"Тайна лорда Моргана" - читать интересную книгу автора (Романова Галина Львовна)

Глава 11

Еще никогда за полгода у меня не было такого светлого чувства, когда я возвращался к себе в комнату через стенку от живого уголка. Я вдруг понял, что мне нравится здесь жить. Это место стало моим домом. И пусть в комнате было тесно, а в каминной трубе иногда противно выл ветер, и пусть иногда за стеной до полуночи шумели драконы и грифоны, мешая уснуть, а запах просачивался, несмотря ни на какие меры предосторожности. Зато я знал, что здесь я на своем месте.

Урок, с которого меня сорвали, уже закончился, и шестикурсницы разлетелись. Но у дверей маячила одинокая фигурка.

В последнее время всякий раз появление одинокой фигуры у моих дверей я воспринимал как начало очередной проблемы, но на сей раз это был не Даниил Мельхиор. Меня ждала Вероника.

— А ты почему не на уроках? — поприветствовал я ее.

— А, — девушка махнула рукой. — Предметную магию один раз можно прогулять — дама Труда никогда за это не ругает, если ты выполнила домашнее задание. А после предметной у нас магия слова, но до нее еще полчаса. Я успею.

Она выглядела беззаботной, но что-то в ее поведении меня насторожило.

— Вы уезжаете? — кивнула она на чемодан в моей руке.

— Нет. Я остаюсь.

— Это хорошо. А то без вас будет так скучно… А вы не боитесь?

— Кого?

— Белого Мигуна.

— Нет.

Девочка взглянула на меня расширившимися от изумления глазами. Видимо, мой престиж поднялся для нее на недосягаемую высоту. Что ж, учитель и должен быть примером для ученика — пусть даже и в таком странном и непривычном вопросе.

— Ух ты, — только и выдохнула Вероника.

— Так что в пятницу я спрошу у вас домашнее задание.

— Ой! — Ее восхищение мигом растаяло. — Какое?

— Водяные змеи. Места обитания, основные представители отряда, образ жизни и отличительные признаки. Передай своим подружкам. У тебя все?

— Нет, — вздохнула она. — Мастер Мортон, с вами можно посоветоваться?

— Говори. — Я поставил чемодан на пол.

— Не здесь!

Я пожал плечами и распахнул дверь в тамбур. Вероника бочком проскользнула мимо меня в мою комнату. Мне было ужасно неудобно — во-первых, я все-таки учитель и пускать в свое жилище ученицу не должен, а во-вторых, у меня после сборов остался жуткий беспорядок. Но девушка сама поняла, что зашла слишком далеко в буквальном смысле слова, и остановилась на пороге, теребя ремень сумки, висевшей через плечо и взволнованно озираясь по сторонам. Она явно собиралась с силами, чтобы заговорить, и я дал ей время, занявшись уборкой.

— Я слушаю, — напомнил я, кое-как придав комнате приличный вид. — Что ты хотела мне сказать?

— Мастер Мортон, вы знаете, что в школе есть… ну, один человек, который мне нравится, — запинаясь, начала Вероника. — Он очень сильно мне нравится. Ну я даже не знаю, как сказать! Я даже гадала, вот!

— Понятно. А я тут при чем?

— Но вы же и… То есть я хочу сказать, что я хочу с вами посоветоваться. Понимаете, он не обращает на меня внимания. А я не знаю, как…

— Как сказать, что он тебе нравится?

Она кивнула с убитым видом.

— Я вот тут письмо написала. — Девушка полезла в боковой карман сумки и достала сложенный вчетверо листок. — И хотела вам отдать, чтобы вы прочли.

— А я-то тут при чем?.. А, понимаю. Девчонки разболтают, а мальчишки тем более догадаются. Так?

— Так. — Вероника вертела листок в руке, — И вы скажите потом… или нет; ничего не говорите, потому что так будет только хуже.

— Ладно, — я протянул руку, — давай письмо. Я сейчас прочту…

— Нет, — девушка отпрянула, — не сейчас! Потом!

— Когда ты уйдешь?

Она быстро кивнула, бросила письмо на тумбочку и выскочила вон.

Я развернул тетрадный лист и с первых же строк почувствовал, что пол опять уходит у меня из-под ног.

«Максимилиан Мортон! — выведено было вверху аккуратным девичьим почерком. — Я очень давно хочу вам сказать, что вы мне нравитесь. С самого первого урока, когда я увидела вас, и даже раньше, в самый первый день. Вы такой замечательный, такой умный, такой красивый и так здорово умеете рассказывать. Вы снитесь мне каждую ночь, только не догадываетесь о этом. А когда я уезжала на каникулы, я каждый день ждала, что опять начнем учиться и я опять увижу вас Вы мне очень нравитесь. Вероника».

Первым моим побуждением было броситься вдогонку и вернуть дерзкой девчонке письмо, а заодно прочитать ей лекцию о том, что так поступать нельзя. Но что-то остановило мой порыв. Может быть, то, что за последние дни я устал и просто не хотел никуда идти. А может быть, потому, что мне до сих пор ни разу не писали девушки?..

Как бы то ни было, но я решил подождать до пятницы, то есть до следующего занятия, чтобы хорошенько все обдумать и дать девушке достойный ответ.

Но в пятницу на рассвете меня разбудил звонок от директора — в четыре утра наконец-то ожила кольчуга Викинга.

С некоторых пор она стояла в кабинете мессира Леонарда, заключенная в пентаграмму с сигнализацией, чтобы директор не прозевал момент перевоплощения, ибо предсказать, сколько времени дух Рыцаря пробудет в том или ином доспехе, практически невозможно. Пентаграмма должна была предупредить мессира Леонарда, что доспех ожил, и заодно мешала духу покинуть кольчугу раньше срока.

