"Тайна лорда Моргана" - читать интересную книгу автора (Романова Галина Львовна)

Глава 3

А между тем незаметно приблизился Самхейн, праздник Всех Святых и Нечисти. Для нас, магов, этот праздник особенно важен — наряду с Йолем, который простые смертные называют Рождеством, а также с Летним Солнцеворотом и Бельтаном, Первомайским Праздником Весны и Любви. По всей школе заранее развесили гирлянды и фонарики, в кладовой горкой высились приготовленные тыквы, спешно чинились старые и шились новые карнавальные костюмы, а из кухни неслись соблазнительные запахи.

Как и все магические школы, МИФ представляла собой особый мир. Ночью здесь нередко можно было услышать загадочные звуки, кто-то стонал и гремел цепями, слышались подозрительные шаги, тени иногда начинали двигаться независимо от хозяев, а уж привидений, вроде Нетопыря Малюты Скуратова, можно было встретить на любом этаже. В одной из башен жила баньши, в другой обитали упыри-бомжи, в подвале гнездилась нежить, а прилегающая территория проста изобиловала разными магическими и мифическими существами. В школьный парк пробовали запустить кентавров, но они не прижились — выходцам из Греции в Скандинавии было холодновато. Зато в речке часто видели морских змей, заплывавших на нерест, весной на лужайках встречали даже фей.

Поэтому обитатели школы привыкли к сюрпризам, но эти дни перед Самхейном запомнились всем надолго..

Я знал, что нечисть перед Самхейном распоясывается. В Школе Колдовских Искусств, которую я заканчивал, в последний день октября по календарю простых смертных нечисть устраивала настоящий шабаш, и горе было неосторожному ученику, который осмеливался подсмотреть за ее проказами. Двое моих однокурсников даже попали в больницу.

Поэтому я не особенно удивился, когда за два дня до Самхейна меня разбудили жуткие звуки.

После того загадочного сна я стал плохо спать и проснулся мгновенно. Казалось, совсем рядом стонет и ревет от боли огромный тролль. Вопли были такими пронзительными, что мне пришлось собрать все силы, чтобы рискнуть зажечь свет. Ночная лампа из светлячков озарила мою комнатку, но вопли от этого стали только громче. В довершение ко всему вдруг раздался страшный грохот, словно рухнула половина стены!

Набросив халат, я выскочил в коридор. Дальний конец его был погружен в зеленоватое свечение, которое таяло на глазах. Страх приковал меня к месту, я застыл, не в силах сделать ни шагу. Но тем не менее мне показалось, что там кто-то стоит…

На всем четвертом этаже я жил один. Остальные педагоги жили на втором и третьем, вместе со школьниками. Не успел я перевести дух и решить, что делать дальше, как новый крик раздался оттуда.

Цокот копыт эхом отразился от стен коридора. На меня налетел мессир Леонард. С горящими глазами и развевающейся гривой он так сильно напоминал христианское изображение Сатаны, что я вскрикнул от ужаса.

— Оно там, наверху! — крикнул мне директор и галопом поскакал к лестнице. Я крепче стиснул в кулаке амулет, наскоро запер дверь и поспешил за ним.

Пятый этаж был залит тем же мертвенным зеленым светом, но он уже таял, растекаясь, как туман. Добрая половина ламп освещения была разбита, и осколки усеивали пол. Выпущенные на волю светляки бестолково метались повсюду, но часть жучков валялась среди осколков кверху лапками. Я поднял одного из них.

— Дохлый.

Мессир Леонард понюхал светляка на моей ладони.

— Очень странно, — проблеял он, — вы не чувствуете магии?

Я провел амулетом над жуком. Он вспыхнул ярко-зеленым светом, дернул лапками — и с треском рассыпался в прах.

— Магия мертвых, — со знанием дела определил мессир Леонард.

Вслед за нами на пятый этаж поднялись и остальные учителя. На лестницах замаячили даже мордашки детей — заспанные, но от этого не менее любопытные.

— Магия мертвых? — Дама Морана, выглядевшая нелепо в цветастом ночном халате, отороченном мехом, поправила на волосах сеточку. — Откуда, профессор?

— В нашей школе есть несколько ее ярких представителей, госпожа Геррейд. Те, кто, если вам так будет угодно, живет в ТОМ мире. А сейчас, когда на носу Самхейн…

— Привидения? Вы думаете, это их шутки?

— Хелем не взятые могут вернуться туда, где Даждьбога щит ярко сияет, — со знанием дела произнесла Сирена. — В пору Безвременья очи богов путь им укажут к хоромам предков…

— Обычно они ведут себя более сдержанно, — поджала губы дама Морана. — Если так пойдет и дальше…

— Думаю, к Самхейну они успокоятся, — сказал мессир Леонард. — Но на всякий случай я проведу обряд. Это должно их остановить.

Но директор ошибался. На вторую ночь все повторилось — с той только разницей, что на сей раз пострадали оконные стекла. Они вылетели не только в рекреационных, но и во всех комнатах северной стороны, так что пришлось часть детей временно переселить в другие комнаты, поставив по четыре-пять кроватей там, где раньше стояли две-три, а некоторые занятия сократить, ибо пострадали и классы. Но третья ночь прошла удивление мирно — неизвестный полтергейст ограничился завываниями и топотом ног. Однако этого с лихвой хватило, чтобы многие в школе не сомкнули глаз полночи.

