"Хроники Риддика" - читать интересную книгу автора (Фостер Алан Дин)

III

Огромный купол, возвышавшийся над линией горизонта столицы Гелион-Один, не казался огромным исключительно из-за маяков — этих храмов света, возвышающихся над городом. Вознесшиеся высоко в небо, они являлись ярким свидетельством технических и культурных достижений Гелиона. На многих планетах, во всяком случае в этой части галактики, именно они считались визитной карточкой планеты. По чистым, аккуратным улицам столицы спешили по своим делам ее жители, которые чувствовали определенное превосходство над обитателями других планет. В небе то и дело посверкивали воздушные суда и звездолеты самых разных типов и очертаний. Гелион-Один был настоящим перекрестком миров.

Разнообразие его жителей также говорило само за себя. В столице обитали едва ли не все представители современного человечества. Это нашло свое отражение в искусстве, коммерции, развлечениях.

Заметно это было и в политике, в которой в данный момент происходили мощные подвижки: усилилась борьба между партиями и столкновения между их сторонниками. Не привыкшее к активной межпартийной борьбе, гелионское правительство с ужасом наблюдало, как в кулуарах Капитолия шумят сторонники и противники его политики.

Поправляя плащ, один человек решительно покидал этот сумасшедший дом. На лице его было недовольное и даже унылое выражение. Озадаченный его бегством чиновник перехватил выходящего из Капитолия человека. Но тот лишь кивнул на царящий внутри хаос.

— Делегат Имам, я проработал на правительство двадцать лет. Но еще ни разу ни с чем подобным мне не довелось столкнуться. Что там творится?

Депутат оглянулся.

— А разве все когда-нибудь выговаривается и делается? Говорить будут много — это верно, но сделано ничего не будет.

Завернувшись в плащ, он поспешил прочь. Оставшийся в одиночестве чиновник с ужасом взглянул на огромные входные двери Капитолия. Как и большинство жителей Гелиона, он был приверженцем порядка и предсказуемого поведения. Крики и споры никоим образом не соответствовали его взглядам. Лучше бы ему здесь не присутствовать. Если он задержится еще немного, у него окончательно поедет крыша.

Министр обороны была непреклонна, причем ее голос заглушал голоса остальных присутствующих. Даже в век продвинутых технологий громкий голос сохраняет свои преимущества.

— Немедленно выключите маяки! — прокричала она. — Необходимо беречь энергию и все, чем мы располагаем! В такое смутное время мы не вправе экспортировать наши ресурсы. Первоочередной задачей является оборона планеты.

Стерамад, как обычно, с ней не согласился.

— Мы не рабы, чтобы всего бояться. Что мы сообщим населению? Гелион-Один всегда служил примером для менее развитых миров. Сначала нужно определить уровень опасности и только потом решать, какие действия необходимо предпринять. Разве можно впадать в панику от непроверенных слухов…

Один из самых уважаемых депутатов, священник Ар-Аджем, перебил его:

— От непроверенных слухов? А то, что мы потеряли связь с другими планетами, — это тоже слухи? — Он выразительно обвел рукой своих коллег. — Даже единственный такой случай наводит на самые серьезные размышления. А полная утрата связи свидетельствует о куда более зловещем. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Кто-то с места крикнул:

— Надо установить с ними контакт, вступить в переговоры.

— С ними? — возразил другой депутат. — А кто их вообще видел? Кому известно, что им на самом деле нужно? И существуют ли «они» вообще? Как утверждает Стерамад, все происходящее можно объяснить совершенно по-другому.

Поднялся другой священник:

— Семь планет — по меньшей мере семь — замолчали. Других причин мне и моему руководству не требуется! Неужели это не наводит вас на размышления? Какие еще требуются доказательства? — Он указал на министра обороны. — Необходимо должным образом и как можно быстрей подготовиться к обороне.

