Глава 7 ЭТИКА ДОБРОДЕТЕЛИ

Я предположил, что, если мы хотим быть по-настоящему счастливыми, нам не обойтись без внутренних ограничений. Однако мы не можем остановиться на самоограничении. Хотя оно и может уберечь нас от совершения чрезвычайно грубых ошибок, простого самоограничения недостаточно, если мы хотим достичь того счастья, которое отличается внутренним миром. Чтобы изменить себя – свои привычки и склонности, – изменить так, чтобы наши действия наполнились состраданием, необходимо развивать то, что мы можем назвать этикой добродетели . Вместе с обузданием негативных мыслей и эмоций мы должны развивать и укреплять свои положительные качества. Что они собой представляют? Это основные наши человеческие, или духовные, качества.

После собственно сострадания (nying je) главным из них является то, что по-тибетски мы называем so ра. И снова мы встречаемся с термином, который, похоже, не имеет готовых эквивалентов в других языках, хотя идеи, заключенные в нем, универсальны. Зачастую so pa переводится просто как «терпение», хотя буквально он значит «способность выносить» или «способность выдержать». В этом слове заключена также и идея решимости. То есть оно означает сознательный ответ (в противоположность бездумной реакции) на сильные отрицательные мысли и эмоции, склонные пробуждаться в момент нашего столкновения с неприятностями. Таким образом, so pa есть то, что дает нам силу сопротивляться страданию и защищает нас от утери сострадания даже по отношению к тем, кто мог бы причинить нам зло.

В связи с этим я вспомнил Лопон-ла, монаха из Намгьяла, собственного монастыря далай-лам. После моего бегства из Тибета Лопон-ла стал одним из многих тысяч монахов и служащих, заключенных оккупационными войсками в тюрьму. Когда его наконец освободили, он получил разрешение уехать в Индию, где и вернулся в свой старый монастырь. Я не виделся с ним более двадцати лет, но увидел, что он все такой же, каким я его помнил. Конечно, он выглядел старше, но физически он был цел и невредим, и его ум ничуть не ожесточился от тяжких испытаний. Он сохранил свою мягкость и безмятежность. Однако, поговорив с ним, я узнал, что с ним очень жестоко обращались в течение тех долгих лет заключения. Вместе со всеми другими его подвергали «перевоспитанию», в процессе которого заставляли отвергать свою веру и нередко подвергали пыткам. Когда я спросил его, боялся ли он, он признался, что было кое-что, пугавшее его: он опасался, что может утратить сострадание к своим тюремщикам.

Я был глубоко тронут этим и воодушевлен. История Лопон-ла подтвердила то, во что я всегда верил. Совсем не физическая сила человека, и не его интеллект, и не образование, и даже не социальные условия делают его способным противостоять трудностям. Куда большее значение имеет состояние его духа. И хотя некоторые в подобных условиях могут выжить благодаря одной лишь силе воли, меньше всего страданий испытают те, кто достиг высокого уровня so ра.

Терпеливость и стойкость духа (мужество при встрече с напастями) – вот два слова, которые в первом приближении довольно точно передают смысл термина so pa. Но, когда человек развивает это качество, он обретает самообладание при любых бедствиях, обретает чувство невозмутимости, отражающее его добровольное принятие трудностей ради более высокой, духовной цели. Сюда входит и восприятие возникшей ситуации через осознание того, что ее особенности обусловлены обширным и сложным переплетением взаимосвязанных причин и условий.

Таким образом, so pa является способом, благодаря которому мы учимся подлинному ненасилию. Это то, что не только дает способность удерживаться от физической реакции, когда нас к тому подталкивают обстоятельства, но и позволяет нам избавляться от негативных мыслей и эмоций. Мы не можем говорить о so pa, если внешне проявляем терпение к кому-то, но делаем это неохотно или со скрытым возмущением. Если, например, руководитель на службе чем-то нас обидел, то, хотя мы и вынуждены уступить ему вопреки своим чувствам, это не есть so pa. Сущность so pa – уверенная терпеливость перед лицом любых бедствий. Другими словами, тот, кто осваивает терпеливую сдержанность, решительно настроен не только не проявлять негативной реакции (которая ощущается как болезненная эмоция в виде гнева, ненависти, жажды мести и тому подобного), но скорее преодолеть собственную обиду и не ответить злом на зло.

