ГЛАВА 12

Малкольм снял в «Ритце» двойной люкс с видом на Грин-парк. Судя по объедкам на застеленном белоснежной скатертью столике, он заказывал на обед страсбургский паштет и дуврскую камбалу. Там же стояла полупустая бутылка красного вина.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я, положив в кресло его портфель.

– За тобой никто не увязался?

– За мной – нет.

Отец изо всех сил старался делать вид, что уже полностью пришел в себя после потрясения, несмотря на то что поездка по железной дороге в одиночестве была весьма суровым испытанием. Я даже представить себе не мог душевное напряжение, постепенно нарастающее в Малкольме. Каково это – знать, что тебя преследует неумолимый жестокий убийца, и в конце концов все же остаться в живых? Я должен сделать для Малкольма что-то большее, а не просто прятать его за семью замками. Сделать так, чтобы он был в безопасности, и при этом вернуть отцу его прежнюю беспечность и свободу.

– Надеюсь, твой паспорт все еще в портфеле? – спросил я.

– Да. Он был в портфеле, когда мы летали в Париж.

– Хорошо.

– А твой? – пришла ему в голову неприятная мысль.

– Под развалинами. Не важно, я сделаю дубликат. У тебя есть американская виза?

– Есть. У меня была и австралийская. Правда, только на один год. Когда мы поедем в Австралию, нужно будет сделать новую в их посольстве.

– А как ты смотришь на то, чтобы отправиться в Америку прямо завтра? – спросил я.

– Завтра?! Но как?

– Я отвезу тебя в аэропорт и посажу в самолет.

– Черт побери, я совсем не об этом!

– Не важно. Короче, скачки на Кубок коннозаводчиков будут через три недели в Санта-Аните. Почему бы нам не позвонить Рэмзи Осборну и тренеру Блу Кланси? И почему бы тебе не полететь завтра в Лос-Анджелес и не провести эти три недели в приятной компании на скачках? На ипподроме в Санта-Аните скачки проходят каждый день. Насколько я тебя знаю, ты мгновенно станешь среди этих коневодов душой компании. Рэмзи Осборн тебя со всеми познакомит. Ты остановишься там же, где организаторы Кубка, в гостинице «Беверли-Уилшир». Я слышал, она совсем рядом с Родео-драйв, где полно отличных магазинов мужской одежды, так что ты сможешь прямо там обзавестись приличным гардеробом. Купи там десяток рубашек, это сильно облегчит твой карман. Забудь о Квантуме. Забудь об этой чертовой семейке. Они ни за что не догадаются, где тебя искать, и ты сможешь спать спокойно.

Я прервался только для того, чтобы перевести дыхание, не давая отцу высказать свои возражения.

– А в четверг после Кубка коннозаводчиков в Австралии будут скачки на Кубок Мельбурна. Это самые грандиозные австралийские скачки. На них собирается вся страна. Многие поедут в Мельбурн прямо с Кубка коннозаводчиков. Ты можешь перезнакомиться там со множеством народу. Я слышал, это просто изумительное зрелище. Я никогда там не был и очень хочу хоть раз на них попасть. А как только мой паспорт восстановят, я приеду к тебе, если ты, конечно, все еще хочешь, чтобы я был рядом.

Вначале он слушал безо всякого воодушевления, но потом разулыбался. Я предлагал совершить нечто неожиданное, резко переменить обстановку – Малкольму это всегда очень нравилось и, с радостью заметил я, нравится по сей день.

– Черт возьми, это куда лучше, чем торчать безвылазно в этом «Ритце»! – заявил он.

– Чудесно. Доставай свою записную книжку с телефонами.

Мы быстро обо всем договорились. Блу Кланси отправят в Америку, как только он придет в форму после скачек во Франции. Рэмзи Осборн, который был сейчас по уши завален работой в Стэмфорде, штат Коннектикут, тут же предложил Малкольму погостить чуть ли не у дюжины его старинных друзей в западных штатах. Почему бы Малкольму не съездить в Лексингтон, своими глазами посмотреть, где выращивают чудесных породистых лошадей? У Рэмзи в Лексингтоне были хорошие друзья, которые с радостью примут у себя его компаньона. Рэмзи может прямо сейчас позвонить им и обо всем договориться. «Оставайтесь на связи, парни», – сказал Рэмзи Осборн. Он договорится с друзьями и сразу же перезвонит. В Коннектикуте сейчас как раз завтрак, сказал он. В Лексингтоне – на час раньше. Он проверит, не валяются ли эти лежебоки до сих пор в постели.

