Глава 17

Мейзи увидела меня прежде, чем я заметил ее, и устремилась навстречу большой ярко-красной птицей, распростершей крылья.

Понедельник. Время ленча. Вулверхемптонские скачки. Холодно, и моросит дождь.

— Привет, дорогой, я так рада, что вы вернулись! Как долетели? Это же не ближний свет, а? Да еще на такой реактивной штуке! — Она похлопала меня по руке, зорко вглядываясь в лицо. — Вам, сдается, солоно пришлось, дорогой. Вы не обижаетесь на меня за такие слова? Вам не удалось загореть. А ужасные раны на руке, наверное, очень вам досаждают, да и ходите вы как-то слишком уж осторожно…

Она замолчала, чтобы взглянуть, как мимо нас на старт проходит группа жокеев. Яркие камзолы на фоне прозрачного серого тумана. Тема картин Маннинга.

— Вы поставили на кого-нибудь, дорогой? Вам не холодно? Я считаю, что джинсы не годятся зимой, потому что они все-таки из хлопка, дорогой, не забывайте. А как вам жилось в Австралии? То есть удалось найти что-нибудь интересное?

— О, мне придется долго рассказывать.

— Тогда пойдемте в бар. Вы не против?

Она заказала большие порции бренди с имбирным элем и устроилась за маленьким столиком. В ее добрых глазах появилось выражение тревоги и ожидания.

Я рассказал ей про организацию Хадсона, Мельбурнскую галерею и про список иностранных покупателей.

— И я была в том списке?

— Конечно, — ответил я.

— И вы передали его полиции? — встревожилась она.

— Успокойтесь, Мейзи, — усмехнулся я. — Ваша фамилия была уже вычеркнута. А я зачеркнул ее еще раз основательно. Теперь ее никто не прочтет, особенно на копии.

Она широко улыбнулась.

— А вас не назовешь дураком, дорогой! Тут я был не очень убежден.

— Но боюсь, что девять тысяч фунтов вы потеряли окончательно.

— О да, дорогой, — заявила она бодро. — Так мне и надо за попытку обмануть таможню, хотя, если говорить искренне, дорогой, при подобных обстоятельствах я, пожалуй, снова сделала бы то же самое, потому что налоги, дорогой, выводят меня из себя. Но я так рада, дорогой, что они не постучат в мою дверь или, вернее, к моей Бетти, потому что я, разумеется, живу у нее, как вас, наверное, уведомили уже в «Бич-отеле», пока мой дом не будет готов.

— Какой дом?

— Да, дорогой, я решила не восстанавливать усадьбу в Уортинге, потому что без тех вещей, которые мы покупали вместе с Арчи, она уже никогда не будет такой, как раньше. Так вот, я продаю участок за немалые деньги, дорогой, а себе подобрала хорошее местечко по дороге с ипподрома в Сандаунском заповеднике.

— И вы уже не собираетесь в Австралию?

— Нет, дорогой. Австралия слишком далеко. Понимаете, дорогой, далеко от Арчи…

Я понимал. Мне очень нравилась Мейзи.

— Боюсь, что я потратил все ваши деньги.

Она улыбнулась, склонив голову набок и гладя сумочку.

— Пустое, дорогой. Значит, вы нарисуете две картины. На одной меня, а на другой мой новый дом…

После третьего заезда я ушел, сел на поезд до Шрузбери, а оттуда автобусом добрался до официальной обители Фроста.

Он сидел в кабинете, с головой погрузившись в какие-то бумаги. Присутствовал также начальник отдела старший инспектор Уолл, который в свое время так потрепал нервы Дональду. Его я видел впервые. Мы довольно холодно пожали руки друг другу. Глаза Уолла скользнули по моей куртке, джинсам и бутсам, не изменив своего выражения. Мне предложили стул из пластика.

С чуть заметной усмешкой Фрост сказал:

— Вы там разворошили целый муравейник.

Уолл даже нахмурился, явно не одобряя такой фривольности.

— Обнаружилось, что вы напали на весьма разветвленную организацию. — Они оба устремили взгляд на гору бумаг.

— Вы рассказали обо всем Дональду? — спросил я. Фрост промолчал.

