"Янтарная Цитадель" - читать интересную книгу автора (Уоррингтон Фреда)

Глава девятая. Луин Сефер.

Танфия сбегала за Зыркой и кое-как уговорила волкодава оставить в покое невидимого противника, хотя для этого ей, усталой, пришлось волочить пса силой. Сердце от натуги трепетало где-то в горле.

– Твою так, Зырка, да пошли же!

Признаться, что ей страшно, Танфия не могла даже себе самой, но злоба Зырки, ужас Линдена и особенно сияние элирского клинка – сейчас заткнутого за пояс – вывели ее из равновесия. Начинался дождь, и лес тонул в призрачной сизой мгле.

– Где ты коня раздобыл, Лин? – спрашивал Руфрид, когда Танфия, наконец, приволокла за собою волкодава.

– Я там… тело видел… – вяло взмахнул рукой Линден. – Там и конь пасся. Наверное, хозяин его был. Вот, нашел. – Он сунул Руфриду в ладонь листок бумаги и вновь попытался встать. – Имми в опасности! Надо ее догнать!

– Да, да, – Руфрид усадил его. – Успокойся. Мы так и делаем.

Он прочел письмо и передал Танфии. Слова мечами вонзались в ее душу: весть о предательстве, рабстве, смерти.

– Сможешь Лина посадить на Огонька? – спросила девушка, убирая письмо. – Надо уходить.

– Это точно, хотя ума не дам, куда нам податься.

Руфрид подсадил брата, но Линден, едва оказавшись верхом, побледнел и потерял сознание. Пришлось привязать его обмякшее тело к седлу. Танфия подвела к ним синего жеребца.

– Это дворянский конь, – заметила она.

– Ну и поезжай на нем.

– Он слишком устал.

– Или ты слишком боишься?

– Я не боюсь! Только не больно охота, чтобы он подо мной, как под Линденом, понес, – огрызнулась Танфия, но все же запрыгнула в седло. Жеребец затанцевал, и девушка покрепче натянула поводья. Поводок Зырки она привязала к седельному кольцу, чтобы пес не умчался за невидимой добычей.

Путники двинулись на восток, прочь из Ардакрии; Руфрид вел Огонька в поводу, за ними Танфия, слишком усталая, чтобы даже бояться, сдерживала рвущегося вперед жеребца. Смеркалось. Лес за их спинами молчал настороженно и недобро.

Почувствовав себя в седле немного увереннее, Танфия вытащила из-за пояса нож. Клинок остывал, на глазах становясь из молочно-белого серым и тусклым. Покачав головой, девушка убрала его в ножны.

– Вообще-то это не наш конь, – заметил Руфрид, – так что забрать его себе не получится.

– Почему нет? Хозяин его мертв.

– А у него была семья, и ей следует знать о его судьбе.

– Да, но не за счет же того, что мы совсем потеряем Имми! Ты же читал письмо.

– Да. И тем, кто его послал, надо знать, что оно не достигло цели.

Приступ совестливости у Руфрида застал девушку врасплох.

– Хочешь сказать, что если мы заберем коня, это будет все равно, что украсть?

– Именно. И еще хуже.

– Не думала, что ты такой… честный.

– Ну, ты обо мне многого не знаешь, – оборвал ее Руфрид. – Могла бы вчера понять. Надо отыскать Лину лекаря. Коня – вернуть хозяевам. Хотя как мы их всех найдем…

Танфия рассудила, что спорить с ним бесполезно. За Линдена она очень боялась. Ей не приходило в голову, что кто-то из троих может не пережить долгого пути.

– Попробуем… так, – ответила она, и отпустила поводья.

Жеребец, почуяв свободу, пряднул ушами и зарысил куда-то в сторону. Танфия придержалась за гриву и натянула поводья, не давая Руфриду отстать. Конь, впрочем, и сам понимал, что от него требуют – девушке лишь изредка приходилось брать его в узду. Он торопился домой.

– Эй! Стоять!

Окрик вывел Танфию из полудремы – окрик, и оглушительный лай Зырки, от которого шарахнулся жеребец. Оказалось, что девушка заснула в седле. Выпрямившись в седле, она вгляделась в дождливую ночь, и различила среди теней вершину холма и круто уходящую вверх по склону тропу, по обе стороны которой ослепительно полыхали фонари.

– Стоять! Вы под прицелом! Чего вам надобно?

– Не стреляйте! – крикнул Руфрид. – У нас больной!

Злоба невидимых стрелков поразила Танфию. На окраинах Сеферета, где она выросла, люди обычно бывали приветливы к пришлецам. На миг ей захотелось спустить на негодяев Зырку, но инстинкт удержал ее – пса просто застрелили бы.

