"Ярлыки" - читать интересную книгу автора (Карлтон Гарольд)

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Водитель внимательно смотрел на Корал в зеркало заднего обзора. Он не мог дождаться, когда наконец доберется домой и сможет рассказать своей жене все, что видел в этот вечер. Знаменитая редактор модного журнала соблазняла французского дизайнера! Может, ему стоит позвонить в «Дейли Ньюс» и продать им эту горячую новость?

– Где находится этот «Конец Света»? – спросил он. – Или вы считаете, что это глупый вопрос?

– Нам нужно ехать сюда. – Она передала ему адрес, написанный на бумажке. – Это недалеко, где-то рядом с Чайнатауном.

Водитель притормозил, он с трудом разбирал почерк Корал.

– Миссис Стэнтон, похоже, что это находится в Ист-Виллидж. Сейчас уже два часа ночи, и может, вам лучше отправиться домой?

– Вот уж нет!

Она помахала перед его носом бумажкой в двадцать долларов, и он, конечно, не отказался от них.

– Мне нужно заехать в отель в Челси. Я не собираюсь ехать туда одна, – предупредила она.

Через несколько минут они прибыли на грязную улочку Челси. Корал закричала в домофон:

– Мне хочется побаловаться наркотой!

– Во даешь! Я сейчас спущусь!

Она иногда использовала Неон в качестве модели в своем журнале: ее огромная шапка курчавых волос и глаза, резко подведенные черным, интересно сочетались с лицом великолепной лепки. Неон выбежала в мини-мини платьице и боа из перьев, которое развевалось за ее спиной. Она увидела лимузин и мигом впорхнула внутрь, пробормотав:

– Хорошо!

Пока они ехали по направлению к Виллидж, она заглотнула горстку таблеток, радостно улыбаясь Корал.

Через двадцать минут, расспросив несколько человек, они подъехали к убогому диско-клубу. Его покосившаяся светящаяся вывеска утверждала, что это и есть «Конец Света». Корал здесь все нравилось. Она последовала за Неон по крутым темным ступенькам. У входа она замерла от удовольствия – прерывистые блики света и оглушительные звуки рока очаровали ее. Она попросила, чтобы их посадили за угловой столик, и заказала шампанское. Высокий темнокожий мужчина тут же повел Неон на танцплощадку. Корал откинулась на спинку стула, на нее уже начал действовать ЛСД. Шампанское показалось ей самым великолепным вином, которое ей когда-либо приходилось пробовать. Один глоток подействовал на нее, как галлоны прекрасного пьянящего игристого вина. Этот напиток рванулся ей в горло, опьянив ее в единое мгновенье. Она пробовала прочитать наклейку на бутылке – неужели в Калифорнии наконец научились делать прекрасное вино?! Танцплощадка казалась ей самым прекрасным местом в мире, какое ей только приходилось видеть. Каким-то образом в этом клубе удалось добиться того, что пол дышал, как живое существо, он двигался под ногами танцоров и был покрыт чем-то прозрачным, и Корал удивлялась, как же им удалось так сделать? Танцоры двигались, извиваясь, как профессионалы. Их косметика и одежда были лучше, чем в самых модных журналах. Она никогда прежде не видела таких красок и такие стили. Яркие химические фосфоресцирующие цвета то контрастировали, то сливались друг с другом. Глаза напоминали психоделические радуги и цветы. Раскрашенные щеки и лбы переливались в свете моргающих ламп.

С ней заговаривали разные люди. Двое или трое, кажется, знали ее. Она стала рассказывать историю своей жизни любопытным слушателям, потом спросила, какая группа там играет, потому что никогда прежде ей не приходилось слышать настолько интересной и блузкой ее настроению музыки. Она поклялась себе, что обязательно приведет в этот клуб Уэйленда и Колина.

Когда ее водитель явился за ней в три часа ночи, она отпустила его. Она не могла танцевать – здесь было слишком много народу. Поэтому лучше всего было сидеть и просто наблюдать, поражаясь виденному. Иногда у нее появлялось ощущение, что она парализована. Но, приложив жуткие усилия, выяснила, что все-таки может двигаться.

Поцеловав на прощание своих новых друзей, она ушла из клуба в половине пятого утра. Темная улица была не менее волнующей, чем сам клуб! Ей показалось, что фонари тоже начали дышать и стали одушевленными созданиями. Мимо нее важно прошествовала уличная собака. Корал остановила желтое светящееся такси.

Садясь в машину, она старалась не показать водителю, что ее раздражает его колеблющееся, менявшееся перед ее глазами лицо.

– Марко Раминес, – заметила она, прочитав его имя на табличке. – Как чудесно!

– Леди, у вас есть деньги? – с подозрением поинтересовался у нее водитель.

Корал нахмурилась: ее вечерняя сумочка в блестках исчезла.

– Леди, у вас есть пять долларов? Мне не нравится возить пассажиров в такой поздний час, если у них нет денег.

Корал нагнулась и сняла с ног свои «шпильки». Она протянула ему их.

– Видите? – спросила она его. – Я их только недавно купила в Париже и надела сегодня в первый раз. Они стоят сто пятьдесят долларов. Если вы отвезете меня домой, я отдам их вам…

– Мне не нужны ваши «шпильки».

– Вы видите название фирмы? Это «Роджер Вивьер». У вас что – нет жены? Или хотя бы девушки?

– Леди, а вам что – не нужны ваши туфли?

– Мне, прежде всего, нужно доехать домой, – ответила она, откинувшись на сиденье и закрыв глаза.

Такси двинулось, он, наверно, решил согласиться с ее предложением. Она побежит в свою квартиру, чувствуя холодный асфальт под голыми ногами. Они ехали по Второй авеню, Нью-Йорк никогда не был в ее глазах более чистым, прекрасным и волнующим!

