"Мэр Кэстербриджа" - читать интересную книгу автора (Гарди Томас)ГЛАВА XXXТо, что говорил Фарфрэ своей квартирной хозяйке, относилось к перевозке его сундуков и других вещей из его прежней квартиры в дом Люсетты. Работа была нетрудная, но подвигалась она медленно, потому что хозяйка то и дело громко выражала удивление по поводу события, о котором ее кратко известили письмом всего несколько часов назад. В последнюю минуту перед отъездом молодоженов из Порт-Брэди Фарфрэ, как Джона Гилпина, задержали выгодные для него клиенты, а он был не такой человек, чтобы пренебрегать ими даже в теперешних исключительных обстоятельствах. Кроме того, было удобнее, чтобы Люсетта первая вернулась домой. Никто еще не знал о том, что произошло, и лучше было ей самой сообщить новость своим домочадцам и распорядиться переселением супруга в ее дом. Поэтому Фарфрэ отправил в наемной карете свою молодую жену, повенчанную с ним всего два дня назад, а сам направился к стоявшим в нескольких милях от города скирдам пшеницы и ячменя, сказав Люсетте, в котором часу его можно ожидать вечером. Вот почему она пошла встречать мужа после четырехчасовой разлуки. Расставшись с Хенчардом, она с большим трудом заставила себя успокоиться, и, когда Дональд пришел в «Высокий дом» из своей бывшей квартиры, она была готова принять его. Ей помогло в этом одно очень важное обстоятельство: будь что будет, думала она, а все-таки теперь он принадлежит ей. Через полчаса после ее прихода вошел он, и она встретила его с таким радостным облегчением, какого не испытала бы даже после целого месяца разлуки, проведенного им среди опасностей. – Я еще кое-чего не сделала, хотя это очень важно… – продолжала она серьезным тоном, когда кончила рассказ о происшествии с быком. – Я не сказала моей милой Элизабет-Джейн о том, что мы поженились. – А, ты еще не говорила ей? – отозвался он задумчиво. – Я подвез ее от сарая до города, но я ей тоже ничего не сказал, полагая, что она, может быть, уже слышала об этом в городе, но не решается поздравить меня из застенчивости. – Вряд ли она об этом слышала. Впрочем, я сейчас пойду к ней и узнаю. И вот еще что, Дональд, ты не возражаешь против того, чтобы она по-прежнему жила у нас? Она такая спокойная и непритязательная. – Нет, конечно, не возражаю… – ответил Фарфрэ чуть-чуть нерешительно. – Но я не знаю, захочет ли она сама. – Конечно, захочет! – горячо проговорила Люсетта. – Я уверена, что захочет. Кроме того, ей, бедняжке, больше негде жить. Фарфрэ посмотрел на жену и понял, что она и не подозревает о тайне своей более сдержанной приятельницы. И он еще больше полюбил ее за эту слепоту. – Устраивай все, как тебе хочется, – отозвался он. – Ведь это я вошел к тебе в дом, а не ты ко мне. – Пойду скорей поговорю с нею, – сказала Люсетта. Она пошла наверх, в спальню Элизабет-Джейн; девушка уже сняла пальто и шляпу и отдыхала с книгой в руках. Люсетта сразу же догадалась, что она еще ничего не знает. – Я решила пока не идти к вам вниз, мисс Темплмэн, – простодушно сказала девушка. – Я хотела было пойти спросить вас, оправились ли вы от испуга, но узнала, что у вас гость. Интересно, почему это звонят в колокола? И оркестр играет. Очевидно, празднуют чью-то свадьбу… или это они репетируют, готовясь к рождеству? Люсетта рассеянно ответила: «Да», – и, усевшись рядом с Элизабет-Джейн, посмотрела на нее, как бы обдумывая, с чего начать. – Какая вы нелюдимая, – проговорила она немного погодя, – никогда не знаете, что делается вокруг, чем живо интересуются и о чем говорят в народе повсюду. Надо бы вам больше выходить на люди и болтать, как другие женщины, тогда вам не пришлось бы задавать мне этот вопрос. Так вот, я хочу сообщить вам кое-что. Элизабет-Джейн сказала, что она очень рада, и приготовилась слушать. – Придется мне начать издалека, – проговорила Люсетта, чувствуя, что ей с каждым словом все труднее и труднее рассказывать о себе этой сидящей рядом с нею задумчивой девушке. – Помните, я как-то говорила вам о женщине, которой пришлось решать трудный вопрос нравственного порядка… о ее первом поклоннике и втором поклоннике? – И она в нескольких фразах кратко повторила рассказанную ею историю. – О да… помню; это история вашей подруги, – сухо отозвалась Элизабет-Джейн, всматриваясь в глаза Люсетты, словно затем, чтобы узнать, какого они цвета. – Два поклонника – прежний и новый; она хотела выйти замуж за второго, хотя сознавала, "что должна выйти за первого, словом, точь-в-точь как апостол Павел: не сотворила добра, которое хотела сотворить, и причинила зло, которого не хотела причинять. – Вовсе нет! Нельзя сказать, что она причинила зло! – торопливо перебила ее Люсетта. – Но вы же говорили, что она, или, лучше сказать, вы сами, – возразила Элизабет, сбрасывая маску, – были обязаны по долгу чести и совести выйти за первого? Поняв, что ее видят насквозь, Люсетта покраснела, потом побледнела и в тревоге спросила: – Вы никому про это не скажете, правда, Элизабет-Джейн? – Конечно, нет, если вы этого не хотите. – Так я должна вам объяснить, что дело гораздо сложнее, хуже, чем могло показаться по моему рассказу. С тем первый человеком у меня создались странные отношения, и мы понимали, что нам надо пожениться, потому что о нас начали говорить. Он считал себя вдовцом. Он много лет ничего не знал о своей