"'Операция" - читать интересную книгу автора (Незнанский Фридрих Евсеевич)

Глава 17. Москва

«М– да-а-а, -только и оставалось сказать Солонину, – м-да-а-а…»

Отделение милиции он нашел довольно быстро, как только вернулся на Ленинградку. Даже кто-то из пассажиров помог.

Вышел героем, толкнул обшарпанную дверь и сказал дежурному:

– Принимайте груз.

…Потом сто раз порадовался, что пассажиры не бросили его, все до единого приехали в отделение. Милиционеры вошли в автобус, подняли с пола безликих, сняли с них маски и наручники. И бережно-бережно проводили в недра отделения.

Иностранцы решили было, что в России полиция такая гуманная. Солонин и сам удивился, но тут вышел к нему старший лейтенант, заместитель начальника отделения, поманил пальцем в свой кабинет, запер дверь на ключ и тихо сказал:

– Ты откуда такой шустрый?

Солонин промолчал.

– Документы! – гаркнул старлей.

Солонин показал паспорт.

– Ты знаешь, козел хренов, что сорвал плановую операцию по выявлению поставщиков наркотиков?! – орал старший лейтенант.

А Солонин холодно отметил, что голос его очень похож на голос старшого. Солонин тогда впервые подумал: «М-да-а-а…»

И порадовался, что пассажиры не разошлись.

– Ты умеешь забывать плохое? – спросил старшой.

– Умею, – кивнул Виктор.

– Так вот забудь дорогу в этот район.

«Шутник, – снова отметил Солонин, – юморист, так его перетак!»

– Если еще раз увижу тебя на моей территории, – прошипел старшой, – считай, это будут последние минуты твоей жизни. Понял?

И старший лейтенант сплюнул в урну красной слюной.

Сначала Солонин отправился в клинику и просмотрел истории болезней нескольких пациентов доктора Фридмана. Все это с помощью личного обаяния, улыбки, комплиментов, которыми так обделены медсестры. Потом отправился искать самого доктора.

Семена Семеновича Фридмана Солонин нашел на даче в городке художников, что возле метро «Сокол». Это вообще удивительное место. Вдруг посреди шума и гама, пыли и выхлопных газов – тихий уголок природы, дачные улочки с названиями – Репина, Врубеля, Левитана…

Он был из породы тех евреев, которые ведут себя грубовато и независимо, не стесняясь пятого пункта. Широкоулыбчивый, грубоватый – ни слова без матерка, – гостеприимный, разговорчивый, с подвижными тонкими руками и, что нетипично для этого «пункта», сильно пьющий.

Не особенно даже поинтересовавшись, кто такой Солонин, откуда и зачем, затащил его в дом, усадил на кухне и тут же достал из холодильника заиндевевшую бутылку «Абсолюта».

Дом был старый, деревянный, с почерневшими балками перекрытия на потолке. Впрочем, они придавали помещению характер мужской, охотничий, средневековый.

– Я ведь раньше в Склифе работал, – тут же начал рассказывать Фридман, – вот где сюжеты были – обхохочешься. Представляешь, приходит к нам как-то мужик, а на голове доска.

Фридман смачно хрустнул соленым огурчиком.

– Что, почему, как? Оказывается, шел мимо стройки, сверху доска и свалилась. Вот с такенным гвоздем! – Семен Семенович развел руки, как заправский рыбак. – И этот гвоздь мужику прямо в голову. Но так удачно, мозг не задел, только черепушку пробил.

Семен Семенович налил по второй.

Ловко опрокинул в себя, крякнул и снова хрустнул огурчиком.

– Ну что, сделали операцию. Сначала, слышь, пилили доску, потом вынимали гвоздь. Через неделю выписался! А?! Не, жизнь, твою мать, сплошной ребус! – вдруг закончил он грустно.

– Я хотел спросить про Георгия Карловича Цирева, – напомнил о цели своего визита Солонин. – Что там случилось?

– Да что случилось – ласты склеил мужик. Да и то сказать, твою мать, вот такая язвища! – Он снова по-рыбацки развел руки. – Я сам операцию делал. Вроде на поправку пошел, а потом раз – и лапти на полку, твою мать… – весело закончил Фридман. Он потянулся за бутылкой.

– А кто-нибудь к нему приходил, разговаривал? – Честно говоря, Солонин не знал, что и спрашивать хирурга. Турецкий был уж слишком лапидарен. Приказал ориентироваться по обстановке. Собственно, главное было узнать, как скончался гэбэшник Цирев.

– Да нет, вроде никаких посетителей. Он только с соседом по палате все трепался. Да ты его знаешь – Малинов Дмитрий Яковлевич. Не слышал разве? Ну, твою мать! Этот же человек политику у нас делает. Какая-то темная лошадка. Но везде первая.

Фридман опрокинул третью стопку.

Солонин уже изучил историю болезни Цирева, все было так, как говорил Фридман. Неожиданное кровотечение – и летальный исход. С картой Малинова он тоже ознакомился – тот лежал на каком-то профилактическом осмотре. Собственно, больше спрашивать у Фридмана было нечего. Хотя тот так и горел желанием что-нибудь рассказать.

– А как он вообще был? Ну, человек какой?

– Хреновый был человек, – сразу подхватил Фридман. – Дерьмо засохшее. Мой папашка когда-то по делу врачей-отравителей проходил. Так вот его такой же из дому уводил. У них, знаешь, твою мать, что-то в глазах… говнистое-говнистое…

– А как он в вашу клинику попал?

– Твою мать! «Вашу»! Да была б она моей! Я б тебя не тут принимал, а в Барвихе где-нибудь. Как попал? Как они попадают? Говнял человек всю жизнь, вот ему за это и награда – чистый горшок!

Солонин подумал, что тяга к фекальным метафорам и сравнениям у Фридмана, очевидно, профессиональная. Как-никак всю жизнь в чужих желудках копаться…

– А перед смертью он ничего не говорил? – задал совсем уж литературный вопрос Виктор.

– Ага! Исповедовался он мне, твою мать! – хохотнул Фридман. – Хрипел он перед смертью, как поросенок. Впрочем, я самой смерти не застал. Что я, нянька ему? Там сестры есть.

Солонин понял, что Фридман питает к Циреву, даже покойному, какую-то генетическую ненависть. Он эту ненависть понял.

Не понял только одного – на кой черт его послали в Москву?