"Фаза Урана" - читать интересную книгу автора (Чистяков Кирилл)XVIII ЛысинаМама Ани, Тамара Николаевна, и ее бой-френд Сергей Алексеевич, жили в частном секторе на другом, противоположном краю мегаполиса. Их короткая незаасфальтированная улочка, ущербная, как аппендикс, не существовала даже на самых подробных муниципальных картах. Улочка носила имя Достоевского, который и сам не преминул бы обозвать ее клоакой, загляни сюда хоть кто-нибудь из его депрессивных героев. Во всех городах в честь Льва Толстого были названы площади, бульвары и проспекты. Достоевскому всегда, почему-то, доставались лишь тупики, подворотни, в лучшем случае переулки. За Ф.М. мне было несколько обидно… Но неряшливость улочки, так сильно напоминающей Скотопригоньевск, ее пьяные заборы, разрытая канава и никогда непересыхающая лужа – все это пропадало, растворялось, стоило только заглянуть за калитку дома номер пятнадцать. Стволы фруктовых деревьев, окрашенные белой известью; дорожки, заботливо окаймленные зубастым частоколом силикатного кирпича; русалка, нарисованная на дверях туалета; и даже насилующие цветы, желто-черные, притворяющиеся пчелами, мухи шумели, шуршали, пели, жужжали о добропорядочности и рачительности хозяев, живущих за оградой. Здесь все надрывалось от чистоты и здоровья, домовитости и умиротворяющей скуки. В беседке, которую Сергей Алексеевич сколотил своими собственными руками, я сидел за столом, который Сергей Алексеевич смастерил своими собственными руками, и пил квас, который, не сложно догадаться, Сергей Алексеевич так же приготовил своими собственными, а не чьими-нибудь еще, конечностями. Сам Сергей Алексеевич был лыс, и лысины своей не скрывал, что, несомненно, делало ему честь. По нему горько плакала газета объявлений, так и хотелось написать о нем: «Одинокий, порядочный, заботливый мужчина 45 лет, без вредных привычек, жильем и материально обеспеченный, желает познакомиться с интеллигентной женщиной для создания семьи». Но Сергей Алексеевич уже был знаком с Тамарой Николаевной и сейчас, в разговоре со мной, он так хотел мне понравиться (просил чтобы я обращался к нему непременно на «ты» и по имени – Сергей), что мне за него делалось неловко. С ним, пока наши дамы готовили ужин, мы долго и очень нудно обсуждали древние футбольные чемпионаты. Мы вспоминали о том, как Шумахер чуть не убил Батистона, и о том, как Марадона мстил англичанам за Фолькленды, и о том, как промахнулся Роберто Баджо, и, разумеется, о том, как нашу сборную методично засуживали в матчах с Бельгией, Румынией и Аргентиной. Когда, аллилуйя, Тамара Николаевна и Аня, несущие перед собой дымящиеся блюда, наконец, показались в дверях летней кухни, я уже был совершенно опустошен нашей с Сергеем Алексеевичем беседой. Я чувствовал приблизительно то, что ощущают солевые батарейки, которые только что отыграли два полных тайма с батарейками «DURACELL». Тамара Николаевна еще свежая, молодая женщина была красива, но не похожа ни на Аню, ни на психиатра, да и вся красота ее выглядела несколько старомодно. В таких женщин, как она, часто влюблялись холостые курортники в старых советских кинокомедиях. Теперь Тамара Николаевна накрывала на стол, и солнечные лучи, едкие, как желудочный сок, скользили по ее локтям. На ужин были приготовлены вареники с вишнями и творогом. – Аня замечательная хозяйка, – сказала Тамара Николаевна после того, как вручила мне салфетку, – Очень хорошо готовит, лучше меня. – Угу, – кивнул я, и вишневый сок стек у меня по подбородку. – Мама, пожалуйста, не начинай, – попросила Аня. Сергей Алексеевич разлил домашнее вино, и я потянулся за стаканом. – О, ему не надо. Он не пьет, – кивнула в мою сторону Аня. – Ну да. Не пью. Почти, – замялся я и сделал вид, что тянулся за квасом. – Очень вкусный квас. – Аня играла тебе на пианино? – спросила меня Тамара Николаевна. – Да, – сказал я, – она очень здорово играет. – Мама не начинай. – Мы пианино ей еще в поселке купили. Она очень много занималась. Ты знаешь, что мы жили в поселке, рядом с искусственным морем? – Мама, пожалуйста. – Ане там нравилось. А я вот до сих пор, Аня, помню, как ты парное молоко любила. Залезешь под соседскую корову и пьешь прямо из вымени, я еще все боялась, чтоб тебя корова не лягнула. – Ну, мама!!! – А что, я тоже очень люблю парное молоко, – вдруг сказал Сергей Алексеевич. – Главное – его правильно кипятить. Я совсем не представлял, как можно кипятить молоко правильно, а как неправильно, и может ли кипяченое молоко называться парным, поэтому и молчал. – У нас в поселке остался коттедж. Мы там недавно с Сережей были. Нам очень там понравилось. Правда, Сережа? – Да, там раки кишмя кишат, и клев превосходный. – Аня, почему бы вам вдвоем туда на выходные не съездить? Поедьте. – Мама, не начинай. – А ты знаешь, – продолжая PR-кампанию, обратилась ко мне Тамара Николаевна, – Аня у нас в школе однажды заняла первое место по сдаче металлолома. Ей даже грамоту дали. – Мама!!! Сергей Алексеевич дипломатично не вмешивается в разговор, я не знаю, что сказать, Аня совсем растерялась. Я разглядываю русалку, нарисованную на двери туалета. Русалка похожа на лысую певицу, которой нет, и мне неудержимо хочется рассмеяться… – Ну, как тебе они? – спрашивает Аня, когда мы сытые и усталые выходим за калитку дома номер пятнадцать. – Мне они понравились, – признаюсь я, – И мама твоя, и Сергей Алексеевич. Вот только такое ощущение, что они по объявлению познакомились… – Дядя Сережа тебе все-таки проболтался? – Проболтался о чем? – Про знакомство по объявлению. – Нет, мне это случайно подумалось. Мы бредем по темной улице Достоевского, перепрыгиваем через канаву, где как сосиска в хот-доге, лежит труба теплоцентрали, обходим по периметру неиссякаемую лужу. Все карманы моей летней куртки набиты коржиками и курагой, а в горле до сих пор остается привкус кваса. – Растрепин. – Чего? – Ты так толком и не рассказал, почему тебя уволили. – Я слишком часто стал ходить на радио, – говорю я. И странным образом мой ответ полностью удовлетворяет женское любопытство. |
||
|