"Лейтенант Хорнблауэр" - читать интересную книгу автора (Forester Cecil Scott)

VII

Лейтенант Бакленд, исполняющий обязанности командующего семидесятипушечным судном Его Величества «Слава», стоял на шканцах, разглядывая в подзорную трубу низкие горы Санто-Доминго. Судно неприятно и неестественно кренилось. Длинные атлантические валы, гонимые пассатом, проходили под килем судна, лежавшего в дрейфе под последними порывами бриза, дувшего с полуюта и теперь понемногу стихавшего по мере того, как жаркое солнце нагревало остров. «Слава» кренилась на борт; пушечные порты нижней палубы оказывались над водой то с одной, то с другой стороны, ибо дувший над волнами легкий бриз не мог удержать прямо лежавшее под обстененным крюйселем судно. Оно кренилось на один борт, пока пушечные тали не начинали скрипеть под тяжестью пушек, и на круто наклоненной палубе почти невозможно становилось удержаться. Тут оно замирало на несколько мучительных секунд, медленно выпрямлялось, и, не задерживаясь в этом положении, продолжало, под грохот блоков и скрип такелажа, тошнотворное падение, пока не оказывалось на другом борту. Пушечные тали скрипели, неосторожные люди скользили и падали, а судно замирало, но тут волна прокатывалась под ним и все начиналось сначала.

– Господи, – сказал Хорнблауэр, цепляясь за кофель-нагель в кофель-планке бизани, чтобы не скатиться с палубы в шпигат, – неужели он никак не может решиться?

Что-то во взгляде Хорнблауэра заставило Буша взглянуть на него повнимательней.

– Укачало? – удивился он.

– Еще бы не укачало, – ответил Хорнблауэр. – Как оно кренится!

Железный желудок Буша ни разу не побеспокоил его, однако Буш знал, что другие, менее везучие люди, страдают морской болезнью даже проведя в море несколько недель, особенно когда меняется движение судна. Эта похоронная качка не имела ничего общего со свободным полетом идущей под парусами «Славы».

– Бакленд должен разглядеть побережье, – сказал он, чтоб подбодрить Хорнблауэра.

– Что тут еще разглядывать? – проворчал Хорнблауэр. – Над фортом развевается испанский флаг. Теперь все на берегу узнают, что у них под носом рыщет линейный корабль, и донам не понадобится много ума, чтоб догадаться: это не увеселительная прогулка. Теперь у них будет вдоволь времени, чтобы подготовиться к встрече с нами.

– Но что ему оставалось делать?

– Он мог подойти ночью с морским бризом. Подготовить десант. Высадить его на заре. Взять форт штурмом, прежде чем они догадаются об опасности. О, Господи!

Последнее восклицание не имело отношения к сказанному. Оно относилось к состоянию желудка Хорнблауэра. Несмотря на сильный загар, щеки молодого лейтенанта болезненно позеленели.

– Плохо дело, – сказал Буш.

Бакленд по-прежнему стоял, силясь, несмотря на качку, разглядеть берег. Это была бухта Шотландца, Байа Эскосеса, как называли ее испанские карты. К западу берег был пологий; огромные валы разбивались на подходе к нему и, слабее, растекались кипенно-белой пеной. С востока к морю спускались плоские, поросшие лесом холмы, волны ударялись об их подножье, пелена брызг взлетала высоко к обрывам и обрушивалась густым дождем. Холмы тянулись на тридцать миль вдоль берега, почти с запада на восток, и составляли полуостров Самана, оканчивающийся Саманским мысом. По карте полуостров был не шире десяти миль. Дальше, за Саманским мысом, лежала бухта Самана, открывающаяся в пролив Мона. Здесь была самая удобная стоянка для каперов и мелких военных судов. Тут они могли бросить якорь под защитой форта на полуострове Самана, готовые в любой момент, выскользнуть и напасть на Вест-Индский конвой, идущий проливом Мона. «Славе» было приказано очистить логово разбойников, прежде чем двинуться в наветренную сторону, к Ямайке – об этом на судне все уже успели догадаться. Бакленд, столкнувшись с этой задачей, не знал, как к ней подступиться. Его колебания были очевидны всем наблюдателям, столпившимся на палубе «Славы».

Грот неожиданно громко хлопнул, и судно медленно начало разворачиваться носом к морю: береговой бриз ослаб, и пассат, постоянно дующий через Атлантику, начал забирать свою власть. Бакленд с облегчением опустил подзорную трубу. По крайней мере, это повод отложить боевые действия на потом.

– Мистер Робертс!

– Сэр!

– Положите ее на левый галс! Руль круто к ветру!

– Есть, сэр.

Кормовые матросы бросились к бизань-брасам, и корабль медленно увалился под ветер. Марсели постепенно надувались, и судно кренилось, одновременно набирая скорость. Следующую волну смело встретил левый борт, разбивши ее в бесчисленные мелкие брызги. Натянутый такелаж запел повеселее, вплетая свой голос в музыку разрезаемой судном воды. Корабль снова ожил, а не болтался в подошве волны, как труп. Ревущий пассат подхватил его. Судно понеслось, радостно подпрыгивая на волнах, оставляя на синей воде пенистый след, море ревело под его носом.

