"Море любви" - читать интересную книгу автора (Брэндвайн Ребекка)

ГЛАВА 10 ОБ УТЕРЯННОЙ МОЛОДОСТИ И РАССТАВАНИЯХ

Луна скрылась за облаками, звезды померкли, начал накрапывать дождь. Прибой со злостью бился о черные скалы, поднимая в воздухе белую пену.

Но мы медлили, не желая сознавать, что ночь так быстро закончилась, а нам так много не удалось друг другу сказать. В пылу страсти мы не заметили, как быстро прошло время. Моя голова спокойно лежала на груди Джеррита. Наслаждаясь приятным ощущением, оставшимся после нашей близости, он заговорил:

– Сколько раз я мечтал об этом моменте! Ах, Лаура! Наверное, с тех самых пор как повзрослел. Мне всегда хотелось понять, что бывает между мужчиной и женщиной. Ты тогда была еще ребенком, но все равно, я любил смотреть, как прыгали твои темные косички. Золотистые пряди блестели на солнце и мне думалось: «Однажды, когда Лаура вырастет, я расплету эти косички и запущу свои пальцы в эту великолепную гриву». Вот так, – сказал он и, взяв мои длинные волосы, прижался к ним лицом, обвивал пряди вокруг шеи. – Как давно я люблю тебя, дорогая…

Так странно было слышать от него эти слова. Ведь я, несмотря на сегодняшнюю вместе проведенную ночь, так мало зная Джеррита, отдалась ему с легкостью и нисколько об этом не жалела. У него были все достоинства мужчины, которому бы мне хотелось отдаться – нежность в ярости, ласка в обладании. «Я не люблю его, но любовь придет со временем, – рассуждала я, – вырастет из семени, посаженного сегодня ночью. Если взрастить его в своем сердце». И когда он снова потянулся ко мне, я с радостью раскрыла ему свои объятия.

Я уже не знала, где заканчивается рот Джеррита и начинается мой. Между ними не было места, слитые языки и губы, переплетенные руки. Он слился со мной сильным толчком, доставляя мне неописуемые мучения, которые заканчивались так сладко. Его возглас был пронзителен, как призыв чаек, гнездившихся на холмах. Наши крики слились воедино, когда, наконец, я почувствовала, как он вибрирует во мне, длинный и твердый, и сама задрожала от страсти в сильных мужских руках.

Времени у нас почти не осталось. Слишком уж короткой была та ночь. Но все равно, я не променяла бы ее на другую, потому что эта была самая прекрасная ночь в моей жизни. В моем сердце она навсегда заняла почетное место.

Мы встали, оделись. И в тишине направились назад к Хайтсу. Шел дождь. Факелы на древних стенах поместья мерцали, освещая тропу, по которой мы шли. Извилистая дорожка была скользкой от дождя и опасной в темноте. Казалось, что она бесконечна. Эти противные сырость и холод вернули нас к реальности и все очарование ночи померкло. Понемногу меня начинали охватывать сомнения. Я была близка с мужчиной. А ведь он еще мне не муж. Но что сделано, то сделано, теперь уже поздно что-либо изменить. Кроме того, не такое уж это страшное преступление: мы все равно поженимся. Решив этот вопрос, я подавила в своей душе смутную тревогу и заставила себя сосредоточиться на подъеме по холмам, стараясь не смотреть вниз, где пропасть круто обрывалась к чернеющему океану.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мы добрались до Хайтса. Мне не хотелось идти в дом. Как я могла объяснить свой потрепанный вид, выражение глаз, совсем не такое, как у невинной молодой женщины, а такое, как у только что проснувшейся невесты? У ворот дома Джеррит подвел меня к старому, безумному слуге своего отца Реншоу. Тот был слишком пустоголов, чтобы что-либо заметить, и приказал ему заложить лошадей и подогнать экипаж. Потом, когда я, дрожа, уже сидела в одиноком жилище Реншоу, пытаясь согреться у очага, Джеррит оставил меня и пошел искать Клеменси. Он вернулся через некоторое время. Я так и не узнала, что Джеррит сказал ей. Когда он вернулся с моей горничной, ее лицо было белым, как мел, с двумя красными пятнами на щеках. Клеменси старалась избежать встречаться со мной глазами. Когда я заговорила с ней, она отвечала мне только: «Да, мисс Лаура», причем, с гораздо большим уважением, чем когда-либо ранее, не делая даже ни малейшего намека на мое состояние. Из этого я заключила, что Джеррит каким-то образом нагнал на нее столько страха, что она побоится что-нибудь разболтать об этой ночи.

