"Афганец" - читать интересную книгу автора (Форсайт Фредерик)

Глава 14

Бывшая «Звезда Явы» покинула стоянку в филиппинских джунглях через двенадцать часов после затопления «Графини Ричмондской». Она пересекла залив Моро и, войдя в море Сулавеси, повернула на юго-запад, чтобы лечь на курс грузовоза через Макасарский пролив.

У штурвала стоял рулевой-индонезиец, но рядом с ним были мальчишка-пакистанец и Афганец, учившиеся держать судно на маршруте. Ученики, конечно, этого не знали, но в последние годы контртеррористические ведомства многих стран столкнулись со странным явлением: пираты захватывали торговое судно, запирали экипаж в трюме, кружили несколько часов по морю и уходили.

Объяснялось все просто. Как воздушные террористы, захватившие пассажирские авиалайнеры 11 сентября, постигали азы пилотской профессии в лётных школах США, так и морские террористы Юго-Восточной Азии обучались управлению большими судами, захватывая их в море. Индонезиец, стоявший у штурвала двойника «Графини Ричмондской», был одним из них.

Работавший в машинном отделении инженер служил когда-то на торговом корабле, попавшем годом раньше в руки головорезов Абу Сайяфа. Поставленный перед выбором: умереть или сменить хозяина, он присоединился к бандитам.

Третий индонезиец освоил профессию радиооператора, работая в офисе крупного торгового порта на Северном Борнео. Там же, посещая мечеть, он попал под влияние экстремиста-имама, вступил в ряды «Джемаа-Ислами» и позднее участвовал в закладке бомбы в одной из дискотек на Бали.

Из восьми членов экипажа только троим требовались специальные технические познания. Задача араба-химика сводилась к тому, чтобы в нужный момент взорвать груз взрывчатки; Сулейману нужно было всего лишь заснять катастрофу, чтобы её увидел весь мир; обязанности мальчишки-пакистанца состояли в том, чтобы при необходимости сымитировать британский акцент капитана Маккендрика; Афганцу полагалось подменять штурмана-рулевого на протяжении долгого путешествия к неизбежному.

К концу марта весна даже не подступила к Каскадным горам. Морозы не ослабевали, и лес по-прежнему стоял в снегу за стенами Хижины.

Внутри было уютно и тепло. Главным врагом, несмотря на включённый день и ночь телевизор, фильмы, музыку и настольные игры, оставалась скука. Как и смотрители маяков, охранники Хижины изнывали от безделья, и шестимесячный срок стал для них величайшим испытанием на способность переносить одиночество и самодостаточность.

И всё же они могли по крайней мере надевать лыжи или снегоступы и бродить по лесу, поддерживая себя в физической форме и отрываясь на час-другой от однообразного движения по кругу спальня — столовая — комната отдыха. Заключённый же испытывал куда более сильный стресс.

В Гуантанамо Измат Хан слышал объявленный председателем военного суда приговор и не сомневался, что в афганской тюрьме задержится не больше чем на год. Однако вместо Афганистана его привезли в лесную глушь на краю света. Новое заключение вместо свободы? Сдерживать клокочущий внутри гнев становилось с каждым днём все труднее.

Пленник надевал утеплённую куртку и выходил во двор. Десять шагов в длину, пять в ширину — вот и вся прогулка. Он мог бы проходить этот маршрут с закрытыми глазами и ни разу не наткнуться на бетонную стену. Менялось — иногда — только небо над головой.

Чаще всего его закрывали тяжёлые серые облака, из которых шёл снег. Иногда — как, например, в те дни, когда христиане украшали ёлку и пели песни — оно прояснялось и, оставаясь холодным, радовало голубизной.

В такие дни Измат Хан видел кружащих в вышине орлов и воронов. Птички поменьше прыгали по стене, чирикая, поглядывая на него и, наверно, удивляясь, почему человек довольствуется тесной площадкой внизу вместо того, чтобы порхать на свободе вместе с ними. Но больше всего ему нравилось наблюдать за самолётами.

В некоторых Измат Хан узнавал военные, хотя никогда не слышал ни о Каскадных горах, ни о находящейся в пятидесяти милях к западу военно-воздушной базе Маккорд. Он узнавал их потому, что видел такие же в Афганистане, где они бомбили мирные деревни.

