"Черчилль" - читать интересную книгу автора (Бедарида Франсуа)

Владелец Чартвелльского замка

Осенью 1922 года Черчилль приобрел небольшой замок в Чартвелле, где и обосновался весной 1924 года. На протяжении сорока лет Чартвелльский замок оставался любимым жилищем Черчилля, любимым местом работы и отдыха, где он творил и размышлял. Там же жила и его семья. В замке принимали многочисленных гостей, устраивали пышные приемы.

Уинстон давно уже присматривал себе просторный дом в деревне. Когда ему предложили построенный в елизаветинском стиле Чартвелльский замок, затерявшийся среди холмов Кента и находившийся всего километрах в сорока от Лондона, Черчилль сразу же согласился, поладив с продавцом на пяти тысячах фунтов. По удачному стечению обстоятельств незадолго до этого Черчилль неожиданно получил довольно крупное наследство, и это позволило ему не только купить дом, но и обновить и перестроить его по своему вкусу, чтобы придать очарования и удобства этому сырому зданию, обезображенному тяжеловесными елизаветинскими пристройками.

Из окон замка открывался великолепный вид, да и расположен он был в живописном уголке. Площадь поместья составляла тридцать гектаров, с одной стороны его окружала холмистая местность, покрытая лугами и лесами Уилда, с другой — гряда невысоких меловых гор. Ремонтные работы быстро подвигались, и через полтора года владелец Чартвелльского замка переехал в свое поместье. Дети были в восторге от затеи отца обосноваться в деревне, однако Клементине дом пришелся не по вкусу. Муж буквально заставил ее там поселиться, и прошло немало времени, прежде чем она привыкла к замку, а потом и полюбила его.

Другой достопримечательностью замка был окружавший его сад, возделанный с большим тщанием. В этом саду Черчилль часами простаивал за мольбертом. Растения для сада в основном выбирала Клемми. Там был и садик с растениями на каменных горках, и несколько водоемов с красными рыбками. Главную же часть сада Клемми украсила гелиотропами, пионами, лилиями, фуксиями, панстемонами, мятными котовниками и азалиями. Четыре большие глицинии обрамляли розарий, окруженный невысокой оградой и засаженный сотнями чайных роз всевозможных оттенков. Чуть подальше поставили беседку, укрытую от солнца виноградником. За ней был разбит огород. Кроме того, в саду имелись теннисный корт, бассейн и лужайка для игры в крокет.

Сам дом, которым Черчилль очень гордился, был просторным, удобным, со множеством огромных гостиных и спален. Гости, останавливавшиеся в особняке, ночевали также в больших флигелях. У хозяина дома был свой кабинет и библиотека. Кабинет украшали три портрета — лорда Рандольфа, матери Черчилля и Клемми, а также два бюста — Нельсона и Наполеона. Поначалу Черчилль мечтал сделаться фермером, однако его попытки развести коров, овец, свиней и птицу не увенчались успехом. Тем не менее, он питал слабость к свиньям и однажды объяснил своему внуку Уинстону почему: «Собака смотрит на человека снизу вверх, кошка — сверху вниз, а поросенок смотрит ему прямо в глаза и видит в нем равного»[202]. Однако в усадьбе удалось развести лишь лебедей, гусей и красных рыбок.



Возведение кирпичной стены в Чартвелле. Около 1930.


В Чартвелле у Черчилля появилось новое хобби — он освоил ремесло каменщика и с увлечением складывал из кирпича всевозможные высокие и низкие стены, которые у него выходили отменно. Черчилль даже хвастался, что за день успевал уложить двести кирпичей и продиктовать две тысячи слов... Его слава каменщика дошла до секретаря местного отделения кентского профсоюза строителей, и он предложил Черчиллю стать членом профсоюза и даже снабдил его членским билетом. Однако исполнительный комитет профсоюза этого не одобрил и лишил министра финансов членства.