– Лучше? – спросил Хорнблауэра Буш.

– В одном смысле лучше, – последовал ответ. Хорнблауэр смотрел на удаляющиеся холмы Санто-Доминго. – Я хотел бы, чтоб мы шли в бой, а не убегали, дабы о нем поразмыслить.

– Вот вояка какой! – сказал Буш.

– Кто, я? Вояка? Да ничего подобного – совсем наоборот. Я хотел бы… полагаю, я хотел бы слишком многого.

Некоторых людей не поймешь – философски подумал Буш. Сам он с удовольствием грелся на солнышке: судно шло под ветром и жар немного спал. Если в будущем предстоят опасные боевые действия, что ж, можно подождать их со стоической выдержкой. И уж точно Буш мог поздравить себя с тем, что ответственность за семидесятипушечный линейный корабль лежит не на нем. Близость боя по крайней мере отвлекала от того ужасного факта, что внизу заключен безумный капитан.

За обедом в кают-компании Буш посмотрел на Хорнблауэра: тот ерзал и нервничал. Бакленд объявил, что намерен на следующий день взять быка за рога, обойти мыс Самана и пробиться прямо в залив. «Славе» потребуется всего несколько бортовых залпов, чтоб смести все корабли, стоящие здесь на якоре. Буш всецело одобрил план. Смести каперов, сжечь и потопить, а потом будет время подумать, что делать дальше и делать ли вообще. Бакленд спросил, есть ли у офицеров вопросы. Смит вполне разумно спросил про приливы: Карберри ответил ему. Робертс задал один-два вопроса о ситуации на южном берегу бухты, но Хорнблауэр, сидевший в конце стола, ни разу не раскрыл рта, однако внимательно смотрел на каждого говорившего по очереди.

Пока продолжались собачьи вахты, Хорнблауэр в одиночестве бродил по палубе и размышлял, низко склонив голову. Буш заметил, что его сцепленные за спиной пальцы нервно сжимаются и разжимаются. Он вдруг засомневался. Возможно ли, чтоб этому энергичному молодому офицеру не доставало личного мужества? Эта фраза не принадлежала Бушу. Он слышал ее по чьему-то поводу несколько лет назад. Сейчас лучше было употребить ее, чем прямо сказать себе, что он подозревает Хорнблауэра в трусости. Буш был не слишком терпим к чужим слабостям: с трусами он не желал иметь ничего общего.

На рассвете по палубам засвистели дудки, барабаны морских пехотинцев отбивали бодрый ритм.

– Готовить палубы к бою! Все по местам! Корабль к бою!

Буш спустился на нижнюю пушечную палубу, где располагался его боевой пост. Он командовал всей палубой и семнадцатью двадцатичетырехфунтовками правой батареи, Хорнблауэр под его началом распоряжался пушками левого борта. Матросы уже снимали перегородки и убирали препятствия. Небольшая докторская команда прошла по палубе: они несли примотанного к доске человека в смирительной рубашке. Несмотря на рубашку и веревки тот извивался и жалобно скулил – капитана несли в безопасный канатный ящик, а его каюту тем временем готовили к бою. Один или два матроса нашли время, несмотря на суматоху, сочувственно покачать головами ему вслед, но Буш тут же их одернул. Он хотел достаточно быстро доложить, что нижняя палуба готова к бою.

Появился Хорнблауэр, отдал Бушу честь и встал рядом с ним, присматривая за работой. Большая часть нижней палубы была погружена в полумрак; столбы света, падавшие из люков, почти не освещали дальние углы покрашенной в темно-красный цвет палубы. Пробежали человек шесть юнг, каждый нес по корзине с песком, который они тут же принялись горстями рассыпать по палубе. Буш внимательно наблюдал за ними: от них зависело, будет ли у пушкарей хорошая опора или нет. Ведра, стоявшие у каждой пушки, наполнили водой; они служили двоякой цели: мочить банники, которыми прочищают пушки, и быстро заливать огонь. Вокруг грот-мачты кольцом стояли запасные пожарные ведра, в кадках по обоим бортам тлели огнепроводные шнуры, от которых канониры могли при необходимости поджигать фитильные пальники. Огонь и вода. По палубе, стуча башмаками, промаршировала судовая полиция в красных мундирах с белыми портупеями; верхушки киверов задевали о палубные бимсы. Капрал Гринвуд поставил у каждого люка солдат с примкнутыми штыками и заряженными ружьями. Делом полиции было следить, чтоб никто без разрешения не спустился вниз и не спрятался бы в безопасной части судна ниже ватерлинии. Мистер Хоббс, исполняющий обязанности артиллериста, направился со своими помощниками и подручными в пороховой погреб. Все они были в матерчатых тапочках, чтобы порох, который в пылу битвы неизбежно просыплется на дно погреба, не загорелся от трения подошв.

