"Опасность и соблазн" - читать интересную книгу автора (Брокуэй Конни)

Глава 11 Близкие отношения с собственным кучером: положение, которого любой ценой нужно избегать

Один из монахов принес маленькую каменную скамейку к стене сарая, здесь-то Кит и нашел Кейт, поднявшую лицо к совершенно чистому небу, к солнцу, исчезающему за горными вершинами. На ясной темнеющей поверхности неба уже зажглись редкие звезды.

— Сегодня ночью можно будет увидеть Андромеду, — тихо сказала Кейт.

Она выглядела гораздо лучше, чем по приезде, хотя прошло всего несколько часов. Кейт отогрелась, на лицо ее вернулся румянец, глаза были ясные и темные.

Он пришел, чтобы сказать ей, что оставляет ее на попечение монахов, но теперь, когда он стоял перед ней, ему очень не хотелось уезжать. Она была так хороша! Даже бледная и слабая, она напоминала звездный свет. И была такой же недосягаемой.

Что-то изменилось в их отношениях, что-то сдвинулось в ее обращении с ним; в ней появилась доступность, которой он очень хотел воспользоваться, хотя и знал, что сделать это — значит совершить небывалую глупость. Но уйти он не мог.

— Андромеду?

— Созвездие, — сказала она не без гордости. — Названо так в честь Андромеды, дочери Цефея, царя народа мореплавателей, и его прекрасной супруги царицы Кассиопеи.

— Расскажите поподробнее, — попросил Кит, почти уверенный, что она прогонит его. Он ведь был простолюдином, покрытым шрамами, и солдатом. А она — леди. Она терпела его общество, когда ей ничего другого не оставалось, но теперь, конечно, Кейт от него отстранится. И конечно, с любезным видом. Она даст ему отпор, сохраняя образцовые манеры.

— Если собираетесь слушать, то присядьте.

Сесть можно было только рядом с ней, больше некуда.

— Мне бы не хотелось садиться.

— А мне не хотелось бы вывихнуть себе шею. Вы, знаете ли, очень высокий. И вы кажетесь еще больше, когда пытаетесь довести до моего сведения какую-нибудь точку зрения, что вы делаете весьма часто.

Кит настороженно посмотрел на нее и удивился, увидев, что она насмешливо улыбается. И все его намерения уйти тотчас же рухнули.

— Разве только вы чувствуете потребность в преимуществах, которые дает вам ваше высокое положение?

Он сел.

— Мое положение, как вам хорошо известно, во всех отношениях ниже вашего, — сердито сказал он. — А теперь расскажите о Кассиопее.

— Итак, — начала Кейт, — Кассиопея похвалялась, что она красивее своей соседки, госпожи морской богини. Такие заявления не только говорили о ее прискорбно дурных манерах, но также о полном отсутствии рассудительности, поскольку греческие богини не отличались мягкосердечием. Но вот что касается отмщения, в этом они знали толк.

Кейт шаловливо улыбнулась и сразу похорошела. Лучше бы она оставалась такой, как раньше. Эта молодая, с блестящими глазами Кейт была слишком притягательна, слишком оживленна.

— Вот как?

— О да. — Она кивнула с серьезным видом. — Мы, смертные, всего лишь жалкие любители, когда дело доходит до отмщения, мистер Макнилл.

Он не стал с ней спорить. У него были свои представления о том, что такое месть и насколько он преуспел в этом деле.

— Оскорбленная богиня потребовала, чтобы ее папочка, которого, кстати, звали Посейдон, покарал смертную царицу за ее тщеславие, — продолжала Кейт. — Будучи любящим родителем, Посейдон согласился, поставив царя Цефея перед ужасным выбором: он должен принести в жертву морскому чудовищу либо свою дочь, либо свою страну.

— Неприятный выбор, — поторопил ее Кит, потому что она замолчала и ее насмешливая улыбка исчезла. — И что же он выбрал?

— Он предпочел стать героем своего народа. — Она говорила с нарочитой легкостью. — Он велел приковать свою дочь Андромеду к скале посреди моря, предоставив ее ждать своей участи, и не просто покинул ее, но даже не дал ей никакого оружия, которым можно было бы защитить себя.

Кит понял, что она говорит уже не о мифической царской дочери. Она говорит о себе, о своих сестрах, о своем отце.

— И что было дальше?

