан, вам прекрасно известно, что нас постигла неудача. Уверяю вас, меня она огорчила не меньше вашего.

Однако ответ Атвара не успокоил офицеров. И в первую очередь Страху, который заявил:

— Мы не только не вошли в Москву, но и потеряли крупный отряд. Не только упустили Скорцени, но и оставили город Сплит. Мало того — теперь Хорватия еще теснее связана с Дойчландом, а сам Скорцени хвалится о своих подвигах на всех частотах. Уважаемые капитаны, я считаю, что наши планы были недостаточно продуманными.

Чудовищно! Лучше бы он заявил, что Атвар получает взятки от Больших Уродов. Нет ничего страшнее, чем обвинить самца Расы в плохом планировании. Атвар не мог ответить Страхе, как он того заслуживал, поскольку план действий в Сплите разработал оперативник по имени Дрефсаб, возможно, лучший разведчик флота. К сожалению, в последнее время он пристрастился к тосевитскому зелью, называемому имбирь, которое, судя по всему, затуманивало его разум.

— Наш опыт на Тосев-3 показывает, что здесь планы, составленные на Родине, работают не так успешно, как нам хотелось бы. Только глупец станет это отрицать, — после некоторой паузы ответил Атвар.

— Прощу прощения, благородный адмирал, но именно вы не сумели приспособиться к условиям необычного мира, — возразил Страха. — Должен признаться, я с большой неохотой пришел к такому выводу; система подчинения старшему по званию в течение десятков тысяч лет верой и правдой служила Расе. Однако атомный взрыв в СССР и наша позорная неудача в Сплите показали, не оставив ни малейших сомнений, что ваша стратегия покорения Тосев-3 ошибочна.

— И что вы предлагаете делать? — гневно проговорил Атвар. — Активно использовать наше собственное атомное оружие? Во-первых, у нас его не так уж и много. Во-вторых, нам не известно, какое количество бомб сумели изготовить в СССР из наших материалов. В-третьих, мы не знаем, насколько СССР — и другие тосевитские империи — близки к созданию собственного атомного оружия. И в-четвертых, мы не можем превратить в пустыню большие площади планеты — ведь флот колонизации уже в пути.

Он надеялся, что его исполненная возмущения речь заставит Страху замолчать. Во всяком случае, подобные аргументы ранее всегда приводили к успеху. Однако сейчас глазные бугорки Страха повернулись в сторону остальных капитанов.

«Оценивает количество сторонников», — подумал Атвар.

Впервые его охватила настоящая тревога. Неужели Страха?..

Да, Страха мог.

— Капитаны, — снова заговорил он. — Я заявляю, что из-за неправильной оценки нашим благородным адмиралом способностей Больших Уродов, из-за его постоянных ошибок поставлен под сомнение конечный успех покорения Тосев-3. Поэтому он больше не заслуживает титула верховного главнокомандующего, который даровал ему Император, и нам необходимо заменить его другим, более способным самцом. — Он не назвал имя самца, но по тому, как он держался, становилось ясно, что у Страхи есть, по крайней мере, один кандидат.

— Мятеж! — воскликнул Атвар.

— Мятеж, — эхом отозвался Кирел, но совсем не так быстро, как хотелось бы Атвару.

Адмирал бросил на него подозрительный взгляд. После Атвара Кирел имел самый высокий чин среди самцов флота. И если адмирал будет смещен, вполне возможно, что Страха не устроит большинство офицеров — и тогда верховным главнокомандующим станет Кирел.

— Вовсе нет, — настаивал на своем Страха — и на сей раз он не произнес титул Атвара. — Будет настоящим безумием не заменить главнокомандующего, который проявил некомпетентность. Я имею право поставить вопрос о его смещении с поста главнокомандующего.

Технически Страха был совершенно прав; его слова и в самом деле не расходились с уставом. Но применить его в данном случае… Знаменитые самцы действительно лишались своих постов, и их имена сохраняла история, дабы служить уроком для других. Однако подобные вещи случались очень редко. Атвар совсем не желал войти в историю таким образом.

— Капитаны, — заговорил Атвар, — пункт устава, о котором вспомнил Страха, относится к самцам, потерявшим разум из-за стрессов или попросту неспособным исполнять свои обязанности по болезни. Если мы начнем снимать с должности всякого потерпевшего неудачу самца, очень скоро у нас некому будет выполнять реальную работу.

— Да, я признаю, что таковы общепринятые стандарты, — парировал Страха, — однако обычные должности не несут в себе такой груз ответственности. Если на Родине ошибку совершит тот, кто отвечает за поставки, может произойти задержка, что вызовет раздражение среди тех, кто ждет товаров. Но если некомпетентность демонстрирует адмирал флота, мы не сумеем покорить планету. Мы не вправе спокойно взирать на его неспособность решать глобальные проблемы.

Капитаны кораблей командовали своими подчиненными и повиновались приказам адмирала флота. Они редко встречались с другими капитанами, а еще реже возникали проблемы, для решения которых им приходилось принимать серьезные и принципиальные решения. Раса всячески старалась избегать нестандартных ситуаций — еще одна причина, вызвавшая неожиданные трудности при покорении Тосев-3.

Поскольку самцы не имели практически никакого опыта ведения дискуссий, их охватили сомнения. Сторонники Страхи шипели и кричали на приверженцев Атвара, те отвечали им точно так же. Они демонстрировали друг другу ряды острых зубов и вели себя, как только что вылупившиеся птенцы, а не степенные самцы приличного возраста.

— Благородный адмирал, — негромко проговорил Кирел, — существует закон для подобных случаев: три четверти самцов следующего ранга должны признать, что обладатель высшего титула некомпетентен. В таком случае его место займет другой самец.

— Клянусь Императором, я вполне компетентен! — вскричал Атвар.

— А я ни на мгновение в этом не сомневаюсь, благородный адмирал, — заверил его Кирел. — Однако вопрос поставлен с соблюдением всех правил. Мы должны голосовать.

Подозрения Атвара мгновенно усилились, но он оказался в плену инструкций. Он знал наизусть соответствующие параграфы устава, хотя не мог себе представить, что ему придется когда-нибудь ими воспользоваться.

— Очень хорошо, капитан, — проговорил Атвар, которого переполняла ярость. — Поскольку ваш чин — следующий после адмирала флота и вы лично не вовлечены в конфликт, я передаю вам командование до окончательного решения вопроса. Заранее предупреждаю, что я обращусь к Императору и сообщу о действиях, которые предприняты против меня.

— Конечно, благородный адмирал, — вежливо проговорил Кирел, хотя все присутствующие понимали, что предупреждение не имеет никакого смысла.

На Родине обращение немедленно дошло бы до Императора. На Работев-2 и Халесс-1 функции Императора исполняли наместники. Однако радиосигнал, посланный с Тосев-3, будет идти на Родину десять местных лет, а потом еще десять лет придется ждать ответа. Строго говоря, Атвар и являлся наместником Императора на Тосев-3 — если, конечно, сохранял свой пост.

Даже не пытаясь скрыть свою ярость, Атвар сошел с возвышения.

— Капитаны, — нервно заговорил Кирел, — мы собрались здесь, чтобы ответить на один из самых серьезных вопросов в истории Расы. Достоин ли благородный адмирал Атвар титула, присвоенного ему Императором? Мы можем ответить на данный вопрос двумя способами: каждый самец, не сходя с места, анонимно сообщит свое мнение, а результат будет передан на экран монитора. Существует и другая возможность — вы письменно зафиксируете имя самца, который, по вашему мнению, должен носить высокое звание адмирала флота Расы. Итак, выбор за вами.