В следующем выпуске «Лейблз» писака из колонки «Сплетни» от души попил ее кровушки!

«Кто же из известнейших редакторов модных журналов позволил опьянить себя достижениями революции шестидесятых годов?! Она недавно перестала пить вместе со знаменитыми мэтрами дизайна и опустилась до принятия наркотиков в трущобах Ист-Виллидж. Может быть, она устала от постоянного общения с прекрасным, или на нее подействовали таблетки и ее головка, подстриженная у Сассуна, закружилась и унесла ее в заоблачные миры? Психоделическое действие наркотиков нашло неожиданное признание у самого, казалось бы, неподходящего человека…»

Эд Шрайбер, плотный, нахальный бухгалтер «Голд!», постучал в стекло витрины нового магазина «Голд!». Он пытался заглянуть туда, приложив ладони щитком к стеклу и приблизив лицо.

Маккензи сидела за столом, оживленно разговаривая по телефону. Эду сказали, что если он придет сюда рано, то сможет застать ее. Он глянул на часы: половина девятого. Она открыла дверь и посмотрела на него.

– Мы откроемся только на следующей неделе, – сказала она.

Он ошалело посмотрел на нее.

– Привет! Вы меня не помните?!

Он никогда прежде не видел ее в таком наряде. На Маккензи было чудесное мини, под «леопарда», плотные черные колготки и короткие сапожки, тоже «под леопарда». Черный вязаный верх плотно облегал ее полную грудь. Волна волос нависала над глазами, из-за этого взгляд казался кокетливым. Яркие румяна и блестящая розовая помада завершали ее совершенно новый облик.

– Кто же вы?

Она пожала руку Эда и нахмурилась, пытаясь узнать его.

– А я думал, что произвел на вас неизгладимое впечатление, – заметил Эд. – Эд Шрайбер! Ваш бухгалтер! Разве они не предупредили вас, что я должен прийти?

Она впустила его и закрыла за ним дверь.

– Простите, но я совершенно погрязла в вельвете в широкий рубчик. Вы никого не знаете, кто бы мог нам его срочно поставить? Несколько сотен ярдов. И любого цвета.

– Ну-у-у… – Он неловко переминался с ноги на ногу, оглядывая магазин. – Здесь так чудесно.

– Не правда ли?

Она отошла от него и, подпрыгивая, как маленькая девчонка, пробежалась по центральному проходу.

– Здесь все переделали в рекордно короткие сроки. Я практически ночевала здесь, наблюдая, чтобы ничего не напутали. Я очень довольна результатами.

Она с восхищением оглядывала зеркала на стенах и товары, отражавшиеся в них.

– Посмотрите!

Она включила яркий свет. Новый магазин продолжал развивать облик старого, но возвел его оформительские принципы на высшую ступень. Розовые, пурпурные и белые пятна были такими же. Они отражались от зеркал и создавали эффект театральной декорации.

Она пристально посмотрела на него.

– Да, да, я помню вас. Вы присутствовали на одной семейной встрече и пытались не заснуть…

– Это в вашей-то семье? Вы шутите? Она захихикала.

– Мы не самая спокойная семейка.

Она еще раз внимательно посмотрела на него. Он был невысок, но крепок и коренаст. Его выразительное, живое лицо часто принимало хитрое выражение или же становилось довольно забавным. Растрепанные каштановые волосы отросли несколько длиннее, чем требовал его стиль. Он из того разряда мужчин, которые начинают отращивать волосы год спустя после того, как это становится «писком» моды, подумала она. Лучшей его приметой был взгляд ярких темно-синих глаз. Глаза у него были очень выразительные.

Она приблизилась к нему.

– Чудесный цвет глаз, – отметила она. – Почему у мужчин бывают самые красивые глаза и самые длинные ресницы?!

– Но у вас они тоже ничего!

– Да, но мне приходится их подкрашивать!

Она решила также, что в нем есть что-то сексуальное.

Можно даже сказать, что он был первым мужчиной, чье мужское начало так поразило ее. В ее жизни до сих пор было всего лишь два типа мужчин: грубияны из Бронкса и хиппи из Виллидж. И Элистер. Эд Шрайбер был явно из иной категории. Элистер познакомил ее с сексом. Но он никогда не казался ей сексуальным, просто ей было приятно то, что он делал с ней… Она не знала, что значит желать его тело. Ей не нравилась его белая кожа. И то, что он был таким тощим.

Пока она разглядывала Эда, она поняла, что ей всегда нравились крепкие мужчины. Для нее будет новым развлечением заниматься любовью с мужчиной, чье тело привлекало ее.

Она никогда не заглядывалась на мужчин. Она не была уверена в своей привлекательности и поэтому считала, что ей повезло с Элистером. Ей никогда не приходило в голову, что у нее могли быть более интересные мужчины. Или же, что интересный мужчина может обратить на нее внимание. Но Маккензи расцвела в последнее время. Общение с Элистером не прошло даром. Ее манеры и голос изменились. Она стала мягче и менее напряженной. Постоянные диеты помогли ей приобрести стройность, но она все еще оставалась пухленькой и аппетитной. Опыт в макияже и лучшие парикмахеры города помогали ей обрести ухоженный и привлекательный вид. Она не понимала, что стала приятной и сексуально притягательной женщиной.

Эд сел рядом с ней и объяснил ей некоторые бухгалтерские термины. Он сказал ей, что теперь она должна сохранять для него все чеки и счета, чтобы он мог дальше работать с ними.

– Мы должны привести с порядок финансовые дела, – сказал он.