— Мы проинформировали мистера Стюарта, — деревянным голосом проговорил Уолл, — что ограбление его дома и смерть миссис Стюарт — дело преступной организации, о которой он не мог знать и действия которой не мог предотвратить.

Холодные, удобные слова.

— До него дошло то, что вы ему сказали?

Брови Уолла удивленно выгнулись.

— Я лично посетил его. Мне кажется, что он отлично все понял.

— А как с Региной?

— С телом миссис Стюарт, — поправил Уолл.

— Дональд очень хочет похоронить ее.

Фрост посмотрел на меня с почти человеческим сочувствием.

— Сложность в том, — проговорил он, — что в случае убийства тело потерпевшего должно сохраняться у нас, потому что адвокат защиты имеет право потребовать собственную экспертизу. В данном случае мы никого не смогли обвинить в убийстве. — Он откашлялся. — Мы выдадим тело миссис Стюарт для захоронения, как только будут улажены все формальности.

Я нервно сцепил пальцы.

— Успокойтесь. Ваш кузен и так многим вам обязан. Большего вы сделать не могли.

— Ладно, — криво усмехнулся я. — Тогда пойду проведаю его.

Уолл снова подал мне руку, а Фрост провел меня через холл на улицу. В ранних зимних сумерках ярко светились огни.

— Неофициально, — сказал он, медленно шагая за мной, — могу сообщить, что мельбурнская полиция нашла в галерее список людей, являющихся известными взломщиками. Они распределены по странам, как и покупатели. Четыре фамилии приходится на Англию. Мне не полагается строить догадки, тем более делиться ими, но все же есть шанс, что убийца миссис Стюарт находится среди них.

— Правда?

— Да… Но прошу на меня не ссылаться.

— Ладно, не буду, — пообещал я. — Итак, ограбление — местная работа?

— Похоже.

«Грин, — подумал я. — Грин через „и“ долгое. Грин мог нанимать их. А потом на пожарище он проверял качество их работы».

Я остановился. Мы стояли перед цветочным магазином, в котором работала Регина. Фрост поглядел на огромные желтые хризантемы, украшавшие ярко освещенную витрину, и перевел на меня вопросительный взгляд. Я полез в карман, достал шесть револьверных гильз и положил их в руку Фроста.

— Гильзы именно от того револьвера, из которого человек по фамилии Грин стрелял в меня. Он бросил их, когда перезаряжал оружие. Я говорил вам о них по телефону. Может, это убедит вас в том, что Грин способен на убийство.

— Ну… и что с того?

— Только предположение…

— Дальше, дальше!

— Грин находился в Англии в то самое время, когда была убита Регина…

Он уставился на меня и ждал продолжения.

— Может, Регина знала его. Ведь она была в галерее в Австралии. Может быть, она узнала его, когда увидела в доме среди бандитов… Вероятно, потому ее и убили — было явно недостаточно просто связать и заткнуть ей рот. Если бы она осталась жива, то несомненно смогла бы опознать его.

Теперь он выглядел так, словно ему не хватало воздуха.

— Но это все… предположения, — попробовал возразить он.

— Я знаю наверняка, что он был здесь через две недели после смерти Регины. Я знаю, что он по уши увяз в продаже картин, которые потом выкрадывали у владельцев. Я знаю наверняка, что он убил бы каждого, кто мог бы обвинить или выдать его. А остальное… ну, это уже ваши заботы!

Я продолжал идти к остановке автобуса. Он шел за мной с растерянным видом.

— Все хотели бы знать, — проговорил он, — как вы напали на след организации?

— Подсказка информатора, — усмехнулся я.

— Какого информатора?

«Информатор, — мелькнуло у меня, — контрабандист в модном пальто с великолепной прической и сумочкой из крокодиловой кожи».

— Информаторов не выдают, — заявил я.

Он вздохнул, остановился и вытащил из пиджака кусочек оторванной ленты телекса.

— Вы знакомы с инспектором по фамилии Портер?

— Разумеется.

— Он переслал вам сообщение.

Фрост передал мне ленту. Я прочитал аккуратно напечатанные слова:

«Передайте большое спасибо художнику-англичанину».

— Вы можете кое-что передать Портеру?

— Могу, конечно. Что?

— «Пустое», — продиктовал я.