Реншоу, хотя и сумасшедший, умело справлялся со своими обязанностями и, наконец, подогнал коляску Чендлеров. Верх коляски был поднят из-за дождя, а фонари мерцали в темноте мягким светом. Укрыв меня от дождя своим пальто, Джеррит помог нам с Клеменси забраться внутрь, потом взял у Реншоу кнут и вожжи. Старик слез и пошел к своему домику. Громко щелкнув кнутом, Джеррит стеганул лошадей. Коляска медленно покатилась по дороге.

– Я сказал дяде Уэллесу и тете Саре, что у тебя мигрень, – сообщил он мне, ловко управляя лошадьми, направляя их к Гранджу, – и ты прилегла в комнате Анжелы. Но так как тебе не стало легче, мне пришлось везти тебя домой. А так как, к счастью, – его глаза сверкнули в сторону моей безмолвной служанки, – Клеменси очень долго отсутствовала в этот вечер, все решили, что она около тебя, и поэтому история о головной боли явилась правдоподобным и удовлетворившим всех объяснением твоего отсутствия на вечеринке.

«Как умен и находчив этот Джеррит, – подумала я, в очередной раз убедившись в его предприимчивости и сообразительности, – а ведь всего лишь несколько месяцев назад ты с негодованием осуждала эти качества». Честно говоря, я не знала, как объяснить мое долгое отсутствие в Хайтсе или возвращение домой без папы и мамы, сопровождавших меня.

Джеррит же все уладил. В очередной раз за эту ночь я была ему очень благодарна. Вдруг вспомнился Николас. Я озабоченно прикусила губу.

– А что если Ники…

– Со своим братом я сам разберусь, Лаура, – мрачно сказал он. – Мы найдем способ поладить. А, кроме того, ему и самому не хочется, чтоб все узнали о его сегодняшнем поведении!

– Мне тоже так кажется, – согласилась я и, увидев, как Клеменси судорожно сцепила руки на коленях, мельком подумала: «Приходил ли к ней Ники, как в тот вечер в саду и получил ли то, чего не добился от меня?»

«Конечно же, она была с ним», – снисходительно решила я. Для меня он теперь ничего не значил – даже больше, чем ничего. И если бы я вышла за него замуж, он сделал бы мою жизнь невыносимой, именно об этом и предупреждала меня однажды Анжелика. Мне будет жаль Лиззи, если она выйдет за него замуж – хотя, честно говоря, лучшего эта девица и не заслуживала.

«Как бы не плоха была эта мысль, – думаю я сейчас, на закате своей жизни, – но она сопровождала меня всю жизнь, и до сих пор». Но не в моих силах повернуть время назад. Могу только рассказать вам по порядку, что произошло потом, отчего я стала испытывать жалость к Ники и бедной Лиззи, хотя она и была пустой, тщеславной и злобной.

Мы уже подъехали к Гранджу; колеса коляски зашуршали по гравию. Я надеялась, что шум дождя скроет звуки подъезжающего экипажа, потому что Джеррит решил высадить нас у заднего входа, чтобы никто не увидел. Все получилось так, как он и хотел, к моему величайшему облегчению.

– Спокойной ночи, дорогая, – прошептал Джеррит, нежно и крепко поцеловав меня, прежде чем раствориться в темноте.

Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся из вида за пеленой тумана, не подозревая, что теперь не увижу его долгое время.

Наступило утро, серое и холодное, землю покрывал серебристый, сверкающий иней – первый предвестник зимы. Холод проник даже под одеяла. Поплотнее закутавшись, чтобы согреться, я почувствовала какое-то незнакомое и удивительное ощущение в своем усталом теле. Наверное мне все приснилось, – во сне Джеррит прижимал меня к песку, возносил к небесам и опускал на землю. Но боль между бедрами, когда Джеррит проник в меня на берегу, была настоящей, острой. Нет, это был не сон, и я уже больше не девушка.

Когда мне стало понятно, что все было наяву, события прошедшей ночи вновь нахлынули на меня. Лицо пылало от стыда и смущения. «Неужели та женщина, которая так распутно лежала в его объятиях, действительно я? Да… И еще раз да!» На моем теле не было ни одного уголочка, который бы он не узнал, не сделал своим.

