ПАСХА

Потому что Святая Пасха — это праздников праздник и торжество из торжеств, и верующие должны как бы забыть обо всем остальном, не исключая и грехов своих, и все мысли сосредоточить исключительно и безраздельно на радости Воскресения своего Спасителя. В этот день, как и во всю Светлую седмицу, нет места для страха смерти.

«О смерти и о мертвых, — говорит святитель Афанасий (Сахаров), — в этот день вспоминается часто, притом даже гораздо чаще, чем в другие, меньшие, праздники. Но в Пасху — это победное воспоминание о попрании смерти смертию Христовою, это радостнейшее и утешительнейшее исповедание веры в то, что дарована жизнь и сущим во гробех. Понятно поэтому, что на Пасхе не может, не должно быть и речи о поминальных молениях, о каком-либо гласном поминовении не только усопших, но и живых. Но это не значит, что память об усопших совсем изгоняется на это время из Церкви. Просто она приобретает несколько иную окраску».

Не просто правильно, но и в подлинно христианском духе. И не печалиться о дорогом почившем мы не можем, но и праздник праздников неотменим. В Древней Руси так и поступали: и Пасху праздновали, и хоронили усопших. Умереть на Пасху тогда почиталось счастьем. Почитается и теперь.

«В народе есть устойчивое убеждение, что если Господь дает кому-то умереть на Пасху, то это является знаком того, что он прощен и сподобился Царства Небесного. Возможно, так и есть. Объяснить это можно таким образом. Не потому он спасается, что умер на Пасху, а потому на Пасху умер, что оказался достойным этого за свое правдолюбие, покаяние, искание истины, а тем более за свою праведную жизнь. Иногда говорят — вот, неверующий, а умер на Пасху, неужели и он спасется? Евангелие отвечает: а может быть, он был „праведным разбойником“, вот Господь и дал ему умереть в это благое время. Но, повторяю, все это лишь предположения — церковного учения об этом нет» («Посмертная жизнь души»).

Да. Жизнь и смерть идут своим чередом даже в Пасху. Однако на Пасхе из всех заупокойных молитвословий и песнопений в Чине погребения сохраняются только заупокойные ектении (но, разумеется, с праздничным, веселым, веселия бо праздник, а не заупокойным Господи помилуй), заупокойные кондак и икос да разрешительная молитва. Даже Апостол читается не заупокойный, из Чина погребения, а в Деяниях в тот день бывший, и Евангелие не заупокойное, а воскресное.

Поскольку наша Церковь празднует в эти дни торжество Светлого Воскресения Христова и повсюду слышится Христос воскресе!, то вместо обычного Последования погребения исполняется особое Последование погребения Пасхальной седмицы. В этом Последовании доминируют песнопения Христос воскресе из мертвых…, Воскресения день… и Плотию уснув…. Из обычного Последования произносится только молитва: Боже духов и всякия плоти.… за которой следует отпуст с упоминанием о Воскресении. Далее вместо Дайте последнее целование мы поем радостное Воскресения день…, а затем снова Христос воскресе из мертвых, повторяемое иереем вместо Молитвами святых отец наших….

«Недавно, — рассказывает писатель С. Фудель („У стен Церкви“), — я стоял на заупокойной службе в пасхальный еще период. Было множество поминаний: время, обычно длящееся томительно и долго, но здесь прошедшее легко. Певчие все время чтения медленно пели и повторяли пасхальные песни: стихиры, канон. … Имена усопших звучали точно на фоне пасхального благовеста, они были именами не мертвых, а живых».

Для людей церковных, как говорит на этот счет святитель Афанасий (Сахаров) естественно желание, чтобы священный обряд христосования с усопшими происходил при участии священнослужителей, подобно тому, как первое, самое радостное христосование с живыми во время утрени первого дня Пасхи происходит также при участии священнослужителей. Кроме того, как для самих церковных людей отрадно и утешительно посещение с молитвой в праздник их жилищ священнослужителями, так естественно для них позаботиться о том, чтобы такую же радость и утешение доставить и умершим. Но и пасхальное посещение могил священнослужителями, соответственно особому характеру праздника праздников и торжества из торжеств, должно быть радостным, праздничным, торжественным и совершенно отличным от посещения могил во всякое другое время. В Пасху на могилке священнослужители поют пасхальные песнопения, какие где принято, и, может быть, еще присоединяют ектению об усопших, разумеется, с праздничным, а не заупокойным Господи помилуй, но больше из заупокойного ничего — ни кондака, ни Вечной памяти — не должно быть.

Естественно для живых желание помянуть на Пасхе своих дорогих усопших. Однако по старинным правилам на келейной, домашней молитве в Пасхальную седмицу разрешалось читать помянник только о живых. И если на эти дни не выпадают памяти близких, если нет непреодолимой потребности быть на кладбище — лучше подождать Радоницы, Пасхи усопших. Пасхальные толпы на кладбищах, возлияния у могил — так же тяжелы для усопших, как и в Троицу.

В вере усопшие, оставаясь такими же членами Церкви Христовой, как и живые, слышат обращение к ним живых и отвечают на них, чаще всего незаметно для наших чувств, а иногда и весьма громогласно, как в 1463 году чудотворцы Печерские на пасхальное приветствие преподобного Дионисия: Христос воскресе! ответили: Воистину воскресе! Но христосование с усопшими должно быть действительно радостным христосованием, а не заупокойным молением, всегда настраивающим нас на грустный лад. «Церковные люди, — пишет святитель Афанасий (Сахаров), — скажут на дорогой могилке: Христос воскресе, положат на могилку красное яичко, может быть, и слезу прольют, но совершать заупокойную службу не дерзнут. От грусти на могилке для нас, людей, и в Пасху трудно удержаться совсем, но не надо еще более увеличивать эту естественную, неосудительную и на Пасхе грусть грустными заупокойными песнопениями, которые по Церковному Уставу на эту седмицу совсем устраняются из обихода, даже и из келейного, домашнего правила».

Несомненно. Само название Радоница происходит от слова радость, напоминая нам о великой радости освобождения Христом душ, заключенных в аду. Это тоже Пасха, только для усопших. Совершается это поминовение усопших на Фоминой седмице, чаще всего во вторник.

Радоница, разъясняет святитель Афанасий (Сахаров) суть этого праздника, обязана своим происхождением тому уставному предписанию, по которому поминовение усопших по случаю нарочитых поминальных дней (3-го, 9-го и 40-го), не могущее быть совершено в великопостных службах, переносится на один из ближайших будничных дней, в который может быть совершена не только панихида, но и полная Литургия. В течение Великого Поста такими днями являются только субботы, да и то не все. За последние седмицы Поста и седмицу Пасхи всегда скапливается немало таких памятей об усопших, которые надо будет справлять в первый будничный день, когда может быть полная Литургия.

Таковым и является вторник Фоминой седмицы, так как накануне понедельника после вечерни нельзя еще совершать панихиду, как должно быть при поминовении. К такому перенесенному на вторник Фоминой седмицы поминовению лишь некоторых имен легко могло присоединиться поминовение и их сродников, так как у нас есть обычай и при поминовении одного усопшего по какому-либо нарочитому случаю подавать весь свой семейный синодик для совместного поминовения. А к этому поминовению немногих усопших и их сродников естественно могло присоединиться поминовение и всех усопших, тем более что обычай весенних поминок по усопшим был у наших предков и до принятия ими христианства («Навий день»). Христианство придало иной характер этим поминкам. Кстати, в народе Радоница так и называется — «весенние поминки».