Кое-как ей удалось сдержать рвущегося вперед, несмотря на усталость, жеребца. Фонарь приближались, слепя привыкшие к темноте глаза. Прищурившись, Танфия разглядела, что к потникам идут двое рослых мужчин с заряженными самострелами. Оба были одеты в черное – штаны и парчовые камзолы с богатым подбоем.

– Спешьтесь! – крикнул один. – И заткните проклятую собаку!

Танфия поспешно подчинилась. Ноги ее, едва коснувшись земли, едва не подкосились; Руфрид поддержал девушку. Зырку Танфия придержала за ошейник. Бьющий в глаза свет не давал разглядеть лица подошедших, но один из них вдруг опустил светильник и шагнул вперед, непроизвольно вскрикнув:

– Зимородок! Что за…

Мужчина оборвал себя и повернулся к путникам, вперив в Танфию холодный взгляд. Фонарь странно подсвечивал резкие черты его почти квадратного лица. Голос его был гладок и жесток, как стекло.

– Это конь нашего брата Арана. Как он очутился в вашем владении?

– Мы нашли его в лесу, – ответил Руфрид. – Верней, мой брат нашел. Мы искали его хозяев.

Мужчины переглянулись.

– Нашли? – переспросил второй, тот, что помладше, худощавый, с испуганными яркими глазами. – Но где ж тогда брат наш?

– Мы еще нашли мертвое тело. Был ли это он – не могу сказать, но одет он был в точности, как вы. Если так – мне очень жаль. Но сейчас болен мой брат, и ему нужна помощь!

– Помогите нам! – взмолилась Танфия. – Кажется, в Ардакрии на него кто-то напал. Мы весь день искали людское жилье.

– Антаровы рога… – прошептал старший. В прищуренных его глазах блеснули слезы, но он все еще взирал на путников, как на воров или убийц. – Да кто вы такие?

– Путешественники, – ответил Руфрид. – Долго объяснять.

– Мы не лиходеи, – добавила девушка.

– Или вы не знаете, куда забрели? – спросил старший.

– Вообще-то нет! – огрызнулась девушка. – Но я надеюсь, в этом доме все ж не забыли заветов Брейиды-целительницы!

– Хорошо же. – Старший неохотно опустил самострел и снял дрот с ложа. Губы его растянулись, хотя улыбкой это назвать было бы трудно. – Раз вы взяли на себя труд вернуть нам коня и принести эти скорбные вести – добро пожаловать в наш дом. Мое имя Каламис, а мой брат – Фейлан. Полагаю, наши родители будут более чем рады принять вас.

По мере того, как путники карабкались по крутой тропе, из-за леса выступал дом. Он стоял на самой вершине холма, среди утесов, и сам рвался в небо путаницей башенок и шпилей. Блестели на фоне дождливого неба черепичные крыши, между щипцами прятались высокие узкие окна, сложенные из множества кусочков. Никогда еще Танфия не видела такого огромного дома. Зрелище было пугающее, и в то же время обворожительно-прекрасное.

– Добро пожаловать в Луин Сефер, – произнес Каламис.

Танфия сглотнула. Ей не раз приходилось слышать это название – далекий и загадочный Луин Сефер. И никогда ей не приходило в голову, что она попадет в эти места сама.

Арка, притулившаяся на стыке могучих стен, вывела путников во двор, по трем сторонам которого шли запертые ворота конюшен. Когда жеребец, подняв голову, тоненько заржал, ему откликнулись десятки голосов.

– Сколько коней! – прошептала Танфия, коснувшись рукава Руфрида.

Юноша спустил брата с седла, поддержал за плечи. Линден закашлялся, моргая от света, и его снова забил озноб.

– Все хорошо, – пробормотал Руфрид, поплотнее запахивая на нем плащ, – мы в безопасности, ты скоро поправишься…

– С неба, – выдавил Линден. – Оно его убило. Бхадра…

– Тш! Все в порядке.

Фейлан повел Огонька и Зимородка в стойла, а Каламис, поманив путников за собой, двинулся, пройдя под аркой, коридором, ведущим на кухню. Когда Танфию окатила волна жара от очага, девушку тоже затрясло. Она и не подозревала, до какой степени промерзла. Каламис дернул свисавший со стены шнур. Где-то брякнул звонок, и минуту спустя в кухню вбежала, поспешно подвязывая фартук, стройная немолодая женщина.

– Мерия, у нас гости, – объявил Каламис. – Один из них болен. Займись вначале им, остальным же постели в гостевом крыле. Полагаю, перед сном они захотят отужинать и испить горячего. И разбуди госпожу Амитрию, чтобы осмотрела…

– Линдена, – подсказал Руфрид.

– Осмотреть Линдена.

