"Хроника глобального бреда" - читать интересную книгу автора (Фролов Александр)

6

Земля стремилась сейчас к половинной точке полной дуги своего переворота.

Евразия уже «проскочила» через широту экватора, когда солнце еще хорошо прогревало ее, и двигалась теперь к южному магнитному полюсу, охлаждаясь все больше и больше. Только за полюсом станет теплеть снова. Полюса — это точки максимального удаления от Солнца поверхности вращающейся планеты; потому там так холодно и лучше, если преодолеть их поскорее. А до настоящего тепла еще далеко!.. Оно придет тогда, когда уляжется пыль, висящая в воздухе.

Северная Америка к этому времени просто погибла от стужи, пройдя первой через северный магнитный полюс; главный меридиан поворота протянулся по ее восточному побережью вблизи Нью-Йорка. Правительства США и Канады, не слушавшие предупреждений о грядущем, практически ничего не успели сделать для спасения людей. Когда они осознали масштаб угрозы, было уже поздно: все происходило быстро и неотвратимо, очень похоже на то, как было показано подобное в фильме «Послезавтра». Только в фильме потеплело слишком уж скоро, а большинство людей успело спастись в Мексике. Но это в кино!.. Реальность стала страшной.

Спаслись только те, кто успел закрыться в старых противоатомных убежищах времен «холодной войны» в гористой местности. Поскольку запасенных продуктов там было мало, эти люди пережили ужасный голод: просто не успели завезти туда продукты в достаточном количестве, пока еще не перемело снегом все дороги! Множество людей и в убежищах погибло; их выносили наверх, в стужу, расчищая путь от мерзлых тел других несчастных, не допущенных к спасению. Снаружи убежищ завывали ураганы, континент сотрясали землетрясения. «Многоэтажная Америка» рушилась; одноэтажная, впрочем, тоже. Рухнула вся жизнь!.. Одно радовало выживших: их страны приближались к экватору — «потеплело» до минус сорока, уже можно было выходить из бункеров на поиск продуктов. Студеный полюс пройден, хотя солнце обогреет по-настоящему еще не скоро.

В районе северного магнитного полюса сейчас была Мексика; подходила «очередь» Южной Америки. Бразилия оказалась дальше других латиноамериканских стран от главного меридиана поворота, который прошел по западному побережью континента, и все же она находилась слишком близко — всего в трех тысячах километров от него! Правительство страны все силы бросало на строительство убежищ и сбор продуктов; люди спешили в Бразилию, не зная, что места им не хватит, время упущено. Столбик термометра тут уже упал до минус сорока, а затем и шестидесяти градусов; шансов выжить почти не было.

Австралию залили океаны до горной ее части и вскоре взялись льдом. Готовых убежищ не было, ведь страна не собиралась никогда воевать! Собрав усилия, немногие отчаянные успели срочно подготовить новые укрытия в горах. Мороз здесь был очень силен: восемьдесят и больше градусов; даже с печкой и запасом продуктов, в простой землянке в горах выжить было почти невозможно. Материк беспрерывно трясло — на суше и под водой, он опускался в океан, как некогда опустилась в него легендарная Атлантида; снежные ураганы заметали все. Кого было радовать тем, что Австралия уже преодолела южный магнитный полюс и движется теперь к экватору, где «потеплеет» до минус двадцати?.. Почти все люди погибли.

Африку затопило с севера и юга, а также по всей береговой полосе — больше в акватории Гвинейского залива. Великие пустыни — Сахара и Калахари, снова стали дном моря, чем были и прежде. Погибло огромное количество людей! Но в гористой части бывших «экваториальных» джунглей в глубоких норах сносно ютилась мизерная часть африканцев при температуре снаружи минус десять-пятнадцать градусов. В основном это была родоплеменная верхушка, захватившая себе всю пищу и скот; простолюдины вымерли от голода и холода. Мороз для Африки — не шутка!.. На континенте уже теплело, потому что он прошел через южные полярные широты, и сорокоградусная стужа ему больше не грозила. Низинную часть материка заняло разлившимися реками, схватило нетолстым, легко ломающимся льдом — рыба из-под него так и рвалась к глотку кислорода, что позволяло спасшимся жителям суши утолять свой острый голод. Уцелевшие крокодилы и бегемоты отходили иногда от спячки и вяло соображали, не в силах осознать, что же тут произошло. Так ничего и не поняв, очумелые плюхались обратно в воду, сохранявшую тепло лучше, чем промерзший воздух.

Страны прибрежного Средиземноморья, Балтии, Ближнего и Среднего Востока, а также Индию, большую часть Китая, тихоокеанские островные государства и Японию просто «смыло», как и предполагал Орлов.

