"Твердая рука" - читать интересную книгу автора (Френсис Дик)Глава 20Чарльз отвез нас в Эйнсфорд. – Теперь ты просто не вылезешь из зала суда, – сказал он мне, – то Никлас Эш, то Тревор Динсгейт. – Но не так уж плохо быть обычным свидетелем. – Тебе виднее. – Да, – подтвердил я. – Любопытно, что станет делать Лукас Вейнрайт. – Это одному Богу известно. Чарльз посмотрел на меня. – Неужели тебе не хочется немного позлорадствовать? – Позлорадствовать? – изумленно переспросил я. – Над поверженным врагом. – А что вы делали в морских сражениях, когда ваш противник шел ко дну? Злорадствовали? Помогали топить? – Возьми его в плен, – предложил Чарльз. – Да его жизнь и без того превратится в тюрьму, – немного помедлив, отозвался я. Чарльз таинственно улыбнулся и через минуту проговорил: – Значит, ты готов его простить? – Не задавайте таких сложных вопросов. Люби поверженного врага. Прощай. Умей забывать обиды. Нет, наверное, я плохой христианин, подумал я. Может быть, Лукас сам по себе и не внушал мне ненависти, но я вряд ли смогу его простить. Мы приехали в Эйнсфорд и столкнулись в холле с миссис Кросс. Она несла поднос наверх, в свою комнату, и сообщила мне, что Чико проснулся, почувствовал себя лучше и спустился на кухню. Я прошел туда и застал его сидящим за столом. Перед ним стояла чашка с горячим чаем. – Привет, – сказал я. – Привет. С ним я мог и не притворяться. Я тоже налил себе чай и сел напротив. – Ну и влип же я, – произнес он. – Ты согласен? Похоже, что я был в шоке. – М-м-м. – А вот ты не был. Ты еще легко отделался. Какое-то время мы сидели молча. В его глазах застыла тоска, и причиной тому была уже не контузия. – Разве ты не понял, что они пощадили тебя одного? – сказал он. – Я не знаю. – Им просто не удалось? Я кивнул. Мы не спеша пили чай. – Ну, и как они сегодня отреагировали? – поинтересовался он. – Эти боссы. – Они выслушали меня. А Лукас подал в отставку. Вот и все. – Но не для нас. – Нет. Я немного передвинулся. – Что мы будем делать? – задал он вопрос, – Посмотрим. – Я не смогу... – Он осекся. Я заметил, как он устал и выдохся. – И я тоже не смогу, – откликнулся я. – Сид. Я решил... С меня хватит. – Ну, и что тогда? – Буду преподавать дзюдо. А я стану зарабатывать игрой на бирже, коммерцией, страховкой и на дивидендах. Так можно будет просуществовать... но для меня это не жизнь. Мы допили чай и оба приуныли. Мы чувствовали себя проигравшими, и нам было стыдно. Если он откажется, я не смогу действовать в одиночку, подумал я. Он был идеальным напарником. Его проницательность, уравновешенность, легкий характер, чувство юмора, как я нуждался во всем этом. Да, по целому ряду причин я не сумел бы без него обойтись. Я помолчал минуту-другую и заметил: – Тебе это быстро надоест. – Чемпионаты в Уэмбли и мои маленькие оболтусы? Я потер лоб, и у меня зачесался шрам. – Во всяком случае, – сказал он, – это ты на прошлой неделе собирался бросить свои расследования. – Да, пойми. Я не люблю, когда меня... – Я оборвал себя. – Бьют, – закончил он мою фразу. Я убрал руку со стола и взглянул ему в глаза. В их выражении я уловил чувство, минутой раньше прозвучавшее в его голосе. Двойной смысл любого сказанного слова. Иронию, смешанную с недоумением. Сознание неудавшейся жизни. – Да. – Я криво усмехнулся. – Мне не нравится, когда меня бьют. И никогда не нравилось. – Выходит, что ты класть на них хотел? Я кивнул. – Именно класть. – Ладно. Мы по-прежнему сидели за столом, но