Другие были пассажирскими лайнерами. На хвостовых стабилизаторах у них были разные картинки, но Измат Хан знал, что они обозначают не страны, а только компании. За исключением кленового листа. Этот лист он видел не раз — самолёты с ним всегда появлялись с севера и всегда набирали высоту.

Разобраться со сторонами света оказалось нетрудно — пленник видел, где опускается солнце и, молясь, поворачивался лицом в противоположную сторону, на восток, к Мекке. Тюрьма его находилась, скорее всего, где-то в Соединённых Штатах — по крайней мере охранники разговаривали на английском. Но если так, то почему самолёты с гербом другой страны всегда появляются с севера? Объяснение могло быть только одно: где-то там, поблизости, лежит страна, в которой люди молятся красному листу на белом фоне. Меряя шагами крохотный дворик, Измат Хан снова и снова думал об этой стране красного листа. На самом же деле никакой загадки не было: самолёты, которые видел заключённый афганец, принадлежали компании «Эйр Канада» и взлетали из Ванкувера.

Драка, завязавшаяся в одном из грязных портовых баров Порт-оф-Спейна, столицы островного государства Тринидад и Тобаго, где на двух матросов с торгового судна напали местные бандиты, закончилась трагически для первых. Обоих зарезали ножами и оставили умирать на месте преступления.

К моменту прибытия полиции у свидетелей успела развиться сильнейшая амнезия; они сумели лишь вспомнить, что нападавших было пятеро, что все они были местными и что затеяли потасовку тоже они. Ничего больше полиции узнать не удалось, и расследование зашло в тупик.

Люди, убившие двух иностранных матросов, входили в состав местной криминальной группировки, никак не связанной с исламским терроризмом. Но тот, кто заплатил им за убийство, занимал высокий пост в организации «Джемаа-эль-Муслимин», главной союзницы «Аль-Каиды» на Тринидаде.

Обойдённая вниманием западной прессы, «Джемаа-эль-Муслимин» значительно выросла за последние годы, как, впрочем, и другие подобного рода группировки в странах Карибского бассейна. Причина этого явления кроется прежде всего в массовом притоке сюда исповедующих ислам беженцев из стран Ближнего Востока, Центральной Азии и индийского субконтинента.

Деньги, которыми «Джемаа-эль-Муслимин» заплатила за убийство двух матросов, были сняты со счёта, открытого к тому времени покойным Тофиком Аль-Куром, а инструкции убийцам дал прибывший на остров эмиссар доктора Хаттаба.

Преступники даже не попытались забрать у жертв бумажники, поэтому полиция Порт-оф-Спейна быстро идентифицировала их как граждан Венесуэлы и членов команды стоящего в порту венесуэльского судна.

Известие о гибели матросов шокировало и глубоко опечалило хозяина корабля, капитана Пабло Монталбана, но задерживаться в порту он не мог.

Решением вопроса о доставке тел сограждан на родину, в Каракас, озаботилось посольство Венесуэлы, тогда как перед капитаном встала другая задача: найти замену выбывшим членам. За помощью он обратился к местному агенту, который, повертев головой направо-налево, быстро нашёл то, что искал, и привёл на корабль двух вежливых и усердных индийцев из Кералы. Оба имели опыт работы, а отсутствие документов о натурализации вполне компенсировалось наличием матросских билетов.

Восполнив потерю и имея на борту полный экипаж численностью шесть человек, «Донна Мария» вышла из порта с опозданием всего лишь на один день.

Многие, в том числе и капитан Монталбан, полагают, что большинство индийцев исповедуют индуизм, и мало кто знает, что в стране живут сто пятьдесят миллионов мусульман. Не знал венесуэльский моряк и того, что радикализация индийских мусульман идёт не менее быстрыми темпами, чем их собратьев-пакистанцев, и что Керала, бывшая некогда рассадником коммунизма, оказалась особенно восприимчивой к идеям исламского экстремизма.

Два новых матроса действительно имели опыт работы, но приобрели они его по заданию руководителей, совершив переход из Индии до Тринидада на попутном судне. И, наконец, венесуэлец и представить не мог, что оба являются членами «Джамаа-эль-Муслимин» и что двух несчастных зарезали в баре Порт-оф-Спейна только для того, чтобы их места на его корабле заняли индийцы.