В эти дни у меня в живом уголке произошло печальное событие — умерла мавка. Эти полуводяные духи на зиму впадают в спячку, подобно русалкам и водяницам, и просыпаются, когда прогреются водоемы. Ослабленная из-за плохого содержания, мавка не смогла впасть в спячку вовремя и слабела не по дням, а по часам. Она стала настолько прозрачной, что лишь по блеску волос и шевелению песка в аквариуме можно было понять, где она находится.

В последнюю ночь перед Самхейном я сидел возле ее аквариума, и когда из коридора послышались заунывные вопли, заметил, как заколебалась вода.

— Ты что-то чуешь? — спросил я.

— Чу-у… чу-у… — только и донеслось в ответ.

— Кто это? Призрак?

— О-о!.. О-о-о… не-ет…

— Это человек? Кто-то из магов или ученики? — забеспокоился я.

Но мавка лишь булькала водой и что-то шептала. Из ее шепота я разобрал только, что она сильно напугана — настолько, что от страха и умерла.

И тем не менее Самхейн остался праздником. Он служил как бы подготовкой к празднику Йоль, когда Рождается новый год и новый бог. Простые смертные ошибочно называют этот день Рождеством, приписывая все одному-единственному человеку, и не подозревают, что на самом деле празднуют не день рождения младенца, но возрождение всего мира, каждый раз обновлявшегося в самые короткие дни года.

Замок в одну ночь расцветился сотнями огней и гирляндами. Повсюду под потолком плавали воздушные змеи — казалось, здесь открыли филиал китайской выставки воздухоплавания. Занятия в этот день отменили, и школьники слонялись по коридорам, временами уворачиваясь от нежити, которая, не боясь света дня, шныряла под ногами: Домовики исподтишка старались что-нибудь стащить, кикиморки швырялись всем, что попадется под лапку, похожие на жертв техногенной катастрофы брауни просто бегали и размахивали лапками. Где-то кого-то окатили водой. Девочки взвизгивали, когда кикиморки дергали их за косы. Упал кто-то из старшекурсников — брауни связал ему вместе шнурки на ботинках.

Среди воздушных змеев скользили привидения. Заметив меня, Нетопырь Малюта Скуратов камнем спланировал вниз и огрел холодным крылом по спине:

— Ну, как? Обживаешься помаленьку?

— Спасибо. Кстати, ты не знаешь, кто это шумел по ночам?

— Не мое дело. Я вообще случайный гость — как на этом празднике жизни, так и там, в холодном мире по ту сторону. Я одинок, позабыт, позаброшен. И никто меня не любит, а все только норовят наступить на крыло и… Уй! — Нетопырь даже подпрыгнул, потому что кто-то из первоклассников действительно запустил в привидение петардой. Она взорвалась прямо в прозрачном животе Малюты, и он мгновенно стал пестрым от высыпавшегося конфетти.

— Укушу-у! — завыл Нетопырь, кидаясь за мальчишкой, и оставил меня в покое.

Во время праздничного обеда в зале распахнули окна, и в них стали влетать вороны, сороки и галки. Вороны несли письма от родных и друзей, сороки — телеграммы, а галки, объединившись в стаи, тащили посылки. Нашлось несколько мальчишек и девчонок, которым посылки доставили серые вороны — родители этих ребят проживали на другом конце света.

К своему удивлению, я тоже получил письмо и посылку. Моя мачеха, Алиса Граф, поздравляла меня с праздником и долго, путано извинялась за то, что сама не решилась открыть мне правду. В посылке оказался хрустальный футляр для моего амулета и красивая фибула с изящно вышитой руной Уруз, соответствующей моему настоящему дню рождения. Примерив фибулу, я вздохнул про себя и решил, что обязательно пошлю что-нибудь мачехе на память.

Вторая посылка пришла, когда все уже отправлялись в большой зал, где должно было произойти главное действо ночи Самхейна. Две галки втащили маленькую коробочку, уронили ее к моим ногам и умчались прочь так стремительно, словно боялись, что я выдеру им перья.

Я поднял коробочку. На ней не было ни подписи, ни обратного адреса. Только несколько славянских рун, долженствующих обезопасить посылочку от магического просвечивания. Заинтригованный, я открыл ее…

И тут же выронил, скорее от раздражения и разочарования, чем от страха.

В коробке лежала дохлая крыса.

— Глупая шутка, — громко сказал я, надеясь, что меня услышат те, кто захочет насладиться моим испугом.

— Нет, — раздался над моим ухом скрипучий холодный голос. Оказавшись рядом, Черный Вэл двумя пальцами поднял крысу за хвост и положил в коробку. — У вас завелись враги. У вас есть враги, Максимилиан?

При этом он посмотрел на меня так пристально, что мне захотелось сказать: «Да, и одного из них я сейчас вижу». Но вместо этого я покачал головой:

— Не помню, чтобы я кого-то обидел.

— Ну-ну. Считайте, вам повезло. Но на всякий случай сплюньте трижды через левое плечо и прочтите заговор от сглаза, — пожелал «господин отравитель», взял эту злосчастную коробку и ушел прочь, пробираясь сквозь толпу.