– Слушаюсь, сударь, – ответила Мерия.

Каламис обернулся к Руфриду и Танфии. Враждебность его рассеялась, сменившись презрительной властностью.

– Тетушка моя, если не брать в расчет ее странностей, отменная целительница, да и не только. Следуйте за Мерией. Вот только пса будьте любезны оставить…

Танфия погладила Зырку, будто пытаясь его защитить. Благодарность в ней боролась с подозрением.

– Его тоже надо бы накормить.

– Само собой. Конюхи дадут ему еды и уложат в переходе подстилку. Добрый пес, – добавил Каламис. – Он заслуживает почтения.

Спустя полчаса Линден уже лежал в огромной кровати под балдахином, совершенно теряясь в горах одеял. Лицо его было бледнее подушек. Руфрид с Танфией озабочено толпились у изголовья, покуда Мерия поддерживала голову больного, а госпожа Амитрия поила его подслащенным медом отваром горьких трав.

Целительница была стара, худа и сгорблена. Ее окружало облако всклокоченных седых волос и аура необычайной силы. С гостями она почти не разговаривала, а Танфия от стеснения не знала, что сказать. Одета она была в свободную синюю накидку, расшитую полумесяцами. Как и намекнул Каламис, она казалась не вполне в себе.

– Это снимет жар, – проговорила целительница, когда Линден проглотил последнюю ложку отвара. – Сейчас он уснет.

– Что с ним случилось, вы можете сказать? – полюбопытствовал Руфрид.

Целительница подала плечами. Птичье ее личико было невыразительно.

– Лихорадка. Простыл, полагаю.

– Мы решили, что на него кто-то напал.

– Ран на теле нет. Дикий зверь?

– Он говорил… что видел в Ардакрии кого-то… как бы сказать… не человека.

Черные глаза старухи остро блеснули.

– Жар играет дурные шутки с разумом, милая. Мы, живущие на краю Ардакрии, не обращаем внимания на глупые бредни.

Госпожа Амитрия составила на поднос склянки с зельями и вышла.

– Я провожу вас в ваши покои, – проговорила Мерия, – как велел господин Каламис.

«Господин», повторила про себя Танфия. Она сразу догадалась, что Зимородок принадлежал человеку благородному, но само слово «господин» вызывало в ней радостное томление. Как им себя вести в гостях у дворян? Мерия, впрочем, вела себя с безразличной любезностью, давая понять, что хоть она и служанка, в ней больше от госпожи, чем в этих… землепашцах. Одного этого хватило бы, чтоб подстегнуть гордыню Танфии. Но сейчас девушке больше всего хотелось спать.

– Достаточно одной комнаты, – сказал Руфрид.

Танфия покосилась на него.

– Я останусь с Линденом, – объяснил он. – Здесь и лягу. Места на двоих хватит.

– Хорошо. – Девушка кисло улыбнулась. – Только выспись. Нечего всю ночь бдеть.

Руфрид притянул ее к себе и крепко прижал на мгновение.

– Ты умница, что привела нас сюда, – прошептал он ей на ухо. – Доброй ночи. Наслаждайся настоящей периной.

– Руфе… – прошептала она так, чтобы не услышала служанка, – та записка, что нашел Лин… скажем им?

– Завтра. Иди! Спокойного сна, Тан.

Линден задыхался под вялой тяжестью бледной туши. Огромный белый бык давил его, поглощал всем телом, жал к земле, где мириад насекомых впивался в плоть. От холодной земли по телу бежала дрожь, от бычьего тела шел жар, от которого юноша исходил потом и, задыхаясь, рвался на воздух. Из вышины на него взирал лик бхадрадомена, и семипалая длань стискивала крошечное тельце Изомиры.

– Я забираю ее, – донесся сиплый шепот, змеей вползавший в уши. – Теперь она будет моей невестой!

– Нет! – вскричал Линден сдавленно. – Имми!

Кто-то держал его за плечи, и постепенно юноша осознал, что это Руфрид сидит рядом, и мерцание свечей озаряет его лицо, и они находятся в огромной, как пещера, незнакомой комнате. Линден попытался встать с постели – нельзя было терять ни минуты, надо идти…

– Линден! – воскликнул Руфрид. – Ты что делаешь?

– Надо искать Имми…

– Да, но не сейчас же! Ты болен, придурок! Третий раз в себя приходишь… не дергайся. Я с тобой.

– Хорошо, – согласился Линден, все понимая, откидываясь на мягкие подушки. Все хорошо, Руфрид рядом. Юноша пытался бороться со сном, но забытье неумолимо затягивало его… в трясину, где поджидали бред и кошмары.