Так или иначе, Рэмзи перезвонил нам через каких-то двадцать минут. Как и раньше, Малкольм говорил по телефону из гостиной, а я поднял трубку в своей спальне.

– Все улажено, Малкольм. Они будут встречать тебя завтра, а я подъеду в воскресенье. Это в самом деле чудесные люди, они тебе обязательно понравятся. Дэйв и Салли Кендер. Ферма Догвуд-Дрифт, под Лексингтоном, – Рэмзи продиктовал номер телефона. – Записал?

Малкольм записал.

Рэмзи спросил, где Малкольм собирается остановиться на Кубке коннозаводчиков.

– «Беверли-Уилшир»? Прекрасно! В самом центре событий. Я прямо сейчас забронирую нам два номера.

Малкольм объяснил, что ему нужен двойной люкс, он приедет со мной.

– Ясное дело, – согласился Рэмзи. – Никаких проблем! Увидимся! Мы о вас позаботимся и получим массу удовольствия.

Гостиная показалась какой-то маленькой и тихой после того, как Рэмзи положил трубку, зато Малкольм заметно оживился. Мы тут же поехали на такси в австралийское посольство и продлили ему визу. На обратном пути остановились сначала в банке, где отец выписал побольше дорожных чеков, потом на Пиккадилли, недалеко от «Ритца», где зашли в магазин Симпсона и заново оделись с головы до ног, не забыв и о чемоданах, чтобы все это уложить. Малкольм заплатил за все мои покупки. Я не стал спрашивать о билете до Калифорнии для меня, но оказалось, что отец уже сам продумал все мои расходы и вечером выдал мне толстую чековую книжку, вместе с некоторыми дополнительными указаниями.

– Это на билет и всякое такое. Заплатишь Артуру Белбруку и Норману Весту. Заплатишь подрядчикам за дом, заплатишь за прокат машины. Заплатишь по своим счетам. Кажется, все?

– А билеты в Австралию?

– Мы закажем их отсюда, утром. Я заплачу сразу и за них, и за свой билет до Лексингтона. Если получится взять тебе билет в Лос-Анджелес без указания даты вылета, я заплачу сразу и за него.

Мы договорились о телефонных звонках. Он мне звонить не будет, а я буду звонить ему почти каждый день.

Ужинали мы в приподнятом настроении, утренний кошмар наконец остался позади. Малкольм поднял бокал:

– За Блу Кланси! И за скачки! И за жизнь!

– За жизнь! – откликнулся я.

Я, как и обещал, отвез Малкольма утром в аэропорт и посадил в самолет до Лексингтона, с посадками в Нью-Йорке и Цинциннати. Он немного волновался и перед посадкой посмотрел на меня долгим печальным взглядом.

– Не думай, что я не понимаю, чем я тебе обязан, – сказал отец.

– Ты ничем мне не обязан.

– Чертова Мойра! – внезапно вырвалось у него. Малкольм помахал мне на прощание и скрылся в салоне.

Не волнуясь больше за него, я позвонил из аэропорта старшему инспектору Эйлу, но застал в участке только его заместителя. Инспектор уехал в Квантум и просил передать, когда я позвоню, что он приглашает меня к нему присоединиться. «Да, конечно, – ответил я, – я уже выезжаю и буду в поселке через каких-нибудь сорок минут».

Дорога к дому была уже не так запружена, как вчера, но новые толпы любопытствующих продолжали прибывать. Я подъехал к воротам, и после недолгих переговоров по рации дежурный пропустил меня во двор. Как только я вышел из машины, рядом со мной очутился полицейский. Это был уже другой парень, не тот, что дежурил вчера.

Старший инспектор Эйл, предупрежденный по радио постовым у ворот, появился со стороны кухни и направился ко мне.

– Как там господин Пемброк? – спросил он, пожимая мне руку. Спросил с искренним беспокойством, а не просто из вежливости.

– Потрясен.

