VI

Нужно было как-то заставить беглеца перебраться в палату для выздоравливающих ДБЛФ, в которой установили ловушки. Однако прежде требовалось убрать его из палаты АУГЛ. Двенадцать Мониторов в тяжелых скафандрах бултыхались в воде, проклиная все на свете, в погоне за СРТТ, пока не загнали его в такое место, откуда был один выход — в люк, ведущий в палату ДБЛФ.

Конвей, Приликла и группа охранников поджидали его в коридоре.

Беглец изменился еще раз — из инстинкта самосохранения; Он принял форму человека. Он медленно бежал по коридору на мягких ногах, изгибающихся в необычных ме­стах. И чешуйчатая серая кожа, которая была у него в бассейне АУГЛ, дергалась, морщилась, и вновь расправлялась, переходя в розовый цвет человеческого тела и белый цвет халата. Конвей мог спокойно смотреть на любое внеземное существо, страдающее самой отвратительной болезнью, однако вид СРТТ, который на бегу пытался превратиться в человека, вызвал в нем приступ тошноты.

Неожиданно беглец рванулся в коридор МСВК, преследователи были застигнуты врасплох и, толкая друг друга, сбились в кучу у соединительного шлюза. МСВК были трехногими существами, несколько напоминающими журавлей, и они могли существовать лишь в условиях меньшего притяжения; ДБДГ, подобным Конвею, было трудно к ним немедленно приспособиться. Но, пока Конвей медленно плыл по помещению, натренированные Мониторы встали на ноги. СРТТ вновь бросился в кислородный сектор.

Конвею пришлось пережить несколько неприятных минут, и он с облегчением подумал, что, задержись беглец здесь, его нелегко было бы отыскать в непрозрачном тумане, который МВСК называли атмосферой. Если он пропадет на этой стадии поисков… Нет, Конвей предпочитал не думать об этом.

Теперь палата для ДБЛФ была всего в нескольких минутах ходьбы, и СРТТ направился прямо туда. Он вновь изменился, превратившись в нечто низкое и тяжелое, передвигающееся на четырех конечностях. Казалось, он сжимается, и на его спине образуется нечто вроде черепашьего панциря. В этот момент из-за угла, крича и размахивая руками, выскочили два Монитора и загнали его в коридор, где были палаты…

Но в коридоре никого не оказалось.

Конвей выругался. Шестеро Мониторов должны были перекрыть коридор, но погоня добралась сюда так быстро, что Мониторы не успели подготовиться. Они, наверно, все еще устанавливали в палате оборудование.

Но Конвей не учел скорости реакции Приликлы. Ассистент разобрался в ситуации одновременно с Конвеем. Маленький ГЛНО побежал по потолку, обогнал СРТТ и спрыгнул на пол. Конвей попытался было предостеречь Приликлу, крикнуть, что хрупкое насекомое не может остановить СРТТ, превратившегося в громадного и проворного бронированного краба. Это же самоубийство! И тут его глазам предстала следующая картина.

Перед СРТТ футах в тридцати, в стене коридора, была ниша, где стояли самоходные носилки. Конвей увидел, как Приникла замер у ниши, включил носилки и запустил их навстречу беглецу. Пршгакла не был храбр до безумия — просто он умел быстро соображать, что было куда важней.

Носилки выскочили из ниши и столкнулись с СРТТ. Раздался грохот металла, взвились клубы желтого и черного дыма. И, прежде чем вентиляторы очистили воздух, помощники Конвея окружили оглушенного СРТТ и загнали его в палату для выздоравливающих.

Через несколько минут к Конвею приблизился офицер Мониторов. Он кивком головы указал на различные приборы, принесенные в помещение всего несколько минут назад, а также на ряд людей в темно-зеленой форме, которые стояли у стен и глядели на середину комнаты, где медленно поворачивался СРТТ, выискивая, куда бы скрыться. Без сомнения, офицер сгорал от любопытства, но голос его был будничен:

— Вы доктор Конвей? Так чего же вы от нас хотите?

Конвей облизал губы. Раньше ему некогда было подумать об этой стадии операции. Но теперь в нем проснулась жалость к беглецу. В конце концов это был всего лишь ребенок, потерявший способность рассуждать под грузом горя и страха. Если этот номер не пройдет…

Конвей стряхнул с себя сомнения и неуверенность и резко сказал:

— Видите этого зверя посреди комнаты? Я хочу, чтобы вы напугали его до смерти.

Разумеется, ему пришлось выразиться точнее, но Мониторы быстро сориентировались и с энтузиазмом пустили в дело припасенное оборудование. Конвей мрачно наблюдал, как различные предметы и приборы, предназначенные для очистки воздуха и связи, посуда из диетической столовой выполняли несвойственные им функции. Одни издавали резкий свист или гудели, словно огромные сирены, другие бряцали и звенели. К этому грохоту добавлялись вопли и крики людей, орудовавших страшными предметами.

И СРТТ испугался. Приликла все время докладывал о его эмоциональном состоянии.

— Ти-ше! — неожиданно закричал Конвей. — А теперь — беззвучная атака.

Предшествовшая какофония была лишь увертюрой. Сейчас в бой вступало по-настоящему страшное оружие — но при этом все должно было проходить в полной тишине, чтобы был слышен любой звук, изданный СРТТ.

В центре комнаты вокруг существа взметнулись языки пламени — яркого, но не обжигающего. Одновременно силовые лучи принялись толкать жертву, гонять ее, приподнимать в воздух и даже подбрасывать к потолку. Силовые лучи работали по тому же принципу, что и гравитационные пояса, но их можно было концентрировать в одной точке. Операторы метали в подвешенного в воздухе сопротивляющегося беглеца ракеты и шаровые молнии, в последний момент меняя их направление.