после этого разговора нам стало гораздо легче. *** Через три дня, в понедельник вечером, мы вернулись в Лондон, и Чико, подтрунивая над прежними страхами, зашел ко мне в квартиру. Жара спала и сменилась обычной погодой, иначе говоря, теплым моросящим дождем. Дороги сделались скользкими от маслянистых, разогретых шин, и в садах западного Лондона буйно распустились розы. До скачек в Дерби оставалось две недели. Возможно, Три-Нитро сумеет их выиграть, если окончательно поправится. В квартире было пусто и тихо. – Я же тебе говорил, – произнес Чико, втащив мой чемодан в спальню. Хочешь, я осмотрю шкафы? – Раз уж ты здесь... Он удивленно приподнял брови и принялся дотошно исследовать шкафы. – Там только пауки, – сообщил он. – 0,ни поймали всех мух. Мы вышли из дома, сели в машину, и я отвез Чико на его квартиру. – Сегодня пятница, – заметил я. – Мне нужно уехать на несколько дней. – В самом деле? Хочешь развлечься? Подозрительный уик-энд. – Трудно сказать. Когда вернусь, я тебе позвоню. – Теперь у тебя на очереди всякая мелюзга. Я угадал? – Да, с крупными мошенниками я больше не связываюсь, – отозвался я. Он улыбнулся, помахал мне рукой, и мы расстались. Я снова отправился к себе. Смеркалось. Огни уже зажглись. Я объехал дом и притормозил у гаражей. В одном из них, нанятом совсем недавно, я и решил поставить свой "Шимитар". Этот гараж стоял в глубине и не бросался в глаза. Я отпер дверь и с силой толкнул ее. Зажег свет-. Ввел машину. Вышел из нее. Запер дверцу и положил ключи в карман. – Сид Холли, – окликнул меня какой-то голос. Голос. Его голос. Тревора Динсгейта. Я стоял, глядя на дверцу "Шимитара", которую только что запер, и не мог повернуть голову. – Сид Холли. Полагаю, я знал, что рано или поздно это случится. Когда-нибудь, где-нибудь, как он и говорил. Его угроза была нешуточной. Он ждал, что ему поверят. И я ему поверил. О, Боже, подумал я. Так быстро. Это всегда слишком быстро. Лишь бы он не заметил моего испуга. Я не должен показывать вида. Господи, дай мне силы и мужество. Я медленно повернулся к нему. Он стоял на ступеньке у двери гаража. Тонкая сетка дождя, освещенная фонарем, висела широкой темно-серой гардиной за его спиной. Он поднял ружье и прицелился. Слева и сзади от меня были кирпичные стены, а справа стояла машина. Поблизости, у других гаражей я никого не заметил, да и само это место никогда не было людным. Если кто-то и пройдет мимо, то ни за что не остановится под дождем. – Я вас ждал, – произнес он. Тревор Динсгейт, как и всегда, был в дорогом костюме. И его по обыкновению окружала аура власти. Не отрывая от меня глаз и крепко держа ружье, он стремительно откинул назад левую руку и нашарил засов. Потом резко дернул его и потянул вниз. Мы оказались взаперти. Прошла еще секунда, его холеные руки сжимали ружье. – Я ждал вас несколько дней. С прошлого четверга. Я ничего не ответил. – В прошлый четверг ко мне явились два полицейских. Мне позвонил Джордж Каспар. В Жокейском Клубе меня предупредили, что они все знают. Мой адвокат сказал, что я лишусь лицензии. Меня не допустят к скачкам, и я могу угодить в тюрьму. Вот почему я и ждал вас с прошлого четверга. Его низкий, рокочущий голос сам по себе нес угрозу. Такой голос мог возникнуть лишь в каменных джунглях большого города. – Полиция побывала в лаборатории. Моего брата уволили с работы. На его карьере поставлен крест. А ведь он успел многого достичь. – Чего же теперь плакать, – проговорил я. – Вы