Разумеется, содержание дома и огромного поместья недешево обходилось семейному бюджету, и Клемми была этим не на шутку встревожена. Чтобы поддерживать порядок в доме, нужно было не менее дюжины слуг, кроме того, у Черчиллей служили шофер и несколько садовников. Но главная причина больших расходов заключалась в том, что Черчилль жил на широкую ногу и по своему обыкновению много тратил. «Уинстону легко угодить, — шутили знавшие его люди, — достаточно предложить ему самое лучшее». Стол в доме Черчиллей всегда ломился от самых изысканных яств, а в погребе были только лучшие вина. Нет нужды говорить, как обстояли дела с коньяком и виски, добавим только, что теперь и шампанское текло рекой. На день рождения Черчилля в 1925 году лорд Бивербрук преподнес ему в подарок огромный холодильник, чтобы, как он сказал, было где охлаждать шампанское, и не было необходимости класть в бокалы кубики льда. Слабость Уинстона к спиртному стала притчей во языцех. О гурмане Черчилле ходили самые противоречивые слухи. По-видимому, черная полоса 1929—1939 годов усилила его склонность к крепким напиткам. Однако не стоит думать, что он постоянно поднимал свой дух более или менее обильными возлияниями. А вот сигара по праву считается неотъемлемым атрибутом Черчилля, так же как зонтик у Чемберлена или трубка у Болдуина.

Обычные дни в Чартвелле сильно отличались от праздничных дней и дней приемов. Будни Черчилль обыкновенно проводил за работой, о чем уже было немало сказано. Однако по вечерам в доме нередко составлялась партия в китайское домино, безик или жаке (настольная игра с костями и фишками. — Пер.), вот только в бридж в доме Черчиллей не играли никогда. Поводов же для праздников было великое множество. Помимо семейных праздников, таких как Рождество, когда все близкие собирались в замке, Черчилль устраивал много приемов, и его гостеприимство было поистине королевским.

Частыми гостями в Чартвелле были Биркенхеды (они перестали бывать в замке лишь после преждевременной кончины «Ф. Е.» Смита в 1930 году), Бивербруки, семьи Даффа Купера, Арчи Синклера, Бонема Картера, Бренден Брекен, Линдеманн — «профессор», Роберт Бусби, политики, писатели, артисты. Однажды вечером Т. Е. Лоуренс явился на ужин в костюме арабского принца. В другой раз в замок пожаловал сам Чарли Чаплин, с которым Черчилль повстречался в Соединенных Штатах и о котором говорил: «Чудесный артист, большевик, к сожалению, но зато великолепный собеседник»[203]. Когда Чарли объявил Уинстону о том, что собирается играть Иисуса Христа, Черчилль спросил: «А вы договорились о правах?»[204]

Черчилль никогда столько не рисовал, как в период с 1918 по 1939 год. Он занимался живописью то в чартвелльском саду, то на побережье Средиземного моря. Надо сказать, что предпочтение Черчилль все же отдавал средиземноморским пейзажам и тамошнему яркому свету. Иногда он ездил со своим мольбертом в Италию, на горный карниз в Амальфи, но чаще всего — во Францию, на Лазурный Берег (картинаКанны,Арбур,Вечер, написанная в 1923 году, — одна из самых знаменитых его картин) или в Прованс. Ездил он и в Бьяритц, и в Марокко, иногда пересекал Атлантический океан (Река Лу,Квебек(1947 год) — еще одно его знаменитое полотно). В январе 1921 года Черчилль устроил свою первую выставку в Париже, правда, под псевдонимом Чарльз Морин. Его друг французский художник Поль Маз всячески ободрял его и поддерживал. Черчилль и в самом деле точно передавал игру света в своих кентских или южных пейзажах, напрасно сам он называл свои картины «мазней». Конечно, Черчилль не был «Моне в трудные дни», как, бывало, о нем говорили, но он действительно обладал немалым талантом. Всего Черчилль написал около пятисот картин, некоторые из них уходят сегодня за сто — сто пятьдесят тысяч фунтов на аукционе Сотби.

