"Вендетта для Святого" - читать интересную книгу автора (Гаррисон Гарри, Чартерис Лесли)

1

Пиджак Святого исчез, и карманы брюк были опустошены полностью, кроме горсти мелочи, оставленной словно в насмешку. Он взял пятилировую монету и, просунув в окно руку, бросил ее в пропасть. Как ни напрягал слух, звук удара, однако, не долетел. Что бы там внизу ни было, до него было очень далеко.

Двери шансов не оставляли. Они были сделаны солидно, из толстых досок, соединенных в шип и окованных железом; с замком, вероятно, можно было поупражняться соответствующими инструментами, но ни при себе, ни в пустой камере не было ничего, чем можно было бы воспользоваться. Окно же могло оказаться разновидностью русской рулетки с пятью вместо одного патронами в барабане, тем не менее это был единственный возможный путь к спасению. А оставаться — означало верную смерть.

Не теряя времени, Саймон содрал с кровати покрывало и начал рвать его на узкие полосы. Связанные вместе с веревкой, снятой с запястий, они давали около тридцати футов длины, правда, сомнительной прочности. Он, как и все, часто читал об этом способе, но не имел случая в нем практиковаться. Испытать импровизированный канат не было другой возможности, кроме как тянуть изо всех сил; при этом никаких дефектов вроде бы не обнаружилось. Не прошло и десяти минут, как один конец веревки был уже привязан к раме кровати, а та уперта в стену под окном так, чтобы этот импровизированный спасательный канат свешивался как можно ниже. Саймон сел на подоконник, свесив ноги в бездну, и насколько возможно оценил ситуацию. Хоть детали пропасти внизу еще были скрыты утренней мглой, небо начинало быстро светлеть, все подробнее проясняя детали топографии местности.

Скала, на которой возвышалось здание, была частью одного из склонов узкой долины, вдоль которой растянулось небольшое селение с высоким шпилем церкви, возвышающимся над белесыми домами. За местечком снова вздымались холмы, а вдали — даже высокие горы, закрывавшие небо. С левой стороны сквозь рассеивавшийся туман можно было различить тонкую нитку дороги, взбиравшейся по противоположному склону; справа, как казалось отсюда, дорога спускалась вниз. Удерживаясь одной рукой и высунувшись как можно дальше, он был вознагражден видом солнца, отражавшегося вдали в воде. Значит, дорога справа вела к морю и должна была стать путем его бегства. Он не имел понятия, где находится, но знал, что внутренние районы Сицилии почти полностью занимают горные цепи, а все главные дороги тянутся вдоль побережья этого треугольного острова, соединяя крупные города, лежащие у моря.

За дверьми снова раздались шаги и послышался металлический скрежет ключа в замке. Если он вообще собирался отсюда сматываться, оставался, пожалуй, последний шанс.

Он развернулся, соскользнул с подоконника и повис, удерживаясь только кончиками пальцев. Потом ухватил одной рукой самодельный канат и постепенно перенес на него вес тела, проверяя прочность. Старый брезент растянулся, но не разорвался; теперь главным желанием Саймона стало как можно скорее расстаться со своим канатом, поэтому, спускаясь со скоростью циркового акробата, он старался избегать рывков, которые могли бы превысить предел прочности сомнительного спасательного средства.

Он был на середине спуска, когда в окне над ним показались вытаращенные глаза, и еще на два ярда ниже, когда потрясение оформилось в слова:

— Че коза фаи?[20]

Учитывая, что человек, задавший подобный вопрос, в этих обстоятельствах не мог всерьез ожидать ответа, Саймон вопрос проигнорировал и стал еще больше внимания уделять своим гимнастическим упражнениям. Он смотрел вниз, когда человек наверху вынул револьвер, и узнал об этом, только услышав грохот выстрела и визг пули, срикошетившей от стены возле головы. Нужны были железные нервы и стальное самообладание, чтобы не нарушить ровного ритма спуска, но Саймон был больше обеспокоен прочностью каната, чем квалификацией стрелка наверху.

Потом он услышал голос Аля Дестамио, громко препиравшегося со стрелком. Ему показалось, что Аль не желает дальнейшей стрельбы, но причины этого не могли его слишком обрадовать. Пока они спорили, Саймон съехал еще ниже и повис на конце каната. Судорожно сжимая его в руках, он взглянул вниз и увидел, что его ноги еще на целый метр не достигают основания стены, фундамент которой начинался в полуметре от края скалы. Ниже этого края стена круто падала вниз под углом градусов в восемьдесят, и высота этого обрыва была достаточна, чтобы раскрыть парашют, об отсутствии которого Саймон в этот миг горько пожалел. Тем более что спор в окне над ним очевидно разрешился компромиссом, поскольку кто-то начал отчаянно трясти и дергать его единственную опору. Ничего не оставалось, как рискнуть еще раз. Он разжал руки и прыгнул…

