"В мышеловке" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)Глава 10Они одновременно приблизились ко мне – один спереди, другой сзади, схватили за руки и ноги и, предварительно вырвав из рук ключ, вышвырнули с балкона. Вся процедура заняла около пяти секунд. Полет с третьего этажа длился и того меньше. Я успел подумать, что мое тело, пока еще совершенно целое, сейчас разобьется вдребезги. Я ударился о молодое деревце, которое росло возле лестницы. Ветки, согнувшись, треснули, и я пролетел сквозь них на дорогу. Ужасный удар, как короткое замыкание, выключил мое сознание. Словно я нырнул в бездну. Я лежал, не понимая, жив я или мертв. Было тепло. Просто ощущение тепла – и никаких мыслей. Я не мог шевельнуть даже пальцем, все тело – сплошная безвольная масса. Прошло минут десять, рассказывал мне потом Джик, прежде чем он пошел меня искать, да и то только для того, чтобы попросить купить лимон к чинзано. – Боже! – прозвучал возле меня голос Джика. Я хорошо его слышал. И понимал, что слова имеют какой-то смысл. И подумал о том, что я еще жив: раз мыслю, следовательно, существую… Наконец я раскрыл глаза. Необычайно яркий свет ослеплял. Там, откуда доносился голос Джика, никого не было. Может, мне только почудилось. Но тут окружающее стало проступать более ясно. Я уже понял, что падение мне не привиделось. Ощущения, временно покинувшие тело, теперь бурно заполняли его, выплывая из каждой поврежденной кости и мышцы. И разобрать, что у меня не болит, было трудно. Однако я все отчетливее осознавал, что шея и спина у меня целы. Я вспомнил, как ударился о дерево. Вспомнил, как ломались ветки. Появилось ощущение, будто меня разорвали на клочки и растерли в порошок. Лучшего сравнения не придумать… А через какое-то время я снова услышал голос Джика. – Он жив, – произнес он. – Слава Богу. – С нашего балкона невозможно упасть. – Голос портье дрожал от возмущения. – Перила почти по грудь! Я его понимал: для репутации мотеля нежелательны такие случаи. – Без паники… – проскрипел я. – Тодд! – появилась Сара и опустилась возле меня на колени. – Как же так? – Еще немного… подождите, – попытался пошутить я. – Сейчас принесу… чинзано… А сколько нужно было ждать? Пожалуй, миллиона лет хватило бы. – В недобрый час… – начал Джик, который стоял и смотрел, на меня. – Задал же ты нам страху! – Он держал сломанную ветку. – Прошу прощения… – Тогда вставай. – Сейчас… минутку. – Может, отменить вызов «Скорой»? – с надеждой спросил портье. – Нет, – возразил я, – кажется, у меня идет кровь. Специалисты из больницы в Алис-Спрингсе даже в воскресенье действовали с завидной быстротой и компетентностью. Они обследовали меня, сделали рентген, наложили швы и составили список повреждений: «Сломана левая лопатка. Трещины двух ребер в левом боку без прокола легких. Сильный ушиб левой стороны головы, череп не пострадал. Четыре неглубокие раны на туловище, бедре и левой ноге – зашиты. Несколько мелких порезов. Ссадины и синяки практически по всей левой стороне тела – смазаны йодом». – Благодарю вас, – сказал я со вздохом. – Благодарите дерево. Если бы вы упали не на него, вам была бы крышка! Они предложили мне остаться до утра в больнице, и многозначительно добавили: так будет лучше. – Ладно, – в отчаянии согласился я. – А мои друзья еще не ушли? – Нет. Они ждут в соседнем помещении. Пока меня возвращали к жизни, они спорили о фаворите на Мельбурнском кубке, и мое появление прервало их горячий спор. – Браво! – воскликнул Джик, увидев, как я едва тащусь навстречу. – Он уже на ногах. Я осторожно оперся о поручни кресла, чувствуя себя как мумия, спеленутая от шеи до пояса, с плотно прибинтованной к груди левой рукой. – Если вам так хочется посмеяться, то