* * *

С начала двадцатых годов облик Черчилля изменился. Он сильно постарел, сгорбился, прибавил в весе, а его лысина становилась все заметнее. Резче обозначились черты лица, глубокие морщины стерли прежнее детское выражение. Однако его подбородок по-прежнему был волевым, а взгляд стал еще пронзительнее. Он, как и раньше, тщательно обдумывал свои слова, поражавшие меткостью. В профиль он уже тогда напоминал бульдога, сходство стало полным после 1940 года.

Черчилль много путешествовал помимо официальных поездок. Он ездил охотиться (главным образом на кабана) во Францию, где отдыхал с большим комфортом. Черчилль дважды надолго уезжал в Америку. Эти два путешествия заслуживают особого внимания. Первый раз он пробыл в Новом Свете около четырех месяцев — с августа по ноябрь 1929 года, в этой поездке его сопровождали брат Джон и сын Рандольф. Сначала Черчилль посетил Канаду. В Квебеке, где он сошел с корабля, компания «Канадиан Пасифик Рэйлроуд» бесплатно предоставила в его распоряжение на все время пути роскошный вагон. Черчилль забрался в Скалистые горы, после чего перебрался в Соединенные Штаты. В Калифорнии его принял информационный магнат Уильям Рандольф Херст в своем особняке на берегу океана. Оттуда Черчилль отправился в Голливуд, а затем — на восточное побережье осматривать поля сражений Гражданской войны, после чего поехал в Нью-Йорк. Там он узнал об обвале на бирже, который причинил ему большие убытки.

Вторая поездка длилась с декабря 1931 года по март 1932 года. Черчилль намеревался объехать с лекциями все Соединенные Штаты, однако путешествие началось крайне неудачно — его сбила машина. К счастью, обошлось без переломов, но из-за сильного потрясения и множества мелких ран Черчиллю пришлось неделю провести в больнице, а выздоравливать он поехал на Багамы. Лекции он все-таки прочел, они повсюду пользовались большим успехом. Вернувшись в Лондон, Черчилль с удивлением и радостью увидел красовавшийся на вокзале новенький «Даймлер» стоимостью две тысячи фунтов, подаренный ему его друзьями (в этой затее участвовали человек двадцать его друзей).

В это трудное для Черчилля время его самыми близкими друзьями, советчиками и доверенными лицами были Линдеманн и Брекен. То же можно сказать, пожалуй, и о Роберте Бусби, человеке ярком и своеобразном, чей роман с леди Дороти, женой Макмиллана, длился не один год. Бусби был соратником Черчилля в министерстве финансов и неизменно поддерживал его в палате общин.

Фредерик Линдеманн (1886—1957), прозванный «профессором», потому что он заведовал кафедрой физики в Оксфордском университете, был пожалован титулом лорда Червелла в 1941 году. Линдеманн — любопытная фигура. Его отец был родом из Эльзаса, мать — американка. Линдеманн не признавал никакой другой одежды, кроме черной. Его не любили, потому что он был чересчур уверен в себе, держался вызывающе, слыл карьеристом и неисправимым реакционером. Линдеманн ненавидел евреев, негров и «низшие» классы. Его ученость часто ставили под сомнение. Однако за очень короткое время он стал необходим. Он обладал обширными научными знаниями, умел решать несчетное количество задач и ясно формулировать самые трудные вопросы. Вместе с Черчиллем, прощавшим ему его вегетарианство и неупотребление алкоголя, Линдеманн входил в состав Комитета исследований в области воздушной обороны (Air Defense Research Committee), а затем стал помощником Черчилля в его бытность премьер-министром. Линдеманн и сам занимал пост министра с 1942 по 1945 год и с 1951 по 1953 год.