– Вот как? Ну что ж, удачи вам. – Она взяла целую кучу ценников и начала писать на каждом из них «19 долларов». – Я не очень хорошо разбираюсь в цифрах и предпочитаю, чтобы ими занимались мои братья. Как вы считаете? Они, наверное, пользуются этим?

Эд пожал плечами.

– Так как вы хватаете пачки денег из кассы каждый раз, когда вам нужна наличность, мне трудно определить, кто кого надувает. Как только я введу в действие систему Шрайбера, никому не удастся просто так таскать деньги. Но вы что, не доверяете своим собственным братьям?

Она искоса посмотрела на него.

– Нет.

Он засмеялся.

– Я вас в этом не виню.

– Эй, – захохотала она. – Я могла бы вас за это уволить!

– Я просто сказал то, что думаю.

– Значит, вы не такой простак.

– Конечно, под этим костюмом-тройкой скрывается дикое необузданное животное.

– Докажите это!

Она импульсивно поцеловала его в щеку. К ее удивлению, он привлек ее к себе и поцеловал прямо в губы. Это был долгий поцелуй. Она не сопротивлялась прикосновению его губ и его языку, проникшему в ее рот.

– Ох! – Она отпрянула от него и перевела дыхание, потом заглянула ему в глаза. – Эдди, это не очень профессионально, – заметила она, в то время как ее захватывало совершенно новое чувство. – Вы весьма сексуальны!

Не менее потрясенный, он ответил:

– И вы тоже!

Они помолчали некоторое время, и она написала еще несколько ценников.

– Так как, – наконец спросил он ее, – у меня есть какой-нибудь шанс быть с вами? У меня, простого парня?

Она посмотрела на него.

– С такими-то синими глазищами? Определенно. Но у меня есть приятель.

– И он позволит вам целоваться с незнакомыми бухгалтерами?

– Нет, но вы же первый поцеловали меня. Разве вы забыли?

Он серьезно посмотрел на нее. Было видно, как велико его желание. Она отвернулась, ей стало неудобно.

– Итак, как вы представляете, насколько разрастется ваш бизнес? – спросил он, нарушив молчание.

Она пожала плечами и посмотрела на него.

– Мы распространимся по всей стране, по всему миру, по всей Вселенной!

– «Голд!» – модные магазины на Луне?!

– Вот было бы здорово! – закричала она. – Маккензи схватила черный пушистый жакет. – Пошли! Эдди, я угощаю вас кофе!

Маккензи подключила сигнальную систему, аккуратно заперев огромную стеклянную дверь. На улице дул холодный мартовский ветер, и она прижалась к Эдди, держа его под руку. Он чувствовал себя сильным, большим и хотел бы защищать ее.

В ближайшем кафе он внимательно выслушал ее планы на будущее. Так приятно, что кому-то было интересно выслушивать ее. Разговоры с братьями всегда кончались спорами. Когда она делилась планами с Элистером, у него в глазах появлялось такое задумчивое и отстраненное выражение, как будто он ревновал к тому, что его создание пошло так далеко.

– Вам надо бы изменить место покупки тканей, если вы собираетесь расширяться, – посоветовал ей Эд. – Будет более экономичным закупать в Калифорнии, или даже в Гонконге, или Индии.

– Почему? – спросила она.

– Там весьма дешевая рабочая сила.

– Но мне нравится, когда мои образцы делаются здесь, – заметила она. – Я просто обожаю моих дам, которые мне готовят образцы. Они такие чудные мамочки – пуэрториканские, или черные, или еврейские мамульки! Они считают, что я немного «ку-ку»!

– Я тоже так думаю!

– Но я четко знаю, что я делаю! – сказала она и подмигнула ему.

– Я согласен с вами.

– Послушайте. – Она повернулась и посмотрела ему прямо в лицо. – Я понимаю, что вам придется работать с Реджи и Максом, но вы на моей стороне, не так ли?

– Конечно, – ухмыльнулся он.

– Вы не станете обманывать меня, если почувствуете, что что-то не так? Вы ведь скажете об этом мне? Мне не хочется, чтобы в нашей компании было что-то неприятное, какие-то дурные чувства и отношения. Мне не хочется, чтобы мои братья делали из меня дуру или жульничали, действуя от моего имени. Я так же хорошо во всем разбираюсь, как и они…

Он поднял вверх руки, чтобы остановить поток ее слов.

– Спокойно! Спокойно! Вы рассуждаете так, как будто вам приходится работать с мафией!

– Я иногда именно так себя и чувствую, – призналась она. – Давайте заключим соглашение и пожмем друг другу руки, Эдди. Вы не против?

Она протянула руку. Он взял ее в свою, теплую и крепкую. Теперь она будет себя гораздо лучше чувствовать. Она станет культивировать своих маленьких шпионов. Она уже просила некоторых швей из «Квинз» сказать ей, если к ним будут несправедливы.

– Я могу получить обратно свою руку? – спросила она.

Эд засмеялся, заплатил по счету и проводил ее обратно в магазин. Она облокотилась на ручку двери, и ей в голову пришла фантазия: затащить его в магазин и заняться с ним любовью прямо в примерочной. Она разрешила ему вежливо поцеловать себя в щеку и дала себе обещание – «как-нибудь в другой раз я сделаю это!»

– Мне не нужно никакого торжественного открытия! – настаивала Маккензи. – Если мне придется наблюдать, как Эстер Голдштайн будет угощать всех рубленой печенкой и мой отец станет предлагать кошерное вино по сниженной цене, я просто умру от стыда!

Она обсуждала с Элистером открытие нового магазина. Он нахмурился, увидев список важных дам – журналисток и редакторов.

