"Ради острых ощущений" - читать интересную книгу автора (Фрэнсис Дик)

Глава 5

В пятницу вечером я снова сидел в пивной в Слоу и через всю комнату обменивался зверскими взглядами с Соупи.

В воскресенье половина конюхов взяла выходной, чтобы поехать в Бернсдейл на матчи по футболу и дротикам. Мы выиграли оба матча, и дело закончилось морем пива и дружеским похлопыванием по спине. Но все внимание к моей персоне со стороны бернсдейлских обитателей свелось к замечаниям, что я новенький и явно угрожаю их шансам на выигрыш лиги. Несмотря на то, что рассказывал Октобер о случаях допинга в этой деревне, среди них не было никого вроде Соупи и никого, кто заинтересовался бы твердостью моих моральных устоев.

Всю следующую неделю я ухаживал за своими тремя лошадьми, читал отчеты о скачках и размышлял – с нулевым результатом. Пэдди держал себя холодно, и Уолли тоже – видимо, Пэдди доложил ему о моих отношениях с Соупи. Неодобрение Уолли проявилось в том, что он заставлял меня делать больше положенной мне доли дневной работы, поэтому каждый день, вместо того чтобы отдыхать после ленча до четырех часов, когда начиналась вечерняя работа в конюшне, я должен был подметать двор, дробить овес, резать солому, мыть машину Инскипа или окна в пустых стойлах. Я делал все без звука, рассудив, что если в будущем мне понадобится срочно поругаться и уволиться, ежедневные одиннадцать часов работы послужат достаточным основанием для недовольства.

Как бы то ни было, в пятницу я снова отправился со Спаркинг Плагом на соревнования, на этот раз в Челтенхем, причем компанию мне составлял не только водитель фургона, но и Гритс со своей лошадью и старший разъездной конюх.

В конюшне ипподрома я узнал, что в этот вечер жокей-чемпион прошлого сезона давал обед и все присутствующие намерены отпраздновать это событие, посетив городские танцы. Поэтому мы с Гритсом, устроив своих лошадей, поужинав и приведя себя в порядок, тоже отправились на автобусе в город и купили входные билеты. В большом зале громко и старательно играл оркестр, но танцующих было пока немного. Девушки стояли кучками, разглядывая также державшихся вместе молодых людей, и я вовремя удержался от удивленного замечания – ведь Гритсу это казалось вполне естественным. Я увел его в бар, где конюхи с ипподрома уже смешались с местными жителями, и взял ему пива, сожалея о том, что ему придется стать свидетелем моего поведения. Бедняга Гритс, он разрывался между преданностью Пэдди и явным расположением ко мне, а я намеревался окончательно его разочаровать. Мне хотелось все ему объяснить. Искушение провести спокойный вечер было сильно. Но разве я мог упустить неповторимую возможность только для того, чтобы временно сохранить уважение одного глуповатого конюха, как бы он ни был мне симпатичен? Надо было отрабатывать десять тысяч фунтов.

– Гритс, найди какую-нибудь девушку и потанцуй. Он медленно улыбнулся.

– Я здесь никого не знаю.

– Не имеет значения. Любая будет рада потанцевать с таким отличным парнем. Пойди и пригласи.

– Не хочу. Я лучше побуду с тобой.

– Ладно. Выпей еще кружку.

– Я еще эту не допил.

Я обернулся к стойке, на которую мы опирались, и со стуком поставил свои едва начатые полпинты на прилавок.

– Я сыт по горло этим лимонадом, – яростно заявил я. – Эй, бармен, двойное виски!

– Дэн! – Гритс был расстроен моим тоном, значит, я выбрал его правильно. Бармен налил мне виски и взял деньги.

– Не уходи, – громко сказал я ему, – налей сразу еще порцию.

Я скорее почувствовал, чем увидел, как группка конюхов в дальнем конце бара обернулась, чтобы рассмотреть меня, поэтому я взял стакан, в два глотка прикончил виски и вытер рот тыльной стороной ладони. Пустой стакан я подвинул к бармену и заплатил за вторую порцию.