Я сердито посмотрел ему вслед. Со дня моего приезда в школу прошло больше месяца, но Черный Вэл заговорил со мной едва ли не впервые. Он вообще мало с кем разговаривал.

Но едва я переступил порог главного зала на первом этаже, все тревожные мысли разом вылетели из головы. Зал был украшен великолепно. Я, наотмечавшийся Самхейнов в бытность школьником, а потом студентом, был поражен и очарован. Самыми главными атрибутами праздника были выдолбленные изнутри тыквы с вырезанными на них масками и огромный котел, под которым уже были сложены дрова. До полуночи оставалось всего ничего. Едва раздастся гонг, зажжется огонь. Нечисть получит полную силу, и самой главной заботой будет — не дать огню погаснуть. По традиции, роль нечисти исполняли сами школьники, переодетые и загримированные, но тут, при таком скоплении брауни, домовиков и кикимор, наверняка не станут привлекать магов.

Дама Маска, прекрасная в воздушном одеянии, которое меняло оттенки в зависимости от того, что делала его владелица, поднялась к помосту с котлом. Дама Лилита, как представитель магии начал, щелчком пальца зажгла огонь, и Маска, вскинув увешанные браслетами руки, вдохновенно…

Завыла!

Вопль был такой пронзительный и страшный, что не только дети — взрослые отпрянули от помоста. Маска застыла с поднятыми руками и запрокинутой головой — и вдруг завизжала что было силы, показывая куда-то вверх.

Мы тоже запрокинули головы. Под потолком, примостившись на лепном карнизе, сидела баньши и вдохновенно орала, раскачиваясь в такт своим воплям. Все знали, что она живет в самой старой башне замка, но впервые за долгое время баньши решила нарушить свое уединение.

— Смерть! Смерть! Он пришел сеять смерть! — вопила она в промежутках между завываниями. — Он пришел сеять смерть! И теперь все умрут! Будет только смерть! И ничего больше! Смерть! Смерть!

А потом случилось то, что не случалось на Самхейн, наверное, никогда.

Зал погрузился во тьму. То есть полную и абсолютную. Позже, когда глаза немного привыкли, стали заметны серые пятна окон и на их фоне силуэты людей, но тогда…

Крики, визг, плач девчонок, ругань и обрывки заклинаний, сопровождаемые вспышками тут же гаснущего света. У какого-то умника в руках сработала петарда, и к шуму примешались крики боли. Послышались голоса учителей, пытавшихся навести порядок. Сирена громко начитывала вису, призывая огонь вернуться, но ее голос заглушался шумом толпы и воплями баньши, которые перекрыл жуткий грохот и треск.

Я тоже рванулся куда-то, потому что стоять на одном месте было еще страшнее, но в этот миг чья-то холодная рука схватила меня за запястье, и в лицо взглянули два белых глаза.

— Нет! — завопил я не своим голосом. — Пусти!

Похититель, кто бы он ни был, тут же разжал руки и в тот же миг появился свет. Бледно-желтым огнем одна за другой загорались тыквы-головы, озаряя зал и взъерошенную толпу мягким светом. Понемногу приходя в себя, мы озирались, силясь отыскать виновника происходящего, но все было забыто, когда обернулись на помост.

Огромный котел был перевернут и лежал на боку. Костер под ним залила какая-то подозрительная жидкость, похожая на шампунь, а все содержимое котла разбрызгано по полу и одежде тех, кто случайно оказался рядом. Самхейн был сорван.

На другое утро всех привидений вызвали в кабинет директора.

И здесь позвольте мне сделать паузу и сказать два слова об этих обитателях замка..

С Нетопырем Малютой Скуратовым, маленькой летучей мышью с большими амбициями, я уже успел познакомиться. Как и с Прилежным Учеником. Это были одни из самых безобидных привидений школы. Кроме них был Неугомонный Строитель — волот, который спроектировал этот замок в незапамятные времена, но когда строительство было закончено, заявил, что его творение нуждается в серьезной доработке и он должен во что бы то ни стало довести замок до совершенства. Волот столь рьяно взялся за дело, что до сих пор, почти две тысячи лет спустя, из подвалов еще доносятся удары его кирки и слышатся приказы, которые он отдает «бригаде рабочих». Если любопытный ученик застукает Неугомонного Строителя за его делом, тот заставляет невольного помощника таскать камни, класть раствор и расписывать стены фресками. Причем отделаться от него можно только единственной фразой: «Назовите, пожалуйста, размер моей пенсии».

Четвертым привидением замка был Сумасшедший Проповедник. Когда-то монах из простых смертных случайно попал в Школу МИФ, возмутился «козням дьявола», что творятся тут, и принялся обличать и бичевать колдовство. Чем и занимается до сих пор. Его любимое занятие — подкараулить одинокого студента и начать читать ему мораль на тему: «Уж лучше убивать и грабить, чем колдовать и ворожить». Избавиться от него можно, если пообещать уйти в монастырь.