Бренден Брекен (1901—1958) был не менее своеобразным человеком. Родился он в Ирландии, рос в Австралии, всегда скрывал свое, судя по всему, низкое происхождение. Брекен был рыжим, и одно время ходил слух, будто бы он — внебрачный сын Черчилля. Эта нелепица немало их обоих позабавила. Брекен являлся владельцем и главным редактором «Файнэншл Ньюс» и «Файнэншл Таймс», а затем стал депутатом от партии консерваторов. Они подружились с Черчиллем в 1923 году. Брекен был неистощимым балагуром, неутомимым сплетником, неугомонным краснобаем и при всем том верным товарищем, не оставлявшим Черчилля в годы одиночества. Впоследствии Брекен работал секретарем в правительстве Черчилля с 1939 по 1941 год и занимал пост министра информации с 1941 по 1945 год. В 1952 году его пожаловали дворянством. Брекен умер от рака в возрасте пятидесяти семи лет.

* * *

Семья всегда играла важную роль в жизни Черчилля. Его союзу с Клемми не страшны были житейские бури, а вот дети были для Черчилля постоянным источником жестоких разочарований. Бесконечные трудности и конфликты, с ними связанные, омрачали его зрелые годы и старость. Тем не менее, в Черчилле были сильны семейственность и чувство рода, которое он проявлял и в отношении Мальборо, живших в Бленхейме, и в отношении Черчиллей — он был солидарен с родственниками во всем. Уинстон всегда старался поддерживать их и никогда не позволял семейным неурядицам одержать над собой верх. Он не хотел, чтобы его личная жизнь помешала его политической деятельности.

Однако приходится признать, что, несмотря на нежную отцовскую привязанность, дети Черчилля постоянно страдали от того образа жизни, который вели их родители. Ведь у их отца и матери попросту не оставалось сил, чтобы заниматься ими. К тому же родители часто отсутствовали, особенно когда их дети были еще совсем маленькими. А потому неудивительно, что, став взрослыми, дети, сами того не желая, часто вызывали недовольство родителей, огорчали их и ставили в затруднительное положение. Черчилль как-то обмолвился об этих своих трудностях, впрочем, не сказав прямо, о ком идет речь. «Сегодняшняя молодежь, — сказал он в 1930 году, — делает то, что ей нравится. Родители могут контролировать поведение своих детей лишь тогда, когда они еще находятся в утробе матери. Как только они появляются на свет божий, совладать с их норовистостью нет никакой возможности»[205].

С Клементиной Черчиллю несказанно повезло. Это была исключительная женщина, замечательная своим характером, своими высокими моральными принципами, умом, верностью суждений и здравым смыслом. Преданная мужу в любых обстоятельствах, полностью подчинившая свою жизнь карьере «Уинни», она, так же как и дети, не понаслышке знала, что значит жить под одной крышей с непредсказуемым и эгоистичным «суперменом». А ведь за внешностью великосветской дамы скрывалась хрупкая, ранимая душа. Клемми по натуре была романтичной идеалисткой, она не всегда уютно себя чувствовала в мире политики, в котором вращался ее муж, она не была в нем востребована. Особенно трудно ей приходилось в обществе сторонниковrealpolitik.

Усталость и постоянное напряжение порой давали о себе знать. В 1920 году Клемми впала в тяжелую депрессию, длившуюся не один месяц. В период между двумя войнами приступы депрессии повторялись, усугубляясь порой недружелюбным отношением Уинстона. Клемми даже несколько раз уезжала отдыхать одна. Впоследствии ее дочь Мэри Сомс, вспоминая о жизни в родительском доме, описывала свою мать как женщину «с натянутыми как струна нервами» и «неуравновешенным характером»[206]. Тем не менее всякий раз, когда муж нуждался в ее присутствии, она была рядом, впрочем, сильно не обольщаясь насчет его к себе отношения. Так, лорд Моран рассказывал, что когда в декабре 1943 года Черчилль застрял в Тунисе с воспалением легких, осложненным сердечным приступом, он, по его же словам, был очень тронут спешным приездом Клемми. На что сама Клемми с улыбкой сказала доктору: «О да! Он очень рад моему приезду, но через пять минут он и не вспомнит, что я здесь»[207].