первой жене. Но жена вернулась, и мы расстались. Теперь она умерла, и вот он снова начинает ухаживать за мной и говорит, что «теперь мы исполним свое желание». Но, Элизабет-Джейн, это уже совсем новые отношения: возвращение той, другой женщины освободило меня от всех обетов. – А разве вы на этих днях не дали ему обещания снова? – спросила девушка. Она угадала, кто был «первым поклонником». – Это обещание меня заставили дать под угрозой. – Да, верно. Но мне кажется, если женщина однажды связала с кем-то свою жизнь, да еще при столь несчастливых обстоятельствах, как это было у вас, она, при первой возможности, должна стать женой этого человека, хотя бы и не она была виновата в том, что произошло. Лицо у Люсетты потемнело. – Он оказался таким человеком, что за него страшно выходить замуж, – попыталась она оправдаться. – Действительно страшно! И я узнала это лишь после того, как снова дала ему согласие. – В таком случае остается только один честный путь. Вы вовсе не должны выходить замуж. – Но подумайте хорошенько! Поймите… – В этом я убеждена, – жестко перебила ее подруга. – Я правильно угадала, кто этот человек. Это мой отец, и, повторяю, вашим мужем должен быть или он, или никто. Всякое уклонение от общепринятых норм поведения действовало на Элизабет-Джейн, словно красная тряпка на быка. В ее стремлении к добронравию было даже что-то чуть ли не порочное. Она уже познала горе из-за прошлого своей матери, и потому малейшее нарушение обычаев и приличий приводило ее в такой ужас, о каком и понятия не имеют те, чьего имени не коснулось подозрение. – Вы должны или выйти замуж за мистера Хенчарда, или остаться незамужней, но ни в коем случае не должны выходить за другого человека! – продолжала она, и губы ее задрожали от кипевших в ней двух страстей. – Я с этим не согласна! – воскликнула Люсетта страстно. – Согласны или нет, так должно быть! Люсетта правой рукой прикрыла глаза, словно у нее уже не хватало сил оправдываться, а левую протянула Элизабет-Джейн. – Как, значит, вы все-таки вышли за него! – радостно воскликнула девушка, бросив взгляд на пальцы Люсетты, и вскочила с места. – Когда же это? Зачем вы меня так дразнили, вместо того чтобы сказать правду? Это замужество делает вам честь! Когда-то, очевидно под пьяную руку, он нехорошо поступил с моей матерью. И, что правда, то правда, он иногда бывает суров. Но вы будете властвовать над ним безраздельно, в этом я уверена, ведь вы такая красивая, богатая, образованная. Он будет вас обожать, и мы все трое будем счастливы вместе! – О моя Элизабет-Джейн! – горестно вскричала Люсетта. – Я обвенчалась с другим! Я была в таком отчаянии, так боялась, что меня принудят поступить иначе… так боялась, что все обнаружится и это убьет его любовь ко мне… и вот я решила: будь что будет, но я обвенчаюсь с ним немедленно и любой ценой куплю хоть неделю счастья! – Вы… вышли… замуж за мистера Фарфрэ! – воскликнула Элизабет-Джейн в негодовании. Люсетта кивнула. Она уже оправилась от смущения. – Вот почему звонят в колокола, – сказала она. – Мой муж уже тут, внизу. Он будет жить здесь, пока мы не найдем более удобного дома, и я сказала ему, что хочу, чтобы вы продолжали жить у меня. – Позвольте мне самой подумать обо всем этом, – быстро ответила девушка, с большим самообладанием подавляя смятение чувств. – Пожалуйста. Я уверена, что нам будет очень хорошо всем вместе. Люсетта, сойдя вниз, к Дональду, заметила, что он уже чувствует себя здесь совсем как дома, и какое-то смутное беспокойство примешалось к ее радости. Беспокойство это было вызвано не Элизабет-Джейн – о переживаниях девушки она и не подозревала, – но одним лишь Хенчардом. А дочь Сьюзен Хенчард мгновенно решила покинуть этот дом. Не говоря уже о том, как она расценивала поведение Люсетты, Фарфрэ когда-то почти объяснился ей в любви, и она чувствовала, что не может остаться здесь. Было еще не поздно, когда она торопливо оделась и вышла на улицу. Зная, куда обратиться, она через несколько минут нашла подходящее жилье и условилась переехать туда в тот же вечер. Вернувшись, она бесшумно вошла в дом, сняла свое нарядное платье и переоделась в простое, а нарядное уложила, решив надевать его только в торжественных случаях: ведь ей теперь предстояло жить очень экономно. Она оставила записку на имя Люсетты, которая вместе с Фарфрэ сидела, запершись, в гостиной, потом вызвала человека с тачкой и, проследив за укладкой своих вещей, пошла пешком в новое жилище. Оно было на той улице, где жил Хенчард, – почти напротив его дома. Перебравшись, она села и стала думать о том, на какие средства ей придется жить. Хенчард положил на ее имя небольшую сумму, ренты с которой хватит только на то, чтобы сводить концы с концами. Она отлично умеет плести всякого рода сети – научилась еще ребенком, когда плела неводы в доме Ньюсона, – и это должно помочь ей, а может быть, еще больше помогут ее знания, которые она непрерывно накапливала. К тому времени весь Кэстербридж узнал о совершившемся браке; о нем громко говорили на тротуарах, доверительно – за прилавками и шутливо – в «Трех моряках». С величайшим интересом обсуждался вопрос: продаст ли Фарфрэ свое дело, чтобы вести жизнь джентльмена на деньги жены, или же захочет остаться независимым и не бросит своей профессии, несмотря на такую блестящую партию. |
||
|