"Бесприютный" - читать интересную книгу автора (Варгас Фред)Глава 10Окружной комиссар Луазель не заставил Луи ждать в коридоре. Похоже, он был искренне рад его видеть. Луазелю, как и Луи, было около пятидесяти. Это был невысокий блондин, который курил сигареты, тонкие как соломинки. В министерстве Луи Кельвелера называли Немцем, и Луазель тоже звал его так. Луи давно перестал обращать на это внимание. Наполовину немец, наполовину француз, он родился во время войны и не знал, где его корни. Он хотел бы называться Рейном, но это была его высокомерная мечта, о которой он никому не говорил. Все вокруг называли его Людвигом или Луи, и только Марк Вандузлер, неизвестно по какому наитию, иногда звал его «сыном Рейна». – Здорово, Немец, – сказал Луазель. – Рад тебя видеть. Сколько лет… – Как сын? – спросил Луи, присаживаясь. Луазель поднял обе руки в знак того, что все в порядке, и Луи кивнул. – А ты как? – продолжал комиссар. – Меня вышибли из министерства четыре года назад. – Чего и следовало ожидать… Ты совсем отошел от дел? – Живу переводами. – Но делом Севрана ведь ты занимался, разве не так? А банда неонацистов в Дрё и старик в мансарде? – Ты хорошо осведомлен. Пришлось заняться кое-чем факультативно. Держаться в стороне труднее, чем ты думаешь, если у тебя картотека. Старые дела преследуют, врезаются в память. Только рядом что-то случится – сразу вспоминаешь про папки в шкафу. Не дают они спать спокойно. – И что на сей раз? – Я тихо-мирно переводил биографию Бисмарка, и тут какой-то тип убил в Париже двух женщин. – Убийца с ножницами? – Да. – Это тебе что-то напомнило? – спросил Луазель, сразу заинтересовавшись. – Меня это зацепило. Что-то напоминает, но пока не пойму, что именно. Какая чушь, подумал Луи. – Ты мне басни плетешь, – сказал Луазель, – это тебе что-то напоминает, и ты не хочешь мне говорить что. – Да нет, честное слово. Какое-то смутное воспоминание, ни имен, ни лиц, поэтому я к тебе и пришел. Мне нужны точные сведения. Конечно, если тебе удобно об этом говорить. – Удобно, – неуверенно сказал Луазель. – Если все подтвердится, я тебе расскажу, что меня беспокоит. – Договорились. Я знаю, что ты честный человек, Немец. Ничего плохого в том, что мы поговорим об этом. Не думаю, что ты разболтаешь журналистам. – Они уже и так почти все знают. – Да, почти. Ты уже виделся с комиссаром Девятнадцатого? Говорил о первом убийстве? – Нет, я сразу к тебе. – Почему? – Не нравится мне комиссар из Девятнадцатого. По-моему, он кретин. – А… Ты не перебарщиваешь? – Нет. Комиссар зажег одну из своих сигарет-соломинок. – Я тоже так думаю, – бросил он. Луи понял, что только что заключил прочный союз, ибо ничто так не сплачивает двоих, как объявить дураком третьего. Луазель прошаркал к несгораемому шкафу. Он всегда шаркал ногами, странная привычка для человека, который любил крепкие мужские словечки. Он достал с полки толстую папку и театрально кинул ее на стол. – Вот, – вздохнул он, – самое грязное дело о столичном маньяке-убийце, которое только было за многие годы. Нечего и говорить, министерство на нас всех собак спустило. Так что, если сумеешь помочь мне, я в долгу не останусь – дашь на дашь – все по закону. Если тебе попадется этот парень… – Само собой, – заверил Луи, думая, что в эту самую минуту парень свернулся под одеялом у Марты, а та читает ему книжку, чтобы развлечь этого блаженного. – Что ты хочешь знать? – спросил Луазель, листая досье. – Про убийства. Есть ли какие-то детали, не описанные в газетах? – Не так много. Вот посмотри на фото, тебе это больше поможет. Как говорится, картина маслом… Про первое убийство, это было двадцать первого июня на улице Аквитании. Комиссар уперся как бык, не захотел сотрудничать! Представляешь? Пришлось звонить в министерство, чтобы прочистили ему мозги. Луи ткнул пальцем в одну из фотографий: – Это женщина с улицы Аквитании. Красивой не назовешь, но судить сложно, лицо искажено от удушья. Он вошел к ней в квартиру неизвестно как, где-то около семи вечера. Заткнул ей рот тряпкой и, похоже, зверски прибил об стену. – А говорили, что он ее задушил. – Да, но сначала оглушил. Не так