Тем не менее, ничто из вышесказанного не означает, что не бывает таких моментов, когда надо отреагировать очень энергично. Освоение терпения в том смысле, как я его изложил, не значит, что мы должны принимать все, что бы ни делали люди по отношению к нам, и молча уступать. Не значит это и того, что нам вообще не следует действовать, когда мы встречаемся со злом. Не следует путать so pa с простой пассивностью. Напротив, с практикой so pa могут сочетаться даже самые решительные действия. В жизни каждого случаются моменты, когда могут потребоваться резкие слова, или даже физическое воздействие. Но, поскольку so pa сохраняет наше самообладание, мы можем правильнее решить, нужно ли применить насилие, чем когда мы переполнены отрицательными мыслями и чувствами. Из этого видно, что so pa – это полная противоположность трусости. Трусость рождается, когда мы из-за страха полностью теряем уверенность. Терпеливая сдержанность означает, что мы сохраняем твердость духа, даже когда нам страшно.

И когда я говорю о принятии всего, я не подразумеваю, что нам не следует делать все, что только в наших силах, чтобы решить возникающие проблемы. Но в случае наличного страдания – такого, которому мы уже подвергаемся – принятие может помочь в том, чтобы данное испытание не усилилось от дополнительного груза умственных и эмоциональных страданий. Например, мы ничего не можем поделать со старостью. Так что куда лучше принять это состояние, чем мучиться из-за него. В самом деле, мне всегда кажется немного глупым, когда старые люди пытаются выглядеть молодыми.

Терпеливая сдержанность, таким образом, есть качество, которое помогает нам не допустить того, чтобы отрицательные мысли и эмоции завладели нами. Она охраняет покой нашего ума перед лицом напастей. Благодаря такой тренировке терпения наше поведение становится полностью нравственным. Как мы уже видели, первый шаг в этической практике – это исследование собственного отклика на негативные мысли и чувства в момент их возникновения. Следующий шаг – после применения тормозов – противостояние вызову обстоятельств посредством терпения.

Здесь читатель может возразить, что наверняка бывают случаи, когда все это невозможно. Как быть, если некто близкий, знающий все наши слабости, ведет себя по отношению к нам так, что мы оказываемся просто не в силах сдержать переполняющий нас гнев и вся наша защита тут же прорывается? Что ж, при таких обстоятельствах мы действительно можем обнаружить, что нам не удается сохранить сострадание к другому, – но нам по крайней мере следует постараться не сорваться на жестокость, агрессию. Может быть, лучше всего выйти из комнаты и отправиться погулять, или хотя бы посчитать вздохи до двадцати: нам необходимо поискать какой-то способ, чтобы слегка успокоиться. Именно поэтому нам необходимо сделать тренировку терпения сердцевиной нашей каждодневной жизни. Задача тут в том, чтобы освоить терпение на достаточно глубоком уровне, так, чтобы в случае встречи с трудной ситуацией мы, даже если нам придется приложить добавочные усилия, все же знали, что делать. С другой стороны, если мы будем пренебрегать тренировкой терпения вплоть до того момента, когда нам придется столкнуться с реальными затруднениями, то нам, пожалуй, не удастся успешно противостоять вызову.

Один из наилучших способов для начала освоения такой добродетели, как терпение, или so pa, – это систематическое размышление о его пользе. Это – источник прощения. Более того, нет ничего лучше so pa для поддержания нашего заботливого отношения к другим, каково бы ни было их поведение по отношению к нам. Когда so pa соединяется с нашей способностью различать действие и деятеля, прощение рождается само собой. Оно дает нам возможность изменить наше суждение о действии и оно дает нам возможность испытать сострадание к человеку. Точно так же, развивая эту способность спокойного перенесения, мы обнаруживаем, что пропорционально ей возрастают наши хладнокровие и уравновешенность. Мы станем менее враждебными и более приятными в общении. А это, в свою очередь, создает более положительную атмосферу вокруг нас, так что другим становится легче поддерживать с нами отношения. Когда мы в эмоциональном плане лучше осваиваемся с практикой терпения, мы обнаруживаем, что стали не только намного сильнее умственно и духовно, но и наше телесное здоровье улучшается. Я совершенно уверен, что мое хорошее здоровье в основном является результатом уравновешенного и мирного состояния ума.