Едва ознакомившись с сообщением из Юго-Восточной Азии, Марек Гуминни вылетел в Британию. На сей раз он захватил с собой специалиста совершенно иного профиля.

— Эксперты по арабскому миру своё дело сделали, — сказал он перед вылетом Стиву Хиллу. — Теперь нам нужны люди, досконально знающие мировое торговое судоходство.

Человек, которого он привёз с собой, представлял таможенную службу США. Хилл прилетел на север тоже не один; его сопровождал служащий морского подотдела антитеррористического управления СИС.

В Эдзеле эти два молодых человека, Чак Хемингуэй из Нью-Йорка и Сэм Сеймур из Лондона, встретились впервые. Раньше они были знакомы только заочно. Им дали двенадцать часов на то, чтобы вникнуть в суть проблемы и представить экспертное заключение об уровне угрозы и план мероприятий по противодействию ей. По истечении срока их пригласили в комнату, где уже собрались Гуминни, Хилл, Филлипс и Макдональд. Первым взял слово Чак Хемингуэй:

— Речь идёт не просто об охоте, а о поисках иголки в стоге сена. Охота подразумевает известную цель, мы же имеем дело со всем, что плавает. Возможно. Если позволите, я объясню все по порядку.

Сейчас мировой океан бороздят сорок шесть тысяч торговых судов. Половина их ходит под так называемым «удобным флагом», который можно сменить в любой момент, по желанию капитана. Шесть седьмых поверхности планеты занято океаном, а потому тысячи судов не видны ни с суши, ни с другого корабля. Восемьдесят процентов мировой торговли по-прежнему осуществляется морским путём. Суммарный вес перевозимых грузов приближается к шести миллиардам тонн. Количество портов по всему свету равно примерно четырём тысячам.

И, наконец, вы хотите отыскать судно, но не знаете его типа, размера, тоннажа, срока эксплуатации, названия, под каким флагом ходит и к какому порту приписан, имён владельца и капитана. Чтобы найти такой корабль — мы называем их кораблями-призраками, — потребуется много ещё чего или же изрядная порция удачи. Вы можете предложить нам что-то из перечисленного?

Ответом ему была гнетущая тишина.

— Чертовски мрачная перспектива, — сказал наконец Марек Гуминни. — Сэм, может быть, вы видите хоть какой-то лучик надежды?

— Мы с Чаком сошлись на том, что, возможно, следовало бы сначала попытаться определить тип выбранной террористами цели, потом проверить идущие к цели суда и в случае необходимости потребовать проверки документов и груза, — ответил Сеймур.

— Мы слушаем, — подбодрил его Хилл. — По-вашему, к какой цели они могли бы направляться?

— Специалисты нашего профиля давно и серьёзно обеспокоены проблемой безопасности на море. Моря для террористов — обжитая территория. Тот факт, что «Аль-Каида» выбрала для своего премьерного представления воздушное нападение, многим представляется нелогичным. Все, на что они рассчитывали, это уничтожить четыре этажа башен Всемирного торгового центра, да и то лишь при невероятном везении. Нападение с моря казалось им гораздо более перспективным.

— Безопасность портов и гаваней значительно усилена, — раздражённо бросил Марек Гуминни. — Я знаю, потому что сам видел их бюджеты.

— При всём уважении, сэр, согласиться с вами не могу. Принятых мер недостаточно. С начала нового тысячелетия количество зарегистрированных нападений и похищений судов в территориальных водах Индонезии постоянно увеличивается. Деньги часто используются для финансирования террористических предприятий. Некоторые из нападений не поддаются логическому объяснению.

— Например?

— Например, отмечено десять случаев угона пиратами буксиров. Найти удалось менее половины. Для перепродажи они не годятся, поскольку слишком заметны. Тогда зачем? Мы полагаем, их могут использовать для того, чтобы отбуксировать какой-нибудь захваченный супертанкер в крупный международный порт вроде Сингапура.

— Чтобы взорвать его там? — спросил Хилл.

— Не обязательно. Такой танкер достаточно затопить с открытыми грузовыми люками. Порт будет закрыт примерно на десять лет.

