"Военные трофеи" - читать интересную книгу автора (Фостер Алан Дин)

Глава 10

– Зачем вы меня сюда привели? – Лалелеланг со своим как всегда включенным рекордером исправно фиксировала обстановку. Они стояли над обрывом на самой северной оконечности мыса, ограничивающего глубоко уходящую в сушу бухту, в которой была построена укрепленная база Узора. Единственное судно на воздушной подушке причаливало к посадочной платформе. Оно прижималось к скалам в поисках укрытия. В семидесяти метрах внизу зеленые волны чемадийского моря разбивались о гладкое лицо скалы из блеклого гранита. С гребней яростных валов срывались брызги, пробивающиеся через край, и мочили ее перья. Она знала, что ее спутника это, судя по всему, не волнует. Люди способны переносить весьма значительные перепады погоды. Двухместный слайдер был припаркован у них за спиной, готовый в любой момент доставить их обратно на базу. Полковник Неван Страат-иен придвинулся так близко, что она ощущала массивность его туши. От такой близости ей стало неспокойно, но она сдержала стон.

– Я подумал, что вам может оказаться полезно посмотреть на базу в целом. Как бы обрамить этим всю полученную вами информацию. Кроме того, здесь, наверху, очень красиво.

– Я согласна, но мои интересы лежат в сфере межличностных взаимоотношений. – Она махнула намокшим крылом. – Пейзаж – как в учебнике. Что же касается его эстетики, то я способна лишь абстрактно восхищаться той беспорядочной грубостью, которую вы, люди, похоже, находите столь привлекательной. Будучи представителем Вейса, я предпочитаю ландшафты, которые со вкусом приведены в порядок в соответствии с нормами цивилизации.

Они были совершенно одни. База работала далеко не первый день, и панорама с этой точки уже не таила в себе новизны. У горизонта, ему показалось, можно было различить несколько гигантских головоногих, которых в это время года можно было регулярно наблюдать в процессе сезонной миграции на юг. Они передвигались толчками, втягивая и выбрасывая тяжелые расщепленные хвосты, а короткие щупальца были опущены, как выдвижные кили старинных судов.

Прибой гремел, разбиваясь внизу о скалу.

Несмотря на то, что привели его в это место вполне прозаические причины, она подумала, что нынешнее его местоположение несет нездоровое сходство со сценами из старинных мелодраматических сказочек, на которых разгорелись драмы любви и мести. Он поймал себя на том, что пристально разглядывает вейса со спины: длинные, едва скрыты одеждой ноги, заканчивающиеся обутыми в сандалии трехпалыми лапами; все обвешанное украшениями, оперенное тело; длинную гибкую шею. Она тоже наблюдала за миграцией чудовищ, компактный рекордер был зажат в гибких кончиках правого крыла. Он не удивился бы, если бы выяснилось, что весит она меньше тридцати килограммов.

Вейсы разучились летать миллионы лет тому назад. И если ее столкнуть с обрыва, то атавистические перья, конечно, способны замедлить скорость падения до той степени, чтобы она не разбилась насмерть о скалистые выступы внизу. Она ведь полушутя рассказывала о некоторых способностях планировать. Но в шок она непременно впадет. И – подобно большинству представителей Узора – вейсы не умеют плавать. Первая же большая волна, ударившаяся о гранит, покончит со всем. Никому и в голову не придет, что она может выжить. Тело разнесет на куски и раскидает по морю. А на краю обрыва нет никаких предохранительных заграждений, никакой предупреждающей разметки. Скользкий уступ, резкий порыв ветра могут легко вмешаться в судьбу такого хрупкого существа. Само собой разумеется, он будет пытаться спасти ее, но у него ничего не выйдет. Недовольство последует, но расследование – никогда.

А если она будет сопротивляться, что даже и представить трудно, одно неуловимое движение руками – и шея ее сломается, как пластмассовая соломинка. А всепоглощающий океан уничтожит следы истинной причины смерти. Он оглянулся назад. Они по-прежнему были совершенно одни, как и в момент прибытия. Пальцы его напряглись. Несмотря на его физическую близость, она не отодвигалась от него. В конце концов, она ему полностью доверяет. А почему бы нет? Какая может быть разумная причина, по которой офицер людей захотел бы причинить вред историку вейсов? Причина таится у него в мозгу; практически, составляет его неотъемлемую часть. И даже заподозрить об этой его составной части ей нельзя позволить.

Он знал, что сестры по триумвирату будут горевать о ней. Но она сама ему говорила, что не спаривалась и потомства у нее нет. – Она – изгой общества Вейса. И известие о ее кончине вызовет больше профессиональных, чем личных соболезнований.