Инспектор понимающе кивнул. На нем был легкий плащ, и он заметно дрожал от холода – наверное, уже довольно долго пробыл на улице. Вчерашний порывистый ветер усилился, небо совсем заволокло тучами, как перед дождем. Эйл озабоченно глянул на них и предложил пройти вместе с ним в сад позади дома.

Спереди Квантум казался печальным и ослепшим, с яркими пятнами фанерных щитов на месте окон и тяжелым черным брезентом, нависавшим сверху. Брезент закрывал огромную дыру посреди крыши. Сзади окна тоже были заколочены, дыра в крыше затянута брезентом, но пролом в стене все еще был открыт. Там суетились несколько человек в строительных касках и толстых спецовках, они понемногу разгребали завал на нижнем этаже, выносили обломки наружу и складывали в кузов машины, которая стояла поблизости, на лужайке.

– Они собираются все это вынести руками? – спросил я.

– Насколько это необходимо, – ответил инспектор. – У меня есть для вас сюрприз.

Он кивнул человеку в бежевом комбинезоне и голубой каске, который сразу же подошел и спросил, как меня зовут.

– Ян Пемброк, – вежливо ответил я.

Он расстегнул комбинезон, сунул руку во внутренний карман и достал помятую синюю книжечку, которую с довольной улыбкой протянул мне:

– Он вам еще пригодится.

Быть не может! Мой паспорт!

– Где, во имя всего святого, вы его нашли?! – просияв, воскликнул я.

Он пожал плечами и кивнул в сторону дома.

– Мы уже вытащили из-под развалин кое-что целое. Можете пойти посмотреть, но не стану вас слишком обнадеживать…

Я спрятал паспорт в карман своей новенькой куртки от Симпсона и порадовался, что не придется хлопотать о дубликате.

– А вы не нашли там золотых с серебром расчесок?

– Не все сразу.

– Отец ими очень дорожит.

– Мы постараемся хорошенько поискать. А теперь, раз уж вы приехали, помогите нам кое с чем разобраться.

– Можете на меня рассчитывать.

Это был приятный мужчина примерно пятидесяти лет, похожий на военного, явно хороший специалист в своем деле. Он представился как господин Смит, эксперт по взрывчатым веществам.

– Когда вы приехали сюда вчера утром, не заметили ли вы какого-нибудь необычного запаха? – спросил он.

Неожиданный вопрос. Я постарался припомнить.

– Пахло только битым кирпичом. Ветер поднимал пыль в воздух. Пыль забила мне все горло.

Смит хмыкнул.

– Это очень похоже на взрыв газа, но вы совершенно уверены, что газа в доме не было, не так ли?

– Уверен.

– Вы знаете, как пахнет кордит? – спросил он.

– Кордит? Наверное, как после выстрела из ружья?

– Совершенно верно.

– Тогда, конечно, этот запах я знаю.

– И вы не помните похожего запаха вчерашним утром?

Я озадаченно посмотрел на него.

– Но здесь не стреляли.

Смит чуть улыбнулся и спросил:

– Вы знаете, что такое кордит?

– Не очень.

– Его раньше очень широко использовали как взрывчатку. Пока Нобель в тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году не изобрел динамит. Кордит значительно слабее динамита. Это просто один из видов крупнозернистого пороха. Но его до сих пор используют при некоторых видах взрывных работ. Он взрывается сравнительно медленно, волна проходит примерно две тысячи пятьсот метров в секунду или чуть больше. Он взрывается как газ. Он не пробивает в стенах множество мелких отверстий, как динамитный заряд. Скорее взрыв кордита напоминает взрыв перекачанного баллона, который разрывается от внутреннего давления.

Я посмотрел на дом.

– Да, примерно так это и выглядит, – подтвердил Смит.

Я нахмурился, пытаясь вспомнить.

– Кордит… Никаких ассоциаций.

– После взрыва надолго остается сильный запах.

– Да… но нас не было здесь до десяти, а взрыв произошел в полпятого утра, и погода была ветреной, как и сегодня. Видимо, весь запах успел выветриться. А те люди, которые пришли сюда раньше нас? Что они говорят?

– Сегодня их уже не найти, – кратко ответил Смит. – Мы не можем их расспросить.

– Мне никто ничего не говорил о запахе, – сказал я. Эксперт пожал плечами.