Побежали подносчики пороха с зарядными картузами. Орудийные брюки были отцеплены, и матросы взялись за тали, ожидая приказа открыть порты и выдвинуть пушки. Буш быстро оглядел оба борта. Канониры на местах. Возле каждой пушки правого борта стоит по десять человек, возле каждой пушки левого – по пять; соответственно максимальный и минимальный орудийный расчет для двадцатичетырехфунтовки. Буш должен был в числе прочего следить за расстановкой людей у пушек. Если надо будет стрелять с обоих бортов, он поделит людей поровну, а когда появятся убитые и раненые, а пушки начнут выходить из строя, он будет перераспределять орудийные расчеты. Унтер-офицеры и уорент-офицеры доложили о готовности своих подразделений, и Буш повернулся к стоявшему рядом с ним мичману, в чьи обязанности входило передавать сообщения.

– Мистер Эббот, доложите, что нижняя палуба готова к бою. Спросите, надо ли выдвигать пушки.

– Есть, сэр.

Только что корабль гудел от шума и суматохи, и вот уже все тихо, только слышно, как скрипит древесина. Корабль ритмично покачивался на волнах – стоящий возле грот-мачты Буш покачивался вместе с ним. Юный Эббот снова сбежал по трапу.

– Мистер Бакленд передает вам свои приветствия и просит пока не выдвигать пушки.

– Очень хорошо.

Хорнблауэр, стоявший чуть дальше к корме, в ряд с рым-болтами задних пушечных талей, обернулся послушать, что скажет Эббот, а теперь повернулся обратно. Ноги его были широко расставлены, и Буш заметил, что руки он сцепил за спиной и крепко сжал. Напряженность позы, разворот плеч и наклон головы можно было толковать как угодно – и как горячее желание сражаться, и как прямо противоположное. Канонир обратился к Хорнблауэру, и Буш наблюдал, как тот повернулся, чтобы ответить. Даже в полумраке нижней палубы было заметно, что лицо у Хорнблауэра напряженное, а улыбка вымученная. Ну ладно, решил Буш, собрав всю свою снисходительность, многие выглядят так перед боем.

Было тихо, даже Буш навострил уши, пытаясь услышать, что творится наверху, и сделать выводы касательно ситуации. Через люк негромко донеслось:

– Дна нет!

Значит, на руслене бросают лот, а, следовательно, корабль приближается к берегу. На нижней палубе все пришли к тому же умозаключению и принялись его обсуждать.

– Молчать! – прикрикнул Буш.

Новый крик лотового, затем громкий приказ. Вся нижняя палуба, казалось, заполнилась гулом. Выдвигали пушки верхней палубы; в замкнутом пространстве нижней каждый звук отдавался, многократно отражаясь от дерева, так что катящиеся по доскам пушечные катки производили громоподобный шум. Все смотрели на Буша в ожидании приказа; но тот стоял спокойно – он еще никаких приказов не получал. Вот по трапу спустился мичман.

– Мистер Бакленд передает вам свои приветствия и просит выдвинуть пушки.

Он выкрикнул сообщение, даже не вступив на палубу, и все его слышали. Вся палуба загудела, а самые нетерпеливые потянулись к пушечным портам.

– Тихо! – заорал Буш. Все движение виновато прекратилось.

– Открыть порты!

Как только порты открыли, полумрак пушечной палубы сменился солнечным светом, маленькие яркие прямоугольники забегали по палубе вдоль правого борта, расширяясь и сужаясь при движении судна.

– Выдвигай!

При открытых портах шум был не такой сильный. Матросы всем телом налегли на тали, катки заскрипели, дула пушек высунулись наружу. Буш подошел к ближайшему орудию и выглянул в открытый порт. На расстоянии выстрела лежали зеленые холмы; здесь обрывы были поположе, и у их подножия расстилалась заросшая джунглями отмель.

– К повороту!

Буш узнал голос Робертса. Палуба под ногами встала горизонтально, далекие холмы качнулись. Заскрипели мачты, повернулись реи. Видимо, судно огибает Саманский мыс. Движение корабля изменилось сильнее, чем от простой перемены курса. Он не просто шел на ровном киле, он скользил по спокойной воде бухты. Буш присел на корточки возле пушечного дула и посмотрел на берег. Он видел южную сторону полуострова, внутренняя сторона, выходившая в бухту, была почти такой же крутой, как и обращенная к морю. Вот и форт на гребне водораздела, над ним развевается испанский флаг. Взволнованный мичман, словно белка, скатился по трапу.

– Сэр! Сэр! Вы попробуете пристрелочный выстрел по батареям, как только можно будет навести пушки?

Буш холодно посмотрел на него.

– Чей приказ? – спросил он.

– М-мистера Бакленда, сэр.

– Тогда так и говорите. Очень хорошо. Мое почтение мистеру Бакленду, но мои пушки еще не скоро будут на расстоянии выстрела.

– Есть, сэр.