– Как насчет того, чтобы пригласить избранных, и ты персонально все им покажешь? Мы могли бы расставить столы и стулья в середине магазина и доставить еду из «Ле Круассан». Ты подашь пару бокалов шампанского, все уйдут счастливые и радостные после оказанного им внимания.

– Великолепно! Пожалуй, этого хватит, – одобрительно заметила Маккензи. Элистер так редко в последнее время подавал ей действительно хорошие идеи, что она старалась подбодрить его.

Новый «Голд!» был назван одной газетой «Новой концепцией в торговле». Затрепанная фраза, которую всегда вытаскивают на свет Божий, когда открывается магазин, по-новому оформленный. Более вредный «Лейблз» назвал его «ничем иным, как дешевым магазинчиком, только приспособленным к настоящему времени».

Можно сказать, что само оформление было навеяно воспоминаниями Маккензи о детстве и о «Вулворте».

Она стремилась воплотить принцип «с ног до головы и обратно!», наполнив магазин всем: от предметов ухода за волосами до косметики и от перчаток до туфель – теперь это все было так же важно, как и сама одежда. В данном случае Маккензи выступала в роли первопроходца. Перед ней представали интерьеры будущего магазина «Голд!». Там будут салоны красоты, ряды обуви и целые прилавки с различной косметикой. Ее новые фасоны достигли границ ее сумасшедшего воображения и могли сочетаться в самых разных вариантах и дополнять друг друга. Химические яркие цвета – «лайм», «фуксия», «яичный желток», «электрик» – преобладали в ее одежде. Яркие костюмы-мини сочетались с искусственным мехом, перьями, винилом. Она как бы повторяла стили модерн, хиппи, индейцев. Маккензи храбро комбинировала разные направления, времена и этнические стили. И все вместе это создавало необычный стиль Маккензи Голд!

Она уже испытывала все новые направления в первом магазине, но в ограниченном числе моделей. Их раскупали мгновенно. Ее творческие идеи полностью отвечали желаниям поклонников ее таланта. Потенциалу «Голд!» не было предела!

Корал Стэнтон была не в состоянии не замечать это явление. За шесть дней до открытия магазина она прислала Маккензи приглашение прибыть в офис ее журнала.

– Почему вдруг Корал Стэнтон вспомнила обо мне? – рассуждала Маккензи, лежа в постели рядом с Элистером накануне визита в журнал.

– Она прослышала, что ты станешь Первой Леди модной революции, – заметил Элистер, – и хочет заполучить тебя горяченькой.

Маккензи засмеялась.

– О да, я разгорячилась, это правда. Как насчет тебя, малыш?

Она швырнула на пол все журналы и посмотрела на Элистера. Он курил «косячок» из «травки». На столике у кровати стоял бокал шампанского и валялось множество таблеток. Она с беспокойством глянула на них. Элистер в последнее время еще больше похудел и стал совсем бледным.

– Почему ты куришь даже в постели? – спросила она.

– Это помогает мне расслабиться. Всю неделю я работал, как вол. Даже когда я уже в постели, мой мозг не может отключиться от работы, а наркота помогает мне отвлечься.

Маккензи потушила свет со своей стороны и прильнула к нему. Она запустила руку под покрывало между его ног. Как обычно, он лежал обнаженный, но на ее ласки не последовало ответной реакции.

– Элистер, это не похоже на тебя, – поддразнила она его. – Ты помнишь, как мне всегда приходилось отбиваться от тебя?

Он освободился от ее объятий и отвернулся. Они молча лежали в темноте.

– Послушай, если ты не получаешь удовольствия, то вся твоя работа не стоит этого, – сказала она. – Я понимаю, что ты хочешь стать незаменимым человеком для моих братьев и для меня, но еще раз повторяю, это не стоит ни гроша, если наша совместная жизнь не будет радостью для нас!

Он ей ничего не ответил. Несколько раз погладив его бедро своей ногой, Маккензи заснула.

Утром, еще лежа в постели, она пыталась разбудить его. Он был жуткого серого пастозного цвета, лежал неподвижно и тихо дышал. Маккензи села и легонько толкнула его, потом схватила за плечи и начала трясти.

– Элистер, в чем дело? Ты что, заболел? С его бледных губ слетел стон.

– Боже мой, малыш, пожалуйста, ты не должен заболеть! Только не сегодня! Тебе предстоит важный ленч, а у меня встреча с Корал.

Она побежала на кухню, чтобы приготовить ему крепкий кофе, принесла чашку в спальню и начала поить его с ложечки.

– Элистер! Дорогой!

Она положила его голову себе на колени и попыталась молиться.

– Дорогой Боже! Я никогда не обращалась к тебе с тех пор, как победила в конкурсе, но, пожалуйста, сделай так, чтобы у него все было в порядке!

Она уже видела подобные вещи в кино, поэтому знала, что нужно делать. Вытащив Элистера из постели, сгибаясь под его весом, потащила в душ и направила холодную струю прямо ему на голову. Он прерывисто вздохнул, и его губы зашевелились. Сначала он что-то беззвучно бормотал, а потом она услышала:

– Какого черта! Что мы здесь делаем?

Он попытался сесть на пол, но она схватила его за руки и снова подставила его голову под ледяную струю. Она сама начала дрожать от холода. Наконец, спустя несколько минут, которые казались вечностью, он забормотал!

– Все в порядке. Я пришел в себя, Мак!

Она выключила воду и накинула ему на плечи халат.

– Это просто безобразие, – волновалась она, когда он, мрачный, уселся на кровати и отпил кофе. – Не смей больше никогда пугать меня подобным образом, Элистер! Я тебе не прислуга! Это мне необходимы постоянные внимание и ласка! Черт бы тебя побрал, у меня назначена важная встреча с Корал Стэнтон, и я уже опаздываю на нее!