Признаться, я совсем забыл об этом и, пока не вбежал в кабинет и не увидел светящуюся пентаграмму и оживший доспех, даже и не думал, зачем меня зовут.

Викинг был в ярости. Он размахивал топором, топал ногами и изрыгал проклятия сразу на двух языках — древнешведском и современном исландском. Пентаграмма искрила, ее контуры колебались, а пламя свечей моталось и едва не отрывалось от фитилей. Сильно пахло гниющими морскими водорослями, китовым жиром и свиньями.

— Сейчас же отпустите меня, трусливые щенки Фенрира! — орал Викинг. — Оглодыши турса! Плешивые дети Локи! Сухопутные крысы! Куда вы все подевались? Идите сюда, моя секира отведает ваших тупых голов! Я вам покажу, как пленять доблестного воина из дружины самого Рагнара Кожаные Штаны! Вы у меня подавитесь своими кишками, вонючие свиньи!

Мессир Леонард ходил кругами вокруг пентаграммы и спокойно ждал, когда отбушует Викинг. Попасть в такую ловушку позорно для любого призрака, поэтому все остальные учителя входили в кабинет тихо и вставали в стороне. Директор как специалист по потустороннему миру должен был вести этот диалог.

Наконец Викинг выдохся. Он перестал метаться и прыгать, тяжело оперся на рукоять секиры и огляделся по сторонам. Нижняя часть его шлема, как у всех викингов, отсутствовала, поэтому шлем как бы висел в воздухе и только поворачивался из стороны в сторону.

— Выходите! — хрипло выдохнул он. — Я не вижу вас. Нет чести, коли кто решит напасть со спины!

— Здесь никто не собирается на тебя нападать, — примирительно произнес мессир Леонард.

Викинг мгновенно встал в боевую стойку.

— Сына морей не испугают голоса! — воскликнул он. — Выходи! Я буду драться!

— Я отпущу тебя с миром, если ты всего-навсего ответишь на несколько моих вопросов.

— Отпусти — и я расскажу все, что знаю!

Лично с моей точки зрения, надо было сперва взять с призрака какую-нибудь клятву, но мессир Леонард не стал этого делать, а просто наступил копытом на край пентаграммы, разрушая четкие линии. Свечи мигом погасли, рисунок перестал искрить, и Викинг расслабился настолько, что сдвинул шлем на затылок, еще больше обнажив пустоту на месте головы.

— А, кого я вижу! — воскликнул он. — Ты, родич козлов Тора? Какими судьбами ты очутился в этом преддверии Хеля?

— Это мой дом, — с достоинством поклонился директор.

— А как здесь оказался я?

— Это я перенес тебя.

— Ты?

— Мне надо у тебя кое-что узнать. Дело не терпит отлагательств, и, надеюсь, ты сможешь нам помочь.

— Клянусь молотом Тора — расскажу все, что знаю!

— Хорошо. — Директор уселся на пол перед Викингом. — В таком случае нам надо знать только одно — что ты видел ночью в холле школы?

Когда это было — спрашивать бесполезно. Дух Рыцаря, перелетая из доспеха в доспех и из эпохи в эпоху, всякий раз возвращался в тот самый час, когда покинул доспех. Поэтому для Викинга последним воспоминанием был именно тот почти недельной давности случай в холле, как для Гладиатора — его беседа с «императором».

— Зловещий знак, — помолчав, изрек Викинг. — В нем таилось такое зло, что даже Локи было бы не под силу его создать. Скажу больше — даже сама Хель была бы перед ним бессильна. Я испугался, увидев его. Мне показалось, что настал Час Рагнарека. Я испугался… для Викинга это позор. Мне нет прощения — и я решил никогда больше не вспоминать об этом. Но ты попросил — и я вспомнил. Что мне теперь делать? Как жить? Мне нет пути в Вальхаллу, ибо в тот час, когда увидел ЗНАК, я задумался о самоубийстве.

— В этом нет твоей вины, храбрейший из храбрых, — сказал директор. — Даже я испытал нечто подобное. Но поведай нам — видел ли ты, как появился этот ЗНАК? Не мог же он возникнуть сам по себе? Его кто-то нарисовал?

— Нарисовал? Не думаю… Как можно нарисовать смерть? Или страх? Или злобу? Нет, он появился сам… Но появился не сразу. Сперва засветилась стена. Потом ее очертания стали меняться. Камень как бы потек. Свет становился все ярче, у меня заболели глаза, я отвернулся, закрыл лицо руками, а когда решился открыть глаза, ЗНАК уже сиял на стене.

— Но кто его нанес? И вообще — происходило ли что-то перед тем, как начала светиться стена? Может быть, ты заметил какое-то движение? Или услышал какой-то звук?

Викинг поскреб себя рукавицей по шлему.

— Звук? Движение? — проворчал он. — Помню-помню. Я ведь стоял на страже. Рагнар Кожаные Штаны поставил меня в дозор, и я должен был следить, чтобы никто не подобрался близко — ведь нам пришлось заночевать на берегу. Рагнар доверял мне… Да, я слышал шаги. Кто-то тихо спускался вниз по боковой лестнице. Он шел так осторожно и шаги были такие легкие, что даже я не сразу понял, что означает этот шорох. Потом встал в засаду — а вдруг, подумал я, этот злодей замышляет напасть на спящих? Я стоял, я ждал, но… никого не увидел.

— Как так? Ты же должен был видеть!