«Он досконально знает инструкции», — подумал Атвар.

Сохранил ли Кирел ему верность или попросту ведет себя более осмотрительно, чем Страха? Атвару еще предстояло об этом задуматься… и принять решение в соответствии со своими выводами — если у него будет такая возможность.

— Давайте проголосуем анонимно, недосягаемый капитан, — предложил Страха. — В таком случае, если мы получим отрицательный ответ, — его голос звучал так, словно он не допускал подобной мысли, — благородный адмирал не сможет отомстить тем, кто поставил под сомнение его компетентность.

«Таким образом, Страха получит дополнительную поддержку от тех, кто постыдится выступить против меня публично», — подумал Атвар.

Тут он немного приободрился: если бы Страха действительно не сомневался в победе, он предложил бы открытое голосование.

«Но чем бы оно ни закончилось, тебя, Страха, я не забуду».

Кирел подождал, не будет ли других предложений. Убедившись, что желающих говорить больше нет, он объявил:

— Ну, что ж, капитаны, вам остается высказать свое мнение. Когда голосование будет закончено, я объявлю результаты.

Атвар постарался сделать вид, что сохраняет спокойствие, хотя внутри у него все кипело. Стать предметом референдума — что может быть унизительнее?! Более того, именно так решают свои проблемы некоторые не-империи Больших Уродов. Раса намеревалась принести на Тосев-3 цивилизацию. А получается, что не только рядовые самцы, но и капитаны кораблей понемногу превращаются в варваров.

Время замедлило свой бег. Казалось, прошла вечность. Кирел наконец объявил:

— Капитаны, я готов сообщить ваше решение.

Атвар изо всех сил старался сохранять спокойствие.

Страха нетерпеливо наклонился вперед. В огромном зале повисла звенящая тишина: всех самцов, естественно, интересовали результаты голосования.

— Капитаны, — продолжал Кирел, — тех, кто считает, что необходимо сместить адмирала флота с должности, оказалось шестьдесят девять процентов; тех, кто доверяет его компетентности, — тридцать один процент. Таким образом, трех четвертей голосов не собрано. — Он повернулся к Атвару. — Командуйте нами, благородный адмирал.

Атвар вернулся на возвышение. Он оглядел капитанов, которые не сводили с него глазных бугорков. «Командуйте нами», — сказал Кирел. Даже с учетом склонности Расы к повиновению сможет ли он вести за собой флот, когда две трети самцов признались, что считают его недостаточно компетентным? Что ж, скоро он получит ответ на свой вопрос.

И как теперь обходиться с Большими Уродами? Они способны нанести серьезный урон не только воинам Расы, но и своей бесценной планете. Если раньше переговоры, главным образом, шли о процессуальных вопросах вроде обмена пленными или условий капитуляции, то теперь… Что ж, и на этот вопрос он скоро получит ответ.

Вячеслав Молотов ненавидел летать. Он считал полет на продуваемом всеми ветрами биплане в Германию и воздушное путешествие в Англию самыми неприятными переживаниями в своей жизни. Однако земной самолет не шел ни в какое сравнение с ракетой ящеров, которая доставила его в открытый космос для переговоров с командиром флота империалистических агрессоров с далеких звезд.

Он уже один раз летал на ракете ящеров и знал, что его ждет: ускорение, которое прижимает к слишком маленькой мягкой спинке кресла, потом мгновенный переход в новое состояние, когда тело вдруг становится невесомым и приходится отчаянно бороться с тошнотой. И наконец, жара, как в Сахаре, к которой привыкли ящеры. Молотов постарался одеться полегче, выбрав свободный белый хлопчатобумажный костюм вместо обычного шерстяного.

И все же он обливался потом, глядя на адмирала Атвара. Несколько капель жидкости скатились со лба комиссара иностранных дел и повисли в воздухе. Кроме адмирала флота, в помещении находился переводчик. Ящеры, очевидно, давно привыкли к невесомости, поэтому Молотов постарался сделать вид, что и его она не смущает.

Атвар произнес несколько предложений на шипящем языке ящеров. Переводчик заговорил по-русски:

— Благородный адмирал сказал, что вы поторопились, применив атомное оружие против Расы. Ведь мы можем сбросить на вас множество таких бомб.

Молотов говорил Сталину то же самое — более того, решительно возражал против использования атомной бомбы. Он уже много лет не противоречил вождю так настойчиво. Однако Сталин не прислушался к его словам — и атомный дождь не обрушился на Советский Союз. Во всяком случае, пока. Ящеры вызвали его на переговоры. Возможно, Сталин оказался прав.

Министр иностранных дел СССР думал об этом, одновременно уточняя некоторые детали у переводчика. Его лицо сохраняло невозмутимость. Наконец он кивнул переводчику, показывая, что ему все ясно. Ящер говорил по-русски гораздо лучше, чем во время предыдущего визита Молотова на громадный космический корабль, около года назад.

— Скажите благородному адмиралу, что Раса поторопилась, напав на миролюбивых рабочих и крестьян Советского Союза, — ответил Молотов. — Быть может, средства, которые мы выбрали, чтобы дать вам отпор, подтвердят мою правоту.

— Может быть, да, — отвечал Атвар через переводчика. — А может быть, Вячеслав Михайлович, и нет. Мы знаем, что вы сделали бомбу из захваченного у нас девяносто четвертого элемента. И не пытайтесь отрицать очевидное; наш анализ не оставляет в этом ни малейших сомнений. Когда вы сможете самостоятельно производить бомбы?

— Если вы возобновите свои предательские атаки, заверяю вас, вы очень скоро получите на свой вопрос ответ, который вам совсем не понравится, — без колебаний заявил Молотов.

И снова на его лице не отразилось и тени страха, который он ощущал. Истинный ответ на вопрос ящера прозвучал бы так: через три года. Но если враг узнает правду, Советский Союз окажется в тяжелейшем положении.

Однако его мгновенный ответ заставил Атвара задуматься. Молотов почувствовал облегчение, когда адмирал решил отчасти изменить тему разговора.

— Вы понимаете, что разрушаете свою планету, применяя атомное оружие?

— Забота об экологии не помешала вам разбомбить Берлин и Вашингтон, — парировал Молотов. — В такой ситуации неужели вы полагаете, что нас остановят ваши доводы? К тому же, если вы одержите победу в своей империалистической войне против человечества, Земля перестанет быть нашей планетой. Естественно, мы будем использовать любое оружие, чтобы вам противостоять.

— Такой курс приведет к вашему полному уничтожению, — заявил Атвар.

«Возможно, так оно и будет».

Однако по выражению лица Молотова даже его жена не сумела бы понять, что он думает на самом деле, — не говоря уже о ящере.

— Нам известно, что вы уже поработили две расы и хотите, чтобы мы стали третьей. Мы знаем, что вы держите их в рабстве тысячи лет и уготовили нам такую же судьбу. Поскольку сказанное мной — правда и вы даже не пытаетесь отрицать очевидное, нам нечего терять.

— Вы можете сохранить свою жизнь и частную собственность… — начал Атвар.

Тут Молотов не выдержал и расхохотался, чем изрядно удивил переводчика, да и самого себя.

— В Советском Союзе нет частной собственности. Частная собственность есть результат кражи. Средствами производства владеет государство.

Атвар и переводчик довольно долго обсуждали заявление Молотова. Когда они закончили, переводчик посмотрел на Молотова и сказал:

— Смысл вашего утверждения от нас ускользает.

