"Миллионы Стрэттон-парка" - читать интересную книгу автора (Фрэнсис Дик)

ГЛАВА 16

Мой мозг словно сковало.

Страх пронзил меня от пяток до затылка.

Я стоял, оцепенев, и пытался вспомнить номер гарднеровского телефона. В памяти был полный провал. Я закрыл глаза, сжал веки, телефон должен был всплыть сам собой, без специальных усилий, подсознательно, как звук, а не графический знак. Не задумываясь, я начал нажимать на кнопки, лоб покрылся испариной.

Ответила жена Роджера.

— Где мальчики? — резко спросил я.

— Вот-вот должны быть с вами, — спокойно произнесла она. — Они ушли… э… минут пятнадцать назад. Сейчас они подойдут к вам.

— Ко мне… куда?

— Конечно же, в большой шатер, — она ничего не понимала. — Кристоферу передали, что вы их ждете, и они тут же побежали.

— Их отвез Роджер?

— Нет. Он где-то на ипподроме, где, не скажу. Дети пошли пешком. Ли… что-нибудь случилось?

— Как передали?

— Позвонили, спросили Кристофера…

Я кинул трубку Марджори и со всех ног бросился из гостиной, промчался через холл, выскочил из дома и сел в автомобиль Дарта. Я не бежал, а ковылял, и все равно я никогда еще не бегал так быстро. Мне было все равно, что я знал, что бегу навстречу западне, навстречу своей судьбе. Я не мог бы предпринять ничего другого, только бежать туда сломя голову в надежде, что он обрадуется случаю разделаться со мной и отпустит мальчиков живыми…

Я гнал машину Дарта по дороге как сумасшедший. Я заслужил, чтобы за мной погналась куча полицейских, но обошлось, и никто не стал меня преследовать за превышение скорости.

Миновав ворота ипподрома, я выехал на асфальт у конторы Роджера. Там стоял серебристый «Ягуар» Кита. Вокруг ни души… Нет… Кристофер… Эдуард… и Элан. Как один перепуганные донельзя. Я не без труда выкарабкался из машины, подгоняемый волнами страха.

— Папа! — прозвучавшая в голосе Кристофера радость отнюдь не успокоила меня. — Папа, скорее.

— Что происходит?

— Этот человек… в большом шатре. Я повернул в ту сторону.

— Он разжег там огонь… и Нил… и Тоби… и Нил плачет.

— Найди полковника Гарднера, — крикнул я ему на бегу. — Скажи, чтобы открыл разбрызгиватели.

— Но… — Кристофер пришел в отчаяние. — Мы не знаем, где он.

— Найдите его.

Я слышал, как кричит Нил. Не слова, а нечто нечленораздельное. Пронзительный крик.

Такие вещи непереносимы.

Я вбежал в большой шатер, побежал по центральному проходу, высматривая огнетушитель, который должен был быть у входа, но его нигде не было, внезапно я заметил, что рядом со мной бежит Элан.

— Назад, — закричал я ему. — Назад, Элан. Под шатром уже набралось дыма, в разных местах горел пол, и языки пламени плясали, посылая к потолку снопы искр. За ними, дальше, высилась мощная фигура Кита.

Он держал Нила за запястье, подняв его в воздух почти на вытянутой руке, маленькое тельце извивалось, билось, стараясь высвободиться от железной хватки, но до пола мальчик не мог достать болтающимися ногами.

— Отпустите его! — закричал я, забыв о гордости, умоляя, выпрашивая.

— Идите сюда и заберите, а не то я сожгу его.

Рядом с Китом, в красивом декоративном металлическом каркасе торчал высокий факел, окутанный синим пламенем и напоминавший те, которые используют во время пикников на воздухе подле огромной жаровни или вертела с целым быком или тушей барана, или в процессиях с огнями, или для хулиганских поджогов домов, — Нил по одну сторону от Кита, факел по другую. Стоявший в центре Кит держал в руках канистру, крышка с горлышка канистры была снята.

— Это бензин, папа, — закричал рядом со мной Элан. — Он лил его на пол и поджигал. Мы испугались, что он сожжет нас… и побежали, но он поймал Нила… Папочка, не дай ему сжечь Нила.