Он тихо засмеялся.

– Мак, у тебя такое щедрое сердце! И ты пойдешь очень далеко…

Она вырвала у него из рук чашку.

– Не навязывай мне чувство вины, Элистер. Для меня самое главное в жизни – это моя карьера. Я никогда не пудрила тебе мозги по этому поводу. Неужели ты станешь это отрицать?

– Оставь меня в покое, – бормотал он.

Она в ярости уставилась на него, потом побежала переодеваться. Она хотела выглядеть совершенно необычно.

Маккензи прекрасно понимала, что тренированный глаз Корал не упустит ни малейшей детали. Тщательно накрасив глаза, как это было принято в Лондоне, под красную губную помаду она наложила слой белой, и это сделало ее рот почти флюоресцентным. Маккензи распорола две пары колготок – одну розовую, а другую оранжевую, потом снова сшила их, но так, что у нее одна нога была оранжевого цвета, а другая – розового. Ее юбка, просто лоскуток винила с рисунком зебры, спереди завязывалась полосатым шнурком. Черный свитер прилегал к телу плотнее, чем ее собственная кожа. На одно плечо Маккензи пришила огромный значок с надписью «Мир». Она закончила свой туалет, накинув на плечи старинную шаль с кистями. На плече у нее висела громадная розовая пластиковая сумка.

Маккензи подумала, правда ли то, что болтали о Корал. Неужели действительно она разбила лицо в Париже в лифте, пока занималась сексом с известным дизайнером? Именно на это намекал «Лейблз» в своих колонках-сплетнях. Но, конечно, не называя ее имени.

Когда она наконец была полностью готова, она снова заглянула в спальню, чтобы проверить, как обстоят дела у Элистера.

Он с одобрением окинул ее взглядом.

– Ты – просто фантастика, – отметил он.

Она поцеловала его и позвонила вниз швейцару, чтобы тот вызвал ей такси. У двери она схватила аэрозоль с духами «Лер дю Тан» и брызгала на себя в течение двадцати секунд. Благоухая, как миллион долларов, она стала спускаться вниз.

Офис Корал был затемнен. Мерцающие свечи распространяли вокруг приятный запах. Маккензи отмстила, что Корал сидела спиной к свету. Однако шрам у нее на лице был различим.

– Мое открытие! – обрадовалась Корал, когда Маккензи слегка прикоснулась к ее щеке. Их духи заметно столкнулись и отпрянули друг от друга.

– Как мило, что ты зашла!

– Разве я могу не повиноваться, когда вы зовете меня?! – Маккензи опустилась в кресло напротив Корал. – «Уименз Уэр» называет вас «Ее Величество Госпожа Высокая Мода!»

Корал сухо рассмеялась.

– Мне только и остается, что обращать на них внимание… – проговорила она.

Маккензи пыталась рассмотреть лицо Корал, стараясь делать это незаметно. У нее был изысканный макияж, алый рот аккуратно обведен специальным карандашом. Глаза подчеркнуты тенями и черным контуром, лицо тщательно напудренно, и четко нанесены румяна. Ее макияж был таким искусным, что Маккензи почувствовала себя дешевкой – просто размалеванной девицей.

– Ты меняешь стиль американской моды, – заметила Корал, наклонившись к ней. – Я горжусь тем, что открыла тебя, Маккензи. Мало кто считал, что ты можешь победить в этом конкурсе. Им хотелось выбрать старомодный костюм и девушек с жемчугами, которые обычно побеждали на конкурсах.

Она старалась подколоть ее, но Маккензи теперь знала, как следует наносить ответный удар.

– Боже мой, Корал, но это уже все в прошлом, не так ли? – заметила она. – В наше время мода может быть любой, но от нее не должно нести нафталином и затхлостью!

– Конечно, ты права, – кивнула Корал. – Мне больше всего нравится, что ты – американка. Разве много в наше время американских дизайнеров? Ну, у нас есть Билл Бласс, Джеффри Бин, Холстон. Но они стараются не рисковать! Если бы ты знала, как я рискую и какую веду борьбу!

Маккензи рассмеялась.

– Ну что ж, я надеюсь, что вы не ошибаетесь в отношении меня.

Она закинула ногу на ногу, чтобы Корал обратила внимание на ее колготки.

– Двойной цвет. Великолепно! – отметила Корал.

– Это эксклюзив «Голд!», десять различных сочетаний. Цена – два доллара, – сказала Маккензи.

– Пришли мне десять пар, каждого цвета – они так оживят эти нудные сочетания, которые носят все остальные! – попросила Корал. – Маккензи, я должна посвятить тебя во что-то весьма заманчивое. Мы готовим новый номер «Дивайн». – Она наклонилась к Маккензи и заговорщически понизила голос. – Это будет бомба. Репортаж о моде проведет водораздел. Он определит Моду! Он определит популярность!

– Боже! – Маккензи завопила, как по приказу. – Это просто великолепно! Суперважно! Архиважно!

– Да, – серьезно согласилась с ней Корал. – После этого «Вог» и «Базар» будут проклинать себя до конца года. Сони и Шер! Джанис, Джими Хендрикс, обе Джулии – Кристи и Дрисколл! Все станут носить только произведения американских дизайнеров. – Она понизила голос. – Маккензи, ты когда-нибудь принимала ЛСД? Ты должна это сделать, ты будешь, как под гипнозом, как в раю! Я в это время так много почерпнула для журнальных макетов и статей. Ты знаешь место, которое называется «Конец Света»? Я поведу тебя туда. Может быть, мы сможем сделать статью. У тебя есть возлюбленный?

– Да, он англичанин.

– Как его зовут?