Над фортом поднимался дым, и не только пороховой. Буш с опасением подумал, что это дымят печи для разогрева снарядов, и его чуть не затрясло: скоро форт начнет осыпать их раскаленными докрасна ядрами, и нет никакой возможности ему ответить. Буш не сможет поднять пушки достаточно высоко, чтоб дострелить до форта, а из форта, расположенного на возвышении, проще простого дострелить до судна. Он встал и прошелся к левому борту, где Хорнблауэр, тоже на корточках, выглядывал из порта рядом с пушкой.

– Здесь коса, – сказал Хорнблауэр. – Видите мели? Пролив их огибает. А на косе батарея – посмотрите на дым. Они греют ядра.

– Да уж, – сказал Буш.

Скоро они окажутся под перекрестным огнем. Буш услышал на палубе громкие команды, заскрипели мачты, повернулись реи: «Слава» огибала выступ.

– Форт открыл огонь, сэр, – доложил штурманский помощник, командовавший носовыми пушками правого борта.

– Очень хорошо, мистер Пурвис. – Буш перешел палубу и огляделся. – Вы видели, куда упало ядро?

– Нет, сэр.

– С этой стороны тоже стреляют, сэр, – доложил Хорнблауэр.

– Очень хорошо.

Буш увидел, как форт окутался белым дымом. Прямо между ним и фортом, в пятидесяти ярдах от судна из золотистого моря поднялся столб воды, и в то же мгновение что-то ударило в борт корабля прямо над головой Буша. Ядро рикошетом отлетело от воды и застряло в восемнадцатидюймовой дубовой обшивке судна. Тут послышался стук, словно великанские пальцы забарабанили по палубе: умело наведенный залп поразил судно.

– Я могу дострелить до батареи по этому борту, сэр, – сказал Хорнблауэр.

– Попробуйте, если можете.

Вот и сам Бакленд, раздраженно окликает в люк:

– Когда вы начнете стрелять, мистер Буш?

– Сию минуту, сэр.

Хорнблауэр стоял у центральной двадцатичетырехфунтовки. Канонир просунул длинный рычаг – правило – под лафет пушки и налег на него всем телом. Два матроса с обеих сторон потянули тали, направляя пушку. Из-под казенной части вынули все подъемные клинья, так что пушка теперь была поднята на максимальный угол. Канонир со щелчком откинул железную пластину, закрывавшую запальное отверстие, проследил, как туда забили порох, и с криком «Разойдись!» сунул в него дымящийся пальник. Грохот пушки раскатился в замкнутом пространстве, через порт обратно вплывали облачка дыма.

– Низковато, сэр, – доложил Хорнблауэр, стоявший у соседнего порта. – Когда пушки нагреются, мы его достанем.

– Хорошо, продолжайте.

– Первое отделение, пли! – крикнул Хорнблауэр. Четыре носовых пушки громыхнули почти одновременно.

– Второе отделение!

Буш чувствовал, как содрогается от выстрелов и от отдачи палуба под ногами. Дым набивался в закрытое пространство, горький, едкий; грохот мешал соображать.

– Еще раз, ребята! – кричал Хорнблауэр. – Канониры, следите за наводкой.

Рядом с Бушем послышался ужасающий грохот, что-то с шумом пронеслось мимо него и врезалось в палубный бимс над головой. Что-то, влетевшее в открытый порт, ударило в казенную часть пушки. Два матроса упали возле нее: один лежал тихо, другой бился в агонии. Буш собирался распорядиться насчет них, но нечто более важное привлекло его внимание. В палубном бимсе над его головой образовалась глубокая дыра, из нее клубами валил дым. Раскаленное ядро, ударившись в пушку, разлетелось на части. Большая часть застряла в палубном бимсе, и дерево уже тлело.

– Пожарные ведра сюда! – заорал Буш. Десять фунтов раскаленного докрасна металла, застряв в сухой древесине, могут в несколько секунд поджечь судно. Сверху послышался топот ног, звук передвигаемых механизмов, а затем стук помпы. Значит, на главной палубе тоже сражаются с огнем. С левого борта гремели пушки Хорнблауэра, громыхали по доскам пушечные катки. Это был ад, и адский дым окутывал их.

Снова поворачивались реи, заставляя мачты скрипеть. Несмотря ни на что, надо было вести судно по извилистому фарватеру. Буш выглянул в порт, но, заставив себя спокойно оценить расстояние, убедился, что форт на гребне по-прежнему недосягаем. Нет смысла тратить боеприпасы. Он выпрямился и оглядел окутанную дымом палубу. Что-то было не так. Чтоб проверить свое дикое подозрение, он приподнялся на носки и почувствовал едва ощутимый наклон палубы – она была непривычно неподвижной. О, Господи! Хорнблауэр оглянулся на него и указал вниз, подтверждая страшное подозрение. «Слава» села на мель. Она так плавно въехала на глинистую отмель, что потеряла скорость без малейшего толчка. Однако, нос, видимо, достаточно далеко продвинулся на мель, раз наклон палубы ощутим. Ядра с душераздирающим грохотом ударяли о судно, слышно было, как суетятся пожарные отряды. Корабль на мели и обречен медленно разваливаться на куски под обстрелом проклятых батарей, если прежде не возникнет пожар и они все не зажарятся живьем на глинистой отмели. Хорнблауэр стоял рядом с Бушем, держа в руках часы.