— О'кей, — согласился Марек Гуминни. — Итак, вероятная цель номер один — захватить супертанкер и затопить его с целью закрытия порта. И что? По-вашему, это эффектно? По-моему, ничего особенного. Звучит довольно заурядно. Кому от этого плохо? Не считая самого порта, конечно. И никаких жертв…

— Все не так просто, — возразил Чак Хемингуэй. — Ущерб от затопления крупного судна и блокирования международного порта может быть гораздо большим, чем представляется на первый взгляд. К тому же в октябрьском 2004 года видеообращении бен Ладен сам заявил, что переносит главный удар на экономику.

Люди на заправочных станциях или в торговых центрах даже не сознают, насколько зависит сейчас мировая экономика от своевременных поставок. Никто не хочет больше тратиться на складирование и создание запасов. Груз сшитых в Китае футболок поступает в порт в пятницу, а в понедельник эти футболки уже продаются где-нибудь в Техасе. То же самое и с бензином. Возьмём Панамский канал. Или Суэцкий. Заблокируйте один из них, и мировая торговля погрузится в хаос. Ущерб составит сотни миллиардов долларов. Подобных им, столь же узких и важных каналов и проливов, можно назвать ещё с десяток.

— Хорошо, — кивнул Гуминни. — Послушайте, мне надо отчитываться перед президентом и ещё пятью начальниками. Стиву держать ответ перед премьер-министром. Мы не можем просто сидеть и раздумывать над сообщением. И не можем позволить себе проливать слёзы. Наша обязанность — предложить конкретные меры. Боссы хотят показать, что не сидят сложа руки, что пытаются что-то делать. А поэтому садитесь и составьте список вероятных целей и предлагаемых контрмер. Чёрт возьми, какие-то же ресурсы у нас есть.

Чак Хемингуэй достал лист бумаги.

— На наш взгляд, сэр, вероятной целью номер один может стать захват очень крупного судна — танкера, сухогруза, рудовоза — и затопление его в узком и жизненно важном для судоходства проливе или канале. Меры противодействия? Определить все такого рода каналы и взять их под охрану. На входе и выходе. На борт всех проходящих кораблей высаживать группы сопровождения морской пехоты.

— Вы представляете, какая возникнет неразбериха? — Стив Хилл покачал головой. — Все станут кричать, что мы сами уподобляемся пиратам. И как насчёт властей других стран? Их ведь тоже придётся спросить, а?

— Если террористы добьются своего, пострадают и посторонние корабли, и прибрежные территории. Задержек можно избежать — морпехи будут высаживаться на ходу. К тому же, будем говорить откровенно, террористы просто не допустят никакой серьёзной проверки. Им придётся открывать огонь и, следовательно, преждевременно разоблачать себя. Думаю, судовладельцы примут нашу точку зрения.

— Какой второй вариант? — поинтересовался Стив Хилл.

— Направить захваченный и снаряжённый взрывчаткой корабль на крупный морской объект — например, станцию усиления давления на нефтепроводе — и взорвать его. Результат — огромный ущерб для экологии и катастрофические экономические последствия. Нечто подобное устроил в Кувейте Саддам Хусейн, когда после вступления в войну коалиции поджёг все нефтяные скважины, рассчитывая оставить после себя выжженную землю. Контрмеры? Те же, что и в предыдущем варианте. Отслеживать и перехватывать каждое судно, направляющееся к такого рода объекту. Добиваться позитивной идентификации до приближения к десятимильной зоне санитарного кордона.

— У нас нет такого количества военных кораблей, — запротестовал Стив Хилл. — Взять под охрану все морские объекты, береговые нефтеперегонные заводы… — Он с сомнением покачал головой.

— Вот поэтому часть расходов должны будут взять на себя правительства прибрежных стран. И нам вовсе не обязательно использовать везде военные суда. Если по судну-перехватчику откроют огонь, это будет однозначно расцениваться как враждебное действие, и в таком случае цель можно уничтожить с воздуха.

Марек Гуминни провёл ладонью по лбу.

— Что ещё?

— Есть и третий сценарий, — сказал Сеймур. — Использование взрывчатки для массового уничтожения людей. В таком случае наиболее вероятными целями могут стать туристические объекты на побережье. Последствия самые ужасные, достаточно вспомнить взрыв корабля с боеприпасами в бухте Галифакса в Новой Шотландии в 1917 году. Город был просто сметён с лица земли. Тот случай до сих пор считается самым разрушительным неядерным взрывом в истории.