По сравнению с ним двое других призраков были образцами добродетели и общительности. Одним был Оживающий Доспех — рыцарь, который время от времени испытывал жгучее желание либо сразиться с драконом, либо приручить единорога для своей дамы сердца. На первом этаже стояли рыцарские доспехи всех времен и народов, от ассирийских пехотинцев второго тысячелетия до нашей эры до тирольской пехоты конца уже нашего шестнадцатого столетия. Дух рыцаря вселялся во все по очереди, но предпочтение отдавал все-таки коллекции из Германии, откуда при жизни и был родом. Как он попал в Школу МИФ, оставалось тайной.

Другой была Студентка-Неудачница. Девушка в школьной форме старого образца — длинное глухое платье конца девятнадцатого века, — вечно заплаканная, бесконечно жаловалась на то, что отстает по всем предметам. Ее любимым занятием было перебирать, какие кары обрушатся на ее бедную голову, если выяснится, что она опять не сдала экзамен. Особенно боялись ее накануне сессии, потому что тот ученик, к которому Студентка прицеплялась с расспросами, обязательно проваливался на экзамене.

Была еще парочка духов, которые показывались из своих склепов раз или два в год, да и то ненадолго. Вся эта компания была шумной, но довольно мирной — по сравнению с Закладной Жертвой.

Когда начинали строить замок МИФ, в его основание замуровали живого человека, чей неуспокоенный дух был призван хранить замок от разрушений. Мужчина это был или женщина, старик или ребенок — неизвестно, ибо всякий, кто встречался с Закладной Жертвой, терял память. Правда, ее потом удавалось вернуть, но подробности страшной встречи никто никогда не вспоминал.

И вот все они — за исключением Закладной Жертвы — стояли на ковре в учительской перед нашим начальством. Оба завуча, Берегиня и дама Морана, замерли по обе стороны от мессира Леонарда, восседавшего на своем широком кресле по-собачьи. Студентка-Неудачница горько плакала и умоляла дать ей шанс пересдать экзамены осенью. Прилежный Ученик тискал блокнотик и нервничал — вот-вот должны начаться занятия, на которые нельзя опаздывать. Оживающий Доспех — на сей раз в русской кольчуге — тряс булавой и грозил надавать поганым монголам по шее и сусалам. Неугомонный Строитель озирался и качал головой — он уже нашел недоделки и жаждал их исправить. А Сумасшедший Проповедник махал крестом и ругал магию такими словами, за которые испанские инквизиторы сожгли бы на костре его самого.

Наконец мессир Леонард притопнул копытом по обивке кресла.

— Я вызвал вас сюда, чтобы задать всего один вопрос, — проблеял он. — Зачем вам понадобилось срывать праздник Самхейн?

— Это не я! — заголосила Студентка. — Я не хотела! На Самхейн нет занятий…

— Как это — «нет занятий»? — подхватил ее слова Прилежный Ученик. — Наука не стоит на месте. Потерянный день — это в известных условиях потерянный год! Век! Эпоха!

— Я не знаю ответа! — зарыдала Студентка. — Я не успела выучить этот билет. Спросите у меня что-нибудь еще! Все остальное я знаю! Я учила, честное слово!

— Вот до чего довела вас ваша так называемая магия! — завелся Проповедник. — Покайтесь, вернитесь в лоно Матери Нашей, Святой Церкви, постом и молитвами смойте с себя грех волхвования, взойдите на костер очищения — и благодать Божья снизойдет на вас…

— Да Батый во всем виноват! — рявкнул Рыцарь. — Он, поганец, на Русь-матушку с мечом явился! Ну да ничо! Мы, русичи, не лыком шиты. Кто с мечом к нам придет, того и мордой об стену!

Оживающий Рыцарь всегда перевоплощался в вояку той эпохи и страны, чей доспех надевал.

— Давайте, давайте тут все быстро порушим, а потом я возведу на месте этого склепа королевские палаты, — оживился Строитель. — Здесь все будет по последнему слову дизайна, из стекла и бетона! Лифт, домофон, охранная сигнализация…

— Так вы знаете, кто подстроил это безобразие на Самхейн? — Мессир Леонард еще раз притопнул копытом.

Призраки заволновались, но ни исчезнуть, ни дать отпор не могли, ибо магистр потустороннего мира мессир Леонард заранее позаботился о том, чтобы заключить их в магический круг.

— Кто угодно, только не мы! — категорично заявил Нетопырь. — Мы живем в этой школе, мы…

— Мы счастливы тут учиться! — пылко воскликнул Примерный Ученик.

— Я… я надеялась на пересдачу, — робко поддакнула Студентка.

— Здесь еще столько всего строить и перестраивать, — высказал свое мнение Строитель.

— А супостаты житья не дают, поганые! — подвел черту Рыцарь.

— Так вы не знаете?

Призраки немного посовещались.

— Наше мнение таково, — Нетопырь шагнул было к мессиру Леонарду, но зацепил магический круг и с шипением отдернул лапу, — что это был не наш.

— В школу проник посторонний?

— Никак нет! — Рыцарь сделал «на караул». — Граница на замке!

— Осмелюсь доложить, Закладная Жертва непременно бы что-то почуяла, — сделав умное лицо, прошептал Нетопырь. Несмотря на маленький рост, по пояс хрупкому Прилежному Ученику, он верховодил всеми призраками и единственный не боялся Жертвы: из-за того, что не был человеком. — Осмелюсь высказать свое мнение, что это кто-то из ваших.