– Прилив еще не кончился, – сказал он. – Самая высокая вода через час. Но, боюсь, мы сели крепко.

Буш поглядел на него и грязно выругался, пытаясь таким образом облегчить свои чувства.

– Спокойно, Даф! – крикнул Хорнблауэр, оглядываясь на орудийный расчет у пушки. – Ну-ка баньте как следует! Вы что, хотите чтоб вам руки поотрывало, когда заряжать будете?

К тому времени, как Хорнблауэр снова повернулся к Бушу, тот уже взял себя в руки.

– Вы говорите, до высокой воды час? – спросил он.

– Да, сэр. По расчетам Карберри.

– О, Господи!

– Мои пушки достреливают до батареи на косе. Если я буду держать под огнем амбразуры, я, по крайней мере, заставлю их стрелять пореже, если не смогу заставить замолчать.

Снова с грохотом ударило ядро, потом еще одно.

– Но та, что за проливом, для нас недосягаема.

– Да, – сказал Хорнблауэр.

В шуме и суматохе бежали подносчики пороха с новыми картузами. Между ними пробирался посыльный мичман.

– Мистер Буш, сэр! Будьте так добры, доложитесь мистеру Бакленду. И мы на мели, под огнем.

– Заткнитесь. Я оставляю батарею на вас, мистер Хорнблауэр.

– Есть, сэр.

Солнечный свет на палубе ослепил Буша. Бакленд без шляпы стоял у ограждения, пытаясь сдержать нервное подергивание лица. Повалил пар – кто-то направил струю из шланга на раскаленные обломки, застрявшие в переборке. Убитые в шпигатах; раненых уносят прочь. Ядром или полетевшими от удара щепками, убило рулевого, и корабль, на мгновение потеряв управление, налетел на мель.

– Нам придется верповать судно, – сказал Бакленд.

– Есть, сэр.

Это значило завезти верп и выбирать канат шпилем, чтоб силой стащить корабль с мели. Буш огляделся по сторонам: он хотел убедиться в том, что успел заключить по ограниченному обзору снизу. Нос корабля был на мели, судно придется тащить кормой вперед. Совсем близко просвистело ядро; Бушу пришлось собрать всю свою волю, чтобы не подпрыгнуть.

– Вам надо будет пропустить якорный канат через кормовой порт.

– Есть, сэр.

– Робертс завезет стоп-анкер на барказе.

– Есть, сэр.

То, что Бакленд пропустил формальное «мистер» свидетельствовало о крайнем напряжении и спешке.

– Я сниму матросов с моих пушек, сэр, – сказал Буш.

– Очень хорошо.

Теперь пришла пора дисциплине и выучке матросов проявить себя. К счастью, команда «Славы» больше чем наполовину состояла из бывалых моряков, прошедших выучку за время блокады Бреста. В Плимуте ее только дополнили завербованными новичками. То, что в Ла-Маншском флоте было простыми учениями, маневром, то, что выполнялось как бы наперегонки со всей эскадрой, теперь оказалось делом жизни и смерти. Буш собрал вкруг себя орудийные расчеты, велел им поднимать якорный канат и тащить его на корму. Над их головами люди Робертса вставали к сей– и рей-талям, чтобы спустить на воду барказ.

Внизу было еще жарче, чем на раскаленной солнцем верхней палуба. Дым от Хорнблауэровых пушек клубился под палубными бимсами; сам Хорнблауэр держал шляпу в руке и вытирал платком потное лицо. Он кивнул Бушу; тому не было необходимости объяснять свои действия. В грохоте пушек, в клубах дыма, среди беготни подносчиков пороха с картузами, среди суетящихся с ведрами пожарных отрядов, люди Буша тащили якорный канат. Сто саженей каната весили больше двух тонн, чтобы протащить эту громадину на корму требовалось четкое и умелое руководство, но когда нужно было сосредоточиться на одном-единственном деле, Буш оказывался на высоте. К тому времени, как тендер оказался под кормой, готовый принять конец, Буш уже размотал канат и уложил его в бухту на палубе. Теперь он наблюдал, как огромная змея без единого рывка скользит через кормовой порт. В поле его зрения появился барказ с раскачивающимся за кормой тяжелым стоп-анкером, Буш порадовался, что сложная операция по погрузке якоря завершилась благополучно. Второй тендер тащил через клюз шпринг. Робертс командовал: Буш слышал, как он окликает тендер. Наконец все три шлюпки отошли от кормы. Вдруг между ними поднялся фонтан брызг: одна из береговых батарей, если не обе, сменили цель. Если они попадут в барказ, это будет катастрофа, если в один из тендеров – серьезная задержка.