Теперь СРТТ был на самом деле перепуган, так перепуган, что это чувствовали даже люди без эмпатических способностей. Он принимал такие формы, что Конвею были обеспечены ночные кошмары на много недель вперед.

Конвей включил микрофон:

— Есть ли реакция?

— Пока нет, — загремел из стенного динамика голос О’Мары. — Вам придется приналечь.

— Но он находится в состоянии крайнего возбуждения и расстройства… — начал Приликла.

Конвей обернулся к ассистенту:

— Если вам трудно, уходите.

— Можете вы предположить, как усилить давление на него? — спросил он у стоявшего рядом офицера.

— Некоторые существа могут вынести все, — сдержанно сказал офицер, — но бывают полностью выведены из строя вращением…

Ко всем пыткам, которым подвергался СРТТ, было добавлено вращение. Но не простое вращение, а дикое, неравномерное, сумасшедшее движение, на которое было тошно глядеть. Ракеты и молнии света вспыхивали и крутились над СРТТ, словно сошедшие с ума луны над дикой планетой. Кое-кто из собравшихся утратил первоначальный энтузиазм, а Приликла покачивался на шести тонких ногах, охваченный порывами эмоциональной бури, грозившей унести его как былинку.

Не нужно было тащить сюда Приликлу, злясь на себя, подумал Конвей. Для эмпата такое переживание подобно аду. Наверно, он, Конвей, ошибся с самого начала, эта мысль была жестокой, садистской и ложной. Он хуже любого чудовища…

Крутящийся, дергающийся бурый комок в центре комнаты — маленький СРТТ — в ужасе издал резкий, высокий, горловой звук.

Страшный грохот потряс стенные динамики; в нем смешались вопли, крики, шум ломающейся мебели, звуки бегущих шагов и все они перекрывались низким и бесконечным воем. Слышно было, как О’Мара старается объяснить кому-то что-то, затем неизвестный голос крикнул:

— Ради всего святого, прекратите! Папаша проснулся и рушит все вокруг!

Быстро и осторожно они остановили СРТТ и опустили его на пол. Из динамиков неслись крики и грохот. Вскоре они достигли апогея, а затем начали стихать. Люди стояли у стен, глядя друг на друга, на хныкающего СРТТ, на стенные динамики. Ждали. И дождались.

Раздался звук, похожий на тот, что недавно передавали в записи, но он звучал чисто, без космических помех. У всех были трансляторы, и потому все поняли, о чем идет разговор.

Это был голос старшего СРТТ, который вновь стал единым целым. Он обращался к своему ребенку и ласково, и строго. Он говорил, что малыш плохо ведет себя, что он должен немедленно прекратить беготню и не доставлять больше беспокойства окружающим. И чем скорее малыш послушается, тем скорее они с отцом уедут домой.

Для беглеца это была страшная экзекуция. Может быть, они даже переборщили, подумал Конвей. Он напряженно следил за тем, как СРТТ, все еще напоминающий сразу и рыбу, и птицу, и зверя, пополз к стене. И когда он осторожно и покорно начал тереться головой о колено одного из Мониторов, в комнате поднялось такое шумное веселье, что малыш чуть было снова не убежал.

— Когда Приликла объяснил мне, в чем заключается болезнь старшего СРТТ, я понял, что лечение должно быть радикальным, — обратился Конвей к Диагностам и Старшим терапевтам, собравшимся у стола О’Мары.

Раз Конвей был допущен в столь высокое общество, значит, его действия одобрили, и все-таки он не мог побороть волнение.

— Я решил использовать тесную физическую и эмоциональную связь, существующую между взрослым СРТТ и его младшим отпрыском, — сказал Конвей.

— Все вышло, как мы рассчитывали. Старший СРТТ не мог лежать спокойно, когда его чадо находилось в страшной опасности. Родительская любовь и привязанность победили и вернули больного к реальности.

— Вы проявили явные способности к дедукции, доктор, — от всего сердца сказал О’Мара, — вы достойны…

В этот момент послышалось гудение интеркома. Мэрчисон сообщала, что у всех трех АУГЛ начали проявляться признаки окостенения, и просила доктора Конвея немедленно прийти в палату. Конвей попросил выдать ему и Приликле мнемограммы АУГЛ и с сожалением подумал, что звонок Мэрчисон испортил ему триумф.

— Не расстраивайтесь, доктор, — весело сказал О’Мара, словно прочитав его мысли. — Если бы она позвонила минут на пять позже, ваша голова так распухла бы от похвал, что в ней бы не осталось места для мнемограммы…

Дня через два Конвей в первый и последний раз поспорил с Приликлой. Конвей утверждал, что без использования эмпатических способностей ассистента и без преданности сестры Мэрчисон вылечить трех малышей АУГЛ было бы невозможно. Доктор Приликла возразил, что, хотя спорить с начальником не в его правилах, в данном случае доктор Конвей глубоко заблуждается. Мэрчисон же ответила, что рада оказаться полезной.

Конвей продолжил спор с Приликлой.

Он был совершенно уверен в том, что без помощи маленького эмпата он не смог бы спасти АУГЛ. Спор, если так можно назвать дружескую перепалку, шел несколько дней. Никто и не подозревал о том, что к Госпиталю приближается потерпевший крушение корабль, а в нем — некое существо.

Не знал Конвей и того, что через две недели весь персонал Госпиталя будет его презирать.