– Дэн, – потянул меня за рукав Гритс, – может, не стоит?

– Стоит, – нахмурился я. – А ты пойди потанцуй.

Но он не ушел. Он смотрел, как я выпил второй стакан и заказал третий, и в глазах его была тревога.

Несколько парней подошли к нам поближе, пробравшись через толпу.

– Эй, приятель, а ты не слабо поддаешь, – заметил один из них, высокий тип приблизительно моих лет в ослепительно ярком синем костюме.

– Не твое собачье дело, – грубо отрезал я.

– Ты не у Инскипа работаешь? – спросил он.

– Угу… у Инскипа… у чертова Инскипа…

Я взял третий стакан. Я могу выпить много виски, и голова у меня при этом остается ясной, тем более что сегодня я намеренно плотно поужинал. Я прикинул, что смогу оставаться трезвым довольно долго после того момента, когда в глазах окружающих уже должен буду захмелеть, но представление надо устроить раньше, пока публика сама достаточно трезва, чтобы все вспомнить на следующий день.

– Вонючие одиннадцать фунтов, – злобно продолжал я, – это все, что ты получаешь, а ишачишь семь дней в неделю.

В некоторых мои слова нашли сочувственный отклик, но Синий Костюм сказал:

– Зачем же тогда выбрасывать их на виски?

– А почему бы и нет, черт побери? Классная штука – так и шибает по мозгам. Когда столько вкалываешь, надо же как-нибудь взбодриться.

Синий Костюм обратился к Гритсу:

– А твой приятель здорово взбешен.

– Такое дело… – произнес Гритс с обеспокоенным видом, – я так думаю, что ему всю эту неделю приходилось делать много дополнительной работы, вот что…

– Ты облизываешь лошадей, за которых плачено по нескольку тысяч, и точно знаешь, что от твоей работы зависит, выиграют они или нет, а тебе приличное жалованье не желают платить…

Я покончил с третьей порцией виски, икнул и сказал:

– Это несправедливо.

Бар заполнялся людьми. По их внешности и по обрывкам взаимных приветствий я заключил, что по меньшей мере половина присутствующих так или иначе связана со скачками. Город был битком набит клерками букмекеров, «жучками» и конюхами, и танцы были устроены, чтобы их привлечь. Огромное количество спиртного начало исчезать в их глотках, и мне с трудом удалось поймать бармена, чтобы он налил мне четвертую порцию двойного виски за последние пятнадцать минут.

Я стоял во все увеличивавшемся круге слушателей со стаканом в руке и слегка покачивался.

– Я хочу… – начал я. Чего я должен хотеть? Я лихорадочно искал подходящие слова. – Я хочу… мотоцикл. Я хочу развлечься с девочкой. И провести отпуск за границей… жить в шикарной гостинице, чтобы вокруг меня прыгали, едва я щелкну пальцами… и пить, что мне нравится… и даже, может, внести первый взнос за собственный дом… Есть у меня шанс все это иметь, а? Я вам скажу – ни хрена! Знаете, что лежало в моем конверте с жалованьем сегодня утром? Семь фунтов четыре пенса…

Я продолжал брюзжать и жаловаться, вечер тянулся медленно. Публика приходила, уходила, менялась, но я не останавливался, пока все вокруг не уяснили, что в конюшне Инскипа есть конюх, жаждущий денег, предпочтительно в больших количествах. Но даже Гритс, весь вечер с несчастным видом болтавшийся вокруг меня, хотя и был трезв как стеклышко, не заметил, что я пьянею буквально на глазах, делая все большие промежутки между порциями выпивки. Наконец, когда я высокохудожественно пошатнулся и припал к колонне, Гритс прокричал мне в ухо:

– Дэн, я ухожу, тебе бы тоже лучше уйти, а то опоздаешь на последний автобус, а пешком в таком состоянии ты вряд ли доберешься.

– А? – покосился я на него.

Синий Костюм снова подошел к нам и стоял рядом с Гритсом.

– Помочь тебе увести его? – спросил он Гритса.

Тот с отвращением взглянул на меня, и я навалился на него, обняв рукой за плечи, – я определенно не нуждался в той помощи, которую Синий Костюм, по-видимому, был готов оказать.