поищите себе другой объект! – Только ошалевший наркоман мог упасть с того балкона, – заявил Джик. – М-м… – согласился я. – Но ведь меня подтолкнули… У них отвисли челюсти, когда я подробно рассказал о том, что произошло. – Кто же они были? – спросил Джик. – Не знаю. Впервые их видел. А они не представились. – Ты должен обо всем заявить в полицию, – твердо потребовала Сара. – Да, – согласился я, – но… я не знаю ваших порядков и не знаю, что здесь за полиция. Может быть… вы бы все объяснили врачам в больнице, и дело пошло бы своим чередом и без шума. – Правильно, если то, что тебя выкинули с балкона третьего этажа, можно как-то объяснить. – И еще они отобрали у меня ключ от номера. Нужно взглянуть, не сперли ли они бумажник… Джик и Сара испуганно смотрели на меня, наконец осознав всю серьезность происшедшего. – Или ту картину, – добавил я. Пришли двое полицейских. Послушали, кое-что записали и ушли, не дав никаких обещаний. В их городе такого не случалось, местные такого не сделали бы. Но в город постоянно прибывает поток туристов, а среди них, по закону больших чисел, могут оказаться и злоумышленники. Из разговора я уразумел, что если бы меня убили, то вот тогда бы они зашевелились по-настоящему. Однако меня вполне устраивало, что полиция желала спустить это дело на тормозах. Пока Джик и Сара отсутствовали, я забрался в отведенную мне койку и лежал, чувствуя себя прескверно. Меня лихорадило – реакция организма на травму. – Они действительно забрали картину, – сообщил Джик. – И бумажник тоже. – А галерея закрыта, – добавила Сара. – Лавочница, которая работает напротив, видела, как Харли закрыл сегодня раньше, чем обычно, но уехал он или нет, она не знает. Он выходит черным ходом, так как ставит машину позади своего заведения. – В мотеле побывала полиция, – рассказывал дальше Джик. – Мы сообщили им о краже картины. Но я полагаю, что они не станут этим серьезно заниматься… если только ты не выложишь ему… то есть им, полицейским, абсолютно все. – Я подумаю, – вежливо пообещал я. – Что мы теперь будем делать? – спросила Сара. – Ну, оставаться здесь больше нет смысла. Завтра возвращаемся в Мельбурн. – Слава Богу, – широко улыбнулась она. – А я уже думала, что ты заставишь нас пропустить кубок! Несмотря на кучу таблеток и ангелов-хранителей, присматривающих за мной, ночь была бессонной. Временами меня трясла лихорадка, и все тело болело. Малейшее движение вызывало острую боль. Неудивительно, что в больнице меня оставили, почти не спрашивая согласия. Мне оставалось утешаться, что я еще легко отделался. Могло быть гораздо хуже! Больше всего меня беспокоила не жестокость бандитов, а быстрота, с которой они о нас разнюхали. С того страшного момента, когда я увидел разбитую голову Регины, я уже отлично понимал, что банда не остановится ни перед чем, иначе Регину не убили бы, а просто сунули бы ей в рот кляп и покрепче связали. По-видимому, человек, который руководил действиями преступников, очень жесток. И именно звериная жестокость послужила причиной того, что меня сбросили с балкона. Для убийства этот метод крайне ненадежен. Можно выжить, упав с такой высоты, даже без дерева. А те двое, насколько я припоминаю, не стали утруждать себя – даже не посмотрели, жив я или мертв, и не подошли, чтобы добить. Тогда здесь или просто изуверский способ отделаться от меня, чтобы ограбить номер, или они умышленно хотели меня так покалечить, чтобы я больше не ввязывался в их дела… Или и то, и другое. Как же они нас отыскали? Сколько я ни ломал голову, но так и не смог прийти к определенному заключению. Вероятнее всего, Уэксфорд или Грин позвонили из Мельбурна предупредить Ренбо, чтобы он ждал моего появления. Как ни велика была бы