– Извините, сэр, – раздался рядом голос Хорнблауэра, и Буш оторвал взор от сверкающей воды.

– Да?

– Я могу откатить на корму часть носовых пушек, – сказал Хорнблауэр. – Это поможет сместить центр тяжести.

– Верно, – согласился Буш; пока он размышлял, вправе ли он отдать приказ под свою ответственность, он заметил, что Хорнблауэр, вытирая пот, измазал себе сажей все лицо. – Лучше получить разрешение Бакленда. Если хотите, спросите его от моего имени.

– Есть, сэр.

Стоявшие на нижней палубе двадцатичетырехфунтовки весили по две с лишним тонны каждая; если часть их перетащить с носа на корму, легче будет снять нос с мели. Буш снова выглянул в порт. Джеймс, мичман на первом тендере, обернулся, проверяя, чтоб канат шел точно в направлении удлинения судна. Если канат от якоря пойдет к шпилю под углом, значительная часть усилий будет затрачена впустую. Барказ и тендер шли рядом, готовясь бросить якорь. Вдруг вода вокруг них закипела: еще один залп с берега. Судя по фонтанам, поднятым отскакивающими рикошетом ядрами, стрелял форт – хорошая стрельба для такого большого расстояния. На корме барказа блеснуло лезвие топора: это отдали якорь, висевший за кормой на рострах. Слава Богу.

Пушки Хорнблауэра по-прежнему гремели; судно вздрагивало от их отдачи. В то же время треск над головой говорил Бушу, что вторая батарея по-прежнему обстреливает судно и ядра по-прежнему достигают цели. По-прежнему все делалось одновременно: Хорнблауэр послал часть матросов перетаскивать на корму передние двадцатичетырехфунтовки с правого борта. Дело было хитрое: приходилось под транцы лафетов подсовывать правила. Устрашающе визжали катки, матросы с усилием поворачивали громоздкие махины и тащили их по людной палубе. Но Бушу некогда было глядеть на Хорнблауэра: он побежал на главную палубу, своими глазами посмотреть, что творится у шпиля.

Матросы под руководством Смита и Бута уже встали к вымбовкам шпиля; чтобы набрать достаточно народа, пришлось снять последних людей с пушек главной палубы. Обнаженные по пояс матросы поплевывали на ладони и покрепче упирались ногами в палубу: им не надо было объяснять, насколько серьезна ситуация, не нужна была и узловатая трость Бута.

– Пошел шпиль! – крикнул Бакленд со шканцев.

– Пошел шпиль! – заорал Бут. – Пошел, чтоб небу стало жарко!

Матросы всем телом навалились на вымбовки, и шпиль начал поворачиваться, выбирая слабину, быстро защелкали палы. Юнгам, стоявшим с сезнями у кабаляринга, пришлось поторапливаться, чтоб поспеть за шпилем. Но вот интервалы между щелчками стали больше, шпиль вращался медленнее. Еще медленнее… щелк… щелк… щелк… Канат натянулся, кнехты потрескивали. Щелк… щелк… Канат новый и может немного растягиваться.

Просвистело ядро – какая злая судьба направила его именно сюда, в это самое место? Летящие щепки, простертые тела – ядро угодило прямо в сплошную человеческую массу у шпиля. Красные струйки крови потекли по освещенной солнцем палубе; люди в понятном замешательстве отступили от покалеченных тел.

– По местам стоять! – заорал Смит. – Эй, юнги! Уберите этих с дороги! Новую вымбовку на шпиль! Ну, давай дружно!

Ядро, произведшее эти ужасные разрушения, не потеряло свою силу, пройдя через человеческие тела; оно полетело дальше, разбило станину пушечного лафета и застряло в борту судна. И кровь не остудила его; в следующую минуту из того места, где оно застряло, повалил дым. Буш собственноручно схватил пожарное ведро и выплеснул его содержимое на пышущее жаром ядро. Одним ведром не остудить двадцать четыре фунта раскаленного докрасна железа, но пожарные уже спешили залить дымящуюся угрозу.

Мертвых и раненных оттащили в сторону. Матросы вновь встали к вымбовкам.

– Пошел! – крикнул Бут.

Щелк… щелк… щелк… все медленней вращался шпиль. Наконец он остановился совсем. Кнехты стонали от напряжения.

– Пошел! Пошел!

Щелк! Неохотно, после долгого перерыва, щелк! И все. Безжалостное солнце жгло напряженные спины матросов; их мозолистые ноги упирались в палубные доски, тела налегали на вымбовки. Оставив их надрываться, Буш спустился вниз. Он мог послать снизу еще людей, чтоб утроить команду у шпиля. Так он и сделал. В дымном полумраке матросы с трудом тащили на корму последнее из носовых орудий. Хорнблауэр стоял у пушек, руководя наводкой. Буш поставил ногу на канат. Он был тверд, не как натянутая веревка, а как деревянная жердь. Тут через подошву ботинка Буш почувствовал легкое, очень легкое вздрагивание; у шпиля утроенная команда налегла на вымбовки. Щелчок еще одного отвоеванного пала отдался в древесине судна. Канат вздрогнул чуть посильнее и снова замер, твердый и неподвижный. Он не сдвинулся под ногой Буша и на один дюйм, хотя, как тот знал, у шпиля сто пятьдесят человек со всей мочи налегают на вымбовки. Через люк слабо доносились подбадривающие крики Смита и Бута, но канат не двигался ни на дюйм. Подошел Хорнблауэр и отдал Бушу честь.