Танфия проснулась оттого, что кто-то тяжелый шлепнулся на край кровати. Она открыла глаза – на нее сверху смотрел Руфрид. Волосы его еще не просохли, подбородок гладко выбрит, а на плечах была синяя накидка, но под глазами залегли темные круги.

– Просыпаться не собираешься? – поинтересовался он.

Танфия приподнялась на локтях.

– Который час?

– Вечереет уже. Ты проспала пятнадцать часов самое малое.

– Ох! – Она уронила головы на подушку. – Боги свидетели, мне это было полезно. Вчера я отключилась прежде, чем успела лечь.

Присаживаясь на кровати, она в первый раз обвела взглядом комнату, где провела ночь и половину дня. Ничего подобного ей не доводилось видывать – огромная палата с высоким потолком, камином, коврами на полу. Стены были цвета слоновой кости, но все покрывала и занавеси были сине-черными, с узором в виде павлиньих перьев. Павлинов Танфия видела на картинках, в романах из столичной жизни.

– Как Линден? – спросила она.

Руфрид вздохнул.

– Тяжелая была ночь. Он будил меня раз пять, пытался бежать за Изомирой.

– Ох, нет. – Танфия закрыла глаза. – Сейчас ему лучше.

– Жар все еще накатывает порой. Бывают моменты просветления, он сам сходил в отхожее место, и даже вымылся в бане, так что ему уже лучше. Сейчас он спит спокойно… но Тан, боюсь, что к путешествию он будет готов нескоро.

Девушка покачала головой и положила ладонь ему на колено. Руфрид накрыл ее руку своими. Танфия испытывала даже какое-то эгоистическое облегчение – перспектива нескольких дней отдыха казалась ей неизъяснимо желанной.

– Ты уже говорил с нашими хозяевами?

– Ни с кем, кроме тех, кого мы уже вчера видели. Но, как я понял, мы приглашены на ужин.

– Боги, надеюсь, мне найдется, чем перекусить перед этим! Я голодна, как волк.

– Только позвони, и Мерия принесет корзинку. Мне досталось два сорта сыра, хлеб на пиве, горячие пирожки с ягодами и лучший мед, какой я пивал в жизни.

– Молчи! И звони! Нет, погоди…

– Что?

– Руфе, ты, надеюсь, понимаешь, кто эти люди?

– А какая разница? Они богаты, и они нам помогают. Вечером узнаем.

– Да ты головой подумай! Этот замок – Луин Сефер. Трое сыновей – господа Каламис, Фейлан и погибший – сколько мы знаем – Аран. Их родители – князь и княгиня Сеферетские.

Руфрид, казалось, удивился.

– Ну и?

– Они правят Сеферетом! Мы их… подданные, наверное.

– Значит, они добры к своим подданным., – улыбнулся Руфрид, как бы отмахиваясь от ее слов. – Ну, Тан, разве тебя это тревожит? Ты же в душе своей благородная дама, а в Излучинке родилась просто по ошибке.

– Конечно, мы ничем их не хуже! Я не об этом! Если ты прекратишь язвить и начнешь слушать – нам надо быть очень осторожными в разговоре.

– В смысле «каким ветром нас занесло в такую даль»?

– Вот-вот. Они подписались под царским указом о рекрутском наборе – иначе не бывает. Так что если они узнают об Имми, и почему мы за ней едем, они поймут, что мы нарушаем закон! А уж если они узнают о Бейне…

Руфрид опустил голову, глядя на сплетение их пальцев.

– А если они не подписывались? Если царь не оставил им выбора? Записка, Тан. Почему один из их сыновей нес это предупреждение?

– Не знаю. Но нам надо убираться отсюда, как только Лин поправится.

– Согласен. А до тех пор – давай наслаждаться жизнью. – Ладонь его скользнула под простыню, между нагих бедер Танфии.

– Руфе, не надо!

Юноша убрал руку.

– Передумала?

– Нет, дурачок! – Она погладила его по щеке. – Просто я еще не мылась. От меня, должно быть, несет потом.

– Так вымоешься позже. – Он прижался лицом к ее плечу, пощекотал языком шею, и Танфия поневоле рассмеялась. Тело его было жарким и сильным, и устоять было невозможно. – Не так и страшно. Я дыхание задержу, – прошептал он, залезая к ней под одеяло, и усмехнулся, когда она в напускном негодовании стукнула его кулачком. – И не жалуйся. Для меня ты пахнешь замечательно.

Когда Каламис ввел ее в пиршественный чертог, Танфия задрожала.

Узкие стрельчатые окна перемежались панелями черного дерева. Резные балки поддерживали высокие своды. Хотя по стенам и вдоль длинного стола сияло не меньше сотни свечей, темнота выпивала их свет. Впечатление создавалось сурово-величественное и мрачное. Танфия ощущала себя неуместной, и в то же время стремилась показать, что достойна подобного окружения. Это должна была быть первая проверка ее способностей, и ей во что бы то ни стало следовало ее выдержать.