Ожидая перемен в себе, я встала и подошла к зеркалу. Но мое тело абсолютно не изменилось. Можно было подумать, что я вовсе не провела ночь в объятиях Джеррита. Только синяки на груди являлись доказательством, что ко мне прикасался мужчина. Но о Николасе я не думала. А думала лишь о том, кто на пустынном морском берегу поставил на мне свой собственный знак, сейчас и навсегда.

После того, как Клеменси, необычайно бледная и безмолвная, вошла помочь мне, я оделась и спустилась вниз, вспыхнув, когда мама поприветствовала меня и заботливо спросила о моей «мигрени». Нужные слова нашлись с трудом. Но она сразу же поверила мне. Мне было ужасно стыдно за мою ложь. Ведь эта женщина так верила в свою дочь, а та не оправдала ее надежды. Мама обняла меня и мы вместе пошли в столовую завтракать. Там к нам присоединились папа и Френсис.

– Где Гай? – спросила я, даже не подозревая о том, какую потрясающую новость услышу в ответ.

– В Лондоне возникли большие проблемы. Боюсь, что с судовым бизнесом, – сжав от гнева челюсти, объяснил папа. – На рассвете пришло сообщение. Этот старый идиот Тредвелл! Он совсем рехнулся! Я же предупреждал, не ставить его ответственным за офис в Лондоне! Когда-то Тредвелл был хорошим парнем. Но с тех пор, как у него появилась капризная молодая жена, он совсем потерял голову и перестал заниматься делами. Представь себе, эта сволочь только сегодня утром сообщила мне, что у нас возникли неприятности, в то время как бухгалтер Гримзби не заявляется на работу уже около двух недель! Придурок Тредвелл клянется, что думал, что этот негодяй заболел. Заболел, ха! – Папа презрительно усмехнулся. – Он смылся, вот так! Скрылся, только богу известно, с какой суммой денег, бухгалтерские книги, по всей видимости, тоже в беспорядке. Ничуть не удивлюсь, если у него был второй комплект книг, и он обкрадывал нашу компанию уже многие месяцы! Потребуется несколько недель, чтобы выяснить все и разыскать эту крысу Гримзби, который осмелился обокрасть нас. Черт меня побери! Я никогда не доверял этому человеку! Нужно было прислушаться к своим предчувствиям, а не к просьбе глупца Тредвелла, который нанял на работу этого негодяя, потому что он был братом его безмозглой жены и находился в то время в очень стесненном положении. Поэтому неудивительно, что он выкинул такой трюк. Естественно, я сразу же отправил Гая и Джеррита разобраться с этим делом. Они уехали менее часа назад.

Я, конечно же, приуныла, слушая папу. Ничего удивительного, что он послал Гая и Джеррита: моего брата, который хорошо разбирается в финансовых документах – проверить бухгалтерские книги; моего любовника, с его безжалостным характером – уведомить власти и обеспечить поиски исчезнувшего вместе с украденной собственностью бухгалтера. Никто не смеет обмануть «П. amp; Ч. Судовую Компанию» и не нести за это наказания. Гримзби должен быть обнаружен и наказан за преступления. Джеррит будет идти по следу мошенника, как ищейка, и, если в том будет необходимость, наймет себе в помощь частных сыщиков. Это уж точно.

Но, тем не менее, я была поражена и расстроена, что он уехал, даже не попрощавшись со мной, хотя внизу, в холле, на серебряном подносе меня ожидал букет хризантем цвета моих глаз, с торчащей в нем простой белой карточкой, на которой было написано: «Джеррит». И ни слова о любви или прошедшей ночи. Неужели ему нужно было так быстро уехать? Но он мог бы повидаться со мной. Или – меня вдруг начали грызть сомнения – все, что было сказано и сделано прошлой ночью – ложь, еще более злобная и ужасная, чем Ники.

О, Боже, помоги мне! Сомнения грызли меня. Так неожиданно было признание Джеррита в любви ко мне. Я все еще была не уверена, что смогу удержать его сердце. Неужели он сделал это, чтобы сохранить для себя? А может быть это только льстивые фразы, на которые я, как доверчивая идиотка, и попалась? В конце концов, он брат Ники, не из одного ли семени Чендлеров они выросли?

«Ты ведешь себя, как идиотка, Лаура, – сделала я себе строгое замечание. – Джеррит совершенно не похож на Ники! У тебя, как всегда, слишком разыгралось воображение».

Но, все равно, маленькая, ядовитая частичка сомнений осталась в сердце, – и я никак не могла отогнать ее.