— Назад, — завопил я на него, совершенно обезумев. Он неуверенно приостановился, лицо его заливали слезы, потом он отстал, и я знал, что он остался позади.

Я бежал что было сил туда, где был Кит, туда, где он стоял с дикой усмешкой на губах, туда, где был мой сын. Я бежал по направлению к тому месту, где должно было вспыхнуть страшное пламя, бежал из последних сил, бежал, подгоняемый инстинктом.

«Набегу на него, — думал я. — Собью с ног. Свалюсь вместе с ним на пол. Он упадет вместе со мной…»

Он никак не ожидал нападения. Он отступил назад, он уже не глядел с прежней уверенностью, а Нил продолжал пронзительно кричать. Позже я осознал, что, защищая своих детей, человек способен почти на безумство.

В тот момент я видел только пламя, чувствовал только гнев, ощущал только запах бензина и с ужасом представлял себе худшее.

Он может бросить в меня канистру с бензином, ткнет факелом — но чтобы сделать это, ему придется… ему придется отпустить Нила. Я оттолкну его от Нила, и он останется цел и невредим.

Оставалось каких-то шесть шагов, у меня было немного шансов не сгореть. Но ведь и Кит сгорит… и умрет… уж я об этом позабочусь.

И здесь между нами возникла маленькая темная фигурка, как сказочный гоблин, взявшаяся ниоткуда, одни только руки-ноги в стремительном движении. Он с налета ткнулся в Кита, тот потерял равновесие, зашатался, взмахнул руками.

Тоби… Тоби!

Кит отпустил Нила. Каким-то безотчетным движением я отшвырнул своего малыша в сторону от него. Бензин плеснулся из канистры и сверкающей струей окатил ноги Кита. Закачавшись, пытаясь уклониться от расплескивающегося горючего, Кит зацепил стойку с факелом. Та качнулась раз, другой, опрокинулась, и, описав дугу, пламя коснулось пола.

Я рванулся вперед, подхватил правой рукой Тоби, левой — Нила, оторвал их от пола и бросился бежать прочь от огня.

За спиной у нас раздался сильный треск, пахнуло жаром, взвились языки огня, как будто вспыхнул сам воздух. Оглянувшись через плечо, я краем глаза успел увидеть Кита, его лицо искажала гримаса, как будто он сейчас закричит. Мне показалось, будто он набрал в себя воздуха, чтобы крикнуть, но огонь ринулся в его открытый рот, как если бы там были большие меха. Он не издал ни звука, только схватился за грудь, глаза у него вылезли из орбит, и он упал лицом в разрастающийся огненный шар.

Моя рубашка начала тлеть на спине от шеи до талии, у Тоби загорелись волосы. Я бежал с моими мальчиками по проходу, пока не споткнулся и не упал, выронив Нила, но успел перевернуться на спину, чтобы руками загасить волосы Тоби.

Страшные секунды. Нил пропах бензином, Тоби тоже, а со всех сторон к нам подступал огонь.

Я лежал на спине, пытаясь немного отдышаться и собраться с силами, левой рукой я притягивал к себе Нила, сотрясавшегося от рыданий. Одновременно я стал утешать Тоби, и тут сверху на нас полились благословенные струйки воды, прохладной, животворной воды. Маленькие очаги пламени вокруг нас зашипели, запузырились, огонь почернел и потух, на полу осталась дымящаяся скорчившаяся фигура, — то, что осталось от Кита.

Тоби прижался к моей груди, смотрел на меня не отрываясь, как будто у него не было сил отвести взгляд и посмотреть по сторонам.

— Он хотел поджечь тебя, правда, папа?

— Да, хотел.

— Я так и подумал.

— Откуда ты взялся? — спросил я.

— Из столовой, где мы ели ленч. Я прятался… — у него расширились глаза. — Как же я испугался, папочка.

По его опаленным волосам сбегали тоненькие ручейки воды, заливая глаза.