— Двенадцать планет! — Голос вступившего в дискуссию подрагивал от волнения. — Мои источники утверждают, что связь потеряна с двенадцатью планетами!

Самым верным сторонником Стерамада в парламенте был Тейфуддин. Возвысив голос, он попытался перекрыть нарастающее чувство беспомощности.

— Но ни с одной в нашей системе. Планеты — это не государства. Мы не связаны границами с теми мирами, у которых, возможно, возникли проблемы. Единственное, что объединяет нас с планетами в нашей системе, это наше общее светило, и все они продолжают общаться с нами, как и прежде. — Он обвел взглядом встревоженные лица коллег.

— Я разделяю вашу тревогу. Отсутствие связи с таким количеством дружественных планет, естественно, вызывает беспокойство. Но наша цивилизация на протяжении своего развития знала множество проблем, и, тем не менее, все еще существует. История подсказывает нам, что не все несчастья обрушиваются на все без исключения миры. Никто не может достоверно сказать, какой из миров умолкнет следующим. И смолкнет ли вообще! Согласен, проблема требует обсуждения, но не должна стать причиной для паники.

Министру обороны все меньше и меньше нравилось то, в какое русло переходит дискуссия. С ее точки зрения, пришло время для принятия решений, а не для пустых разговоров. Она должна в этом всех убедить.

— Еще раз повторяю: выключите маяки и приведите в полную боевую готовность оборону планеты. Чем дольше мы будем со всем этим тянуть, тем более уязвимыми…

На этот раз прервали ее. Стерамаду вовсе не хотелось, чтобы его склонили принять решение, которое с его точки зрения было не только неоправданным, но и противоречило гелионской идеологии.

— Если мы выкажем страх, если отключим маяки и попытаемся укрыться во тьме, дружественные нам планеты зачахнут и будут голодать. Мы должны проявить свою силу и волю и дать всем пример. Ради детей на других планетах, ради наших собственных детей мы обязаны проявить выдержку. Ведь мы — Гелион-Один! Мы будем продолжать делать то, что делали всегда: делиться нашей энергией с другими!

Его заявление было встречено как одобрительными, так и недоуменными возгласами. Политик и министр обороны, сторонники и противники обменивались взглядами, в то время как зал заседаний буквально кипел от избытка эмоций. Все присутствующие искренне руководствовались интересами родной планеты, но никто не представлял, какого рода угроза над ней нависла.

В развевающемся плаще, погруженный в свои мысли Имам торопливо шел по улице Новой Мекки — одного из самых престижных районов столицы. Застроенный современными зданиями и самый развитый с технической точки зрения, внешне он ничем от других не отличался. В глубокой задумчивости Имам даже не обратил внимания на то, что огромные маяки, едва ли не символ Гелиона-Один, оживают, загораются, сменяя заходящее солнце.

Свернув за угол, он наткнулся на информационный киоск. Его цилиндр чешуйками покрывало множество экранов, на каждом из которых транслировался один из каналов новостей. Вокруг толпился народ, с интересом обсуждавший увиденное.

— Такой высокий, что достает до облаков, — громко рассказывал кто-то из зрителей. — И вокруг этого колосса буквально ничего нет. Ничего не осталось. Они говорят, что это их визитная карточка.

Его сосед засомневался.

— Разве такое возможно? Добиться такого, причем так быстро и так решительно? И никто даже не заметил их приближения?

Тревога сограждан была Имаму вполне понятна. В качестве депутата он обязан был развеять их сомнения. Но как? Ему нужны были факты, пусть даже горькие, нужна была правда. Когда же правда появилась на экранах, в толпе воцарилось мрачное молчание. Она была не просто горькой. Она была ужасной. Несмотря на все то, что Имам говорил сегодня, а до этого твердил уже несколько дней, он не мог не признаться самому себе, что напуган. Причиной его страха была вовсе не угроза скорого уничтожения, а полная неизвестность того, что им всем предстоит.