— Я понимаю, — кивнул Молотов. — Причина в том, что классовая борьба в вашем обществе еще не успела развиться, и переход от капитализма к социализму недоступен вашему сознанию.

Как мог, переводчик попытался воспроизвести незнакомые ему понятия. Адмирал Атвар произнес звук, который вполне мог бы издать клапан мощной паровой машины. Через переводчика он ответил:

— И вы, тосевиты, осмеливаетесь называть Расу примитивной? — Он рассмеялся.

— Если речь идет о вашей социальной организации? Безусловно, — заявил Молотов.

Несмотря на уверенность, с которой он произнес последние слова, он не мог не видеть парадокса: технические достижения ящеров говорили о развитом обществе. Советские люди называли инопланетян империалистами, но Молотов понимал, что они прилетели на Землю вовсе не для того, чтобы расширять рынки, как поступали капиталистические государства, жаждущие отдалить неизбежную пролетарскую революцию.

Социальное устройство ящеров больше напоминало древние империи, где хозяева эксплуатировали своих рабов. Однако экономическая система древних империй считалась не совместимой с развитием передовых технологий. Теоретики марксизма-ленинизма до сих пор спорили о том, как ящеры вписываются в законы исторической диалектики.

Атвар снова смеялся над ним, возможно, из-за его самонадеянности.

— Ну, нас мало интересует, что тосевиты думают о нашем внутреннем устройстве, — сказал Атвар, — и я не стал бы приглашать вас для дискуссий на данную тему. Я готов признать, что вы доставили нам массу неприятных минут. Однако вы усложнили и свое собственное положение. Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что мы не нанесем вам ответного удара.

— Вы нас не запугаете, — ответил Молотов. «Во всяком случае, не Сталина». — Мы поступим так, как посчитаем нужным, — в соответствии с ситуацией, в которой окажется наша страна. Отведите свои силы с территории Советского Союза, и мы сразу же перестанем представлять для вас опасность.

Атвар снова рассмеялся, и Молотову его смех показался не слишком приятным.

— Невозможно. Однако я буду милосерден и не стану обращаться с вами как с преступниками, пришедшими к власти после убийства императора.

Адмирал и переводчик испытывали очевидное отвращение к тому, что произошло в те бурные времена. Атвар не совсем точно охарактеризовал исторические события, но Молотов не стал с ним спорить. Чтобы удержать власть, большевики не могли поступить иначе; любое другое решение явилось бы предательством интересов рабочих и простых солдат и матросов, которые помогли им сбросить классово чуждый режим Керенского.

— Наступит день, когда вы подниметесь на соответствующую ступень развития и поступите точно так же, — заявил Молотов.

Если раньше ящеры испытывали явное отвращение к обсуждаемому вопросу, то теперь они пришли в ярость. Они снова начали производить звуки, которые напоминали Молотову кипящий самовар. Атвар буквально выплевывал слова. Переводчик продемонстрировал мастерство владения русским языком, осыпав Молотова градом оскорблений.

— Вы, Большие Уроды, самые необразованные и одиозные существа, каких только можно себе представить. А уж советские люди выделяются своей особенно извращенной дикостью. Сделать такое предположение… — Атвар снова начал пускать пузыри и шипеть.

Молотов не обращал внимания на оскорбления, однако ему с трудом удавалось удерживать очки, норовившие соскочить с носа из-за невесомости. Когда Молотов наконец справился с ними, он ответил:

— Мы не любим друг друга. Это для меня не новость. Неужели вы призвали меня только для того, чтобы освежить мне память, или у вас есть серьезные дипломатические предложения?

Слова Молотова заставили Атвара почувствовать профессиональное уважение к противнику и вынудили вернуться к предмету переговоров.

— Я призвал вас сюда для того, чтобы предупредить: ни при каких обстоятельствах мы не станем терпеть использования ядерного оружия любой тосевитской империей и оставляем за собой право нанести ответный удар в удобное для себя время.

— Я могу говорить только от имени Советского Союза. Миролюбивые рабочие и крестьяне, несомненно, отвергнут требования, сделанные с позиции силы, — ответил Молотов. — Мы также оставляем за собой право нанесения ответных ударов, в особенности учитывая, что ваши войска вторглись в нашу страну без всякой на то причины и без объявления войны. Кроме того, я могу предположить, что и остальные нации поведут себя аналогичным образом.

— Остальные империи… — Атвар сделал небольшую паузу, а потом продолжал: — Мы уверены, что остальные тосевитские империи также работают над созданием атомного оружия. Откуда вы знаете, что они применят его против нас, а не против вашей страны? Дойчевиты, например, уже построили ракеты, которые могут доставлять бомбы к месту назначения.

Молотов едва не выдал себя, рассмеявшись. Ящеры пытались посеять рознь между своими врагами, что представляло бы серьезную опасность, если бы они не проделывали это так явно. Даже Риббентроп не попался бы в такую элементарную ловушку.

— Да, перед вашим появлением Германия и Советский Союз, Германия и Великобритания, Япония и Соединенные Штаты были врагами. Однако мы забыли о своей вражде — вы представляете для нас слишком серьезную опасность, и мы не можем позволить себе воевать друг с другом.

Это был тот редкий случай, когда дипломатия и правда шли рука об руку. Люди сражались друг с другом приблизительно на равных. Ящеры далеко опередили все нации Земли. И если они захватят власть, людям никогда из-под нее не вырваться. Даже гнусный безумец Гитлер понял, что это так.

— Вы не можете не понимать, что ваша борьба не имеет никакого смысла, — заявил Атвар.

— Классовая борьба есть двигатель исторической диалектики, — ответил Молотов. — Она никогда не бывает бесполезной.

— Я понимаю ваши слова по отдельности, Вячеслав Михайлович, но вместе они не имеют ни малейшего смысла, — признался переводчик. — Что мне сказать благородному адмиралу?

— Скажите, что мы ни при каких обстоятельствах не прекратим сражаться с вами и будем использовать все виды оружия, чтобы уничтожить ваши силы на территории Советского Союза, — заявил Молотов. — Никакие угрозы не заставят нас отказаться от борьбы.

Переводчик зашипел и защелкал, а Атвар защелкал и зашипел в ответ.

— Вы пожалеете о своем решении, — наконец сказал переводчик.

— О любом другом решении я пожалею гораздо больше, — ответил Молотов.

Он ни на йоту не погрешил против истины: если бы он осмелился хоть на сантиметр отступить от курса, который наметил для него генеральный секретарь партии большевиков Советского Союза, — Сталин немедленно расстреляет его, причем без малейших колебаний или сожалений. Однако Молотов сказал правду и в более широком смысле. Капитуляция означала многолетнее рабство не только для Советского Союза, но и для всего человечества.

Как и всякий истинно верующий человек, Молотов не сомневался, что историческая диалектика неизбежно приведет к пролетарской революции у ящеров. Однако он уже достаточно хорошо знал историю инопланетян и понимал: революции людям придется ждать тысячи лет.

Бригадный генерал Лесли Гровс повесил над письменным столом своего кабинета в Денверском университете лозунг: «СДЕЛАЙ ЭТО ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО».

Он поставил свою подпись под донесением и встал: крупный рыжеволосый человек с большим животом; энергии Гровса хватило бы на трех обычных смертных. Энергия в сочетании с организаторским талантом превратила его в первоклассного военного инженера и поставила во главе секретного проекта по производству американской атомной бомбы.

Надевая фуражку, Гровс бросил взгляд на лозунг. Он использовал всю свою неуемную энергию на то, чтобы Соединенные Штаты создали первую атомную бомбу, но его опередили русские — кто бы мог подумать?

