"Пруд двух лун" - читать интересную книгу автора (Форсит Кейт)

СВЕТ НОЧИ И ТЬМА СОЛНЦА

Диллон Дерзкий подполз на животе к гребню холма, сделав своим помощникам знак не вставать, потом поднял голову и посмотрел вниз. Тропинка, идущая по берегу стремительной реки Малех, была пустынна насколько хватало взгляда. Он подождал несколько минут, прислушиваясь и наблюдая, потом сложил губы трубочкой и быстро трижды просвистел лазоревкой. Его заместитель, Джей Скрипач, тут же махнул рукой, давая группе оборванных ребятишек, спрятавшихся за огромным валуном, знак двигаться дальше. Они поспешили вперед, ведя за собой дряхлого старика в нищенской одежде, чья длинная спутанная борода была заткнута за пояс из веревки. Его глаза были белыми и пустыми, и он нащупывал дорогу, постукивая по земле высоким посохом.

— Путь свободен, Хозяин, я думаю, мы можем спокойно идти вперед, — доложил Диллон, гладя пятнистую головку своего лохматого щенка.

— Хорошо, — отозвался Йорг Провидец, повернув слепое лицо к мальчику. — Сегодня весеннее равноденствие, и я считаю, что мы должны совершить обряды и попытаться связаться с моими друзьями, хотя мне как-то тревожно так открываться в пустынном месте. Если поблизости окажутся какие-нибудь солдаты и увидят нас, они поймут, что мы соблюдаем старые обычаи, и тогда мы окажемся в беде.

— Не бойся, Хозяин, мы будем охранять тебя и никому не дадим в обиду.

— Спасибо, я знаю это, — ответил старый провидец с оттенком иронии в голосе. За последние несколько недель, что он путешествовал в компании Диллона Дерзкого и его шайки, Йорг понял, что они могут отлично позаботиться о нем.

Йорг познакомился с этими ребятишками в трущобах Лукерсирея, когда они помогли ему и его маленькому помощнику Томасу ускользнуть из лап Лиги Борьбы с Колдовством. Мальчик, наделенный поразительной способностью исцелять прикосновением рук, привлек к себе внимание искателей, вылечив узников темницы Оула. Весть о чуде разнеслась, точно на крыльях, и в городе поднялся бунт против ненавистного Оула. Под руководством грязного и нечесаного Диллона, которого тогда знали под прозвищем Паршивый, городские ребятишки-нищие водили солдат за нос, а Йорг с Томасом тем временем успели бежать в горы. Благодарный Диллону за помощь, Йорг предложил мальчику присоединиться к ним в их странствиях, но он не ожидал, что тот примет это предложение вместе со своей шайкой. Йорг, однако же, обнаружил, что у него язык не поворачивается велеть оборванным и грязным ребятишкам вернуться в трущобы Лукерсирея, ведь он сам вырос в этих переулках и знал, что это за жизнь. Вне зависимости от того, насколько трудным и опасным был предстоящий им путь, с ним дети были в большей безопасности, чем беспризорничая на улицах Лукерсирея.

Но после недели пути в обществе Лиги Исцеляющих Рук, как они теперь называли себя, Йоргу пришлось признать, что это не дети были под его защитой, а, скорее, он под их. Диллон Дерзкий, разумеется, стал вожаком Лиги, и управлялся со своим войском с изобретательностью и ловкостью закаленного в боях генерала. Хотя он сам всю жизнь провел в городских трущобах, несколько человек из его шайки выросли в деревне, и он выспросил у них все что мог, чтобы лучше организовать уход от погони в сельской местности.

Они оставляли за собой ложные следы, тщательно заметая истинные, собирали ягоды и коренья, разыскивали места для привалов, расставляли силки на кроликов и птиц, а их патрули тщательно прочесывали дорогу впереди и позади. Только самая старшая девочка, Джоанна, робкого вида бродяжка с длинными косами мышиного цвета, попросила освободить ее от разведывательных экспедиций, согласившись вместо этого искать съедобные растения и готовить еду.

Через несколько дней Лукерсирей остался далеко позади, и зеленые предгорья сменились острыми утесами и ущельями, заросшими лесом и наполненными хрустальным звоном водопадов. Со всех сторон возвышались острые пики гор, а по глубокому ущелью змеилась река, заставляя путников никуда не сходить с узкой тропинки. Главная проблема была в том, что Красные Стражи тоже должны были отправиться вдоль реки, если, конечно, не хотели пробираться сквозь поросшие густым лесом горы. В конце концов путешествие Лиги превратилось в игру в прятки, в которой очень помогало острое зрение Иесайи, ворона Йорга, летевшего у них над головами, и вещие чувства старого провидца.

Самую большую опасность для них представляли искатели Оула, которые время от времени сопровождали патрули Красных Стражей. Йорг с его годами практики мог без труда окружить себя магической защитой, но с остальными членами шайки все обстояло сложнее. Томаса защищали магические перчатки из волос никс, но все остальные никак не могли скрыть свои мысли, а некоторые из них были явно наделены способностями к магии. Искатели были обучены выслеживать любого обладателя малейшей искры магического таланта, и постоянно существовала опасность того, что кто-нибудь из ребят неосознанно совершит какое-нибудь магическое действие, которое выдаст их присутствие искателю.

Йоргу уже пришлось запретить Джею Скрипачу играть на его видавшей виды старой скрипке. Однажды ночью худенький смуглокожий мальчик поиграл для них, и Йорг увидел магию, вплетенную в звуки его музыки с той же ясностью, с какой человек, наделенный обычным зрением, видит звезды на небе.

Младшая из двух девочек, живая и подвижная Финн, очень расстроилась за Джея и на следующее утро набросилась на Йорга.

— Тебе что, не понравилось, как Джей играл? Почему ты велел ему остановиться? Он как волшебник со своей скрипкой, мне всегда так казалось! Разве тебе это не нравится?

— Конечно, нравится, это было прекрасно, Финн, но именно потому, что он волшебник со скрипкой, я и остановил его. Его музыка полна магии, а это опасно, когда кругом шныряют искатели ведьм.

Йорг почувствовал на себе восторженный взгляд сверкающих глаз.

— Правда? — ахнула Финн. — Это настоящая магия? Я всегда так говорила!