Он подошел к ней еще на шаг. Далеко внизу бились о голые скала неугомонные волны. Не было никакой нужды приближаться тайком, и когда голова ее на длинной шее повернулась в его сторону, он этого ожидал. Большие голубые глаза начали расширяться, перья задрожали – жест, наверняка сказавший бы очень о многом другим вейсам. Руки он по-прежнему крепко прижимал к бокам. Ему нужно знать наверняка.

– Вы мне очень много рассказывали о своей работе. – Он почувствовал, как она нервничает, и стал давить еще сильнее, пользуясь той частью своего разума, тайну существования которой стремился одновременно сохранить. – Но у меня такое чувство, что нечто из вами открытого или заподозренною вызывает у вас особый интерес. Что-то, о чем вы не чувствовали возможным мне рассказать, несмотря на все наши совместные разговоры и проведенное вдвоем время.

Она слегка пошатнулась, не способная и далее сопротивляться мысленному проникновению – в точности, как любой массуд или с’ван.

– Нет, я… – Она заморгала, будто начала действовать инъекция какою-то мощного препарата. – Да, вы правы, полковник Неван. Есть такое. Вот оно, подумал он напряженно. Будет совсем не сложно свернуть эту тонкую шею, подхватить легкое тело и швырнуть с обрыва. Быстро мелькнут переливчатые перья, блестящие бусы – и все будет кончено. Всего мгновение – и все его тревоги и сомнения рассеются, исчезнут вместе с ее телом в кипящем море. Тогда и ой, и Коннер вздохнут, наконец, спокойно. Но сначала он хотел услышать это от нее.

– Ну, – продолжал он неослабевающий напор, – и что это? – Он навис над ней.

Ей теперь было страшно, но она, почему-то, даже шевельнуться не могла. Казалось, будто ноги вросли в камень, приковали ее к месту. Она едва сознавала, что отвечает на его вопрос. Это было самое необычное, потому что она не собиралась никому рассказывать о своих подозрениях. Они были настолько опасны, настолько зловещи, что даже своим она не стала бы о них говорить. И она прекрасно понимала, какие могут быть последствия, если о них узнают люди.

И не важно, что выкладывает она все это полковнику Невану. Несмотря на искреннюю заботу, которую он проявлял о ее благе, что-то в его глазах, в его поступи выдавало его истинную суть. И происхождение его невозможно было отрицать.

– Мои исследования, – слышала она чей-то голос, понимая одновременно, что это говорит она сама, – привели меня к самым неутешительным выводам. – На этом она попробовала поставить точку.

Но он этого не позволил.

– Продолжайте.

Она смутно понимала, почему не может его ослушаться. Как вода, прорвавшаяся сквозь разрушенную плотину, хлынули из нее слова.

– Я пришла к осознанию этого только после многократных просмотров накопленных мною исследований…

– После того как вы стали свидетельницей эпизода, произошедшего во время битвы за дельту между сержантом Коннером и отступающими массудами, – подсказал он с холодной услужливостью.

– И это тоже, бесспорно, составная часть.

– Вероятно, все это каким-то образом увязывается с тем, что вы почерпнули, наблюдая за мной? – обреченно спросил он.

– Естественно. – Она поняла, что он стоит настолько близко, что заслоняет собой солнце. И ведь для человека он даже и не особенно крупный. Сильные, гибкие, убийственные пальцы, которыми оканчиваются руки, напряженно скрючены. – А так же со всем, что я узнала, наблюдая действия людей в бою – как здесь, так и на Тиофе.

В его голосе появилась неуверенность. Для вейса это было очевидно, как смена цветов.

– Со всем?

– А с чем же еще?

Он сделал шаг назад, явно смущенный. Каковы бы не были его побуждения, она испытала благодарность за его частичное отступление.

– Я чего-то не понимаю. Вы хотите сказать, что не нашли ничего исключительного или особенного во встрече сержанта Коннера с массудами или в наблюдениях за мной?

– Все это только подтвердило то, что я и так знала по наблюдениям за другими людьми. А что тут не так? – Ее собственное смущение тоже усилилось.

– Нет, нет. Все так, – согласился он весьма поспешно. – Забудьте. Это не важно. Совсем не важно. Не больше и не меньше, чем все ваши остальные наблюдения.

Она поддалась внушению. Естественно.

– Тогда сообщите мне о ваших выводах, – потребовал он у нее очень необычным голосом. – Расскажите, к каким заключениям вы пришли, изучив нас?