От привидений скрыться нельзя. Они видят людей не глазами, а ощущают исходящее от них тепло. Поэтому, если тебя преследует призрак, спрятаться практически невозможно. Но, с другой стороны, убежать от него можно, затерявшись в толпе — ведь для призраков большинство людей одинаковы. Но чтобы призрак не увидел человека?

— Этот некто явно был могущественным ворлоком, ибо его окружал такой плотный магический кокон, сквозь который не в состоянии пробиться взгляд. Он прятал свою истинную личину под другой. Я даже удивился, увидев этот облик. Такого просто не может быть.

— Он принял облик другого человека?

— Да!

Мы переглянулись. Дело принимало неожиданный оборот. Спурий, единственный настоящий оборотень среди нас, занервничал.

— Это что же выходит? — воскликнул он. — Среди нас еще один оборотень? Или… или это был я?

Лилита, с которой он последнее время приятельствовал, схватила его за руку.

— Последнее, Викинг, — произнес мессир Леонард, — ты мог бы опознать этого мага? Было в нем что-то, что ты запомнил?

— Личина другого, — был ответ. — Это все, что я запомнил. Теперь я свободен?

— Да. Но возвращайся, если вдруг что-то вспомнишь.

Доспех Викинга кивнул шлемом и вдруг упал на пол, рассыпавшись на детали, ибо дух Рыцаря покинул его и помчался прочь. Мы озирались по сторонам.

— Ну, — нарушил молчание Черный Вэл, — что вы теперь придумаете, чтобы обвинить меня, дама Геррейд? Этот незнакомец — маг. А я лишен магии.

Завуч уже открыла рот, чтобы начать возражать, но директор покачал рогатой головой.

— На сей раз он прав, дама Морана. Тот, кто надел на себя чужую личину… Хм, от привидения может укрыться только настоящий маг. Я думаю, это не он.

— Или у него есть сообщник! — все-таки выкрикнула она.

— Как же вы меня ненавидите, дама Геррейд, — выдохнул Вэл. — Теперь я понимаю, почему Агнар покончил с собой. Но клянусь, если бы вы были моей матерью, я бы не стал умирать сам — я бы постарался сперва отправить на тот свет вас!

Завуч побелела от ярости. Она уже развернулась к зелейнику и вскинула руки к амулету, готовясь к поединку. Я, волей судьбы оказавшийся в опасной близости от обоих спорщиков, поспешил отодвинуться, чтобы меня не задели. Конечно, дама Морана не бог весть какой боевой маг, но против ее заклинаний у Вэла вообще нет никакой защиты. Он даже не взял с собой на совещание свои стилеты.

— Немедленно прекратите! — Мессир Леонард еле успел встать между ними. — Взрослые же люди! Какой пример вы подаете детям? Какой пример для молодых педагогов? Какой позор! Обоим! Вкачу выговор за отвратительное поведение! Поняли? — Глаза директора горели зловещим огнем. Если бы я встретил его в глухом лесу, когда он в таком состоянии, наверняка бы подумал, что передо мной не безобидный пука, а исчадие Преисподней. — Немедленно извинитесь, Черный Вэл!

— Дама Морана первая оскорбила меня, — ледяным тоном процедил тот. — Я имею право на сатисфакцию.

— Кто из вас прав, а кто виноват, есть способ выяснить, — притопнул копытом директор. — И для этого вовсе не обязательно устраивать тут судебные поединки. Помогите мне! Вы оба!

Развернувшись, он прыжками умчался в глубь кабинета. Дама Морана и Вэл прожгли друг друга ненавидящими взглядами, но молча двинулись следом.

Берегиня с шумом выдохнула воздух и вытерла ладонью лоб.

— А я уж думала — кого из них мне придется нейтрализовать, — проворчала она.

— Вэл становится совершенно невыносимым, — капризным тоном пожаловалась Лыбедь и как бы между прочим взяла меня под руку. — Вы не находите, Максимилиан? Он просто чудовище!

— Внешность мессира Леонарда тоже довольно двусмысленна, однако же никто не считает его бесом, — парировал я.

— Ах, разве я имею в виду лицо и фигуру? А что вы скажете о душе? Она же у него черная и насквозь пропитана ядом! Он сам — яд в чистом виде. Всегда нелюдимый, грубый, холодный… Бр-р! — и учительница магии танца придвинулась ко мне вплотную. Откровенно говоря, я не обрадовался такому вниманию. Оно показалось мне по меньшей мере неуместным в подобной ситуации.

Тем временем мессир Леонард дал своим невольным помощникам четкие указания, и, вернувшись к нам, они выставили в центр круглый стол, вокруг которого расположили тринадцать стульев. На черное сукно аккуратно были разложены атрибуты для вызова духов, зажжены ароматические свечи. Директор одним прыжком запрыгнул на свое место и встал, упираясь передними копытами в стол.

— Прошу садиться по кругу.

— Мы будем вызывать духов? — поинтересовалась леди Ульфрида.

— Не духов, а всего одного духа. И наш доблестный Викинг, только что побывавший тут, подсказал мне, кого именно.

— Неужели Рагнара Кожаные Штаны? — всплеснула руками Маска. — О, это была исключительная личность. Полная таинственности и романтики. Его смерть была просто ужасна. Но, право слово, жаль, что с течением веков такой изумительной личности не приписали никаких божественных свойств…

— Потому, дорогая, что у викингов и без того было много богов, а вот среди героев всегда много вакансий. Ибо только герои должны встать в свиту Одина, когда начнется Рагнарек. Поэтому героев требовалось много. На целых две армии, — со знанием дела объяснил директор. — Нет, я решил вызвать дух Локи.

— Только не это, — засуетилась Труда. — Только не его! Этот пересмешник не скажет вам ничего путного, и хорошо еще, если просто посмеется над вашими вопросами. Мой вам совет — хотите ответа, так призовите самого Отца Побед.