Но наибольшая польза от so pa, или терпения, заключается в том, что оно действует как мощное противоядие по отношению к яду гнева – величайшей угрозе нашему внутреннему миру, а значит, и нашему счастью. И в самом деле, мы обнаруживаем, что терпение – наилучшее средство нашей внутренней самозащиты от разрушительного воздействия гнева. Рассмотрим вот что: богатство не защищает от гнева. Не защищает от него и образованность, вне зависимости от того, насколько культурен и интеллигентен человек. Никак не поможет в этом случае и закон. И слава тут бесполезна. Только внутренний страж терпеливой сдержанности может удержать нас от смерча негативных мыслей и эмоций. Ум, или дух (lo), не материален. Его нельзя потрогать или нанести ему физический вред. Лишь негативные мысли и чувства могут повредить ему. Следовательно, и защитить его могут только соответствующие положительные качества.

В качестве второго шага к освоению добродетели терпения полезно также думать о несчастьях не как об угрозе нашему внутреннему миру, а скорее как о том самом средстве, благодаря которому достигается терпение. Встав на такую точку зрения, мы видим, что в этом смысле те, кто хотел бы причинить нам зло, на деле учат нас терпению. Такие люди научают нас тому, чему мы никогда бы не научились, просто слушая чьи-то речи, будь то даже речи мудреца или святого. Ничуть не больше может быть надежда читателя и на то, что он научится этой добродетели, читая эту книгу, – ну, разве что она окажется настолько скучной, что потребует большого упорства! Однако несчастья могут научить нас терпеливой сдержанности. И в особенности те, кто желал бы причинить нам вред, дают нам неоценимую возможность тренироваться в правильном поведении.

Всё это не значит, что люди не отвечают за свои поступки. Но давайте вспомним, что они могут действовать в основном по неведению. Ребенок, выросший в обстановке жестокости, может и не знать о другом поведении. В результате его просто невозможно счесть виновным. Наиболее подходящий отклик на действия того, кто вынуждает нас страдать – здесь я, разумеется, не имею в виду те справедливые случаи, когда кто-то предъявляет нам законный иск или отказывается удовлетворить наши неразумные требования, – это осознание того, что, стремясь причинить нам боль, такие люди сами окончательно теряют покой своего ума, внутреннее равновесие, а вследствие того – и свое счастье. И мы поступим лучше всего, проявив к ним сострадание, – тем более что, пожелай мы им всех бед, ничего с ними от этого не случится. Зато нам самим это наверняка причинит вред.

Представьте двух поспоривших из-за чего-то соседей. Один из них относится к спору вполне беспечно. Другой полностью захвачен спором и постоянно ищет возможности задеть противоположную сторону. Ну и что происходит? Тому, кто вынашивает злой умысел, недалеко до начала страдания. Прежде всего он или она теряют аппетит, затем и сон. Постепенно здоровье такого человека ухудшается. Он мучается день и ночь, – и дело кончается исполнением желаний противника.

На самом деле, если мы действительно хорошо об этом подумаем, то поймем, что в выборе в качестве объекта нашего гнева какого-то конкретного человека есть нечто не до конца разумное. Давайте проделаем мысленно простое упражнение. Представим, что некий человек говорит нам оскорбительные слова. Если мы склонны разгневаться из-за боли, которую они нам причиняют, – разве на словах как таковых сосредоточены наши чувства, ведь не они же на самом деле виноваты? Скорее мы разгневаемся на человека, кричащего на нас. Можно, конечно, возразить, что, поскольку слова кто-то произносит, то наша злость на слова оправдана и моральную ответственность за это несет бранящийся человек, а не брань сама по себе. Возможно, это и так. Но в то же время мы разгневаны из-за того, что на самом деле вызвало боль, – все-таки именно слова были более непосредственной причиной. Но тогда не лучше ли нам направить свой гнев на то, что заставило человека оскорбить нас, – на его болезненные эмоции? Ведь если бы тот человек был спокоен и умиротворен, вряд ли он стал бы вести себя таким образом. Но, тем не менее, из этих трех факторов – оскорбительных слов, произносящего их человека и негативных побуждений, вызвавших брань – мы направляем гнев именно на человека. В этом есть нечто непоследовательное.