Неудача ранила его гордость. Проигрыш гонки немцам мог бы привести к катастрофе, если бы не появились ящеры. Однако при нынешних обстоятельствах он нисколько не удивился бы успеху Германии — ведь именно немцы открыли деление атомного ядра. Но русские…

— Русские, — пробормотал он, расхаживая по кабинету. — Они получили слишком большое преимущество.

Русские и немцы поделили между собой захваченный неподалеку от Киева груз плутония, принадлежавший ящерам. И только из-за вмешательства польских евреев, перехвативших курьера, немцам пришлось еще раз располовинить свою часть добычи. Физики американской Металлургической лаборатории получили половину немецкой доли плутония. В результате ни немцы, ни американцы не могли сделать из него бомбу. А вот если русские ни с кем больше не делились, то у них оказалось вполне достаточно бесценного вещества для производства одной атомной бомбы.

— Ладно, допустим, они использовали плутоний ящеров, — продолжал свои рассуждения Гровс.

Не имеет значения. Важно другое — русские опередили Соединенные Штаты, а как они добились успеха, теперь никого не интересует.

Подобные мысли терзали не только Гровса. С того самого момента, как взорвалась русская бомба, денверские газеты вопили, что США обязаны были обрушить на ящеров атомную бомбу первыми. Ни в одной из статей репортеры не продемонстрировали ни малейшего понимания принципов устройства атомной бомбы, и никто из них (благодарение Богу!) не подозревал о том, чем сейчас занимается Металлургическая лаборатория Денверского университета.

По пути из своего кабинета к футбольному полю, под которым физики построили атомный реактор, Гровс прошел мимо сержанта, сопровождавшего пленных ящеров. Сэм Игер и инопланетяне заметно подружились за то время, что провели вместе. Во всяком случае, разговаривали они между собой на смеси языка ящеров и английского.

— Доброе утро, генерал, — сказал сержант, отдавая честь.

— Приветствую, недосягаемый господин, — поздоровались пленники на своем шипящем английском.

— Доброе утро, Игер, — ответил Гровс и поднес ладонь к козырьку. Он даже кивнул ящерам. — Ульхасс, Ристин.

Ящеры казались вполне безобидными. Ростом и телосложением они напоминали худого десятилетнего ребенка с чешуйчатой зелено-коричневой кожей. Их тела от бедер и выше были наклонены немного вперед — что компенсировал обрубок толстого хвоста. Пальцы рук и ног заканчивались когтями. Ящеры обладали выдающимися вперед челюстями со множеством мелких острых зубов и длинным раздвоенным языком, как у змей. Глаза напоминали глаза хамелеона и располагались на двигающихся независимо друг от друга бугорках — благодаря чему инопланетяне могли одновременно смотреть в разные стороны. Впрочем, именно эти диковинные существа поставили США в такое тяжелое положение.

Гровс тяжело зашагал дальше. Главное здание лаборатории находилось в северной части университетского городка, довольно далеко от стадиона. Длительные пешие прогулки помогали генералу худеть. Как, впрочем, и урезанные пайки, которыми теперь приходилось довольствоваться всем без исключения. Однако он все еще не был худым. Если бы обстоятельства развивались иначе, Гровс, наверное, выглядел бы как дирижабль, на которых летают военные в Нью-Джерси.

Возле стадиона Гровсу отсалютовал часовой. Генерал с удовлетворением отметил, что с воздуха ящеры его ни за что не смогли бы заметить — часовой прятался в укрытии. Едва ли не самая главная их задача — сохранить от ящеров в тайне само существование ядерного проекта Соединенных Штатов.

Под стадионом было сумрачно и душно. Днем Денвер напоминал раскаленную жаровню, а ночью воздух быстро остывал — ведь город находился высоко над уровнем моря. Физики и техники, отвечающие за реактор, поздоровались с Гровсом. Он не пользовался всеобщей любовью, но с ним считались — генерала такое положение дел вполне устраивало.

— Насколько нам удалось продвинуться вперед? — спросил он у Энрико Ферми.

— Еще на один день, — ответил физик. — Выход плутония из реактора продолжает увеличиваться.

— Недостаточно быстро, — проворчал Гровс.

Реактор производил несколько граммов плутония в день. Соединенные Штаты нуждались в килограммах, которые следовало прибавить к веществу, доставленному с территории Советского Союза через немецкого курьера, бойцов еврейского Сопротивления в Польше и, наконец, на английской подводной лодке. Гровс лично сопровождал плутоний от Бостона до Денвера, где ему сообщили, что привезенного им количества не хватит для создания бомбы. Воспоминания об этом до сих пор вызывали у генерала неприятные ощущения.

Ферми пожал плечами — истинно итальянский жест.

— Генерал, я не в силах изменить законы природы. Я могу лишь применять их наиболее эффективно: именно таким образом нам удастся несколько сократить объявленный ранее срок окончания работ. Но для того чтобы существенно увеличить производство, необходимо построить новые реакторы. Другого пути нет.

— На это тоже требуется время, — сказал Гровс.

Под трибунами с противоположной стороны футбольного поля строился второй атомный реактор. Оксида урана у них было достаточно. А вот с получением сверхчистого графита возникли проблемы. Гровс обладал превосходными организаторскими способностями, но ящеры превратили дороги США в сущий кошмар.

— На самом деле нам нужно построить реакторы новой, более эффективной конструкции, — сказал Ферми. — Для этих целей лучше всего подходит Ханфорд, округ Колумбия, — там много воды для охлаждения. К тому же этот регион максимально удален от ящеров…

— Не могу с вами согласиться, — перебил его Гровс. — Насколько мне известно, у них в Айдахо имеется база, в паре сотен миль к востоку.

— Совсем небольшая. — Ферми собрал пальцы в щепотку, чтобы показать, какая она маленькая, — Как только профессор Ларссен вернется и подтвердит, что место действительно нам подходит, мы начнем там строительство.

— Да, как только Ларссен вернется, — без особого энтузиазма проговорил Гровс.

Уж лучше бы Ларссен вовсе не возвращался. Да, конечно, у него есть основания обижаться на судьбу. Ларссена отправили с важной и опасной миссией (сейчас любое длительное путешествие становится очень опасным), а его жена, решив, что он погиб, влюбилась в сержанта Игера — тогда еще капрала, — вышла за него замуж и забеременела. Когда же выяснилось, что Ларссен жив, она решила остаться с Игером. Подобные события не способствуют улучшению характера.

Но, черт подери, человеку не следует распускаться. Ведь речь идет не только о его работе. Он мешает своим коллегам. Гровс не стал возражать, когда Ларссен вызвался отправиться на разведку в Ханфорд, но не ждал ничего хорошего от его возвращения.

— Профессору Ларссену пришлось многое пережить, — сказал Ферми, почувствовав раздражение в голосе Гровса.

— Профессор Ферми, вся страна — проклятье, весь мир! — переживает трудные времена, — возразил Гровс. — Так что он не единственный. Он должен прекратить жаловаться на судьбу и взять себя в руки.

Гровс наклонился над Ферми, используя для большей убедительности свой рост и массу. Генерал не особенно возвышался над итальянцем, но был значительно шире и массивнее.

— Прошу меня простить, генерал, — сказал Ферми, — но мне необходимо сделать кое-какие вычисления. — И Ферми удалился.

Гровс крякнул. Победа над корректным профессором физики приносила удовлетворения не больше, чем стрельба по рыбам в бочке — да, удалось попасть в цель, но что с того? Когда у тебя серьезные проблемы, такие перепалки не доставляют радости.

