"Янтарная Цитадель" - читать интересную книгу автора (Уоррингтон Фреда)

Глава пятая. Элирский дар

Руфрид уже начал проклинать свое необдуманное решение послужить брату нянькой. Проведя две бессонных ночи под придорожными изгородями, он решил, что хуже не бывает ничего; на третью ночь полил дождь. В конце концов, Линден уже не маленький, а у Танфии должно хватить сил вытащить его из любой передряги. Но несмотря на все невзгоды пути, он сердцем чувствовал, что не может оставить Линдена одного. И вместо того он проклинал Бейна, а более всего – отца.

После бегства из Хаверейна путники избегали деревень и хуторов, раскинутых по плодородной долине Аолы, двигаясь не торными путями, а всхолмьями, где лоскутное одеяло полей уступало место усыпанным валунами лугам.

– Как думаешь, на что еще может пойти Артрин, чтобы нас вернуть? – поинтересовалась Танфия, когда все трое перевели дыхание и успокоились после встречи с Колвином.

– Не знаю, – честно ответил Руфрид. – Старый ублюдок слаб, конечно, но упрям. Я бы сказал, что теперь он опустит руки, но… боги его знают.

– Не говори так об отце! – одернул его Линден. – Он не хочет, чтобы мы подвергали себя опасности. Он защищает нас, вот и все!

– Тебя – может быть. Нет, Лин, не обманывайся. Он пытается избежать позора – ну как же, его деревня не подчинилась царскому указу. А он сам не властен даже над родными сыновьями.

– Неправда.

– Слушай, очнись, а?

– Вспомните, – влезла в спор Танфия, – на него будет давить вся деревня, чтобы вернуть нас. Теперь Колвин может вернуться и сказать, что он честно пытался. Мой бабушка поймет. Может, она даже подыщет Артрину хороший повод оставить нас в покое, чтобы он сохранил лицо.

– Почему ты его защищаешь? – резко поинтересовался Руфрид.

– Я его не защищаю! Честно говоря, мне просто кажется, что впереди у нас беды почище Артрина.

С тех пор они разговаривали мало. Чем дальше они уходили, тем ясней становилось, что они никогда не достигнут цели, и тем тоскливее и страшнее становилось путникам.

Сейчас дорога их проходила через широкую лощину меж двух утесов, чьи серые вершины скрывались в низких тучах. Землю усыпали булыжники, и оттого идти приходилось медленно – Огонек с осторожностью выбирал себе безопасную дорогу. Даже стойкий конек иногда оступался, и Руфрид всякий раз с ужасом воображал, как лошадь падает, ломая ноги и рассыпая в грязь припасы. Огонька вела под уздцы Танфия, Линден шел впереди, а замыкал процессию Руфрид. Все трое горбились, натягивая пониже капюшоны от дождя.

На словах все трое договорились, что будут ехать на Огоньке по очереди, на деле же седло оставалось пустым. Как подметил Руфрид, это стало предметом глупого соперничества – взгромоздиться на спину Огоньку значило признать усталость, а никто из троих не хотел показаться слабее остальных.

Погода стояла все еще теплая, но спариться в плаще казалось все же лучше, чем вымокнуть без него. Однако Руфрид уже купался в собственном поту, вдобавок башмак начал подтекать, и путешественник горько проклинал тот день, когда его брат влюбился в сестренку Танфии.

Он и сам не мог сказать, что ему так не по душе в Танфии – кроме всего, что она говорила и делала. Ее высокомерной позы – прямая спина, вздернутый нос, будто она на весь мир смотрит свысока; ее упрямства, ее вздорности, ее неуклюжих попыток унизить его на каждому шагу, ее стремления прыгнуть выше головы, ее нелепого преклонения перед образом жизни и городом, которых она никогда не видела… хотя нет, хорошо подумав, он мог совершенно точно сказать, что ему не нравится в Танфии. И все же было некое извращенное удовольствие в перебранках с ней. Всегда было, с самого детства.

Долгий подъем по дну расселины привел их к гребню холма, увенчанному грядой плоских продолговатых валуном. К вящему разочарованию Руфрида гребень круто обрывался вниз, так что спускаться им предстояло осторожно, размашистым зигзагом, а не по прямой. Карта таких препятствий не показывала.

– От этой отцовой карты никакого проку, – пробормотал он.

– Да? – Танфия подняла брови. – Когда мы уходили, ты хвастался, какую отличную вещь прихватил. Может, ты ее просто читать не умеешь?

– А ты лучше справишься? Да ты севера без компаса найти не смогла!

– А ты ждешь, чтобы на карте всех Девяти царств была отмечена каждая горушка!

– Можете вы двое хоть раз поговорить без споров? – тихо переспросил Линден. – Покажите карту.

– Дождь кончился, – заметила Танфия. – Давайте передохнем. Ты, Лин, совсем заморился.

Все трое примостились на огромном мокром валуне, покуда Огонек пощипывал редкую травку. С высоты холма мир казался безлюдным – дикий луговой простор, уходящий в серые туманы. Тишина стояла оглушающая. Высоко над головой парил одинокий сокол. В чистом воздухе стоял запах дождя.

На Руфрида снизошло минутное умиротворение. Оказаться во многих милях от Излучинки вдруг стало прекрасно; позади остались бесцельная маета и неуходящее, тягостное присутствие отца. Впервые юноша покинул окрестности Хаверейна, и сейчас мир предстал ему огромным и полным немыслимых возможностей… а еще – драгоценным и прекрасным, и с такими трудами отбитым предками Гарнелиса у страшного врага.

И оттого еще трудней было поверить, чтобы царь замыслил зло своему народу.

– Ну и где мы? – спросил Линден, пытаясь расправить карту.