И она вприпрыжку унеслась прочь, вне всякого сомнения, для того, чтобы разыскать Джея и пересказать ему слова старого провидца.

Позже к нему подошел сам Джей, и голосом, хриплым от тщательно сдерживаемых чувств, робко начал:

— Финн сказала, ты думаешь, что в моей музыке магия...

Йорг похлопал мальчика по руке.

— Да, Джей, именно так я и думаю, хотя и не могу сказать тебе, насколько она сильна. Если бы Шабаш все еще существовал, я бы посоветовал тебе отправиться в Карриг, но теперь от Башни Сирен остались одни лишь камни.

— Значит, никакой надежды нет...

— Я этого не говорил, — возразил Йорг. — В нашей стране остались еще ведьмы, мальчик мой, и если все получится, то мы больше не будем скрываться по углам от преследователей, а будем заново строить Башни. Тогда все наше будущее изменится.

Джей Скрипач был не единственным, показавшимся старому провидцу наделенным способностями. Сама Финн тоже обладала магической силой, и Йорг поймал себя на том, что размышляет о ней. Он спросил ее о семье, но она была найденышем и почти ничего не помнила о своем прошлом. В Лукерсирее она была ученицей вора и наемного убийцы по имени Керси, жестокого и злого человека, который частенько ее поколачивал и заставлял воровать. Единственной вещью, которая могла пролить свет на ее прошлое, был потускневший и поцарапанный медальон, который она носила на шнурке на шее. Она дала Йоргу его пощупать, и он немедленно ощутил знакомое покалывание наложенного заклинания. Слепой старик пробежал по нему пальцами и почувствовал фигурку какого-то животного — не то собаки, не то лошади. Хотя он подробно расспросил ее, она совсем ничего не помнила ни о том, как талисман попал к ней, ни о том, что он значил; знала только, что не должна с ним расставаться.

— Почему твой хозяин не забрал его у тебя? Он не мог не знать, что в нем скрыта магия.

— Он дальше своего носа не видел, — ответила Финн. — Он не был настоящим искателем ведьм, таким, как Главная Искательница Глинельда. — Она поежилась.

— Ты знаешь Главную Искательницу Глинельду? — заинтересованно спросил Йорг, зная, что она никак не могла не почувствовать в маленькой девочке силу, которую почувствовал и он.

Она кивнула, потом, сообразив, что старый провидец не может увидеть ее, приглушенно сказала:

— Ага.

— А она знала тебя?

— Ага.

— Ты часто с ней виделась?

— Нет, не очень. Примерно раз в пару месяцев. Каждый раз, когда она бывала в Лукерсирее, она вызывала Керси, а он брал меня с собой во дворец, и она проверяла меня.

— Проверяла? Как?

— Она задавала мне вопросы и испытывала меня — просила находить для нее разные вещи.

— Находить вещи?

— Наша Финн — Главная Ищейка! — со смехом вмешался Джей. — Она может найти все, что пропало, Хозяин. Старик Керси нажил на ней целое состояние! Люди приходили к нему и просили найти всякие вещи — пропавших собак и украшения, сбежавших любовников и все такое! Он притворялся, что входит в транс, а потом брал с них деньги за то, чтобы найти потерянное, а Финн искала. Но он все спускал на виски, а когда напивался, с ним не была никакого сладу.

Йорг еще раз пробежал пальцами по амулету, раздумывая, что это за фигурка. Собака или волк? Он подумал, безопасно ли будет попробовать связаться с Мегэн, потом решил, что не стоит этого делать, ведь поблизости могли быть искатели. Попытаюсь, когда мы доберемся до дома, подумал он. Мегэн интересно будет знать о протеже Глинельды... в особенности такой, которая обладает Талантом Поиска.

— Он был ужасный человек, — сказал Джей — Бил Финн, если она не делала то, что он велел ей. Мы все радовались, когда он умер.

Финн не стала дожидаться, пока Главная Искательница Глинельда отдаст ее кому-нибудь еще, а просто собрала свои вещи и сбежала к своим друзьям на улицу. Похоже, никто ее не хватился. Единственным ее страхом было то, что Главная Искательница может ее выследить.

— Но зачем ей это нужно? — спросил Йорг, заставив Диллона с Джеем дружно расхохотаться.

— Вот и мы все время так говорим, — давясь смехом, заявил Диллон.

— Пылающие яйца дракона! — рассердилась Финн. — Что бы вы ни говорили, я это знаю! У Главной Искательницы на меня какие-то планы, она сама так сказала! Я боялась ее, но никогда не осмеливалась не сделать то, что она велела мне. Я знаю, что она готовила меня к ужасным делам, иначе зачем ей было учить меня всем этим штукам?

— Каким штукам? — мягко спросил старый слепой.

— Ну, например, как выдергивать волосы или как следить за кем-то так, чтобы он ничего не заметил. Она даже научила меня читать! Зачем бы она стала учить меня читать, если не хотела, чтобы я делала для нее что-то плохое?

Йорг чуть было не расхохотался, хотя это был бы горький смех. Вместо этого он попытался сказать ей что-то успокаивающее, но Финн непокорно продолжила:

— Не понимаю, почему я не могу просто болтаться вместе с Диллоном и Джеем — ведь никому нет никакого дела, чем они заняты, почему же кого-то волнует, чем занята я?

Обеспокоенный их уязвимостью, старый провидец начал учить ребят защищать свои мысли и к наступлению весеннего равноденствия даже достиг в этом деле кое-каких успехов. Мысль о том, чтобы отпраздновать слом времен, была встречена со всеобщим энтузиазмом. Найдя хорошо укрытую опушку в одном из поросших густым лесом ущелий, Йорг позволил им послеполуденный отдых, который ребята употребили на то, чтобы приготовить разнообразные угощения и сплести толстые гирлянды из листьев. Он был очень удивлен их возбуждению, и подумал, что, похоже, в Лукерсирее у них было не слишком много возможностей повеселиться.

Весеннее равноденствие обычно предварялось Испытанием, длившимся с захода солнца до полуночи, но Йорг решил, что требовать этого от его юных спутников было бы чересчур, и попытался уложить их спать, пообещав, что разбудит их, когда настанет время слома времен. Но они не смогли заснуть, а лежали у костра, под затянутым облаками ночным небом, перешептываясь и хихикая, пока Йорг, усевшись настолько удобно, насколько позволяло его старое тело, думал об Эйя, погрузившись в себя. Он узнал момент слома времен, почувствовал его и поднял сонных ребятишек.