Кроме того, ему не следовало слишком сильно давить на Ферми. Гровс знал, что прекрасно разбирается в своем деле. Не так уж много людей сочетают в себе качества толкового инженера и классного администратора. Но если завтра он вдруг умрет, Джордж Маршалл найдет для него достойную замену. А вот кем заменить Нобелевского лауреата в области физики? Да никем — вот и весь ответ.

Гровс ни секунды не сомневался в том, что бомбу создать необходимо: сначала одну, использовав захваченный у ящеров плутоний, а потом и другие, на основе плутония, произведенного людьми. Технология известна, необходимые ресурсы собраны… Соединенным Штатам осталось только дождаться результатов.

Проблема в том, что они не могут позволить себе ждать. До завершения работ еще целый год, может быть, даже больше. Какую часть страны сохранят для себя американцы к тому моменту, когда будут готовы взорвать бомбу?

«Слишком мало», — мрачно подумал Гровс.

Ребята с танками, пушками и самолетами делают все, что в их силах, но этого недостаточно.

Из чего следует, что каждый день, на который ему удается приблизить создание бомбы, может стать днем, который спасет Соединенные Штаты. Никто в стране не взваливал на свои плечи такую ответственность со времен Гражданской войны. Оставалось лишь надеяться, что они окажутся достаточно широкими, чтобы выдержать ее груз.

Ристин переправил бейсбольный мяч Сэму Игеру. Ящер держал мяч, словно гранату, но бросок получился вполне приличным. Мяч с треском врезался в потрепанную рукавицу Сэма.

— Молодец, — похвалил он и перекинул мяч Ульхассу.

Рукавица Ульхасса казалась еще более потрепанной, но не в рукавице было дело. Ящер сделал встречное движение к мячу, словно пытался его оттолкнуть, а не поймать. Естественно, у него ничего не получилось.

— Глупая яйцеобразная штука, — пожаловался Ульхасс на своем языке, наклонившись, чтобы подобрать мяч в траве, и выразительно кашлянул, подчеркивая тем самым, что именно так он и думает.

Игер почувствовал прилив гордости — он понимал почти все, что говорили ящеры. Да, он не отличается особым умом; всего несколько дней назад получил третью нашивку на погонах. К тому же до появления ящеров он всего лишь играл за «Декатур Коммодорз» в третьей лиге. Его даже в армию не взяли, потому что он носил вставные челюсти — верхнюю и нижнюю, сувенир, доставшийся ему от эпидемии инфлюэнцы в 1918 году. Тогда он едва не умер и лишился всех зубов.

Впрочем, Сэм всегда с огромным интересом читал «Эстаундинг» и другие научно-фантастические журналы. После появления ящеров армии стало безразлично, собственные у него зубы или нет. Теперь их интересовало лишь одно: есть ли у тебя пульс — если да, ты годен к военной службе. Поэтому, когда его часть захватила в Иллинойсе нескольких ящеров, он сам вызвался их сопровождать… и учить язык инопланетян. В результате оказался в Денвере и работал рядом не только с ящерами, но и с самыми лучшими учеными, которые пытались получить у Ристина и Ульхасса информацию для создания американской атомной бомбы.

«Совсем неплохо для среднего игрока в бейсбол», — подумал Игер.

Ульхасс бросил мяч Ристину. Ристин от природы оказался спортивнее, чем его товарищ, а может быть, просто умнее. Ему удалось сообразить, как ловить мяч при помощи бейсбольной рукавицы: дать ему проскочить внутрь, а потом сомкнуть пальцы, чтобы он не выпал.

Однако бросал он по-прежнему неправильно. Сэму пришлось подпрыгнуть, чтобы поймать мяч.

— Прошу прощения, недосягаемый господин, — сказал Ристин.

— Не имеет значения. Никто счет не ведет.

Игер поправил прядь русых волос, выбившихся из-под пилотки. И снова бросил мяч Ульхассу. Если забыть о внешности его партнеров, сцена в духе американской жизни: трое парней играют в мяч в университетском городке погожим летним днем. Вполне в стиле Нормана Рокуэлла[1] — только вот Рокуэлл никогда не рисовал ящеров с бейсбольной рукавицей.

Словно для того, чтобы картина стала еще больше похожа на снимок из субботней «Ивнинг пост», появилась Барбара. Сэм помахал ей рукой и расплылся в широкой улыбке, он всегда радовался, когда ее видел, а сегодня она надела блузку из набивного ситца и голубые джинсы, которые носила, когда вышла за него замуж в «крупном» городе Чагуотер, штат Вайоминг. Даже Игер, который за семнадцать лет игры в профессиональный бейсбол стал крупным специалистом по географии Соединенных Штатов, впервые попал в этот крошечный городок.

Интересно, подумал он, как долго она еще сможет носить джинсы. У Барбары была отличная фигура — но когда она раздевалась, беременность становилась заметной. По подсчетам Сэма, они зачали малыша в свою первую брачную ночь.

— Привет, милая, — сказал Игер, когда Барбара подошла к ним. — Что-то случилось? — Вопрос получился неожиданно серьезным; вопреки обыкновению Барбара не улыбалась.

— Генерал Гровс послал меня за тобой, — ответила она. — Он сказал, что у него для тебя новый приказ.

— Новый приказ? — Сэм скорчил гримасу. — Только я подумал, что мне нравится здесь работать. А он не объяснил, в чем дело?

Барбара покачала головой. Ее волосы, лишь немного темнее, чем у него, разлетелись в разные стороны.

— Я спросила, но он не ответил. Сказал, что хочет сообщить тебе лично.

— Мне это не нравится, — буркнул Игер.

Всякий раз, когда генерал хочет лично отдать приказ сержанту, случается что-нибудь необычное. Вполне возможно, сержанта ждет серьезная опасность. Но если Сэма вызывает генерал Гровс, ответить отказом невозможно. Игер повернулся к Ульхассу и Ристину и заговорил на смеси языка ящеров и английского, которой обычно пользовался при общении с ними:

— Пошли, ребята, послушаем, что скажет недосягаемый руководитель проекта.

Ристин открыл рот и засмеялся так, как смеются ящеры.

— Вы очень смешной Большой Урод, недосягаемый господин, — сказал он.

Он без всякого злого умысла воспользовался жаргонным именем, которое придумали инопланетяне для людей, — точно так же, как Сэм говорил ящер вместо самец Расы при общении с ними.

Два человека и два ящера направились через университетский городок в сторону Металлургической лаборатории. Пару раз им махали рукой знакомые. Ульхасс и Ристин махали в ответ, следуя примеру Сэма и Барбары. Люди уже давно воспринимали ящеров как работников лаборатории. Технически они оставались пленниками, но никто не тревожился из-за их возможного побега.

Генерал Гровс занимал достаточно высокий пост, чтобы возле его кабинета стоял часовой — тот самый солдат, что охранял Ларссена. Игер ничего против него не имел.

— Доброе утро, Оскар, — сказал он. — Ты не присмотришь за двумя крутыми парнями, пока я схожу к генералу? Он что-то хочет мне сказать. Надеюсь, ты не допустишь, чтобы они выведали все наши секреты?

— Конечно, Сэм, — ответил Оскар. Даже без винтовки он легко справился бы с Ристином и Ульхассом. Оскар поклонился Барбаре:

— Хорошего вам утра, мадам.

— Доброе утро, Оскар, — ответила она.