– Мы проведем химический анализ. В любом случае нам бы пришлось это делать. Но я склонен считать, что это был именно взрыв кордита.

– А где можно достать этот кордит? Он где-нибудь продается? – спросил я.

Смит решительно ответил:

– Нет, в магазинах его не продают. Может, лет двадцать назад он и был в продаже, но теперь – нет. Сейчас развелось столько террористов, что отпуск всех взрывчатых веществ приходится строго контролировать. И обычному человеку было бы очень трудно раздобыть достаточное количество взрывчатки. В продаже и сейчас есть несколько видов взрывчатых веществ, но детонаторов к ним нет.

Я внезапно понял, что представляю себе этот кордит как маленькие заряды вроде тех, которые нужны для огнестрельного оружия, несмотря на то что взрывом разнесло полдома…

– Сколько кордита потребовалось для этого? – спросил я, показывая на руины.

– Я с ним никогда не работал. Изрядное количество.

– А в чем он мог быть спрятан?

– В чем угодно.

– Как выглядит этот кордит? Что-то вроде желе?

– Нет, желеобразная взрывчатка – это тринитротолуол, ТНТ. Этой вязкой жидкостью наполняют заряды авиабомб, и уже внутри она загустевает и действительно напоминает желе. А кордит – это такой крупнозернистый порошок, похожий на ружейный порох. Для того чтобы произошел взрыв, его нужно сильно сжать. Сдавить в ограниченном пространстве. Тогда начнется химическая реакция, в результате которой и образуются собственно взрывчатые вещества.

– Образуются! – повторил я и поспешно добавил: – Спасибо, мне все понятно, не нужно больше объяснять.

Он посмотрел на меня с какой-то жалостью, но прервал свою лекцию и вернулся к исследованию развалин. Инспектор спросил, не имел ли кто-нибудь из Пемброков когда-нибудь какое-либо отношение к взрывчатке. Я ответил, что, насколько мне известно, ничего такого не было. Это совершенно на них не похоже.

– Может быть, их друзья этим интересовались? Или работали со взрывчатыми веществами?

Я не знал. Никогда не слышал ничего подобного.

Я оторвался от созерцания рабочих из команды Смита, которые докапывались среди развалин до истины, и перевел взгляд на толпу зевак за красной лентой на лужайке. Сегодня их было ничуть не меньше, чем вчера. Наверное, работа по расчистке руин сама по себе достаточно заманчивое зрелище.

Артур Белбрук снова был здесь, делился впечатлениями. Я подумал, что ему, наверное, нравится быть в центре внимания. Это он первым наткнулся на труп Мойры, а теперь еще и дом… Артур рассказывал так, будто только он знает, как все случилось на самом деле, расставив пошире ноги и выпятив живот. Собаки на поводках терпеливо ждали. Наверное, им не очень нравилось слушать, как Артур едва ли не в двадцатый раз рассказывает о жизни и смерти Пемброков.

Почему-то в моем представлении запах кордита связался с Артуром, я даже не понял вначале, в чем тут дело, но потом вспомнил, что он подстерегал меня на лестнице с ружьем, когда решил, что в дом забрались грабители.

Я попробовал прогнать непрошеные мысли, но они вернулись, как будто я упустил что-то важное и это относится совсем не к Артуру с его дробовиком.

Тогда к чему?

Я сдвинул брови, стараясь вспомнить.

– В чем дело? – спросил Эйл, внимательно наблюдая за мной.

– Ничего, в общем-то…

– Вы о чем-то задумались. Кто-то из вашей семьи был связан со взрывчаткой?

Я даже улыбнулся:

– Да нет, я совсем не об этом. Запах кордита…

Запах кордита туманным утром, и садовник… не Артур, а старый Фред, который работал у нас раньше… он предупреждал нас, детей, что надо держаться подальше, уйти на самый край поля, он не хочет, чтобы нам поотрывало головы…

Я внезапно вспомнил, эта картина встала перед моими глазами как живая. Я пошел к Смиту, который давал своим ребятам ценные указания, и спросил без предисловий:

– У кордита есть какое-нибудь другое название? Он повернулся ко мне, не выпуская из рук кусок кирпича и какую-то доску.

– Обычно его называют «черным порошком».

«Черный порошок».

– А почему вас это интересует?