Проходили недели, а от Джеррита так и не было никаких известий – ни письма, ни даже нескольких быстро нацарапанных строчек. С приближением дня нашей свадьбы, я начала было злиться, а потом и вовсе впала в уныние. Даже папа и дядя Драко не знали, где находился Джеррит. Он уехал из Лондона, прежде заглянув в отель, чтобы сказать Гаю, что поедет по следам мошенника Гримзби. С тех пор мой брат о нем больше ничего не слышал. Мне казалось, что Джеррит лежит где-нибудь мертвый в темной аллее, и никому неизвестно о его судьбе, хотя больше никто в семье не разделял моих опасений.

– О, бога ради! Что за чушь, Лаура! – ответил папа, когда, наконец, я решилась высказать вслух свои сомнения. – На самом деле, крошка, боюсь, что ты начиталась варварских романов. Джеррит в состоянии позаботиться о себе сам. Иначе я не послал бы его за Гримзби. А теперь, хватит беспокоиться. Я обещаю тебе, что твой жених будет в церкви вовремя, Лаура, когда настанет этот важный день. Или он не мужчина, каковым я его считаю, а в этом случае, тебе может быть лучше не выходить за него замуж.

Мама, хотя и не так резко, тоже возражала мне.

– Послушай, дорогая, – сказала она. – Мы счастливы видеть, что ты действительно испытываешь интерес к Джерриту – потому что, клянусь, все уже начали верить, что Уэллес и я совершили ужасную ошибку, обручив тебя с ним. Последние годы, казалось, ты неохотно принимала его приглашения. Но я ничем не могу помочь тебе и, видно твой отец прав, дорогая, в том, что Джеррит может постоять за себя. Он творение твоего дядюшки Драко. А как нам всем хорошо известно, никто и никогда не мог взять верх над дядюшкой Драко, кроме твоей тети Мэгги, конечно. Возможно, будет разумнее, если какое-то время ты проведешь с ней. Прежде чем ты выйдешь замуж, тебе не мешало бы узнать несколько ее секретов, как обращаться с упрямыми мужчинами Чендлерами.

Но, все равно, все эти заверения не принесли мне спокойствия.

«Наверняка, – все чаще и чаще думала я, – с Джерритом что-то случилось. Иначе он бы написал».

Но в этом я тоже не была уверена. А может быть, Джеррит поверил в ложь Николаса и соблазнил меня только чтобы удовлетворить свою похоть или из желания отомстить, прежде чем бросить? Может быть, погоня за Гримзби явилась для него прекрасной возможностью отделаться от своей невесты, и он вовсе не собирается вернуться ко дню нашей свадьбы.

Я не хотела верить во все это. Но сомнения продолжали свое черное дело. От переживания я похудела, под глазами залегли темные тени. Но хуже всего, случилось самое ужасное: у меня прекратились месячные. К своему ужасу и отчаянию я поняла, что у меня будет ребенок.

Сначала в это просто не верилось. Мысль о том, что после удивительной ночи любви у меня может появиться ребенок от Джеррита, даже не приходила в голову.

Позор, унижение, потеря доброго имени и репутации, гнев семьи и обманутые надежды… и все такое прочее, – вот что ждало глупую девчонку. Хотя Джеррит любил меня, по крайней мере я так думала, и с приближением дня нашей свадьбы все последствия моего безрассудного поведения казались легко преодолимыми.

Но сейчас, беспокойство, терзавшее мою душу уже несколько недель, стало еще острей. Я начала паниковать. Месячные у меня шли регулярно, как морские приливы и отливы. И когда, в один прекрасный день, они не наступили, стало ясно, что я ношу ребенка Джеррита. Мне не хотелось верить в свое состояние. Требовались еще подтверждения. И однажды утром, когда начался очередной приступ недомогания, и мне хотелось только приложить голову к подушке, чувствуя тошноту, они были получены. Я чувствовала себя разбитой и испытывала такую слабость, что казалось, если сейчас не лягу, то потеряю сознание. Настроение прыгало непредсказуемо. Днем мне казалось, что Джеррит любит меня и скоро вернется. По вечерам я вдруг начинала безудержно рыдать от мысли, что он еще больший обманщик, чем Ники.