Ее речь отличалась точностью и безупречной грамотностью в отличие от Сэма, да и большинства других людей. Черт возьми, перед войной Барбара специализировалась на средневековом английском в университете Беркли; именно там она и познакомилась с Йенсом Ларссеном.

Оскар повернулся к Сэму:

— Заходите, генерал Гровс вас ждет.

— Хорошо, спасибо, — ответил Сэм, поворачивая дверную ручку. Ясно припомнились ощущения, которые возникали у него после игры, когда менеджер команды заговаривал с ним специфическим тоном.

«О господи, — подумал он, — где они все сейчас и как я сюда попал?»

Он вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Генерал Гровс оторвался от бумаг, он что-то писал. Сэм встал по стойке смирно и отдал честь.

— Сержант Сэмюель Игер прибыл по вашему приказанию, сэр, — доложил он.

— Вольно, Игер. К тебе нет никаких претензий, — ответил Гровс, отвечая на приветствие. Он показал на стоящий перед письменным столом стул. — Садись, если хочешь. — Когда Сэм опустился на стул, Гровс продолжал: — Не кажется ли тебе, что твои чешуйчатые друзья рассказали нам не все, что знали относительно ядерной физики?

— Думаю, да, сэр, — после короткого размышления ответил Игер.

— Хорошо. Я бы вышвырнул тебя вон, если бы ты попробовал сказать что-то другое, — сообщил ему Гровс. Судя по тому, как напряглись мускулы на его плечах, он собирался выполнить свое обещание буквально. — Однако Соединенные Штаты могут еще много узнать от Ульхасса и Ристина, даже если это и не будет напрямую связано с Металлургической лабораторией. Ты со мной согласен?

— Безусловно, сэр, — ответил Игер. — Чем больше мы узнаем о ящерах, тем лучше. Ведь они никуда не денутся даже в том случае, если мы их победим, не говоря уже о колонизационном флоте. Когда они прилетят — через двадцать лет?

— Да, что-то около того. — Генерал Гровс внимательно посмотрел на Сэма. — Твой ответ на мой последний вопрос убеждает меня в том, что я приготовил абсолютно правильный приказ: ты самостоятельно пришел к тем же выводам, что и правительственные эксперты, — только им потребовалось несколько месяцев.

«Наверное, дело в том, что я читал научную фантастику», — подумал Игер.

Однако он решил, что лучше помолчать: кто знает, как генерал Гровс относится к Баку Роджерсу[2]?

— Но вы не сказали, какой приказ намерены мне отдать, сэр, — ответил Игер.

— Да, не сказал. — Гровс бросил взгляд на лежащие перед ним бумаги, текста которых Игер видеть не мог. — Мы организовали в Арканзасе центр по допросу и изучению пленных ящеров. Я собираюсь отправить туда Ристина и Ульхасса — ты будешь их сопровождать. Я полагаю, ты лучше всего послужишь своей стране, используя свое умение общаться с ящерами. Так что, Арканзас — самое подходящее для тебя место.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Сэм. Его продали, но продали в такое место, которое его вполне устраивало… если, конечно, он сумеет до него добраться. — Но, сэр, каким образом мы туда попадем? Между нами и Арканзасом много ящеров — и далеко не все из них являются нашими пленными, если вы понимаете, о чем я говорю.

— Да, я понимаю. Вы туда полетите, — ответил Гровс.

— Сэр? — Игеру с трудом удалось сдержать удивление — если не сказать испуг, и он поспешил объяснить свою реакцию. — Ящеры часто сбивают наши самолеты, сэр.

И это еще слабо сказано!

Воздушный флот ящеров имел такое же преимущество перед самолетами Соединенных Штатов, как современные истребители — перед неповоротливыми машинами Первой мировой войны.

Однако Гровс покачал своей большой головой и ответил:

— И тем не менее вы полетите в Арканзас на самолете. Мало того, ящеры будут об этом знать.

Должно быть, на лице Игера возникло необычное выражение — словно его только что треснули здоровенным карпом по роже. Генерал рассмеялся и добавил:

— Мы всегда ставим их в известность, когда перевозим пленных ящеров по воздуху, более того, раскрашиваем самолеты в ярко-желтый цвет. Знаешь, срабатывает просто отлично — они, как и мы, очень неохотно стреляют в своих.

— Ну, тогда все в порядке, — кивнул Игер.

Даже если бы такого договора между людьми и ящерами не существовало, он все равно полетел бы: в армии приказы не обсуждают. Однако он набрался наглости и спросил:

— А можно, моя жена полетит вместе с нами, сэр? Я бы не стал просить, если бы она не знала о ящерах почти столько же, сколько я. Барбара будет полезнее в Арканзасе, во всяком случае до рождения ребенка.

— При обычных обстоятельствах я бы ответил «нет», сержант. — Генерал состроил гримасу. — Однако теперь не бывает обычных обстоятельств. Ты прав, твоя Барбара может принести в Арканзасе пользу, но я скажу тебе «да» совсем по другой причине. Откровенно говоря, сержант, ваш отъезд разрядит обстановку. Профессор Ларссен должен скоро вернуться сюда из штата Вашингтон.

— Да, сэр, — проговорил Сэм, не разжимая зубов.

Гровс не мог рассуждать иначе. Йенс Ларссен — талантливый физик-ядерщик, а генерал руководит проектом по созданию ядерной бомбы. И если пленные ящеры могут приносить пользу в другом месте… «Двух зайцев одним выстрелом», — промелькнуло в голове у Игера.

— Когда мы вылетаем? — спросил он.

— Через несколько дней, — ответил Гровс. — Нам нужно все подготовить и убедиться в том, что ящеры нас правильно поняли. Ты получишь письменный приказ, как только у секретаря найдется время его напечатать. Свободен.

Игер встал, отдал честь и ушел. Он даже не был уверен, что Гровс видел, как он поднес руку к козырьку: генерал сразу же погрузился в бумаги.

Барбара, Ульхасс и Ристин сделали несколько шагов к нему навстречу, когда он вышел из кабинета Гровса.

— Ты побледнел, Сэм, — сказала Барбара. — Что произошло?

— Собирай вещи, милая, — ответил он. — Мы переезжаем в Арканзас.

Барбара уставилась на него, разинув рот.

Ему пришлось напомнить себе, что ее еще ни разу никуда не переводили.

Генрих Ягер высунулся из башни своего танка, чтобы оглядеться по сторонам, а потом быстро нырнул обратно.

— Господи, как приятно снова оказаться за стальной броней, — заявил он.

Его стрелок сержант Клаус Майнеке проворчал в ответ:

— Полковник, у вас, кажется, и без брони получилось совсем неплохо. — Сержант показал на Железный крест под воротником Ягера.

Рука Ягера потянулась к медали. Он получил ее за помощь Отто Скорцени при взятии города Сплита на побережье Адриатического моря.

— Сержант, во время предыдущей войны я служил в пехоте, — ответил Ягер. — Тогда я думал, что одного раза мне хватит до конца жизни. Оказывается, далеко не всегда человек с возрастом становится умнее.

Майнеке рассмеялся, словно полковник остроумно пошутил. Однако лицо Ягера оставалось совершенно серьезным. Сражение во дворце Диоклетиана оказалось не менее страшным, чем окопная война во Франции за четверть века до нынешних событий.

Эльзасский город Руфах, через который танки Ягера с грохотом прокатили несколько минут назад, стал частью германского рейха во время Первой мировой войны. Франция рассталась с этими территориями после франко-прусской войны. Теперь он опять принадлежит немцам… до тех пор, пока рейх сдерживает натиск ящеров.