Дама Морана выразила свое горячее согласие, но мессир Леонард покачал гривой.

— По ряду причин я склонен более доверять именно Локи, — категорично заявил он.

Сказать по правде, я никогда не присутствовал на настоящих спиритических сеансах — не тех, о которых пишут в книгах и снимают кино простые смертные, поэтому здорово волновался. Нам ничего не приходилось делать — вся подготовка легла на плечи и спину нашего медиума, мессира Леонарда, а мы лишь должны были удерживать круг. Сосредоточиться мне мешала сидевшая справа от меня Лыбедь. Она так крепко сжимала мою руку и так прижималась под столом коленкой к моему колену, что от волнения я пропустил большую часть увертюры и очнулся, лишь когда слева от меня зашипела сквозь стиснутые зубы дама Труда. Старушка явно недолюбливала бога-пересмешника.

— Начинается, — прошептала она.

Внезапный порыв ветра задул свечи — все, кроме одной, мерцавшей в середине стола. В воздухе пахнуло сыростью, холодом и гнилью. На сердце навалилась тоска, да такая, что захотелось плакать. Я до боли закусил губу и услышал, как тихо застонала рядом Лыбедь. Неужели все чувствовали то же самое? В полутьме я почти не различал лиц, холод мешал повернуть голову. Я был словно парализован и мог смотреть только чуть выше пламени свечи, где в воздухе колебались какие-то неясные тени.

— Отец Лжи, Прародитель Чудовищ, Предводитель Мертвецов, Противник Хеймдалля, Похититель Идун, Побратим Одина, казненный асами за свои дела, — прогромыхал откуда-то издалека изменившийся голос директора, — ответь нам!

Послышалось скрежетание цепи и злое змеиное шипение. Я похолодел в предвкушении того, что мы сейчас услышим, но более не раздалось ни звука.

— Локи-трикстер, Отец Лжи, Прародитель Чудовищ, слышишь ли ты нас? — мессир Леонард чуть повысил голос.

— Слышу-слышу, — вдруг раздалось ворчливое. — Чего вам не терпится? Пожар, что ли?

— Локи, ответь, где ты!

— Здесь… Дома.

Я покосился по сторонам. Похоже, все шло не совсем так, как планировалось. Я уверился в этом, потому что следующий вопрос был:

— Что ты там делаешь?

— Сейчас ем.

Теперь уже онемел даже наш директор. В самом деле, трудно было предугадать такой ответ.

— То есть как — ешь? А разве…

— А что, у меня уже не может быть выходного? Я вырвался на один час, мечтал расслабиться в домашней обстановке, а тут вы… Говорите быстрее, чего надо, у меня время не резиновое!

— В Школе МИФ появился некто, кто мечтает возродить секту Белого Мигуна. Он неуловим, у нас нет ни одной улики, нет ничего, чтобы отыскать и остановить его. Его деяния так же непредсказуемы, как в свое время были твои. Помоги нам — подскажи, кто это, или хотя бы укажи, как нам искать.

— Ну, нашли чего спросить! — в пустоте послышался тихий смех. — Небось, дети по ночам колобродят, а вы с ума сходите. Ответ у вас под носом, только вы видеть его не хотите. Учитесь смотреть на мир шире. Мне отсюда, снизу, все так отлично видно — вот и вы попробуйте изменить точку зрения… Понятно?

— Понятно.

— А раз так — всем большой привет. И папаше Одину — персонально. До встречи на Рагнареке!

Новый порыв ветра задул последнюю свечу. Комната погрузилась во тьму. Впрочем, она была не совсем непроницаема — проморгавшись, я разглядел серое пятно завешанного шторами окна и силуэты сидевших вокруг меня людей. Потом леди Ульфрида протянула руку, и, повинуясь ее жесту, в камине запылал огонь. А вслед за ним загорелись и свечи — все, кроме той, что стояла в середине стола. Она каким-то образом ухитрилась сгореть до конца.

Мы осторожно зашевелились. Оказалось, что мышцы просто одеревенели. Я так вообще почувствовал, что закоченел, и подобрался ближе к камину. Хорошо, что пламя в нем было настоящим!

— Кто-нибудь что-нибудь понял? — обвиняющим тоном осведомилась дама Морана. — По-моему нам так ничего и не ответили!

— Напротив, нам сказали, и очень многое, — чопорно кивнула леди Ульфрида, — но, боюсь, прямого ответа мы не получили.

— В этом весь Локи, — вздохнула Труда. — Никогда ничего не скажет и в то же время наговорит с три короба. За это его и не любили — за неумение выражать свои мысли.

— А мне кажется, что он нам все-таки дал дельный совет. И более того — довольно ясно, хотя и своеобразно высказал свои мысли, — внезапно подала голос Маска. — Первое — мол, дети по школе колобродят. А второе — ответ прямо перед нами, но мы просто не хотим его видеть. Не кажется ли вам, что если совместить эти два высказывания и посмотреть на получившуюся сентенцию шире, как он советовал, то мы получим ответ: дети! Всему виной дети! Просто мы не можем себе представить, что они на такое способны! А тем не менее именно их незакостенелые, свободные от стереотипов мозги способны выдавать порой нестандартные решения. А если мы вспомним, что сам Белый Мигун делал ставку именно на детей, то получим…

— Получим адепта Белого Мигуна в нашей школе! — воскликнула дама Морана. — Это неслыханно. Это чудовищно! Это скандал! Ребенок? Адепт Мигуна?