Если же заявить, что настоящая причина нашей боли – сущность оскорбившего нас человека, то и в этом случае у нас нет разумных оснований для гнева на него. Если враждебное поведение по отношению к нам заложено в природе данного человека, то он просто не в состоянии вести себя по-другому. В таком случае гнев просто бессмыслен. Ведь во время пожара бессмысленно гневаться на огонь. Жечь – природа огня. Но, чтобы напомнить себе о том, что идея врожденной враждебности или врожденного зла неверна, давайте отметим, что при других обстоятельствах тот же самый человек, который сейчас причиняет нам боль, может стать нам хорошим другом. Ничего нет необычного в том, что солдаты, сражавшиеся друг с другом во время военного конфликта, в мирное время становятся приятелями. И большинству из нас случалось встречать кого-то такого, кто, несмотря на дурную репутацию в прошлом, оказывался очень приятным человеком.

Конечно, я не предполагаю, что нам следует ударяться в подобные размышления в любой ситуации. Когда нам грозит физическая расправа, нам, пожалуй, лучше будет сосредоточить свои силы не на размышлениях, а на том, чтобы поскорее убежать! Но очень полезно найти время на то, чтобы разобраться как следует во всех выгодах терпения. Это поможет нам творчески решить трудные проблемы, возникающие из-за каких-то бед.

Я упоминал ранее, что so pa, или терпение, действует как противодействующая гневу сила. На деле мы обнаруживаем, что можем найти нечто, противостоящее каждому из негативных состояний. Например, скромность противостоит гордыне; удовлетворенность противостоит алчности; настойчивость противостоит лени. Поэтому, если мы желаем справиться с нездоровыми состояниями, возникающими тогда, когда мы позволяем развиться негативным мыслям и чувствам, то взращивание добродетели не следует рассматривать отдельно от сдерживания нашего отклика на болезненные эмоции. Они идут рука об руку. Именно поэтому нравственная дисциплина не может быть ограничена только воздерживанием, или только принятием положительных качеств.

Чтобы увидеть, как именно процесс обуздания сочетается с работой по нейтрализации, давайте рассмотрим тревожность. Мы можем описать ее как вид страха, но такой, в котором присутствует сильный рассудочный компонент. Вот нам неизбежно придется столкнуться с переживанием или событием, которого мы опасаемся. Опасение превращается в тревожность, если мы начинаем упорно размышлять о предстоящем и позволяем воображению добавлять отрицательные образы. Тогда мы ощущаем тревогу и начинаем терзаться. И чем больше мы предаемся беспокойству, тем более находим для него причин. Постепенно мы обнаруживаем, что уже постоянно страдаем. Чем более усиливается это состояние, тем менее мы способны что-то предпринять против него, и тем сильнее оно становится. Но, когда мы хорошенько подумаем, то увидим, что в основе этого процесса лежит узость взглядов и отсутствие правильной перспективы. Из-за этого мы не замечаем того факта, что вещи и события возникают в результате бесчисленных причин и условий. Мы склонны сосредоточиваться на всего лишь одной-двух сторонах ситуации, в которой очутились. Поступая так, мы неизбежно ограничиваем себя, ища средства к тому, чтобы справиться именно с этими сторонами. Трудность тут в том, что, если нам это не удается, нам грозит полный упадок духа. Таким образом, первым шагом к преодолению тревоги является выработка широкого взгляда на ситуацию.

