"Агнец на заклание" - читать интересную книгу автора (Иден Дороти)Глава 5Уже во второй раз после приезда Элис обратила внимание на хищных птиц. Три из них сидели на крыше автобуса, который только что подъехал к отелю. Они смотрели своими проницательными глазами по сторонам и впивались клювами в багаж и сумки. Когда двери отеля открылись и несколько человек вышли, птицы взлетели и скрипуче закричали. Под их крыльями было буйство красок — ярко-зеленый, голубой, кроваво-красный цвет. Должно быть, это и пугало ягнят, за которыми они охотились. Одна птица уселась неподалеку и, сложив крылья, сверлила Элис глазами. И снова дурное предчувствие охватило девушку. Она чертыхнулась и махнула рукой в сторону толстых горных хищников. Элис заколебалась перед входом в отель. Мужество, с которым она собиралась сюда, покинуло ее. В домике, стоя перед зеркалом, Элис говорила: «Извини, Камилла, извини, дорогая. Я знаю, как ревностно ты относишься к своей одежде, но я вынуждена это сделать ради тебя же самой». Уэбстер взлетел на спинку кровати и уставился на нее, вертя головой. — Ну, энциклопедия. Что ты про все это думаешь? — Никогда, — проскрипел Уэбстер. — Согласна, — кивнула Элис серьезно. — И я почти уверена, что так сказала бы и Камилла. Никогда. Конечно. Она подняла воротник шубки до подбородка. Шуба была ей чуть великовата, и Элис почувствовала себя, как в уютном сером коконе. Камилла была выше ее ростом. Хорошо скроенная летящая спинка и воротник шалькой наверняка смотрелись на ней очень здорово. Камилла в ней, видимо, немало повеселилась. Шуба, конечно, не из дорогих. Это не норка, не шиншилла ее матери, но для Камиллы, которая считала каждый пенни и сама себя одевала, эта шуба фунтов за триста — целое состояние. И потому Элис знала: подруга никогда не оставила бы такую вещь. Интересно, сегодняшний вечер объяснит хоть что-то? Она подняла голову, еще помедлила. Таинственный Дэлтон Торп, добрый Дандас, насмешливый Феликс. Она не боялась ни робкого Дандаса, ни Феликса, слишком хорошо знакомого ей, слишком хорошо. И никакого другого мужчины. Было лишь что-то неуловимое, дурное предчувствие, будто заползающее в нее вместе с дождем, и этот сладкий запах гвоздики, напоминающий, что Камиллы нет. Разрешится ли хоть что-то сегодня? Элис встала в позу, продекламировала: «Кажись им невинным цветком, но будь хитрой» — и посмотрела на свое отражение в зеркале. — Никогда, — бормотал Уэбстер. Элис посмеялась над абсурдностью происходящего, и дурное предчувствие улетучилось. Но теперь, когда ей предстояло открыть двери отеля, это чувство снова вернулось, и, переполненная им, она вошла. Но ничего не случилось. Элис села, позвала официанта, заказала шерри. Затем слегка приспустила с плеч шубу и огляделась. Посетители — обычные туристы, загорелые и уже облезшие на солнце. Они громко говорили о мускулах, о трещинах во льду, об осыпях гальки. Один или два молодых человека с любопытством посмотрели на нее, приняв за новенькую. Гостиная отеля была большая, отделанная деревом, с огромным камином и горными пейзажами на стенах. Элис слышала, как снаружи хрипло кричали птицы. Пошел дождь, и легкая пелена тумана нависла за окном. Но здесь было тепло и уютно. Появились Дандас и Маргарет. Девушка первой вошла в дверь, но тотчас скользнула за отцовскую спину, желая остаться незамеченной. Она была хорошо сложена и, если бы научилась грациозно и уверенно ходить, могла бы показаться хорошенькой, несмотря на густые брови и тяжелый подбородок. Элис предположила, что Маргарет носит такую тесную