— Мне нужно отчитаться, Стив, — сказал Марек Гуминни, расставаясь с коллегой. — Разговор предстоит не из приятных. Кстати, если будет решено принять контрмеры, держать прессу в неведении уже не получится. Придётся придумать что-то, чтобы отвести подозрение от полковника Мартина. И вот что ещё. Как ни неприятно это говорить, но надо смотреть правде в лицо. Скорее всего, он уже вышел из игры.

Не в первый уже раз майор Ларри Дюваль выглянул из диспетчерской и, как всегда, залюбовался видом стоящего на взлётной полосе «Ф-15 Страйк Игл». Десять лет он летал на «Ф-15Е» и теперь считал, что ничего лучше новой модели в его жизни уже не будет.

Служба в ВВС США предоставила ему возможность испытать такие серьёзные машины, как «Ф-111 Аардварк» и «Ф-Джи Уайлд Уизл», но двадцатилетний опыт лётчика-испытателя подсказывал — «Игл» даст фору им всем.

Истребитель, на котором ему предстояло совершить перелёт с авиабазы ВВС Люк в штате Аризона на базу в штате Вашингтон, все ещё нуждался в доработке. Сейчас он стоял, как изготовившийся к старту спринтер, молчаливый и сосредоточенный, невосприимчивый к любви или страсти, ненависти или страху. Ларри Дюваль завидовал «Иглу» — при всей своей невероятной сложности машина ничего не чувствовала. Она ничего не боялась.

После прохождения на базе Люк общего детального техосмотра и наземного обслуживания истребитель, как того требовали инструкции, должен был совершить испытательный полёт.

Этого он и ждал на бетонной полосе в ярком свете весеннего аризонского солнца — 63 фута в длину, 18 футов в высоту, 40 футов в поперечнике, 40 000 фунтов веса. Ларри Дюваль повернулся к капитану Никки Джонсу, только что закончившему проверку систем вооружения. Лететь им предстояло вдвоём; самолёт стоимостью в несколько миллионов долларов был напичкан самыми современными электронными системами, и капитану Джонсу предстояло проверить их все за время полёта.

Их отвезли к истребителю. Ещё десять минут ушло на предполётную проверку, хотя шансов на то, что наземные команды что-то пропустили, практически не было.

Заняв места в креслах, один за другим, они пристегнулись и кивнули техникам, которые спустились на землю, отступили и наконец оставили их в покое.

Ларри Дюваль включил оба мощных двигателя, фонарь кабины с шипением опустился, и истребитель покатился к полосе. Там он остановился на несколько секунд, ещё раз проверив тормоза, получил разрешение на взлёт, и в следующее мгновение из двух сопел вырвались тридцатифутовые языки пламени.

Промчавшись около мили по бетонной дорожке, «Игл» разогнался до 185 узлов, оторвался от земли и резко ушёл вверх. Убрав шасси и подняв закрылки, майор Дюваль установил скорость набора высоты в 5000 футов в минуту и получил от штурмана компасный курс. На высоте 30 000 футов «Ф-15 Страйк Игл» выровнялся и направил нос на северо-запад, в направлении Сиэтла. Вверху над ним голубело ясное небо, далеко внизу белели заснеженные Скалистые горы.

В британском министерстве иностранных дел уточнялись последние детали намеченной на апрель встречи глав государств Большой восьмёрки: вылет британской делегации из Хитроу и прибытие в международный аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди в Нью-Йорке, где гостей будет встречать государственный секретарь США. Туда же должны были прилететь из шести разных столиц и лидеры остальных шести стран.

Планировалось, что все делегации останутся в воздушной зоне аэропорта, в миле от ближайших демонстрантов и протестующих. Президент уже заявил, что не позволит кучке «сумасшедших» омрачать настроение гостей выкриками и оскорблениями в их адрес. Повторения Сиэтла и Генуи не будет.

Далее всех прибывших предполагалось переправить вертолётами в другое, совершенно безопасное и комфортное со всех точек зрения место, где им в течение пяти дней предстояло обсудить важнейшие вопросы мировой политики. План был прост, надёжен и безупречен.

— Странно, что раньше такое никому не пришло в голову. А ведь если подумать, получается идеально, — заметил один из британских дипломатов. — Пожалуй, идею неплохо бы позаимствовать.