Они уселись вокруг огня с венками на головах и горящими головнями в руках, а он своим кинжалом начертил вокруг них магический круг. Воткнув свой посох там, где круг замыкался, он затянул ритуальную песнь. Дети послушно запели вместе с ним.

О ночи тьма, о солнца свет,

Вы нам откройте свой секрет,

Найдите в нас добро и зло,

Мертвящий холод и тепло.

Найдите их, они в нас есть:

Веселье — грусть; бесчестье — честь,

И чернота, и белизна,

О ночи свет, о солнца тьма.

Снова повисла тишина. Йорг кинул в огонь пригоршню душистых листьев и корешков, и желто-зеленые языки пламени с шипением взметнулись вверх. Он жестом велел ребятам начинать танец, а сам негромко затянул:

— О нескончаемый круг жизни и смерти, преобрази нас, раскрой свои секреты, распахни дверь. В тебе мы будем свободны от рабства. В тебе мы будем свободны от боли. В тебе мы будем свободны от беспросветной тьмы и от света без темноты. Ибо ты есть свет и мрак, ты есть жизнь и смерть. И ты есть все времена года, поэтому мы будем танцевать, пировать и веселиться, ибо время тьмы отступило, сменившись зеленым временем, временем любви и сбора Урожая, временем преображения природы, временем быть мужчиной и женщиной, временем быть младенцем и древним стариком, временем прощения и временем искупления, временем потери и временем жертвоприношения, ибо ты — мать наша, и наш отец, и наше дитя, ты — скалы и деревья, звезды и глубокая пучина моря, ты — Пряха, и Ткачиха, и Разрезающая Нить, ты — рождение, жизнь и смерть, ты — свет и тьма, ты — ночь и день, закат и восход, ты, о нескончаемый круг жизни и смерти...

Дым заклубился вокруг него, и Йорг почувствовал, как его восприятие растягивается, расширяется, становится огромным и тонким, как перистое облако, гонимое ветром. Он не осмеливался открыться Силам с тех самых пор, как они покинули Лукерсирей, и ощутил, как на него нахлынул шквал впечатлений, грозя захлестнуть с головой.

Из костра в ночное небо улетали искры, и он полетел вслед за ними. Он увидел сплетение энергий, которым была река, яркие огни ночных тварей, бродящих в лесу, и более маленькие искорки их жертв, затаившихся в папоротниках. Он увидел еще один лагерь всего за несколько вершин от той, где расположились они, и услышал, как скучливо переговариваются солдаты, и почувствовал недоброе присутствие искателя. Паника сжала его сердце — он не подозревал, что кто-то находился в такой близости от них!

Он попытался развернуться, возвратиться обратно в свое тело, но Силы уже овладели им. На него нахлынула волна видений: красные облака, стремительно несущиеся с юга, содрогающиеся от грома; сверкание мечей и кольчуг, полускрытых в тумане; приливная волна, серебристая от чешуи и плавников, поднимающаяся и накрывающая равнины Клахана; белая лань, скачущая по лесу в попытке убежать от волка, преследующего ее с красными от жажды крови глазами.

Мегэн в опасности, подумал он, но властный поток видений снова закрутил его и унес за собой. Он увидел Финн, окутанную тьмой; крылатого мужчину с огненным луком в руках, стреляющего пылающими стрелами; девушку, протягивающую руку к своему отражению в зеркале, которое вдруг оживало и хватало ее за запястье. И, уже падая обратно, в свое дряхлое тело, обмякшее у угасающего костра, он снова увидел образ, который так тревожил его — одна луна, пожирающая другую, после чего наступала тьма.

Йорг медленно обрел обычное сознание, чувствуя в своих венах наступление рассвета и слыша топот детских ног, все еще танцующих вокруг костра. Он не мог сказать, сколько часов отсутствовал. Он устал, так устал, что не мог ни поднять руки с колен, ни заставить себя говорить.

— Наступает рассвет, пришло утро, а тьма уходит, — наконец прохрипел он, почувствовав, что дети как один рухнули на землю, прекратив танцевать, и от них исходила такая же усталость, оцепенение и опустошенность.

— Давайте вкусим от плоти нашей матери, выпьем воды от ее тела и будем праздновать, ибо время года сменилось, и наступили зеленые месяцы, — сказал Йорг, и дети со смехом набросились на скромное угощение, которое приготовили днем. Старик понимал, что впервые хлеб, вода и плоды были для них чем-то большим, чем просто еда, они стали плотью и кровью земли, наполненными силой... Он знал, что время переломилось и в них тоже.

После еды Йорг осторожно разомкнул магический круг и затушил костер, потом дрожащим голосом сказал:

— Дети мои, мы должны найти убежище. Я должен поспать. Солдаты близко... Мы должны спрятаться. Приглядывайте за мной, сегодня мой дух совершил далекое путешествие, и я устал. Очень устал.

Он почувствовал их страх, но ничем не мог помочь им; положив гудящую голову на руки, он попытался унять бешеный стук своего сердца. Сквозь грохот крови в ушах до него донесся голос Диллона, раздающего команды, и топот быстрых ног — подчиненные отправились выполнять его поручение.

Тонкий голосок Финн сказал:

— Всего через несколько холмов отсюда есть пещера, я знаю... Мы сможем довести его дотуда?

Потом Йорг ощутил прикосновение маленьких верных ладошек, поддерживающих его со всех сторон. Позволив им вести себя, он поплелся вперед, все еще сжимая свой кинжал, а ворон, летящий над ними, беспокойно закричал.

Лиланте лежала на траве, глядя в раскрашенное в рассветные цвета небо. Скоро уже лагерь циркачей начнет просыпаться, и ей придется прятаться. Сейчас, однако, никто не мешал ей наслаждаться первыми проблесками начинающегося дня. Леса и поляны Эслинна были домом для множества птиц и зверей, которые совершенно без страха порхали и скакали вокруг нее. Они знали, что древяница — точно такое же лесное существо, как и они сами.

— Лиланте! — голос циркача вспугнул животных, которые быстро скрылись в лесу. На опушке показался Дайд Жонглер с дымящейся деревянной миской в руках. — Вот, горяченькая, — искушающе проговорил он.