— То есть?

— Ну, это сделал человек. Живой человек!

— Вот как? — Завуч Морана Геррейд склонила голову набок. — Значит, это кто-то из магов буянил в День Разгула Нечисти? И кто же по-вашему? Кто-то из учеников? Или преподавателей?

— Не можем знать. Но возможно, кто-то хочет, чтобы вы так думали! Мне так кажется. — Нетопырь со значением воздел лапку. Остальные призраки шумно выразили согласие, причем Строитель и Рыцарь размахивали — один киркой, а другой булавой. Только Проповедник перебирал четки и бормотал, что это есть кара Господня за богомерзкое занятие, и каялся, что пойдет в ад вместе со всеми.

— Значит, вы хотите обвинить кого-то из нас? — Голос дамы Мораны понизился до зловещего шепота. Если бы она так обратилась ко мне, я бы сразу написал заявление об уходе да еще и повесился на всякий случай.

— Вы нам не верите! — патетически воскликнул Нетопырь. Он вскинул передние лапы-крылья, и на них материализовались цепи, явно бутафорские, если судить по чеканным узорам и фигурным звеньям. — Что же, — голос его задрожал от благородного негодования, — мы докажем, что это не наша вина. Замок без привидений — это не замок! За мной, дети мои!

Он сделал попытку уйти, но магический круг держал крепко, и Нетопырь шлепнулся на пол.

Мессир Леонард внимательно посмотрел на лицо дамы Мораны и движением копыта нарушил магический круг. В тот же миг все привидения исчезли. Только опустевшие латы, которые покинул дух Рыцаря, с грохотом осели на пол.

Леди Ульфрида сделала несколько пассов.

— Они ушли.

— И хорошо, — дама Морана улыбнулась. — Нет привидений — нет проблемы.

Замок сразу почувствовал отсутствие этой публики. Прилежный Ученик больше не торчал в лекционных аудиториях, Студентка-Неудачница не приставала к засидевшимся в библиотеке ученикам, Строитель не грохотал ничем в подвалах, а Нетопырь не подкарауливал никого в темных коридорах, чтобы внезапно возникнуть с жутким воплем. Стало тихо и… спокойно.

Но я не верил в виновность привидений. Ведь мавка перед смертью дала понять, что это был не призрак — хотя и не живой человек. Разве это возможно, чтобы живой и неживой одновременно?

Возможно — подсказывал здравый смысл. Существуют живые мертвецы — зомби. Если кто-то из учеников или преподавателей зомби? Тогда все просто — провести тотальную проверку и… Что дальше — я представить себе не мог. Однако, на всякий случай, однажды на перемене подошел к мессиру Леонарду и высказал ему свою идею. Директор молча выслушал мой сбивчивый бред, потом с усилием встал на задние ноги и положил передние мне на плечи. Я охнул и покачнулся — весу в директоре было, как в откормленном бычке.

— И как вы себе это представляете, молодой человек? — поинтересовался он. — Выстроить всех учеников и персонал и объявить: «Мы ищем зомби! Ожившие мертвецы, два шага вперед!» Да знаете ли вы, мой юный Искатель, что зомби не может существовать без мага, который контролирует каждый его шаг? И стоит магу узнать, что его подопечного вычислили, как он запросто даст ему команду на самоуничтожение. И мы получим настоящий труп — исполнителя, в то время как нам надо выйти на организатора. Поверьте моему опыту — в свое время я сам занимался подобными вещами — студентом, на практике.

Раздавленный во всех смыслах авторитетом директора, я с позором удалился.

Но желание доказать невиновность привидений толкнуло меня на отчаянный шаг, и несколько дней спустя я отправился в башни.

К тому времени по школе пополз слух, что привидения переселились в Башню Баньши, на чердак. В самой башне имелось несколько тайных комнат и даже вроде бы гробница кого-то из первых учеников Семи Великих Магов. Там чаще других находили несчастных, встретившихся с Закладной Жертвой, поэтому пойти туда в одиночку мог только наивный идиот вроде меня.

В школе уже объявили отбой, когда я, прихватив фонарь, пустился в путь. Светильники горели только в коридорах жилых этажей и в начале лестниц. Вступив на каменные ступени Башни Баньши, я очутился в почти полной темноте и, хотя понимал, что свет — мое главное оружие, пригасил фонарь. Впрочем, было у меня кое-что еще — столовый нож, которым я чистил для единорога морковку.

Хорошо, что ступени были каменными — ни скрип, ни шорох не выдавал моего присутствия, хотя для привидений нет ничего невозможного. Затаив дыхание, я одолевал пролет за пролетом, приостанавливаясь только у дверей, которых в башне было много, и уже начинал задумываться, что будет, если я дойду до самой вершины, а никто мне не встретится. Вызывать привидения самому? Но я не обладал необходимыми навыками!

И вдруг я услышал голоса. И замер.

— Мне страшно, Крис, — девичий шепот. — Пойдем отсюда.

— Сейчас пойдем, — ломающийся мальчишеский басок.

— Зачем мы пришли сюда?

— Здесь нас никто не застукает. Иди ко мне.

Легкая возня, сопение. Я почувствовал, что краснею, и уже повернулся, чтобы уйти…

— Нет, Крис, я не хочу, — снова девушка. — Что? Ты обещала!