– На Торландских болотах. Примерно… тут. – Руфрид показал на область карты на полпути между Хаверейном и Скальдом, совершенно пустую, если не считать скудно отмеченных холмов.

– Ох, бо-оги, – вздохнул Линден.

– А в чем дело? Мы пока не заблудились. Если б не туман, отсюда был бы виден Скальд. Спустимся с холма, потом пересечем долину – по карте там лес и речка, приток Аолы. Через нее есть мост, и нам бы лучше его не пропустить, если ты не хочешь пересекать реку вплавь.

– Меня не это волнует. До Парионы по карте два фута. Мы прошли примерно полдюйма.

Наступила неловкая пауза.

– Мы тебе говорили, что путь неблизкий. – Руфрид откинулся назад, опершись на локти. – Мы можем делать три мили в час, десять часов в день – предположим, что никто не захворает, и ничто нас не задержит. Итого в день – тридцать миль, а на деле и того меньше – придется петлять по неровной местности, а то и обходить препятствия, не видные на карте. Так что меньше, чем за семьдесят дней, мы до Парионы не доползем. Да еще зима на носу. Даже если все пойдет как по маслу, раньше Брейидина дня не дойдем.

– Да знаю я! – Линден повесил голову. – Знаю!

– Не передумал?

Танфия хлестнула Руфрида взглядом, но тот не дрогнул. Линден молчал, глядя на мокрые от дождя луга.

– У Изомиры ведь не было выбора, – проговорил он, наконец.

Два дня спустя путники безо всяких сложностей выбрались из Торландских топей и брели уже по тропам, испещрявших густую, но ничуть не мрачную дубраву. Усталость давила на них все сильнее – в основном от растущей монотонии. Им все не помешал бы денек на постоялом дворе, отъесться впрок, вымыться горячей водой… но свои мечты Руфрид желал при себе. Танфия беспременно накинулась бы на него, доказывая, какой он слабак. А Линден, одержимый отчаянием, брел бы и во сне, если б брат ему позволил. Рано или поздно им придется сделать привал, хотя бы ради того, чтобы Линден не загнал себя до смерти.

Когда путники вышли на поляну с хрустально-чистым родником, питавшим небольшой пруд, стоял теплый, ало-золотой осенний вечер. На краю поляны меж двух могучих, корявых дубов стояла кумиренка, возведенная, должно быть, много лет назад каким-то путником, а теперь полуразвалившаяся и заваленная палой листвой.

– Хорош на сегодня, – решила Танфия, облегченно вздыхая. – У меня уже ноги отваливаются.

Они разбили лагерь, сняли поклажу со спины Огонька, напоили коня и привязали пастись на опушке. В пруду купались по очереди. Танфия пошла первой, и Руфрид с Линденом вежливо отвернулись. Руфрид услыхал, как она всхлипнула от наслаждения и холода, ныряя в ледяную прозрачную воду, и взгляд его на миг наткнулся на ее нагие плечи и маленькие округлые груди, когда девушка встала, обливаясь водой. Пруд за ее спиной полыхал золотым блеском, лицо и распущенные темные волосы Танфии темными пятнами прорезали закатное сияние. Руфрид поспешно отвернулся и сел спиной к пруду, но, куда бы он не обратил взгляд, облик девушки продолжал преследовать его.

Когда Танфия открыла глаза, стояла глубокая ночь. Бодрствуя, она в то же время ощущала себя во сне, или на грани между дремой и явью. Все вокруг казалось наваждением. Девушка оглянулась – весь лес пронизан был нездешним сиянием, будто каждое деревце осыпала самоцветная пыль. Приглушенные цвета стали насыщеннее – изумрудный, лиственно-зеленый, малахитовый. Словно во сне, Танфия двинулась вперед. Святилище, найденное ими прошлой ночью, изменилось – будто бы вчера сложенное, его сплошь засыпали свежие цветы, белые маргаритки, лиловые ирисы, золотые примулы. И среди лепестков что-то мерцало.

Снова это был элирский нож. Клинок блистал серебром, ножны отсверкивали хрусталем. Навершием рукояти служил округлый камень, опалово-прозрачный, таящий в глубине радужные слои. Танфия дыхание затаила – в жизни она не видала ничего прекраснее этого кинжала. Ее так и тянуло дотронуться до рукояти, но вспоминая прошлый раз, она не осмеливалась. Она уже ощутила на себе гнев элир, и ей тогда казалось, что она умрет на месте.

Рука ее протянулась к кинжалу, пальцы остановились в нескольких дюймах от рукояти. Дотронулись – и ничего не случилось. Камень холодил ладонь. Танфия осторожно взяла нож – и рядом шевельнулась тень.

Девушка застыла. В паре шагов от нее, по другую сторону кумиренки, стоял мужчина-элир. Бронзовые тени скрывали его, так что Танфия не могла разглядеть лица – лишь отблеск взгляда, и темноогненные кудри, ниспадающие на плечи. Одеяние из почти невидимой шелковистой ткани едва скрывало его золотое тело, окруженное едва заметным сиянием, и девушка, завороженная страхом, не сводила с него взгляда. Гость был чужд, прекрасен, пугающ. Взгляды их встретились; потом элир отвернулся и двинулся прочь.

Схватив нож, Танфия бросилась за ним, но двигалась она словно сквозь вязкий мед, так что элир раз за разом оглядывался, проверяя, следует ли она за ним. На краю пруда он остановился, окруженный искрами светлячков, потом прыгнул и исчез, и только образ его мгновение висел в воздухе, чтобы растаять без следа.

– Нет! – выдохнула Танфия.

Метнувшись вперед, она упала на колени у самого берега. Из воды на нее смотрело лицо элира. Прекрасное, мужественное лицо, исполненное нелюдского отчаяния.