Она напряглась, пальцы ног искривились. Ее ступни были широкими, коричневыми и узловатыми, и она старалась прятать их каждый раз, когда Дайд был поблизости. Через миг он поставил плошку на землю и отошел на несколько шагов назад. Она осмелилась взять еду лишь тогда, когда он был в добрых шести футах поодаль, и принялась жадно есть, глотая одну ложку за другой без перерыва.

— Язык обожжешь, — предостерег он ее.

Она не ответила, лишь ниже склонилась над миской. Он улегся на спину и начал жонглировать шестью золотистыми шариками. Она зачарованно глядела на них, образовывавших в воздухе все более и более замысловатые узоры.

— Скоро мы отделимся от остальных фургонов, — сообщил он. — Можешь пойти с нами, если захочешь. — Она дочиста выскребла плошку и со вздохом отставила ее. Золотые шарики образовали мелькающее кольцо, которое постепенно поднималось все выше и выше в воздух.

— Тебе бы этого хотелось? Ну, присоединиться к нам, я хочу сказать.

Она долго не отвечала, сосредоточившись на шариках. Потом медленно сказала:

— Мне не нравится твой отец.

— Мне самому временами он не слишком нравится, — весело отозвался Дайд. — Но не стоит беспокоиться, все это пустое сотрясание воздуха. Если ты ему понравишься — а я не вижу никаких причин, почему ты могла бы ему не понравиться, — он будет обращаться с тобой, как с Банри.

Лиланте ничего не сказала, теребя подол своего грязного плаща тонкими пальцами-прутиками.

— Энит не допустит, чтобы тебе причинили вред. Она держит па в ежовых рукавицах, так что не волнуйся об этом.

Он поднялся на ноги, почесав жидкую бороденку, пробивавшуюся на его подбородке.

— Лиланте, мне надо идти. Ты подумаешь о том, чтобы путешествовать поближе к нам? В этих лесах не слишком безопасно, ты же знаешь.

Лиланте улыбнулась при мысли, что в лесу может быть небезопасно для нее, но кивнула.

В тот вечер, когда стемнело, циркачи сварили суп из солонины, вскрыли бочонок с виски и пропели до самой ночи. Лиланте затаилась под одним и фургонов, восторженно глядя на них и слушая. Музыка будоражила ее кровь, ей хотелось петь и танцевать вместе с ними, в особенности когда Дайд заиграл на своей гитаре. Он сидел на упавшем стволе дерева, точно демон, с гитарой в руках, и от его музыки у нее захватывало дух. Другие циркачи один за другим пустились в пляс, кружась перед костром так, что у Лиланте еле хватило воли лежать спокойно. Даже самый маленький карапуз начал покачиваться и приседать на месте, хлопая в пухлые ладошки, когда его бабушка развлекала всех, танцуя веселую джигу, так что только тощие коленки мелькали в вихре цветастых юбок.

Только бабка Дайда не присоединилась к общему веселью, усевшись на своем обычном месте у огня, поблескивая янтарными бусами. Через некоторое время она запела, и ее голос оказался таким чистым и звонким, что у Лиланте по спине побежали мурашки, а в горле встал комок. Увидев на щеках старой женщины слезы, она не удивилась, ибо песня потрясала силой чувства, скрытого в ней.

После песни Энит Серебряное Горло веселая компания немного поутихла, а дети, повалившись прямо у костра, заснули. Взрослые остались бодрствовать, потягивая виски и распевая баллады. В полночь они снова начали танцевать, но на этот раз их движения были медленными и величавыми, и в них проскальзывала какая-то ритуальность. Подобравшись поближе, Лиланте услышала, что они негромко поют:

— ...найдите их, они в нас есть: веселье — грусть, бесчестье — честь, и чернота, и белизна, о ночи свет, о солнца тьма, — пробормотала Лиланте и обнаружила, что вспоминает детство, те его годы, когда еще не был издан Указ о Волшебных Существах. На ее глаза навернулись слезы, она медленно повернулась и уползла назад в чащу.

На следующее утро шум сборов привлек ее обратно в лагерь. Она бесшумно забралась на дерево и оттуда наблюдала за последними прощаниями циркачей и просьбами к семейству огнеглотателя остаться вместе со всеми.

— Вы же знаете, что песни звучат совсем не так, если нет Дайда и Энит, — сказала одна из женщин, сидевшая на подножке своего фургона с гитарой в руках. — А что будет акробатическая труппа делать без нашей малышки Нины?

Отец Дайда пожал плечами.

— Ну, я не хочу браться за старое. Вы же знаете, что я боюсь путешествовать по Блессему со времен той заварушки в Дан-Идене.

— Будешь знать, как жульничать в кости! — усмехнулась женщина, перебирая струны.

Циркач хрипло расхохотался.

— Ну, ну, Эйлин! Ты же знаешь, что я не жульничал — просто кости взяли да и упали так, как мне было надо! — Он был высоким и очень смуглым, малиновая рубашка была почти того же цвета, что и его губы, а кожаная жилетка стала чуть тесновата.

— Ой, Моррелл, ну разумеется, кость со свинцом всегда немного помогает Госпоже Удаче! Дело твое, но что ты будешь делать в этой глуши? Глотать огонь для развлечения птиц?

— Могу я немного отдохнуть? — ответил Моррелл. — Видит Эйя, я достаточно поработал на дорогах. Кроме того, во время нашего последнего путешествия я обчистил весь Блессем, так что я сомневаюсь, что вам найдется чем набить животы. — Он насмешливо фыркнул. — Нет, — продолжил он, — я решил поискать какое-нибудь новое пастбище. В этих лесах должны были остаться какие-нибудь дровосеки или углежоги, ну а если нет, что же, у меня еще есть полбочонка виски и немного солонины, чего мне еще желать?

— Что-то подсказывает мне, что ты затеваешь какую-то чертовщину, — сказал один из мужчин, прислонившийся к боку своего фургона. — И все-таки, баба с возу — кобыле легче. Мне не придется делить с тобой выручку, когда ты так напиваешься, что не в состоянии даже зажечь свои факелы.

— Ха! Да что станет с твоими представлениями без меня и Дайда?