Приземлился мягко, на пальцы, согнув колени, чтобы погасить инерцию. Обломки и мусор скатились в обрыв, но скала оказалась достаточно прочной. Он чуть отдохнул, прижавшись к гладкой стене здания и завидуя осьминогам с присосками на щупальцах. На расстоянии двадцати шагов справа от него был поворот за угол. Добравшись туда, он мог определить свои дальнейшие шаги в зависимости от того, какие там откроются возможности. Далее его план не распространялся, и, как оказалось, не зря. Один из охранников, видимо, уже находившийся снаружи, услышав выстрелы, высунулся из-за того угла, к которому направлялся своим опасным маршрутом Саймон.

— Буон джорно,[21] — сказал Святой с максимальной убедительностью. — Скажите, я здесь пройду в ванную?

Реакция была столь же ясной и недвусмысленной, как трюк с замедленной съемкой в немых фильмах. Отвисшая челюсть охранника превратила его удивленный рот в подобие вытянутого о, демонстрируя интересную коллекцию золотых зубов вперемежку с почерневшими корнями их менее привлекательных соседей, которым еще не подошла очередь укрыться золотом.

— Че коза фаи?

— Эббене,[22] — ответил он, осторожно опускаясь на одно колено, другую ногу он опустил в обрыв, нащупывая опору. — Знаете, были жалобы на фундамент этого замка. Нельзя, чтобы конец дона Паскуале наступил раньше времени от того, что комната, в которой он лежит больной, обвалилась под ним. Поэтому меня вызвали для проверки состояния кладки. Мы подозреваем грунтовые воды. Вы считаете это правдоподобным?

Мнение его слушателя, который в тупом оцепенении стоял как загипнотизированный, пока Святой до подбородка не исчез под скальным выступом, так и осталось неизвестным, потому что тот отлетел назад и вместо него появился человек, стрелявший из окна наверху.

— Назад! — закричал он с идиотской самоуверенностью, одновременно пытаясь прицелиться.

— Очень жаль, но мой профсоюз разрешает мне только спускаться вниз. Если вы хотите, чтобы я поднимался, придется вам обеспечить лифт.

Этот рассудительный ответ не остудил запала стрелка, но у того возникли дополнительные трудности, вытекавшие из возникшего положения. Пропасть начиналась прямо у его ног, а цоколь здания с правой стороны почти смыкался с ее краем. Будь это с противоположной стороны или будь он левшой, не было бы ничего проще, как высунуть голову и руку с револьвером за угол дома и стрелять. Но, привыкнув пользоваться правой рукой, он не мог как следует прицелиться, так как не было места, чтобы сделать шаг за угол, просто было некуда поставить ногу. Он пробовал несколько раз пальнуть без опоры, выгнув наружу руку в запястье, но, разумеется, промазал, а отдача едва не лишила его неустойчивого равновесия на краю пропасти. Тогда Саймон бросился по вертикальной стене с неожиданной ловкостью, сделавшей бы честь и покорителям Эвереста. Он в свое время немного занимался скалолазанием, так же как и любым другим необходимым видом спорта, но никогда не считал себя настоящим альпинистом. Высокооктановый адреналин был единственным горючим, двигавшим Святым, распластавшимся как паук на почти отвесной стене. Пальцами ног он нащупывал неровности, дающие хоть малейшую возможность для упора, пальцами рук цеплялся за выбоины и трещины, которые в этом неуступчивом камне могли образовать только столетия воздействия атмосферных осадков.

После нескончаемо долгого спуска что-то вдруг задело его по плечам и оказалось кривой суковатой ветвью. Сделав резкий поворот, он ухватился за нее, спрыгнул на землю и помчался между деревьями.

Далеко вверху раздался звук стартера, перешедший в рев автомобильного мотора. Кто-то понял, что легче отрезать его от конечной цели, чем пытаться достать из начальной точки.

Он бежал.

Полоса открытого поля разделяла лес и сады, и, когда он пересекал ее, сзади что-то загрохотало, что-то просвистело высоко над ним и врезалось в землю. Он воспринял это спокойно, потому что понимал, что на таком расстоянии пистолет был не более опасен, чем удачно брошенный камень. Гораздо серьезнее была другая угроза. Он вдруг услышал вой перегруженного мотора, и огромный черный лимузин, удивительно напоминавший фильмы из эпохи сухого закона в Америке, с грохотом вылетел на дорогу, бежавшую мимо дома вниз и свернул к городку. Судя по безумной скорости спуска и лихости прохождения поворотов в клубах пыли по самому краю обрыва, намерение его седоков было весьма решительным. Хотя скальная эскапада закончилась благополучно, путь ему все равно мог быть отрезан… Святой ускорил шаг и почти съезжал по склону, перескакивая каменные изгороди, противопоставляя свою скорость и силу длинной окружной дороге, по которой приходилось двигаться автомобилю. Оказавшись под защитой деревьев, резко свернул вправо, и эта перемена курса сделала его невидимым для наблюдавших с вершины. Лимузин тоже скрылся за деревьями, но Саймон мог следить за его продвижением по вою переключаемых передач и протестующему визгу шин на поворотах. Фактором раздражающей неопределенности была неясность, в каком месте пересечется его путь с дорогой.