В дальне конце зала полыхал камин, и там поджидали гостей хозяева замка, такие сдержанные и строгие, что Танфии даже стыдно стало, что пару часов назад они с Руфридом кувыркались на здешних перинах.

Мерия снабдила гостей свежей одеждой – для Руфрида простые темные штаны и белая рубашка, а для Танфии длинное темно-синее платье. Хотя оно было девушке великовато, ничего роскошнее она в жизни не видела, не говорят уж о том, чтобы носить. В зеркало на стене отведенной ей комнаты Танфия взирала с отчаянием: волосы ее – спасибо Руфриду! – напоминали воронье гнездо. Но расческа, заколки и помада, принесенные Мерией, сделали свое дело. И теперь, рука об руку с Руфридом, она входила в зал со всем возможным достоинством, остро ощущая, что все ее усилия написаны у нее на лбу.

Каламис показался ей симпатичным, но слишком мускулистым. С квадратного лица смотрели вечно прищуренные черные глаза, и сам Каламис словно бы постоянно прислушивался, оценивал, не выдавая своих истинных чувств ничем.

– Танфия, – проговорил он, – с тобою желает познакомиться моя мать, владычица Алорна, княгиня Сеферетская. Матушка, дозволь представить тебе наших гостей Танфию и Руфрида, из, э, деревни близ града Хаверейна.

Танфия не была уверена, что в подобных обстоятельствах полагается делать реверанс, поэтому она стеснительно склонила голову и пожала протянутую ей тонкую, костистую, шелково-гладкую руку.

Княгиня была высока и костлява. Седые ее волосы были безупречно уложены и прикрыты украшенной синими самоцветами сеткой. Сапфиры, должно быть, решила Танфия. И все же княгиня не выглядела бы ни выше, ни внушительнее бабушки Хельвин, если б не одеяние. Танфия едва могла отвести взгляд от ее платья – широкой юбки, буфов на рукавах, жесткого корсажа. По черному шелку змеился синий узор, и блестели лазурные бусины. Рядом с подобной сдержанной роскошью одолженное платье девушки, которое еще минуту назад казалось ей таким шикарным, походило на обноски.

– Мой отец, владыка Даннион, князь Сеферетский.

Князь был так же высок, хотя и сутулился – Танфия не могла решить для себя, из стеснения ли, или из презрительного высокомерия. Лицо владыки, подобно лицу его младшего сына, было тонким и отстраненным, серые глаза будто выцвели. Он кивнул девушке, но руки не подал. И Даннион, и Фейлан также были облачены в черное с синим, будто прочих цветов и не существовало в мире – короткие широкие панталоны, шелковые чулки, расшитые туфли и обильно изукрашенные камзолы с прорезными рукавами.

– С сестрой моей матушки, госпожой Амитрией, и моим младшим братом Фейланом вы уже знакомы…

Фейлан, подобно отцу, скрывал под маской отчуждения некоторую нервозность. Госпожа же Амитрия, растрепанная, в мятой накидке, ничуть не походила на сестру, да и на прочих свойственников. Суетливая и быстрая, как птичка, она взирала на собравшихся с едкой насмешкой.

– И моя супруга, госпожа Эсамира.

Жена Каламиса носила свободное платье нескольких оттенков синего, расшитое серебряными листьями, весьма шедшее к ее раскосым синим глазам и рыжевато-русым кудрям, ниспадавшим до пояса. Хотя она была женщиной крупной, но создавала впечатление худобы, будто с ее мощного костяка спала плоть. Губы ее были презрительно надуты.

– О, – воскликнула Танфия, недослышав, – мою сестру зовут Изомира!

Руфрид предупреждающе наступил ей на ногу.

– Как забавно, – произнесла госпожа Эсамира, – эти крестьяне дают своим детям такие поэтичные имена. Разве можно что-то иметь против простых народных имен, вроде Неррии и Фрейнии, верно?

Все вежливо посмеялись – кроме Амитрии, от взгляда которой молоко бы прокисло. Танфия решительно не понимала, почему крестьяне не могут называть детей, как им вздумается, но сказать это вслух было не неприлично, и она промолчала.

– Как я понимаю, – проговорил князь, прежде чем тишина слишком затянулась, – это вы принесли нам весть о гибели нашего сына Арана.

– Мы… не уверены, что это был он, – поспешно вставил Руфрид.

– Сегодня мы отрядили людей обыскать лес и принести в замок тело. – Князь протяжно вздохнул. – Увы, то был наш сын.