— Они станут куда более безопасными! — фыркнула Эйлин, потом вскочила на ноги, прежде чем Моррелл Огнеглотатель смог выдумать достойный ответ. — Нет, нет, Моррелл, пусть хотя бы один раз последнее слово останется за мной! Похоже, очень даже неплохо, что мы расстаемся. Может быть, мы встретимся с вами в Дан-Горме на летнем фестивале?

— Может, и встретимся, может, и не встретимся. Посмотрим, хорошо ли будут платить дровосеки, и надолго ли хватит моего бочонка с виски!

Он помахал вслед остальным фургонам, покатившимся по широкой и ровной дороге, потом велел сыну и дочери собираться в лагерь.

— Наконец-то мы от них отделались! Теперь мы сами по себе — куда хотим, туда и едем!

Носком ободранного ботинка он накидал поверх углей грязи и затоптал их в землю. Из леса выбежала Нина, ее рот был перепачкан ягодным соком, в рыжеватых волосах запутались листья и веточки.

— Да ты у меня сама как древяница! — расхохотался ее отец и, подхватив ее, закружил на руках. — Уф! Ты стала чересчур большой для таких развлечений!

— Я ни капельки не выросла, — засмеялась Нина. — Просто ты слишком растолстел, вот и все!

— Я? Растолстел? Да я в самом расцвете сил!

— Если ты так полагаешь, значит, в последнее время не смотришься в зеркало, — раздался мелодичный голос его матери. С зачесанными с морщинистого смуглого лица назад снежно-белыми волосами, Энит доковыляла обратно до своего фургона. Лиланте еще не встречалась с бабушкой Дайда, поскольку старая циркачка почти не могла ходить — ее кости были так искривлены, что даже пальцы походили на шишковатые прутики. Она редко отходила от фургона больше чем на несколько шагов, ревностно оберегая его.

— Дайд! — Моррелл приложил руки рупором ко рту и громко прокричал имя сына. — Где, сожри тебя гравенинги, ты шляешься?

— Здесь, па! Я просто искал Лиланте, чтобы сказать ей, что остальные циркачи, наконец, уехали... Но она скрывается. Я не могу ее найти.

Лиланте ниже приникла к своему суку. Она слишком долго была в одиночестве, чтобы с легкостью расстаться со своей свободой. Они покричали ее, потом впрягли в фургоны лошадей.

— Не беспокойся, сын, — сказал Моррелл. — Вряд ли она прекратит идти за нами после того, как провела с нами столько времени.

— Может быть, с ней что-нибудь случилось. Лучше бы она не защищала от меня свои мысли.

Лиланте улыбнулась про себя. Ей было нетрудно думать о деревьях и небе, ветре и солнечном свете, и эти мысли играли на поверхности ее разума, надежно скрывая все остальные. Людям, которые почти не умели контролировать свои мысли и были слишком слабо связаны с окружающим их миром, это давалось гораздо труднее. Даже Дайд, который оказался на удивление в этом силен, не мог поставить такую же надежную защиту, как Лиланте.

Она подождала, пока цокот копыт почти не затих, спрыгнула с дерева и пошла за ними. Слова Моррелла на короткий миг заставили ее почувствовать себя униженной, но по сути своей они были верными. Лиланте, не собиралась расставаться с циркачами.

Через несколько часов Лиланте ощутила где-то на краю ее восприятия чужой разум. Она осторожно мысленно прощупала окрестности и ощутила голод, жажду крови и желание поохотиться. Она никогда не сталкивалась с этим разумом, но мысли были ей знакомы, они очень походили на мысли крысолова, которого она помнила со времен своего детства, человека, который на забаву жителям деревни натравливал на собак полчища крыс. Слегка поежившись, Лиланте ускорила шаги, решив, что ей действительно стоит держаться немного поближе к фургонам. Она забеспокоилась — почувствовал ли этот разум Дайд, и ответом ей послужил его тревожный зов. Торопись! - думал он. Надвигается опасность! Лиланте понеслась со всех ног, но циркачи ушли уже слишком далеко. Она почувствовала, что преследователи уже все ближе и ближе, и развернулась, чтобы встретить их лицом к лицу, запуская босые ноги глубоко в землю. Она ощутила, как по ней пробежала дрожь превращения, и скорее почувствовала, чем увидела, как они вырвались из леса и понеслись к ней.

Их было семеро — длинноволосых женщин с раздвоенными копытами и рогами всевозможных форм. На них были короткие килты из плохо выделанной кожи и ожерелья из человеческих зубов и зубов животных, подпрыгивающие над тремя парами их грудей. Вдоль хребтов тянулись гребни из жестких щетинистых волосков, заканчивающиеся длинными хвостами с кисточками. Заулюлюкав со злобной радостью, они принялись размахивать палицами, сделанными из деревяшек и камней, связанных веревками.

Тело Лиланте вытянулось и изогнулось, руки удлинились, превращаясь в тонкие белые ветви, свисавшие до самой земли, а волосы покрылись мелкими зелеными цветочками.

Они напали на нее, нагнув головы, и она мысленно поблагодарила свои крепкие корни, когда на ее ствол одно за другим начали налетать тяжелые тела, стряхивая листья и ветки. Ни на миг не останавливаясь, они скакали вокруг нее, бодая рогами стройный ствол; но без запаха крови, который подстегнул бы их, это занятие им скоро наскучило, и они унеслись вслед за караваном.

Как только они скрылись, Лиланте обрела свой человеческий облик, беспокоясь за своих друзей. Зная, что она ничем не может им помочь, она все-таки во весь дух помчалась по их следам. Завернув за поворот, она увидела фургоны, стоящие у большого дерева, вокруг которых скакали рогатые женщины. Нина заняла оборону у одного из входов с чугунной сковородой в руке, умудряясь не подпускать их. Моррелл размахивал палашом, пытаясь защитить лошадей, которые испуганно ржали и вставали на дыбы. Дайд спрятался за повозкой Энит, зажав в каждой руке по длинному кинжалу. Когда рогатые женщины накинулись на фургон, он ударил одну из них в плечо так, что по ее боку полилась кровь. Но запах крови лишь еще больше возбудил их, и фургон опасно закачался.

Внезапно женщина с семью рогами запрыгнула на ступеньки и атаковала Нину, не обращая внимание на удары сковороды, градом сыпавшиеся на ее голые плечи. Нина закричала и упала. В тот миг, когда Лиланте подумала, что ту неминуемо растопчут, Энит начала петь.