Мы можем сделать это множеством способов. Один из наиболее эффективных – постараться переместить фокус своего внимания с себя в сторону других. Если нам это удастся, мы обнаружим, что масштаб наших собственных проблем уменьшился. Это не значит, что надо полностью игнорировать собственные нужды, – скорее нам следует постараться помнить и о нуждах других людей наряду со своими собственными, как бы настоятельны они ни были. Такой ход очень помогает, потому что, когда наша забота о других переходит в действие, мы обнаруживаем, что наша уверенность в себе тут же возрастает сама собой, а беспокойство и тревога ослабевают. И в самом деле, мы обнаруживаем, что почти все умственные и эмоциональные страдания, являющиеся столь характерной чертой современной жизни – включая чувство беспомощности, одиночества и тому подобное, – уменьшаются в тот самый момент, когда мы включаемся в деятельность, обусловленную заботой о других людях. На мой взгляд, это объясняет, почему для сокращения тревожности недостаточно лишь совершать внешне правильные поступки. Когда в основе действия лежат сиюминутные цели, мы просто создаем для себя новые проблемы.

Но что делать в тех случаях, когда мы обнаруживаем, что наша жизнь в целом нас не удовлетворяет, или когда мы ощущаем, что страдания переполняют нас и становятся невыносимыми, – как со всеми нами случается время от времени с разной силой? Когда такое происходит, чрезвычайно важно предпринять все усилия к тому, чтобы поднять настроение. Мы можем сделать это, вспоминая то хорошее, что у нас есть. Может быть, например, нас кто-то любит; у нас могут быть какие-то таланты; отличное образование; у нас есть все необходимое для жизни – пища, одежда, какой-то дом, – и мы в прошлом совершали альтруистические поступки. Вроде банкира, который собирает проценты даже с самых малых сумм денег, доверенных ему, мы должны принять во внимание все, пусть самые незначительные положительные события и стороны нашей жизни. Ведь если нам не удастся отыскать способ подбодрить себя, нам грозит серьезная опасность еще более провалиться в чувство собственного бессилия. Это может привести нас к убеждению, что у нас вообще нет способностей для совершения хоть чего-нибудь хорошего. Таким образом мы создаем условия для полного отчаяния. В подобном состоянии самоубийство может показаться единственным выходом.

В большинстве случаев безнадежности и отчаяния мы находим, что проблема тут не столько в самой ситуации, сколько в том, как воспринимает ее человек. Конечно, может статься, проблема неразрешима без помощи других людей. В таком случае решение сводится к тому, чтобы обратиться за помощью. Однако иной раз возникают и некие действительно безвыходные обстоятельства. Вот здесь источником утешения может быть религия, – но это отдельная тема.

Из чего еще может состоять этика добродетели? В качестве основополагающего принципа важно избегать крайностей. Все знают, что переедание столь же опасно, как и недоедание, и то же относится к поискам и освоению добродетели. Мы обнаруживаем, что даже благородные порывы могут стать источником вреда, если они доводят до крайности. Например, избыток храбрости без должного внимания к обстоятельствам быстро превращается в безрассудный риск. Неумеренность подрывает одно из основных намерений при освоении добродетели, состоящее в желании уменьшить нашу склонность слишком остро реагировать на других и на те события, которые причиняют нам неизбежные страдания.

Важно также осознать, что для преображения сердца и ума таким образом, чтобы наши действия самопроизвольно становились нравственными, требуется внедрить стремление к добродетели в сердцевину нашей повседневной жизни. Причина тут в том, что любовь и сострадание, терпение, щедрость, скромность и тому подобное взаимно дополняют друг друга. И поскольку очень трудно искоренить болезненные эмоции, необходимо приучиться к их противоположностям еще до того, как возникнут отрицательные мысли и чувства. Например, взращивание щедрости важно для противодействия нашей склонности слишком тщательно охранять свою собственность и даже свои силы. Практика даяния помогает нам преодолеть привычку к скупости, которую мы оправдываем, спрашивая себя: «А что я получу взамен, если начну раздавать свое добро?»

Даяние определяется как добродетель во всех основных религиозных традициях и в каждом из цивилизованных обществ, и оно с очевидностью приносит пользу и дающему, и получающему. Тот, кто получает, избавляется от мучающей его нужды в чем-то. Тот, кто дает, ощущает удовлетворение от радости, принесенной его даром другому человеку. В то же время мы должны понимать, что существуют разные типы и размеры даяния. Когда мы дарим, тайно рассчитывая возвыситься в глазах других людей – в надежде завоевать славу и заставить их думать о нас как о людях добродетельных или даже святых, – мы тем самым профанируем даяние. В этом случае наше действие – не щедрость, а самовозвеличение. Сходным образом тот, кто дает много, может быть далеко не таким щедрым, как тот, кто дает мало. Все зависит от намерений и мотивации дающего.