«Оставь нож, – Губы двигались, но слова рождались в мозгу Танфии сами. – Он оборонит тебя.»

– Кто ты? – воскликнула Танфия.

«В ловушке… так стремился достичь тебя…». Элир потянулся вперед, прикрыв глаза от натуги.

– Почему? Скажи мне, прошу?

«Ушли годы… ты не видишь…»

Он еще пытался говорить, но образ его рассыпался, плыл. Мерцание, сдерживавшее элира, нарастало волнами, цепкое и злобное. Танфии казалось, что стоит ей дотянуться до элира, и тот спасен, тот сможет невозбранно вернуться в мир. Она протянула руку…

И что-то схватило ее. Рвануло вперед. Рука ушла в воду по локоть, Танфия не могла удержаться на краю…

С воплем она рванулась назад и вырвалась из объятий сна.

Над ней стоял Руфрид.

– Танфия? – выдохнул он. – Что с тобой? Ты так орала, что мы чуть ума не лишились.

Лес был тих. Танфия лежала на голой земле в нескольких шагах от своей постели, у самого бережка. Святилище вновь стало таким, каким было – засыпанным листвой и покрытым лишаями. Волшебный отблеск сменился волчьим хвостом зари.

Девушка седа, сморщившись, когда в глазницах задрожала резкая боль. Рука ее стискивала что-то остро-угловатое. Нож! Она открыла ладонь —и увидела старый, потускнелый ножичек в истертых до дыр ножнах. Нити вышивки сгнили, проколотые дырочки забила грязь. Камень на рукояти стал мутной галькой. Танфию переполняли разочарование и горе.

– О боги… – простонала она. – Ну и кошмар!

– Что это у тебя?

– Это? – Танфия стиснула нож в руке. – Э… старый нож, я его подобрала… наверное, на алтаре.

– Покажи-ка, – попросил Руфрид.

Он потянулся за ножом, но девушка отдернула руку.

– Его надо почистить.

Линден тоже сел, потирая лицо.

– И я видел кошмар, – сообщил он.

– О чем? – испугалась Танфия.

Из всего сна ей более всего запомнилось отчаяние элира, его безнадежные попытки достучаться до нее.

– Не знаю. Меня хватали какие-то жуткие белые тени… даже вспомнить противно.

– Антаровы ядра! – ругнулся Руфрид. – Ну у вас и фантазия! Пошли, позавтракаем и будем собираться.

В первый раз Танфия ощутила нечто вроде благодарности за его несгибаемую практичность. Ей требовался глоток низменного бытия, чтобы прийти в себя после потрясения, как глоток холодного кислого сока требовался, чтобы промыть пересохшее горло. Покуда Линден перебирал припасы, Танфия отошла за дерево облегчиться – и осмотреть нож. Старая, уродливая штуковина, клинок затупился и зазубрился. Ей захотелось вышвырнуть нож. Но вместо того она бережно завернула его в тряпицу и уложила во внутренний карман куртки.

Потому что правый рукав ее рубахи мокро лип к коже.

К вечеру они вышли на большую и многолюдную деревню под названием Фортринова Печатка, стоявшую на перекрестье трех дорог. Местные жители дружелюбно приветствовали путников, и видно было, что видеть чужаков им не впервой. В центре деревни стояла здоровенная корчма, называвшаяся «Золотой сокол». Встав посреди улицы, троица оглядела стены из песочного цвета кирпичей, широкие окна и растрепанную соломенную крышу.

– Переночевать бы здесь, – заметила Танфия.

– Что, жизнь на природе тебе уже надоела? – усмехнулся Руфрид.

– Нет, – холодно ответила девушка. – Просто глупо спать под кустом, когда есть постоялый двор и деньги, чтобы за него заплатить. Но главное – мы сможем перемолвиться словом с местными, разузнать о делишках Бейна. Линден?

Тот осунулся от беспокойства и усталости, но глаза лихорадочно блестели из-под нечесаной челки.

– Н-не знаю. Я бы двинулся дальше.

Руфрид положил руку ему на плечо. «Единственное, что его может извинить, – подумала Танфия, – это любовь к брату».

– Я тоже, но она в чем-то права. Ты совсем скис, Лин. – Линден мрачно глянул на него. – Мы тоже. После доброго ужина и крепкого сна завтра мы пойдем быстрее.

Веселая девчонка отвела Огонька в конюшню, а Танфия и ее спутники – прошли в корчму. В зале было чисто и уютно, с потолочных свисали яркие круглые лампы. Судя по обилию посетителей, корчму в деревне любили. В воздухе висел запах хмеля, жареной баранины, картошки и овощей. У Танфии потекли слюнки. Товарищам она бы в этом не призналась, но сейчас она была готова проспать неделю без продыху.

Заказав у гостеприимной хозяйки еды и питья, путешественники устроились за длинным столом в надежде, что кто-то из деревенских к ним подсядет. По мере того, как Танфия расслаблялась, ей все ярче вспоминался утренний сон – мелькало перед глазами лицо элира, чуждое и пугающее. Отделаться от навязчивого видения она не могла, и порадовалась, когда – после того, как путники вмиг проглотили ужин – к ним попросились присоединиться двое немолодых крестьян с кружками пива в руках.

Подобно большинству жителей Фортриновой Печатки, оба были крепко скроены, курчавы, русоволосы и краснощеки. Один, назвавшийся Атедом, болтал без умолку, а в перерывах качал головой и цокал языком, будто не зная, куда катится этот мир. Его товарищ, седеющий Двиорн, почти все время молчал, философски кивая.

После многочисленных любезностей касательно видов на урожай, на погоду, и достоинств «Золотого сокола» Атед поинтересовался:

– А вы откуда будете?