Боль от удара по затылку давно уже прошла или была вытеснена более актуальными переживаниями. Перед ним выросла новая изгородь, которую он преодолел, как бегун с барьерами, и только в воздухе обнаружил, что за ней был шестифутовый склон, спускавшийся к дороге. Сделав невероятный кульбит, сумел кое-как подняться на ноги, одновременно заметив среди оливковых зарослей крышу черного лимузина в каких-нибудь ста ярдах выше по склону. Только крутой поворот почти на 360 градусов, который как раз преодолевал автомобиль, помешал пассажирам его заметить.

Учитывая скорость приближения автомобиля, эта удача позволила выиграть еще несколько секунд. Саймон двумя огромными прыжками перескочил дорогу и нырнул вниз головой через ограду на противоположной стороне. Приземлился на руки и, совершив еще один кульбит, прижался к земле.

В тот же миг автомобиль провизжал шинами на повороте, резко затормозил и остановился чуть ли не на том месте, где Святой пересек дорогу, настолько близко к нему, что камни из-под колес застучали по изгороди, а пыль повисла над головой Саймона.

Опоздай он на долю секунды, его схватили бы на дороге; продлись его головоломный спуск еще десять секунд, и его бы взяли в садах, прочесыванием которых занялись мафиози.

Осторожно приподнявшись. Святой увидел неподалеку мокрую от пота спину самого Аля Дестамио, выкрикивавшего приказы своей рассыпавшейся в цепь банде. Вся их активность была направлена вверх от дороги, видимо, из-за твердой уверенности, что опередить их он никак не мог. Соблазн ударить с тыла был слишком велик, но Святой вынужден был признать, что в данном случае доводы здравого рассудка должны взять верх над соблазнительным удовольствием эффектной операции. Он отвернулся, с сожалением вспоминая времена своей юности, когда он, несомненно, поступил бы иначе, и тихо пустился вниз по винограднику, в котором очутился.

Позволил себе короткий отдых, пока преследователи впустую прочесывали склоны, на которых, как они полагали, он был отрезан. Учитывая такую их уверенность, понадобилось бы не менее часа, чтобы убедиться, что Святой сумел ускользнуть, а не притаился где-нибудь в укромном месте. Потом предстояло передать эту новость в замок, чтобы расширить район поисков. Началась бы масштабная акция с участием всех членов мафии и сочувствующих им, то есть большинства населения острова. Все были бы против него; Саймон отдавал себе в этом отчет. Эти мысли все сильнее досаждали ему, пока он ускорял шаг. Не дать поймать себя в сети мафии может оказаться самой трудной задачей в его карьере, но если ему удастся унести ноги, то он справится и со всем остальным. Безымянный городок, лежавший перед ним, уже пробудился к жизни, и, как все живое на юге, лихорадочно засуетился в часы утренней прохлады, чтобы потом со вкусом вздремнуть в часы полуденного зноя. С главной площади открывался роскошный вид не только на палаццо, на нависшую над долиной скалу, но и на дорогу, которая пересекала долину и уходила в сторону невидимого моря. Он знал, что дорога была путем не к спасению, а только к смерти. Хотя дорога и производила впечатление пустынной, именно ее стерегли бы прежде всего и именно там поджидали его ловушки. Членов мафии могли не слишком интересовать дела Дестамио, но они были оскорблены сопротивлением, которое с таким упорством оказывал Саймон, поэтому все их возможности, охватывавшие окрестности, явно будут мобилизованы с единственной целью — поймать беглеца. И прежде всего они перережут дороги.

На другой стороне площади, перед единственным в городке отелем, группа непроспавшихся туристов загружала свой багаж и детвору в несколько автомобилей. Два семейства румяных баварцев в непременных кожаных шортах и с пивными животами, очевидно путешествующих вместе в одинаковых горбатых «фольксвагенах», француз средних лет в невзрачном «пежо» с эффектной красоткой, никоим образом не походившей на его жену, огромный «комби», слишком длинные крылья которого и задние фары величиной с крышки от мусорных баков выдавали его заокеанское происхождение еще до того, как можно было различить на заляпанном номере черно-красную эмблему американских вооруженных сил в Европе. Крикливая псевдогавайская сорочка, как кофта беременной спадавшая на потертые джинсы, плотно обтягивавшие зад их владельца, несколько смягчала впечатление от воинственно выпяченной челюсти и жесткого взгляда, которые всегда отличали армейского сержанта, что в военное, что в мирное время.