– Гритс, старина, если ты говоришь – уйдем, мы уйдем.

Мы направились к выходу в сопровождении Синего Костюма, причем я так спотыкался, что Гритса носило из стороны в сторону. К этому моменту у многих были трудности с передвижением по прямой линии, и очередь на автобусной остановке колебалась, как океанская волна в тихую погоду. В безопасном мраке улицы я ухмыльнулся и подумал, что если посеянные мной семена не дадут обильного урожая, никакого допинга в британском скаковом деле вообще нет.


Может быть, я и не был пьян, но наутро я все равно проснулся с раскалывающейся головой. Хоть ради дела страдаю, подумал я, стараясь не обращать внимания на молот, долбивший меня по глазам изнутри черепа.

Спаркинг Плаг участвовал в забеге и проиграл полкорпуса. Я не упустил возможности громко заявить, что вот и остаток моего жалованья пошел псу под хвост.

В тесном загончике для расседлывания полковник Беккет похлопал лошадь по шее и мимоходом сказал мне:

– В следующий раз повезет больше, а? Я послал вам по почте то, что вы просили. – Он отвернулся и возобновил беседу с Инскипом и жокеем.

Вечером мы отправились обратно в Йоркшир, и почти всю дорогу мы с Гритсом проспали на скамейках в фургоне. Ложась, Гритс укоризненно произнес:

– Не знал, что ты так ненавидишь работу у Инскипа… И пьяным я тебя никогда раньше не видел.

– Не работу, Гритс, а плату. – У меня не было другого выхода, как гнуть свое.

– Но ведь многие женатые парни детей растят на эти деньги.

Его слова звучали неодобрительно – видимо, мое поведение глубоко его задело, потому что с тех пор он редко заговаривал со мной.

Мне почти нечего было рассказывать Октоберу на следующий день, поэтому наше свидание в лощине было кратким. Он, впрочем, сообщил мне, что сведения, отправленные Беккетом по почте, собраны одиннадцатью способными молодыми офицерами, слушателями военной академии, которым предложили это задание в качестве испытания на инициативу, причем побеждал тот, чей ответ оказывался самым полным. Им было поставлено несколько основных вопросов – тех, что интересовали меня. В остальном же они были свободны проявлять воображение и детективные способности, которые, по словам Октобера, они и продемонстрировали с блеском.

Я вернулся домой, более, чем когда-либо, проникшись уважением к работе сотрудников полковника, но я был поражен еще больше, когда назавтра прибыл обещанный пакет. Уолли снова нашел для меня какую-то гнусную дневную работу, так что только вечером после ужина, когда половина работников ушла в Слоу, я смог унести пакет в спальню и распечатать. В нем было 237 машинописных страниц в картонной папке, напоминающих по виду рукопись книги. Выполнение такой солидной работы всего за неделю, должно быть, потребовало немалых усилий не только от самих юных офицеров, но и от машинисток. Информация по большей части имела форму кратких сообщений, ни сантиметра бумаги не было потрачено на лирические отступления – голые факты от первой страницы до последней.

Снизу донесся голос миссис Оллнат:

– Дэн, спустись и принеси мне ведро угля… пожалуйста!

Я сунул рукопись между простынями своей постели и пошел вниз, в нашу общую кухню-гостиную, где мы ели и проводили большую часть свободного времени. Здесь невозможно было читать что-нибудь, не предназначенное для посторонних глаз, и вообще моя жизнь с утра и до вечера проходила на глазах окружающих. Единственным местом, где я мог без помех изучать рукопись, была ванная комната. Поэтому в тот же вечер, дождавшись, когда все заснули, я прошел через коридор в ванную и заперся там. В случае чего пожалуюсь на расстроенный желудок.

Дело двигалось медленно: за четыре часа я осилил только половину. Я поднялся, чувствуя скованность и ломоту во всем теле, потянулся, зевнул и вернулся в постель. Никто не пошевелился. На следующий вечер, лежа в ожидании, когда все уснут и можно будет вернуться к своему занятию, я слушал, как четверо конюхов обменивались впечатлениями о вечере в Слоу.