Он уже собирался идти дальше, как вдруг его внимание привлек один из экранов. Какой-то канал показывал незаконную посадку небольшого корабля на Гелионе-Один. Сторожевой корабль, пытавшийся насильно посадить нарушителя, потерпел крушение. На помощь были посланы вспомогательные корабли, но тем временем нарушитель скрылся. Поскольку, несмотря на самые активные поиски, никаких следов нарушителя на поверхности земли обнаружено не было, по версии телеканала, корабль был серьезно поврежден и рухнул в море. Никакие сведения о пилоте не приводились. Власти пытались выяснить, что это за корабль и кто именно собирался проникнуть на планету. Перед столкновением пилот перехватчика успел заснять нарушителя, сейчас эти снимки внимательно изучаются.

Имам протиснулся к экрану и вгляделся в лицо пилота неопознанного корабля. Окружающие его люди, возбужденные и встревоженные происходящим, переговаривались друг с другом.

— Что, если это они? — предчувствуя неладное, заметил один из них. — А вдруг они уже здесь?

В принципе, Имам мог пользоваться личным или общественным транспортом, но при любом удобном случае предпочитал пройтись пешком. Прогулки позволяли ему поразмышлять, что в окружении крикливых политиков и самонадеянных священнослужителей зачастую было просто невозможно. Кроме того, он получал возможность послушать, о чем говорят на улице, а то и поучаствовать в разговоре. К его удивлению, многие люди не имели ни малейшего представления, как выглядят избранные ими депутаты, и поэтому охотно делились своими мнениями с симпатичным и внимательным незнакомцем по поводу буквально всего: от цен на электроэнергию до степени падения общественных нравов.

Продвигаясь по узким переулкам, Имам время от времени останавливался перекинуться парой слов со знакомыми, поэтому дорога домой заняла у него больше времени, чем он рассчитывал. На улицах Гелиона-Один было сравнительно безопасно, хотя никакое общество не может быть совершенным. Последние слухи усиливали и без того царящую в городе напряженность, поэтому уважаемому депутату лучше было бы добраться домой до наступления темноты.

Когда он подошел к дому, наружная его стена засветилась мягким белым светом. Реакция автоматики и сам свет успокоили Имама. Там, куда не проникали лучи гелионского солнца, его могли подстерегать неизвестные опасности, здесь же, под защитой родных стен, ему ничто не угрожало.

Определив приближение хозяина, дверь автоматически распахнулась. Войдя в дом. Имам уже совсем было расслабился, как вдруг услышал какой-то посторонний звук и понял, что в доме не все в порядке. Но обеспокоил его не столько звук металлического лезвия, скребущего по искусственному камню, сколько голос обращавшегося к нему человека, который он узнал.

— Хуже места я найти не мог. Хуже места, где я мог бы выжить самостоятельно, без помощи специальной аппаратуры. Понимаешь, хотелось быть свободным и чтобы обо мне навсегда забыли.

Имам повернулся на голос. Он знал, что если бы говорящий захотел увидеть его мертвым, он уже давно валялся бы на полу бездыханным, пищей для могильных червей. А возможно, в страхе подумал он, нежданный гость просто тянет время.

В продаже полным-полно было всевозможных спреев для уничтожения волос и самых разнообразных приспособлений для бритья. Несмотря на это, и то ли следуя какой-то традиции, то ли просто по привычке, склонившийся над небольшим фонтанчиком в холле здоровяк брил голову в старомодной манере — острым ножом. Говоря, он не прерывал свое занятие, как будто Имама здесь и не было. Депутат знал наверняка только одно: если он попытается бежать до того, как его незваный гость закончил то, ради чего он пришел, он вряд ли успеет добежать до двери.

— Где? — услышал он собственный голос.