— Ну почему сразу сгущать краски? Может быть Белого Мигуна в школе и нет, а есть просто мальчишка или девчонка, которые решили…

— Эмиль Голда! — подняла палец Маска. — Он всегда спорит со мной на уроках — так, словно знает все намного лучше меня. Это он! Больше некому!

Моих коллег как прорвало. Оказывается, каждая могла вспомнить хоть одного ученика, который вел себя странно, вызывающе или просто недопустимо. Когда в школе учится почти тысяча детей, среди них всегда может отыскаться несколько возмутителей спокойствия. Свою лепту внес даже Черный Вэл, выдав целый список неблагонадежных, по его мнению, учеников. Я же промолчал — просто потому, что ни один из моих знакомых детей не тянул на мирового злодея.

— Я поступлю по-другому, — объявила дама Морана, когда поток слов иссяк. — Просмотрю личные дела каждого. Под подозрение будут взяты все дети сектантов. Ибо только в своих семьях они могли почерпнуть необходимые сведения о секте и ее гуру.

А я подумал, что в таком случае у меня тоже есть свой подозреваемый — маленький Даниил Мельхиор, чьи родители отдали жизнь за свободу Белого Мигуна.

Но пока решили детям ничего не говорить, горячку не пороть, а взять возмутителя спокойствия с поличным. А поскольку большинство мелких пакостей в школе совершалось по ночам, то и задумали учредить ночные дежурства. Каждую ночь педагоги группами по трое должны патрулировать здание школы, особенно жилые этажи, в надежде, что им удастся застать злодея на месте преступления.

Дама Морана, конечно, была против. С ее точки зрения патрулирование — пустая трата времени. Достаточно составить список учеников, чьи родители были сектантами, и изолировать этих детей. А уж потом вызвать Инквизицию и добиться правды, кто из них на самом деле стоит за этими безобразиями. Однако мессир Леонард был против.

— Такими жестокими мерами мы не добьемся ничего путного, — возразил он на горячую речь завуча. — В школе несколько сотен учеников. Даже если детей сектантов среди них не так много, основная масса учащихся заподозрит неладное. Это существенно снизит нам дисциплину и успеваемость. Мы потеряем доверие детей. И, кроме того, сами арестованные получат душевную травму. Мы же поставим их вне закона. Абсолютно невиновные мальчики и девочки будут считать себя преступниками, в то время как вся их вина состоит в том, что они появились на свет именно у этих родителей. Зачинщик — я чувствую это — один. Если у него есть сообщники, то их мало — двое или трое. Отыскать надо их и вовсе не обязательно для этого портить жизнь остальным. Ну, и наконец, если это действительно дети, то они рано или поздно попадутся на месте преступления… И самое главное — НИКАКОЙ ИНКВИЗИЦИИ! Вам это понятно, дама Геррейд?

Завуч нахмурилась и что-то пробормотала себе под нос. А я, глядя на выражение ее лица, почему-то подумал, что такие, как дама Морана, способны на многое. В том числе и на то, чтобы самой стать во главе новой секты, а в случае провала умело подставить вместо себя злейшего врага.

После этого началась жеребьевка.

— У нас трое мужчин, — заявил мессир Леонард, развалясь в кресле. — Значит, будет три группы по четыре педагога. Одну возглавлю я, другую отдаю Спурию, а третью прошу взять вас, лорд Вэл.

Названные кивками выразили согласие.

— Простите, а как же я? — удивился ваш покорный слуга. — Я ведь тоже… м-м… мужчина!

— В самом деле, — горячо поддержала меня Лыбедь, вцепившись в мой локоть. — Максимилиан тоже мог бы возглавить одну группу. Я согласна патрулировать вместе с ним!

— Нет, — покачал рогами директор, — Мортона трогать не будем. Если дело действительно серьезно, он может оказаться в опасности. А вас, Лыбедь, я включу в свою группу. Третьей прошу быть вас, леди Ульфрида.

— Тогда я буду в группе Черного Вэла, — категорично заявила дама Морана и так посмотрела на зелейника, что я от души ему посочувствовал. Двумя другими членами ее группы стали неразлучные подруги Маска и Сирена.

Спурий, заметив, что дележка идет полным ходом, поспешил отхватить себе Берегиню. Старой воительнице было абсолютно все равно, с кем дежурить. Лилита, конечно, не рассталась с оборотнем, а четвертой они взяли даму Труду, предпочтя ее Невее Виевне. Связываться с лихоманкой никому не хотелось, но мессир Леонард был лишен ксенофобных предрассудков и пригласил ее к себе.

С интересом наблюдая за перипетиями дележа, я обнаружил, что остался один.

— Но я тоже хочу вместе с вами, — возмутился я. — Мессир Леонард, я не подведу, честное слово!

— Ваше рвение похвально, но там может быть слишком опасно для вас, Максимилиан. Кроме того, тринадцать поровну не делится.

— Но тогда почему бы не остаться вам? Вы директор и обязаны быть координатором наших действий, а не рядовым исполнителем! — настаивал я. — Ну, а если вы так боитесь за меня, то я согласен быть в вашей группе и обещаю во всем вас слушаться!

Я сам не знал, что заставляет меня настаивать на участии в патрулировании. Возможно, желание доказать, что и я, самый молодой в коллективе, чего-то стою. А может, дело было в том, что именно за мной охотился Белый Мигун или его приспешники, и я рассчитывал, что приманю их, как на живца. Или же чувствовал, что здесь нечисто и надо сперва разобраться в происходящем, а уж потом думать, что делать. А может быть, причина заключалась в том, что мне дали понять мою особенность и уникальность как раз когда я твердо решил быть, как все, и ничем не выделяться. Как бы то ни было, но я был готов даже тайно отправиться уже завтра бродить по школе, однако именно в это время мне пришла помощь.