одежду от желания выглядеть стройнее. Сегодня она надела коричневое бархатное платье, которое было выходным еще года два назад. Ее волосы были заплетены в две толстые косы и уложены вокруг головы. Она являла собой любопытную смесь ребенка и женщины. Она казалась очень несчастной. Вероятно, недавно что-то случилось. Оглядевшись, Дандас заметил Элис, и его лицо засветилось удовольствием. — Мисс Эштон! Я сам хотел пригласить вас, но боялся, что вы сочтете меня слишком самонадеянным. Вежливая речь совершенно не вязалась с обликом Дандаса и видом его безвкусно одетой дочери. — О нет. Я бы так не подумала, — ответила Элис. — Привет, Маргарет. Сядете со мной? — Да, если можно. Что вы пьете? Давайте закажем еще. Элис сняла шубку и похлопала ладошкой по дивану, предлагая Маргарет сесть рядом. Девушка подчинилась, а Дандас подозвал официанта. — У вас шерри, мисс Эштон? Пожалуйста, еще три шерри. Сегодня мы будем взрослыми. Так, Маргарет? Элис поинтересовалась: — А разве она пьет шерри? — Ну, она еще никогда не пила, да и не хотела, правда, дорогая? Она, в общем-то, еще мала. И я очень рад этому. Я бы не хотел ее потерять. — Он положил руку на плечо дочери. — Меня удивило, когда она отказала молодому деревенскому парню, пригласившему ее на танцы. — А почему ты не пошла? — спросила Элис у Маргарет. Подошел официант с напитками, и, пока Дандас расплачивался, Маргарет с жаром сказала: — Как я могу, если мне нечего надеть? Но в следующий же миг она взяла бокал с шерри и снова замолчала. Прежде чем Элис успела что-то ответить, двери открылись и все головы повернулись к Кэтрин Торп. В темно-красном платье, в сопровождении очень высокого мужчины она вошла в гостиную. Элис поняла, что, появление Кэтрин всегда вызывает возбужденный интерес. В отличие от бедной Маргарет, чей отец явно не хотел, чтобы дочь вырастала, Кэтрин была одета, как женщина, которую считают сокровищем. Мужчина, стоявший за ней с торжественным выражением на узком бледном лице, был красив. Элис вспомнила восторженные заметки Камиллы: «Как Рудольф Валентине!» И теперь она поняла, что имела в виду подруга. Удивительно, что ни он, ни его сестра не состояли в браке. Элис импульсивно наклонилась к Дандасу. — С мисс Торп я знакома, но хотела бы познакомиться с ее братом. Вы меня представите? — Разумеется, — вежливо кивнул он. Дандас пересек гостиную, подошел к брату и сестре. Сердце Элис учащенно забилось, но не потому, что она обменивалась рукопожатием с этим загадочным человеком (он, вероятно, тоже с дурным характером, подумала она невольно), а из-за того, что она собиралась сделать. Она услышала, как Кэтрин Торп сказала: — О, мы уже знакомы. Элис приедет к нам в гости, Дэлтон. Ей показалось, что Дэлтон нахмурился, но почему — она не могла понять, поскольку его брови всегда были сведены вместе. Она инстинктивно почувствовала, что он не любит гостей. Особенно женщин. Или, может быть, потому, что она была подругой Камиллы? Возможно, болтовня Камиллы его забавляла. Молчаливые мужчины часто любят болтливых женщин. Может, он сейчас так хмур из-за неверности Камиллы? — О да, — сказал он напряженно. И Дандас, чтобы как-то заполнить неловкую паузу, проговорил: — Что вы будете пить, мисс Торп? У Элис перехватило дыхание, но она взяла себя в руки и спокойно произнесла: — А вон наш водитель автобуса, мистер Додсуорт. (Феликс, я не собираюсь всю жизнь теряться, завидев тебя. Сейчас это случилось просто по привычке. А если это не так, пожалуйста, постарайся не попадаться мне на глаза.). Дандас повернулся. — О да. Но на