К тому же отношения Клемми с детьми часто осложнялись. Она, безусловно, в большей степени была женой, нежели матерью, даже тогда, когда в 1921 году от острого менингита умерла ее трехлетняя дочурка Мэриголд. Уинстон и Клемми долго были безутешны, и лишь рождение в 1922 году Мэри, подвижной девочки, не доставлявшей родителям хлопот, немного их утешило. В 1935 году случилось непредвиденное событие: во время круиза вокруг Индонезии и Филиппин Клемми влюбилась в своего попутчика, продавца картин по имени Теренс Филип. После лондонских проблем эта романтическая страсть стареющей женщины к молодому мужчине, образованному и остроумному да к тому же гомосексуалисту, на несколько месяцев перенесла Клемми словно бы в другой мир. Однако роман длился недолго и не получил продолжения, хотя для Уинстона, и без того переживавшего не лучшие свои времена, это был тяжелый удар.

Из четверых детей Черчилля второй, Рандольф, доставлял отцу больше всего хлопот и неприятностей. Это был избалованный ребенок, заносчивый и злой. Бросив учебу в Оксфорде, Рандольф начал пить, пристрастился к азартным играм. Его долги росли как снежный ком. В приличном обществе Рандольфа на дух не выносили из-за его взбалмошности и ужасных манер. Задумав сделать политическую карьеру, он поначалу улещивал Мосли, а затем встал на сторону отца в его борьбе за Индию. В то же время Рандольф, никого не предупредив, дважды выставлял свою кандидатуру на частичных выборах против официального кандидата от партии консерваторов. В результате победу одерживали лейбористы, и это ставило Черчилля в чрезвычайно щекотливое положение.

По правде говоря, слава отца всю жизнь довлела над Рандольфом. Сам же он не добился успеха ни в политике, ни в журналистике, ни в обществе. В 1939 году он женился на юной восемнадцатилетней аристократке Памеле Дигби. В 1940 году у них родился сын, названный в честь деда Уинстоном (в настоящее время внук Черчилля является депутатом от партии консерваторов, однако по поступкам молодого Уинстона нельзя судить однозначно о его партийной принадлежности). Очень скоро, впрочем, брак Рандольфа и Памелы дал слабину, и в 1945 году они развелись. Черчилль тем не менее высоко ценил свою невестку, которая большую часть войны провела на Даунинг стрит, блестяще справляясь с обязанностями хозяйки. Пока Рандольф искал утешения со случайными знакомыми, среди поклонников Памелы появился Эверелл Гарриман, специальный посол Рузвельта, прибывший в Англию для обсуждения закона об аренде. После многочисленных романов с великими мира сего и второго распавшегося брака Памела вновь встретилась с Гарриманом в 1973 году и вышла за него замуж. В 1993 году Гарримана назначили послом Соединенных Штатов в Париже. Там Памела провела последние годы своей жизни и там же скончалась в 1997 году.

После объявления войны Рандольф поступил добровольцем в 4-й гусарский полк, в котором служил его отец, потом перешел в десантно-диверсионную группу, затем — в отряд парашютистов Специальной службы военно-воздушных сил (Special Air Service). Впрочем, никаких особых подвигов он так и не совершил. Рандольф решил, что ухватил удачу за хвост, когда его в составе военной миссии генерала Маклина отправили к югославским партизанам. Однако, судя по всему, Тито успели предупредить о его прибытии, потому что он умышленно не замечал сына премьер-министра. Рандольф сумел перессориться со всеми своими товарищами и друзьями (начиная с Ивлина Во), и они уже не в силах были его выносить. Как-то раз, оставшись однажды вечером на Даунинг стрит, Рандольф устроил безобразный скандал, оскорбил отца и ударил сестру. Пришлось прибегнуть к помощи морских пехотинцев, несших караул, чтобы выставить его за дверь. После войны Рандольф снова занялся журналистикой. Карты и вино все больше и больше порабощали его. Отношения отца и сына были отвратительными, хотя время от времени между ними наступало короткое перемирие. В 1948 году Рандольф вновь женился, на этот раз на Джун Осборн, у них родилась дочь Арабелла, любимица деда. Однако и этот брак закончился разводом в 1958 году.