– Понимаете, у нас здесь когда-то был «черный порошок». Давно, мы тогда были еще маленькими. Лет двадцать назад, может, даже больше. Но я думаю… некоторые могут вспомнить… как я сейчас.

Эйл, который подошел за мной и прислушался к разговору, спросил:

– Что вспомнить?

– Возле ручья когда-то росли три или четыре старые ивы, прямо посреди лужайки, – я показал где. – А этим деревьям никак не больше двадцати лет. Они растут очень быстро… их посадили, когда выкорчевали старые. Это были очень старые, могучие высокие деревья.

Эйл сделал нетерпеливый жест, поторапливая меня, как будто описание давно исчезнувших деревьев, какими бы древними они ни были, особого значения не имело. Я продолжил:

– Они уже начали засыхать, и при сильном ветре старые ветви могли сломаться и на кого-нибудь упасть. Старый Фред, который много лет проработал у нас садовником до Артура, сказал, что это небезопасно и деревья нужно убрать. Он пригласил лесорубов, и они спилили старые ивы. Это было ужасно – смотреть, как они падают… – Я не собирался рассказывать инспектору Эйлу, что почти вся семья была в слезах, когда срубили деревья. Они были нашими друзьями, любимым местом игр, мы вскарабкивались на них, представляя себя в диких джунглях… И вот солнечный свет стал слишком ярким, а на земле лежали мертвые стволы, которые разрезали на куски и сожгли. Ручей стал совершенно другим, его больше не скрывала загадочная густая тень деревьев, и он превратился в самый обыкновенный ручеек.

– Продолжайте. Что там дальше с этими деревьями? – сказал Эйл с плохо скрываемым раздражением.

– Пни. Рабочие спилили деревья слишком низко от земли и остались пни, которые никак нельзя было выкорчевать. С фермы приезжал трактор, но без толку… – Мы прекрасно провели тогда время, целый день катаясь на лошадях. – Убрать пни никак не получалось, а старый Фред не хотел оставлять их, и решил взорвать… «черным порошком».

У Эйла вырвался вздох удивления.

«Черный порошок» – это звучало, как что-то связанное с пиратами. На нас, детей, это произвело грандиозное впечатление. Фред достал свой черный порошок, продолбил здоровую дырку в середине первого пня и заполнил ее порошком. Взрыв был ужасным. Хорошо, что старый садовник предусмотрительно отослал нас подальше, потому что этим взрывом самого Фреда отбросило на сотню футов от пня. Пень выворотило из земли, на его месте образовалась громадная яма, как будто там схватились слон и осьминог. Но на шум из дому прибежал встревоженный и злой Малкольм, посмотреть, что случилось, и запретил Фреду взрывать остальные пни.

Как только я пересказал Эйлу и Смиту основные детали, недостающие части головоломки сами собой всплыли в моей памяти. Я замолчал, внезапно осознав значение того, что я вспомнил.

– Фред спрятал коробку с «черным порошком» обратно в сарай для инструментов и наказал нам никогда ее не трогать. Мы были не очень благоразумными детьми, но не сумасшедшими, поэтому послушно оставили коробку в покое. Там она и стояла, пока ее не завалили разным ненужным хламом. Больше никто не доставал ее, и со временем о ней вообще позабыли… Но, может быть, взрывчатка испортилась за столько лет?

– Динамит сохранил бы свои свойства в простом сарае не больше года, – пояснил Смит. – Он легко разлагается и после одного жаркого лета пришел бы в негодность. Но кордит – «черный порошок» – очень стойкий, и за двадцать лет с ним ничего бы не сделалось.

– Так чего же мы ждем? – сказал Эйл и пошел к сараю, который стоял за гаражом возле палисадника.

Вчера я не заглядывал в этот сарай, но, если бы это и пришло мне в голову, я даже не подумал бы о «черном порошке». Это были слишком давние воспоминания.

– Где была коробка? – спросил Эйл.

Я растерянно смотрел на нагромождение инструментов и разного хлама. Я не бывал здесь уже очень давно, за это время сарай перешел от Фреда к Артуру. Во время сильных дождей Фред сидел здесь на перевернутом ящике из-под апельсинов, а Артур притащил старое кресло. У Фреда был поднос с коробочкой кускового сахара и треснувшей кружкой, он иногда пил здесь чай. У Артура был электрический чайник. Фред заботливо берег старые инструменты, а у Артура все было новенькое, кое-где на ручках даже сохранились этикетки.