самом деле он не водитель. В действительности он актер, и небезызвестный. Так говорила Камилла. Очень интересный человек. К нему здесь относятся, как к гостю. Может, мы пригласим его выпить с нами? Кэтрин обернулась, ее блестящие глаза замерли на Феликсе. — О, пожалуйста, пригласите, — приветливо кивнула она. Дэлтон нахмурился еще сильнее, положил свою руку на руки сестры, собираясь что-то сказать, но потом сдержался, а Дандас подозвал Феликса. Живая улыбка Додсуорта была обращена ко всем. — Привет, Элис, привет Маргарет. Но когда его представили Кэтрин Торп, он задержал свой теплый обволакивающий взгляд на ней. Элис хорошо знала этот взгляд. Она привыкла обманывать себя, считая это просто оценкой нового таланта. Так было раньше. Но сейчас она уже понимала — это было откровенное поклонение красивой женщине. И вдруг стало совсем легко проделать то, что она собиралась. Это поможет отвлечься от мыслей о Феликсе. У всех было что выпить. Элис подняла рюмку и с радостным удивлением предложила: — А почему бы нам не выпить за Камиллу? Мы должны пожелать ей счастья! Улыбнется ли хоть кто-то, хоть чуточку? Только Феликс. — Прекрасная мысль! — И он поднял бокал. — Счастья и долгих лет Камилле! Остальные мрачно чокнулись. Их лица, лица хорошо воспитанных людей, ничего не выражали. — Она еще долго могла бы разбивать мужские сердца, — беззаботно заметил Феликс. Его веселье не было неискренним — рядом стояла другая красивая женщина. («Почему я не встретил тебя раньше?» — мог бы он спросить Кэтрин.) И его теплый обожающий взгляд остановился на ее лице. Элис встала, подхватила шубку и нарочито накинула ее на плечи. — Хотя лично я, — сказала она, — не думаю, что Камилла где-то далеко, потому что она бы никогда не оставила такую шубу. Все обратили на нее внимание. Элис закружилась, демонстрируя шубу. — Красивая, правда? — спросила она. — И, должно быть, самая лучшая вещь Кэм. Почему же она уехала, не взяв ее? Она была тщательно уложена в сундук. Сперва я даже подумала, что там тело, но… Элис замолчала, поскольку Кэтрин Торп побледнела и откинулась на спинку стула. — Что вы подумали? — прошептала она. Элис медленно села. Она заметила, что Маргарет также испугана. Ее рот слегка приоткрылся, сильные руки стиснуты, а в глазах — ужас. Но внимательнее она наблюдала за тремя стоящими полукругом мужчинами. Три Д. Камиллы: Дандас с бесцветными глазами, с внезапно потемневшими зрачками, как у кота ночью; Дэлтон с узким лицом, хорошо владеющий собой, своим гневом и страхом, и Феликс со сдвинутыми бровями — он обычно делал так, когда кто-то переигрывал или вел себя неинтеллигентно. Вдруг Элис поняла, что все трое похожи на толстых настороженных хищных птиц, а дрожащие Кэтрин, Маргарет и она сама — на глупых и импульсивных, не очень смелых и очень беззащитных ягнят. И Камилла тоже была ягненком, Камилла, оставившая все свои пожитки и даже новую красивую шубу. Воцарилось странное напряженное молчание, которое нарушил Дэлтон Торп. — Вообще все выглядит весьма странно. Но я ничего не знаю о так называемом побеге Камиллы. — Его тон был сух. — Я не посвящен в этот секрет. — Похоже, никто из нас не был посвящен, — весело засмеялся Феликс. Дандас серьезно добавил: — Это очень плохо, особенно что касается ее работы. Занятия начинаются на следующей неделе, и она должна была об этом подумать. (Как странно, что Камилла не оставила Дандасу записку. Она всегда легкомысленно относилась к работе. Но чтобы так…). Кэтрин Торп подалась к Элис. Теперь на ее щеках пылали красные пятна. — А почему вы надели