– Нам очень жаль, – хором произнесли Танфия и Руфрид. – Надеюсь, мы верное поступили, – добавила Танфия, – что привели его коня.

– Безусловно, – подтвердила владычица Алорна. – Само собой, вы можете остаться, покуда ваш спутник не оправится от лихорадки. Это самое малое, чем мы можем отблагодарить вас.

– Мы подозревали, что он погиб, – тяжело проговорил владыка Даннион. – И опасались подобных вестей. Однако они стали для нас тяжелым ударом.

– Вам известно, э, как он умер? – осторожно поинтересовалась Танфия.

– Мы редко заходим в чащу леса. Зверь, возможно. Дикие коты… кто теперь скажет?

Ответ показался девушке до странности пустым и легковесным. Дикому коту не под силу убить человека, во всяком случае, всадника, а дра’аки так далеко от гор не залетают…

Руфрид шагнул вперед и подал князю записку, найденную Линденом на теле погибшего.

– Боюсь, сударь, что это письмо не достигло адресата, – сказал он. – Жаль, что этого не случилось, прежде… – Тут пришел черед Танфии ущипнуть его. – Э, жаль.

Князь перечел письмо, передал супруге; затем оно прошло через руки Каламиса, Фейлана и Эсамиры. Ни один из них не вымолвил ни слова, и лица их ничего не отражали. Танфия читала, что среди благородных считается недостойным показывать свои чувства, но подобная сдержанность впечатлила даже ее. Скорбят ли они по смерти Арана, по неудачному его походу? Кто их разберет?

– Куда же вы направлялись, когда нашли его? – поинтересовалась княгиня.

Руфрид прокашлялся.

– Мы торговали в Скальде статуэтками. Я решил срезать путь через чащу, и, э, перепутал пометки на карте. С братом мы разругались, и он пошел своей дорогой. Когда мы его нагнали, он нашел вашего коня, но сам был уже болен. Конь привел нас сюда.

Танфия затаила дыхание, ожидая бури вопросов. Но владычица Алорна произнесла только:

– Понятно.

Она взяла у сестры письмо и бросила в огонь.

– А сейчас, – сказала она с напускной теплотой, – полагаю, ужин подан. Мерия покажет вам ваши места. Покуда вы остаетесь с нами, чувствуйте себя как дома.

– Благодарю, – ответила Танфия.

Само собой, ничего подобного чувствовать было невозможно, но вежливость княгини ее тронула. Руфрид за спинами хозяев скорчил гримасу, и Танфия сверкнула на него глазами: «Веди себя прилично!».

В воздухе над обеденным столом витало некое напряжение, прорывавшееся в сбивчивых, путаных беседах. Поначалу Танфия списывала это на присутствие чужаков, но спустя некоторое время усомнилась.

Они с Руфридом страшно проголодались, а еда оказалась отменной. Каждая перемена оказывалась такой изысканной и крошечной, что девушке казалось, будто она никогда не наестся, но блюду примерно к пятому она обнаружила, что ее распирает от обжорства.

По мере того, как двое поварят под руководством Мерии вносили очередную перемену, владычица Алорна неторопливо и подробно объясняла, как это блюдо называется и из чего приготовлено.

– Начнем мы с морковного супа с мускатом… вот эта зелень – петрушка… А сейчас – тарталетки с рубленым мясом под абрикосами в тесте. Наш повар весьма любопытным образом переделал традиционный рецепт…

Поначалу Танфия решила, что княжеская семья попросту снисходит к низкородным гостям – как будто те выросли на вареной лебеде. Большая часть блюд ей и правда была незнакома. Но постепенно девушка осознала, что хозяева обращаются исключительно к гостям, а не друг к другу, и делают это, лишь чтобы рассеять молчание. Ей пришлось напомнить себе, что они только что потеряли сына; едва ли они в настроении шутить.

– О, – произнесла княгиня. – А вот и любимое блюдо моего мужа. Тушеный заяц.

Руфрид с Танфией переглянулись, и девушка сглотнула.

– Простите, но мы не можем есть зайца.

– Ну почему же?

– Заяц посвящен Брейиде. Его нельзя ни убивать, ни есть.

– Конечно. Я забыла – наши верования отличаются от веры землепашцев. Мерия, убери зайца и внеси фазана, будь добра.

Князь смолчал, поджав губы, когда унесли его любимое блюдо.

– Прошу, – смущенно взмолилась Танфия, – не позволяйте нашему присутствию, э…

– Нет, нет. Мы не можем оскорблять наших гостей. Наша богиня – покровительница княжеского рода Сеферета – Нефения, и у нее нет посвященных зверей.

Танфия решила показать, что она не какая-нибудь невежественная крестьянка, и знает не меньше, чем хозяева.