– ‘С-под Хаверейна, – промычал Руфрид с набитым ртом.

– Далеко. По делам никак? Да если не хотите – вы не отвечайте, мы, здешние, знаете, во всем Сеферете первые проныры.

– Мы в Скальд направляемся, – объяснила Танфия, повторив вранье Руфрида. – Торгуем, э, каменными кумирчиками, дедовой работы.

– А посмотреть бы неплохо, – намекнул Атед. – Сколько запросите?

Танфия осеклась. Показывать им было, само собой, нечего.

– Боюсь, все уже сговорено, – без запинки солгал Руфрид. – Особый заказ. Нам их даже разворачивать не положено, пока до места не добрались.

Танфия облегченно вздохнула про себя. Только сейчас ей начало приходить в голову, чем может обернуться для них разоблачение. Сам царь их, конечно, поймет, но сболтни лишнее слово приставучему пьянице в корчме, а тот возьми, да окажись чиновником вроде Бейна…

– В Скальд, значит? – Атед стряхнул пальцем с бороды клочок пивной пены. – Вы, это, поосторожнее там.

– А что? – спросила Танфия.

Их собеседник покачал головой.

– Солдаты так и кишат. Рекрутов, понимаете, набирают. Говорят, царь какую-то стройку затеял в Парионе, но я не знаю…

Засыпавший за столом Линден резко поднял голову.

– Это вы о чем?

Атед пожал плечами.

– А может, то вранье. Может, война началась, а мы и не знаем. Слыхал, в Скальде-то дурно попахивать стало. Новых командиров прислали из самой Парионы, и не тех, что обычно. Подлые души, как что – так не пикни. Не наши, знаете, тутошние. Им же нас защищать положено, оборонять. Брат мой в скальдской дружине служил, говорит – таких парней да девок поискать было! А эти что – тьфу!

– Может, царь решил, что наши разболтались, – рассудительно заметил Двиорн. – Трудно, знаешь, разбирая споры промеж крестьян, к войне готовиться.

– А что, из-под Хаверейна тоже рекрутов набирали? – поинтересовался Атед.

С трудом сглотнув, Танфия кивнула.

– Царь справедлив. – Она постаралась, чтобы голос ее звучал невыразительно. – Ото всех помалу. Моя сестра вытянула короткую соломку. А у вас?

– А у меня старшего сына забрали, и племянницу, и еще десятерых наших. – Атед мрачно уставился в глубину пивной кружки.

– Мне… очень жаль. – Танфия была потрясена.

– Странные слова, при том, что это «великая честь». – По тону Атеда совершенно ясно было, что он о такой чести думает. – Нам праздновать полагается. По пять рудов на семью отвалили. Возмещение, говорят. – Он сплюнул сквозь зубы. – Да на эти деньги лошадь не купишь. Хороши монеты, да работать не умеют.

– А вы знаете, что причиталось вам пятнадцать? – тихонько поинтересовался Руфрид.

– Что? – Атед вскинул голову.

– Мне тут бумага одна попалась – не для моих глаз. Для чего бы Гарнелис не набирал рекрутов, он справедливо награждает их семьи. Да только деньги по пути пропадают. Голову даю – прикарманил их какой-нибудь чинуша. Знаете, их подмазывают, чтобы одних забирали, других – оставляли… Кто-то на исполнении государевой воли себе набивает кошель.

Атед помотал головой.

– Гарнелису это не понравится. Такого он уж точно не хотел. Намерения-то у него самые добрые, но… хотел бы я снова увидеть сына.

Покуда шла беседа, вкруг стола собралась небольшая группа местных жителей. Пустые места на лавках заполнялись. Танфия физически ощущала их беспокойство и смятение. «Гарнелис не причинит нам зла… Мы, конечно, хотим ему помочь… но что творится?».

Двиорн хлопнул по столу ладонью.

– Говорят, эта стройка так велика, что для ее завершения потребна половина всех рабочих рук в царстве, и что грядет вторая волна наборов. Теперь забирать будут не каждого седьмого, а каждого третьего, потом – каждого второго, а потом – всех, кто на ногах держится!

– Не преувеличивай, – возразил Атед. – Это бы нас погубило.

– Я не преувеличиваю. – Танфия уловила в глазах Двиорна блеск острого ума, и содрогнулась. Старик не пересказывал страшную байку; он предсказывал, руководствуясь холодным рассудком. – И да – это нас погубит.

– Но Гарнелис не причинит вреда Авентурии, – осторожно заметила Танфия, следя за реакцией собравшихся. – Самодержец заключает с царством завет, который не может нарушить. Так было со времен царицы Гетиды. Как ты и сказал – это большая честь быть избранным для царской стройки.

Двиорн цинично фыркнул.

– Еще б им так не сказать! Не заявят же они: «Пошли, будешь, как осел, камни таскать». Им надо, чтобы избранники сами шли, а не отбивались с воем.

Перед мысленным взором Танфии предстало душераздирающее зрелище уходившей Изомиры.

– Не то, чтоб я имел что-то против доброго старого Гарнелиса, – продолжал Двиорн. – Он-то добра желает, точно. Только эти богатеи в янтарных чертогах, им нашего житья не понять. Разорят они землю, и сами не поймут, что утворили, покуда со столов еда не пропадет, а с плеч – тканье!

Смех разрядил напряжение. Покуда шумела толпа, Атед нагнулся вперед и стиснул руку Руфрида, поглядывая острым взглядом то на него, то на Танфию.

– Друзья, раз уж вы в Скальд собрались, не окажете мне услугу? Я, само собой, верен царю Гарнелису, но когда твою кровь забирают – тут дело другое. Коли пройдете мимо Афтанского Рога, не передадите ли весточку в лагерь? Сына моего спросите, Беорвина, и передайте… передайте, что мы его не забываем, и коли сможет вернуться когда…

– Что? – перебил его нахмурившийся Линден. – Какой лагерь на Афтанском Роге?