Между креслом и стойкой с инструментами, посредине довольно большого сарая, были свалены моторы, пилы, скобы от изгороди и – в дальнем темном углу – ненужные поломанные инструменты, выбросить которые у Артура никак не доходили руки. Такая же куча мусора, как и в подвале.

Все это наверняка никто не разгребал уже не один год, но Эйл подозвал двух молодых полицейских и приказал вынести все из сарая и аккуратно разложить на земле. Смит вернулся к дому, а мы с инспектором наблюдали за работой полицейских. Вскоре к нам подошел Артур Белбрук, который увидел, что полиция забралась в его сарай.

– В чем дело? – подозрительно спросил он.

– Когда вы в последний раз наводили порядок в этом сарае? – спросил его инспектор.

Артур возмутился. Ему показалось, что вмешиваются в его личные дела. Я сказал:

– Вы только ответьте. Нам нужно это знать.

– Я собирался прибрать тут, – начал оправдываться садовник. – Этот мусор остался еще от Фреда.

Старший инспектор кивнул, и мы все вместе повернулись к полицейским, которые выносили из сарая поломанное, ненужное барахло. Наконец один из них вытащил грязный деревянный ящик, который я не сразу узнал, потому что он показался мне меньшим, чем я себе представлял. Он поставил ящик на землю. Я нерешительно сказал:

– Никто из них не способен на такое…

Инспектор спрятал блокнот.

– Может быть, вы и правы.

К нам снова подошел Смит.

– Вы подали мне хорошую идею. С этими взорванными пнями. Можете вы набросать план дома, особенно верхнего этажа?

Я сказал, что, должно быть, смогу. Мы прошли в гараж, чтобы укрыться от ветра, я положил лист бумаги на капот машины Мойры и сделал лучшее, на что оказался способен как художник. По ходу дела я давал пояснения:

– Все пространство между главными стенами занимала большая гостиная. Почти тридцать футов в ширину. Над ней – моя комната, примерно восемь футов в ширину, двенадцать в длину, с окном в сад на короткой стене. Затем идет спальня Малкольма, около пятнадцати футов шириной и гораздо длиннее моей. Коридор поворачивал вокруг нее… потом – его душевая, тоже со стороны сада, между душевой и спальней – небольшая комната, там переодевались… Личные апартаменты Малкольма примерно двадцать два фута длиной со стороны сада и около девятнадцати в ширину.

Смит изучил рисунок.

– Значит, ваша комната и комнаты вашего отца были расположены как раз над гостиной?

– Да, получается так.

– Большой дом, – заметил он.

– Он раньше был еще больше. На месте кухни была приемная, а там, где сейчас гараж, были кухни и комнаты для слуг. С другой стороны, где коридор выходит прямо в сад, были оружейная, оранжерея, музыкальная комната и маленький загон для кроликов. Я не застал тех времен, когда крылья дома еще стояли, но видел фотографии. Малкольм велел их снести, когда получил дом в наследство, чтобы легче было обходиться без толпы слуг, которые были при его матери.

– Ага, так вот почему на первом этаже нет окон в боковых стенах.

– Да, – согласился я.

Он взял карандаш, что-то подсчитал и нахмурился.

– А в каком месте находилась кровать вашего отца? Я показал:

– Напротив стены между его комнатой и лестничной площадкой над гостиной.

– А ваша кровать?

– У стены между моей комнатой и отцовской. Смит некоторое время внимательно рассматривал план, что-то про себя прикидывая, потом сказал:

– Я считаю, что взрывное устройство находилось вот здесь, посередине. У вашего отца возле кровати случайно не было никакого сундука или ящика?

Я удивился.

– Был. Длинный ящик с обитой мягкой тканью крышкой, чтобы можно было на него садиться. Малкольм держал там свои теннисные ракетки, когда увлекался теннисом.

– Значит, в этом ящике и был спрятан заряд. Или под кроватью вашего отца. Но если ящик стоял как раз возле кровати, я больше склонен думать, что в нем. – Смит снова взял карандаш и еще что-то подсчитал. Казалось, он что-то обдумывает.