Песня оплетала разум Лиланте своей мягкой гармонией. Она ощутила, как все ее чувства притупляются, отчаянно колотящееся сердце успокаивается. Не сознавая, что делает, она шагнула вперед, потом еще раз, ее тело покачивалось, глаза были полузакрыты. Из ее горла вырвалось что-то, похожее на мурлыканье. Гудя и раскачиваясь, она думала о весенних рассветах, глубоких водах и звездных ночах. Шаг за шагом она, пританцовывая, подходила к фургону все ближе и ближе. Какой-то частью своего разума она равнодушно заметила танцующие фигуры рогатых женщин, раскачивающихся в такт песне. Нина поднялась со ступенек, на ее лице сияла блаженная улыбка. Музыка стала тише, и Лиланте почувствовала, что у нее закрываются глаза, а дыхание замедляется. Танцующие фигуры одна за другой вздыхали и поникали, сворачиваясь калачиками и засыпая.

Когда Лиланте проснулась, была уже ночь, а она лежала, закутанная в одеяло, от которого пахло лошадьми. Она открыла глаза, Удивляясь, почему чувствует себя такой спокойной и восхитительно отдохнувшей. Позади нее была каменная стена, на которой играли отблески огня. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к раздающимся рядом с ней голосам.

— Научишь меня этой чудесной песенке? — спросил грубый голос.

— Не могу, Бран, — ответила Энит. В ее голосе звучала грусть. — Я поклялась никогда больше не петь ее. Йедды мертвы, их певческое мастерство утеряно. Что толку жить в прошлом? Кроме того, это может быть опасным. — Не меняя тона, она добавила: — Наша древяница проснулась. Как ты себя чувствуешь, Лиланте?

— Я не древяница, — сказала Лиланте. — Народ моей матери — древяники, но они тоже не принимают меня. Я называю себя полудревяницей.

— Никогда не слышала о полудревяницах.

— И я тоже, — сказала Лиланте. — Думаю, я одна такая.

— Хм, думаю, что отпрыски людей и древяников действительно редкость. Я считала, что это вообще невозможно.

— Ну, по всей видимости, все-таки возможно, — сказала Лиланте и села, потягиваясь. — Что произошло? Кто эти ужасные рогатые женщины? Где мы?

— Я усыпила их своей песней, — сказала Энит. — К сожалению, я усыпила и вас всех тоже, но магия ни для кого не делает различий.

— А меня не усыпила, — сказал незнакомый голос. Лиланте приподнялась на локте, чтобы посмотреть, кто это сказал. Это оказался клюрикон — низкорослое мохнатое существо с остроконечной мордочкой и большими мохнатыми ушами. Когда он двигался, уйма маленьких блестящих предметов, висящий на цепи у него на шее, звенела и переливалась, и Лиланте вспомнила, что клюриконы неравнодушны ко всему блестящему.

— Верно, не усыпила, Бран, — согласилась Энит. — А почему мне не удалось тебя убаюкать? — Все существа, которые слышали мою песню, должны были заснуть.

— Магические песни на меня не действуют, — сказал Бран и вскочил на ноги, бросившись помешивать варево, кипевшее в горшке над огнем, который горел в массивном каменном очаге. Над решеткой был каменный экран, украшенный звездами и еле видными рунами, а под ней — эмблема с двумя масками; плачущей и смеющейся.

— Клюриконы невосприимчивы к магии, — сказала Лиланте. — Но у них есть своя магия, они обладают способностью чувствовать чужую магию и сопротивляться ей.

Энит взглянула на нее с интересом.

— Это действительно так?

— Ну, моя мама всегда учила меня именно так.

— Правда? Я думала, тебя вырастил отец.

— Ну да. Но мама была поблизости. Я часто залезала на ее ветви, а она разговаривала со мной. Она очень многое мне рассказала про всех лесных существ и про то, как все было до того, как пришли вы, люди. — В голосе Лиланте прозвучала горечь. — Я много раз пыталась найти ее, но она не всегда оказывалась поблизости. У древяников не очень сильные семейные связи, и она не понимала, с чего это я могу захотеть быть рядом с ней.

— А ты, конечно же, хотела к маме, как все человеческие дети.

— Да.

— А древяники бродят, где захотят, да? У них нет деревень или каких-то поселений? Никакого места, куда ты могла бы приходить?

— Нет. Я всегда искала, но когда они принимают форму дерева, их очень трудно найти. Кроме того, я была им не нужна. Моя мать всегда считала, что я очень странное на вид существо.

— Красивая девушка, вот ты кто, — улыбнулся ей Бран, демонстрируя острые зубы.

Лиланте очень удивилась, почувствовав, что кровь бросилась ей в лицо. Энит улыбнулась и сказала:

— Да, она очень красивая девушка, пусть и не совсем такая, как обычные островитяне. Интересно, что ты так рано проснулась. Посмотри на остальных, они до сих пор спят без задних ног, и я готова поклясться, что и сатирикорны тоже все еще не очнулись.

— Сатирикорны? Так это были они? Я никогда их не видела.

— Бран говорит, что окрестные леса кишат ими. Полагаю, они происходят из Тирейча.

Энит налила Лиланте в плошку горячего бульона и отломила хлеба, с трудом справившись с этой задачей своими скрюченными пальцами.

— Бран говорит, что сатирикорнов сюда привезли солдаты. Интересно, не использует ли Майя Незнакомка их природную злобность для того, чтобы никто не ходил в этот лес. Содержать здесь охрану было бы трудно — слишком мало тропинок и поселений. Насколько легче позволить сатирикорнам рыскать без помех, убивая всякого, кто окажется достаточно глуп, чтобы войти в лес.

— Но разве они не ули-бисты? Тогда Банри должна будет их казнить.

— Майя достаточно ясно продемонстрировала, то она готова использовать тех волшебных существ, которые обладают необходимыми для нее качествами.

Лиланте обнаружила, что ее заколотило от ярости, и ее решимость бороться против Банри только усилилась. Почему за ней охотятся, когда Банри позволяет другим ули-бистам жить?

Энит кивнула.

— Да, меня это тоже приводит в ярость, милая. Хотя я думаю, что большинство людей охотно закроют глаза на магию, если она служит их целям, не важно, насколько ревностно они чтут Правду Банри.

