"На тайной службе Ее Величества" - читать интересную книгу автора (Флеминг Ян)

17. Кровь на снегу

Этот склон был полон неожиданностей. Ракеты опустились почти до земли, и вновь вокруг залегли уродливые черные тени, любая из которых могла оказаться опасной ложбиной. Бонду приходилось притормаживать у каждой из них, и каждый раз резкая остановка, помнится, такой прием именовали «кристи», напоминала ему о слабости ног и лодыжек. Однако он добрался до флажка, ни разу не упав; остановился, тяжело дыша. Оглянулся назад. Гондола остановилась. У них была телефонная связь со станциями, находящимися на вершине и у подножья горы, но почему кабинка остановилась? Как бы в ответ, из гондолы взметнулось, направляясь к нему, голубое пламя. Но свиста пуль Бонд не услышал. Гондола раскачивалась на канате слишком сильно. Внезапно откуда-то из района первых флажков, высоко над ним, на склоне горы, также послышалась частая стрельба, огонь вели сразу с двух точек, и снег вокруг него так и запрыгал, заплясал. Стало быть, инструкторов вдогонку тоже послали. Его падение обошлось в несколько дорогих минут. На сколько же он их опережает? Конечно, меньше чем на 10 минут. Пуля ударилась в одну из лыж и эхом отозвалась в горах. Бонд набрал полные легкие воздуха и скользнул вниз, продолжая держаться левее, подальше от фуникулера, к следующему флажку, вон той далекой точке по краю тени, которую отбрасывала своим гребнем, похожим на рог, вершина пика Глория, врезавшаяся в усыпанное звездами небо с наводящей ужас величественностью.

Было похоже, что этот спуск будет проходить в опасной близости от подножия вершины. Мысли путались, никак не мог вспомнить, что там дальше на маршруте? Кажется, ничего хорошего. Так и есть! Последний флажок! И он черного цвета. Он попал на «черный» склон, тот самый, который был закрыт из-за лавинной опасности! Боже правый! Все-таки влип. Уйти на «красный» склон времени уже не было. И в любом случае «красный» маршрут в основном проходил поблизости от фуникулера. Ему придется попытать счастья на этом трудном склоне. Но о чем говорить, когда только что выпал такой обильный снег, а тут еще все эти взрывы, которые могут вызвать лавину! Когда есть опасность схода лавины, инструкторы даже разговаривать запрещают! Ладно, к черту все это! Бонд промчался по широкому неразмеченному спуску, достиг следующего флажка, приметил еще один, там, далеко внизу, в направлении к кромке леса. Здесь слишком круто, чтобы ехать прямо! Придется идти зигзагами.

И в этот момент те мерзавцы выпустили еще три осветительные ракеты, которые взорвались среди звезд и очень симпатично рассыпались цветными блестками. Конечно! Блестящая идея! Это чтобы потом объяснить там, в долине, где могло оказаться слишком много любопытствующих, почему всю ночь высоко в горах звучали таинственные взрывы. У них, оказывается, был праздник, они что-то там отмечали. Да, умеют же развлекаться эти богачи! Тут Бонда осенило. Еще бы! Ведь сегодня канун Рождества! Господь бог посылает вам мир и покой, славные джентльмены, пусть ничто вас не тревожит! Лыжи Бонда позванивали, как рождественские колокольчики, в такт их перезвону он зигзагами, словно заяц, мчался вниз по великолепному заснеженному склону. Белое рождественское покрывало. Он отпраздновал Рождество на славу!

И вдруг сверху до него донесся тот самый ужасный из всех звуков, который можно услышать в Альпах, — душераздирающий треск смещающегося снега и льда. Эта труба архангела, звучащая в день страшного суда! Лавина! Земля под лыжами заходила ходуном, его настигал все усиливающийся грохот, будто вдогонку ему неслось несколько железнодорожных экспрессов, с ревом проскакивающих на своем пути добрую сотню туннелей. Боже милостивый! Ну, теперь действительно конец! Чему там учили в свое время? Направить лыжи прямо вниз по склону! Попытаться уйти от лавины! Бонд направил лыжи прямо в сторону границы леса, весь согнулся, присел и рванулся вперед, лыжи взвизгнули, унося его в белое пространство.