– Что это за тип был с Соупи? – спросил Гритс. – Что-то я его раньше здесь не видел.

– Он и вчера приходил, – сказал другой. – Странный хмырь.

– А что в нем странного? – поинтересовался парнишка, который не ходил с ними, а смотрел телевизор, пока я дремал в кресле.

– Не знаю даже, – отозвался Гритс – У него вроде как глаза бегали.

– Похоже, он искал кого-то, – прибавил другой голос. Справа от меня Пэдди твердо произнес:

– Держитесь-ка вы лучше подальше от этого парня, да и от Соупи тоже. Я вам точно говорю. С такими людьми лучше дела не иметь.

– Но этот тип – тот, что в офигенном золотом галстуке, – всем нам выпивку поставил, ты же помнишь. Вряд ли он такой уж плохой…

Пэдди вздохнул, в отчаянии от того, что кто-то может быть так недалек.

– Если бы ты был Евой, ты бы точно съел яблоко, как только его увидел. Даже змей не понадобился бы.

– Да ладно, – зевнул Гритс. – Наверно, завтра его уже здесь не будет. Я слышал, как он говорил Соупи, что его поджимает время.

Они еще побубнили что-то, побормотали и погрузились в сон, а я лежал в темноте и пытался сообразить, не услышал ли я только что нечто очень важное. Непременно нужно завтра сходить в пивную.

С усилием удержавшись, чтобы не закрыть глаза, я выбрался из теплой постели, снова удалился в ванную и читал еще четыре часа, пока не закончил рукопись.

Я сидел на полу ванной комнаты, опираясь спиной о стену, и невидящим взглядом смотрел перед собой. Я не нашел ни единого факта, который был бы общим для всех этих одиннадцати изученных под микроскопом лошадей. Общего знаменателя не было. Встречались некоторые моменты, объединяющие нескольких (но не одних и тех же) из них, например, марка седла, которым пользовался жокей, специальная пища или ипподром, где их продали с торгов. Но надежда обнаружить в этих материалах явный ключ испарилась совершенно. Замерзший, затекший и подавленный, прокрался я обратно в свою постель.

Назавтра в восемь вечера я собрался в Слоу в одиночестве. Все остальные сказали, что сидят без гроша до зарплаты и что все равно они собираются смотреть по телевизору автогонки.

– А я думал, ты поставил все деньги на Спаркса в Челтенхеме, – заметил Гритс.

– Пара шиллингов еще осталась, – сказал я, демонстрируя несколько монет. – На пинту хватит.

Пивная, как почти всегда по средам, была пуста. Соупи и его таинственный приятель не показывались, и я, взяв пива, развлекался дротиками – метал их от одного до двадцати и пытался описать идеальный круг. Наконец я вытащил все дротики из доски, посмотрел на часы и решил, что зря потратил время. И именно в эту минуту в дверях появился человек. Он вошел не с улицы, а из соседнего бара. В левой руке у него были стакан с нежно пузырящейся янтарной жидкостью и тонкая сигара, правой он придерживал дверь. Смерив меня взглядом, он спросил:

– Ты конюх?

– Да.

– Грейнджера или Инскипа?

– Инскипа.

– Хм-м… – Он прошел в комнату, и дверь за его спиной захлопнулась. – Я дам тебе десять шиллингов, если завтра ты приведешь сюда одного из ваших парней… и поставлю столько пива, сколько вы вдвоем сможете выпить.

Я изобразил заинтересованность.

– Кого же из наших? – спросил я. – В пятницу здесь многие будут.

– Да, но лучше бы завтра. Я всегда говорю – чем скорее, тем лучше. А вот кого… м-м… Ты называй имена, а я выберу одного… Ладно?

Предложение было идиотское, но он явно не хотел спрашивать в лоб, чтобы я не запомнил.

– О'кей. Пэдди, Гритс, Уолли, Стив, Рон… – Я остановился.

– Дальше.

– Рег, Норман, Дейв, Джефф, Дэн, Майк… Его взгляд оживился.