оба играли по-крупному и проиграли. Вам чертовски не повезло. Его глаза сузились, а ружейный ствол передвинулся на несколько дюймов. – Я пришел сюда и сделаю, как я сказал. Он проиграл... и выбит из колеи. Но ведь и я тоже. – Я сидел в машине и ждал тут, неподалеку от гаражей, – продолжил он. – Я знал, что вы когда-нибудь вернетесь. Я провел здесь массу времени. И сегодня вечером вы приехали со своим другом. Но мне были нужны только вы... И я продолжал ждать. А затем вы вернулись. Я знал, что так будет. Я ничего ему не сказал. – Я пришел сюда выполнить свое обещание. Прострелить вам руку. – Он сделал паузу. – Что же вы не просите меня о пощаде? Почему, черт возьми, вы не становитесь на колени и не умоляете вас простить? Я не отвечал и по-прежнему стоял неподвижно. Он усмехнулся. – Но моя угроза вас не остановила. Вскоре вы вновь взялись за свое. А я-то думал, она на вас подействует. Я полагал, что никто не захочет терять вторую руку. Пусть даже ценой моего банкротства. Уж больно неравны ставки. Но вы настоящий осел. В общем, я был с ним согласен. Меня трясло, и я надеялся, что он этого не видит. – Вы что, совсем не боитесь? – удивленно осведомился он. Он играет со мной, подумал я. Он должен знать, что я испуган. В таких обстоятельствах любой испугается до смерти. Он заставил меня вспотеть... Он хочет, чтобы я его просил, а. я этого... никогда не сделаю. – Я от своих слов не отступлю, – заявил он. – Я провел тут несколько дней и многое обдумал. Я представил себе, как вы будете жить без рук... с обрубками... с двумя протезами. Класть я на тебя хотел, мелькнуло у меня в голове. – А сегодня, – продолжил он, – я начал думать и о себе. Допустим, я прострелю Сиду Холли правую руку, и что со мной случится? – Он пристально поглядел на меня. – Я добьюсь своего, сделаю вас настоящим калекой, а пока вы так, середка на половинку. Я отомщу... я вам страшно отомщу. Ну и что взамен? Наверное, мне дадут десять лет. А вас обеспечит общество инвалидов, если вы не сможете работать. Лишиться двух рук... это и впрямь тяжело. Вот о чем я сегодня размышлял. Я думал о том, что меня многие возненавидят и не простят, что я изувечил вам вторую руку. Я говорю о ваших дружках. Уж лучше я вас прикончу. Вот о чем я подумал. Мне пришло в голову, что конец моей жизни близок. – Сегодня вечером, когда вы заглянули домой на десять минут и снова уехали, – сказал он, – я представил себе, как буду гнить в тюряге. А ведь этого можно избежать, оставь я вас в покое. Вот я и решил, что игра не стоит свеч и мне незачем терять годы в заключении. Пусть я даже добьюсь своего. И перед вашим приходом я понял – мне незачем вас убивать. Мне нужно, чтобы вы упали на колени. и взмолились о пощаде. Тогда я буду отомщен, а вы запомните мой урок на всю жизнь. Я расскажу, как вы ползали передо мной. Уверяю вас, все славно посмеются. Господи, подумал я. – Но я забыл, что вы за человек, – добавил он. – У вас вместо нервов стальные канаты. Я не стану вас убивать. Я уже сказал, что это мне ничего не даст. Он резко повернулся и, согнувшись, просунул руку под дверь гаража. К счастью, она приподнялась и открылась. Теплые капли дождя падали с неба, как мелкая серебристая рыбешка. В гараж стал понемногу проникать теплый вечерний воздух. Какое-то время Тревор Динсгейт постоял у входа, продолжая размышлять и держа ружье наготове, а потом вернул мне все взятое им еще в сарае. – Теперь вам нечего бояться, – с горечью произнес он. |
|
|