А тем временем, мой ребенок рос во мне. Что следовало делать, к кому обратиться за помощью? А если папа и мама узнают, как я подвела их? Они будут ранены до глубины души. Гай был в Лондоне; моему брату Френсису исполнилось только пятнадцать лет, поэтому он был слишком молод, чтобы помочь мне. Робкая бабушка Шеффилд будет только разводить руками и настаивать, чтобы я обо всем рассказала папе. Мне бы следовало поехать к тете Мэгги. Теперь я это точно знаю. Но она и дядюшка Драко имели друг от друга кое-какие секреты. А так как гнев отца Джеррита из-за того, что мы натворили мог быть страшен, я ничего не сказала Чендлерам. Обратиться к моему нерешительному дяде Эсмонду или к думающей только о себе тете Джулиане? Нет, об этом не могло быть и речи. Бабушка Прескотт Чендлер была слишком равнодушна и далека, чтобы посвятить себя проблемам своей внучки, хотя я не осуждала ее за это, потому что она была светской женщиной, слишком искушенной в причудах людей.

Я решила, если Джеррит не вернется и не женится на мне, найти акушерку, чтобы избавиться от своего позора. От мысли об этом меня каждый раз бросало в ужас, потому что в газетах то и дело мелькали статьи, рассказывающие о мясниках, которые за плату помогали обманутым женщинам. Если же не так, то мне придется сбежать, да… незавидная перспектива остаться одной, без гроша в кармане и с ребенком на руках. Да, положение было отчаянным…

В таком ужасном состоянии находились мои душа и тело, когда однажды, я чуть не разрушила жизнь Ники и разбила сердце тети Мэгги.

Каким жестоким и бездушным было мое преступление против Ники! Теперь-то я это осознала и раскаиваюсь всей душой за ту боль, которую доставила тете Мэгги. У меня был шанс предотвратить все это. Я не воспользовалась им, а потом было уже слишком поздно что-либо изменить. Что сделано, то сделано.

Вот что произошло в тот ужасный день. Я уехала в Хайтс, так как подготовка к свадьбе шла своим чередом, и никто кроме меня не боялся, что жениха может и не быть. Анжелика, которая должна была быть моей подружкой на свадьбе, захотела, чтобы виновница предстоящего праздника посмотрела на ее платье, которое прислали сегодня утром. В детстве мы не были близки. Но с тех пор, как Анжелика узнала, что я выбрала Джеррита, а не Ники, которого она любила, хотя частенько называла его «плохое семя», между нами воцарились дружеские отношения.

– Подозреваю, этот молодой человек сделан из того же теста, что и его паршивая овца – дед, Квентин Чендлер, частенько говаривала девушка. – Не удивлюсь, если в один день Ники найдут в канаве пьяного и мертвого, как это могло произойти с дедом Квентином, если бы дед Найджел не притащил его домой из Лондона. Хотя бедный, развратный дедушка Квентин все же умер в коляске на полпути в Корнуолл, ты знаешь.

Все это было чистой правдой. Но я не понимала, как Анжелика может все время повторять эту историю. Она же только пожимала плечами и смеялась, потому что обладала ужасными чертами характера и испытывала величайшее удовольствие, отождествляя себя с колдуньей Моргозе из легенд о короле Артуре.

В тот день, однако, у Анжелики было прекрасное настроение; щеки ее пылали, а глаза горели, когда она, кружась по спальне и непрерывно болтая не только о моей свадьбе, но и о своей с лордом Грейстоуном, которая состоится следующим летом, примеряла свой наряд.

Таким образом, мы провели несколько, довольно-таки счастливых часов. Я поделилась с ней своими опасениями, почему Джеррит не написал ни слова. Но Анжелика разбила мои страхи в пух и прах, воскликнув:

– О, Лаура, будь уверена! Наверняка Джеррит преследует этого ужасного Гримзби где-нибудь во Франции или Италии и, как всегда, уверен, что ты любишь его. Твой жених вернется, как только сможет. Да ведь Оливер шлет мне такие короткие послания, что я даже не знаю, зачем он это делает! Этот человек даже никогда не подписывает их «Оливер», только «Грейстоун». Уф! Можешь себе представить, каково мне! Признаюсь тебе честно, я не знаю, зачем мы вообще хотим кого-нибудь из них.

Я улыбнулась, в душе соглашаясь с ней. Мы обе знали, что шутим. А так как Джеррит написал свое имя на карточке, сопровождающей хризантемы цвета топаза, слова Анжелики меня не только развеселили, но и приободрили. Я покидала ее в гораздо лучшем настроении, чем была последние несколько недель.

Стормсвент Хайтс был построен несколько веков назад, как укрепленное поместье. Поэтому, планировка дома была особенной: с извивающимися лестницами, тайными переходами и т. п. В южной башне, рядом с кабинетом дяди Драко, была комната с люком в полу, который вел в длинный подземный туннель, выходящий к конюшням. Когда пошел снег и ветер усилился, я, выглянув из окна главного зала на улицу, решила воспользоваться этим туннелем, чтобы пройти к лошадям.