— Персей, — сказала она с вымученной легкостью. — Он мчался высоко над землей в своих крылатых сандалиях, как вдруг заметил несчастную девушку, прикованную к скале, торчащей из воды. Он слетел вниз, потребовал объяснений, как все это случилось, и правильно рассудил, что для предприимчивого молодого героя вмешательство может оказаться весьма выгодным.

— Прирожденный политик, — с улыбкой сказал Кит, и на мгновение страдальческое выражение на лице Кейт исчезло.

— Вот именно! — согласилась она. — Потом Персей убил злобное чудовище, освободил девушку и получил в награду часть царства Цефея. А потом все жили счастливо. Гораздо позже, — продолжала Кейт, — когда все главные участники этой истории уже умерли, боги решили, что эта история недурно подходит в качестве узора для небесного ковра, — голос ее зазвучал тише, — и вот пожалуйста. — Кейт указала тоненьким пальчиком на одну из звезд созвездия. — Дева, прикованная к скале.

— Она когда-нибудь простила своего отца? — спросил Кит.

Ее лицо все еще было поднято к яркому ночному небу.

— А за что было прощать? Он поступил, как положено царю. Хотя я не сомневаюсь, что Андромеде, после того как ее спасли и она благополучно переместилась со своей скалы во дворец богатого и красивого мужа, оказалось не так уж трудно это сделать. — Своим тоном она предупреждала его не настаивать на продолжении, и он позволил ей уклониться.

— А там, наверху, есть еще какие-нибудь девы?

Она легонько вздохнула.

— Пока нет. Но скоро можно будет видеть царицу, саму Кассиопею.

— Откуда вы все это знаете? Не могу поверить, что астрономия входит в программу образования молодых леди. Хотя откуда мне знать, что входит в это образование.

Кому он напоминал об этом? Себе или ей?

— Не важно, что изучает молодая леди, — пробормотала Кейт. — Ничто не может свести на нет ее уязвимость и зависимость. Только богатство.

Ах да. Жизненная суть аристократии, без которой ничто не работает, ничто не происходит и ничто не имеет смысла.

Кейт посмотрела на него через плечо, и на ее темные волосы упал отсвет заходящего солнца. Ее губы — соблазн и очарование — блестели. Видимо, до его прихода она пила воду или вино, и ему вспомнилось, как он пригрозил, что ей придется пить из его рта. Все в нем сжалось от вожделения, а она ничего не заметила. Кейт совершенно не представляла, как сокрушительно она действует на его тело.

— Но мы говорили о звездах, да? — Она улыбнулась, явно решив, что не позволит чему бы то ни было испортить их разговор. Кит понятия не имел, почему она так мучительно действует на него.

— Мой отец очень увлекался астрономией. Я помню, как маленькой поздним вечером сижу у него на коленях и смотрю в телескоп. Если бы няня нас застала, она все рассказала бы матушке, и нам основательно влетело бы! — Кейт рассмеялась, а его пульс участился. Ему хотелось почувствовать, как она тает, прижавшись к нему, податливая и разнеженная — или сном, или ласками.

Кит постарался отогнать эти безумные мысли.

— А ваши сестры тоже находили это занятие таким захватывающим?

— Нет. — Отголоски детского презрения послышались в ее голосе, и она, вероятно, заметила это, потому что наморщила носик в знак самоосуждения. — Шарлотта тогда была еще младенцем. Хелена появлялась время от времени, но быстро засыпала, и приходилось нести ее на руках в постель. Но Грейс иногда оставалась, чтобы увидеть ночное небо, — продолжала Кейт, и на лице ее появилось меланхолическое выражение. — Она всегда была очень любопытна и развита не по годам. Грейс твердила, что хочет купить звезды и сделать из них ожерелье.

Кейт медленно провела пальцем по небу, найдя широкую полосу скопления звезд.

— Греки называли это Дорогой богов, так мне сказал отец.

Ее отец. Кит колебался, увлекаемый порывом, которого сам почти не понимал. Об отношениях между детьми и родителями он знал еще меньше, чем об обратной стороне луны. Кит видел ее боль, видел, что она чувствует себя преданной. И его, Господи помилуй, охватило сочувствие. А он не хотел ничего испытывать по отношению к ней — ни сочувствия, ни нежности, ни участия, ни понимания.

— Он не хотел бросать вас и ваших сестер, Кейт. Он не собирался умирать.

Она напряглась, но глаза ее по-прежнему были устремлены на небо.