паника, когда они узнали, что я видел Маннинга и свежую копию Милле и к тому же взял образец работы Ренбо, она не могла бы сотворить чудо и перенести бандитов так быстро из Мельбурна сюда. Между покупкой картины и нападением едва ли прошло четыре часа, а ведь еще нужно выяснить, в каком мы мотеле, и подождать, пока я не направлюсь к себе в одиночестве. Скорее всего, за нами все-таки следили еще с ипподрома. Но тогда они успели бы предупредить Ренбо о нашем прибытии и нам ни за что не дали бы возможности осмотреть галерею. Я приказал себе не думать об этом. У меня даже не было уверенности, что я смогу узнать их при встрече. Особенно того, что был сзади, его я вообще не видел. Они, наверно, пришли к вполне логичному выводу, что сделали все возможное, чтобы вывести меня из строя. Им нужно время, но, собственно, зачем? Чтобы усилить меры предосторожности и замести следы… Чтобы любое расследование – если бы мне удалось убедить полицию заинтересоваться этим делом – зашло в тупик. Даже если они знают, что я выжил, то все равно не ожидают, что я в ближайшее время смогу что-нибудь предпринять. Следовательно, действовать нужно немедленно. Все правильно. Убедить собственный мозг несложно. Совсем иное дело заставить слушаться тело. До одиннадцати Джик и Сара не появились, а я был еще в постели. Уже сидел, хотя и не слишком уверенно. Наконец они пришли. – Тодд, – сказала Сара, – ты выглядишь еще хуже, чем вчера. – Очень мило с твоей стороны. – Ты не доберешься до Мельбурна, – подавленно продолжала она. – И прощай кубок. – Но вы можете отправиться туда одни. Она стояла возле самой кровати. – Неужели ты думаешь, что мы покинем тебя здесь… в таком состоянии… и поедем куда-то развлекаться? – А почему бы и нет? – Не будь идиотом! Джик устроился на стуле. – Пусть он сам позаботится о себе, если позволил выкинуть себя с балкона третьего этажа. Сара яростно набросилась на него: – Как ты смеешь говорить такое? – Нам не следует вмешиваться в его дела и дела его кузена. Я усмехнулся. Сара услышала насмешливое эхо своих собственных слов, которые она с такой уверенностью произносила всего три дня назад. Сообразив, она раздраженно всплеснула руками. – Ты просто мерзкая тварь! – сказала она. Джик довольно засмеялся. Теперь он был похож на кота, наевшегося сливок. – Мы ходили в галерею, – сказал он. – Она все еще закрыта. Мы обошли дом, залезли в садик с другой стороны и заглянули в стеклянную дверь. И знаешь, что мы увидели? – Ничего. – Именно так. Исчез мольберт с копией, имитирующей Милле. Все подозрительное спрятано. А оставшееся не вызовет вопросов. Я немного изменил позу, отчего боль в одном месте уменьшилась, а в другом увеличилась. – Если бы вы попали внутрь, то все равно ничего бы не обнаружили. Держу пари, вчера после полудня все концы были спрятаны в воду. – Разумеется, – согласился Джик. – А я поинтересовалась в мотеле у девушки-портье, спрашивал ли кто-нибудь о нас. – Ну и что? Наверняка спрашивали. – Да. Звонил по телефону какой-то мужчина. Кажется, после десяти утра. И он интересовался, остановился ли в мотеле мистер Тодд с двумя друзьями. Когда она подтвердила, он спросил номер комнаты, объяснив, что должен кое-что передать… Вот так передача! – Она назвала ему номер, но добавила, что он может оставить посылку у нее. – Он, вероятно, посмеялся в ответ. – У него могло не оказаться чувства юмора, – сказал Джик. – Сразу после десяти? – переспросил я. – Пока нас не было. Пожалуй, вскоре после того, как мы вышли из галереи… Вероятно, пока мы покупали купальники. – Почему же она не передала, что кто-то спрашивал о нас? – Она пошла выпить кофе и не видела, как мы вернулись. А потом забыла. Да она и не думала, что это важно. – Здесь не так