Лиланте медленно проглотила ложку бульона, потом робко спросила:

— Как ты сделала так, что мы все заснули? Ведь это была магия?

— Да, была. Это магическая песня.

— Так значит, ты ведьма?

— Я не башенная ведьма, нет. Моя мать была знахаркой, а отец бродячим менестрелем. Я выросла в лесной глуши и пением сзывала птиц к себе на ладонь. Петь магические песни меня научила одна Йедда, которая изо всех сил пыталась заманить меня в Шабаш. Она сказала, что в моем голосе скрыта магия, и я тоже смогу стать Йеддой, если откажусь от своей свободы. Я не захотела остаться, поэтому уселась в свою маленькую повозку и уехала, хотя Лизбет Сирена была очень сердита, что я отказала ей. Я жила так, как мне хотелось, путешествуя и распевая песни в свое удовольствие, и теперь все мои дети и внуки живут точно так же.

— Значит, ты уже долгое время не пела песню сна?

— Нет, не пела, и вообще никаких магических песен не пела, хотя и обнаружила, что просто петь в какой-то степени тоже означает творить волшебство. Такое заклинание, которое я наложила сегодня, слишком опасно, чтобы разбрасываться им направо и налево, к тому же у меня больше не лежит к этому сердце.

Лиланте дочиста выскребла миску последним оставшимся кусочком хлеба и только тогда оглянулась вокруг. Они сидели на шкурах и старых одеялах, наваленных на широкие каменные плиты, такие старые, что в центре них образовались глубокие ямы. Балки сводчатого потолка потемнели от старости, стены были украшены горгульями. Хотя Лиланте уже многие годы не была в четырех стенах — и считала, что больше никогда не сможет зайти ни в одно помещение, — она чувствовала себя уютно и спокойно. Сквозь щель в полуразрушенной стене виднелась темная и теплая ночь, а снаружи она чувствовала близко подступающий к стенам лес. Старая женщина, закутанная в шаль, была доброй и пела, точно птица, а Лиланте так долго была в одиночестве. Вздохнув, она поуютнее устроилась в своих одеялах, оглядывая лежащие фигуры. У ее ног на одеялах свернулся калачиком Дайд, его рот был полуоткрыт, смуглая щека раскраснелась. У него был такой трогательный и беззащитный вид, что Лиланте почувствовала, как у нее странно защемило где-то в груди. Она почувствовала на себе взгляд Энит и вспыхнула.

— Сколько они еще проспят? — прошептала она.

— Полагаю, всю ночь. Надеюсь, что сатирикорны проспят столько же. Я еще не рассказала тебе новость. Твоя подруга Изабо — ученица Мегэн. Она жива! Она, еле живая от лихорадки, как-то сумела ускользнуть от искателей и добраться сюда. Бран ухаживал за ней почти целый месяц, ибо она была близка к смерти, как он говорит, а потом Селестина, которая здесь скрывалась, вылечила ее.

Древяница радостно вскрикнула, а клюрикон Бран довольно пояснил:

— Я знал, что она поможет Изабо.

— Так здесь была Селестина? — в глазах Лиланте вспыхнул возбужденный зеленый огонь.

— Да, одна из тех немногих Селестин, что все еще хотят иметь дело с людьми. Это Облачная Тень, которая часто помогает повстанцам. Они с Мегэн Повелительницей Зверей очень близки.

— Значит, Изабо жива! Она вправду жива?

— Да, жива, жива, хотя и искалечена телом и духом. Бран говорит, что Облачная Тень сделала для нее все, что могла, но Изабо все же потеряла два пальца левой руки. Понимаешь, ее пытали пальцедробителем.

— Что это такое? — еле слышным голосом спросила Лиланте.

— Тиски. Они раздавливают пальцы до самых суставов...

Древяница задрожала.

— Бедная Изабо, какой ужас! Но она, по крайней мере, осталась жива.

— Да, это последнее, что мы о ней слышали, но повсюду рыщут сатирикорны, а ей предстоит еще долгий путь...

— В ее поиске.

— Да... — начала Энит, но ее прервал клюрикон, который сидел с торжественным видом и раскачивался вперед-назад.

Там, где силе нет пути,

Где напором не пройти,

Я дотронусь кулачком,

Справлюсь лишь одним щелчком.

Когда они непонимающе уставились на него, его хвост разочарованно поник, и он сделал лапой жест, как будто отпирает дверь. Их выражение не изменилось, и он снова затянул свой стишок.

— Мне очень хотелось бы еще кое-что спросить тебя о Селестине, Бран, — ласково сказала Энит. — Что еще говорила Облачная Тень?

Бран всплеснул лапами, слегка подпрыгнув от возбуждения.

— Она сказала, что голова Из'бо закрыта пеленой, и что в ее жилах течет кровь волшебных существ...

— Изабо — ули-бист ! — ахнула Лиланте. — Значит, она тоже полукровка, как и я?

— quot;В тебе столько же человеческой крови, сколько и крови волшебных существ, если люди с Хребта Мира включены в вашу классификациюquot;, — процитировал Бран. Потом, уже своим обычным голосом, добавил: — А еще она сказала, что ответ скрыт в темных звездах, а время придет, когда настанет зима.

— Когда настанет зима? Тёмные звезды? — прошептала Энит, перебирая узловатыми пальцами свои янтарные бусы, горевшие теплым медовым светом. — Так же загадочно, как и все, что говорят Селестины.

Взгляд Энит затуманился, став отсутствующим, и над маленькой компанией повисла тишина. Потом старуха зашевелилась и щелкнула бусами.

— Я сказала Брану, что он должен пойти с нами. Ему опасно оставаться здесь, когда сатирикорны так беспокойны. Даже если он и сможет заставить их держаться подальше от Башни, они пошлют Банри весть о том, что здесь кто-то живет, и сюда придут солдаты и искатели ведьм. — Ее голос звучал презрительно, и они поняли, что она имела в виду как искателей Оула, так и многочисленных охотников за наградами, которыми кишели деревни. — Вокруг этой башни было слишком много волшебства, чтобы это осталось незамеченным.

— А куда мы пойдем? Куда? — спросила Лиланте.

— Мы приехали к Башне Грезящих, потому что до нас дошли сведения о том, что кто-то пользовался здесь Магическим Прудом, и мы надеялись, что это вернулся кто-нибудь из Грезящих. Но похоже, это была Селестина, а сейчас она уже ушла. Поэтому мы отправимся в Блессем, — сказала старая женщина.

