"Четверо со «Сринагара»" - читать интересную книгу автора (Пратер Ричард С.)

Глава 8

«Сринагар» все еще стоял на якоре на том же месте, где был прошлой ночью, весь белый и очаровательный, как игрушка, на фоне ярко-синей спокойной воды залива.

Он выглядел легким и стройным, как птица, словно специально созданный для того, чтобы рассекать голубую гладь океана на пути к экзотическим островам, для веселой и легкой жизни, для смеха и танцев. Но при виде его мне почему-то вовсе не хотелось ни смеяться, ни танцевать.

На причале Грин Бот я взял напрокат маленькую моторную лодку, забрался в нее и направился к яхте. По пути я снова осмотрел мой кольт-спешиэл и поудобнее устроил его в плечевой кобуре. Приблизившись к яхте, я увидел человека, стоявшего у поручней и глядевшего в мою сторону. Затем он исчез из вида и снова появился на корме у трапа, того самого, которым пользовались гости прошлой ночью, чтобы подниматься на борт.

Я выключил мотор, стукнулся бортом о причальный мостик, перебрался на него и надежно привязал лодку. Парень неподвижно стоял наверху надо мной, молча наблюдая за моими действиями.

Я начал подниматься по сходням, и только когда я достиг верхних ступенек, он наконец соизволил раскрыть рот.

— Дэ-э?

— Хэлло. Мистер Госс на борту?

— Да. Только он никого не ждет. Ваше имя, приятель?

Этот матрос не был похож на матроса, говорил не как матрос и было чертовски ясно, что служил он здесь тоже не матросом. На нем была расстегнутая коричневая кожаная куртка, достаточно свободная для того, чтобы я мог заметить рукоятку пистолета в плечевой кобуре слева у него на груди. И это была к тому же исключительно широкая грудь. Лицом он смахивал на вышибалу из третьесортного «бординг хауза»: грубое, мясистое, со здоровенной челюстью лицо и тугими буграми жевательных мышц. Жесткая белесая щетина покрывала его щеки и подбородок, но бритье вряд ли смягчило бы его выражение. Пожалуй, ничто бы не могло его смягчить. Короткий окурок сигареты дымился в углу его толстых губ.

— Шелл Скотт, — представился я. — Я хотел бы повидать мистера Госса.

— Он вас примет, — пепел с конца его сигареты упал на кожаную куртку и рассыпался по ней, он даже не побеспокоился стряхнуть его.

Я шагнул на палубу.

— Где я могу найти его?

Он указал через плечо большим толстым пальцем с коротким грязным ногтем.

— Наверху, на мостике, приятель.

Сигарета дымилась так близко от его губ, что казалось, будто он курит сам фильтр, но он этого не замечал. Похоже, что он просто съедал окурок, когда он становился еще короче. Меня несколько озадачила легкость, с которой я добился аудиенции у Госса, но сейчас было некогда раздумывать над этим. Я прошел вперед, поднялся на мостик и вошел в рубку. Палуба в рубке была отполирована до блеска, стены великолепно отделаны черным деревом. Слева от штурвала стоял низенький диванчик, обитый красной кожей, перед ним — небольшой стол. За столом, обнимая обеими руками высокий запотевший стакан, сидел сам Роберт Госс.

Он оказался еще крупнее, чем прошлой ночью. Черные густые волосы на его руках казались еще жестче, словно свиная щетина. Тяжелые веки свисали на глаза, тяжелый рот свисал на подбородок, все его лицо свисало вниз на короткую бычью шею еще сильнее, чем тогда, когда я впервые увидел его. Но все остальное выглядело вполне респектабельно и казалось на своих местах. На нем была капитанская фуражка с черным козырьком, украшенная венком из золотых листьев, синий форменный китель со сверкающими медными пуговицами, белые габардиновые брюки и белые кожаные туфли.

Он выглядел так, словно в любой момент готов был поднять якорь и отправиться под всеми парусами в бар клуба Бальбоа-Бэй.

— Хэлло! — сказал я. — Вот мы и снова встретились!

— Добрый день, мистер Скотт. Что привело вас на борт?

Голос у него был вежливый и любезный. Он даже попытался изобразить на своем лице некое подобие улыбки, которая здорово смахивала на улыбку гориллы. Он старался, но он просто не мог заставить себя играть роль как следует. Сколько бы усилий он ни вкладывал в игру, ему ни за что не удалось бы убедить меня в том, что он находит мой визит очаровательным.

— Так, несколько вещей, мистер Госс, — сказал я. — Убийство, во-первых. Ну и парочка других мелочей.

— Убийство? И кто же он, этот несчастный человек?