Делать этою не стоило. Когда я, достигнув конца туннеля, поднялась на последнюю ступеньку, то услышала впереди раздраженные голоса и сразу же узнала их. Они принадлежали двум мужчинам, которые были ненавистны мне, – Ники и Торну. Два негодяя ссорились в конюшне. Все еще не понимая, что происходит, я потихоньку приоткрыла над собой люк и осторожно выглянула наружу, боясь, что они могут заметить меня. Они сидели на сеновале и были слишком увлечены своим спором, чтобы заметить присутствие посторонней.

– Ты задница! Ты проклятый цыганский ублюдок! – с жаром, брызгая слюной, кричал Торн. – Я последний раз предупреждаю тебя, Николас: оставь в покое Лиззи! Ты знаешь, что я имею ввиду, сукин сын! Я убью тебя, если ты не отстанешь от нее!

– В чем дело, Торн? Ты что боишься, что твой проклятый, ничего не стоящий папаша умрет, и я смогу каким-то образом завладеть Хайклифф Холлом через твою сестру? – ухмыльнулся Ники. – Бог-то знает, что ты не в состоянии заполучить себе ни одну женщину, грязный, маленький педераст! Интересно, знает ли леди Снобхан, как ее хахаль смотрит на меня, когда думает, что его никто не видит? Ты больше Лиззи жаждешь увидеть в своей постели мужчину, думаешь, я не знаю, дерьмо? О, боже! Меня от тебя просто тошнит!

– Видит бог, ты заплатишь за это, вонючий развратный кобель! – прошипел Торн. – Еще заплатишь!

В следующее мгновение мужчины вцепились в горло друг другу. Я наблюдала, совершенно ошеломленная, не в состоянии пошевелиться или даже отвести глаза. Мое состояние было близко к шоку. Уши горели от услышанных непристойных слов, о существовании которых я даже и не подозревала, хотя к своему огромному ужасу, поняла их суть. От услышанного волосы зашевелились у меня на голове. Мне всегда казалось, что с Торном что-то не так. Теперь я узнала, что именно. Торн, капризный, жестокий Торн был любовником мужчин. Я почувствовала внезапный приступ тошноты. Меня вырвало прямо на ступеньки. Вытерев дрожащей рукой рот, я опять приподняла люк, с удовлетворением отметив, что мужчины все еще продолжали драться и даже не слышали других звуков.

С того дня в детстве на чердаке, Торн все-таки научился драться. Он дрался хорошо и, хотя Ники был выше и тяжелее соперника, ему явно пришлось попотеть. Ругаясь и ворча, мои кузены покатились по сеновалу, разбрасывая в разные стороны солому. Несколько раз они исчезали из моего вида, поэтому до меня доносились только звуки ударов и сопение. Было такое ощущение, что я снова вижу ту драку на чердаке, только более жестокую. Неужели конюхи не услышат шума и не придут посмотреть, что здесь происходит? Наверняка они сидят где-нибудь все вместе у очага в своих домах неподалеку от конюшен. А так как стены Хайтса были толщиной примерно в фут, то слуги возможно даже и не подозревают, что на конюшнях кто-то есть.

Наконец наступила зловещая тишина, нарушаемая только затрудненным дыханием, сдавленными проклятиями. Вдруг раздался ужасный звук: «Бум!». Ники и Торн были скрыты от меня стогом сена, поэтому, немного поразмыслив, выкарабкалась из туннеля и на цыпочках стала красться, чтобы получше разглядеть, что там происходит. Драка продолжалась. Испугавшись, Торн схватил вилы и склонился над Ники, собираясь прошить его насквозь. Когда он яростно попытался воткнуть вилы в Николаса, тот ловко увернулся от смертельных зубьев, одной рукой пытаясь ухватиться за деревянную рукоятку, чтобы вырвать их. Мужчины яростно вырывали друг у друга вилы, кружась по чердаку, несколько раз подходя к самому краю. Наконец Торн выпустил свой конец и с грохотом повалился на сено на краю отверстия, через которое оно сбрасывалось вниз в конюшню. Сено сдвинулось, в воздухе закружились пучки соломы, когда кузен пытался отползти от провала. К моему ужасу, он не смог удержать равновесия и свалился с сеновала вниз, тяжело шлепнувшись на пол. Конюшня была пустой, двери стояли раскрытыми, и мне некуда было спрятаться. Я стояла не в силах отвести глаз от разыгравшейся сцены, от вида его согнутых от удара ног. Падая, Торн ударился головой об угол деревянной кормушки, через которую перевалился и теперь лежал тихо. Из виска текла кровь.