— Есть новость получше, — проворчал его более искушённый коллега. — После Глениглс наша очередь придёт ещё нескоро. Так что в ближайшие годы головы пусть ломают другие.

Не прошло и недели, как Марек Гуминни снова прилетел в Британию. До этого он в компании своего непосредственного начальника, директора управления, успел побывать в Белом доме, где объяснил шести высокопоставленным чинам, какие выводы были сделаны из сообщения с далёкого и мало кому известного острова Лабуан.

— Ничего нового они мне не сообщили, — пожаловался американец встречавшему его Стиву Хиллу. — Повторили то же самое: обнаружить и уничтожить.

— У меня сходные инструкции. Никаких церемоний, найти и обезвредить. И они хотят, чтобы мы занялись этим вместе.

— Без проблем. Но вот какое дело, Стив. Моё начальство убеждено, что целью будет побережье США, поэтому и основное внимание нужно обратить на его защиту. Все остальные потенциальные цели — на Ближнем Востоке, в Азии и Европе — рассматриваются как второстепенные. Приоритет в использовании имеющихся средств — спутников, военных судов и прочего — за нами. При обнаружении корабля-призрака вдали от наших берегов имеющиеся ресурсы будут перенацелены на его уничтожение.

Директор Национальной разведки Джон Негропонте уполномочил ЦРУ информировать британских коллег о мерах, которые намеревалось принять правительство Соединённых Штатов.

Коротко они сводились к следующему.

Оборонительная стратегия базируется на трех последовательных стадиях: воздушном наблюдении, идентификации и проверке судна. Любое неудовлетворительное объяснение, а также беспричинное отклонение от курса и маршрута влечёт за собой физический перехват судна. При попытке оказать сопротивление корабль уничтожается в море.

Для определения зоны наблюдения на карте начертили круг радиусом 300 миль, взяв за центр остров Лабуан. От северной дуги окружности провели через Тихий океан прямую линию к Анкориджу на южном побережье Аляски. Другую линию провели от южной дуги окружности к тихоокеанскому побережью Эквадора.

Таким образом, в зону наблюдения попала большая часть Тихого океана от западного побережья Канады, США и Мексики до Эквадора, с включением в неё Панамского канала.

Посчитав, что оснований для публичного оглашения принятого решения пока нет, Белый дом тем не менее намеревался отслеживать все суда, находящиеся в пределах этого треугольника и движущиеся к американскому побережью. Корабли, направляющиеся в сторону Азии, интереса не вызывали. Остальные подлежали идентификации и проверке.

Многолетнее давление некоторых органов, о которых нередко отзываются с досадой и раздражением, всё же дало по крайней мере один результат. Крупные судоходные компании, следуя примеру авиационных, договорились согласовывать маршруты рейсов. Семьдесят процентов находившихся в зоне наблюдения судов двигались по таким согласованным маршрутам, и их владельцы могли в любой момент связаться с капитанами. По новым правилам во время сеанса связи капитан всегда произносит определённое, известное только судовладельцам слово. Если же пароль не употребляется, это означает, что корабль захвачен.

Через семьдесят два часа после совещания в Белом доме первый спутник «Кей-Эйч-11» занял место на орбите и приступил к наблюдению за индонезийским кругом. Его бортовые компьютеры получили задание фотографировать все торговые морские суда, находящиеся на расстоянии не более трехсот миль от острова Лабуан, независимо от направления движения. Компьютеры делают то, что им приказано. К моменту поступления инструкций двигавшаяся на юг через Макасарский пролив «Графиня Ричмондская» удалилась от острова Лабуан на 310 миль. Её не сфотографировали.

Одержимость Белого дома проблемами защиты собственных берегов представлялась, наверное, несколько односторонней при взгляде из Лондона. Предупреждения, прозвучавшие на совещании в Эдзеле, подверглись пристальному изучению в обеих столицах, но сделанные в Шотландии предложения в целом получили одобрение и поддержку.

После долгих переговоров по горячей телефонной линии между Даунинг-стрит и Белым домом удалось достичь согласия по двум важнейшим проливам, находящимся к востоку от Мальты. Заключалось оно в том, что британский ВМФ при поддержке египтян возьмёт под контроль южный вход в Суэцкий канал для проверки судов, следующих в Средиземное море из Азии, а находящиеся в Персидском заливе и Аравийском море американские военные корабли будут патрулировать Ормузский пролив. В последнем случае опасность могла возникнуть при затоплении крупнотоннажного судна на середине фарватера. Основной поток движения здесь составляли супертанкеры, идущие пустыми с юга и возвращающиеся с грузом сырой нефти после заправки на одном из многочисленных терминалов, разбросанных вдоль берегов Ирана, Объединённых Арабских Эмиратов, Катара, Бахрейна, Саудовской Аравии и Кувейта.