Наконец Рандольф, удалившись в Саффолк в восточном Бергольте, на склоне лет нашел себе достойное занятие — он взялся за монументальную биографию отца. Рандольф успел написать лишь первые два тома, охватывавшие период с 1874 по 1914 год. Несмотря на то, что строки этих глав проникнуты сыновней почтительностью, а о творческом методе в строгом смысле слова говорить не приходится, эта работа опирается на огромную документальную базу, причем многие из использованных документов в то время еще не были опубликованы. Поэтому книга, безусловно, заслуживает внимания. Кроме того, автор привлек к работе в качестве научного консультанта замечательного молодого историка, выпускника Оксфорда Мартина Гилберта, закончившего книгу после преждевременной кончины Рандольфа (он умер в возрасте пятидесяти семи лет). Перу Мартина Гилберта принадлежат шесть томов биографии, охватывающих период с 1914 по 1965 год.

Судьба дочерей Черчилля Дианы (1909—1963) и Сары (1914—1982) была не менее трагичной. Диана была очень нервным ребенком. Она не ладила со своей матерью, пробовала было заняться изящными искусствами, а в 1932 году, вероятно, чтобы избавиться от тяготившей ее родительской опеки, недолго думая, вышла замуж за сына южно-африканского магната Джона Бэйли. К несчастью, вскоре выяснилось, что Джон был алкоголиком и слишком безвольным человеком, чтобы бороться со своим недугом, — словом, через три года семья распалась. Почти сразу же Диана вновь вышла замуж за молодого дипломата, только-только появившегося на политической арене, — Дункана Сэндиса. Впоследствии Дункан поддерживал своего тестя в палате общин, а затем и сам стал министром, однако на посту министра он не добился особенных успехов ни во время войны, ни после ее окончания. Сэндис был приятным в обхождении человеком, но при этом слишком честолюбивым, расчетливым и непостоянным. Он не придавал браку большого значения, хотя у них с Дианой было трое детей, и в 1962 году попросил у супруги развода, чтобы жениться на француженке. В 1940 году Диана записалась в Женскую королевскую военно-морскую службу (Women's Royal Naval Service), но везде и во всем она чувствовала себя неудачницей. В 1953 году она надолго впала в депрессию, меняла одну психиатрическую клинику за другой. Так и не оправившись, Диана стала искать утешения в бутылке. В конце концов, не выдержав одиночества, она покончила с собой в 1963 году.

Полной противоположностью Диане, замкнутой и необщительной, была ее сестра Сара. Сара обладала сильным, волевым характером и обаянием, перед которым невозможно было устоять. Отец прозвал свою любимицу «ослицей» за ее упрямый нрав. У обворожительной, неугомонной Сары, отличавшейся к тому же завидным честолюбием, была одна навязчивая идея: она хотела играть в театре и даже мечтала стать звездой. Вероятно, она втайне надеялась когда-нибудь потягаться в славе со своим отцом, но не на политической, а на театральной сцене. Поэтому к большому неудовольствию родителей в 1935 году Сара поступила артисткой кордебалета (chorus girl) в одно из уэст-эндских шоу. Это было нечто среднее между театром музыкальной комедии и варьете. Там Сара влюбилась в ведущего актера, австрийского еврея по имени Вик Оливер. К тому времени Оливер, который был на восемнадцать лет старше Сары, уже дважды успел развестись. Родители Сары были категорически против их брака. Тогда непокорная дочь сбежала в Нью-Йорк, где в декабре 1936 года и вышла замуж за этого «бродягу», как его называл Черчилль. В то время в Англии как раз разразился династический кризис. Черчилль самоотверженно защищал право короля жениться по любви, в то же время отказывая в этом праве своей дочери вполне в духе викторианской эпохи. Само собой, пресса по обе стороны Атлантики вволю позлорадствовала по этому поводу — тем самым был нанесен еще один тяжелый удар по авторитету Черчилля. А дерзкая Сара, как ни в чем не бывало, удовлетворенно любовалась своим именем, написанным неоновыми огоньками над одним из бродвейских мюзик-холлов. В конце концов, Черчилль смирился с этим браком («Как несчастный герцог Виндзор, — говорил он, — она получила то, что хотела, а теперь пусть довольствуется тем, что получила») и простил свою дерзкую дочь.