– Заметно движение, когда я стреляю из пушки, сэр? – с этими словами он повернулся и махнул канониру среднего орудия. Оно было уже заряжено и выдвинуто. Канонир поднес пальник к запальному отверстию, пушка громыхнула и в дыму откатилась назад. Буш, стоявший на канате ногой, ощутил легкое движение.

– Так, вибрация… нет… да! – Буша осенило. Задавая вопрос, он уже знал ответ. – Что вы предлагаете?

– Я могу выстрелить из всех пушек сразу, чтобы корабль встряхнуло. Тогда глина может его отпустить.

Да, конечно. «Слава» лежала на глине, которая засасывала ее и не пускала. Если судно сильно встряхнуть, натягивая в то же время канат, может быть удастся его вытащить.

– Я думаю, стоит попытаться, клянусь Богом, – сказал Буш.

– Очень хорошо. Я заряжу и подготовлю пушки через три минуты, сэр. – Хорнблауэр повернулся к батарее и сложил руки рупором. – Прекратите огонь! Прекратите огонь, все.

– Я пойду, скажу на шпиле, – произнес Буш.

– Очень хорошо, сэр. – Хорнблауэр продолжал отдавать приказы. – Двойные заряды. Выдвигай.

Это было последнее, что Буш услышал, поднимаясь на главную палубу. Он сообщил о своем решении Смиту, тот сразу одобрительно кивнул.

– Стой! – закричал Смит, и потные люди у вымбовок расслабили усталые спины.

Пришлось объяснять Бакленду. Он тоже согласился, Несчастный принужден был наблюдать крах своего первого независимого командования. Этот человек, чье судно находилось в смертельной опасности, цеплялся руками за ограждение, сжимая его так, словно хотел свернуть в штопор. Посреди всего этого Смит сообщил чрезвычайно важную новость.

– Робертс мертв, – сказал он, почти не разжимая губ

– Нет!

– Он мертв. Его разорвало ядром на барказе.

– Господи…

К чести Буша надо сказать, что он прежде пожалел о смерти Робертса, и лишь после этого отметил про себя, что теперь он первый лейтенант линейного корабля. Но сейчас не было времени ни скорбеть, ни радоваться. «Слава» была на мели под неприятельским огнем. Буш крикнул в люк:

– Эй, внизу! Мистер Хорнблауэр!

– Сэр!

– Готовы пушки?

– Еще минуточку, сэр.

– Лучше заранее натянуть канат, – сказал Буш Смиту, потом, громче, в люк: – Ждите моего приказа, мистер Хорнблауэр.

– Есть, сэр.

Матросы встали к вымбовкам, уперлись ногами и телами.

– Пошел! – закричал Бут. – Пошел!

С тем же успехом матросы могли бы толкать стену собора, так мало продвинулись вымбовки после первого дюйма.

– Пошел!

Буш оставил их и побежал вниз. Он поставил ногу на жесткий канат и кивнул Хорнблауэру. Пятнадцать пушек – две с левого борта оттащили на корму – были выдвинуты, орудийные расчеты ждали приказа.

– Канониры, возьмите ваши пальники! – крикнул Хорнблауэр. – Остальным отойти! Я буду считать «раз, два, три». На счет «три» вы опускаете пальники. Ясно?

Послышался согласный гул.

– Все готовы? Все пальники горят? – Канониры помахали пальниками, чтоб те разгорелись поярче. – Тогда раз… два… три!

Пальники опустились в отверстия, и пушки громыхнули почти одновременно. Несмотря на неизбежные вариации количества пороха в запальных отверстиях все пятнадцать выстрелов прогремели в течение секунды. Буш, державший ногу на канате, почувствовал, как отдача тряхнула корабль – двойной заряд усилил эффект. Дым клубился в одуряюще жарком воздухе, но Буш не обращал внимания. Когда корабль тряхнуло, канат вздрогнул. Он движется! Бушу пришлось переставить ногу. Все отчетливо услышали щелчок пала на лебедке. Щелк… щелк… Кто-то в дыму крикнул «ура!», остальные подхватили.

– Молчать! – заорал Хорнблауэр.

Щелк… щелк… щелк… Щелчки шли с неохотой, но корабль двигался. Канат скользил медленно, словно смертельно раненое животное. Промежутки между щелчками становились короче, это должен был признать даже Буш. Канат скользил все быстрее и быстрее.