Она поймала себя на том, что говорит с откровенностью, которой сама от себя не ожидала.

– Все, что я видела, все, свидетельницей чего я стала, только подтверждает гипотезу, выдвинутую мной еще до начала полевых исследований.

– Соленый ветер взъерошил ее перья. На скалистом утесе становилось холодно. – Используя в качестве трамплина мои личные наблюдения за взаимоотношениями людей с представителями других рас, я разработала компьютерную программу, которая позволила бы сделать некоторые экстраполяции опытных данных, куда я помимо своих включила и работы других ученых – как современников, так и предшественников. Впечатление было такое, будто она ведет семинар, на котором присутствует один-единственный студент. Она знала, что непозволительно откровенничает, как сама, так и в плане – информации, но ничего не могла с этим поделать. Что-то вынуждало ее выкладывать все.

– Выезд на место я затеяла отнюдь не с целью подтвердить свои заключения, а, наоборот, опровергнуть.

– Вы хотите сказать, что здесь на Чемадии и раньше на Тиофе стремились обесценить дело вашей жизни?

– Именно так. – Она обнаружила, что двигаться все-таки может. К месту она была прикована не физически, а мысленно. – Я стала задумываться, что случится, если Амплитур, в конце концов, будет побежден.

– Не если, а когда. – Страат-иен заговорил, как хороший солдат.

– Не важно, – нетерпеливо сказала она. – Несомненно, это произойдет.

Течение войны полностью переменилось двести лет назад. До того они всегда способны были разработать новые вооружения, придумать какую-то новую стратегию для контратаки. И таким образом снова потеснить Узор. Двести лет назад у Узора появился новый союзник – Человечество. В этом все и дело.

– Мы сделали, что могли. – Совершенно к этому моменту заинтригованный Страат-иен пытался понять, к чему она ведет.

– Что случится, когда Амплитур будет побежден окончательно? Что случится, когда они более не в состоянии будут вести эту войну Назначения ни против нас, ни против других разумных существ? Когда все подчиненные им расы будут освобождены от внутренних генетических и ментальных вмешательств Амплитура?

– Не хочу говорить банальностей, – осторожно ответил Страат-иен, – но, по-моему, это будет означать, что война закончится и будет мир.

– Если я не ошибаюсь, то эти два слова и так антонимы, – загадочно высказалась она.

– А почему, собственно, не быть миру, если война закончится? Все перестанут драться и отправятся по домам.

– Все? – Она смотрела прямо на него. На какое-то мгновение ему показалось, будто это он подвергается умственному параличу.

– Если вы говорите о нашем виде, то мы вернемся к мирным задачам, как и все остальные. Может быть, попросим постоянного членства в Узоре. Мы вернемся к тому, чем занимались на Земле, когда Узор нас обнаружил и втянул в эту войну.

– Вы подтверждаете мои худшие страхи.

– Да в чем же дело! – спорил он. – Я изучал нашу собственную историю.

На Земле и серьезных войн-то не было, когда прилетел первый корабль Узора.

– По чьим меркам? На Земле никогда не было мира, вы только играли в «миротворческие усилия». Прежде чем вы стали воевать против Амплитура и его союзников, вы без конца соперничали между собой – единственные из всех «разумных» существ. Это же было искажение законов естества, вызванное уникальностью вашей планеты и вашего собственного эволюционного развития.

– Но мы это переросли, – не соглашался Страат-иен. Мы овладели своей древней историей. Вы говорите о раннем Человечестве, совершавшим ошибки развития. Наше длительное сотрудничество с цивилизациями Узора навеки изменило наше общество.

– Да, но достаточно ли изменило? Дайте мне возможность высказать тезис. Когда Амплитур капитулирует, с кем вы будете биться?

– Ни с кем. Нс с кем будет.

– А я не уверена. Я думаю, что сначала будет недолгий мир, в качестве выдоха, а потом вам придется искать, с кем вступить в конфронтацию. И тут дело не в вашем обществе; дело в ваших ДНК. Вам слишком нравится конфликтовать. Ведь даже пословица есть: «Один человек – цивилизация, двое – армия, трое – война».

К этому моменту Неван практически забыл, зачем они оказались на скалах. Он понял, что она вообще ни черта не подозревает ни о Коннере, ни о нем, ни о Ядре, ни об особом таланте, которым недальновидные амплитуры наградили потомков насильственно подвергнутых генетическим искажениям жителей Коссуута. Вместо этого она упорно защищает невероятную теорию, которую сформулировала еще задолго до появления на Чемадии. С другой стороны, он постепенно начинал понимать, что, будучи подтверждены, и эти ее догадки могут привести к потрясающему урону, только по совсем другим направлениям, чем те, которыми он был озабочен.