эту шубу? — прошептала она. — Ну, просто так. Камилла никогда не была против, если я надевала ее вещи. — Мне кажется, вы о ней что-то знаете. В конце концов, как получилось, что вы появились так вовремя… Дэлтон подался вперед. Лицо его было тонким и смуглым. — Кэтрин! Выражение лица Кэтрин резко изменилось. В какой-то момент показалось, что девушка разрыдается. Она что-то невнятно пробормотала, когда Дэлтон заявил: — Моя сестра очень взволнована. Она обожала Камиллу. — Она была моей лучшей подругой, — прошептала Кэтрин. — Не была, — сказал Дандас ровным голосом. — Вы употребили неверное время. Я не сомневаюсь, что Камилла вернется и расскажет нам обо всех своих прегрешениях. — Он мягко рассмеялся. — Во всяком случае, она вернется за шубой. И что все мы так беспокоимся? Маргарет заерзала и пристально посмотрела на отца. Она была похожа на испуганного кролика. Но что ее так напугало? И что напугало Кэтрин? Уж если на то пошло, никто не взволнован, никто не выбит из колеи, даже Дандас, пытающийся поддержать непринужденную атмосферу, хотя на лбу у него выступили капли пота. Несколько минут спустя все это уже казалось неудавшейся шуткой, и каждый размышлял, как Камилле удалось обмануть именно его. Разумеется, никто не заметил напряженности и нервного срыва Кэтрин Торп. Дандас организовал ужин в приятной, веселой обстановке. А после ужина начались танцы. Элис сказала: — Как весело! Кэтрин оживленно повернулась к брату и, умоляя, словно рассчитывала на отказ, попросила: — Ну, пожалуйста, давай останемся, Дэлтон. Здесь так мало молодежи для танцев. Для Маргарет это будет развлечением. Хотя, боюсь, она не сможет танцевать в этих туфлях. Все посмотрели на грубые башмаки Маргарет. Они были на размер больше, чем надо. Маргарет болезненно покраснела. — Нет, все в порядке. Я не собираюсь танцевать. Элис страдала от смущения девочки. Ей захотелось встряхнуть ее. Ну почему такая покорность? Что у нее не так? И это постоянно мрачное лицо, как у птиц. — Маргарет, это совершенно ненормально, если тебе не хочется танцевать. Ты, может быть, встретишься с тем мальчиком, который хотел тебя пригласить. Почему бы не пойти домой и не переобуться? — Ну конечно! — с горячностью подхватила Кэтрин. — А я дам тебе свой шарф. — Она сняла тонкий, как паутинка, шерстяной шарф, и он как бы поплыл вокруг ее головы. — Мы немножко взобьем тебе волосы, и ты будешь прекрасна! — Я сказала, что меня не интересуют танцы, — угрюмо повторила Маргарет. На помощь пришел отец. — Иди, моя дорогая, Элис и Кэтрин очень добры. Сделай так, как они говорят. Как это ни печально, но я понимаю, что ты выросла. — Он медленно развел руки, а потом сцепил их. — У нее нет матери, — сказала Дандас сам себе. — Мы возьмем машину, — сказала Кэтрин. — А вы выпейте без нас. В машине Маргарет вдруг выпалила: — Папа не виноват, что я так одета. Просто фотографией сейчас очень трудно заработать, и нам приходится экономить. Всю дорогу она молчала, потом повела их вверх по лестнице в маленькую строгую бедную комнатку. В отличие от тех, что внизу, эта была похожа на келью. Элис вдруг пришло в голову, что Маргарет нравится такой аскетизм. Кэтрин оглядывалась, широко открыв глаза. — Сначала макияж, — велела она и усадила Маргарет на стул перед зеркалом. На ее щеках горели яркие пятна. Кажется, Кэтрин получала огромное удовольствие от этого развлечения. — Сиди вот так, пока Элис тебя причешет. Мы сделаем из тебя королеву бала. Не смотри так угрюмо, дорогая. Тебя же не собираются убивать. Честное слово, мужчины ничего не