Дик Френсис Риск

Глава 1

В четверг семнадцатого марта утро я провел в волнении, день – в экстазе и вечер – без сознания.

В четверг на исходе ночи, где-то в предрассветный час, я медленно выплыл из пучины беспамятства и увидел кошмарный сон. В нем не было бы ничего особенного, если бы я спал.

Мне понадобилось довольно много времени, чтобы осознать, что на самом-то деле я пробудился. Наполовину, во всяком случае.

Ни проблеска света. Я думал, что открыл глаза, но я ничего не видел – темнота стояла кромешная.

Было очень шумно. Слышалось множество разнообразных звуков, громких и непонятных: рев мощного двигателя, дребезжание, скрип, шорохи. Я лежал, смутно представляя, что происходит, подавленный нескончаемой какофонией.

Я лежал на чем-то, напоминавшем матрас. На спине. Я продрог. Тело затекло и ныло. Меня мутило и знобило. Я был совершенно разбит.

Я попытался пошевелиться. Почему-то мне не удалось поднести к лицу ни ту, ни другую руку. Они словно прилипли к бокам. Очень странно.

Прошли целая вечность. Я чувствовал себя все хуже. Я еще больше замерз и полностью проснулся. Попробовал сесть и ударился головой обо что-то твердое, находившееся прямо надо мной. Я снова лег, подавив внезапный приступ паники, и заставил себя еще раз, шаг за шагом, проанализировать ситуацию. Руки. Почему я не могу шевелить руками? Потому, что мои запястья как будто привязаны к штанам. Это казалось бессмыслицей, но ощущение было именно таким.

Место. Интересно, где я? Я. с трудом подвигал затекшими ногами, исследуя. Выяснилось, что я без ботинок. В одних носках. Слева, совсем близко, начиналась стена. Сверху нависал очень низкий потолок. Справа я наткнулся на более мягкую преграду, возможно, матерчатую.

Я подался чуть-чуть вправо всем телом и потрогал ее пальцами. Это оказалась не ткань, а сеть. Похожая на туго натянутую теннисную сетку. Она не пускала меня. Я просунул пальцы сквозь ячейки, но не сумел ничего нащупать с другой стороны.

Глаза. Если только я внезапно не ослеп (а у меня были серьезные сомнения на этот счет), я лежал где-то, куда не проникал ни один луч света.

Блестящий вывод. Весьма конструктивный. Чертовски обнадеживает.

Уши. Пожалуй, с этим дело обстояло хуже всего. Непрерывный, навязчивый гул оглушал, надежно замуровав меня в узком, темном склепе: из-за грохота я не слышал ничего, кроме гудевшего поблизости мощного мотора. У меня возникло ужасное чувство, что никто не услышит меня, даже если я закричу. И вдруг мне мучительно захотелось кричать. Чтобы ктонибудь пришел. И чтобы этот кто-нибудь объяснил, где я нахожусь, почему и что, черт возьми, происходит. Я открыл рот и заорал.

Я орал: "Эй! Сюда!" и "Проклятый ублюдок, выпусти меня!" – и метался в бесплодной ярости. Все усилия привели лишь к тому, что мои крики и страх не нашли выхода в замкнутом пространстве и рикошетом вернулись обратно, усугубив и без того скверное положение. Цепная реакция. Верный способ довести себя до изнеможения.

В конце концов я прекратил вопить и замер неподвижно. Проглотил слюну, скрипнул зубами и попытался собраться с мыслями. Растерянность обычно побуждает к идиотским поступкам. "Сосредочься, – сказал я себе. – Думай".

Рокот мотора...

Это большая машина. Она работала на пределе и стояла где-то рядом, но не в том помещении, где находился я. За стеной.

Я тупо подумал, как было бы хорошо, если бы она остановилась. Тогда я не чувствовал бы себя таким больным, подавленным и испуганным. Машина продолжала равномерно грохотать, я ощущал вибрацию сквозь стены. Это не газотурбинный двигатель: он работал недостаточно ровно и без подвываний. Поршневой двигатель. Большой мощности, как у трактора... или грузовика. Но я лежал не в грузовике. Я не ощущал движения. Скорость не менялась, машина не разгонялась и не замедляла ход. Никакого переключения передач. Значит, не грузовик. Генератор. Я решил, что это генератор, вырабатывающий электричество. Я лежал в темноте, связанный, на чем-то вроде полки, рядом с электрическим генератором. Окоченевший, больной и перепуганный. Но где?

Что касается того, как я сюда попал... пожалуй, об этом я имел некоторое представление. Я довольно отчетливо помнил, как все началось. Я никогда не забуду семнадцатое марта, четверг.

Но были вопросы, на которые я не мог найти ответов. Почему? Зачем? И что дальше?