Однако Сара, бредившая славой, вдруг поняла, что она никогда не будет звездой, а потому бросила Оливера и в 1941 году поступила на службу в Женские вспомогательные военно-воздушные силы (Women's Auxiliary Air Force). Там она работала в отделе аэрофотосъемки. На Даунинг стрит и в Чекерс[208]Сара встречала немало руководителей союзных держав, обожала участвовать в дискуссиях. Она сопровождала отца в качестве адъютанта на Тегеранской и Ялтинской конференциях, при этом продолжая тайком поддерживать связь с американским послом в Лондоне Джилем Уайнентом.

После самоубийства Уайнента в 1947 году Сара вновь взялась за ремесло актрисы, а в 1949 году вышла замуж за модного фотографа Энтони Бошама, который несколько лет спустя также предпринял попытку самоубийства. Сара к тому времени уже пристрастилась к спиртному и часто ссорилась с отцом. Она еще появлялась на экранах телевизоров, но любовь к крепким напиткам погубила ее. Одурманенную спиртным Сару не раз задерживали в общественных местах. Однажды — это было в Ливерпуле — понадобилась помощь четверых полицейских, чтобы усмирить ее. Сара, уже успевшая побывать за решеткой, постепенно превращалась в трагическую фигуру, хотя еще продолжала играть в «Питере Пэне». Потом Сара уехала в Испанию, где вновь вышла замуж. Ее третий муж, богач лорд Генри Одли, был выпивохой и ничтожеством, он умер через год после свадьбы, в 1963 году. На закате жизни Сара коротала вечера, слоняясь по барам в Челси. У местных полицейских даже вошло в привычку потихоньку наблюдать за ней. Шестидесятилетняя Сара умерла в одиночестве (у нее не было детей) в 1982 году.

Подобной жалкой участи удалось избежать лишь самой младшей дочери Черчилля Мэри. Мэри родилась в 1922 году и прожила спокойную, достойную жизнь. Она была подвижной, жизнерадостной девочкой, умной и воспитанной. Родители не могли на нее нарадоваться. Мэри была для них утешением, хотя, несмотря на свою уравновешенность и нежность, обладала сильным и независимым характером. Мэри блестяще училась, а затем совсем юной в 1941 году записалась во Вспомогательную территориальную службу (Auxiliary Territorial Service) и даже была зачислена в зенитную батарею. Мэри сопровождала отца на конференции в Квебеке в 1944 году. К тому времени она превратилась в очаровательную девушку, а военная форма лишь подчеркивала ее красоту. Мэри была любимицей матери.

В 1947 году она вышла замуж за гвардейского офицера, бывшего военного атташе в Париже капитана Кристофера Сомса, сразу же завоевавшего расположение Черчилля. В какой-то мере Кристофер, благодаря своей тактичности и внимательности, занял в сердце тестя место, которое по праву принадлежало Рандольфу, но, увы, этот блудный сын не смог сохранить его за собой. Позднее, когда Сомса избрали депутатом, он стал ближайшим соратником Черчилля — его парламентским личным секретарем (Parliamentary Private Secretary). Дом Сомсов был полной чашей. В нем царило веселье и раздавался звонкий смех пятерых детей, часто собирались гости, составлялись партии в самые разные игры. Во времена генерала Де Голля Сомса назначили послом в Париже, затем он короткое время занимал пост министра. Кристофер Сомс преждевременно умер от рака в 1987 году. В свою очередь, леди Сомс написала очень искреннюю, объемистую биографию своей матери, Клементины Черчилль. Книга вышла в 1979 году, немало страниц в ней посвящено жизни семьи Черчиллей в Чартвелльском поместье.