понимают! У тебя замечательный отец, но он просто не знает, что нужно девушке. И нечего быть такой несчастной. А где у тебя туфли? Маргарет попыталась встать. Она кусала губы и выглядела такой расстроенной, что Элис поняла — Маргарет жалеет, что привела их к себе. — Нет, не вставай, — велела Кэтрин, — Элис займется волосами. ТЫ мне скажи, где туфли. Как в трансе, Маргарет ответила: — В кухонном шкафу. В белом. Кэтрин вышла, а Элис стала причесывать длинные волосы Маргарет. Она видела собственное отражение в зеркале поверх головы девушки. Ее волнистые волосы были небрежно завязаны на макушке голубой лентой, а оживленное лицо выглядело моложе, чем у семнадцатилетней Маргарет. — Ну, признайся, что ты хотела бы встретить того парня и развлечься! — попросила Элис. — Твой отец пытается задержать тебя в детстве. Но это зря. Сколько тебе лет на самом деле? — Восемнадцать. Отец просто забывает. Я ему говорила, но… — вырвалось у Маргарет, и, уставившись на отражение Элис в зеркале, она грубо добавила: — Но вообще-то в любом случае это не ваше дело. Зачем вы хотите остаться здесь? — А в чем дело? Мне нравится. И мне хочется, — ответила удивленно Элис. — Вы приехали к Камилле. Ее здесь нет. Так какой смысл вам оставаться? — Но мне хочется! Я тебе уже сказала, — повторила Элис. — Но вы не знаете… — начала было Маргарет, и ее лицо вдруг запылало от избытка чувств. Но она замолчала и квадратными ладонями провела по бедрам. Видимо, вспотели ладони, подумала Элис и вдруг без всякой причины вспомнила пот на лбу Дандаса, когда все рассматривали шубу. — Не могу найти ничего подходящего, — раздался высокий голос Кэтрин из соседней комнаты. — Не знаю чего? — спросила Элис у Маргарет. — Ничего, — пробормотала та. — Но вам надо уехать. — Боже мой! — снова раздался удивленный голос Кэтрин. — Боже мой. Что вы за люди? Ну зачем хранить такое старье? — Не знаю, почему ты так говоришь, — продолжала Элис. — Неужели ты не понимаешь, что мы все должны быть друзьями — и ты, и Кэтрин, и я? Я чувствую, что только мы сможем выяснить, что случилось к Камиллой. У нас нет скрытых мотивов, как у мужчин, с которыми Камилла обходилась слишком небрежно. Но она хорошо относилась ко мне, когда я училась в школе. Я никогда этого не забуду. Я должна убедиться, прежде чем уеду, что с ней все в порядке. Но Маргарет беспрестанно повторяла одно и то же: — Вам не надо оставаться здесь. — Ну объясни хоть что-то. — Мой отец любит таких женщин, как вы. Маленьких. Неожиданный ответ девушки был и странным, и удивительным. Элис стало легче. Бедняжка! Она ревнует. Но прежде чем Элис успела что-то сказать, влетела Кэтрин с парой черных замшевых туфель на высоком каблуке. — Ничего подходящего в том белом шкафу я не нашла. Заставь отца купить тебе новые туфли, дорогая. Но я нашла вот эти на дне старого шкафа. Ой, ну сколько же там всякого барахла! И все такое старомодное. Это вещи твоей матери? Маргарет кивнула, не отрывая глаз от туфель в руках Кэтрин. — Если бы ты умела шить, то могла бы кое-что переделать. Хотя я думаю, что вещи, пролежавшие несколько лет, никуда не годятся. Туфли тоже мамины? Примерь — может, подойдут. Маргарет, как во сне, вытянула ногу. Несмотря на высокий рост, у нее были маленькие ножки, и изящные туфли подошли. — Золушка?! — воскликнула Элис. — Прекрасно! Какие волосы, Кэтрин. Красивые, правда? И с вашим шарфом… — И чуть-чуть губной помады, — оживленно добавила Кэтрин. — Мужчины ее просто не узнают. Маргарет молчала. Она сидела, как кукла, которую наряжали. Элис беспокоили два момента. Первый — милое лицо Кэтрин походило на лицо маленькой девочки, которая наряжает куклу. И второй — туфли на ногах Маргарет были слишком современны, слишком новы… Они бы запылились и истрепались, если бы пролежали несколько лет… Маргарет не отрывала глаз от своих ног. Потому вдруг, когда Кэтрин в последний раз прошлась пуховкой по ее лицу, разразилась слезами. — Не хочу идти! Не хочу! Вы просто развлекаетесь, унижая меня! Слезы катились по ее лицу, смывая весь макияж. Она не могла успокоиться, сбросила туфли и накинулась на девушек. — Уходите! Оставьте меня! Нечего обращаться со мной, как с ребенком! Вы еще хуже отца! Я хочу, чтобы вы ушли! Наконец они оставили Маргарет и вернулись в отель. Но танцевать уже расхотелось. Кэтрин равнодушно сказала: — Едем домой, Дэлтон. Я устала. Брат почувствовал облегчение. Дандас, оказалось, тоже рвется домой. Но это — из-за его странной и непонятной дочери. Он сунул свою руку Элис и поблагодарил: — Очень мило с вашей стороны, что вы позаботились о Маргарет. Но она слишком эмоциональная девочка и, наверное, побоялась встретиться с тем мальчиком. Она слишком робка. — Да нет, там что-то с туфлями, — пробормотала Элис как бы про себя. — Может, они вызывают у нее какие-то воспоминания? — С туфлями? — переспросил Дандас. — Черные замшевые туфли? На высоком каблуке? — Да. — Да это же Камиллины. Она их оставила у нас на той неделе. Шел сильный дождь, и она ушла в резиновых сапогах Маргарет. Мне надо упаковать их вместе с остальными вещами. Элис уставилась на него. — Тогда почему Маргарет ничего не сказала об этом? Дандас засмеялся. — Я думаю, что с вами и Кэтрин — такими красавицами — девочка была скованна. — Он нежно потрепал Элис по руке. — Если Маргарет не ценит ваших усилий, их ценю я. В его искренности невозможно было сомневаться. Элис нравился этот странный добрый маленький человек, она его просто обожала. Но она обрадовалась, когда Феликс взял ее под руку и хозяйским тоном заявил, что проводит ее домой. — «О ты, несчастная, безрассудная, во все сующая нос девочка!» — процитировал он, когда они вышли на улицу. — Почему? — невинно спросила Элис. — Если ты считаешь, что наткнулась на что-то подозрительное, не бросай вот так вызов. Наблюдай и молчи. Элис слегка испугалась. Ночь была очень теплая, деревья нависали над дорогой. Она была рада этой беседе с Феликсом, она чувствовала, что он ни в чем не виноват, и инстинктивно придвинулась к нему ближе. — Ты имеешь в виду шубу? — спросила она. — Ты тоже думаешь — что-то происходит? — Не знаю. Камилла очень любила животных. Она не могла обречь их на голодную смерть. — Она собиралась вернуться, я уверена. Что-то случилось и остановило ее. Раз или два Дандас видел американский автомобиль возле ее домика. — Правда? — В голосе Феликса послышался интерес. — Ну и тайны у этой маленькой чертовки! — Она напишет и объяснит, — сказала Элис. — Но, честное слово, меня смущает, как она всех вас держала на крючке. Она ведь простенькое создание. И во мне говорит не ревность, поверь. — Я не на крючке, — сказал он беззаботно. — Не я на крючке. Элис собралась возразить, но вспомнила, как Феликс смотрел на Кэтрин Торп. Естественно, он сорвался с крючка Камиллы. Он должен быть благодарен ей даже за то, что она исчезла. Бедный обидчивый Феликс. Он не пустышка, как Камилла Мейсон, но не пропускал ни одной юной девушки. — Ну ладно, — сказала Элис. — Мне любопытно побывать у Торпов. Я не удивлюсь, если Дэлтон знает о Камилле больше других. А Кэтрин — просто душка, правда? Она спросила таким тоном, будто ей