– Сказали, всех рекрутов собирают там, покуда по всему Сеферету набор не пройдет. А потом всех вместе повезут в Париону…

– Когда? Когда?

– Уж не знаю, парень, – Атед от внезапной горячности собеседника несколько опешил. – Наших-то забрали дней пятнадцать тому обратно.

– Думаете, они еще там?

– Надеюсь.

Линден уже стоял на ногах, обжигая взглядами то брата, то Танфию.

– Если мы успеем добраться туда прежде, чем они уедут, мы…

– Да! – Танфия, вскочив, протолкалась вокруг стола и оттащила Линдена в сторонку. Сердце ее колотилось. – Тихо ты! Сядь! Всем-то не говори!

– Прости. Но нам надо идти!

– Сядь! – твердо приказала девушка. – Я пойду расплачусь. Потом уйдем – тихо. Не надо, чтобы все знали, куда мы путь держим… мало ли что.

У стойки Танфия заплатила за ужин, наполнила фляги и извинилась, что на ночь остаться они все же не смогут. Надежды на сладкий сон в мягкой постели и горячий завтрак развеялись, но Линден был прав.

– Руфе! – прошипела она.

– Зар-раза. – Руфрид с явным неудовольствием встал. – Ладно, иду.

– И не смотри на меня так. Вдруг нам не хватает всего пары часов, чтобы нагнать ее! Далеко еще идти?

– По карте надо глянуть. Миль сто, кажется.

– Это три дня! – воскликнул Линден.

– Если поднажмем – два.

Все пожитки оставались при них – путники решили поужинать прежде, чем занимать комнаты.

– Эй! – крикнул им вслед Атед, когда они выходили, – его зовут Беорвин! Не забудьте!

– Сделаем, что сможем! – ответил Руфрид.

Огонька вывели из конюшни, взнуздали, оседлали, навьючили на спину мешки. Когда они вышли на улицу, было темно. Лил дождь, ветер нахлестывал деревню, засыпая путников палой листвой и отнимая дыхание. Идти им предстояло на одном упорстве.

Руфрид приостановился под фонарем у ворот «Золотого сокола», чтобы глянуть на карту, поругиваясь, когда порывы ветра рвали из рук хрусткий холст.

– Ага, – проронил он наконец. – Все просто. Пока не сворачиваем с дороги – мы идем куда надо. Тан, вытряси из моего мешка фонарь, запалим здесь.

Запахнув от ветра плащи, трое двинулись в путь. Вскоре позади остались последние дома, под ноги легла узкая разъезженная тропа. Кружок света от фонаря плясал под ударами бури.

Несколько часов спустя спящей на ходу Танфии уже казалось, что весь мир сжался до шарика, наполненного ветвями и мокрым дерном. Ее переполняли усталость, боль и отчаяние.

Все муки были бы оправданы, если они вернут Имми… только вот как? Бейн забирал ее с такой холодной, почти глумливой непреклонностью, что едва ли вернет по одной просьбе.

– Что он имел в виду – вторая волна? – задумчиво поинтересовался Линден. – Они же не заберут всю Излучинку, нет?

– Не в том дело, – ответила Танфия. – Это не только излучинское горе.

– Не понимаю, что творит старик Гарнелис, – заметил Руфрид. – Все говорят, что он добр, мудр, и не ошибается. И до сих пор все так и было. Жили мы безбедно, никто нас не трогал. Все были счастливы.

– Потому что наш отец со всеми трудностями разбирался, – уточнил Линден.

– И моя бабка, – добавила Танфия.

– Да что у нас за трудности?! – воскликнул Руфрид. – То ссора, то дра’аки налетят – мелочи это. Вы вспомните, как жилось до битвы на Серебряных равнинах, и поймете – мы к раю земному привыкли. Боги, такое ведь говорят о жизни под бхадрадоменами…

– Не надо! – крикнула Танфия.

– Что?

– Не произноси это слово. Особенно – ночью.

– Суеверия, Тан, – скупо усмехнулся Руфрид. – Нельзя стать начитанной горожанкой, пока ты остаешься суеверной пейзанкой.

– Плевать. Только молчи!

Несколько минут они брели в молчании.

– Не могу я болеть за всю Авентурию, – проговорил, наконец, Линден. – Мне бы Имми найти, и вернуть домой.

Снова и снова на Линдена накатывало ощущение, что за путниками следят. По спине бежали мурашки. По краю поля зрения проскальзывали серые тени, мнились за спиной шепотки и мягкие шаги. Но стоило остановиться, прислушаться, и лесная мгла вновь была тиха и недвижна.

Они шли ночь, день, и еще ночь, останавливаясь, только чтобы перекусить и ухватить пару часов сна. Огонек терпеливо брел за ними, порой спотыкаясь от усталости. Он уже начал худеть, и Линден очень за него беспокоился. Ведя коня под уздцы, он поглаживал Огоньку уши и нашептывал: «Ты прости, малыш. Знаю, устал. Ты только дойди, уже недолго».

К следующему рассвету у путников уже подкашивались ноги. Они брели, как заведенные, опасаясь остановиться даже на минуту, потому что исстрадавшиеся тела уже не двинулись бы снова. Танфия и Руфрид настолько устали, что прекратили препираться, за что Линден был искренне благодарен судьбе. Он любил своих спутников, но порой ему очень хотелось треснуть обоих по голове.