Хотя одно не заменяет другого, однако даяние нашего времени и сил может в определенном смысле оказаться более высоким даром, чем материальные подарки. Я сейчас думаю в особенности о помощи тем, кто страдает умственными или физическими расстройствами, бездомным, тем, кто очень одинок, тем, кто находится в тюрьме или вышел из заключения. Но в этот же тип даяния входит, например, работа преподавателя, который делится своими знаниями со студентами. Далее, в моем представлении, наиболее сострадательная форма даяния – та, когда оно совершается вообще без мысли о вознаграждении и основано на искренней заботе о других. Ведь чем более мы сосредоточиваемся наряду со своими интересами на интересах других, тем более уверенно мы строим фундамент нашего собственного счастья.

Утверждение, что скромность – существенная составляющая в нашей работе по изменению себя, может показаться противоречащим тому, что я говорил о необходимости уверенности. Но так же, как явно различаются обоснованная уверенность, понимаемая как самоуважение, и самонадеянность, которую можно определить как преувеличенное чувство собственной значимости, основанное на ложном представлении о себе, – так же следует различать подлинную скромность, являющуюся разновидностью сдержанности, и недостаток уверенности в себе. Это совсем не одно и то же, хотя многие их путают. Отчасти этой путаницей объясняется, почему в наши дни скромность чаще воспринимается как слабость, чем как свидетельство внутренней силы, – особенно в сфере деловых и профессиональных отношений. Разумеется, современное общество не может поставить скромность на такое место, на каком она стояла в Тибете в годы моей юности. Тогда и наша культура, и восхищение людей скромностью создавали обстановку, в которой она процветала, в то время как амбиции (которые нужно отличать от совершенно правильного стремления преуспеть в полезной деятельности) воспринимались как качество, слишком легко приводящее к эгоцентрическому мышлению. Однако в современной жизни скромность важнее, чем когда-либо. Чем более мы, люди, преуспеваем – и как личности, и как сообщество – благодаря развитию науки и техники, тем необходимее становится сохранять скромность. Ведь чем выше наши временные достижения, тем более мы становимся уязвимыми для гордыни и самонадеянности.

Полезным приемом для развития подлинных уверенности в себе и скромности является размышление над примером людей, чье самомнение сделало их объектом насмешек. Они могут и не осознавать, насколько глупо они выглядят, но любому другому это видно. Но это не для того, чтобы осуждать других. Скорее тут вопрос в том, чтобы втолковать самому себе, каковы отрицательные последствия подобных состояний сердца и ума. Видя на примере других, куда такие состояния могут завести, мы преисполнимся решимости избежать их. В определенном смысле мы выворачиваем наизнанку принцип непричинения вреда другим, на том основании, что не хотим, чтобы нам причиняли вред, и извлекаем пользу из того факта, что куда легче увидеть чужие недостатки, чем признать чужие добродетели. Так же гораздо легче заметить чужие ошибки, чем свои.

Здесь, наверное, нужно добавить, что, если скромность не следует путать с недостатком уверенности в себе, то еще менее допустимо путать ее с чувством собственной никчемности. Недостаток должного понимания нашей собственной ценности всегда пагубен и может привести к умственному, эмоциональному и духовному параличу. При таких обстоятельствах человек может даже возненавидеть себя, хотя я и должен признать, что концепция ненависти к себе показалась мне несколько несвязной, когда я впервые услышал ее изложение от некоторых западных психологов. Она выглядит противоречащей тому принципу, что наше основополагающее желание – быть счастливыми и избежать страданий. Но сейчас я допускаю, что, когда личность теряет чувство перспективы, есть опасность возникновения ненависти к себе. И тем не менее все мы обладаем способностью к сопереживанию. Все мы, таким образом, потенциально способны к нравственному поведению, даже если оно примет всего лишь форму положительных мыслей. Считать себя никчемным просто ошибочно.