– Вы переключитесь на нас, на Узор. – Это она заявила с полной убежденностью. – Именно это и показали мои экстраполяции. Поскольку у вас теперь есть возможность грызться с другими существами, а не между собой, вы кончите тем, что затеете конфликт с Вейсом или С’ваном – или даже с Массудом.

– Да с чего бы нам этого захотелось? – Он искренне ничего не понимал.

– С какой стати мы захотим вступить в войну с теми, кто сотни лет был нашим союзником?

– Потому что вы ничего с собой не сможете поделать. Конфликты всегда составляли смысл и двигатель вашей цивилизации. Все ваши крупнейшие скачки в области технологии приходились на период войн. Все это – ваша история. – Многого не потребуется, – продолжала она. – Какое-нибудь подозрение, воображаемая угроза. Я предсказываю, что первым делом вы вступите в войну с Массудом. Это гораздо больше вас потешит, чем, скажем, развязывание конфликта с Гивистамом.

– Мне кажется, что ваши выводы не корректны, – твердо сказал он. – Не забывайте: вы все это выводите с позиции Вейса, а ваш вид отличается гипертрофированной чувствительностью и мнительностью.

– У компьютерной модели, которую я разработала, не может быть мнительности – гипертрофированной или еще какой-то.

– Но ведь ваше оборудование разработано технологами Вейса или Гивистама.

– Как просто вы себя выдаете, – укоризненно сказала она. Сознание ее по-прежнему было окутано мглой. – Поверьте же, я и сама с превеликой радостью восприняла бы полное опровержение моей теории. К несчастью, на настоящий момент факты все более укладываются в противоположное гнездо. Он задумчиво посмотрел на нее.

– Я понимаю, почему вы никому не хотели говорить.

«А я не понимаю, почему я вам теперь об этом говорю, – удивлялась какая-то часть ее существа. – Почему я должна вам верить? Ведь вы даже не ученый».

– А что думают об этой теории ваши коллеги? – спросил он.

– Мне еще только предстоит поделиться моими сведениями с другими. И я по-прежнему не отказываюсь от мысли опровергнуть сконструированную мной модель. Но надежды все меньше.

А не собирался ли он причинить ей какого-нибудь вреда? – возникла у нее внезапная мысль. Или даже убить ее? Не за этим ли он привел ее в это заброшенное место? Она вся задрожала. Она так тщательно утаивала свои наблюдения. Невозможно было и представить, чтобы он заподозрил. Она никому ничего не рассказывала – даже подругам по триаде. Но ему и подозревать ничто не пришлось – она сама только что все ему выложила. Почему? Что на нее нашло? Что сделало невозможным сопротивление этой череде его вопросов? Если бы теории ее стали достоянием гласности и были бы со временем подтверждены из независимых источников, это могло бы серьезно нарушить отношения между Человечеством и Узором. Радость от этого была бы только для Амплитура, который тут же кинулся бы промышлять раздуванием межрасовых противоречий, которые всегда угрожали целостности Узора. Та же самая мысль независимо от нее пришла в голову и Страат-иену.

– А не может быть так, что эта мысль заложена в вас Амплитуром, чтобы посеять в Узоре семена раздоров? Вы же знаете их способность к «внушению», которая не распространяется только на Человечество.

– Я и близко к Амплитуру не была – ни сном, ни духом. – Ответ ее прозвучал жестко и убедительно. – И, определенно, никто из них не бывал на моей родной планете.

– Если бы побывали, то он «внушил» бы вам, что этого не было, стер бы это из вашей памяти, – возразил он.

– А тогда с чего бы я стала вам сейчас все это рассказывать?

На этот вопрос он не мог, понятно, ответить. И предпочел сменить тому дознания.

– Давайте по одной теории за раз. Предположим, что ваша работа не вдохновлена Амплитуром. Вы всего лишь историк. Один. Почему никому другому не пришла в голову столь же радикальная идея?

– А с чего вы взяли, что я одна? – вызывающе спросила она.

Это его осадило.

– А вы знаете других, пришедших к подобному же заключению?

– Я этого не говорила. Я просто предположила, что другие, работающие, может быть, в других отраслях знания, могли прийти к тому же итогу, подходя к вопросу с другой стороны, а молчание сохранять по причинам, сходным с моими.