Задачу американцев в этом районе облегчало то обстоятельство, что количество компаний, владеющих танкерным флотом, относительно невелико и они всегда настроены на сотрудничество в интересах обеспечения общей безопасности. Высадка группы морпехов с вертолёта «Систэллион» на палубу супертанкера, идущего к проливу длиной всего лишь триста миль, и проведение короткой инспекции с посещением мостика не занимают много времени и практически не задерживают судно.

Что касается защиты портов, то все правительства приморских европейских стран получили предупреждения о возможном существовании представляющего террористическую угрозу корабля-призрака. Дания брала на себя охрану Копенгагена, Швеция присматривала за Стокгольмом и Гётеборгом, Германия сторожила Гамбург и Киль, Франция защищала Брест и Марсель. Базирующиеся на британской базе в Гибралтаре самолёты королевского ВМФ начали патрулировать узкий пролив между Скалой и Марокко, известный издавна как Геркулесовы Столбы.

За время полёта над Скалистыми горами майор Дюваль проверил своего нового любимца едва ли не во всех режимах работы и не отметил ни единого сбоя. Между тем погода внизу менялась.

Сначала в голубом небе Аризоны появились первые и поначалу нечастые хвостики облаков. Потом, примерно на границе Невады и Орегона, облака стали сгущаться и темнеть, а за рекой Колумбия плотный облачный слой уже достигал высоты 20 000 футов. Дюваль летел значительно выше, однако понимал, что при снижении ему придётся пробивать толстый слой густого пара. За двести миль до авиационной базы Маккорд он вызвал диспетчера и попросил обеспечить наземный контроль снижения и посадки.

База посоветовала держаться восточнее, развернуться над Споканом и дальше действовать согласно инструкциям с земли. Майор Дюваль выполнял левый разворот, когда забытый кем-то и зажатый между двумя гидравлическими линиями правого двигателя гаечный ключ выскользнул и упал на лопасть турбовентилятора.

В недрах двигателя гулко ухнуло, и лопатка компрессора, острая, как нож мясника, вращаясь со скоростью, близкой к скорости звука, рубанула по металлу. В обоих кокпитах тревожно замигали красные индикаторы.

— Что за чёрт! — вскрикнул Никки Джонс.

«Отключай!» — пронеслось в голове сидящего перед ним Ларри Дюваля.

Пальцы действовали автоматически, прыгая с тумблера на тумблер, глаза метались по консоли: топливо, электричество, гидравлика… Правый двигатель уже горел. Огнетушители сработали, но было поздно. Могучий «Ф-100» перемалывал сам себя — случилось то, что на сухом языке техников называется «катастрофическим отказом двигателя».

Никки Джонс вызывал базу:

— Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй, пожар правого двигателя…

Договорить ему не дал ещё один удар — это осколки лопастей, прорвавшись через противопожарную перегородку, атаковали левый борт. Теперь горел и второй двигатель — это подтверждало мигание красных индикаторов.

С одним работающим двигателем и при низком уровне топлива Ларри Дюваль мог бы посадить самолёт, но без двигателей рассчитывать было не на что. Современный истребитель, в отличие от своих ранних предшественников, не способен планировать — он падает, как пуля.

Позднее, в ходе расследования инцидента капитан Джонс скажет, что в сложившейся ситуации пилот сохранял полное самообладание. Майор переключил радио на передачу, чтобы диспетчер воздушного движения на базе слышал его в реальном времени:

— Потеря обоих двигателей. Готовлюсь к катапультированию.

Штурман в последний раз взглянул на панель. Высота — 24 000 футов. Самолёт быстро снижался, и угол снижения резко уменьшался. Солнце ещё сияло, но снизу на них надвигалась облачная гряда. Он оглянулся — истребитель превратился в пылающий факел.

— Катапультируйся! — приказал Дюваль.