— На какой-то ледышке, — пробормотал Риддик, не отрываясь от своего занятия. Лезвие ножа скользило по все более оголяющемуся черепу. Длинные черные пряди одна за другой падали в небольшую чашу фонтана. — Ни названия, ни настоящего солнца. Одни координаты. Да и к чему название дыре, куда никто в здравом уме никогда бы не отправился. Я ее выбрал для того, чтобы не светиться понапрасну. Да и вообще… там довольно забавно… Сверкают снег и лед, все довольно симпатично. Надеялся отсидеться в тени. — Выпрямившись, он посмотрелся в зеркало, как будто мог что-то разглядеть в полумраке холла. Имам знал, что мог.

Риддик обернулся к по-прежнему молчащему хозяину дома.

— Но какие-то нехорошие люди решили мне помешать. Не позволили побыть наедине с собой. Что и неудивительно. От посторонних у меня одни неприятности.

Их взгляды встретились. Имам молчал. Его гость не требовал пока никаких объяснений, а сам он никоим образом не хотел его как-то встревожить. Он по опыту знал, что это смертельно опасно. Имам машинально бросил взгляд на второй этаж и тут же об этом пожалел — его гость сразу все понял.

— Она в ванной комнате.

Сжимая в руке нож, Риддик медленно двинулся к Имаму.

— Я только одному человеку сказал, куда могу отправиться. Когда я бежал с этой планеты, я доверился всего-навсего одному человеку. После того, что мы вместе с ним испытали, я мог рассчитывать на его молчание. Неужели я совершил ошибку?

Имам нервно сглотнул и попытался взять себя в руки. Ему не хотелось заикаться, отвечая на вопрос. Вообще-то он не терялся практически ни в каких ситуациях и только в присутствии Риддика не знал, что можно от него ожидать. Нужно сохранять спокойствие.

— На твой вопрос трудно ответить. Последнее слово не успело сорваться с его губ, как острие ножа уже плотно прижалось к его горлу. Он даже не заметил, как это произошло. В один момент гость крепко стиснул нож, а в следующий — прижал его к горлу депутата.

— Неужели я… — с обманчивой мягкостью переспросил Риддик, — совершил ошибку?

Несмотря на решение сохранять спокойствие, голос Имама задрожал.

— Даю тебе слово, Риддик. Как депутат парламента Гелиона-Один…

Здоровяк издал звук, который сторонние слушатели, находись они в холле, восприняли бы как выражение недоверия.

— …и как твой друг, я рассчитывал, что у нас появился шанс вести борьбу дальше. Если бы не события последних месяцев, подобных которым еще не знала история — не только история Гелиона-Один, но и всего этого сектора галактики, все могло бы…

Он запнулся, ощутив в холле присутствие кого-то третьего. Риддик тоже заметил, что их диалог нарушен. Взгляды обоих устремились на лестницу, откуда на них с удивлением смотрела изящная ясноглазая девчушка. Риддик взглянул на нее, но его нож не сместился ни на миллиметр.

Девочка отреагировала мгновенно.

— Риддик? — прошептала она, пораженная увиденным. Она явно не испугалась: глаза ее расширились скорее от удивления, чем от страха.

Эмоции возникшей за ее спиной и все еще мокрой после душа женщины были не столь очевидны.

— Риддик! — воскликнула она вслед за девочкой. В голосе ее не было ни невинности, ни безразличия. На голове женщины красовалась купальная шапочка, призванная сохранить прическу. Риддик решил, что ей лет тридцать с небольшим, а девочке — лет пять-шесть.

До этого он не встречался ни с той, ни с другой, но поскольку даже в полутьме холла они опознали незваного гостя, значит, они хорошо его знали. Знали в лицо, а значит, им была известна и его репутация. Девочку она, похоже, ничуть не смущала. Зато во взгляде женщины…

Приняв, наконец, по одному ему известным причинам решение, Риддик убрал нож с горла Имама, подошел к лестнице и уставился на женщину. Она не попятилась от неожиданности, хотя было ясно, что под взглядом Риддика ей неуютно. Взгляд был настолько внимательным и проницательным, что она вдруг почувствовала себя обнаженной.