Он поднял камень, поиграл им и, наконец, кинул с обрыва вниз. Камень бесследно исчез в кипящей под ними пене и брызгах.

– Знаете, – сказал он мягко, – с самого начала, с первого контакта Узор подталкивал нас к тому, чтобы мы становились все более хорошими воинами – гораздо лучше, чем когда мы были изолированы на своей планете. Она моргнула и покачнулась, но удержала равновесие.

– У меня вдруг закружилась голова.

– Это пройдет, – небрежно уверил он ее. – Вы просто не привыкли к сочетанию морского воздуха и ветра.

– Да. – Туман, который густо клубился у нее в голове и путал мысли, внезапно рассеялся. – У вас есть пословица, грубая, как все человеческое, но тем не менее хорошо описывающая все – что «тигра надо ловить за хвост». Он повернулся к ней лицом, руки его были засунуты в разрезные карманы тонкой куртки.

– Правильно. И Узор поискал и нашел себе тигренка – и принялся насильно скармливать ему стероиды, чтобы натравить его на Амплитур.

– Именно. И скоро у нас кончится мясо, которым этого тигра кормят. И я глубоко убеждена, что все проявляют крайнюю наивность, считая, что удастся так просто перевести его на овощную диету.

– Кого угодно можно переучить, – пробормотал Страат-иен.

Она сделала крылом отработанный вейсами жест отрицания.

– Теоретически. Но согласится ли он добровольно на атрофию клыков и когтей? Захочет ли? Ответа у него не было.

– Величайшей радостью в моей жизни было бы, если бы я сумела опровергнуть эту теорию, – сказала она ему.

Он кивнул. И просто чтобы окончательно удостовериться в своем решении, сказал прямо:

– У тех же из нас, кто происходит с Коссуута, есть даже еще больше причин желать применения своего боевого искусства, чем у остальных людей.

– Он стал внимательно за ней наблюдать.

Насколько он мог судить, в ее ответе не было ни тени заминки или искусственности.

– Я понимаю. Как историк, специализирующийся на делах Человечества, я знакома с действиями Амплитура на этой несчастной планете, хотя за сотню лет, я думаю, ползучая озлобленность могла бы немного и поизгладиться.

– У нас долгая память, – ответил он ей. Теперь он окончательно убедился. Она ничего не знала и ничего не подозревала ни о существовании Ядра, ни об особых талантах его отдельных членов. Он был на грани убийства – и не кого-то, а союзника, и, если ух на то вошло, своего друга. Ни за что.

Разве что теперь ее так же просто было убить для подавления разработанной ей теории, которая ставила под угрозу не просто его самого и его сородичей, но и отношения Человечества с Узором в целом.

– Вы намерены огласить свою теорию?

– Пока нет. Я полностью осведомлена об опасностях, которые это за собой повлечет, и, как я уже говорила, я по-прежнему желала бы убедиться в ее несоответствии действительности. Хотя я столько лет посвятила ее построению, что непросто будет ее порушить.

Тут на него будто безумие нашло.

– Мотает быть, я вам помогу?

– А с чет вам мне помогать? Вы, скорее… скорее, могли бы сделать мне воспрепятствовать. – Она покачала головой. – Я вообще не знаю, почему я вам рассказала все это, после тот как столько лет держала все в тайне, – даже от своих коллег.

– Все тайное становится явным рано или поздно, – сказал он ей. – Если не вы – так кто-нибудь другой со временем выдвинул бы эту теорию. Лучше уж сейчас ее опровергнуть. А что касается того, что вы мне рассказали все это, то я удивлен, как вы раньше этого не сделали. Может быть, проще открыться представителю другого вида. – Рассуждение было явно не утонченное, подумал он, но на данном этапе сойдет.

– Я не хочу вас обидеть, Неван, но я уж скорее бы с коллегами поделилась, чем с чужим.

– Я не обижаюсь. Я полагаю, какой-то внутренний голос подсказал вам, что нельзя больше это держать в себе, а я оказался достаточно надежным слушателем. Может быть, это от одиночества. – Он указал рукой на широкую панораму моря и скал. – В любом случае, вам нечего беспокоиться, что я побегу с этим к ближайшему журналисту. Я вижу потенциальную возможность опровержения и сохраню вашу тайну.

– Как я могу быть в этом уверена?

– Даю вам слово офицера. Вы утверждаете, что ваши данные говорят о неизбежности конфликта Человечества с Узором. Я заявляю обратное и сделаю все, чтобы доказать вам свою правоту.

Она сделала крылом незнакомый ему жест.