– О, Боже! – остолбенев от страха, прошептала я, а потом закричала и побежала к неподвижной фигуре. – О, Боже!

Подбежав ближе, я перевернула кузена на спину и прижалась ухом к его груди, чтобы узнать дышит ли он, бьется ли его сердце. Торн оказался жив, хотя и был бледен и, по всей видимости, без сознания. С криком Ники спустился с лестницы и, чуть не упав, подбежал к нам.

– О, Боже, Лаура, с ним все в порядке? – спросил он, останавливаясь неподалеку от меня.

Покачиваясь, держась за дверь, Ники поднялся на ноги. Его лицо было пепельного цвета, а руки дрожали.

То, что я сделала дальше, было чудовищно. Я сожалела об этом всю свою жизнь. Мне не хотелось этого делать, но это признание не уменьшает мою вину. Сказать по правде, дорогой читатель, когда я подняла глаза на Ники, то не помышляла о мести. Он был только презираем мною за свою попытку изнасиловать меня той ночью на берегу и за отвратительную ложь Джерриту, последовавшую затем.

– Он мертв! – тихо и холодно проговорила я, ни слова не сказав о тех темных и ужасных вещах, которые слышала. Потом, не имея никакого злого умысла, зная, что Торн достаточно хитер, и может поддержать эту игру, предупреждающе сжала его руку – на случай, если он вздумает заговорить и разрушить мой коварный замысел. – Он мертв, Николас, а убил его ты! Ты убил его!

– Нет! – задохнулся он, недоверчиво уставившись на бледного, неподвижного Торна. – Нет! Это был несчастный случай, поверь мне, Лаура!

– Не думай, что ты можешь обмануть свою кузину, Ники! Мне все известно, – неторопливо проговорила я, чувствуя удовлетворение, оттого, что этот тип все-таки попался на мой крючок. Не он ли испытывал невероятное удовольствие, когда находившаяся здесь молодая леди беспомощно извивалась перед ним на остром гравии? – я свидетель, Ники. Ты убил Торна! И я подтвержу это в суде, и тебя повесят!

– Нет! Ты не можешь этого сделать, Лаура! Ты не можешь так поступить со мной! – недоверчиво бормотал Николас. – Ради Бога! Поверь мне, Лаура! Это был несчастный случай!

Когда я ничего не ответила, он выругался и, потеряв рассудок, вцепился в свои волосы. Потом молодой человек резко вздохнул и хлопнул себя ладонью по лбу.

– О, Боже! Ну конечно! Какой же я идиот! Ты же, говоря эти слова, мстишь мне за ту ночь на берегу, так ведь, Лаура? Да, ну конечно, это так… Я же вижу по твоим глазам. Прости меня, прости, умоляю тебя! Все будет иначе, клянусь тебе! Скажи только правду о том, что здесь случилось, и я пойду к Джерриту, как только он вернется домой, и объясню ему все… Я заверю его, что той ночью был пьян и солгал ему, скажу, что никогда не спал с…

– Заткнись! Заткнись! – закричала я, застыв от ужаса, ведь Торн-то был в сознании и внимательно прислушивался к каждому нашему слову, по-своему, может быть неверно, понимая, все, что говорил Ники. – Мне от тебя ничего не надо, ублюдок. Ты убийца и ответишь за все!

– Ладно, ладно…

Ники немного помолчал, а потом продолжил:

– Послушай… всего лишь полчаса, Лаура. Ну, пожалуйста. Это все, о чем я тебя прошу. Дай мне полчаса, чтобы убраться отсюда, прежде чем в Хайтсе узнают о Торне и пошлют за дядей Эсмондом или, еще хуже, – за драгунами… Ведь, как скорбящий отец, дядя Эсмонд вряд ли сможет судить беспристрастно, правда?

– Думаю, что нет, – спокойно согласилась я, наблюдая, как непрестанно говоря, заботясь только о собственной шее, Ники судорожно седлал своего Черного Флага.

Удивительно, но он даже не попытался хоть как-то повредить свидетельнице преступления или даже убить ее, чтобы та не смогла дать против него показаний.