много отелей, – заговорил Джик. – Они позвонили из Мельбурна и, поговорив с Ренбо, переполошились, особенно когда узнали, что ты приобрел у него картину. А найти нас было несложно. – Жаль, что не припрятал ее, – сказал я, но сразу вспомнил о Мейзи, которая спрятала свою картину и поплатилась домом. – Что же теперь делать? – вздохнула Сара. – Последний шанс попасть домой. – Ты хочешь уехать? – спросила она. Какой-то миг я прислушивался к страстным мольбам своего побитого тела, а потом подумал о Дональде, сидящем в холодном доме, и ничего не ответил. – Молчишь? – сказала она наконец. – И все же, что мы будем делать дальше? – Ну… прежде всего скажите девушке-портье в мотеле, что я еще слаб и, наверное, пробуду в больнице по меньшей мере с неделю. – И это совсем не преувеличение, – вставил Джик. – Скажите ей, что она может сообщить это всем, кто поинтересуется. Ну, а сами возвращайтесь в Мельбурн, оплатив наши счета, зарегистрируйте свои билеты на полуденный рейс, а мою бронь отмените. Потом, как все, поезжайте на автобусе в аэропорт… – А как же ты? – непонимающе спросила Сара. – Когда ты собираешься выбраться отсюда? – Тогда же, когда и вы, – ответил я. – Попробуйте придумать какой-нибудь несложный способ транспортировки спеленутой мумии в самолет, но чтобы никому не бросалось в глаза. – Есть! – воскликнул явно обрадовавшийся Джик. – Я позабочусь обо всем. – Позвоните в аэропорт и закажите мне билет на другую фамилию. – Ладно. – Купите мне какую-нибудь рубашку и штаны. Мои – в мусорном ящике. – Хорошо. – И все время имейте в виду, что за вами могут следить. – Ты хочешь сказать, что нужно изображать на лицах печаль? – спросила Сара. – Да. – А когда мы прилетим в Мельбурн, что будет там? – спросил Джик. – Вернемся в «Хилтон». Там все наши вещи, не говоря уже о моем паспорте и деньгах. Вряд ли Уэксфорд и Грин знали, что мы остановились именно в этом отеле. Так что там мы будем в полной безопасности. Да и другого выхода у нас просто нет: накануне кубка устроиться в Мельбурне будет непросто. – Если тебя выкинут из окна в «Хилтоне», то ты уже никому не расскажешь свою историю, – невесело пошутил Джик. – Там окна недостаточно широко открываются, – возразил я. Как-то сразу стало легче. – А как насчет завтра? – спросила Сара. Неуверенно и запинаясь, я нарисовал в общих чертах свой план на День кубка. Когда я закончил, они оба не проронили ни слова. – Значит, так, – подвел я итоги, – ведь вы хотите вернуться домой целыми? – Мы все обговорим, – сказала Сара, поднимаясь. – Ответим, когда вернемся. Лежи! Джик тоже поднялся. Однако по тому, как воинственно торчала его борода, я уже знал, каким будет его ответ. Он никогда не боялся опасных метеоусловий, когда мы ходили на яхте в Атлантике и Северном море. В душе он был еще более отчаянным, чем я. Они вернулись в два, притащив с собой огромную корзину из фруктовой лавки с бутылкой шотландского виски. – Питание для госпитализированного друга, – объявил Джик, вытаскивая кучу еды и раскладывая ее на столике. – Ну, как ты себя чувствуешь? – Каждым кончиком нервов! – Лучше помолчи. Сара дает «добро». Я попытался заглянуть ей в глаза. Она ответила мне твердым взглядом, соглашаясь без особого восторга, просто не видела другого выхода. – Хорошо, – коротко бросил я. – Далее в нашем списке, – продолжал Джик, роясь в корзине, – одни серые штаны среднего размера и одна светло-голубая рубашка. – Чудесно. – Но до Мельбурна ты надевать их не будешь. Для отъезда мы достали другую одежду. Я заметил, что они переглянулись, и спросил со скверным предчувствием: – Что там у вас еще? Веселясь от души, они выложили то, что принесли для моего отъезда. Все было великолепно! Я ждал в маленьком аэропорту, пока