Мусульманское население Малой Азии лишь небольшой частью перебралось в Египет и ближние государства, где радушного приема не встретило — пищи и убежищ было очень мало, спасением эта миграция не стала. Большинство же не сдвинулось с места, вверив себя воле всемилостивого и милосердного Аллаха.

В гористой части Израиля скрывались только немногие отважные, а большую часть жителей удалось эвакуировать в страны Европы, нигде не препятствовавшие этому. Нагрузка на средиземноморские паромы была очень большой, но моряки справились; сыграло важную роль то, что эвакуация началась загодя благодаря своевременному предупреждению из Москвы руководства этой страны о надвигающейся катастрофе.

И Африка, и Европа были далеки от главного меридиана поворота Земли — «проходить» через полюса полностью им не пришлось. В России этот меридиан протянулся через Восточную Сибирь в районе озера Байкал, где к тому времени и так не осталось живых: по всей Сибири разлилось, и покрылось многометровым льдом огромное море.

В Северной Европе тоже сформировалась гигантская ледниковая плита — свободной от моря и льда осталась лишь суша вблизи Альп. Южная Европа почти целиком скрылась под водой и застыла от мороза; над заснеженной равниной высились лишь Пиренеи, Апеннины и горы Балканского полуострова. Здесь скорее растает лед и отступит вода, чем на севере.

Европейцам и россиянам помогли подготовиться к наступлению беды первые сообщения о происходящем в Америке: стало ясно, что нужно делать для спасения людей. И все равно человеческие и материальные потери в Европе и России были чудовищны. Уцелевших тоже «выручили» противоатомные убежища; много подобных убежищ успели еще построить до главных событий. Кто в них не попал, тот вскоре погиб — далеко ведь не каждый понимал огромного масштаба трагических событий! Не отпускало от себя накопленное десятилетиями, а то и веками добро. А многочисленные подземные затворники мужественно переносили теперь тяготы совершающегося, справедливо надеясь выжить. Их надежды оправдаются, они выживут.

Нигде на планете нельзя было пережить катастрофу «налегке», без тяжелых потерь — экономика и инфраструктура всех стран мира рухнули. К отсутствию солнечного света и стуже добавились разрушения от непрекращающихся ураганов и землетрясений; все вулканы проснулись, действующие и давно потухшие. Сама цивилизация оказалась на пороге гибели, да фактически, уже и погибла.

Все люди думали об одном: куда деваться им, возомнившим, было себя повелителями Земли?.. где тот сумасшедший дом, в котором можно укрыться и сберечь рассудок? Из душ несчастных рвался крик: «Мать-природа, что же ты творишь? Мы ведь дети твои!» Ответа не было, и быть не могло.

Как же ясно стало теперь, что все усилия и все чаяния миллиардов и миллиардов людей, живших на Земле в течение многих тысячелетий, не стоили ровным счетом ничего! Стихия одним махом обесценила их, доказав свое величие и глупую бессмысленность человеческих устремлений: зря старались, ребята!..

Никакие инопланетяне так и не «объявились»; посчитали, видно, что люди сами справятся со своими несчастьями.

Еще долгие месяцы и годы должны будут пройти, пока все более-менее наладится; они покажутся бесконечными. Что будет дальше, когда появится солнышко?.. Кто доживет, тот сам увидит! А пока что на Земле царят ужасы Апокалипсиса — Иоаннова «Откровения»; светопреставление, проще говоря.

Заскучали ребята в бункере: быт уже наладился, все стало привычным, ничего особенного не происходило. День шел за днем, неделя за неделей; истек уже и первый месяц совместного «заточения», пошел следующий. Вспоминали анекдоты, играли в «города»; нарисовали карандашом карты на этикетках от консервов — резались в «тысячу», «дурачка». Леха сокрушался:

— Эх, четвертого нет!.. В «шестьдесят шесть» поиграли бы — лучшая игра.

В общем, «убивали» время. Леха же первым и вопрос задал:

— Как думаете, мужики, сколько нам здесь еще сидеть?..

Павел ответить не мог, а Орлов стал вслух размышлять:

— Темнеть когда стало? Полгода назад где-то, или чуть больше… месяца два добавим! Значит, и светлеть столько же будет — тогда и тепло придет. Солнца не будет год, может два; короче, года полтора-два еще, по любому! Может, больше.

Леха аж взвился:

— Да ты че?! Я и так здесь полгода сижу!

— Ну, а я при чем?

— Да-а, «шуточки»… с ума тут сойдешь!

С горя упал на топчан вниз лицом, бормотал что-то, матерился. Лежал так с полчаса, нагоняя лишнюю тоску на ребят: всем уже хотелось куда-то идти, что-то делать. Только идти некуда, да и нужды в этом нет — стужа-то вон какая!