— Я не обещала, что это будет ЗДЕСЬ!

— А где тебе хочется? В кабинете директора?

— Не знаю, но… тут как-то… страшно!

— Плевать! Привидений в замке больше нет!

— И все равно. Там, внизу, гробницы…

— А, так ты хочешь на чьем-нибудь гробике? Оригинально! Пошли!

— Нет! Я… пусти, Крис, я пойду к себе.

— Что? — в голосе парня послышалась злость. — Так ты что, решила меня надуть? Нет уж, Вероника! Обещала, так давай!

Опять возня и звонкий звук пощечины. Я понял, что пора вмешаться, и кашлянул.

От двухголосого вопля, казалось, должны были пробудиться все мертвецы в округе. Любители острых ощущений ломанулись вниз по лестнице и налетели на меня. Визг, крик, ругань! От неожиданности завопили все трое.

— Вы что тут делаете? — напустился я на ребят, подкрутив фитиль фонаря.

— Мы… это… это… мы. — Парень, еще недавно бывший таким смелым, затравленно озирался по сторонам. Я узнал в нем Кристиана, не дававшего мне открыть рот на первой лекции. Девушка тоже была мне знакома — она училась на том же шестом курсе в параллельном потоке.

— Жить надоело? — продолжал я наступление. — Тут же обосновались привидения!

— Их тут нет! — осмелился возразить Кристиан.

— Ты уверен?

Парень не успел открыть рот. Совсем рядом послышалось сдавленное мычание. Такие звуки мог издавать тот, кому заткнули рот кляпом. Стена сбоку от нас озарилась призрачным светом, в котором проступил силуэт человека, спеленутого по рукам и ногам, как египетская мумия. Человек отчаянно извивался, пытаясь избавиться от веревок.

— Закладная Жертва, — прошептал Кристиан и, заорав что есть мочи, ринулся вниз.

Жертва выступила — проще говоря, вывалилась — из стены. Надо было бежать, но я понимал, что мы не успеем сделать и шага. У меня оставалось единственное средство. Торопясь, пока безумно вытаращенные глаза призрака не нашли нас, я наклонился и очертил на камне круг. Девушка Вероника прижалась ко мне.

— Мама, мамочка, — всхлипывала она.

Закладная Жертва рванулась на звук ее голоса. Я еле успел закрыть девушке рот ладонью — и тут призрак наткнулся на невидимую стену.

Меня словно ударили бичом — такой силы был толчок. Я понимал, что должен молчать и задавить в себе страх, иначе призрак доберется до нас. Жертва отпрянула от круга, забилась, пытаясь освободиться от пут, застонала сквозь кляп. Вероника вцепилась в меня, зажмурившись, а я не мог отвести взгляда от пляски призрака. Умом я понимал, что, пока стоим неподвижно, мы недоступны для Жертвы. Но сколько времени нам придется так стоять — неизвестно. Ведь начертить круг мало — надо еще и произнести определенный заговор, а я его не знал. Все-таки моя специальность — магические животные, а не духи иного мира.

Жертва металась по площадке, с легкостью проходя сквозь стены и меняя траекторию, только когда натыкалась на мой магический круг. Она не видела нас, но чуяла, что мы тут. Она — да, это была молодая женщина, я это видел вполне отчетливо, — была просто вне себя. К многовековому ужасу, боли и ненависти к своим мучителям, приговорившим ее к такой страшной смерти, примешивалась злость на неуловимых нас.

Стоп! Осенило меня! Жертва! Закладная Жертва! Строители замуровали ее в стене замка при закладке школы. И Неугомонный Строитель был одним из них.

Сделав знак Веронике молчать и не двигаться, я передал ей фонарь, присел на корточки и вонзил нож в пол, стараясь выломать один камень.

Неугомонный Строитель ревностно относился к своему детищу — замку и терпеть не мог, когда зданию наносили повреждения, да еще и умышленно. А тут я сижу и ломаю пол!

И Строитель возник, зависнув в воздухе у меня за спиной. Я ощутил его появление по внезапному дуновению холодного воздуха. Коленка вздрогнувшей Вероники больно ткнула меня в плечо.

— А ну, кто тут давно камни не таскал? — рявкнул он, замахиваясь киркой.

Закладная Жертва среагировала на звук голоса, развернулась в его сторону и…

Теперь можно было кричать, топать ногами и петь песни — призраки не обращали на нас внимания. Жертва нашла одного из своих мучителей и ринулась на него. То, что перед нею такой же призрак, ее не остановило. Строитель ретировался сквозь стену, а яростно мычащая мумия ломанулась следом.

Путь был свободен. Схватив Веронику за руку, я через три ступеньки кинулся вниз.

Опомнились мы только на пороге третьего этажа. Младшие курсы и учителя жили на втором, а старшие — на этом. Причем левое крыло было отдано под залы рекреации и спальни девочек, а правое — мальчиков. На этаже царила сонная тишина и темнота — горели только факелы у поворотов, и в высокие окна коридоров заглядывал молодой месяц.

Как-то само собой разумелось, что дальше я пошел провожать свою ученицу. Мы оба молчали, глядя в пол. Я вспоминал Закладную Жертву и думал о привидениях. Что было на уме у Вероники — не знаю.