— Любой бы на твоем месте испугался, — я похлопал его по спине, мне очень хотелось как-то выразить свою любовь. — Твоей храбрости хватило бы на десять тысяч героев, — я старался подобрать подходящие слова. — Не всякий мальчик может сказать, что спас жизнь своему отцу.

Я понимал, что этого мало для него. Нужно было что-то большее, что-то такое, что укрепило бы его чувство собственной значимости, уверенности в себе, помогло управлять своими чувствами.

У меня перед глазами стояла картина, как мой отважный Тоби кинулся на невероятно страшную цель, — маленький человечек, который сумел перебороть отнюдь не детский ужас.

Я улыбнулся:

— Хочешь изучать карате, когда приедем домой?

Его напрягшееся лицо расплылось в улыбке, он смахнул со рта капельки стекавшей с волос воды:

— О, папочка, да!

Я присел, не выпуская обоих из рук, прижимая их к груди, и тут появился Кристофер, за ним вбежали остальные двое. Все они как загипнотизированные смотрели мимо меня на жуткое, неимоверное зрелище.

— Не ходите туда, — проговорил я, толчком вставая на ноги. — Где полковник Гарднер?

— Мы его не нашли, — сказал Кристофер.

— Но… разбрызгиватель?

— Я включил его, папа, — сказал Кристофер. — Я видел, как Генри обклеивал его бумажками с надписью, ну, тогда, когда ты уехал на поезде. Я прекрасно знал, где кран.

— Великолепно, — произнес я, но не было слов, которые могли в тот момент передать мои чувства по-настоящему. — Ну ладно, давайте выбираться отсюда, тут льет настоящий дождик.

Нил хотел, чтобы я взял его на руки. Я поднял его, и он обвил мою шею руками, прижался ко мне, и все мы вшестером, промокшие до нитки, медленно побрели к выходу.

Подъехал в своем джипе Роджер и изумленно уставился на нас.

Наверное, мы выглядели очень странно. Один высокий мальчик и один маленький мальчик прижимались ко мне, трое других окружали меня, и со всех текла вода.

Я сказал Кристоферу:

— Беги, перекрой воду. Затем Роджеру:

— У нас был пожар в большом шатре. Сгорело немного покрытия, облитого бензином, и несколько досок на полу, но Генри был прав, парусина и не думала загораться.

— Пожар! — Он повернулся к входу, чтобы пойти и самому увидеть, что там такое.

— Хочу вас предупредить, — сказал я. — Там Кит. Он мертв.

Роджер задержался на шаг, потом вошел в шатер. Тут вернулся Кристофер, выполнивший поручение, и все мы — и мальчики, и я — стали трястись не то от шока, не то от того, что стояли мокрыми на легком апрельском ветерке.

— Марш в машину, — сказал я, указывая на автомобиль Дарта. — Вам нужно обсохнуть.

— Но, папа…

— Я еду с вами.

Они уже забрались в машину, когда из шатра вышел Роджер, на нем не было лица.

— Что тут могло стрястись? — озабоченно спрашивал он. — Придется вызывать полицию. Пошли в контору.

Я покачал головой.

— Первым делом мне нужно переодеть детей в сухое. Так им недолго подхватить и воспаление легких. Я вернусь.

— Но, Ли…

— Кит пытался поджечь большой шатер. Но…

— Но, — договорил за меня Роджер, — тот, кто пытается разжечь огонь с помощью бензина, рискует сгореть при этом сам.

Я слабо улыбнулся:

— Верно.

Я отвез мальчиков к автобусу, где все мы, особенно я, хорошенько отмылись в душе, переоделись в сухое, сменив всю одежду вплоть до трусов. Мою клетчатую рубашку с почерневшей, как будто от перегревшегося утюга, спиной пришлось выбросить в мусорное ведро, а не в ящик для прачечной. Кожу на спине саднило, как от солнечного ожога, ничего серьезного. Мне чертовски повезло, что рубашка была из толстой шерстяной ткани, а не из нейлона.

Когда ребята были готовы, я отправил их к миссис Гарднер и попросил ее напоить всех чем-нибудь горячим и сладким с фруктовым пирогом, если он еще остался.

— Дорогие вы мои, — сказала она, обнимая их, — заходите, заходите.