не объявили посадку, привлекая к себе всеобщее внимание. И немудрено: на мне были выцветшие, потрепанные джинсы, подрезанные до половины икр, сандалии на босу ногу на пенковой подошве и без задников и ярко-оранжевая свободная накидка типа пончо. Огромные солнцезащитные очки. И в довершение всего – большая шляпа с широкими полями. Такие шляпы прямо созданы для отгона мух. Ведь мухи – сущий бич Австралии. Недаром движение правой руки, которой как будто отгоняют мух, известно как чисто австралийское приветствие. На шляпе красовалась лента с бросающейся в глаза надписью: «Я поднимался на Эерз-Рок». Ну просто мечта туриста! И в придачу ко всему сумка Трансавстралийской авиалинии, которую Сара купила по дороге. Внутри – предметы личного туалета. – Никто, – удовлетворенно констатировал Джик, преподнося мне в больнице этот наряд, – никто не догадается, что ты только что поднялся с больничной койки. – Да. Я больше похож на сумасшедшего. – Действительно, очень похож, – серьезно бросила Сара. Когда я приехал в аэропорт, они оба с печальными минами сидели в зале ожидания. Они лишь скользнули по мне взглядом и сразу уставились в пол, едва удерживаясь, как они потом объяснили, от хохота при виде приближающегося пугала. Собравшись с силами, я подошел к стенду с почтовыми открытками и остановился возле него, потому что, честно говоря, сидеть было еще хуже. Все открытки на стенде были нескончаемой вереницей изображений массивного оранжевого монолита в пустыне – Эерз-Рок на рассвете, на закате и через каждые пять минут в промежутке между восходом и заходом солнца. Я разглядывал стенд и выставленные товары, присматриваясь к людям, заполнившим помещение. Около пятидесяти пассажиров, несколько служащих аэропорта, спокойных и неторопливых. Пара аборигенов с запавшими глазами и темными лицами – они ждали, когда автобус отвезет их назад, к привычной жизни. Кондиционеры обеспечивали приятную прохладу, но движения всех присутствующих были какими-то замедленными, видимо, они еще не отошли от зноя на улице. Однако никто не выглядел подозрительно. Объявили рейс. Зарегистрировавшиеся пассажиры, в том числе Джик и Сара, поднялись, взяли багаж и направились к взлетной полосе. И только тогда я его увидел. Того мужчину, который сбросил меня с балкона. Он сидел среди пассажиров, уставившись в газету, а когда объявили посадку, свернул ее и сунул в карман. Потом поднялся и наблюдал, как Джик и Сара показывают контролеру посадочные талоны. Он не спускал с них глаз, пока они не поднялись по трапу, и только тогда мужчина наконец тронулся с места и направился прямо ко мне. Сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди, ноги приросли к полу. Выглядел он точно так же, как и тогда. Молодой, решительный, с кошачьими движениями. И шел прямо на меня. Но он даже не взглянул в мою сторону. За три ярда до меня он остановился у телефона и стал искать в кармане монету. Я все еще был уверен, что он заметит меня. Вот сейчас присмотрится внимательно, узнает… и сделает нечто такое, о чем мне придется пожалеть. Я чувствовал, как холодный пот течет у меня по спине. «Заканчивается посадка на Мельбурн!» «Мне нужно торопиться, – подумал я. – Придется пройти мимо него». Я с трудом заставил себя сдвинуться с места. Каждый шаг давался мне с большим трудом. Сейчас он окликнет меня или, того хуже, опустит свою тяжелую руку мне на плечо. Наконец я подошел к двери, показал посадочный талон и вышел на летное поле. Я обернулся и увидел его через стеклянную дверь кабины контролера. Человек был поглощен телефонным разговором и даже не глядел в мою сторону. А до самолета было неблизко. «Помоги мне Бог, – подумал я. – Если простой испуг совершенно обессилил меня!» |
||
|