В душе же я думала, что Ники не такой уж и плохой, просто, распущенный и дерзкий, и что в ту ночь на берегу, этот человек просто много выпил и не соображал, что творит. Николас вывел из стойла своего коня и вскочил на него.

– Полчаса, Лаура, – умоляюще произнес он, – если ты когда-нибудь любила меня…

Всадник пришпорил коня и вылетел из конюшни. Вдруг я осознала, что, очевидно, Ники уехал без денег, только в кармане у него осталось несколько мелких монет. Кузен даже не надел свое пальто, которое раньше отбросил в сторону во время ссоры. «Он же может замерзнуть до смерти…» Его прощальные слова еще звенели у меня в ушах. И тут, чувствуя себя виноватой, я подумала о Джеррите и его семье: «Вскоре это будет и моя семья. Они так любят Ники!» И я решила, что уже достаточно его наказала: «Нужно хотя бы попробовать остановить несчастного!»

– Ники, подожди! – закричала я, бросившись за ним.

Но был еще Торн, который тоже ненавидел Ники и не остановился бы ни перед чем, чтобы только навредить ему. Если мой кузен Шеффилд и лежал тихо и безмолвно до этого, то только потому, что подло радовался, что Ники поверил в его смерть. Теперь же, когда подлец понял, что я собираюсь закончить эту игру, он, поморщившись от боли, приподнялся на локте. За исключением раны на виске и растянутой лодыжки, Торн, в основном, не пострадал. Его рука вытянулась, как выпущенная из арбалета стрела и грубо схватила меня за запястье, потянув назад.

– Подслушивающие часто слышат очень интересные вещи, ты согласна, Лаура? – лукаво спросил Торн с презрительной улыбкой на губах. – Иногда, нежданно-негаданно, находишь союзника там, где меньше всего ожидаешь, а? Теперь у нас с тобой общая тайна. Ты и я, а что самое удачное, – она не выгодна ни тебе, ни мне. Смешно, что бедный Николас стал объектом и твоего, и моего желания. Поэтому, я отлично понимаю, почему ты сыграла с ним такую жестокую шутку, Лаура, хотя и искренне удивлен, что моя кузина способна на это. Прими мои комплименты! Браво! – Он слегка похлопал в ладоши. – Это была ловкая и мерзкая работенка. Я и сам бы лучше не придумал. Как далеко, ты думаешь, убежит Николас, прежде чем узнает, что ты одурачила его, а его противник не умер?

– Не очень далеко, – холодным тоном ответила я. – Поеду за ним, и расскажу ему всю правду, Торн. Я отвратительно поступила, и он уже достаточно напереживался.

– А вот этого, Лаура, мне бы не хотелось, – заявил Торн. – У меня есть свои причины на то, чтобы Ники спасал свою шкуру, чтоб он не только сбежал, но и никогда не возвращался в страну. Поэтому, я думаю… да, я действительно так думаю, что тебя на время нужно задержать, Лаура… До тех пор, пока не буду уверен, что Ники уже достаточно далеко.

Торн пошарил взглядом по углам конюшни, и, прежде чем я успела сообразить, что этот негодяй собирается сделать, он схватил меня и потащил к стене, где лежали скрученные веревки. Сначала мне даже не верилось, что Торн всерьез связывает меня, и я смеялась над ним. Но это была моя ужасная ошибка. Он ничуть не изменился с того памятного дня на чердаке, даже стал еще более гадким. Мое веселье затронуло его гордость. Сейчас, ругаясь и сопротивляясь, я поняла, что Торн на самом деле решил на какое-то время обезвредить меня, связав по рукам и ногам. Потом, равнодушно сняв с себя галстук, злодей свернул его и засунул мне в рот, тем самым, лишив свою жертву возможности кричать. Проделав все это, он взвалил мое легкое тело на плечо и понес в подземный коридор, где привязал к стене.

– Интересно, знает ли Джеррит, какую мегеру берет себе в жены? – насмешливо произнес Торн, когда я пыталась ругаться на него.

Но из-за кляпа во рту у меня получались лишь сдавленные глухие звуки. Я извивалась, пытаясь ослабить узлы.

– Лаура… Лаура… – Торн, нахмурившись, покачал головой. – Береги свои силы. Освободиться тебе не удастся, обещаю тебе это. – Затем он вытащил из кармана жилета часы на цепочке и посмотрел время. – Еще рано, только час, – сказал Торн. – Я вернусь ко времени чаепития, чтобы освободить свою мышку. Здесь тебе будет спокойно и довольно-таки тепло…

Сказав это, подлый ублюдок удалился.