– А в чем дело? – спросил я.

– М-м-м… в общем, из-за этих ваших пней я подумал о взрывчатке, которую сейчас используют фермеры и землевладельцы, чтобы корчевать пни и сносить старые постройки. Она безопаснее кордита. И составные части запросто можно купить без всякой регистрации, а потом самому смешать.

– Звучит немного… странно, – сказал я. Смит чуть улыбнулся.

– Приобрести детонаторы гораздо сложнее.

– Что это за состав? – спросил я. Инспектор тоже слушал очень заинтересованно.

– Селитра и дизельное топливо, – ответил эксперт.

– Что? – растерялся я. Смит снова улыбнулся.

– Нитрат аммония. Такое удобрение. Оно продается в любом хозяйственном магазине или в специальных магазинах для садоводов. Его смешивают с дизельным топливом. Чертовски просто. Нужно будет заглянуть в справочник, ко, насколько я помню, примерно шестнадцать частей селитры на одну часть горючего. Единственная загвоздка, – он сморщил нос, – его понадобится довольно много, чтобы произвести такие разрушения, как здесь. Я проверю по справочнику, но, кажется, объем в кубических метрах надо разделить на три, получим ответ в килограммах.

– Какой обьем?

– Объем пространства, которое нужно расчистить взрывом.

На моем лице отразилась целая буря чувств. Смит посмотрел на меня, но решил не обращать внимания.

– Скажем, вам нужно разрушить все в помещении площадью девять квадратных метров и высотой три метра. Значит, двадцать семь кубических метров, правильно? Примерно соответствует объему вашей спальни. Делим на три, получаем девять. Значит, потребуется девять килограммов взрывчатого вещества.

– Поэтому в репортажах о террористах всегда точно указывается вес бомбы? – медленно сказал я.

– Совершенно верно. Объем разрушений пропорционален размеру… э-э-э… бомбы. Если удается установить вид взрывчатого вещества и измерить участок разрушений, можно сказать, сколько на это ушло взрывчатого вещества.

Старший инспектор понимающе кивнул, как будто слышал это уже не в первый раз.

– Но вы же сказали, что бомба взорвалась не в моей комнате.

– Да. Если бы в вашей комнате взорвалось девять килограммов нитрата аммония, от комнаты бы ничего не осталось и вокруг нее образовалась бы приличная дыра. Но не думаю, что от этого разнесло бы полдома. А вот если разместить заряд в ящике возле кровати вашего отца, нужно рассчитывать где-то на… – он снова что-то просчитал, – …на почти семьдесят пять кубических метров спальни вашего отца… то есть двадцать пять килограммов взрывчатки.

– Довольно много, – задумчиво сказал я.

– Столько спокойно поместится в большом чемодане. Если использовать кордит, его тоже понадобится целый чемодан. Чтобы разрушить весь дом, потребовалось бы вчетверо больше, и разместить его надо было в четырех местах у опорных стен на первом этаже. Люди почему-то думают, что для большого взрыва нужен совсем маленький заряд, но это не так.

– А что вызывает взрыв? – спросил я.

Смит только вежливо улыбнулся, ему не хотелось делиться своими профессиональными тайнами. Потом все же сказал:

– Могу сказать только, что нужна гремучая ртуть и электрическая дуга.

– Объясните, пожалуйста. Он замялся, пожал плечами.

– НАМР не взрывается самопроизвольно, это слишком устойчивое соединение.

– Что такое НАМР? – вставил я.

– Нитрата аммония масляный раствор. По первым буквам – НАМР.

– Вот как… Извините.

– Чтобы он взорвался, нужно ввести в состав вещество, которое легко взрывается, – то есть детонатор. Потом надо сделать устройство, которое взорвет сам детонатор. Например, электрическую дугу, на обычных батарейках. От искры сработает детонатор и взорвет основной заряд НАМР. И бомба…

– Взорвется.

– Совершенно верно.

– Взрыв произошел в полпятого утра. Наверное, там был часовой механизм?

Эксперт довольно кивнул.

– Как раз его мы и ищем. Если он был сделан из будильника, должны были остаться части механизма, и мы обязательно должны их найти. Они всегда остаются после взрыва, часовой механизм не уничтожается, только разлетается на куски.