Галстян предложил сделать градусник, чтобы измерять температуру «за бортом». В каземате висел на стенке спиртовой термометр, показывавший всегда около минус двадцати; на него и не смотрел никто, зная, что долго еще в бункере жить — вроде бесполезный, но и для улицы не годился: вдруг лопнет, где другой тогда взять? А внутри помещения температуру все равно знать надо.

По предложению Павла налили в три бутылки спирта. Он же пояснил:

— Спирт при какой температуре замерзает? При девяносто шести градусах… округляем: при ста. Если разведем его водой на десятую часть, тогда он замерзнет примерно при девяноста градусах; если на две десятых, то при восьмидесяти. Точную температуру эти «термометры» не покажут, но приближение к «сотне» отметят. Бутылки не лопнут — это не чистая вода, но спирт в них будет замерзать, в каждой по очереди.

Инженер! Что тут скажешь? Так и сделали.

Через час Леха не выдержал, побежал смотреть на «градусники». Вернулся унылый, держа в руке бутылку с белым комком внутри: первая уже замерзла. Сам констатировал:

— Не слабо!

Приуныли и другие; очевидно было, что спасительный бункер надолго теперь стал для них общей «тюрьмой». Сидели молча опять, курили.

Неожиданно для других Павлик взял и запел; гитары не было, поэтому просто постукивал по ящику пальцами рук. Песня была мелодичная, душевная — Орлов много раз ее слышал; называлась она по-армянски «Сирун» — это значит «Любовь». Павел пел:

— Ах, сирун, сиру-ун, инчу мо це-э тар…

Долго пел. Но весь смысл слов песни легко угадывался из одной строчки: «Ах, любовь, любовь, почему ты такая — такая непонятная?» Мелодия и слова западали в душу, трогали самые добрые ее струны. Невероятно волнующей была эта песня!.. Армянский язык вообще очень благозвучный. На срочной службе еще, когда армяне в его роте не спеша разговаривали между собой, Александр частенько садился рядом и просто их слушал. Красивый язык… как музыка!

Когда Галстян допел, Леха снова всполошился:

— Что за песня, почему не знаю? Ух, здорово!.. Запиши слова, я выучу.

Орлов заметил:

— Ты ее слышал, только не помнишь — она в фильме «Мимино» звучала, в ресторане. Это правда, хорошая песня.

Павел пел еще, уже другие песни — одну Орлов тоже слышал в армии; странная была песня: какая-то «армянская воровская». С кавказским, непривычным уху, построением фразы и коверканьем слов; с такой же, как и в той песне о любви задушевной мелодией и близким русскому сердцу присловьем «Ах, мама-джан!» — «Ах, мама дорогая!» Песня длинная, из многих куплетов; странными были хотя бы два из них:

Александр чувствовал, что песня, в общем-то, русская… из тюремных, правда, «палестин». И стихи похожие вроде где-то попадались; не помнил — у Евтушенко, что ли?.. может, у другого кого.

А мелодия кавказская! И вот все это как-то мудрено смешалось в интернациональную уже песню. Непонятно только было, при чем тут «план» — анаша, значит?.. Что это были за «козлы» — то ли клопы, то ли, и правда, «опущенные», «стукачи»?.. Зачем кирпичи «бросали» — разгружали, что ли?.. Почему «на Камчатке», а не «в Магадане»?.. Это непонимание делу не мешало, песня все равно воспринималась хорошо! Особенно своей вполне ясной, щемящей сердце тоской по воле.

Так и представлялись сразу: мрачная «зона», унылые каторжники в ней и голуби, воркующие на крыше — птицы, свободные от неволи!..

Хорошо пел Павлик. Леха слушал, слушал, потом засуетился как-то, сорвался с топчана; быстро притащил спирт и закуску — проняло, видать, парня. И пошла гулянка!.. По-кавказски: «открыли стол».

Дернули по одной, по другой. Захорошело!.. И тут уже русские грянули дуэтом: «Ой, мороз, моро-оз, не морозь меня!» Муську с топчанов как ветром сдуло.

Пили и пели еще, неловко плясали, задевая друг друга. Леха орал:

И хором:

Павлик еще добавлял, постукивая по ящику:

Тоску, в общем, «развеяли» — простым русским способом. Хотя… и у других он точно такой же!

Не раз потом гулеванили и все без особенного повода: просто захочется, и — поехали! Только заранее договорились праздники и дни рождения не отмечать; все праздники в прошлом, а в день рождения полагается подарки дарить. Что здесь-то подаришь, пару патронов от «калашникова»?..

Наутро болели, пили воду, долго спали… к вечеру очухались; поужинали, покормили Муську-бедолагу. Еще попили воды, покурили и улеглись на топчаны — просто «валяться».

Вот когда пришло время долгих разговоров и воспоминаний.