"Бесприютный" - читать интересную книгу автора (Варгас Фред)Глава 6Сначала Марта слушала под дверью, не спит ли Людвиг. Обычно он ложился в три утра или где-нибудь бродил всю ночь, но кто его знает. Она не решалась постучать, потому что не предупреждала, что придет, да и не виделись они уже три месяца. Поговаривали, что Людвиг отошел от дел. И Марта, которая, непонятно почему, себя самое считала важным делом, боялась, как бы ее дружба с Немцем не прекратилась, раз он бросил свои расследования. Людвиг был одним из тех редких людей, которые могли произвести на Марту впечатление. – Людвиг, – позвала она, стуча в дверь. – Хочу тебя побеспокоить, у меня срочное дело. Прижав ухо к двери, она слышала, как Немец отодвинул стул и не спеша пошел к двери. Он редко куда-нибудь торопился. – Людвиг, – повторила она, – это я, старая Марта. – Ну, конечно, ты, – сказал Людвиг, открывая. – Кому же еще придет в голову вопить в коридоре в два часа ночи? Ты весь дом разбудишь. – Я шепотом говорила, – оправдывалась Марта, входя в квартиру. Луи пожал плечами: – Ты не умеешь говорить шепотом. Я только что чай заварил. Пиво кончилось. – Ты читал в газете про второе убийство? Что скажешь? – А что я должен сказать? Паршивая история, что тут говорить. Садись. – Значит, правда то, что болтают? Ты ушел на покой? Луи посмотрел на нее, скрестив руки. – Это и есть твое срочное дело? – спросил он. – Просто спрашиваю. А что такого? – Ну да, правда, Марта, – сказал он и сел напротив, скрестив руки и вытянув ноги. – Раньше мне платили, и я работал. Было бы странно продолжать заниматься этим и сейчас. – Не понимаю, – нахмурилась Марта, – это всегда выглядело странно, а ты заметил это только сейчас, что ли? Ты делаешь свое дело, потому что у тебя это получается. Луи покачал головой. – Сейчас, – сказал он, – меня занимает только Бисмарк и коробки для ботинок. Видишь, от меня теперь немного толку. – Что это за «Б» у тебя на руке? – Список неотложных дел. Бутылка пива, ботинки, Бисмарк. Ладно, рассказывай, зачем пришла? – Ну, я же тебе сказала, Людвиг. Из-за убийства. Вернее, из-за двух убийств. Луи разлил чай и улыбнулся: – Что, страшно, старушка? – Да это тут ни при чем, – сказала Марта, пожимая плечами. – Все дело в убийце. – И что с убийцей? – терпеливо спросил Луи. – Да ничего. Просто он у меня дома. Спит. Я решила, ты должен знать, не важно, ушел ты на покой или нет. Марта плеснула молока в чашку и стала размешивать чай. Она была очень напряжена, но старалась выглядеть беззаботной. Луи замер от удивления, потом глубоко вдохнул и откинулся на спинку кресла. Он не мог решить, верить Марте или нет. – Марта, – воскликнул он, – какого черта убийца делает в твоей конуре? – Я же только что сказала, спит он. Марта подняла чашку и поглядела на Луи. Она смотрела в его зеленые глаза, которые хорошо знала, и читала в них недоверие, тревогу и жгучий интерес. – Под моим одеялом, – быстро добавила она, – на раскладушке. Я не вру, Людвиг, не буду я у тебя время зря отнимать. И это вовсе не для того, чтобы ты снова впрягся в хомут, не думай. Это твое дело, начинать снова или нет, хотя, по мне, так зря ты все бросил. Он правда сейчас у меня, и я не знаю, что делать. Я кроме тебя никого не знаю, кто бы мог помочь. Хоть и не представляю, чем ты поможешь. Ты все равно мне не веришь. Луи опустил голову и некоторое время молчал. – Почему ты называешь его убийцей? – тихо спросил он. – Потому что это тот парень, о котором написано в газете. Это его видели возле домов тех двух женщин. – Если так, Марта, почему ты не заявишь в полицию? – Ты рехнулся? Чтобы его сцапали? Этот парень – Клеман, а он мне как сын. – Ага… – Луи откинулся назад. – Нечто подобное я и подозревал. Тебя сегодня не поймешь, честное слово. Рассказываешь черт знает как. Будь добра, перескажи так, чтобы можно было разобраться в этой каше из убийцы и одеяла. – Это, наверное, после разговора с Клеманом у меня башка наизнанку. Все в голове перепуталось, мысли скачут, как блохи. Марта порылась в огромной красной сумке из искусственной кожи, достала сигарку и старательно раскурила ее, что-то бормоча про себя и щуря глаза от дыма. – Сейчас, – сказала она, выдохнув клуб дыма. – Лет двадцать назад я работала на Мобер-Мютюалите. Я тебе уже говорила, что вся площадь Мобер была моей единоличной собственностью. Можно сказать, я тогда была на пике своей карьеры. – Все это я знаю, Марта. – Не важно, так вот, я была на пике. Вся площадь и начало улицы Монж были моей территорией, ни одна девка и помыслить не могла оттяпать у меня хоть уголок. Я могла отказывать клиентам, как хотела. Прям как королева. Когда было слишком холодно, работала на дому, но в теплые дни выходила на улицу, потому что настоящую клиентуру по телефону не заведешь. Видел бы ты, где я тогда жила… – Ладно, Марта, не отвлекайся. – Сейчас, не сбивай меня. Я рассказываю все по порядку. Так вот, улица… Там был один мальчик, совсем малыш, вот такусенький. – Марта поднесла к носу Луи мизинец. – С половины пятого он уже был там, совсем один. Его мерзавец отец жил в доме на углу, и малыш часами ждал, когда о нем вспомнят, откроют ему дверь, когда отец вернется, он работал на бегах. Та еще работенка, скажу тебе. Луи улыбнулся. Иногда Марта становилась необъяснимой ханжой, как будто всю жизнь прислуживала в церкви. – Малыш Клеман околачивался на улице до вечера, а порой и до ночи, все ждал, когда за ним придут. Ему было восемь лет, но его сволочной папаша не давал ему ключ от квартиры, боялся за припрятанные деньги. Говорил, что не доверяет сыну, что сынок у него кретин и пакостник, если это можно назвать словами. По мне, так такие гадости и словами назвать нельзя. Марта яростно затянулась сигаркой и покачала головой. – Мешок дерьма это был, а не отец, – припечатала она. – Не шуми, – сказал Луи, – и рассказывай дальше. Марта снова показала Луи мизинец. – Вот такой парнишка был, говорю тебе. Ну и понятно, сердце разрывалось смотреть на этого малыша. Сначала мы просто с ним болтали. Он дичился, как крысенок. Кто другой от него бы и трех слов не добился. А потом мало-помалу подружились мы. Я его полдником кормила, потому что он кроме столовой, не знаю, где и ел. Короче, когда осень наступала, парнишка все так же ждал на улице в темноте, на холоде, под дождем, хочешь верь, хочешь нет. Однажды вечером я отвела парня к себе. Так вот все и началось. – Что началось? – Обучение, Людвиг. Клеман не умел читать, имя свое едва мог написать. Впрочем, он почти ничего не умел, только кивал да нес всякую чушь. Тут ему не было равных. А в остальном ничегошеньки не смыслил и сначала только сворачивался у меня на коленях и плакал. Как вспомню, реветь хочется. Марта покачала головой и лихо затянулась сигаркой, чуть помяв губами. – Выпьем по глоточку, – вдруг предложил Луи и встал. Он достал два стакана, откупорил бутылку, вытряхнул пепельницу, зажег еще одну лампу и попросил Марту разлить вино. От движения ему стало лучше. – Рассказывай поскорей, старушка. Уже почти три утра. – Ладно, Людвиг. Лет пять я заботилась о парнишке. Завязывала с работой в половине пятого и до вечера с ним занималась, мы читали, писали, сочиняли истории, я его умывала, кормила – в общем, воспитывала. Первым делом я его научила