Всё, что от них требовалось, это опустить руку и потянуть расположенный под сиденьем рычаг. Современные катапультируемые сиденья устроены таким образом, что все делается автоматически, даже если пилот потерял сознание.

Ни Ларри Дюваль, ни Никки Джонс не видели, как истребитель врезался в землю. Выброшенные вверх, они оказались в стратосфере. Сиденья не позволили им полететь кувырком. Тормозные парашюты стабилизировали падение. В следующую секунду обоих поглотила облачная гряда. За стёклами гермошлемов замелькали серые клочья.

Почувствовав приближение земли, сенсоры привели в действие размыкающий автомат. В тот же миг задерживающие защёлки раскрылись, и оба лётчика, уже разделённые целой милей, выпали из сидений, которые стремительно унеслись вниз.

Парашюты тоже сработали автоматически. Выброшенный вспомогательный купол выровнял положение человека в воздухе, а уже вслед за этим раскрылся и основной. Снижение скорости падения со 120 метров в секунду до 14 сопровождалось ощутимым рывком. Лёгкие нейлоновые комбинезоны и противоперегрузочные костюмы не могли защитить от пронизывающего холода. Люди как будто прорывались сквозь сырой серый лимб, отделяющий землю от ада и закончившийся только тогда, когда они рухнули на заснеженные кроны деревьев.

Майор упал на поляну. Ему повезло — устилавшие землю пружинистые еловые ветки смягчили удар. Через несколько секунд, ещё не отдышавшись и не придя толком в себя, он расстегнул пряжку на груди, освободился от строп, поднялся и включил передатчик, чтобы спасатели смогли запеленговать сигнал.

Никки Джонс тоже упал на деревья, причём в самую гущу. Ветки удержали его, осыпав снегом, и он напрягся в ожидании удара. Но удара не последовало. Задрав голову, Джонс увидел, что купол зацепился за сучья. Внизу, примерно в пятнадцати футах под ним, темнел усыпанный иголками снег. Он глубоко вздохнул, расстегнул пряжку и упал.

Удача отвернулась от Никки Джонса. Левая нога проскользнула между припорошенными снегом толстыми сучьями, и когда он упал, большеберцовая кость не выдержала напряжения и сломалась. Понимая, что холод и шок вот-вот начнут безжалостно пожирать его далеко не безграничный запас сил и энергии, Джон тоже отстегнул радиопередатчик.

Оставшись без экипажа, истребитель попытался продолжить полет, но хватило его ненадолго. Он задрал нос, неуклюже завалился на крыло, перевернулся и, врезавшись в облака, просто взорвался — пламя добралось до топливных баков.

Объятые пламенем оба двигателя — каждый весом в пять тонн — с рёвом устремились к земле. Падая с высоты двадцать тысяч футов, эти громадные куски горящего металла превратились в смертоносные снаряды. Первый свалил двадцать деревьев. Достижения второго оказались куда более впечатляющими.

Офицеру ЦРУ, командовавшему небольшим гарнизоном Хижины, потребовалось две минуты, чтобы прийти в себя и подняться с пола столовой, куда он только что пришёл на ланч. Почувствовав головокружение, оперативник прислонился к стене и позвал на помощь. Из заполненной кружащейся пылью полутьмы ему ответили стонами. Картина прояснилась через двадцать минут. Двое игравших в бильярд в комнате отдыха погибли. Трое других были ранены. Больше всего повезло тем, кто вышел прогуляться. Они успели отойти ярдов на сто, когда метеорит — так им показалось — врезался в Хижину. Удостоверившись, что двое сотрудников ЦРУ мертвы, трое нуждаются в срочной госпитализации, двое в полном порядке и ещё пятеро пребывают в состоянии глубокого шока, они проверили пленника.

Потом их обвинят в нерасторопности и неоперативности, но ещё позже следствие снимет обвинения, посчитав, что они имели полное право позаботиться в первую очередь о себе.

Заглянув в глазок, офицеры увидели, что в камере необычно светло. Ворвавшись в комнату, они обнаружили, что дверь между прогулочным двориком и жилыми помещениями снесена. Что касается самой камеры, то её железобетонные стены выдержали удар.

Стене дворика повезло меньше. Рухнувший с неба реактивный двигатель «Ф-100» вырвал из неё кусок в пять футов высотой и, срикошетив, разнёс столовую.

Афганец исчез.