Я ухмыльнулся. Он был далеко не блестящим мыслителем, но колесики в его голове, тем не менее, со скрипом повернулись, и он сообразил, что допустил тактическую ошибку в первом же раунде. Уголки его рта опустились, и когда ему удалось снова поджать их на место, результат оказался еще менее удовлетворительным, чем до этого.

— Он? — переспросил я. — А может быть, это была она? Бедная маленькая старушка, убитая во время уличного происшествия?

У меня было такое впечатление, что он напрягает сейчас все силы, чтобы удержаться и не броситься на меня. Но он продолжал сидеть на месте улыбаясь, как человек, у которого болят зубы.

— Я имею в виду Крейга Велдена, конечно, — продолжал я.

— Почему «конечно»?

— Потому что он был с вами прошлой ночью, когда я случайно наткнулся на вас.

— Вы ошибаетесь, Скотт.

— Я видел его прошлой ночью. Я видел его снова несколько часов назад. Он несколько изменился, но я все же узнал его!

Госс потянулся к кожаному дивану и поднял с него пакет в коричневой бумаге, который до сих пор лежал вне поля моего зрения. Он хотел что-то сказать, ко остановился, глядя мимо меня в сторону двери.

Я обернулся. Тяжеловес, встретивший меня у трапа, стоял на пороге, засунув большие пальцы рук в карманы своей коричневой куртки.

— Все в порядке, Чан, — сказал ему Госс. — Идите обратно!

Здоровяк кивнул, неуклюже повернулся и скрылся за дверью.

Госс обратился ко мне, все еще стараясь сохранить любезную мину.

— Послушайте, Скотт! Вы, ей-богу, ошиблись, вот и все! Я не сомневался в том, что вы видели Велдена в морге. Я слышал об этой ужасной истории, которая произошла… э… об этом трубят все газеты и радио. Я узнал об убийстве уже сегодня утром. Но Велдена не было здесь прошлой ночью.

— Угу.

— Я помню, как вы ворвались в каюту. Я сидел там с Джо Наварро за стаканчиком грога…

— Наверное, я был в стельку пьян: мне показалось, что там было вдвое больше народу!

Он ухмыльнулся. На этот раз это выглядело естественно, напоминая ухмылку волка, собирающегося вонзить зубы в жирную баранью ногу. Возможно, он предположил, что я играю ему на руку, подсовывая ему подходящую лазейку, потому что он, словно эхо, подхватил мои слова:

— Ну, разумеется, пьян! Немного переложил за воротник, э? Вот и двоилось все в глазах, верно, Скотт? Хе-хе! Это мне нравится. Вот держите!

Он толкнул мне через стол коричневый пакет.

Подхватив его, я с безразличным видом спросил:

— Просто ради любопытства: кто был тот четвертый, который мне померещился? Высокий седой мужчина. Довольно представительный тип!

Он покачал головой:

— Только я и Наварро!

Я посмотрел на пакет. На лицевой стороне его было написано мое имя и мой адрес в Спартанском отеле.

— Разверните, Скотт, это ваше. Я не ожидал вашего визита, поэтому приготовился переслать вам это по почте. Собирался позвонить вам и объяснить, в чем дело, если вы сами не догадаетесь. Но мне кажется, идея вам понятна?

Я разорвал обертку. Внутри был бумажник, добротный красивый бумажник ручной работы, довольно дорогой на вид. Он должен был стоить никак не меньше пяти тысяч тридцати или пяти тысяч сорока долларов.

Потому что в бумажнике лежали пятьдесят новеньких хрустящих стодолларовых бумажек. Я развернул их веером и наскоро пересчитал. Кажется, ровно пятьдесят.

И верно, потому что Госс сказал:

— Все правильно! Пять «Джи». Только за то, что вы мне нравитесь!

Да, потому, что ему нравится, когда я считаю только до двух! Я сложил деньги обратно в бумажник, положил его аккуратно на стол и медленно передвинул его обратно.

— Простите, капитан. Я никогда не бываю настолько пьян!

Это было последней каплей, переполнившей чашу его терпения. Это было то, что сорвало маску любезности с его лица, стерло фальшивую приветливую улыбку и показало мне капитана Роберта Госса таким, каким он был на самом деле.

Никто бы не подумал, что такое отвислое лицо может внезапно окаменеть и превратиться в жесткий гранит. Это было похоже на то, как склоны гор, поросшие зеленой травой, нежными цветочками и кудрявыми деревьями летом превращаются в холодные, угрюмые и мрачные стремнины зимой, с глубокими ущельями, насквозь продуваемыми ледяным ветром. Только для этой перемены требовались не месяцы, она произошла мгновенно. Углы его рта и глаз, складки по обеим сторонам носа и отвислые щеки остались такими же, как и прежде, но теперь они казались вырезанными в камне стальным резцом.