Другой способ избежать сужения взглядов, ведущего к таким крайним состояниям, как ненависть к самому себе и отчаяние, – это радость по поводу чужой удачи, в чем бы мы ее ни видели. В качестве такой тренировки полезно использовать любую возможность для того, чтобы продемонстрировать свое уважение к другим людям, даже похвалить их, если это кажется кстати. Если же похвала может показаться лестью или вызвать у человека чувство самодовольства, то, возможно, лучше воздержаться от высказывания. Если же хвалят нас самих, чрезвычайно важно не позволить себе начать кичиться и важничать. Вместо того лучше подумать о том, что другие люди великодушны в оценке наших хороших качеств.

В качестве средства преодоления тех негативных мыслей о самих себе, которые возникают в связи с какими-то событиями прошлого, когда мы пренебрегли чьими-то чувствами ради собственных эгоистических желаний и интересов, очень полезно пробудить в себе сожаление и раскаяние. Но пусть читатель не подумает, что я выступаю в защиту чувства вины, о котором говорят многие мои западные друзья. Похоже, у нас в тибетском языке и нет слова, которое можно было бы перевести именно как «вина». И поскольку это слово очень сильно зависит от культурных ассоциаций, я даже не уверен, что до конца понимаю смысл этой концепции. Но мне кажется, что в то время, как вполне естественно появление чувства дискомфорта в связи с ошибками прошлого, здесь должен присутствовать и некий элемент снисходительности к самому себе, если этот дискомфорт усиливается до ощущения вины. Нет никакого смысла в том, чтобы беспрестанно тревожиться из-за дурного поступка, совершенного нами в прошлом, и доводить себя до умственного паралича. Что сделано, то сделано. Если человек верит в Бога, он может найти способ справиться с проблемой, покаявшись перед ним. Если же говорить о буддийской традиции, то существуют различные обряды и практики для очищения. Но если человек не религиозен, то тут, конечно, необходимо осознать и принять те негативные чувства, которые могут у нас возникнуть в связи с нашими ошибками, и породить в уме печаль и сожаление по этому поводу. Но затем важно не останавливаться на печали и сожалении, а использовать их в качестве основы для твёрдости – глубоко продуманного решения никогда больше не вредить другим и направлять свои действия только на пользу другим. Если мы откроемся, или исповедуемся, в своих дурных поступках кому-то еще – в особенности такому человеку, которого мы уважаем и которому доверяем, – это может оказаться очень полезным. Кроме того, нам следует помнить, что, пока мы сохраняем способность заботиться о других, у нас остаются шансы изменить себя. Мы окажемся совершенно не правы, если просто глубоко осознаем тяжесть совершенного, а затем, вместо того, чтобы бороться с негативными чувствами, оставим надежду и ничего не будем предпринимать. Это лишь осложнит нашу ошибку.

Мы в Тибете говорим, что заниматься тренировкой добродетели так же трудно, как заставить осла идти в гору, а совершать дурные поступки так же легко, как катить камни вниз по склону. Говорят также, что дурные порывы возникают внезапно, как дождь, и набирают силу, как горный поток. Что еще ухудшает дело, так это наша склонность позволять себе дурные мысли и чувства, даже если мы понимаем, что делать этого не следует. Поэтому важно обратиться непосредственно к нашей склонности откладывать дело на потом, заниматься пустяками и отказываться от необходимого изменения собственных привычек на том основании, что это слишком тяжелая работа. В особенности важно не позволять себе оправдываться тем, что страдания других слишком велики. Несчастья миллионов – не повод к жалости. Скорее это основание для развития в себе сострадания.

Мы должны также осознавать, что отказ от действия, когда очевидно, что действие необходимо, может сам по себе оказаться дурным поступком. Если бездействие вызвано гневом, или злым умыслом, или завистью, – совершенно ясно, что в качестве мотива вступают болезненные эмоции. Это верно и для простых, и для более сложных ситуаций. Если муж не предостерегает жену, что кастрюля, которую та собирается взять, горячая, поскольку хочет, чтобы жена обожглась, – понятно, что тут скорее всего присутствует болезненная эмоция. С другой стороны, если бездействие является результатом простой лени, то умственное и эмоциональное состояние ленивого человека могут быть и не такими уж отрицательными. Но последствия могут оказаться чрезвычайно серьезными, хотя подобная бездеятельность связана не столько с негативными мыслями и чувствами, сколько с недостатком сострадания. Поэтому, когда мы учимся сдерживать свой отклик на болезненные эмоции, важно также с не меньшей решимостью стараться преодолеть нашу привычную тягу к лени.