— Макса могу взять я, если на то пошло, — подняла руку Берегиня. — Мне все равно, в какой группе быть, но если паренек так рвется в бой, то обещаю за ним присматривать.

Она подмигнула мне, и я подумал, что предстоящее мероприятие обещает быть если и не легкой прогулкой, то, во всяком случае, запоминающимся событием.

Этот день был пятницей, то есть у меня было пять пар уроков — три у семикурсников и два у шестых курсов. Одной из групп, посетивших меня, была девчоночья, в которой училась Вероника Корбут-Вайда. Половина девушек не выполнила домашнее задание, наверное, решив, что учителям не до уроков, а вот Вероника отчаянно тянула руку и просилась отвечать. Но я, помня ее письмо, нарочно игнорировал ее молящие глаза и только когда прозвенел звонок, подозвал девушку к себе.

Она подлетела, взволнованная, испуганная и такая сияющая, что не заметить выражение ее глаз мог только слепой.

— Я вам нужна? — выпалила она.

Я дождался, пока большая часть группы покинет аудиторию. Задержались только ее подружки, Кристина и Инга.

Некоторое время я молчал, собираясь с мыслями.

Вероника кусала губы, стоя передо мной.

— Вы прочли мое письмо? — наконец пришла она мне на помощь.

— Прочел. — Я достал из классного журнала листок. — И если ты думаешь, что напишу ответ, то сильно ошибаешься… Пойми, Вероника, ты… хорошая девушка. Умная, добрая… красивая. — Я не смотрел в ее лицо, отчаянно подбирая слова. Накануне у меня было время все обдумать, но сейчас заготовленная речь вылетела из головы и приходилось импровизировать на ходу. — Ты, наверное, нравишься многим мальчикам… Я… могу тебя понять. У нас в Школе Искусств тоже была молодая учительница. В нее были влюблены все старшекурсники, в том числе и мой брат. Я это точно знаю, потому что два раза носил его записки к ней. Но она… Она не ответила. Никому. И не потому, что не нашла достойного. Просто она была учительницей, а мы были детьми. Пусть и почти взрослыми, но — детьми… Пойми, Вероника, где-нибудь в другом месте я бы, наверное… Но не в школе же! Ты подумала о том, что будет, если кто-нибудь узнает? Ведь это же скандал, а у нас и без того много проблем. Нельзя, понимаешь? Нельзя!

Девушка молчала, не перебивая меня, и я наконец посмотрел на нее. Вероника предпринимала отчаянные усилия, чтобы не разреветься. Однако маленькая слезинка уже бежала по ее щеке, несмотря ни на что.

— Успокойся. — Я протянул ей платок. — Вытри слезы. И попробуй меня понять…

— Вы… вы меня не поняли. — Вероника уже начала всхлипывать.

— Да понял я, понял! Мне было столько же лет, сколько тебе сейчас, когда я влюбился в первый раз. Но не в учительницу! Мою избранницу звали Настя Мельник, она была из России, из города Дедославля. Самая красивая девушка в школе! Я ходил за нею, как тень, посвящал ей стихи и был готов прыгнуть ради нее в болото и переночевать в курганах Заславля. А она не обращала на меня никакого внимания, потому что рядом были парни выше меня ростом, шире в плечах и великолепные спортсмены. К тому же она хотела выйти замуж только за русского. И я это пережил.

— Зачем вы мне это рассказываете? — насупилась Вероника.

— Затем, чтобы ты поняла — первое чувство, конечно, прекрасно, и я не осуждаю тебя за это. Но первая любовь никогда не бывает счастливой. Пройдет время, ты закончишь школу, поступишь в институт или колледж и встретишь там своего ровесника. А я…

Я хотел сказать «слишком стар для тебя», но оборвал сам себя. Как часто непонимание рождается именно из-за возраста! Я старше — и между нами пропасть. Но то, что непреодолимо в юности, в зрелости не замечаешь. Я был старше Вероники на каких-то шесть с небольшим лет… Вспомнилось, что дама Алиса, моя приемная мать, была младше своего мужа, Эмиля Графа-старшего, на восемь лет. А разница в возрасте моих настоящих родителей была четыре года. И я закончил не так, как хотел:

— Я все-таки твой учитель, Вероника. Такие отношения… это не принято, понимаешь?

— А если бы… — Девушка вскинула на меня глаза. Тушь на ее ресницах все-таки потекла, и она вытирала ее моим платком, оставляя темно-синие разводы. — А если бы я училась в другой школе? Не в МИФ? Тогда все было бы по-другому?

— Не знаю, — подумав, признался я. — В любом случае тебе надо сначала получить образование, а уж потом устраивать свою личную жизнь. Поняла?

Она кивнула.

— Вот и хорошо. Иди. Скоро звонок на урок, а тебе еще надо привести свое лицо в порядок.

Она вытащила зеркальце, ойкнула и поспешила к двери, на ходу поправляя макияж. Но уже на пороге обернулась:

— А вы не сердитесь?

— Нет, — ответил я.

— А можно… можно я все-таки буду к вам заходить? В живой уголок?

— Ну заходи.

Девушка ушла, забыв у меня свое письмо. Сначала я хотел его выбросить, но потом пожалел и решил, что отдам владелице чуть позже.

До конца дня я пребывал в не совсем радужном настроении. В конце концов, Вероника не совершила ничего предосудительного. Конечно, она поступила ребячески, но ведь за влюбленность еще никого на сажали в тюрьму. В глубине души мне было даже приятно, что в меня влюбились, и образ русской красавицы Анастасии немного померк в моем сердце.