– Дэн, – сказал он, – звучит подходяще. Приведи Дэна.

– Дэн – это я.

На какой-то момент кожа на его лысеющей голове напряглась, глаза в раздражении сощурились.

– Кончай шутки шутить, – резко сказал он.

– Вообще-то, – мягко напомнил я, – вы первым начали.

Он сел на одну из скамеек и бережно поставил стакан на стол перед собой.

– Почему ты пришел сюда сегодня один? – спросил он.

– Жажда замучила.

В наступившей паузе он мысленно составлял план кампании. Он был низкого роста, плотный, в темном костюме, который был ему мал по меньшей мере на размер, причем пиджак был расстегнут, обнаруживая кремовую рубашку с монограммой и золотистый шелковый галстук. Пальцы у него были короткие и толстые, сзади над воротничком нависала жирная складка, но в обращенном на меня взгляде ничего мягкого не было. В конце концов он сказал:

– Кажется, в вашей конюшне есть лошадь по имени Спаркинг Плаг?

– Да.

– И в понедельник он бежит в Лестере?

– Насколько мне известно.

– Как ты думаешь, каковы его шансы?

– Послушайте, мистер, вам нужны надежные сведения? Так вот, я сам ухаживаю за Спаркинг Плагом и точно вам говорю – и понедельник с ним просто соревноваться будет некому.

– Так ты думаешь, он выиграет?

– Я же сказал – да.

– И ты, наверное, поставишь на него?

– Еще бы!

– Половину жалованья? Фунта четыре, я думаю?

– Может быть.

– Но ведь он будет фаворитом. Это уж наверняка. И в лучшем случае ты получишь еще столько же, сколько поставил – еще четыре фунта. Не особенно много, а я мог бы дать тебе возможность выиграть… сотню!

– Шутите, – усомнился я, но мой жадный взгляд дал ему понять, что я готов слушать дальше.

Он доверительно склонился ко мне.

– Если не хочешь, можешь сказать нет. Если ты скажешь нет, у уйду и каждый останется при своем, но если ты все правильно сделаешь, внакладе не останешься.

– Что мне надо будет сделать за сто фунтов? – прямо спросил я. Он осторожно огляделся и еще больше понизил голос.

– Всего-то добавить кое-что в корм Спаркинг Плагу в воскресенье вечером. Ничего особенного, понимаешь? Это легче легкого.

– Легче легкого, – повторил я. Это действительно было так.

– Так ты согласен? – Он еле сдерживал нетерпение.

– Я не знаю вашего имени.

– Пусть это тебя не волнует. Он решительно покачал головой.

– Вы букмекер?

– Нет. И хватит вопросов. Ты согласен?

– Если вы не букмекер, – медленно проговорил я, обдумывая каждое слово, – но готовы выложить сто фунтов, чтобы точно знать, что определенный фаворит не выиграет, значит, вы вряд ли собираетесь заработать, просто поставив на остальных участников. Скорее всего вы намекнете нескольким букмекерам, что игра нечестная, и они будут так счастливы, что отвалят вам по меньшей мере по полтиннику каждый. В Британии тысяч одиннадцать букмекеров – отличный большой рынок. Но я думаю, вы идете каждый раз к одним и тем же – туда, где вам всегда рады. На его лице отразились испуг и ошеломление, яснее слов показавшие, что я попал в яблочко.

– Кто тебе сказал… – слабым голосом начал он.

– Я не вчера родился, – отозвался я с самой злодейской ухмылкой. – Расслабьтесь. Никто мне ничего не говорил. – Я помолчал. – Я дам Спаркинг Плагу, что нужно, но это будет стоить дороже. Двести.

– Нет. Сделка отменяется. Он вытер лоб.

– Как хотите.

Я пожал плечами.

– Тогда сто пятьдесят, – нехотя сказал он.

– Ладно, сто пятьдесят, – согласился я, – но деньги вперед.

– Половину до, половину после, – автоматически бросил он. Этот тип был явно не новичок в такого рода сделках.

На этом мы и поладили, и он сказал, что если я приду в пивную в субботу вечером, мне передадут пакет для лошади и семьдесят пять фунтов для меня. Я кивнул и вышел, оставив его мрачно созерцать содержимое стакана.