— Не уходи, папа, — произнес Эдуард.

— Мне нужно поговорить с полковником, но я скоро вернусь.

— Можно я поеду с тобой? — спросил Кристофер.

Я только тут обратил внимание, как он у меня вытянулся, прислушался к ломающемуся голосу и увидел в мальчике пробуждающегося мужчину, угадал в нем страстное желание скорее возмужать и чувствовать себя взрослым.

— Давай в машину, — скомандовал я, и, окрыленный, он быстро плюхнулся на сиденье рядом со мной.

— Когда ты вошел в большой шатер, что сказал тебе Кит Стрэттон? — спросил я.

— Тот человек? — Кристофер вздрогнул. — Вначале все было нормально. Он сказал, чтобы мы все зашли в большой шатер. Он сказал, что ты сейчас придешь.

— Что потом? — поторопил я его.

— Потом мы вошли внутрь, он зашел вслед за нами.

— Что произошло дальше?

— А потом… — он запнулся, — нам стало не по себе. Он, папа, взял канистру, которая лежала там, и снял крышку, мы почувствовали, что это бензин. Потом он поставил канистру на пол, взял эту штуку с палкой, щелкнул зажигалкой, и кончик палки вспыхнул, как факелы в фильмах о ку-клукс-клане.

— Я понимаю.

— Потом он плеснул бензином на пол и провел в том месте факелом, и, конечно, там загорелось, но огонь дальше не побежал. — Он замолчал, припоминая. — Нам стало страшно, папа. Ты всегда говорил нам ни под каким видом не приближаться с огнем к бензину, а у него в одной руке была большая канистра с бензином, а в другой факел. Он велел идти в глубь большого шатра и пошел за нами, ему удалось поджечь пол в нескольких местах, но он все время говорил, что ты сейчас придешь. У нас тряслись поджилки, так мы боялись, папа. Он вел себя совсем не как взрослый. Он вел себя совсем не разумно.

— Хорошо, что вы заметили это.

— Он велел нам идти еще дальше, мимо такой штуковины, в которую поставил факел, и тот просто горел там, он им больше не размахивал, тогда стало уже не так страшно, но все равно было плохо. Он поставил и канистру, потом посмотрел на нас и улыбнулся, вот когда стало совсем жутко. То есть я не могу тебе описать, как это было.

— Нет, ты очень хорошо рассказываешь.

— Я прямо онемел от страха. Нам хотелось поскорее убежать оттуда. Потом Элан неожиданно бросился бежать и проскочил мимо него, за ним Эдуард, и я тоже, он заорал на нас, погнался за нами, мы увернулись и дунули что было мочи… и потом увидели, что Тоби не бежит за нами, и тут начал кричать Нил… И здесь прибежал ты.

Я остановил машину около джипа Роджера. За ним стоял «Ягуар» Кита, а еще дальше полицейская машина.

— И он больше ничего не сказал? — спросил я.

— Нет, только что-то про то, что не даст тебе шантажировать его. Ну, это было совсем уж глупо, ты никого не будешь шантажировать.

Я расплылся про себя в улыбку, как приятно, когда в тебя так верит сын. Но шантажируют не обязательно ради денег.

— Нет, — сказал я. — Но ты все равно этого не повторяй, ладно?

— Ладно, папа.

Чувствуя удивительную легкость на сердце, я с Кристофером подошел к конторе и на вопрос полиции ответил, что ума не приложу, почему Кит Стрэттон вел себя так безрассудно.

Из Стрэттон-Парка я уехал только в пятницу. Всю среду я отвечал «не знаю» под градом вопросов, которые не уставали задавать мне полицейские, а под конец обещал вернуться и присутствовать на процедуре дознания.

О том, что я кинулся на Кита, чтобы он потерял равновесие, и о том, что он пытался сделать с Нилом, я не сказал ни слова. Это прозвучало бы не слишком правдоподобно.

Отвечая на вопрос, я сказал, что не применил огнетушитель потому, что не мог найти ни одного, а потому и не мог спасти Киту жизнь.

— Четыре огнетушителя оказались в баре, где их невозможно было найти, — сказал мне Роджер.