Сегодня вечером первая группа «патрульных» должна была выйти в коридоры школы. Договорились, что наибольшее внимание уделят жилым этажам — ведь злоумышленник живет именно там. Заранее предупредят привидений, чтобы они поднимали тревогу в отсутствие патрульных, а также расставили охранные заклинания.

После ужина я сидел у себя, раздумывая, чем бы занять вечер. Выбор у меня был — живой уголок или только что присланные на мое имя журналы по криптозоологии. Можно было также написать письмо Графам — со дня праздника Йоль я не давал о себе вестей. Дама Алиса будет очень рада…

Примерно в это время послышалось царапанье в дверь.

— Максимилиан, — осторожный шепот заставил меня вздрогнуть, — к вам можно?

Это был голос Лыбеди. Учительница танцев вплыла в мою комнатку легкая и невесомая, как облако, в бело-голубом наряде, отороченном неимоверным количеством рюшей и оборок, и принесла с собой аромат жасмина. Судя по ее внешнему виду, она собиралась на бал, а не в ночной патруль.

— Вы еще не спите, Максимилиан? — проворковала она, грациозно обходя кресло, с которого я только что вскочил.

— Нет-нет. Еще рано. До отбоя почти два часа…

— Два часа, — промурлыкала она. — Есть время.

Лыбедь огляделась, и я почувствовал себя неуютно. Хотя и поддерживал порядок, мне вдруг показалось, что в комнате слишком много вещей. Книги и журналы валялись повсюду. Поверх них можно было встретить бытовые мелочи от расчески до бритвы, а постель я заправлял от случая к случаю. Кроме того, здесь еще оставалась часть вещей и мебели прежней владелицы комнатки.

— Вы здесь живете? — Лыбедь потянулась так томно, что я невольно сжал кулаки. — Милое местечко. Мне тут нравится!.. А как вы находите мое платье?

Привлекая к себе внимание, Лыбедь крутнулась на месте и обнаружила ноги такой длины и формы, что у меня от волнения пересохло в горле. А учительница танцев плюхнулась в кресло, взметнув подол, и снизу вверх стрельнула в меня глазками:

— Может быть, предложите даме бокал?

— Я не пью. — Под ее насмешливым взглядом я почувствовал себя ребенком.

— Что, совсем?

— Ну, только если на банкете.

— Жаль… — Лыбедь огляделась, явно подыскивая тему для разговора, и вдруг вскочила.

— Вы невозможный человек, Максимилиан! — воскликнула она. — К вам в гости пришла дама, а вы… Ох, Максимилиан, если бы вы только знали!.. Ну почему вы такой черствый? Что вам стоило сегодня утром немного настоять на своем? Скажите откровенно, неужели вам хочется тащиться в это патрулирование да еще с Берегиней? Старуха помешана на боях. Вот увидите — она нацепит на вас сразу две кольчуги, шлем, прочую амуницию, даст в каждую руку по топору и заставит стоять на часах. Спурий с Лилитой будут озабочены только тем, как бы найти уголок поуютнее, чтобы помиловаться лишний раз, ну а даму Труду можно не принимать в расчет. В мире простых смертных она была бы вахтершей или старой техничкой. Эта компания не для вас! — Лыбедь схватила мою руку и прижала к пышной груди. То, что грудь пышная и мягкая, чувствовалось сквозь кружева, и у меня закружилась голова.

— Знаете что, переходите в нашу группу! — вдруг воскликнула Лыбедь с таким видом, словно эта идея посетила ее только что. — С нами вам не будет скучно, вот увидите. Мессир Леонард и Невея заранее учуют, если кто-то появится поблизости, а мы с вами…

— Есть еще леди Ульфрида, — напомнил я.

— О, она нам не помешает! Когда-то, наверное, тоже была молодой… Скажу откровенно — по мне, так пусть она была бы завучем, а не дама Геррейд. Единственным завучем!.. Так вы придете, Максимилиан?

— Не знаю. — Я попытался высвободить руку, но не тут-то было. — Я подумаю.

— Сбор через два часа в учительской. Я вас буду очень ждать, Максимилиан! Вы не пожалеете, — с придыханием произнесла Лыбедь и придвинулась ко мне. На меня пахнуло жасмином. Голова закружилась еще сильнее. Еще немного — и я бы поддался соблазнительнице, но тут рядом послышался шорох.

Мы обернулись и окаменели. В дверях стояла Вероника. Девушка была в комбинезончике — видимо, пришла работать в живой уголок. Расширенными глазами она пожирала нас, почти державших друг друга в объятиях.

Первой опомнилась Лыбедь.

— Это что такое? — воскликнула она, отпуская мою руку. — Тебя разве не учили хорошим манерам? Во-первых, когда входишь, надо стучать и уже потом спрашивать разрешения войти. И смирно ждать снаружи, когда разрешение будет даровано. А во-вторых, к учителям вообще нельзя заходить в их комнаты. Если что-то нужно, отправляйся в учительскую и спроси там. А насчет прочего — дождись уроков. Что ты здесь делаешь?

— Я… Я пришла в живой уголок и…

— Вот и отправляйся в живой уголок! Стой! — встрепенулась Лыбедь, когда Вероника попятилась. — А извиняться за тебя кто будет?

Девушка обратила на меня беспомощный взгляд. Она не просила поддержки — ей даже не нужно было доказательств того, что любить меня нельзя. Она просто молча укоряла…

— Вероника, — попытался я прийти ей на помощь, — ты бы в самом деле…

— Я стучала, — прошептала девушка еле слышно.

— Что-что?

— Я стучала! — повторила она громче. — А вот вы…

Стремительно развернувшись, она бегом бросилась прочь.

— Ну и дерзкие сейчас дети, — фыркнула Лыбедь, — с ума можно сойти! Ну, я с нею разберусь!..