– Да, Нефения – это другое имя Нефетер, богини Парионы. Но она же – девственная ипостась матери-Брейиды, как и старуха Маха – ее часть. Нефения, богиня поэтов. Ее… почитаю и я.

– Поэтов обожает наш отец, – заметил Фейлан, побалтывая в бокале красное вино. – У него огромная библиотека, и он выходит из нее только к трапезе.

Воцарилось молчание, хрупкое, как стекло.

– Да, Нефения, Нефетер, – произнес князь. – Вы правы, милочка. Как сказал о ней Сафаендер.

– подхватила Танфия.

– Где вы это заучили? – презрительно полюбопытствовал Каламис.

– Даже в Излучинке люди умеют читать, – ответила девушка. – Сафаендер – мой любимый поэт, и я перечитала все его работы.

– И пьесы? – Князь остался, похоже, доволен – первый поданный им признак жизни. – Какая вам нравится больше?

Танфия примолкла. На самом деле она читала всего две пьесы Сафаендера, и в детстве разыгрывала их на пару с сестрой, покуда книги не рассыпались.

– «Дуб Ференатский», – решительно ответила она.

– Пф! – Князь фыркнул. – Не лучшая вещь. Ранняя, неудачная попытка… Вот «Эскадале» самой своей структурой передает истинную зрелость. Вот где работа мастера в расцвете сил, не находите?

– Эхм… – Про такую пьесу Танфия даже не слышала. – Да, но… мне нравится именно наивность «Дуба».

– Хорошо сказано, – согласился владыка Даннион.

– А, собственно, на каких контрастах основывается зрелость «Эскадале»? – поинтересовался Каламис, многозначительно глядя на Танфию. – Какие пары героев в наилучшей степени проявляют суть пьесы?

– Э… хм.. Ягис и Тион…

– Это из «Аркенфелла».

Танфия беспомощно развела руками. Не зная даже имен героев, она не могла и надеяться отболтаться.

– Боюсь, что «Эскадале» я не читала, – призналась она. – Не всегда можно найти книги, о которых мечтаешь.

– С этим надо что-то делать, – раздумчиво проговорил князь. – Рассылать по деревням книги…

– Козам скормят, – пробормотал Каламис себе под нос. Танфия возмущенно глянула на него, но княжич вновь повернулся к ней.

– Так кто же из троих писателей все же наивеличайший: Сафаендер, Теотис, Амаллия?

Танфия ощутила себя стоящей на краю бездны собственного невежества. Когда-то ей казалось, что она знает все на свете. Обнаруживать, что это не совсем так, было на удивление болезненно. Теотиса она еще читала, а про пьесы Амаллии слышала лишь краем уха.

– На мой взгляд, они несравнимы, – спокойно отрезала она.

– Разумеется, считают величайшей досточтимую госпожу Амаллию, – заметил князь. – Но недавние работы Сафаендера, на мой взгляд, непревзойденны.

У Танфии отпала челюсть.

– Сафаендер жив?! – воскликнула она, не успев сдержаться.

– Ну разумеется. Я полагал, вы должны знать.

– Я… считала… что он давно умер.

– Ваш любимый писатель, и вы не знали? – изумился Каламис. – Танфия, вы краснеете.

– А ты пытаешься выставить ее дурой, – воинственно оборвал его Руфрид. – Оставь ее! Если б не она, половина ребят в нашей деревне осталась бы неграмотна. А ваше образование кому помогло? Безде…

– Руфе, хватит! – шикнула на него Танфия, и для верности ущипнула за ногу.

– А вот и десерт! – возгласила княгиня. – Сырный пирог с розовой водой, украшенный засахаренными лепестками…

Голос ее прервался. Вместе с княгиней все собравшиеся обернулись к дверям. Вслед за несущей огромное блюдо Мерией в зал вступил еще один человек. Линден.

Надо столом повисла тишина. Мерия поспешно поставила блюдо и выбежала. Линден был одет в штаны и рубаху наизнанку, но бос. Шел он медленно, неуверенно, под глазами его темнели круги, но выражение измученного мрачного лица было вполне осмысленно.

Все смотрели на него. Танфия не знала, что делать; Руфрид, судя по всему, – тоже.

– Простите, что я вмешиваюсь, – проговорил Линден, остановившись рядом с братом и опершись одной рукой о стол. – Я должен был предупредить вас как можно скорее.

– Лин, тебе нельзя вставать, – начал Руфрид.

– Нет, мне уже лучше. И я не сошел с ума. – Линден перевел взгляд на княжескую чету. – Простите, но кто-то должен сказать об этом, пока не стало поздно. В вашем лесу обитают бхадрадомен.