— Кто спрятал их там? — спрашивала полиция.

— Понятия не имею, — отвечал я. Кристофер сказал следователю, что Кит был «психом». Тот вежливо выслушал его и решил, что мальчик слишком еще юн, чтобы его вызывать свидетелем при дознании, да к тому же он сам не присутствовал на месте происшествия в момент, когда оно имело место.

Наехала пресса, снимали, расспрашивали и выслушивали те же самые ответы.

Позже, у Гарднеров в доме, женщина-полицейский задавала вопросы младшим ребятам, что они видели, но, как обычно и случается, когда детей расспрашивают незнакомые люди, они молчали, как воды в рот набрав, ничего не говорили от себя и отвечали только кивками. Да — кивок — в шатре горело. Да — кивок — Кит Стрэттон поджигал пол. Да — кивок — у Тоби обгорели волосы. Да — кивок — их спас отец.

«Стрэттонам, — с иронией подумал я, — не на что пожаловаться — я действовал совершенно в их духе, стараясь не поднимать шума».

В четверг сняли скобки с большинства заживших порезов, и я отвез Тоби в Суиндон, чтобы Пенелопа попробовала что-нибудь сделать с обгоревшей прической Тоби. Дарт был за шофера.

Я смотрел, как Пен смеется, отмывая сажу и упорный запах паленого; она стригла, взбивала, расчесывала остатки коротеньких волос. Наблюдал, как она внушала мальчишке уверенность в приобретенной им новой внешности, чем вызвала на его личике радостную улыбку.

Я смотрел и думал только об одном, как счастлив бы я был, оставшись наедине с этой женщиной.

Сверху, как клушка, оберегающая свое чадо от хищников, спустилась Филиппа, словно прочитавшая мои мысли.

— Во вторник я слишком разоткровенничалась с вами, — чуть обеспокоенно сказала она.

— Я вас не выдам.

— А Кит Стрэттон умер!

— Такая жалость, — согласился я. Она рассмеялась.

— Ах вы, врунишка. Это вы убили его?

— В какой-то мере. — «С помощью двенадцатилетнего сына, — подумал я, — понял он это или нет, все равно». — Самооборона, я бы сказал.

У нее смеялись глаза, но голос звучал строго. Свое отношение к случившемуся она выразила одним-единственным словом «хорошо».

Пенелопа закончила возиться с вихрами моего двенадцатилетнего отпрыска. Я заплатил ей. Она поблагодарила меня. Она знать не знала, какие чувства к ней испытывал я, ни одной искорки ответной реакции не проскочило между нами, — я отец шестерых мальчиков, почти вдвое ее старше. Видевшая и понимавшая все Филиппа потрепала меня по плечу. Я поцеловал мать в щечку, но от этого страсть моя к дочке не улеглась, ничего не поделаешь. Я подхватил Тоби за руку и вышел из парикмахерской, чувствуя себя старым и опустошенным.

Дарт отвез Тоби к братьям, сидевшим у Гарднеров, и с готовностью доставил меня к Марджори.

Слуга с прежним апломбом впустил нас и объявил хозяйке о нашем приходе. Как и в прошлый раз, Марджори сидела в своем величественном кресле. Разбитое зеркало убрали, от растерзанных выстрелом Ребекки стульев не было и следа. Никаких признаков инцидента, во всяком случае видимых невооруженным глазом, не наблюдалось.

— Я пришел попрощаться, — промолвил я.

— Но вы ведь вернетесь в Стрэттон-Парк.

— Возможно, не вернусь.

— Но вы нам нужны. Я покачал головой.

— У вас отличный управляющий ипподромом в лице полковника Гарднера. На следующих бегах вы соберете рекордное число посетителей благодаря удивительному умению Оливера Уэллса обращаться с прессой. Вы закажете великолепные новые трибуны, и что я сделаю, если захотите, так это прослежу, чтобы фирмы, представляющие вам проекты, были солидными и надежными. Ну а помимо всего этого, теперь у вас намного больше власти в вашей семье, и вам намного легче будет управлять ею. Кита больше нет, и вам не нужно ломать голову, как обуздать его. Ребекка у вас в руках, она ставила своей целью — и, вероятно, еще не отказалась от этой мысли — заполучить в свои руки управление ипподромом. Она сильно оскандалилась, так что даже после того, как вы отойдете от дел, Конрад и Дарт смогут всегда напомнить ей о шантаже и покушении на убийство.