У решетчатой двери своей рекреации девушка остановилась.

— Пожалуйста, — прошептала она, и глаза ее засветились в темноте, словно у кошки, — не говорите даме Моране о… ну, вы понимаете, о чем? Вы же знаете, что бывает с теми, кто видел Закладную…

— Да, знаю. И советую тебе больше не встречаться с Кристианом.

— Это я уже поняла. — Вероника грустно вздохнула. — Я могу идти?

— Иди, — сказал я и ушел первым.

Два дня спустя было занятие с одной из девчоночьих групп шестого курса. В нашей школе обучение раздельное, классы соединяют только на лекции, что происходит не чаще одного-двух раз в неделю. Вместе ребята занимаются и в различных кружках, а вот в столовой стоят отдельные столы для мальчиков и девочек.

Программа занятий предусматривала различные темы для обеих половин класса. И сегодня была как раз тема, которой у мальчиков быть просто не могло.

Несколько дней назад я все-таки добился для школы разрешения, и к нашему одинокому самцу единорогу прислали самочку. Теперь у нас была пара этих животных, и характер самца сразу испортился. Он стал вспыльчивым, пробовал кусаться, если я хотел его почистить, и непрестанно колотил копытами в стенки стойла, требуя простора. Но на дворе начиналась зима и я не решался выпустить единорогов побегать.

Девушек было всего одиннадцать, и они сгрудились тесной кучкой, когда я под уздцы вывел из стойла одного за другим обоих единорогов, привязав их к торцовым стенам кабинета для практических занятий. Здесь были расставлены вдоль стен конторки, установлены насесты и загородки для животных, а места было достаточно и для тридцати учеников.

В противовес самцу, единорожиха оказалась смирной, как кошка. Ее рог был ребристым и загибался назад. Это считается пороком, и единороги с кривым рогом обычно выбраковываются. Я стоял возле нее, чем выводил из себя самца, который до отказа натягивал цепочку, пытаясь дотянуться и укусить меня. Самочка же вела себя так, словно нарочно разогревала его ревность. Я придерживал ее за уздечку и поглаживал короткую гривку, а она лизала мне руки, выпрашивая сахар, которым я угощал ее накануне.

— Итак, девушки, вы сами видите, что тема нашего занятия — единороги и способ ухаживания за ними, — начал я, когда восторги девчонок стихли — большинство никогда не видели этих зверей вблизи. — Единорог относится к отряду непарнокопытных — обратите внимание на его ноги. К этому же отряду относится и Индрик-зверь, и солнечные кони, влекущие колесницы богов. В природе единорогов почти не осталось, за исключением их дальних родичей — носорогов, которых простые смертные сейчас истребляют из-за якобы целебных свойств их рогов. Скажу сразу — хотя единороги и носороги и родственники, но родство это дальнее, словно у кита с коровой и у крокодила с динозавром, поэтому свойства носорожьего рога несколько преувеличены. Сейчас большинство единорогов разводится на фермах, ведутся племенные книги, и давно бы встал вопрос об одомашнивании единорогов и использовании их в качестве ездовых животных, если бы не одна особенность их поведения. Кто знает, какая?

Девочки зашушукались, подталкивая одна другую локтями. Ну, конечно, тема была затронута весьма щекотливая! Наконец самая маленькая и худенькая девочка, Инга Штурм, подняла руку.

— Единороги подпускают к себе только… это… ну, девушек, — робко произнесла она.

— А почему так тихо? Ты ответила правильно! Единороги подпускают к себе только девственниц. То есть девушек, сохранивших свою чистоту.

Класс тихо захихикал.

— Что тут смешного? Смех стал громче.

— Объясните, что вас так насмешило? — Я начал терять терпение.

— Вы… вы, — подружка Инги, Кристина Шульц, смущенно хихикая, ткнула в мою сторону пальцем, — вы же не это… не девушка! А они к вам…

Единорожиха наконец смирилась с тем, что сахара ей не видать, и в отместку принялась жевать манжет моей рубашки.

Теперь настала моя очередь смущаться. Ну что делать, если я действительно пока еще не…

— Из любого правила бывают исключения, — заявил я, стараясь выглядеть независимо в глазах пятнадцати-шестнадцатилетних девушек, которые волей случая оказались посвящены в тайны моей личной жизни — а вернее, в тайну полного отсутствия таковой. — И вообще, это к делу не относится. Мне нужен доброволец для демонстрации правил обращения с единорогами. Кто желает?

— Можно мне? — вдруг раздался знакомый голос, и вперед протолкалась Вероника. В одной руке у нее был зажат вскинутый вверх блокнотик, другой она распихивала однокурсниц.

Девушки захихикали.

— Пожалуйста. — Я слегка отодвинулся, освобождая ей место возле единорожихи. — К единорогам надо подходить осторожно, не делая резких движений и ни в коем случае не издавая громких звуков. Даже выросшие в неволе звери этого не любят. И во всяком случае, не торопиться, дать единорогу время себя обнюхать. Протяни руку и подходи не спеша.

Единорожиха насторожила уши и вытаращила глаза, натягивая цепочку. Ей было жутко интересно, как и ее партнеру, который перестал изводиться и выворачивал шею в сторону Вероники.