– Я принимаю ваше предложение. Может быть, наложение человеческой точки зрения поможет обнаружить ошибки в моей работе, которые я иначе не способна была заметить. – Она повернулась и направилась к поджидающему слайдеру. Он пошел рядом, замедлив шаг, чтобы она могла за ним поспевать.

– Но как вы сможете помогать мне? – Она подождала, пока сиденье слайдер, приспособится к форме ее тела. – Ведь вы боевой офицер, приписанный к активному театру военных действий.

– Мне набежало много неиспользованных отпусков, затребовать которые у меня никак руки не доходили. После того как мы отвоевали дельту и установили контроль над рекой, командование, я думаю, обойдется какое-то время и без меня.

– А вы по этой бойне скучать не будете? У меня сложилось такое впечатление, что если человека лишить на какое-то время возможности участвовать в конфликте, у него очень скоро начинают проявляться эффекты потери психологической ориентации.

– Естественно, с этим наблюдением я также не согласен. Война – это просто то, чему мы обучены. – Он включил двигатель слайдера. Под ногами у них раздалось низкое гудение.

– Но вы к этому генетически предрасположены. Был один человек, историческая личность, который, насколько я поняла, изучая вашу историю, вовсе не стремился к той славе, которую получил; он был непосредственным участником первых встреч Узора с вашим видом.

– Точно. – Слайдер оторвался от земли, поднимая шум и пыль, и Страат-иен вынужден был говорить через переговорное устройство. – Музыкант-контактер Уильям Дьюлак. У нас о нем еще в общеобразовательной программе проходят, так же, как о Кальдаке и Яруселке и всех остальных. Эти имена никогда не забудешь.

– А известно вам, что в течение долгих лет после контакта Уилл Дьюлак пытался доказать, что люди вовсе не обладают естественной склонностью к убийству?

– Кажется, читал что-то об этом давно. Дьюлак был очень ярким человеком во многих отношениях, но на этом он, похоже, совсем сдвинулся. Нам теперь виднее. – Он хмыкнул. – А чего еще ждать от музыканта? Но то, что нам нравится драться и мы Это хорошо умеем, отнюдь еще не означает, что мы должны драться все время. Война кончится – и это тоже пройдет. – Устремляя слайдер вниз по склону в направлении базы, он прибавил скорость.

– Мы разумные, цивилизованные существа, Лалелеланг, даже если и не полностью соответствуем в этом плане стандартам Вейса. Мы не какая-нибудь сорвавшаяся с цепи машина, которую все должны бояться.

– Вы опасны именно потому, что разумны.

– Однако сейчас это сослужит нам с вами добрую службу. У меня есть доступ к военным файлам и оборудованию, которого нет у вас, и мы сможем через подпространство выходить на библиотеки где угодно. У вас есть доступ к вейсским и, вероятно, еще каким-то источникам. Давайте сопоставим те и другие данные и прогоним их через ваши аналитические программы – тогда и посмотрим, что получится.

– Это именно то, что я давно уже хотела сделать, но никак не могла получить на это соответствующего разрешения. – Она кивнула, в точности изобразив человеческий жест.

Будущее вызывало в нем энтузиазм. Сначала он обнаружил, что она и духом не догадывается о существовании Ядра, а теперь, привнеся дополнительную информацию, которая раньше была ей недоступна, они опровергнут эту ее нелепую и скандальную теорию. Да и убийства ему не пришлось совершить.

– У вас есть доступ ко всему? – спросила она.

– Не ко всему на свете, конечно. Я не подхожу под вселенский допуск.

Но материалы, которые вам смотреть не дозволялось, я раздобыть, бесспорно, могу. Именно этого и не хватало вашим исследованиям – человеческого вклада. Вы были вынуждены строить всю свою работу исключительно на собственных наблюдениях и наблюдениях других чужаков. Мы это можем изменить. – Он отжал руль – и компактный, прекрасно сконструированный экипаж на воздушной подушке покатился по непроходимому иначе склону. – Если вы, конечно, находите, что сможете со мной работать.

– На Тиофе я постоянно работала с одной вашей женщиной. Я посвятила свою жизнь изучению вашего вида. Так почему меня должно смущать ваше присутствие?

– Я ничуть не пытался умалить ваши заслуги. Просто трудно свыкнуться с мыслью, что вейс не боится человека. Ваши обычно бегут, едва нас завидев. Или, по крайней мере, отходят подальше с дороги. Впрочем, ведь вы – не среднестатистический вейс.

– Мне все так говорят.