Впереди завиднелся золотой луч. Лес расступился, и тропа вывела путников к изумительной красоты холму. Зрелище было столь прекрасным, что путешественники невольно остановились полюбоваться. Осенний рассвет красил червонным золотом зеленый склон, такой гладкий, будто кусок равнины вырезали и поставили наскось. Склон поднимался слева направо, к вершине, гордо возвышающейся над крутым восточным обрывом.

– Ну вот, – облегченно выдохнул Руфрид. – Это Афтанский Рог.

Взгляд Линдена скользнул по колышущемуся зеленому склону к вершине, но не нашел ничего, напоминающего лагерь. Правый склон, лишенный даже травы, ступеньками ниспадал в глубокую долину; дорога, которой шли путники, продолжалась одной из этих ступенек. Внизу виднелась петлистая река и отблескивали крыши мрачно-величественных домов сизого камня, крытых темно-сапфировым сланцем. Дома рядами строились вдоль берегов, полускрытые деревьями и голубой дымкой.

– Это, должно быть, Скальд! – воскликнула Танфия. – Первый город, какой я вижу. Эх, было бы время пойти посмотреть…

– Нету времени! – нетерпеливо перебил ее Линден. – Следов лагеря не видишь?

– Места много, – заметил Руфрид, глядя на Рог. – Он может быть где угодно.

– Тогда спросим кого-нибудь.

Они перекусили черствым хлебом, козьим сыром и овсяным печеньем, и вновь двинулись в путь. Вскоре тропа раздвоилась: правая вилась по обрывистому склону, левая уходила по пологому. Выглядела она новой, но исхоженной, колеса и подковы отщипывали от скалы щебень. Сейчас обе дороги были пусты.

– К вершине? – спросил Руфрид.

Линден кивнул. Сердце подсказывало ему, что этот путь верен. Перед глазами вставала картина – бейновы конники рысят по дороге, и перед одним из солдат в седле горбится усталая и несчастная Имми, – и в груди вспыхивал гнев.

Склон оказался круче, чем виделся издали. Путники проходили или лугов, где паслись овцы и козы, мимо маленьких рощиц. Трава блестела росою. Линден понимал, что башмаки и штаны его давно промокли, но уже не чувствовал неудобства, и не видел окружающих красот.

По мере подъема им открывался вид на запад. Скальд скрывался за холмом, и отсюда видны были лишь стекающие со склона изумрудные луга, раскинувшиеся не на одну милю, а к западу, милях в двух-трех, раскинулся до самого горизонта густой и мрачный лес.

К седловине они поднялись за час. Вершина оказалась плоской и обширной. По левую руку когда-то рос сосняк, но теперь от него остались только пугающе голые пни. Потом Линден увидел ограду – стену из грубо обтесанных бревен высотой самое малое в полтора человеческих роста, и увенчанную чем-то блестящим.

Сердце юноши заколотилось.

– Дошли, – прошептал он сухими губами.

– Стой! – Руфрид ухватил его за плечо. – Оградка, смотри, какая. Похоже, кто-то не хочет, чтобы через нее лазили.

Внезапно Линден увидал, что блестит по верхнему краю забора. Это были осколки стекла.

– Антаровы ядра… – выдавил он.

– Солдатский лагерь – это солдаты, – продолжал Руфрид. – Солдаты носят мечи, копья и луки. Бейн и его команда не церемонились, когда набирали рекрутов. Этак нас всех убить могут.

– Обязательно мне все разжевывать, как придурку? – огрызнулся Линден.

– Никто не разжевывает, – обиделась Танфия. – Но надо быть осторожными.

– Ну, отбивать ее силой было бы неумно, нет? – бросил Линден. Придется торговаться. Скажем, что у нее мать заболела, или еще что. В конце концов, обменяем.

Руфрид вздохнул. Под глазами его висели мешки, и весь он был обмякший, грязный, растрепанный.

– На что? На безногого пони?

– Пусть они лучше меня возьмут, чем ее. На меня!

– Это – через мой труп: – мрачно пообещал Руфрид. – Ладно, сейчас узнаем, чего стоил этот дурацкий поход.

– Так и будем стоять столбами, или посмотрим поближе? – спросила Танфия.

От волнения забыв об усталости, путники подошли к ограде и принялись заглядывать во все щели. Внутри виднелись угловатые черные тени на траве. Шатры.

Ни движения, ни звука, кроме птичьего щебета и далекого блеяния овец. Осталось лишь несколько палаток, вяло хлопающих промасленными пологами, но на траве остались бурые круги там, где стояли остальные. Разочарование и горе захлестнули Линдена.

– Нет! – выдохнул юноша, опускаясь на колени. – Тут никого нет! Они уехали! Они забрали ее!

Танфия потянула его за руку.

– Ну же, Лин! Не сдавайся! Мы знали, что это выстрел вслепую. Если мы выясним, куда они направились, то еще сумеем догнать их!

Глаза Линдена жгло, в голове стучало. Юноша тяжело поднялся и потянул за собой упирающегося Огонька, который уже пристроился попастись. Путники двинулись вдоль ограды – сотня шагов до угла, завернули и на полпути до следующего угла наткнулись на ворота.

Отсюда голая земля на месте лагеря видна была совершенно отчетливо. Путники застыли в воротах. Танфия отвернулась; Линден понял, что она плачет, и не хочет показывать товарищам своих слез. Юноше и самому хотелось рыдать в голос.

– Э-эй!

Оклик застиг их врасплох. Из домика сразу за воротами вышел человек – крепкий, мускулистый мужчина средних лет, одетый, как решил Линден, в самую простую солдатскую форму: темно-зеленые штаны, светло-бурая льняная рубаха и зеленый мундир с вышитыми на плече золотыми деревом и годовым колесом.

– Утречко доброе, – приветствовал их солдат, подходя. Оружия при нем не было, да и на вид он был незлым. – Чегой-то ищем?