– Элистер. Элистер Брайерли.

Корал нахмурилась и прикусила кончик ручки.

– Брайерли. Брайерли… Он, должно быть, младший сын лорда Брайерли, не так ли? Милый человек лорд Брайерли, всегда носит только твид…

Маккензи отрицательно покачало головой.

– Мне кажется, что вы ошибаетесь, это не тот Брайерли. Его отец не лорд…

Корал улыбнулась и широко открыла глаза.

– Спроси его. Он, наверное, хотел пожить инкогнито в Америке. Ведь когда-нибудь он станет лордом Брайерли.

– Но почему тогда он не сказал мне об этом? Корал захлопала в ладоши.

– Это новый извращенный вид снобизма! – прокричала она. – Этот выпуск будет особым, поэтому я сразу подумала о тебе. Мой друг повел меня на шоу рок-н-ролла на прошлой неделе. Дасти Спрингфилд, Цилла Блэк, Итула Кларк – все они были в последнем «писке» моды. И как же они пели! Мне так нравится «Даунтаун», а тебе? Я наняла их, чтобы сделать фото, и мне хотелось бы, чтобы ты одевала их, Маккензи. Ты можешь придумать им что-то фантастическое, необычное! Может, нам даже удастся заполучить «Битлз». Сегодня я разговаривала с Брайаном Эпштейном.

– Класс! Я сделаю коллекцию одежды «Юнисекс». Ее смогут носить и парни, и девушки!

– Ты не против, если мои подчиненные посмотрят твой наряд? – Корал нажала кнопку. – Пусть ко мне придут все и принесите кофе.

Вскоре в комнате защебетали редакторы и их помощники. Секретарша привезла на столике кофе. Услышав шум, в комнате появились модели и фотографы.

– Встань, Маккензи, – приказала ей Корал. Маккензи захихикала и взобралась на стул, широко раскинув в стороны руки.

– Всем обратить на нее внимание! – воскликнула Корал. – Это то, что модно сегодня! Это то, что предпочитает носить молодежь! Это шмотки для них, именно та струя! Вы должны запомнить это направление, ваш глаз должен привыкнуть к нему.

Все уставились на Маккензи. Было видно, что некоторым все это нравилось. У других был такой вид, как будто перед их носом держали удивительно вонючий сыр, пахнущий портянками солдат, прошагавших без перерыва сорок километров по жаре. Донна Хэддон, редактор отдела спортивной одежды, что-то записывала.

– Я себя чувствую идиоткой, – пожаловалась Маккензи. Она принимала какие-то сумасшедшие позы. Редакторы суетились вокруг нее. Они щупали ее виниловую юбку и старинную шаль с бахромой.

– Коринна! – позвала Корал редактора отдела макияжа. – Ты видишь ее макияж? Яркие кукольные тона. Обведены глаза, ресницы почти нарисованы на нижнем веке. Пусть кто-то принесет «Полароид»! Мне нужен такой типаж для апрельского выпуска! Поправьте ей волосы! Голова стала гораздо крупнее!

– Через минуту будет взрыв, – пробормотала редактор прямо в ухо Маккензи.

– Мне пора идти, – решила Маккензи, слезая со стула. – Я чувствую себя здесь, как зверь в зоопарке!

Она плыла из офиса «Дивайн» на облаке радости и счастья обратно по Мэдисон-авеню. Это было именно то, чего она всегда желала, не так ли? Внимания к себе, похвалы и поддержки… В данный момент все казалось таким простым. Эти редакторы аплодировали бы ей, даже если бы она надела себе на голову башмак! Или же изготовила свои наряды из газеты! Но неожиданно все могло пойти наперекосяк. Мир моды так капризен! А если они вдруг обнаружат, что король-то голый!?

Элистер был в магазине, он готовился к своей первой встрече с репортерами во время ленча. Она заметила его, когда он проверял, как расставлены цветы на хорошеньких розовых столиках.

Она пошла к нему мимо электриков и других рабочих. Он посмотрел на нее и улыбнулся.

– Прости меня за утренний инцидент. Как прошла встреча?

– Правда, что твой отец лорд? – ответила она ему вопросом на вопрос.

Он нахмурился, уставившись на цветы.

– Вот старая сука, ей нужно влезть во все! – бормотал он.

– Кто сука? – спросила она, подбоченясь. – Я или Корал?

– Конечно, она. О Мак!

Он повернулся к ней и крепко прижал ее к себе.

– Ты выведала мою семейную тайну.

– Только не говори мне, что ты – миллионер, а я тут тружусь, как рабочая лошадь!

Он расхохотался.

– О нет! Мое наследство не предполагает деньги. Прости, но это так! У нас есть несколько акров пашни и лугов и дом, где нельзя укрыться от сквозняков! Отец отказывается расстаться с ним. Когда он умрет, все перейдет к моему брату. Но когда умрет брат, мне достанутся только долги и головная боль. Ну как, ты потрясена?!

– Вот что…

Маккензи уставилась на него, она была разочарована и потрясена одновременно. Да, это несравнимо с тем, на что могла рассчитывать девушка из Бронкса, думала Маккензи. Если, конечно, они когда-нибудь поженятся!…

Великолепные отзывы прессы, которые получил «Голд!» за первую неделю работы, привели к тому, что магазин торговал без перерыва! Газеты заявили, что это первый бутик на Мэдисон-авеню с вполне доступными ценами. Сотни зевак покупали сережки, браслеты или помаду, и доллары непрекращающимся ручейком текли в кассу. Это не говоря о доходах от продажи одежды.

– Еще никто не видел подобного магазина, – хвастался Эйб Голдштайн, как будто осуществлялась его идея.