— Не надо, — возразил я. — Девушка не виновата в том, что я не запираю двери. Кроме того, я сам разрешил ей приходить в живой уголок в свободное время. Я не думал, что она решит прийти именно сейчас! И мне кажется, что это событие не следует выносить на широкое обсуждение. Ведь тогда встанет вопрос — а что вы делали в моей комнате?

— Я? — трагически вскинула брови Лыбедь. — Я пришла, чтобы попросить вас подежурить с нашей группой.

— А девушка пришла, чтобы поработать в живом уголке, и, поскольку живой уголок заперт, решила зайти ко мне и взять ключ, — парировал я. — В самом деле, мы же взрослые люди и не станем поднимать шум из-за мелочей!

Но Лыбедь еще долго возмущалась, и я с трудом понимал, почему. Неужели она так расстроилась из-за того, что Вероника нас спугнула? Или ее больше возмутило то, что я встал на сторону девушки? Как бы то ни было, но несколько минут спустя она покинула мою комнату, все еще рассерженная.

Разумеется, я не пошел в ту ночь в патрулирование, остался в своей комнате и до полуночи листал журналы.

… Кстати, платок Вероника мне так и не вернула!

В ночь на понедельник наступила наша очередь дежурить по школе. Две предыдущие ночи прошли тихо. Патрульные ходили по лестницам и холлам жилых этажей, поднимались до учительской и башни Невеи и спускались в холл. Вместе с ними летали привидения. Говорили, что Прилежный Ученик по собственной инициативе проверил, все ли ученики спят в своих постелях. Он дважды сосчитал всех мальчишек и преподавателей-мужчин, помножил на число девочек и разделил на обитателей живого уголка, после чего отнял от полученного числа количество нежити. Он бы придумал еще что-нибудь со своими статистическими изысками, если бы мессир Леонард не сделал ему внушения. С тех пор Прилежный Ученик слегка поумерил свой пыл и ограничивался тем, что считал, все ли ученики спят в постели.

Ночь, когда пришла пора дежурить нам, обещала быть такой же спокойной. Перед началом новой недели всегда спится особенно сладко — организм словно предчувствует, что с утра придется погрузиться в дела, и стремится накопить сил. А вот вечером в пятницу и субботу можно расслабиться — ведь впереди выходные. В прошлом именно в эти дни в школе отлавливали полуночников.

Мы собрались возле учительской через несколько минут после отбоя. Дама Труда пришла первой и испуганно озиралась по сторонам. Оглядывались и Спурий с Лилитой — но явно больше для того, чтобы улучить минутку и уединиться. Прилежный Ученик возник передо мной с листом пергамента наперевес.

— Согласно моим записям, в данный момент все девятьсот одиннадцать учеников находятся на свои местах в спальнях, — прошептал он. — Прошлой ночь было отмечено триста пятнадцать случаев пробуждения для посещения туалета, двадцать четыре из-за приснившихся кошмаров и семеро зачитались книгами до полуночи. А также одиннадцать человек страдают бессонницей. Их имена…

— Нас не интересуют, — перебила его Берегиня, внезапно выступив из темноты.

Мы все ахнули, а Ученик стал более прозрачным. Боевой маг нарядилась в свободную темную рубаху и штаны, подвязанные внизу ремешками. Торс ее охватывала легкая кольчуга из крошечных колечек, голову украшала широкая налобная пластина, ноги были босы. За поясом болталось несколько ножей разной длины и формы, висели три мешочка, а в руках она держала длинную палку, с обоих концов увенчанную лезвиями. Длинный плащ наполовину скрадывал фигуру, поэтому я не видел, что еще она прячет.

— Это называется глефа. С секирой было бы удобнее, — пояснила Берегиня, заметив мой вопросительный взгляд. — Но глефа быстрее… Ну что, все готовы? Спурий, ты вперед. Нам нужен твой звериный нюх. А ты, — она смерила Прилежного Ученика взглядом, — следи за всеми. И чуть заметишь, что кто-то зашевелился, — сразу докладывай мне.

— Есть, — просиял тот и растаял в воздухе. По моему мнению, задача была невыполнимая — как одно привидение уследит за девятью сотнями мальчишек и девчонок? Но Прилежный Ученик сломя голову устремился на выполнение задания.

Спурий вздохнул, стащил через голову холщовую некрашеную рубаху и отдал ее Лилите. Потом, зачем-то отвернувшись от дамы Труды, разделся весь и утвердил нож в щели пола. Полнолуние миновало еще в прошлый четверг, и оборотню приходилось прикладывать дополнительные усилия для того, чтобы сменить облик. Убедившись, что нож стоит крепко, он разбежался и кувыркнулся через него. Прыжок показался мне растянутым, смазанным. Тело Спурия зависло воздухе, потом вспыхнуло — и на пол мягко приземлился крупный поджарый волк. Лилита вскрикнула.

— Сколько раз видела, как ты это делаешь — столько раз не могу смотреть спокойно! — произнесла она.

Так мы и двинулись в обход школы. Впереди, пригнув голову к полу, рысцой спешил Спурий. За ним обеими руками прижимая к себе его одежду, шла Лилита. За нею — я вместе с дамой Трудой. И замыкала шествие Берегиня. Она двигалась, пригнувшись и зыркая глазами по сторонам, и я радовался, что иду впереди. Один раз я оглянулся, и мне стало жутко — зрачки боевого мага горели огнем, словно у нежити, а скуластое лицо напоминало череп. Так могла выглядеть только богиня Смерти. Мне оставалось лишь искренне пожалеть нарушителей спокойствия, каковые могли нам встретиться.