Ягер снова высунулся из башни танка и посмотрел через плечо назад. Шпили церкви Нотр-Дам по-прежнему высились на фоне неба. Рядом Ягер разглядел башню Ведьмы — так ее называли местные жители, — которую венчало большое и неаккуратное гнездо аистов.

— Красивая страна, — заметил Ягер, вновь усаживаясь на свое место.

— Понятия не имею, — проворчал Клаус Майнеке. — Мне мало что видно через прорезь прицела. Только после того, как мы останавливаемся на ночлег, удается что-то разглядеть. — Он облизнул губы. — Я знаю, что здесь делают хорошее вино. Этого у них не отнимешь.

— Точно, — кивнул Ягер. — Впрочем, на юге у них тоже неплохо получается.

Он не стал спорить с Майнеке. Когда он оставил бронетанковые войска на западе и отправился в Хорватию, им удалось остановить ящеров между Безансоном и Бельфором. С тех пор Бельфор пал, а вслед за ним и Малу; ящеры пробились к самому Рейну.

«Будь я там…» — подумал Ягер.

И тут же покачал головой. Почти наверняка ему бы ничего не удалось изменить. Он был превосходным офицером бронетанковых войск, однако отнюдь не военным гением — впрочем, даже гений не сумел бы остановить ящеров, когда они перешли в наступление.

— Может быть, нам удастся выбить их из Малу, — с надеждой проговорил он.

— Так говорили когда-то и в Колмаре, — ответил Майнеке.

Будучи ветераном, он понимал: существует огромная разница между тем, что говорят, и тем, что происходит на самом деле. Он поджал губы, а потом негромко добавил, словно боялся, что его подслушает злая судьба:

— Двигатель работает на удивление хорошо — стучу по дереву. — Он сжал пальцы в кулак и стукнул себя по голове.

— Будем надеяться, что он нас не подведет, — проворчал Ягер.

Производство танков пришлось заметно ускорить, они стали более громоздкими, к тому же постоянно возникали проблемы с топливным насосом. Однако инженеры рейха сумели сделать огромный шаг вперед — по сравнению с предыдущим поколением немецких танков новые могли похвастать 75-миллиметровой пушкой и толстой броней, идею которой позаимствовали у советского Т-34.

В результате теперь, чтобы выступить на таком танке против ящеров, требовалась лишь безрассудная храбрость — раньше нужно было окончательно спятить.

— Жаль, у нас нет бомбы, при помощи которой русские отправили ящеров в ад, — заметил Майнеке. — Когда и у нас будет такая же?

— Будь я проклят, если знаю! — ответил Ягер. — Видит бог, я бы тоже этого хотел.

— Но если не знаете вы — тогда кто? — спросил стрелок.

Ягеру оставалось лишь проворчать что-то маловразумительное. Он не имел права распространяться на эту тему. В России полковник участвовал в похищении взрывного металла у ящеров. «Как Прометей, укравший огонь у богов», — прошептала тень того Ягера, который собирался заняться археологией после окончания Первой мировой войны. Ягер вез доставшийся немцам взрывчатый металл через Польшу на лошадях, но ему пришлось отдать половину еврейским партизанам.

«Мне еще повезло, что они меня не прикончили и не забрали все», — подумал Ягер.

В России, а потом и в Польше он узнал, что Гитлер творил с евреями, находившимися на территории рейха; это вызывало у него отвращение. Ягер прекрасно понимал, почему польские евреи перешли на сторону ящеров — чтобы воевать против немцев.

Он также принимал участие в попытках немецких физиков создать атомный реактор в Геттингене — и здесь ему в очередной раз повезло: когда реактор вышел из-под контроля и в результате катастрофы погибло много талантливых физиков, включая Вернера Гейзенберга, сам Ягер сражался в восточной Франции. Никто не знал, сколько потребуется времени на восстановление реактора.

Между тем уставшая пехота и потрепанные бронетанковые войска защищали родину от наступающих ящеров. Если их постигнет неудача, то высоколобым никогда не удастся довести свои исследования до конца и сделать грандиозную бомбу. В Геттингене Ягер чувствовал себя бесполезным. Теперь он снова занимался тем, что умел лучше всего.

С противоположной стороны дороги раздались орудийные выстрелы.

— Восемьдесят восемь, — определил Ягер по звуку. — Хорошо.

Майнеке отлично понял своего командира.

— Значит, они могут сделать залп, а потом убраться отсюда ко всем чертям?

— Ты понимаешь все с первого раза, сержант. Они легко меняют позиции — гораздо быстрее, чем большие пушки. — Ягер немного помолчал. — Ящеры умеют вести ответный огонь как никто другой.

— Какая грустная истина, верно, господин полковник? — со вздохом согласился Майнеке. — Иногда создается впечатление, что они в состоянии забить гвозди в твой гроб, находясь на другом конце света. Если бы их было больше и они знали, как следует обращаться с такой классной техникой…

— Нам бы уже давно пришел конец, — закончил Ягер.

Майнеке расхохотался, хотя полковник сказал чистую правду. Снизу донесся смех Вольфганга Эшенбаха, заряжающего, крупного светловолосого деревенского паренька. За день он не произносил и дюжины слов.

Кроме очевидных достоинств, 88-миллиметровые орудия имели свои недостатки. Они не могли стрелять тяжелыми снарядами, да и били недалеко. Из чего следовало…

— Через пару километров мы ввяжемся в сражение, — сказал Ягер.

— Вы хотите сказать, что мы столкнемся с теми, в кого стреляет наша артиллерия? — поинтересовался Майнеке. Когда Ягер кивнул, он протянул: — Пожалуй, вы правы. Кроме того, нам ведь говорили, что мы встретим неприятеля к югу от Руфаха, не так ли? Не всякий же раз они ошибаются.

— Твоя вера в наше командование достойна всяческого поощрения, сержант, — сухо ответил Ягер, что вызвало новый взрыв веселья. — Остается надеяться, что ящеры будут так же охранять свои фланги, как это делали мы, когда наши порядки растягивались во время сражений с русскими.

— Как именно, господин полковник? — спросил Майнеке. — Я в то время воевал в пустыне с англичанами, а сюда меня перевели сравнительно недавно. Когда новые «пантеры» и «тигры» начали сходить с конвейера, вермахт комплектовал их только лучшими танкистами.

— Ты мало что потерял, — ответил Ягер, продолжая подразнивать стрелка. — Но иногда нам приходилось концентрировать войска в ключевых местах, а наши фланги прикрывали румыны, венгры или итальянцы.

— Спаси нас Господь. — Вольфганг Эшенбах выдал половину дневной нормы слов.

— Ну, они не самые плохие солдаты из тех, кого мне доводилось видеть, — вступился Ягер. — Более того, они вполне прилично сражались, если были нормально экипированы. Но иногда русские умудрялись наносить им серьезные удары — и тогда у них начиналась настоящая паника. Надеюсь, ящеры сосредоточили свои лучшие войска именно в том месте, где планируют перейти в наступление. Я бы не хотел все время иметь дело с их элитными частями.

— Аминь, — сказал Эшенбах; теперь Ягер не сомневался, что заряжающий будет помалкивать до завтрашнего утра.

Полковник вновь выглянул из башни. Конечно, трудно придумать более эффективный способ получить пулю, но, с другой стороны, необходимо оценить обстановку — без чего никак не обойтись, если ты командуешь танком, не говоря уже о полке. Естественно, захлопнув крышку люка и глядя в перископ, чувствуешь себя в большей безопасности, однако вполне можешь не заметить чего-то важного — и тогда тебе конец.