Он не повысил голос. Он не пошевельнул ни одним мускулом. Но слова, которые он произносил, срывались с его губ с такой холодной и зловещей беспощадностью, были настолько гнусны и омерзительны, словно он жевал каждое слово и выплевывал его мне в лицо, как сгустки мокроты.

— Тогда этот день будет днем твоей смерти, Скотт, — он долго молчал, не сводя с меня своих прикрытых тяжелыми веками глаз. — Возьми это, и мы забудем все, что было между нами. Второго шанса не будет! Возьми это!

Я подождал, пока тяжелое молчание между нами не дорастет до своего апогея, затем сказал:

— Я, наконец, сообразил, что с вами происходит, капитан. Вы нуждаетесь з хорошей клизме!

Я было подумал на мгновение, что он намеревается доказать мне ошибочность моего диагноза прямо здесь, на мостике. Я подумал, что его, пожалуй, хватит апоплексический удар вследствие кровоизлияния в мозг. Его губы отвалились от зубов, глаза выпучились так, словно его мозг взорвался, и он весь конвульсивно затрясся. Он пытался заговорить, но сначала был не в состоянии произнести ни слова. Затем он грохнул кулаком по столу и начал медленно подниматься со стула с глазами, дикими от злобы, потрясения и ненависти. И когда он поднялся, слова полились потоком.

Он начал с обычного: «Ты, гнусный ублюдок! Вшивая, вонючая куча…» — и пошел, и пошел, строя на этом почти спокойном начале целые гекатомбы сравнений, достигая вершин недюжинного мастерства и почти виртуозного крещендо. Я дважды просил его перестать. Я дважды предупреждал его. Мне не хотелось с ним связываться. Мне вообще ничего не хотелось, кроме как находиться на расстоянии пятидесяти миль от «Сринагара». Я узнал все, что хотел, я уже завяз здесь так глубоко, что дальше уже некуда! Можно было еще попытаться копать себе яму на дне.

Но он не перестал. Возможно, он даже не расслышал меня сначала. Он высился передо мной гигантской огнедышащей горой, и я в последний раз предложил ему стоять на месте и заткнуть свою поганую пасть. Может быть, я иногда пользуюсь не совсем деликатными выражениями, но я всегда достаточно ясно излагаю свои мысли. Я достиг своей цели: он меня услышал.

Но вместо того, чтобы успокоиться, он прочистил горло, издав глубокий харкающий звук, скривил лицо, втянул щеки и надулся, как кузнечный мех.

Этот бешеный гиппопотам собирался плюнуть мне в лицо!

Если он это и сделал, то он плюнул на мой кулак. Я тут же врезал ему по физиономии.

Я не то чтобы ударил его расчетливо, с неохотой, а просто потому, что у меня не было другого выхода. Нет, я стукнул его энергично, с откровенным удовольствием, почти с наслаждением. Одним словом, я вложил в удар всю свою душу. Это был длинный и резкий «свинг» правой с разворотом корпуса и упором на левую ногу. Это был удар, который мог бы свалить и быка. И он свалил его.

Мой кулак врезался в его зубы с таким треском, словно переломилась доска, и удар чуть не вышиб мне руку из плечевого сустава. Похоже было, будто я ударил в стенку. Но в отличие от стены он не остался неподвижным. Он отшатнулся назад, стукнулся спиной о переборку и сполз на кожаный диванчик у стола. Удар не смог окончательно вышибить из него дух, но духа в нем оставалось не так уж много. Я подошел к нему и ударил его ребром левой ладони по челюсти, как топором, словно хотел разрубить ее пополам. Честно говоря, мне действительно очень хотелось этого. Край ладони попал в цель, и он растянулся на полу, свалившись с дивана. Его шикарная капитанская фуражка улеглась рядом с ним, донышком книзу.

Я быстро обернулся, и кольт был у меня в руке еще до того, как я закончил поворот. Если бы кто-нибудь из команды был поблизости, он обязательно бросился бы на меня. Но никого не было видно. Я убрал револьвер, вышел из рубки и осмотрелся. Здоровяк, которого Госс назвал Чаном, снова стоял на своем посту у трапа. Двое или трое таких же парней прогуливались в разных местах по палубе, но, по всей вероятности, никто не был очевидцем только что закончившегося инцидента. Я вытер со лба внезапно выступившую испарину, сошел вниз на палубу и пошел по проходу к трапу.

И тут я заколебался. В этот момент меня больше всего интересовало, почему Госс так настойчиво утверждал, будто седого джентльмена не было здесь вчера ночью. Я мог понять, почему он пытался скрыть тот факт, что Велден присутствовал на борту «Сринагара» незадолго до своей смерти. Но к чему притворяться, будто в каюте были только он и Наварро? Зачем ему было отрицать также присутствие этого четвертого человека?