Марджори выслушала меня и тут же нашла типичное для нее решение.

— Я хочу, — произнесла она, — чтобы вы были директором. Конрад, Айвэн и я проголосуем за ато. Единогласное решение Совета.

— Правильно, правильно! — Дарт был в восторге.

— Да не нужен я вам, — стал было отнекиваться я.

— Нет, нужен.

Мне хотелось освободиться от Стрэттонов. Мне совершенно не хотелось выступать в роли моего не-дедушки. Он давно уже в могиле, но его влияние и ряд независящих от меня обстоятельств затянули меня невидимыми нитями в клубок опасных приключений, и трижды за одну неделю общение со Стрэттонами едва не стоило мне жизни. Свой долг ему я выплатил, думал я. Теперь мне нужна свобода.

И все же…

— Я подумаю, — сказал я. Марджори удовлетворенно кивнула.

— С вами во главе, — заверила она, — ипподром будет процветать.

— Я должен переговорить с Конрадом.

Он сидел за письменным столом в кабинете в полном одиночестве.

Я опять оставил Дарта в машине читать про облысение, но только на этот раз не в роли дозорного.

— С этой американской системой, — сказал он, рассматривая фотографии до и после, — у меня больше не будет проблем. Можете купаться, нырять, новые волосы никуда не денутся, остаются при вас. Но придется каждые шесть недель ездить в Америку, чтобы поддерживать их.

— Вы можете это себе позволить, — согласился я.

— Да, но…

— Не раздумывайте, — сказал я. Его нужно было подбодрить.

— Вы, честное слово, думаете, стоит!

— Я думаю, вам нужно сейчас же заказать первый билет.

— Да. Да. Ну конечно, да. Я так и сделаю. Когда я вошел, Конрад поднялся из-за стола.

Дверцы стенного шкафа были закрыты, но повсюду на ковре в невероятном беспорядке стояли коробки без крышек, содержимое некоторых вывалилось на пол.

Руки мне он не протянул. По-видимому, он чувствовал себя так же неловко, как и я.

— Мне звонила Марджори, — сказал он. — Она сказала, что хочет видеть вас членом Совета. Сказала, чтобы я убедил вас.

— Здесь важно только ваше желание.

— Не знаю…

— Нет. Я вовсе не за этим приехал сюда. Я приехал вернуть то, что выкрал у вас вчера.

— Господи, только вчера! Сколько же с тех пор произошло.

Я положил на стол перед ним коричневый конверт с надписью «Конрад». Он взял его, посмотрел на клейкую ленту.

— Как я сказал вам, — продолжил я, — я посмотрел, что там внутри. Кит понимал, что я заглянул туда. Думаю, ему было невыносимо думать, что я узнаю то, что там написано, а главное, использую. Признаться, я рад, что мне не придется этого делать, потому что его больше нет в живых, иначе пришлось бы использовать эти документы, и я хотел бы, чтобы вы знали о них. Но я ничего не скажу Марджори — она, судя по всему, не знает, и никому другому не скажу, никогда.

— Я не хочу открывать его, — проговорил Конрад, положив конверт обратно на стол.

— Я не настаиваю на том, что вам обязательно нужно это сделать.

— Но вы так думаете.

— Кит бы сжег его, — заметил я.

— Сжег бы, — его передернуло.

— Во всяком случае, — сказал я, — здесь информация, предназначенная вам. Ваш отец хотел, чтобы вы знали. Так что, — вздохнул я, — прочитайте или сожгите, но не оставляйте среди ваших бумаг. — Я помолчал. — Еще раз хочу извиниться за то, что вломился сюда. Завтра утром я уеду из Стрэттон-Парка, и мне очень жаль, что так получилось. — Я опустил глаза. — Извините за все.

Я повернулся и направился к двери.