– Мы идем в Скальд, – тут же вступила Танфия, – и по пути встретили человека, который просил передать весточку сыну сюда, в лагерь.

– Э-э, так вы опоздали. Уехали все.

– Это мы видим. А когда… – Голос девушки дрогнул, и она прокашлялась. – Когда они уехали?

– Пять дней тому обратно.

– Пять дней! – воскликнул Линден, не успевший сдержать себя.

– И.. в Париону, значит, уехали?

Солдат фыркнул.

– Коли повезло. Иль в Париону, иль на рудники.

Слово ударило Линдена под ложечку.

– Какие рудники?

– Слушайте-ка. – Солдат подошел поближе. – Вы тут не первые. Все родня приходит, кто повидать своих, кто домой забрать. Вы уж не взыщите, но таков царский указ, таков закон, и тут ничего уж не поделаешь. Дам вам по дружбе совет: для начала, регистат таких вещей не любит, а я его с минуты на минуту жду – лагерь придет осматривать. А во-вторых, со дня на день мы ждем новой волны набора, так что если не хотите попасться, я бы на вашем месте уносил отсюда ноги.

Линден смотрел на него совершенно безумными глазами. Танфия тянула его за рукав.

– Пошли. Послушаем его. Отдохнем и решим, как быть дальше.

Убитый горем, Линден побрел за ней вдоль ограды.

– Пять дней? – прошептал он. – Я не понимаю. Как они могли нас так обогнать?

– Легко, – ответил Руфрид. – Они-то все конные. Мы ползли улитками, да вдобавок проходили две мили на их одну, потому что не знали дороги. Если рекрутов из каждого местечка Бейн прямо отсылал на Афтанский Рог, они были готовы ехать, как только привезли Изомиру. Излучинка в его списке стояла последней. Имми не провела здесь и дня.

Линден промолчал. У него не осталось сил даже плакать.

Когда они дошли до угла ограды, из неглубокой лощины показались всадники – четыре человека на гордых гнедых конях, трое в кавалерийских мундирах, и четвертый – в простом, ладного покроя синем камзоле. Линден узнал его. Это был Бейн.

Чиновник придержал коня. Его пухлое лицо пошло морщинками, оценивающий взгляд отвердел.

– Что за притча? Я тебя знаю. Я вас оч-чень хорошо запомнил.

– Проклятье: – прошептала Танфия.

Бейн подъехал к Линдену и наклонился в седле.

– Что-то ты не так хорош, как мне помнится. Ничего, отмоешься. Собирался присоединиться к своей подружечке? Если бы царь повысил квоты раньше, я бы мог принять добровольцев. Есть у меня для вас хорошая новость – теперь я могу вас всех записать, коли охота припала. А есть и плохая – при том, что окажешься ты, куда пошлют, едва ли ты увидишь ее снова.

Бейн неслышно, глумливо расхохотался. Линден оставался неподвижен. Потом чиновник выпрямился и махнул своим людям.

– Взять их!

И тогда Линден сорвался. Усталость, унижение и разочарование слились в потоке гнева, и сознание юноши помрачила черная пелена.

– Ты ублюдок! Ты забытый Богиней ублюдок!

Танфия с ужасом слышала, как срываются с уст Линдена гневные слова. Оскорбление считалось одним из самых страшных, оно подразумевало того, кто отрекся от Богини, лишившись тем самым матери. Лицо Бейна потемнело от гнева, но прежде, чем регистат шевельнулся, Линден рванул его за лодыжку с такой силой, что вырвал чиновника из седла.

У Танфии перехватило дыхание. Руфрид с криком «Бежим!» подтолкнул ее на спину Огонька. Бейн нелепо болтался между землей и лошадиным брюхом, застряв одной ногой в стремени и цепляясь за гриву, покуда один из спутников не помог ему вернуться в седло. Это дало беглецам лишних пару мгновений. Танфия одновременно давала Огоньку шенкелей и пыталась затащить в седло Линдена.

Тот, слава богам, не сопротивлялся. Потрясение едва не лишило его рассудка, но он изо всех сил цеплялся за Танфию, покуда Огонек галопом мчался вдоль ограды, а потом через луг, вниз по склону. Руфрид бежал у стремени, отругиваясь между судорожными вдохами.

– Спасибо… Линден… придурок ты клятый…

– Он не виноват! – воскликнула Танфия.

Конники устремились следом. Ясно было, что они могут за минуту догнать беглецов, но покуда они скакали неторопливым галопом, лишь бы только не отстать.

– Для них это игра, – выдавила Танфия. – Пытаются нас измотать.

– Они загонят бедного Огонька, – в отчаянии воскликнул Линден. – Все без толку!

– Ну нет! – рявкнул Руфрид. – Туда!

Они понеслись в сторону леса.

Огонек старался изо всех сил, но, утомленный, он не мог состязаться с кавалерийскими конями. У Танфии от ужаса пересохло в горле и сосало под ложечкой. Линден цеплялся за ее пояс мертвой хваткой. Позади стучали копыта, все ближе и ближе.

– Бесполезно, – процедил Руфрид. – Вы бегите.

В нескольких шагах от опушки он остановился. Обернувшись, Танфия увидела, как Руфрид накладывает стрелу на тетиву. Стрела описала в воздухе плавную дугу и с глухим чмоканьем ушла в грудь регистата.

Бейн хрюкнул, согнулся пополам и выпал из седла.

– Боги, он его убил! – выдохнула Танфия.

– Вперед! – гаркнул Руфрид, бросаясь вслед Огоньку.

Преследователи остановились. Смутная надежда Танфии украсть лошадь Бейна развеялась, когда один из кавалеристов подхватил коня под уздцы, в то время как другой склонились к упавшему. Оставшийся схватился за самострел.