Вообще-то единорог — зверь опасный. Ударом копыта он пробивает насквозь латы на рыцаре, а его зубы могут перекусить любую цепь. Ему нипочем даже колдовство, которым его пытаются приручить некоторые маги. Это я уж не говорю про его рост и вес — при внешней хрупкости сложения единороги крупнее большинства лошадей — за исключением тяжеловозов, выведенных в России.

Вероника отчаянно трусила — это было видно по тому, как девушка зажмурилась, протягивая руку. Но единорожиха вела себя образцово. Она шумно обнюхала пальцы девушки, потом лизнула ей ладонь и вдруг улеглась.

— Что и требовалось доказать, — громко сказал я. — Вероника, можешь открыть глаза. Обязательно погладь зверя и скажи ей что-нибудь ласковое.

— Вставай, — произнесла девушка, и единорожиха с готовностью вскочила. Ее супруг заржал, изводясь от ревности. А Вероника с победным видом взялась за уздечку вместе со мной.

— Видите? Ничего сложного, — обратился я к остальным девушкам. — Сейчас вы по очереди будете подходить к единорогам. Не торопитесь — они звери подозрительные, и если вы броситесь к ним все сразу, результат будет обратным. Когда зверь ляжет, погладьте его и что-нибудь скажите, чтобы зверь привык к вашему голосу. И помните — единорог сам чует, кого отвергнуть, а кого допустить до себя.

После такого примера девушки осмелели, но занятие продолжилось только для восьмерых. Трое не смогли приблизиться не только к самцу, но и к более смирной самке. Оба зверя тут же прижимали уши и начинали пятиться, а самец скалил зубы и бил копытом по полу.

— Сожалею, — сказал я трем неудачницам, — но вы сами знаете, по каким признакам единороги допускают до себя девушек. Поэтому ваше задание — подготовить статьи про единорогов и их ближайших родственников. А мы с вами, — я повернулся к остальным восьми девушкам, которые, облепив впятером самку и втроем самца, гладили их и чесали за ушами, — поучимся ухаживать за единорогами в неволе. Шерсть зверей, как вы видите, чистая, но очень густая и длинная, поэтому она нуждается в вычесывании. Также особого ухода требует их рог…

Улучив минуту, когда, объяснив девушкам, как надо правильно вычесывать шерсть, чтобы единороги не испытывали беспокойства, я отошел, предоставив шестикурсницам действовать самостоятельно, Вероника — на так и держала единорожиху под уздцы — тихонько наклонилась в мою сторону.

— Спасибо вам, — прошептала девушка.

— За что?

— Вы никому не сказали… ну, что мы были в Башне Баньши.

— Это же наша тайна! — подмигнул я.

На другой день, выйдя из своей комнаты, я наступил на прямоугольный конверт, на котором стояла литера "М". И она, и почерк письма были мне знакомы. Удивление вызывал разве что способ доставки — следов почтового ворона заметно не было.

«Я внимательно слежу за твоими успехами на поприще педагогики, — было написано в письме. — Но недавно до меня дошли слухи о твоем возмутительном поведении. Совершенно безответственно рискуя жизнью, ты осмеливаешься разгуливать по замку ночью! Если хочешь жить, пореже выходи на улицу после заката и вообще держись подальше от темных уголков».

Я замер, держа письмо в руке. О нашем походе знали только трое — я, Вероника и ее незадачливый ухажер Кристиан Шульц. Неужели проболтался кто-то из них? Но кому? Кто он, скрывающийся за письмами без подписи?

Я еле дождался, когда ко мне на занятия придет группа юношей из шестого класса. Объясняя новый материал и проверяя домашнее задание, я не спускал глаз с Кристиана — как он себя ведет. Паренек сидел на своей задней парте, что-то корябал в тетради и иногда перешептывался со своим соседом. В общем, вел себя как обычно.

После занятия я сделал ему знак остаться.

— Мне нужно с тобой поговорить, Кристиан, — сказал я.

Трое приятелей Кристиана, Артем, Дэвид и Альберт, задержались было, поджидая его, но я выставил их за порог.

Некоторое время мы оба молчали.

— Ты ничего не хочешь мне сказать, Кристиан? — наконец заговорил я.

— О чем? Я что? Я ничего не делал! — пожал плечами он. — Вы о чем?

— О том, что произошло в Башне Баньши.

— А что там было? Ничего не было! — ощетинился он. — Мы только…

— Я не спрашиваю, что вы там делали с Вероникой. Ты кому-нибудь рассказывал об этом случае?

— Что я, совсем дурак? — хмыкнул он. — Мне жить пока не надоел о!

— Дело в том, что об этом случае стало известно. Кто, по-твоему, мог проболтаться?

— Вероника, — заявил он. — Больше некому. Девчонки всегда языками треплют. Особенно…

— Особенно после того, как кавалеры их бросают и убегают, спасаясь от привидений, которых сами же и вызвали, желая покрасоваться?

— Да мало ли чего она наболтала… А что, вас вызывали к Моране?

Изумление на его лице было таким неподдельным, что я отпустил Кристиана и задумался. Похоже, парень не врал. Но все-таки кто же следит за мной? И что ему от меня нужно?