просто душить сразу, если можно так выразиться. Потом он подтащил ее к ковру на середину комнаты, там остались следы ботинок. И вот тут уже он ее задушил, а потом раз двенадцать ударил чем-то острым, скорее всего маленькими ножницами. Этот тип просто чудовище. – Сексуальное насилие было? Луазель воздел руки к небу и снова уронил, как бы выражая недоумение: – Ничего! – Ты вроде как удивлен? – В подобных случаях всегда ожидаешь обнаружить следы. Сам посмотри: одежда в порядке, и поза убитой вполне пристойная. Никаких следов секса. – А эта женщина… Напомни, как ее зовут… – Надя Жоливе. – По ней что-нибудь есть? – Мой коллега наводил справки, но ничего интересного не обнаружил. Читай сам: тридцать лет, секретарша в коммерческой фирме, собиралась замуж. Самая обычная женщина. Когда через десять дней произошло второе убийство, он бросил заниматься Надей. И я бы так поступил, как только узнали об этой сволочи, который следил за ними. Что касается моей жертвы… Луазель замолчал, листая папку, потом вынул из него пачку фотографий и разложил их перед Луи: – Вот она. Симона Лекур. То же самое, видишь, все совпадает до мельчайших подробностей: оглушили, вытащили на середину комнаты с кляпом во рту и убили. Луазель покачал головой, ломая сигарету. – Какая мерзость, – закончил он. – А что за тряпка? – Самая обычная. – Между двумя жертвами никакой связи? – Никакой. Это мы быстро выяснили, потому что убийца почти уже у нас в руках, но эти две женщины явно никогда не встречались. У них совершенно ничего общего, разве что обеим по тридцать лет, обе служащие и не замужем. Кроме того, обе особенной красотой не отличались, и они совершенно не похожи одна на другую. Одна брюнетка, у другой волосы скорее светлые, одна худая, другая пухленькая… Если они напоминают убийце его мать, то воспоминания у него довольно расплывчатые. Луазель улыбнулся и взял новую сигарету. – Но мы найдем этого ублюдка, – произнес он уверенно, – это дело нескольких дней. Ты читал газеты… Все свидетели описали человека, который торчал перед домом жертв за несколько дней до убийства. По-моему, парень болван, каких мало, поэтому мы его быстро возьмем. Представляешь, у нас семь надежных свидетелей… Семь! Уже одного этого достаточно. Он был настолько у всех на виду, стоял у дверей дома, его бы вся страна заметила. И еще одна коллега Нади показывает, что видела, как этот тип шел за ней, когда она выходила с работы, два дня подряд. И приятель Симоны его тоже заметил, когда провожал ее домой поздно вечером. Теперь понимаешь, вычислить его – раз плюнуть. – У вас и отпечатки его есть? – Все десять пальчиков на цветочном горшке. Ты видел такого идиота? Папоротник в горшке в квартире обеих жертв, и на каждом его отпечатки. Наверное, так он и проникал в квартиры. Девушка не испугается парня, который принес ей цветок. Хотя мог бы выбрать что-нибудь получше, чем папоротник. Говорю же тебе, кретин, опасный псих. – Все-таки папоротники неплохо пахнут. А в других местах есть его отпечатки? – Нет, только на горшках. – И как ты это объяснишь? Он несет горшок голыми руками, но ухитряется больше нигде не наследить? И если он для убийства надел перчатки, то почему не забрал с собой горшок, когда уходил? – Да, знаю, мы над этим тоже думали. – Не сомневаюсь. – Он вполне мог оглушить ее, задушить и нанести раны, не оставляя отпечатков. На полу ковер, а не паркет и не пластик. Возможно, он законченный кретин, как я тебе уже сказал, который просто не думал ни о чем. Такое бывает. – Почему бы и нет… – проговорил Луи, а сам представил себе маленького человека с пустыми глазами, за которым Марта ухаживала, словно он фарфоровый. Они там наверняка уже все закончили, и Марта постригла его в своей малюсенькой ванной и покрасила ему волосы. – Как он выглядит? – спросил вдруг Луи. Луазель снова прошел к несгораемому шкафу и вытащил другую папку. – Совсем свеженький, – сказал он, открывая ее. – Только что напечатали. Я же тебе сказал, семь верных свидетелей. На, посмотри и скажи, разве этот подонок не полный дебил? Луазель положил портрет на стол, и Луи был потрясен. Сходство оказалось поразительным. |
||
|