Надежда шевельнулась в сердце Саймона. Не то чтобы фортуна ломилась в его двери, но с учетом такой встречи он, можно сказать, услышал ее робкий стук. Подождав, пока последний чемодан был засунут в кузов машины, величиной с грузовик, и последний визжащий отпрыск пойман и усажен, он подошел в тот момент, когда водитель сел и запустил мотор.

— Я терпеть не могу навязываться, — сказал он с чисто американской смесью непринужденности и повелительного тона, — но не могли бы вы подбросить меня на несколько миль вдоль долины? Мне пришлось оставить свою машину в мастерской, и она будет готова только вечером.

Пока сержант в силу укоренившейся среди всех сверхсрочников подозрительности колебался, его жена подвинулась, освободив место на переднем сиденье.

— Разумеется, — сказала она, приняв решение за мужа, как все порядочные американские жены. — Нет проблем.

Святой сел, и они тронулись. Саймон представил себе, как Дестамио вместе с первой поисковой группой задумывается, не упустили ли они его, остановившись на полпути.

— Чем вы тут занимаетесь? — дружелюбно спросил сержант через некоторое время.

— Отдыхаю у родственников, — уклончиво ответил Святой, зная, что его черные волосы и смуглая кожа могли отчасти подтвердить наличие каких-то итальянских предков. — У них усадьба чуть дальше у дороги. Я здесь первый раз, моя семья эмигрировала, когда меня еще не было на свете.

— А сами вы откуда?

— Из Нью-Йорка.

Выбор не из лучших, но он хотел быть уверенным, что не споткнется на каких-нибудь топографических подробностях, и с координатами достаточно неопределенными, чтобы не попасться в ловушку типа вопроса:

— А вы не знаете Джо Блоу?

— А мы из Далласа, Техас. А сейчас в отпуске.

Все шло гладко, и любого бы одолел соблазн использовать эту удобную оказию так долго, как только удастся, но Святой дожил до своего возраста главным образом потому, что не был тем самым любым. Очень скоро его преследователи в зону своих поисков включат и городок, найдут на площади какого-нибудь бродягу, который видел, как Саймон садился в необычный автомобиль. В результате по телефону будут оповещены все собратья вдоль побережья, и, прежде чем они туда доберутся, дорога в обоих направлениях будет взята под контроль, и, где бы он не покинул машину, от погони не уйти. Заметив съезд в сторону, он сказал:

— Это здесь. Прошу, не надо сворачивать, там трудно развернуться. Премного благодарен.

— Ну что вы, нам было очень приятно помочь.

Саймон вышел, помахав на прощание. Теперь, пока не задержат автомобиль и не допросят водителя, свора Дестамио будет отчасти сбита с пути — ведь человек, идущий пешком, может выбрать любое направление, и он не настолько глуп, чтобы, имея возможность обойти горы низом, полезть в такую жару наверх. Но именно это и собирался сделать Саймон.

По своим предыдущим поездкам по Сицилии он знал, что в глубине большинства сбегавших к морю долин прячутся деревушки и даже городки. Хотя между ними было всего несколько миль по прямой, единственным способом попасть из одной в другую было спуститься к морю и потом снова карабкаться в гору, что в местном климате становилось весьма утомительным аттракционом. Поскольку Святой собирался совершить нечто неожиданное, он решил пойти через горы в соседнюю долину, рассчитывая, что оповещать тамошний филиал мафии будут в последнюю очередь. Но эксцентричность эта могла дорого ему обойтись, причем он получил возможность понять, почему, несмотря на привлекательность скал Этны, Сицилии не суждено было стать Меккой альпинистов. Чем выше он взбирался, тем сильнее старался заставить себя забыть не только о полученном ударе по голове, но и о том, что со вчерашнего незабываемого обеда ничего не ел и не пил. Когда сады и виноградники уступили место корявым кактусам на каменных выжженных склонах, самой мучительной стала даже не жара, а постоянно возникавшее в мыслях изобилие прохладительных напитков, что только усиливало муки жажды. Когда он добрался до вершины, то почувствовал, что его мозги медленно плавятся внутри черепа. Зато, если он верно выбрал направление, теперь он мог спускаться в долину, ведущую к морю с совсем другой стороны и совсем не в том районе, где искали его люди Дестамио.

Сквозь заливавший глаза пот он различил два высохших дерева на фоне раскаленного неба; взяв направление на них, с натугой взобрался на следующий голый гребень и получил возможность насладиться видом, оправдавшим пот и муки его предприятия.