совершенно безразличен ответ Феликса. Его осторожная реплика удивила ее. — Но и глаза у Дандаса Хилла тоже блестели, не так ли? — Ты имеешь в виду — из-за меня? Какой абсурд! — Вовсе нет. Он любит маленьких женщин. Посмотри на его музей. — Именно так сказала и Маргарет! — воскликнула Элис. — Но она ревнует, а что до тебя — я точно знаю: ничего подобного не было, — добавила она спокойно. — Я вот думаю, почему Маргарет так разволновалась, увидев те туфли? Интересно, почему она не сказала, что они принадлежат Камилле, если знала это? Наверное, девочке нравится таинственность. Напрасно отец так ее воспитывает. Она слишком эмоциональна. Феликс засмеялся. — Знаешь, что бывает, когда женщина начинает вторгаться в мужскую сферу? Я желаю тебе в этом удачи, крошка. Дандас действительно хороший человек, и если ты не хочешь возвращаться в Англию… — Феликс! Как ты смеешь! — взорвалась Элис. Он всегда поворачивал дело так, что она оказывалась во всем виноватой. — Маленькая Элис, — сказала Феликс ласково. Элис отпрянула от него. — Когда-то я верила твоим словам. — А теперь не веришь, и от этого тебе очень больно? — Никакой боли. — Хорошо. Вот мы и договорились. Только весьма одаренные люди способны договариваться. Казалось, он пытается убедить себя в чем-то, как будто задето его драгоценное Я. (О Феликс! Испытывай свою лесть на Кэтрин Торп. Или еще на какой-нибудь красивой женщине, которая появится рядом. В будущем я собираюсь влюбляться только в трезвых серьезных мужчин, которым смогу доверять.). Они подошли в калитке. Феликс открыл ее и пропустил Элис вперед. Снова начинался дождь, падали первые тяжелые капли. Небо потемнело, а деревья шумели. — Сними шубу и спрячь. И больше не надевай. Теперь, когда ты удовлетворила свое любопытство… — Феликс, Камилла очень практична. Правда. И то, что шубу ей кто-то подарил, не помешало бы ей захватить ее с собой в замужнюю жизнь. — Ну, кончай про Камиллу. Мы уже устали от нее. — Феликс обнял Элис и быстро поцеловал. — Это просто на счастье. Уезжай отсюда. Жаль, что ты приехала, а все обернулось вот так. Ради Бога, неужели ты не можешь вернуться в Англию? Ну когда только я перестану о тебе думать? Он отстранил ее от себя и закрыл дверь. Элис стояла в темноте прихожей и дрожала. Затем она собралась с силами, зажгла свечу и осветила путь в спальню. Вечер кончался. Феликс снова поцеловал ее, но то был прощальный поцелуй. С этим покончено. На его небосклоне взошла новая звезда. Его раздражает, что его удерживают старые звезды, засевшие в подсознании. Элис почувствовала себя невыразимо несчастной. Она сняла шубку и швырнула ее на кровать. Как нечестно: у Камиллы любовников больше, чем надо. А Элис изнывает от тоски и одиночества. Она была рада, что Феликс не остался и не увидел ее слез. После того как Элис зажгла свечу и легла в кровать, она услышала снаружи мужской голос. — Ну, давай, — говорил он, — давай, птица. Рассказывай. Скажи, что ты знаешь, или я откручу твою проклятую шею. — Раздался придушенный клекот, хлопанье крыльев и слова: — Черт бы тебя побрал. — И шаги, удаляющиеся по дорожке. Элис заворочалась в постели и полуистерично захохотала. Это, видимо, Феликс беседовал с Уэбстером. Глупый, он думает, что птица среди ночи будет с ним говорить. Да она же спит! Утром Элис обнаружила, что ежедневники, которые она спрятала под матрасом (глупое место — это ясно), исчезли. Их, конечно же, забрали, пока они с Кэтрин пытались нарядить Маргарет вчера вечером. Украл их один из трех Д. — тот, кто больше всего боялся написанного. |
|
|