Маккензи ждала поздравлений от членов ее семейства, но так и не дождалась.

– Никто из них не похлопал меня по спине и не сказал: «Молодец, малышка!» – жаловалась она Элистеру.

Он пожал плечами и запел:

– «Я ничем не удовлетворен…»

Это была песня из репертуара Стоуна. Маккензи сказала ему, чтобы он заткнулся!

Эстер Голдштайн была единственным членом семьи, кто поддерживал и выслушивал Маккензи.

– Ты счастлива, радость моя? – спрашивала ее мать, внимательно вглядываясь в лицо дочери. Они сидели в гостиной Маккензи. Она просила мать, чтобы та заходила к ней всегда, когда бывала в городе, но Эстер редко пользовалась этим приглашением.

Маккензи застонала.

– Мамочка, не спрашивай меня, счастлива я или нет. – Она подала матери большую чашку чая. – У меня сразу же начинается депрессия, как это бывало дома. – Она помешала чай. – Мамусик, я счастлива на девяносто девять процентов. Мне кажется, что это совсем неплохо.

– А как насчет одного процента? – заботливо поинтересовалась Эстер.

– Ну, мама!

Маккензи присела на подлокотник кресла, в котором сидела мать, и крепко обняла ее.

– Я так скучаю по тебе!

– Ты оставила меня в обществе одних мужчин, – сказала Эстер. – Я тоже скучаю по моей дочери.

Она ласково обняла Маккензи. Та почувствовала знакомый запах крема для рук и мыла Юргенса и сразу вспомнила те дни, когда она бежала к своей мамочке с любой, даже самой маленькой, неприятностью.

– Мне нравится моя работа, я просто влюблена в свой новый магазин и довольна этой квартирой, – заявила Маккензи.

– Я что-то не слышу слов о том, что ты любишь своего… друга. Но ты же живешь с ним, как муж и жена.

Эстер внимательно смотрела на дочь.

– Ну вот, я все поняла! – воскликнула Маккензи. – Ты так смотришь на меня, что сразу ясно, что ты имеешь в виду: «Если бы только она образумилась и жила себе спокойно с хорошим евреем-дантистом!» Прости меня, мамуля, но Элистер не дантист!

– И, конечно, он не еврей, не так ли? – продолжала настаивать Эстер.

У Маккензи начиналась истерика.

– Ты же знаешь, что он не еврей. Но я только что узнала, что он сын английского лорда!

– Дорогая, ты его любишь?

Маккензи уселась на пол и глубоко вздохнула. Она уже больше не могла рассказывать матери все: как она сможет ей объяснить сексуальные проблемы, проблемы с наркотиками? Она видела, как мать оглядывает почти пустую квартиру, пытаясь улыбкой выразить свое восхищение, но мысленно развешивая гардины и покрывая мебель пластиковыми чехлами.

Эстер с трудом поднялась на ноги.

– Покажи мне кухню. Какие блюда ты готовишь для своего тощего Элистера?

Маккензи повела мать в сверкающую, новую кухню, где она почти не бывала.

– Мамочка, мы практические всегда едим не дома. Когда зарабатываешь деньги, то больше всего радует то, что не нужно делать закупки или готовить. Они пробовали мексиканскую, японскую кухню, бывали в тайских ресторанчиках. Иногда посещали модные рестораны, только чтобы шокировать публику. Элистер заказывал заранее столик, и они появлялись в хипповой одежде или же скандальных нарядах своего бутика. Они заказывали лучшее шампанское и очень дорогие блюда, потом шлялись по злачным местам и проводили ночь, дурачась или принимая наркотики.

Все было так забавно, как в фильмах про потусторонний мир, думала Маккензи. Двое добившихся успеха подростков с деньгами, баловники-школьники, которых побаивались окружающие и поэтому не сообщали об их поведении директору школы!

Если были деньги, можно было пройтись по магазинам. Маккензи всегда обожала делать незапланированные покупки.

Сейчас она была в восторге от «Капецио». Когда не могла решить, какой же цвет выбрать, она просто покупала модели одежды всех оттенков, обувь всех цветов радуги. К ней подбирались колготки… Бумага от Тиффани. Продукты она закупала в дорогой секции Блумингдейла. Словом, все, что она желала или о чем когда-то мечтала. Но это было так забавно! Как только она привозила покупки домой и раскладывала по полкам, ей уже ничего не нравилось. Все так заманчиво выглядело в магазине, но не у нее дома! Позднее, когда у них все начало рушиться, она говорила:

– Тот, кто заметил, что в деньгах корень зла, был так прав!

Если бы не было денег, Элистер не смог бы перейти к более дорогим и сильнодействующим наркотикам. Он все больше привыкал к травке, «колесам» и тому подобному.

В течение недели после возвращения из Парижа Майя уныло бродила по квартире Уэйленда. Она почти не бывала на улице, только выходила в магазинчик неподалеку, чтобы купить продукты и приготовить еду. Иногда она садилась за свой ученический стол и придумывала новые модели для воображаемой коллекции.

– Птичка, ты слишком хороша, чтобы сидеть взаперти, – заявил Уэйленд в конце второй недели. Они ели сложное блюдо, которое она приготовила. – Ужин, конечно, великолепный, но ты зря расходуешь свои таланты. Почему бы тебе не создать небольшую коллекцию одежды?

Она с надеждой взглянула на него.

– Если моя мать узнает, что ты помогаешь мне, она разорвет тебя на кусочки.

Уэйленд равнодушно пожал плечами.

– Ты станешь работать под псевдонимом. Какое-нибудь французское или итальянское имя…

– Ты тоже боишься ее?

Он уставился в свою тарелку.