держать голову прямо и смотреть людям в глаза. Потом говорить то, что он хотел. Пришлось попотеть, уж поверь мне. Через полтора года он уже читал и писал. Не очень хорошо, но у него получалось. Иногда он ночевал у меня, а отец даже не замечал. По воскресеньям он весь день был со мной. И вот что я тебе скажу, Людвиг, Клеман любил меня, как родную мать. – А потом, Марта? – Потом ему исполнилось тринадцать, и однажды вечером он не пришел. Больше я его не видела. Узнала, что его чертов папаша уехал из Парижа, не сказав куда. Так вот все и кончилось. И вдруг, – добавила Марта, помолчав, – сегодня вечером он возник передо мной, его ищут за убийства. Я его помыла, уложила под одеяло, и теперь он спит. Теперь тебе ясно? – Ты никогда мне о нем не рассказывала. – А зачем? Я ведь не знала, где он. – Ну, хорошо, теперь ты знаешь. И я хотел бы знать, что ты собираешься делать с убийцей, который спит под твоим одеялом. Марта шваркнула стаканом об стол. – Уж позабочусь, чтобы никто к нему и близко не подошел и не сделал ему ничего плохого, понятно? Другого не остается. Луи порылся в столе и достал утреннюю газету. Сложил ее на шестой странице и раздраженно кинул на стол перед Мартой: – Ты кое о чем забываешь, Марта. Та взглянула на заголовок статьи и на фотографии убитых женщин. Вторая жертва парижского убийцы. – На, – сказал Луи, – прочти. Их душили чулком, потом руками, на теле десятки ранений то ли ножницами, то ли отверткой, то ли зубилом, то ли… – Ты не понял, – сказала Марта, пожимая плечами. – Клеман не делал этих мерзостей. С чего ты взял? Повторяю: я пять лет воспитывала этого мальчишку. Это что-нибудь да значит. Думаешь, он вернулся бы к своей старой Марте, будь он убийцей? – Не знаю, Марта, можешь ли ты представить, что происходит в голове убийцы? – А ты можешь? – Уж получше тебя. – И Клемана ты тоже знаешь лучше меня? – Что говорит твой Клеман? – Что он знал этих женщин, что следил за ними и отнес им цветы в горшках. Это его в газете описывают. Тут сомневаться не приходится. – Но женщин он, конечно, не трогал? – Это правда, Людвиг. – А зачем он следил за ними? – Он не знает. – Как так? – Говорит, что ему поручили эту работу. – Кто? – Он не знает. – Он что, законченный идиот? Марта умолкла, поджав губы. – В том-то и беда, Людвиг, – сказала она, волнуясь, – в том-то все и дело. Он не совсем… в общем… не совсем развит. Марта сделала глоток вина и вздохнула. Луи посмотрел на чай, к которому ни он, ни она не притронулись. Потом неторопливо поднялся и отнес чашки в раковину. – Если он ничего не сделал, – спросил он, споласкивая чашки, – почему тогда он прячется у тебя под одеялом? – Потому что Клеман считает себя идиотом и думает, что, как только он выйдет, его сцапает полиция, и тогда ему не выпутаться. – И ты всему этому веришь? – Да. – И отступать не собираешься? Марта молча затянулась. – Какого роста твой пацан? – Среднего. Примерно метр семьдесят пять. – Широк в плечах? – Скажешь тоже! – воскликнула Марта, задирая мизинец. – Жди меня завтра к полудню и смотри не упусти его. Марта улыбнулась. – Нет, старушка, – Луи покачал головой, – не обольщайся. Я вовсе не уверен в нем так, как ты, далеко не уверен. Я нахожу это дело сумбурным, драматичным и немного диким. Понятия не имею, что нам делать. Меня сейчас волнуют только обувные коробки и ничто другое, я уже говорил тебе. – Одно другому не помеха. – Ты все-таки решила идти домой? – Ну да. – Если завтра я найду тебя задушенной и исколотой ножницами, сама будешь виновата? – Я не боюсь. Он старух не трогает. – Вот видишь, – пробормотал Луи, – ты и сама в нем не уверена. |
||
|