— Постойте, — остановил меня Конрад. Уже в дверях я остановился.

— Я должен знать то, что знаете вы, — вид у него был далеко не величественный. — Он был мой близнец. Знаю, он мне завидовал… Знаю, это несправедливо, что я получил так много только за то, что на двадцать пять минут старше его, знаю, что он был злой, грубый и часто жестокий человек, знаю, что он избивал вашу мать и вообще всех своих жен. Я знаю, что он едва не прикончил цыгана Ханны. Я видел, как он безжалостно бил вас ногами… Я знаю все это и много, много больше этого, но он был мой брат, мой близнец.

— Да.

При всех своих недостатках Стрэттоны хранили нерушимую верность друг другу, несмотря на все внутренние склоки, оставались семьей, которая неизменно сплачивалась при первых же нападках на нее из внешнего мира.

Конрад взял конверт и отодрал липкую ленту.

Он перечитал записку, потом добрался до белого конверта.

— «Помни, — бормотал он себе под нос, читая письмо, — Кит имеет обыкновение обманывать…»

Он вынул из белого конверта еще пять сложенных листочков и прочитал тот, который лежал сверху, это была еще одна коротенькая записка от отца.

В ней говорилось:

«Эта ложь Кита стоила мне кучи денег, которые я сам передал Киту, излишне доверившись ему. Прошло много лет, пока я не понял, что он ограбил меня. Но это мелочь по сравнению со всей правдой».

Конрад положил записку на стол и взглянул на следующий листок, еще одно письмо, но отпечатанное на пишущей машинке.

— «Арн-Верити Лэбораториз»? — удивился Конрад. — Кто это?

Он прочитал письмо, которое было адресовано его отцу и помечено датой двухлетней давности.

В двух словах, лаборатория сообщала, что произвела анализ высланных ей предметов. К письму были подколоты результаты каждого анализа в отдельности, но, суммируя, они выглядели так:

«Вы направили нам три волоса, обозначенные „А“, „Б“ и „В“.

Результаты анализа на ДНК: «А» почти наверняка родитель «Б» и «А» и «Б» —родители «В».

Конрад поднял на меня глаза:

— Что все это значит?

— Это значит, что никакого цыгана нет. Его выдумал Кит.

— Но…

— Это значит, что Кит — отец Джека. Конрад обмяк на своем стуле, мне показалось, что он вот-вот потеряет сознание.

— Я этому не верю, — выдохнул он. — Не могу. Это неправда.

— Джек совсем не похож на цыгана, — сказал я, — он больше похож на Кита.

— О Боже мой…

— Ханне не очень нравится эта история про цыгана. Она говорит Джеку, что его отцом был иностранный аристократ, который не переживет такого скандала. Если не считать этой выдумки про иностранца, все это более или менее верно.

— Ханна! — горестно воскликнул он. — Что вы собираетесь делать в отношении ее ?

— Ничего, — я удивился такому вопросу. — Теперь, когда Кита нет, мне нет надобности использовать то, что я знаю. Ханне совершенно ничего не угрожает.

— Но ведь она напала на вас! Я вздохнул.

— Ей всегда не везло, так ведь? Ее зачали изнасилованием, ее бросила мать, и отец сделал ей ребенка. Молодые люди отворачивались от нее, дед ее не любил, но как бы он к ней ни относился, у нее был Джек, ее сын. Я не буду лишать ее этой последней радости. Точно так же, как Кит ваш близнец, Ханна, люблю я ее или нет, моя сводная сестра. Оставим ее в покое.

С минуту Конрад сидел совершенно неподвижно, потом сгреб отцовские письма и лабораторные анализы в первый коричневый конверт и протянул весь пакет в мою сторону.

— Возьмите, — решительно сказал он, — и сожгите.

— Хорошо.

Я вернулся к столу, взял конверт и пошел снова к двери.

— Приходите на Совет директоров, — напомнил Конрад. — Как всегда, Марджори абсолютно права. Вы будете нам нужны.

Мальчики и миссис Гарднер прощались так долго, что могли бы посоревноваться с Ромео и Джульеттой, много раз повторив клятву встретиться снова. Мы с Роджером расставались не так экспансивно, но тем не менее с величайшей радостью говорили о приятной перспективе работать вместе.