По дороге домой я вычеркнул Соупи из списка потенциально полезных знакомств. Он, конечно, навел на меня человека, заинтересованного в допинге лошадей, но мне предложили остановить фаворита в скачках новичков, а не ускорить темную лошадку на аукционных бегах. Маловероятно, чтобы одни и те же люди занимались и тем и другим.

Не желая расстаться с рукописью полковника Беккета, я провел часть этой ночи, а также двух следующих в ванной, подробнейшим образом перечитывая ее. Единственным заметным результатом явилось то, что дневная работа стала казаться мне просто невыносимой, поскольку пять ночей подряд я спал по три часа. Но, честно говоря, мне страшно не хотелось говорить Октоберу в воскресенье, что одиннадцать молодых людей проделали свой титанический труд напрасно, и у меня было необъяснимое чувство, что если я буду достаточно долго копаться в этом материале, то в конце концов выкопаю что-нибудь полезное.


Хотя субботнее утро было пасмурным, холодным и ветреным, дочери Октобера выехали верхом с первой группой. Элинор пришла в последнюю минуту, и мы успели только обменяться вежливыми приветствиями, но Пэтти, снова ехавшая на одной из моих лошадей, воспользовалась моментом, когда я подсаживал ее на лошадь, чтобы интимно протрепетать ресницами возле моего лица и прижаться ко мне всем телом.

– На прошлой неделе тебя здесь не было, малыш Дэнни, – сказала она, вставляя ноги в стремена. – Где ты был?

– В Челтенхеме… мисс.

– Вот как. А в следующую субботу?

– Буду здесь.

С нарочитым высокомерием она произнесла:

– В таком случае не забудь, пожалуйста, в следующую субботу укоротить ремни, прежде чем я сяду на лошадь. Они слишком длинные.

Она даже не пошевелилась, чтобы подогнать ремни, а жестом приказала мне сделать это, сама же пристально и с удовольствием наблюдала за мной. Когда я закреплял вторую застежку, она провела коленом по моим рукам и довольно сильно ткнула меня в ребра.

– Не понимаю, почему ты терпишь мои выходки, малыш Дэнни, – мягко проговорила она, наклонившись ко мне. – Такой парень, как ты, должен бы постоять за себя. Почему ты не отвечаешь?

– Не хочу потерять работу, – ответил я без всякого выражения, (охраняя каменное лицо.

– Так ты к тому же трус! – насмешливо сказала она и отъехала.

А я подумал, что однажды она здорово нарвется, если будет продолжать в том же духе. Слишком уж все это вызывающе. Слов нет, она чертовски хорошенькая, но дело даже не в этом. Ее дурацкие штучки просто раздражают, а вот скрытое за ними приглашение волнует и возбуждает.

Выкинув ее из головы, я вывел Спаркинг Плага, вскочил в седло и выехал на пустошь для обычной тренировки.

Погода в этот день все ухудшалась, а когда мы выехали со второй группой, хлынул ливень, и нам пришлось возвращаться назад сквозь ледяные струи в промокшей насквозь одежде и с исхлестанными водой лицами. То ли потому, что дождь все не прекращался, то ли по случаю субботы, но на сей раз Уолли не дал мне никакой работы, и я провел три часа, сидя на кухне с девятью другими конюхами, слушая завывания ветра за стенами коттеджа и глядя по телевизору скачки в Чепстоу, пока наши мокрые свитера, штаны и носки сушились вокруг камина.

Я положил перед собой на кухонный стол отчеты о скачках предыдущего сезона, подпер голову левой рукой, а правой лениво перелистывал страницы. Подавленный полной неудачей своего расследования, постоянной необходимостью вызывать антипатию в окружающих, да к тому же еще отсутствием горячего солнца, к которому я привык дома, я начал подозревать, что весь этот маскарад с самого начала был колоссальной ошибкой. А главное, взяв деньги Октобера, я уже не мог выйти из игры. По крайней мере, в течение нескольких месяцев. Эта мысль угнетала меня еще больше. Так я сидел, мрачный и безнадежно уставший, растрачивая попусту долгожданное свободное время.