Страат-иена грела мысль об открывающихся перспективах. Он уже планировал набеги на различные библиотеки.

– Мы эту вашу аналитическую программу задушим фактами – тогда она запоет по-другому. Мы ей загоним человеческую реальность по самый процессор.

– Послушайте себя. Вы к исследованию подходите так же, как к налету на позицию Криголита. Вот он, человеческий подход. У вас даже самые неподходящие аналогии – военные.

– Да это же просто манера речи, – оборонялся он. – Нельзя же из этого выводить, что таковы наши возвышенные общественные ценности. Они скатились со склона горы и заскользили к базе в паре метров над волнами, направляющимися в узкое горло бухты. Большая хищная рыбина хотела цапнуть слайдер, но сильно промахнулась.

– А что, если мы все это проделаем, и новая информация только подтвердит, а не опровергнет мои исследования?

– Не думаю, что так произойдет. – Он постарался придать голосу убедительность. – Ваши исследования были изначально предвзятыми из-за односторонности материала. А тут требуется противовес – и я вам его предоставлю.

А если нет, подумал он, то я всегда смогу вас заставить обо всем забыть.

Вышестоящие не были удивлены его просьбой об отпуске. Потеря командного модуля в дельте и последовавшая тяжелая акция по возвращению дельты измотали бы любого участника, не говоря уж об офицере, обремененном ответственностью за полевое командование. Просьба была удовлетворена без лишних слов.

Один лишь Коннер удивился, но высказать сержант ничего не мог. Несмотря на дальнее родство, Страат-иен по-прежнему оставался полковником, а Коннер – всего лишь сержантом. Он принял объяснение Страат-иена, что вейс и не подозревает о существовании Ядра, поскольку причин не доверять полковнику у него не было, и на время каждый из них пошел своей дорогой. Страат-иен попросил разрешения провести свой отпуск на базе Тамерлан – и получил его. Эта база была самым первым укреплением Узора на Чемадии – и теперь находилась далеко от арены настоящих боев и представляла собой относительно безопасное место. Они с Лалелеланг могли заняться там своими делами со сравнительным комфортом. Кроме того, на базе Тамерлан обслуживающего и технического персонала было куда больше, чем на базе Атилла. И историку-вейсу приятно было изредка увидеть и пообщаться с гивистамом, с’ваном или о’о’йаном.

В соответствии с ее запросами и под ее руководством он запросил материалы по самым разнообразным каналам связи, а также через подпространство вступил в контакт с рядом исследовательских источников на других планетах. Его высокий допуск позволял выходить на такие возможности, в которых было бы отказано человеку, стоящему ниже него в табеле о рангах. Коннер, например, ничего бы не добился по большинству вопросов.

Деятельность их сосредоточена была в основном в библиотеке базы – солидной и малолюдной пристройке к главному командному корпусу. По мере того как в совместными усилиями открытых ими файлах стал накапливаться весьма весомый материал, стекающийся отовсюду в ответ на запросы, Лалелеланг забила обо всех своих прежних колебаниях и отдалась радостному препарированию поступающих документов. И настолько она со своим напарником-человеком были этим поглощены, что совершенно перестали замечать взгляды и комментарии тех, кто не мог удержаться и – часто прямо в их присутствии – высказывался по поводу столь в высшей степени странного сработавшегося тандема.

Но ничто из потока новых материалов, добываемых Страат-иеном, не способно было доказать слабость теории Лалелеланг. Каждый факт, каждое сообщение, которые они загружали в ее аналитическую программу, казалось, только еще больше укрепляли позиции выдвинутых ею предположений. Неван начал уже беспокоиться… и размышлять над альтернативными решениями. Шла вторая неделя после того, как они начали обрабатывать накапливающуюся информацию, когда Страат-иен вдруг обнаружил нечто, что его заинтриговало. По крайней мере, позволяло отвлечься. Чувствительная к человеческим эмоциям и реакциям Лалелеланг быстро уловила, что он чем-то занят. Она не стала выспрашивать. Это было бы в высшей степени невежливо, а то и откровенно по-человечески. Если он намерен был с ней поделиться, то и сам рано или поздно рассказал бы. Она же, тем временем, занялась своими делами, которых было навалом.

Прошла еще неделя, и он решил поведать ей все. Поскольку ее человеческий язык был не хуже, чем его, и гораздо лучше, чем у большинства других людей, он посадил ее за управляемое голосом оконечное устройство, за которым все это время работал сам.

– Видите вот здесь? – Он привлек ее внимание к порции материала, высвеченного в тот момент на экране. Шея ее склонилась.