Клюрикон тут же прекратил резвиться, и его лицо приняло до смешного обеспокоенное выражение.

— Я не хочу в Блессем, — сказал Бран. — Блессем — плохое место для клюриконов.

— Я никому не дам тебя в обиду, — пообещала Энит. Лиланте тоже покачала головой.

— Я не могу идти в Блессем. Меня сожгут, если обнаружат. Я же ули-бист, не забывай. Я не могу идти туда, где солдаты.

— И я тоже ули-бист, - озадаченно проговорил Бран.

— Нас сожгут, если обнаружат. Мы не можем идти в Блессем!

— Не беспокойтесь, дети мои, — сказала Энит. — Я позабочусь о вас. Не пугайся так, девочка. Я уже почти двадцать лет укрываю ведьм и повстанцев! В фургоне Моррелла есть двойное дно, и ты сможешь там спрятаться, если мы окажемся в опасности, или забраться на крышу и притаиться за резьбой. Со мной вы будете в гораздо большей безопасности, чем здесь, в лесу, среди сатирикорнов и Красных Стражей. Кроме того, вы говорили, что хотите помочь нам. У меня есть причины вернуться обратно в Блессем.

— Зачем? Почему это так важно? Разве мы не можем просто остаться в лесу?

— Боюсь, что нет, милая. Даже если бы я хотела провести остаток своих дней, разгоняя сатирикорнов, я не смогла бы. Нет, у меня тревожные вести от Мегэн. Она говорит, что с Красными Стражами, которые напали на ее долину в Кандлемас, был месмерд. Похоже, что похищения детей, обладающих Талантом, могут быть как-то с этим связаны. Я хочу выяснить, правда ли то, что их похищают месмерды, или это всего лишь слухи. Если все-таки правда, то боюсь, что за этим стоит Маргрит Эрранская. Она действительно серьезный противник, и я хочу быть уверена, что она не затевает чего-нибудь такого, что могло бы расстроить наши планы.

— А что такое эти мес... мес...

— Месмерды — это волшебные существа, которые живут на болотах. Они очень опасны, и если Ник-Фоган каким-то образом убедила их помочь ей в ее игре, мы можем оказаться в очень трудном положении. Понятия не имею, зачем месмердам соглашаться сопровождать солдат или воровать детей. Это кажется очень странным. Зачем Маргрит Ник-Фоган это понадобилось? Какие планы она строит? Я хочу найти ответы на эти вопросы, поэтому мы отправляемся в Блессем, откуда приходит больше всего слухов о том, что кто-то видел месмерда. Не исключено, что нам самим придется отправиться на болота, чтобы найти ответы. Посмотрим.

— Но они же убьют меня, если найдут...

— Девочка, если ты хочешь бороться против Майи ты должна отдавать себе отчет в том, что тебе придется постоянно смотреть в лицо опасности и даже смерти. Я не могу сделать за тебя это выбор. Я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы защитить вас с Браном, но грядут ужасные времена. Что ты выбираешь? Доверишься ли ты мне и Пряхам или же будешь пытать счастья в лесу?

Древяница молчаливо сжимала руки, лежавшие на коленях.

— Я пойду с вами, — сказала она наконец. — Хотя и умираю от страха при одной мысли об этом.

— Вот это храбрая девочка, — сказала Энит. — Просто помни о том, что мы все тоже поплатимся жизнями, если тебя обнаружат. У меня тоже нет никакого желания напоследок стать топливом для мерзких костров Оула. У нас много друзей по всей стране и они помогут нам, а циркачи могут приезжать и уезжать, когда им вздумается. Так что не бойся, я позабочусь о тебе.

Древяница кивнула, хотя ее лицо все еще было бледным и напряженным.

Энит ободряюще похлопала ее по руке и сказала:

— Мы отправимся в путь чуть свет и все заткнем уши, чтобы я снова могла усыпить сатирикорнов песней. Это даст нам сколько часов форы. Бран, почему бы тебе не сложить то, что тебе понадобится, чтобы быть готовым к отъезду?

Маленькое мохнатое существо церемонно кивнуло и начало собирать свои вещи.

Набив полный мешок еды и одежды, он тихонько запел себе под нос:

По холмам и вдоль ручья,

По лесу петляя,

Вдаль тропа ведет меня,

А куда — не знаю.

По коже у Лиланте пробежали колючие мурашки, и она подумала, что она такая же храбрая, как сама Изабо. После того, как они с ученицей ведьмы расстались, она не переставала тревожиться и не находила себе места. Изабо заставила ее устыдиться своих бесцельных блужданий. Теперь она пойдет по стопам Изабо, и, возможно, они снова смогут увидеться. Она никогда еще не чувствовала ни к кому такой естественной и тесной привязанности, как к рыжеволосой Изабо Найденыш.

— Почему бы тебе еще не поспать? — предложила Энит, черная сгорбленная фигурка, закутанная в множество шалей и шарфов. — Завтра будет трудный день.

Лиланте послушно улеглась на одеяло. Сквозь щель в осыпавшейся стене виднелись звезды, мерцающие на багряном небе.

— Темные звезды... — задумчиво произнесла она. — Интересно, что Селестина хотела сказать?

— Ночью появляются, хотя их никто не зовет, а днем исчезают, хотя их никто не крадет, — сказал Бран, оторвавшись от своих сборов.

— Что? — переспросила Лиланте. Он указал на ночное небо.

— Ночью появляются, хотя их никто не зовет, а днем исчезают, хотя их никто не крадет, — повторил он.

— Ох, ты имеешь в виду звезды! - воскликнула Лиланте, и он заплясал джигу, крича:

— Звезды, звезды! — и Лиланте задумалась, насколько много маленькое существо понимало на самом деле.

Она подложила руку под голову и услышала, как Бран пробормотал:

— Темные звезды и наступление зимы.

Эти слова почему-то заставили ее покрыться мурашками, которые поползли у нее по коже и вдоль позвоночника, и она засомневалась, правильное ли решение приняла, присоединившись к циркачам в их борьбе против Майи Колдуньи. Точно почувствовав ее тревогу, Энит Серебряное Горло запела тихую колыбельную, и Лиланте снова утонула в вязкой темноте сна.