Риддик обернулся к Имаму.

— Жена? Имам кивнул.

— Да. Ее зовут Ладжун. Мы поженились вскоре после того, как… — Он смолк. Риддику объяснять было нечего — ему отлично было известно, «после чего».

Риддик взглянул на женщину, на девочку, снова на женщину.

— Знаешь, — произнес он наконец, — мне уже давно не приходило на ум слово «прекрасная». Я и вообще забыл, что оно значит, кого или что можно так назвать. Так сколько лет прошло с тех пор, Имам?

— Пять. Пять лет.

В холле воцарилась тишина. Имам слышал биение собственного сердца.

К чести Ладжун, она сохраняла полное спокойствие. Имам знал, что его жена не отступит ни перед какой опасностью. Это было одной из причин, по которой он влюбился в нее, а потом на ней женился. Но даже если бы она испугалась, бросилась вверх по лестнице, испуганно закричала, это ничуть не умалило бы его любви. Из каждого правила есть исключение, именно такое исключение стояло сейчас перед ней.

Ладжун взяла дочку за руку, чтобы увести ее в детскую. Риддик сделал шаг вперед. Имам напрягся, но гость лишь спросил:

— А дочку — как зовут?

Имам облизнул губы. Сейчас, как никогда раньше, нужно успокоиться и отвечать с толком. На карту поставлена жизнь его ближних. Имам много путешествовал с этим человеком, они вместе немало испытали, но он по-прежнему плохо его знал. Да и кто вообще мог сказать, что знает его хорошо?

— Если у нас с тобой какие-то проблемы, — выдавил он наконец, — давай решим их вдвоем. Надеюсь, к остальным обитателям дома у тебя претензий нет.

— Так как зовут дочку? — негромко переспросил Риддик.

Имам понимал, что упрямством тут ничего не добьешься. Его гостю терпения не занимать.

— Зиза. Ее зовут Зиза.

Услышав свое имя, девочка чуть подняла голову и с отвагой невинности взглянула на здоровяка.

— Ты и вправду убивал чудовищ? Тех, что угрожали папе? На той темной планете, где после захода солнца оживают кошмары?

Риддик бросил взгляд на хозяина дома. Он не произнес ни слова, но на его лице был ясно написан вопрос: «Так она знает об этом?»

Имам пожал плечами.

— Надо же что-то рассказывать малышке на ночь. С детьми без этого не обойдешься. Они хотят все знать, особенно то, что касается родителей. А Зиза для своих лет вообще очень развита.

Нож, который Риддик сжимал в руке, внезапно исчез. Имам с облегчением перевел дух, хотя отлично знал, что нож может так же внезапно появиться вновь.

Исчезновение оружия как будто послужило Ладжун сигналом: она взяла дочь за руку, чтобы уйти, но Зиза подчинилась ей с большой неохотой. Девочка была захвачена внешностью и поведением ночного гостя, и в этом была далеко не первой.

— Кому ты еще обо мне рассказывал? — мрачно спросил Риддик. — С кем еще нужно разбираться, чтобы не висел у меня на хвосте? Ну и язык у тебя, Имам!

— Так уж получилось.

Гость после ухода Ладжун и Зизы немного расслабился.

— Ты все равно их не найдешь, даже если будешь искать.

На лице здоровяка мелькнула улыбка.

— А зачем мне их искать? Ты бы и сам мог их привести.

— Это не так просто, как кажется. Тень улыбки тут же погасла.

— Только не надо мне говорить, что просто, а что — нет. Мне и дожить-то до сегодняшнего дня было очень непросто. — Он сделал жест правой рукой. Она по-прежнему была пустой. — Если на этом грязном шарике остались еще какие-то средства связи, самое время, по-моему, ими воспользоваться.