– Мне бы не хотелось, чтобы она навредила моему магазину. Если она станет нас игнорировать, мы начнем терять деньги. Ведь когда «Дивайн» пишет о наших товарах, к нам сразу стекаются покупатели!

Майя начала убирать со стола.

– Иногда мне хочется навсегда забыть о мире моды и заняться совершенно иным делом…

– Например, стоматологией?! – поддел ее Уэйленд. – Я сделал вклад в тебя и рассчитываю на дивиденды. Не забывай об этом!

Она стояла за его спиной, положив руки ему на плечи.

– Ты был таким щедрым… Но если я начну работать под другим именем, мне понадобится много денег на материалы, образцы, машины…

– Майя…

Он повернулся и посмотрел на нее.

– Моя мать оставила мне полмиллиона долларов. Я хочу вложить деньги в твой труд. Мне кажется, что ты помогла Ру прорваться в этом сезоне. Его наряды раскупаются, как горячие пирожки.

Майя отнесла посуду на кухню. Вернувшись, она обняла Уэйленда.

– Хорошо, – сказала она. – Мне нужно чем-то заняться. Я подумаю о твоем предложении.

На следующее утро она придумала название для своей следующей коллекции: «Анаис». В честь ее любимого писателя Анаис Нэн и в честь прекрасной подружки, наполовину шведки Дю Паскье, с которой она училась в школе. Имя Анаис Дю Паскье вызывало ассоциации с миром красоты, роскоши и экстравагантности.

Теперь, когда у нее появилось название коллекции, модели возникали сами собой. Она не отходила от рабочего стола целыми днями. К ней вернулась любовь к «от кутюр», и творчество захватило ее. Эти дизайны она могла бы создавать в своей комнате у Филиппа Ру для коллекции будущего года, если бы у них все было хорошо. Но эти модели будут принадлежать ей. Их никто не заберет у нее и не станет использовать под своим именем. Она гордилась ими, она была так рада, что они понравились Уэйленду.

Он познакомил ее с людьми, которые направили ее к хорошему мастеру-модельщику и изготовителю образцов. Она могла связываться с изготовителями тканей и подготовить небольшую коллекцию уже к весне.

Она все еще не звонила Маккензи и Дэвиду, и они не знали, что она вернулась. Она следила за успехами Маккензи, просматривая «Лейблз» и другие издания. Она видела фотографии Маккензи и Элистера, их фотографировали в ресторанах и на презентациях новых коллекций. Ей было трудно соединить в одно лицо модную женщину и ту разболтанную толстенькую девочку, с которой она встретилась в кофейне на соседней улице.

Боже, сколько же прошло времени с тех пор! Прежде чем она встретится с ними, ей нужно разработать для них легенду, продумать ответы на возможные вопросы.

Ей также потребуется некоторое время, чтобы подготовиться к встрече с Дэвидом. Наверно, это будет позднее, когда она наконец избавится от тупой боли, которую испытывает каждый раз, вспоминая о Филиппе, когда перестанет вспоминать о том вечере с ним, когда перестанет мечтать о нем. Перестанет видеть перед собой его лицо, горящие глаза, слышать его глубокий бархатный голос. Он возникал перед ней во сне так явственно, что каждое утро становилось для нее разочарованием, потому что утром уходили ее сны.

Иногда она чувствовала, что нужно отвлечься от работы, и тогда она шагала по знакомым улицам города, заходила в кафе, чтобы выпить горячий шоколад, как это бывало в Париже. Она скучало по своей матери. Ей хотелось связаться с ней и извиниться. Ей было так стыдно, что она нанесла ей рану. Ей хотелось увидеть Корал, посмотреть ей в лицо. Пусть мать обвиняет и стыдит ее, а потом простит. Может быть, они наконец смогут понять и простить друг друга.

Одна из прогулок привела ее прямо к дому матери. Майя посмотрела на часы, было около шести. Возможно, Корал уже вернулась из редакции. Майя решила попытаться увидеть ее.

Портье, старик ирландец Джимми, дежурил в этот день.

– Мисс Майя. – Он ласково пожал ее руку. – Где же вы были? Я слышал, что вы живете во Франции?

Она улыбнулась ему.

– Так приятно снова видеть вас, – сказала она. – Я только что вернулась. Моя мать дома?

– Она пришла десять минут назад. – Он нажал кнопку лифта. – Вы хотите подняться?

Майя испугалась, спазм сжал ее желудок.

– Джимми, может, лучше сначала позвонить ей? Вы скажите, что я внизу…

Джимми пошел к телефону и позвонил.

– Миссис Стэнтон? – Майя слышала, как он разговаривал с ней. – Внизу находится Майя, ей можно подняться наверх? – Он передал трубку Майе. – Она хочет поговорить с вами.

Майя взяла трубку, а Джимми вышел на улицу – кому-то понадобилось вызвать такси.

– Итак, ты здесь? – голос Корал был таким резким.

– Здравствуй, мама. Как ты?

– О, я все еще жива. Что ты хочешь?

– Я просто проходила мимо и подумала, что было бы неплохо…

– Повидать меня? И как следует рассмотреть мой шрам?

– Но я хотела…

– Извиниться? Нет, Майя! Я не предоставлю тебе роскошь моего прощения, Я рада, что теперь знаю, что ты вернулась. Я смогу предупредить всех моих знакомых, включая Уэйленда, чтобы никто ни в коем случае не помогал тебе!

– Мама, ты же не можешь быть такой мстительной. Я не хотела причинять тебе боль. Неужели мы не сможем поговорить?… Ты же знаешь, что сама спровоцировала меня. Ты рассказала мне кучу всяческой лжи…

Мать швырнула трубку. Майя стояла в вестибюле, и по щекам ее бежали слезы.