Больше чем когда-либо мне захотелось узнать, кем был этот четвертый человек, что он здесь делал прошлой ночью, в чем состоял его бизнес, рэкет, быть может? Было маловероятно, что он до сих пор находится на яхте, но не было исключено, что какой-нибудь его след мог сохраниться в каюте внизу. Коробок спичек, особый сорт сигарет, может быть, даже стакан с отпечатками его пальцев. Никогда ни в чем нельзя быть уверенным, пока сам не посмотришь.

При удаче я мог рассчитывать на несколько минут, прежде чем подымется скандал, одной или двух из этих минут было бы достаточно. Я повернулся и направился к трапу, ведущему на нижнюю палубу, спустился вниз и подбежал к безымянной двери, сквозь которую я проник в каюту прошлой ночью. Она была незаперта. Я перешагнул через порог и нащупал выключатель. На этот раз каюта была пуста. Более чем пуста. Кто-то прошелся по ней с мылом, щеткой и губкой и буквально вылизал здесь каждый дюйм. Каюта чуть не блестела, так тщательно она была вычищена. Что ж, это тоже кое о чем говорило, но было очевидно, что здесь мне больше ничего не удастся узнать.

Я вышел в коридор, прошел мимо седьмой каюты, где я должен был встретиться с Эллен, и поднялся по трапу на верхнюю палубу. Еще одна пара тяжеловесов стояла, прислонившись к ролингам у штирборта, недалеко от того места, где прошлой ночью был расположен бар. Они подозрительно ощупали меня взглядом, но с места не двинулись.

Еще оставалось несколько метров все еще блестевшего квадратного настила палубы, служившего вчера танцевальной площадкой. Пересечь ее, добраться до трапа — и можно считать, что я в безопасности. Спуститься вниз по сходням, прыгнуть в моторку и «до свидания, „Сринагар“!»

Но как раз в тот момент, когда я почти поверил в то, что мне это уже удалось, мышеловка захлопнулась. Позади меня голос — очень хорошо знакомый мне голос — заорал:

— Вот он! Хватайте его! Прикончите этого сукина сына!

Это был голос Госса, он оказался намного крепче, чем выглядел!

Я быстро оглянулся и увидел Госса, стоявшего в двадцати ярдах от меня. Он пошатывался на нетвердых ногах, с опухшим окровавленным лицом, наставив на меня свой указующий перст и визжа, словно взбесившийся паровой котел. Но я уже рванулся вперед. Когда я достиг края танцевальной площадки, оба тяжеловеса бросились на меня, держа кулаки наготове. Мой кольт 38-го калибра недвусмысленно им подмигнул своим черным дулом. Они остановились, переминаясь с ноги на ногу.

Я перескочил через танцевальную площадку и помчался к трапу. Чана не было видно, и я на секунду подумал, что мне, возможно, все же удастся улизнуть. Я бросился к поручням у трапа и увидел Чана в нескольких футах справа от меня, словно он специально ожидал, когда я достигну этого места. Очевидно, оно так и было, потому что пистолет он держал в кулаке.

Позади него по проходу во весь дух мчались еще трое здоровенных битюгов. Я не мог бы их всех перестрелять, но я также не думал, что эти парни собирались открывать здесь стрельбу, если, конечно, обстоятельства не заставят их прибегнуть к этому. Выстрелы на яхте могут собрать сюда половину посетителей побережья, в том числе одетых в синюю униформу.

Я решил рискнуть, повернулся и сломя голову скатился вниз по сходням трапа.

Уже на полдороге я понял, что попал в западню.

У причального мостика, где я привязал свою лодку, никакой лодки не было. Она деловито постукивала мотором ярдах в двадцати от меня, направляясь к причалу каким-то незнакомым парнем за рулем.

Я бросил ей вслед прощальный взгляд, но долго размышлять над случившимся было уже некогда. До меня отчетливо доносился топот бегущих ног, и я знал, что примерно около двух тонн грубых людей, злых людей, жаждущих побить меня, висели буквально у меня на затылке. Если бы у меня было время, я в состоянии был бы сообразить, что первым действием Чана при виде окровавленной физиономии своего босса было отрезать мне пути к бегству. Он немедленно приказал одному из парней отогнать лодку, если только она не была отогнана сразу же после того, как я поднялся на борт.

Но как раз сейчас у меня не было времени обдумывать такие мелочи. Сейчас только одна мысль раскаленным гвоздем торчала у меня в мозгу: «Здесь мне нельзя оставаться!»

Поэтому я совершил единственно логичный в моем положении поступок.

Единственно логичный, умный, правильный, мудрый поступок!

Я сделал классический прыжок, перелетел через перила трапа и бросился в воду.