Я стоял в темноте возле дома своего кузена. Он сидел в освещенной гостиной, глядя на портрет Регины, стоявший на камине все еще без рамы. Я позвонил.

Дональд медленно подошел и открыл.

— Чарльз? — несколько удивился он. — А я полагал, что ты в Австралии.

— Вчера прилетел.

— Заходи.

Мы прошли на кухню, где по крайней мере было тепло, и сели по разные стороны стола. Он выглядел изможденным стариком, тенью человека, который уходит из жизни.

— Как идут дела? — спросил я.

— Дела? — хмуро переспросил он.

— Торговля вином.

— Я с тех пор не был в конторе.

— Но если у тебя до сих пор не было проблем с наличными, они появятся.

— Мне все равно!

— Ты застрял, как иголка на пластинке. Проигрываешь один и тот же мотив… — Он смотрел на меня без всякого выражения. — Но теперь полиция знает, что это не ты организовал ограбление.

Он медленно кивнул.

— Полицейский… инспектор Уолл… приходил и сообщил мне…

— Ну, а дальше?

— Теперь это не имеет значения.

— Из-за Регины?

Он не ответил. Глаза его затуманились.

— Тебе нужно трезво оценить обстановку, Дональд. Она мертва. Уже пять недель и три дня, как она умерла. Ты хочешь ее увидеть сейчас?

Он страшно перепугался.

— Нет, Чарльз. Конечно нет!

— Тогда брось думать о ее мертвом теле!

— Чарльз! — Он вскочил, опрокинув стул, вне себя от ярости.

— Она в ящике холодильника, — сказал я. — А тебе нужно похоронить ее в холодной сырой земле. Разве не все равно?

— Убирайся! — Он повысил голос. — Я больше не хочу тебя слушать.

— То, из-за чего ты убиваешься, — терпеливо уговаривал его я, — это уже не Регина. Пойми, Дональд, то, что лежит в холодильнике, уже не Регина. Настоящая Регина — в твоем сердце, в твоей памяти. Единственная возможная жизнь, которую ты можешь ей дать, это помнить о ней. Ее бессмертие — в твоей жизни. И своим отказом от жизни ты убиваешь ее вторично.

Он резко повернулся и вышел. Я слышал, как он пересек холл, и догадался, что он направляется в гостиную. Через минуту я пошел за ним. Створки дверей были закрыты.

Я открыл двери и вошел. Он сидел на стуле на своем обычном месте.

— Убирайся… — вяло произнес он.

«Какой прок в том, — подумал я, — что человека сбрасывают с балкона, стреляют в него, швыряют о камни, а в итоге он не может спасти своего кузена».

— Я забираю картину с собой в Лондон, — громко и безапелляционно заявил я.

Он забеспокоился и вскочил на ноги.

— Нет!..

— Да. И немедленно!

— Ты не сделаешь… Ты отдал ее мне…

— Ее нужно вставить в раму. Иначе ее скрутит и перекорежит.

— Ты не заберешь ее.

— Ты тоже можешь поехать ко мне.

— Я не могу уехать отсюда!

— Почему?

— Не будь идиотом! — взорвался он. — Ты сам знаешь почему. Потому что…

— Регина будет там, где будешь ты. Стоит подумать о ней, как она будет с тобой.

Никакой реакции.

— Она была необыкновенная. Ужасно, что ее не стало. Но она заслуживает того, чтобы ты сделал для нее все, что возможно.

Опять ничего.

— Она не в этой комнате, а в твоих мыслях. И ты можешь взять ее с собой куда угодно.

Ничего.

Я подошел к камину и снял картину. Лицо Регины улыбалось, полное жизни.

«Но левую ноздрю следовало бы нарисовать несколько мягче…» — подумал я.

Дональд не пытался останавливать меня. Я тихо коснулся его руки.

— Давай выведем твою машину и поедем ко мне в Хитроу. Немедленно!

Дональд продолжал молчать.

— Вставай! — коротко приказал я. Он начал тихонько плакать.

Я глубоко вздохнул и взглянул на часы.

— Хватит! — сказал я через пару минут. — А бензин у тебя есть?

— Мы сможем заправиться… на шоссе… — ответил он, мучительно шмыгая носом.