— Он не должен был умереть, у него был выбор. Вы сами так сказали. — Взгляд ее темных глаз упал на него. — Пожертвовать собой таким образом… безответственно! Он обязан был позаботиться о нашем будущем, позаботившись о своей жизни! И мне очень хочется узнать, почему он предпочел умереть ради вас, а не жить ради нас.

Кит не обиделся. Он хорошо ее понимал, понимал так, как вряд ли понял бы кто-то другой. Она потеряла то, что ей было дорого, и потеряла из-за того, что считала предательством. Да, уж это-то он понимал прекрасно.

Глаза Кейт широко раскрылись, когда она осознала, что оскорбила его.

— Боже мой! Прошу прощения. Я и не подумала! Просто я считала, что он нас любит…

Кит пропустил ее извинения мимо ушей.

— Он и любил. Но он должен был сделать то, что считал… — он замялся, подбирая нужные слова, — необходимым.

— Хотелось бы мне в это верить. — Кейт взглянула на свои руки, на пальцы, сплетенные на коленях. — Я знаю, что это не правильно — так чувствовать. Но ведь это не имеет значения, не так ли? Правильно или не правильно. Если человек чувствует что-то в глубине души, логика не может этого побороть.

Господи, да кто она? Кейт беспомощно посмотрела на него:

— Как это объяснить?

— Я сочувствую, но объяснений вы от меня не дождетесь. Здесь я бессилен.

Кейт вопросительно склонила голову набок, в ее глазах цвета полуночи явственно читалось, что она осознает, что кто-то несет такое же бремя, как и она.

— Да, — тихо сказала Кейт. — Конечно, вы все понимаете.

Как ни странно, но Кит погрузился в печаль, миновав черный поток ярости, который обычно овладевал им при мысли о том, что его предали, о потерянных товарищах.

Глаза Кейт блестели в полумраке.

— Как же вы с этим живете? С предательством?

— Никак, — ответил он с ожесточением. — Я держусь верой в то, что узнаю правду и когда-нибудь смогу встретиться с тем, кто нас предал.

— А если его нет в живых? Того, кто вас предал?

Откуда? Откуда в ней это участие, эта глубокая, непринужденная искренность?

— Не знаю.

— А я знаю. — Кейт говорила серьезно, подавшись к нему. — Оставьте его, кто бы он ни был.

— Не могу. Долг нужно отдавать, а я должен Дугласу.

Выражение серьезной мольбы исчезло с ее милого лица.

— Разумеется, я не имею права осуждать это ваше качество.

Чего она добивается? Ждет заверений, что даже если бы он не обещал ее семье всяческой помощи, что даже если бы он не дал клятвы служить ей, он все равно сделал бы все, что в его власти, чтобы видеть ее благополучной, любимой и довольной? Что он будет сражаться ради нее? Красть ради нее? Отдаст за нее жизнь?

Кит поднялся.

— Вы уезжаете, — тихо сказала она.

— Да.

— Неотложные дела, конечно.

Ему хотелось снова услышать ее смех. Но другой частью своего существа он хотел услышать, как у нее перехватит дыхание от того, что она истомилась и готова сдаться. Его взгляд невольно остановился на мягкой выпуклости ее нижней губы, на белой коже, исчезающей под шерстяным воротником плаща, на тонких запястьях с голубоватыми венами и на блестящих глазах.

Желание взорвалось в нем с такой силой, что на мгновение голова пошла кругом.

— Макнилл!

— Вам здесь будет хорошо. Они обманутые и наивные, но достойные люди. Они будут вас кормить и проследят, чтобы вы отдохнули.

— Как долго вас не будет?

— Я вернусь через несколько дней.

— Вы… — Кейт запнулась, наморщив лоб. — Вы хотите вернуться в тот замок? Видите ли, мне кажется, там небезопасно.

Он рассмеялся, и ложь легко сорвалась с его губ.

— Нет, я же вам говорил. Я доставлю вас в целости и сохранности до места, а потом уже займусь своими делами.

Кейт успокоилась, а у него гулко забилось сердце. Оказывается, она беспокоится о его благополучии. Уже много лет никто не беспокоился о его безопасности. Здесь какая-то западня, ловушка.

— А когда вы вернетесь, мы поедем в Клит?

Следовало поблагодарить ее за то, что она напомнила ему, куда едет, к кому и зачем. Но Кит почувствовал только огонь, сжигавший его душу.

— Да, мэм. — Он чопорно поклонился и ушел, прежде чем Кейт успела что-нибудь сказать.