– Это результат прогонки одной из моих программ, но что-то я не узнаю корреляций.

– Смотрите внимательнее. Я этого не сфабриковал, чтобы сбить вас с толку. Перепроверьте, если хотите. Это реальность. Она эффективно управлялась с устройством, воспользовавшись для повторной обработки его данных своей основной программой. У нее это гораздо лучше получалось, чего, собственно, и следовало ожидать. Когда она закончила, все выстроилось в точности так же, как раньше у него. Ее тонкокостный череп повернулся в его сторону.

– Это, определенно, интересно. Вероятно, даже революционно. Но я отказываюсь видеть, как это связано с нашей текущей задачей.

– Попробуйте еще раз. Вам не кажется, что все это достаточно провокационно, чтобы продолжить?

– Я сказала, что сказала. Но это тупик. Дальше этого не проследишь.

По крайней мере, нам это не удастся.

Он выглядел мрачно удовлетворенным.

– Совсем наоборот. Представитель спроецированного здесь отклонения есть прямо здесь, на Чемадии. Она уставилась на него.

– Я не знала.

– А откуда вам знать? Да и мне откуда, раз уж на то пошло? Я не вхож во внутренние дела центрального командования.

– Я полагаю, – тихо сказала она, – что его здесь присутствие нацелено на проверку и поддержку разработки стратегии людьми и массудами?

– Да. По крайней мере, этого от них ждут. И это то, чем, предположительно, они и занимались все это время. – Он указал на экран. – Просто до сих пор никому в голову не приходило, что они могут затевать что-то еще. Никому. Как можно было об этом догадаться или даже просто представить себе такое – пока не поставишь вопрос правильно и ответ одним махом не высветится на экране. Вот оно – золотое зерно, зарытое в вашей программе. В поисках ответа на один аномальный вопрос, мы внезапно натолкнулись на другой. И, может быть, не менее значимый.

– Вы об этом серьезно говорите, правда?

Он резко указал в сторону экрана.

– Посмотрите на данные. Это ведь вы настаивали с самого начала, что если материалы, которыми пичкают вашу программу, правильные, то она не соврет.

– Это так. Но результаты всегда можно неверно истолковать.

– Согласен. Ну, и как вы истолкуете вот эти?

Она еще раз считала информацию с экрана и почувствовала себя неуютно.

– Я говорила вам: я не могу. Это же бессмыслица какая-то.

– Это потому, что вы мыслите, как представитель цивилизации Узора. А если взглянуть на это с точки зрения человека, то сразу бросаются в глаза несоответствия и неувязки. – Он приказал устройству погаснуть – и то послушно подчинилось.

– Я собираюсь договориться о встрече с вышеозначенной личностью. Не обязательно идти с ним на конфликт, потому что на данный момент мы располагаем только абстрактными данными. Но это слишком важно, чтобы это проигнорировать, даже если это и будет в ущерб остальной нашей работе. Вам же, конечно, нет ни смысла, ни причин, идти со мной.

– Нонсенс. – Она взъерошила перья. – Конечно же, я должна пойти с вами, как бы разрушительно ни отразилось это на моих собственных исследованиях.

– Но, если я прав и результаты корректны, то это связано с определенным риском.

Она издала свистящую трель, которая у вейсов означала смех.

– Это абсурд.

– Конечно. Такой же абсурд, как все результаты вашей программы.

– Ваша интерпретация этих результатов, – парировала она.

– О! – восторженно ответил он, – а ведь тон-то у вас почти враждебный. Совсем по-человечески.

– И не умоляйте – не обижусь.

– И шутки с’ванские. Может быть, Узор гораздо более интегрирован, чем думают его участники.

– Я отправлюсь с вами, – сказала она, сознавая, что проявила пусть минутное, но все равно непростительное нарушение правил хорошего тона, – но при условии, что вы пообещаете не пускаться на необоснованные обвинения. То, что мы здесь видим, есть не более чем ваша личная интерпретация некоторых в высшей степени сомнительных заключений.

– Знаю. И, возможно, я заблуждаюсь. Это слишком выходит из ряда вон.

Но за этим необходимо проследить, чтобы знать наверняка. Потому что это слишком многое затрагивает. – Видя, что любые дальнейшие попытки отговорить только возбудят в ней дополнительный интерес и даже сделают ее подозрительной, он с сожалением вынужден был уступить ее требованию. – Мы уйму времени провели, пытаясь опровергнуть одну теорию, – заключил он. – Будем надеяться, что для опровержение вновь возникшей нам хватит и нескольких минут.