Теперь я думаю, что именно ощущение провала дела, за которое я взялся, а не просто усталость, одолело меня в тот день – ведь хотя впоследствии я попадал в гораздо худшие ситуации, я никогда больше не жалел о том, что дал Октоберу уговорить себя. Это был единственный момент, когда я всей душой стремился домой, в свою комфортабельную австралийскую клетку.

Конюхи, смотревшие телевизор, обменивались уничтожающими репликами по поводу жокеев на экране и заключали друг с другом пари о возможном исходе соревнований.

– Последний подъем перед финишем, как обычно, все и покажет, – говорил Пэдди, – там длинный кусок после последнего препятствия, и единственный, у кого хватит пороху, это Алладин.

– Ну нет, – возразил Гритс, – Лобстер Коктейл лучше всех бежит.

Я угрюмо шелестел страницами отчета, в сотый раз бесцельно просматривая его, и случайно наткнулся в разделе общей информации на карту ипподрома в Чепстоу. Там были карты-диаграммы всех главных ипподромов, показывающие форму дорожек и расположение препятствий, стартовых ворот, финишных столбов и всего остального. Я уже изучал раньше ипподромы в Ладлоу, Стаффорде и Хейдоке, но без ощутимого результата. За картами шло несколько страниц информации об ипподромах, длине дорожек, адреса официальных лиц, установленные рекорды и тому подобное.

От нечего делать я стал читать раздел, относящийся к Чепстоу. Нашел «длинный кусок», о котором говорил Пэдди, в нем оказалось двести пятьдесят ярдов. Я посмотрел Келсо, Седжфилд, Ладлоу, Стаффорд и Хейдок. Финишные прямые этих ипподромов были гораздо длиннее, чем в Чепстоу. Я проверил финишные прямые всех упомянутых в книге ипподромов. Эйнтри Гранд Нэшнл имел вторую по длине финишную прямую, на первом месте оказался Седжфилд, а с третьего по шестое заняли Ладлоу, Хейдок, Келсо и Стаффорд. На всех этих ипподромах участки от последнего препятствия до финиша были не короче четырехсот ярдов.

Итак, география была ни при чем – почти наверняка мошенники выбрали эти пять ипподромов из-за финишных прямых длиной в четверть мили.

Это уже была зацепка, хотя и маленькая, благодаря которой можно было надеяться привести хаотическую картину в более или менее упорядоченное состояние. Несколько воспрянув духом, я захлопнул книгу и в четыре часа вышел вслед за остальными в неприветливый, залитый дождем двор, чтобы провести по часу возле каждой из своих лошадей, старательно чистя их шкуры, чтобы они приобрели здоровый блеск, вороша и приводя в порядок соломенные подстилки, принося воду, держа им головы, пока Инскип делал обход, укрывая их на ночь и насыпая им корм. Как обычно, все закончили работу часов в семь, поужинали только к восьми, переоделись и, набившись, как сельди в бочку, всемером в старенький дребезжащий «остин», покатили в Слоу.

Бильярд, дротики, домино, нескончаемое добродушное хвастовство – все было как всегда. Я сидел и терпеливо ждал. Было уже около десяти, посетители допивали пиво и говорили о том, что завтра рано вставать, когда Соупи прошел через всю комнату к двери и, заметив мой взгляд, кивком предложил мне выйти вслед за ним. Я поднялся, вышел и нашел его в туалете.

– Это тебе. Остальное во вторник, – коротко сообщил он, сжав губы и меряя меня ледяным взглядом, и с видом бывалого человека протянул мне толстый коричневый конверт.

Я положил его во внутренний карман своей черной кожаной куртки и кивнул Соупи. Не желая отставать от него в бывалости, я тоже молча и без улыбки посмотрел на него, повернулся на каблуках и пошел обратно в бар. Через некоторое время вернулся и он.

Я снова втиснулся в «остин», приехал домой и лег спать с семьюдесятью пятью фунтами и пакетиком белого порошка, спокойно лежащими на моей груди.