– Оставляю вас здесь за старшего, мистер Хорнблауэр, – сказал Буш и бросился на главную палубу. Раз корабль снялся с мели, дел у первого лейтенанта будет по горло. Палы, казалось, выстукивали веселую мелодию, так быстро крутился шпиль.

Дел на палубе было и впрямь по горло. Надо было немедленно решать, что делать дальше. Буш отсалютовал Бакленду.

– Будут приказания, сэр?

Бакленд обратил к нему несчастный взор.

– Мы пропустили прилив, – сказал он.

Сейчас прилив достиг максимальной отметки. Если они еще раз сядут на мель, верповать судно будет еще труднее.

– Да, сэр, – сказал Буш.

Решать предстояло Бакленду, и только Бакленду – вся ответственность лежала на нем. Но как тяжело человеку признать провал своей первой операции! Бакленд оглядел бухту, словно ища вдохновения. Над окутанной дымом батареей развевался испанский флаг – ничто тут не вдохновляло.

– Мы можем выбраться из бухты только с береговым бризом, – сказал Бакленд.

– Да, сэр.

Береговому бризу дуть недолго, подумал Буш; Бакленд знал это не хуже него. В этот момент ядро, пущенное из форта, ударило в грот-руслень; послышался грохот, судно вздрогнуло, полетели щепки. Они услышали крик, зовущий пожарных, и Бакленд принял, наконец, горькое решение.

– Надо выбирать шпринг, – сказал он. – Разверните судно носом к морю.

– Есть, сэр.

Отступление… поражение… вот что означал этот приказ. Но и поражение нужно встречать стойко: даже после этого приказа требовалась масса работы, чтобы увести судно от непосредственной опасности. Буш повернулся, чтоб отдать приказ.

– Эй, на шпиле! Стой!

Щелканье прекратилось, и судно свободно двинулось по мутной, вспененной воде бухты. Чтоб отступить, оно должно повернуться кормой к неприятелю, развернуться в ограниченном пространстве и выбираться в море. К счастью, все для этого было готово: выбирая носовой швартов, до того без дела висевший между клюзом и якорем, корабль можно быстро развернуть.

– Отцепить кабаляринг от кормового каната!

Приказы отдавались быстро и четко, дело было привычное, хотя выполнять его приходилось под градом каленых ядер. Шлюпки все еще были на воде: если капризный ветер утихнет, они отбуксируют потрепанное судно в безопасность. Шпиль потянул носовой швартов, и нос «Славы» повернулся кругом. Хотя бриз уже сменился удушающим безветрием, корабль заметно продвигался – но горечь поражения! но вид этой проклятой батареи! Пока шпиль подтягивал судно к якорю, Буш обдумывал, что делать дальше. Он снова отсалютовал Бакленду.

– Мне верповать ее из бухты, сэр?

Бакленд стоял у нактоуза, бессмысленно уставясь на форт. Не трусость – это очевидно – но потрясение и неуверенность в будущем временно отняли у него способность мыслить логически. Вопрос Буша вернул его на землю.

– Да, – сказал он, и Буш повернулся, радуясь, что может сделать что-то полезное, и знает, как это делается.

Нужно было с левого борта подвесить на кат [2] еще один якорь и вытащить еще один канат. Буш окликнул Джеймса, принявшего командование шлюпками после гибели Робертса, сообщил ему о предстоящем маневре и велел подойти к корме, чтобы принять якорь – это была самая трудная часть всей операции. Потом команда барказа налегла на весла, и шлюпка двинулась вперед, заваливаясь от тяжести болтавшегося за кормой якоря. Монотонно вращался шпиль, и «Слава» ярд за ярдом подползала к первому якорю. Когда канат встал вертикально, Джеймсу, отошедшему на барказе далеко вперед, подали сигнал бросить якорь, который везла его шлюпка, и вернуться к стоп-анкеру, чтобы поднять его. Ненужный больше кормовой канат надо было отцепить и выбрать, а усилия шпиля перенести с одного каната на другой. Двум тендерам спустили буксирные концы, чтоб они добавили к общему делу свои слабые усилия. Нельзя было пренебрегать любой, даже самой малой возможностью хоть немного ускорить движение судна и поскорее вывести его из-под огня.

Внизу Хорнблауэр перетаскивал на нос пушки, которые недавно перетаскивал на корму. Грохот и визг катящихся по доскам катков стоял по всему судну, перекрывая монотонное щелканье палов. Над головой палило безжалостное солнце, размягчая смолу в палубных пазах. Мучительно, ярд за ярдом, кабельтов за кабельтовым, судно ползло из бухты, подальше от каленых ядер, по гладкой, сверкающей воде. Наконец оно отползло за пределы досягаемости батареи. Теперь можно было передохнуть. Прежде, чем снова вернуться к работе, матросы выпили по скудной полупинте тепловатой, затхлой воды. Оставалось похоронить мертвых, устранить повреждения, осознать мысль о поражении. Может быть, поразмыслить, не тяготеет ли над ними зловещее влияние капитана, пусть безумного и беспомощного.