Зал окутала мертвящая тишь. К стыду и ужасу Танфии князь и княгиня, не изменившись в лице, встали и поспешно вышли из залы. Эсамира и Фейлан глядели в тарелки. Госпожа Амитрия глядела на Каламиса.

– Нет, – вяло произнес княжич, когда за его родителями затворились двери. – Конечно же, никаких бхадрадомен в нашем лесу нет. Вы видели, должно быть, лейхолмцев – дровосеков, милостью моих предков живущих с леса.

– Я знаю, кого видел! – воскликнул Линден.

– У вас был жар. Это всего лишь бред.

– Нет. Это бхадрадомен вызвал болезнь, он высасывал из меня жизнь!

– В Ардакрии нет бхадрадомен, – опасным голосом произнес Каламис. – Это крестьянские суеверия.

– А письмо, что мы нашли на теле господина Арана? – поинтересовался Руфрид.

– Какое письмо? – Каламис посмотрел ему в лицо. – Никакого письма не было.

– Ладно! А это тогда что такое?

Руфрид вытряхнул из кармана белесый шарик чуть больше сустава большого пальца. У Танфии пересохло во рту. Это была одна из тварей, что чуть не закопала ее живьем. Руфрид швырнул насекомое на стол перед Каламисом. Эсамира бросила на дохлую тварь единственный взгляд, плечи ее дрогнули во рвотной судороге, и, бросив салфетку, она выбежала из комнаты.

– В огонь эту мерзость! Как вы только смеете?! – Каламиса трясло, гнев разбил его ледяную маску. – Этой беседы не было!

Он выбежал вслед за женой, оставив троих путешественников наедине с Фейланом и госпожой Амитрией.

– Простите… Не знаю, что сказать… – Танфия закрыла горящее лицо руками.

Руфрид пожал плечами и швырнул тварь в камин.

– Не извиняйтесь, – ответила Амитрия. – Не в вас беда. Наши ужины часто завершаются подобный образом, верно, Фейлан? – Она зловеще хохотнула непонятной, мрачной шутке. – Садись, Линден, и помоги нам с пирогом. Жаль, если он зря пропадет.

Линден нерешительно подчинился.

– Не понимаю, – пожаловался он. – Я знаю, что видел. Почему они не слышат?

– Молчи. Ешь. – Старуха ткнула в его сторону ножом. – Господин Аран умер оттого, что болтал о том, чего не знает.

Полчаса спустя Танфия и Руфрид отвели Линдена в его комнату, оглашая длинные, скрипучие переходы громким шепотом.

– Это была ошибка – приходить сюда, – твердил Линден. – С этим конем мы догнали бы Имми. А сейчас мы вернулись к началу пути.

– Забываешь, что у нас не было выбора! – огрызнулась Танфия. – Ты болен.

– Я уже здоров.

– Непохоже. Тебе нужен отдых. И мы не уйдем, пока я не буду уверена, что ты у нас на руках не помрешь!

– Не дури. Я знаю, что со мной. Это не болезнь, это…

– Откуда ты знаешь, – перебил его Руфрид, – что видел бхадрадомена? Ты же прежде их не видел, так? Тогда откуда тебе знать?

Линден вздохнул.

– Не могу объяснить. Что-то случилось, когда я нашел тело господина Арана. Виделось что-то, чего обычно не замечают… ох, неважно, я знал. Думаешь, мне примерещилось?

– Бывает.

– А что вы с Танфией то цапаетесь, то любитесь – тоже примерещилось?

– Ох. Я думал, ты не заметишь.

– Да весь лес слышал!

– Не ори ты! Ты что, из-за этого сбежал? – Линден смолчал. – Вот дурень!

– Ой, Лин… – пробормотала Танфия.

– Ну ладно, глупо вышло, – снизошел Линден. – Но если вы думали, что я всю ночь буду слушать, пока Имми…

– Лин, прости. – Танфия взяла его за руку. – Мы не хотели тебя расстроить. Просто…

– Так вышло? Я понимаю.

К этому времени они добрались до комнаты.

– Давайте лучше утром обсудим наши планы, – предложила девушка.

– Тогда заходим. – Руфрид оглянулся – нет ли кого в коридоре. Гуськом они прошли в комнату, и Линден запалили фитилек. – Чем быстрее мы уйдем, тем лучше. Не нравятся мне здешние хозяева; у меня от них мурашки по коже.

На этих словах дверь с грохотом захлопнулась. Путешественники обернулись. Выход заслоняли Каламис и Фейлан. Отсветы огня играли на клинках их коротких мечей.

Каламис со щелчком провернул ключ в замке и осклабился – как дра’ак.

– Мурашек маловато будет, – проговорил он своим правильным, невыразительным голосом. – А вот теперь пора рассказать, кто вы на самом деле такие, и что тут делаете.