— Столько еще предстоит сделать, — сказал Роджер.

Дарт обещал навестить нас после поездки в Америку. Он уже заказал билеты.

Мальчики залезли в автобус и как безумные махали в окна, и я поехал домой, к мирным границам Суррея и Сассекса.

— Хорошо провели время, дорогие? — спросила Аманда, обнимая детей. — Чем занимались, пока ваш отец старался попасть в газеты?

Они смотрели на нее непонимающими глазами. Пройдет время, и они расскажут ей, как это было, но сейчас ее вопрос ошарашил их, и они не знали, что сказать.

В конце концов Нил совершенно серьезно проговорил:

— Мы делали фруктовые пироги. Аманда с упреком сказала мне:

— Телефон здесь буквально надрывался. — Она оглядела меня, я бы не сказал, что с большим беспокойством. — Надеюсь, с тобой все в порядке?

— Да, — ответил я. — Все в порядке.

— Прекрасно.

Она повела детей в дом. Я постоял около автобуса, ожидая, пока остынет мотор, потом забрался на дуб.

Остальные деревья уже прорезывались листочками, но дуб пока поджидал, соревнуясь с ясенем, чтобы последним покрыться зеленью. Я устроился в развилке налившихся почками ветвей, мои порезы все еще давали себя знать, но здесь мне ясно и спокойно думалось.

Через некоторое время из дома вышла Аманда и подошла к дереву.

— Ты чего это там делаешь? — спросила она.

— Так, думаю.

— Слезай. Мне нужно поговорить с тобой.

Я слез, хотя выслушивать ее мне совершенно не хотелось. Я сказал:

— Я боялся, что вернусь в пустой дом. Боялся, что ты с Джеми могла уйти.

У нее округлились глаза.

— Все-то ты вечно знаешь.

— Я боялся, что ты нашла себе кого-нибудь еще.

— Да, нашла.

Нельзя сказать, чтобы она произнесла эти слова с вызовом, но явно обдумала эти слова, прежде чем произнести их. Она все еще была чертовски хороша. Лучше б уж было по-другому.

— Я решила, что формальный развод с тобой, — произнесла она, — плохо отразится на детях. Ну, и… — она чуть-чуть запнулась, потом собралась с духом, — он женат, и у него точно такие же проблемы в его собственной семье. Поэтому мы будем просто часто встречаться. Можешь соглашаться или не соглашаться, решай сам, Ли.

Она ждала моего ответа.

Кристофер, Тоби, Эдуард, Элан, Нил и Джеми. Шесть резонов.

— Согласен, — сказал я.

Она кивнула, пакт был таким образом заключен, и она вернулась в дом.

В нашу спальню ко сну Аманда поднялась, как обычно, на час раньше меня, но когда я пришел, она не спала.

— Нашел развалину? — спросила она, пока я раздевался.

— Нет. Поищу еще, когда ребята вернутся в школу. Уеду на какое-то время.

— Ладно, хорошо.

Ничего в этом хорошего не было. Все было ужасно.

Вместо того чтобы расположиться за пять футов от нее, я перебрался на другую сторону постели и лег рядом с Амандой — и отдался любви с Пенелопой в Аманде, — в вихре страсти, забыв обо всем на свете. Это был такой сексуальный взрыв, какого я никогда не испытывал за все время нашего брака.

Она ответила не сразу, но потом отдалась мне с прежним пылом, и затем лежала отдельно от меня, без намека на упреки, только по-кошачьи загадочно улыбалась.

Через два месяца она сказала:

— Я забеременела. Ты знал?

— Догадывался, — сказал я. Собравшись с духом, я поинтересовался: — Это мой… или его?

— А, не бойся, твой, — уверенно проговорила она. — Он не может сделать мне ребенка. Очень давно ему сделали вазектомию.

— О.

— Возможно, это будет девочка, — невозмутимо промолвила она. — Тебе всегда хотелось девочку.

Пришло время, и она прекрасным образом родила своего седьмого ребенка. Мальчика. Я не против.