Это нелегкая задача, и те, кто обладает религиозным складом ума, должны понимать, что ни благословение или посвящение – если вы можете их получить, – ни тайные или магические формулы, мантры, или обряды – если вы можете из раздобыть, – не помогут вам мгновенно изменить себя. Это происходит постепенно, как здание растет по мере того, как складываются кирпич к кирпичу, или как, по тибетской пословице, капля за каплей рождают океан. И, конечно, поскольку болезненные эмоции, в отличие от наших тел, которые болеют, стареют и умирают, никогда не старятся, важно понимать, что борьба с ними – это дело всей нашей жизни. Но читатель не должен полагать, что то, о чем мы здесь говорим, – это лишь простое накопление знаний. Нет, тут дело даже не в уверенности, которая может родиться из подобного знания. Мы говорим о приобретении опыта добродетели через постоянную тренировку и размышление, – чтобы добродетель стала в конце концов для нас естественной. Мы видим, что, чем больше мы воспитываем в себе заботу о благополучии других, тем легче нам становится действовать в их интересах. Когда же мы привыкаем к необходимому усилию, нам уже проще поддерживать нужное состояние. Постепенно добродетель становится нашей второй натурой. И короче пути нет.

Вовлечение в добродетельную деятельность немножко похоже на воспитание маленького ребенка. Здесь действует огромное множество факторов. В особенности поначалу нам необходимо быть осторожными и ловкими в наших попытках изменить свои привычки и склонности. Нам также нужно быть реалистичными в отношении ожидаемых достижений. Мы стали такими, какие есть, не за один день, и наши привычки не изменятся за одну ночь. Поэтому, хотя и полезно в процессе развития повышать требования к себе, все же неверно судить о собственном поведении, взяв за образец некий идеал, – так же, как было бы глупо судить об успехах первокурсника с точки зрения выпускника колледжа. Ученая степень – это идеал, а не образец. Поэтому вместо взрывов героизма, за которыми следуют долгие периоды расслабленности, куда полезнее работать упорно, пробиваясь к цели преобразования себя, как река пробивается к морю.

Одним из методов, очень помогающих нам в этом пожизненном труде, является использование для продвижения вперед наших обычных повседневных дел. Конечно, религиозные практики воодушевляют нас при движении по пути добродетели. Но это не значит, что неверующие не могли бы использовать некоторые идеи и технические приемы, которые служат человечеству уже тысячелетия. Приобретя привычку заботиться о благополучии других и тратя поутру несколько минут на размышление о том, насколько это ценно – жить в соответствии с этическими принципами, мы будем хорошо начинать день, независимо от наших верований или отсутствия таковых. Точно так же правильно и в конце дня потратить немного времени на то, чтобы обдумать, насколько верно мы следовали своему пути. Такая тренировка чрезвычайно полезна для укрепления решимости не потворствовать своим слабостям.

Если всё это кажется несколько обременительным для читателя, ищущего не нирваны или спасения, а простого человеческого счастья, то будет полезно напомнить себе: самую большую радость и удовлетворение в жизни приносят нам те поступки, которые мы совершаем ради блага других. Это действительно так, и мы можем продолжить эту мысль. Тогда как на фундаментальные вопросы человеческого бытия, вроде того, зачем мы существуем на свете, к чему мы идем, и имеет ли Вселенная начало, разные философские школы дают разные ответы, – самоочевидно, что доброе сердце и нравственные поступки ведут ко все большему покою. Равным образом ясно, что их противоположности приводят к нежелательным последствиям. Счастье вырастает на почве добродетели. И если мы действительно хотим быть счастливыми, нет другого пути, кроме пути добродетели; это единственный метод, благодаря которому достигается счастье. А основой добродетели, ее почвой, можем добавить мы, является нравственная дисциплина.