Мимо просвистела пара дротов, а потом Огонек скрылся среди деревьев, чуть не скатился по крутому склону овражка, перепрыгнул ручей и едва не упал, запутавшись в густом подлеске. Только здесь он перешел на шаг и опустил голову. Бока его ходили как кузнечные меха. Руки Танфии намокли от конского пота.

– Слезаем, – скомандовал Линден. – С него хватит. Бедняга…

Оба спешились. Коня повел Линден. К ним присоединился выломившийся из подлеска Руфрид. Вокруг теснились кривые стволы невысоких деревьев.

– Погони не будет, – проговорил Руфрид, пытаясь восстановить дыхание.

– Ты уверен?

Нагнув голову и присмотревшись, Танфия могла разглядеть преследователей, стоявших, как прежде, в нескольких шагах от опушки. Те мрачно взирали на лес, покачивая головами. Тело Бейна перекинули через круп его коня. Прошло несколько минут, и солдаты двинулись прочь.

Танфия обнаружила, что ее трясет, и укусила себя за руку, чтобы не разрыдаться от ужаса. Миг слабости прошел, и она смогла вздохнуть.

– Лин? – спросила она дрожащим голосом. – Ты как, в порядке?

– Нет, не в порядке, язви меня в душу! – Линден буравил взглядом землю. – Жаль, не я его подстрелил!

– Пошли, – позвал Руфрид. – Надо углубиться в лес, чтобы нас уж точно не нашли.

– Почему они не пошли за нами? Я была уверена, что уж двое-то погонятся.

Путники медленно брели, пробираясь меж тесно растущих стволов, сквозь многолетние завалы палой листвы. Руфрид мрачно покосился на девушку.

– Ты не поняла, куда нас занесло?

– В какой-то дурацкий лес.

– Это лес Ардакрии. Вот почему они не полезли за нами.

Танфия похолодела. Даже увиденное на карте название вселяло в нее страх. Никто не заходил в лес Ардакрии; пуща эта пугала неосторожных, в ней селились безымянные твари, о которых даже самые жуткие из элирских сказаний говорили обиняками, дабы не призвать ненароком. Во всяком случае, так слышала девушка.

– Очень смешно!

– Я не шучу. Только не надо суеверных страхов, Тан. Эти байки нас защитят. А защита нам пригодится.

– Теперь, когда мы убили человека?

– Мы? – каким-то странным тоном переспросил Руфрид. – Это сделал я.

– Коли поймают, винить будут без разбору.

– Тогда не будем ловиться, – резко заключил Руфрид. – Надеюсь, они тоже верят, что этот лес кишит упырями и чудовищами.

– А если они правы? – воскликнула девушка.

– Ничего тут нет страшного. Это все просто сказки.

– Ничего ты не понимаешь, – сквозь зубы процедила Танфия. – «Просто сказок» не бывает.

Несмотря на все страхи, в лесу не было ничего пугающего. Жаркое солнце пробивалось сквозь начинающую золотиться листву. Сверхъестественный ужас начал понемногу забываться. Может, Руфрид был прав, и только накопившиеся за века байки сотворили чудовищ там, где их отродясь не было. Быть суеверной просто глупо; в конце концов, это она всегда утешала трусишку Имми. А лес казался таким теплым и уютным! Разве что толстый слой палой листвы и тесно сбившиеся стволы делали его слишком уж душным, жарким, обволакивающим.

– За нами кто-то следит, – проговорил Линден, вырвав девушку из раздумий, грозивших перейти в дрему. Они шли уже третий час.

– Что? – вскрикнула Танфия.

Путники остановились, вглядываясь в чащу. Тишину нарушал только шорох облетающих листьев. Даже птицы молчали.

– Нич-чего тут нет, – выдохнул, наконец, Руфрид. Голос его прозвучал неестественно громко.

– Хватит, – решила Танфия. – Привал. Лин, тебе уже от усталости мерещится всякое.

– Я не хочу останавливаться, – безучастно проговорил Линден. Казалось, отчаяние опьяняет его.

– Братец, у тебя выбора нет, – подбодрил его Руфрид. – Если бы за нами шли, то уже догнали бы. Так что покуда мы в безопасности. Как только набредем на поляну, падаем и засыпаем на месте.

Вскоре они нашли стиснутую деревьями голую низинку. Там и решили устроить привал. Танфия так устала, что готова была задремать не то, что в заколдованном лесу, а и на бейновом пороге. Листвы в лощину нанесло немного, под ней была голая земля – темная, мягкая, торфянистая. Огоньку нашли поросший травой скат. Сами путники перекусили хлебом, запивая его сидром, потом закутались в плащи и устроились спать.

Танфия еще несколько минут лежала с закрытыми глазами. Перед ее взглядом вновь вставали картины пройденного пути. Вновь и вновь падал из седла Бейн, и девушка еще успела подумать «Мы убили его, теперь мы убийцы, они придут за нами…», прежде чем благословенное забытье поглотило ее.

Бороться она начала еще во сне. Ей снился жуткий кошмар – она не могла вздохнуть. Ужас выталкивал ее из сна, но чем больше она пробуждалась, тем ей становилось страшнее. Злые зубки покусывали ее за темя, голова и плечи лишались опоры и проседали. Что-то тянуло ее за волосы, волокло вниз, в могилу, комки земли скатывались на щеки…

В панике Танфия попыталась вскочить, но волосы ее застряли намертво, и она едва не выдернула их с корнями. Вокруг было темно, и по коже бегали сотни крохотных коготков. В земле вокруг ее тела что-то торопливо шебуршилось.

Девушка попыталась вскрикнуть, но торф набивался в рот. Земля смыкалась над лицом, а тело уходило все глубже. Она задыхалась. Она тонула в земле.