Над головами у них проносились снаряды — очевидно, ящеры отвечали на залпы немецких 88-миллиметровок. Ягер надеялся, что артиллеристы успели сменить позицию.

Вскоре окружающий пейзаж стал похож на поле боя: разрушенные, горящие дома, сломанные деревья, вздувшиеся трупы домашних животных, воронки от разорвавшихся снарядов. Ягер печально покачал головой, заметив обгоревший остов немецкого грузовика. Танк катил мимо траншей и одиночных окопов: раньше здесь проходила линия фронта. Спустившись обратно, Ягер сказал: — И все-таки мы продвигаемся вперед. В войне против ящеров такое выпадает нечасто.

У них имелись все основания рассчитывать на то, что здесь, на флангах, их встретят войска второго эшелона. Как чертик из табакерки, Ягер снова высунулся из башни.

Сквозь рев мощных двигателей «пантеры» прорывался шум перестрелки. Ягер различал очереди немецких пулеметов MG-42 — их трудно с чем-то спутать: казалось, великан рвет огромные куски плотной материи. Ягер порадовался, что у немецкой пехоты есть пулеметы; поскольку все ящеры пользовались автоматическим оружием, без пулеметов и автоматов пехоте с ними не справиться.

Собираясь вступить в бой, немецкие танки начали разворачиваться, выстраиваясь в тупой клин: две роты выдвинулись вперед, танк Ягера и еще одна рота в центре, четвертая — сзади, в резерве. Танки оставляли на зеленом поле длинные коричневые полосы.

Неожиданно к одному из передовых танков протянулась огненная линия. У новых Pz-IV имелась длинноствольная 75-миллиметровая пушка, почти не уступающая пушкам «пантер», но их броня, толще, чем у первых моделей, служила не слишком надежной защитой для экипажей. Противотанковые ракеты ящеров с легкостью прошивали ее насквозь. Pz-IV вспыхнул оранжевым пламенем, из него повалил густой черный дым.

Из наушников донеслись крики ярости. Ягер прикрыл рукой микрофон и начал отдавать быстрые приказы. Другой передовой танк пулеметным огнем поливал ближайшие заросли кустарника, откуда вылетела противотанковая ракета. Стрелок надеялся прикончить или хотя бы ослепить прятавшихся там ящеров.

От безжалостного огненного дождя могла защитить только броня. Ягер с расстояния в четыреста метров наблюдал за тем, как гнутся кусты словно от мучительной боли. Однако через мгновение ракета подожгла еще один немецкий танк.

— У них там бронированный грузовик! — закричал в микрофон Ягер, — Угостите его снарядом из вашего орудия.

В отличие от немецких грузовиков на машинах ящеров имелась пушка, которая легко пробивала боковую броню танка, а кроме того, по обе стороны от пушки стояли ракетные установки. Все это превращало броневики в опасных противников — даже для танков.

Впрочем, броня на грузовиках ящеров была очень тонкой, она защищала от стрелкового оружия, но не выдерживала попадания снаряда. Немецкий танк притормозил и ударил по кустам из пушки. Через мгновение над кустарником взметнулось пламя — броневик горел, как погребальный костер.

Ягер завопил, точно обезумевший индеец. Он вспомнил времена, когда казалось, что для уничтожения броневика ящеров необходимо вмешательство высших сил. Однажды ему самому удалось это сделать при помощи 50-миллиметровой пушки Pz-III, но он прекрасно понимал, что тогда ему просто повезло.

Еще одна ракета попала в Pz-IV. Раздался взрыв, но на сей раз танк не загорелся. Ягер снова испустил победный вопль.

— Наши юбки сработали! — закричал он всему миру.

Кумулятивный заряд ракетных боеголовок ящеров посылал жаркое пламя сквозь броню внутрь танка. Какой-то талантливый инженер предположил, что 5-миллиметровые пластины — «юбки», как их называли танкисты, — приваренные к башне танка и его бокам, заставят боеголовку разорваться раньше, чем нужно. Ягер увидел собственными глазами, что замечательная идея спасла танк.

Наступающие немецкие танки продолжали поливать огнем пехоту ящеров. Под прикрытием танков бежали немецкие солдаты. Противник вел ответный огонь только из стрелкового оружия. Надежды Ягера на удачный исход боя окрепли. Если у инопланетян нет в данном секторе танков, вермахт сможет существенно продвинуться вперед. Ягер не слишком серьезно отнесся к заверениям высшего командования, когда говорили о взятии Малхауза и о том, чтобы вновь отсечь неприятеля от Рейна, но теперь видел, что такой вариант развития событий вполне возможен.

Над полем боя неожиданно появились три вертолета ящеров — два из-за леса, еще один взлетел из-за амбара. Во рту у Ягера пересохло. Вертолеты гораздо опаснее танков. Каждый выпустил по две ракеты. Одна оставила воронку в земле. Остальные пять поразили немецкие танки. Две машины выдержали прямое попадание, три загорелись. Нескольким танкистам удалось выскочить из люков, но большинство погибли.

По вертолетам начали стрелять 20-миллиметровые зенитки. Во время рейда, когда удалось захватить у ящеров плутоний, немцы объединили свои силы с партизанами, которые использовали разбирающуюся на части горную модификацию этих орудий. Теперь и вермахт начал поставлять своим войскам легкие зенитки, которые представляли серьезную угрозу вертолетам.

Зенитчики добились успеха. Вертолетам пришлось отступить. Более того, за одним из них потянулся хвост дыма. Ягер отчаянно молился всем богам, чтобы он рухнул на землю, но машина продолжала держаться в воздухе.

Между тем две передовые танковые роты прорвали первую линию обороны ящеров. Однако им не удалось подавить все огневые точки неприятеля; пули свистели над головой Ягера, рикошетом отскакивали от брони танка. Отлично разбираясь в тактике ведения боя, ящеры пытались уничтожить командиров противника. Ягер счел за лучшее нырнуть обратно в башню.

— Мы их тесним, — сказал он, ведя наблюдение через перископ. — Если удача нас не оставит, мы прорвемся в расположение артиллерийских батарей и нанесем ящерам серьезный урон.

И тут затаившийся в кустах броневик выпустил ракету в танк, шедший всего в ста метрах перед машиной Ягера. По чистой случайности Ягер как раз смотрел через перископ в ту самую точку, откуда вылетела ракета.

— Стоп! — закричал Ягер. — Бронебойным, заряжай!

— Бронебойным. — Вольфгангу Эшенбаху, считаясь с уставом, пришлось превысить дневную норму.

С легким кряхтением он поднял снаряд с черной головкой и вложил его в затвор пушки.

— Направление триста градусов, расстояние семьсот метров, может быть, немного меньше, — скомандовал Ягер. Башня начала поворачиваться против часовой стрелки.

— Я его вижу, сэр, — доложил Клаус Майнеке. — За кустами, да?

— Точно, — кивнул Ягер. — Огонь по…

Прежде чем он договорил, Майнеке выстрелил. При закрытом люке шум был не таким уж страшным, но отдача сотрясла «пантеру». Из казенника вылетела гильза; Эшенбах успел вовремя отпрыгнуть в сторону Едкий запах кордита наполнил воздух

— Попадание! — закричал Ягер — Попадание! Мы его достали, Клаус. Вперед! — Последний приказ относился к водителю: стоящий танк представляет собой идеальную цель для противника.

Двигатель Майбаха взревел. «Пантера» рванулась вперед Наступление продолжалось.