Только вперед, держись, сукин сын! Руки перед собой! Ветер, который бил в лицо, превращался в настоящую стену перед ним, почти сбивал с ног. А сзади, по пятам, со страшным ревом двигалась лавина. Еще выше среди скал что-то затрещало, защелкало, заскрипело. В движение пришла вся эта чертова гора! Если ему и удастся убежать от этого стремительно несущегося вниз снежного кома и добраться до первых деревьев, что толку. Только в самом лесу он будет в безопасности. Снежная лавина, конечно, сметет, как спички, все ели на расстоянии первой сотни ярдов. Бонд принял решение и взял чуть левее. Просека, прорубленная для «черного» маршрута, должна быть наверняка где-нибудь здесь, ниже последнего флажка, к которому он устремился. Если ее там нет, он конченый человек!

Вот крутой спуск стал подходить к концу. Навстречу ему неслись деревья. Есть ли между ними хоть какой-то, черт возьми, просвет? Да! Но намного левее. Бонд изменил направление движения и сбавил скорость, не переставая напряженно прислушиваться к тому, как менялась амплитуда громовых раскатов позади него и над ним. Уже совсем рядом. Земля задрожала сильнее, конечно, лавина найдет дорогу и среди деревьев, она догонит его даже здесь! Есть! Есть флажок! Бонд, правое плечо вперед — «кристи», резко пошел влево и тут же услышал, как с треском стали падать деревья, звук был такой, как будто одновременно взорвали сотни гигантских хлопушек — рождественских хлопушек! Бонд бросился прямо вдоль широкой просеки между деревьями. Но он слышал, что лавина нагоняет. Треск ломаемых деревьев приближался. Первая пена белого прилива уже плескалась за спиной! Что делают, когда настигает снежная лавина? Было только одно правило. Присядь и крепко держись руками за лодыжки. Тогда, если завалит снегом, будет надежда попробовать отстегнуть лыжи и, может быть, прорыть ход на поверхность! — если конечно, в этой могиле под снегом знать, где поверхность! Если не удастся комом скатиться вниз, тогда превратитесь в сплетение лыж и палок, которые будут торчать во все стороны, в этом случае двигаться вообще не сможете. Слава богу, в конце просеки показалось открытое пространство — последние слегка пологие склоны перед финишем. Но громкий треск позади него все усиливался! Какой высоты может быть эта снежная стена? 50 футов? 100? Бонд достиг конца просеки и резко повернул — «кристи»! Последняя надежда — достичь широкого пояса деревьев внизу и молить бога, чтобы лавина не скосила их всех. Оставаться на пути ревущего монстра, мчащегося за ним, было самоубийством!

Еще один «кристи» — и при развороте правая лыжа зацепилась за корень или низкий кустик; он почувствовал, что летит кубарем неизвестно куда. Он упал, сильно ударившись, захватило дух, лежал, распластавшись. Ну, теперь конец! Нет сил даже дотянуться до лодыжек! Сильнейший порыв ветра ударил в него, и Бонд оказался засыпанным снегом. Земля содрогнулась, уши забил оглушительный рев. Он пронесся над ним и сменился удаляющимся тяжелым грохотом. Бонд смахнул снег с глаз, шатаясь, встал на ноги: лыжи соскочили, очки слетели. На расстоянии одного удара по крикетному шару, просто рядом, стена снега высотой, наверное, футов двадцать величественно спускалась из леса, расстилаясь по пологим склонам. Ее более высокая передняя часть двигалась, разбрасывая вокруг огромные снежные глыбы, уже ярдах в 100 впереди и останавливаться вроде не собиралась. Но там, где стоял Бонд, теперь было тихо и спокойно, если не считать пулеметных очередей потрескивавших в лесу упавших деревьев; приняв на себя удар, они спасли его. Но треск все усиливался. Времени терять было нельзя! Бонд снял промокшую перчатку и сунул руку в карман брюк. Сейчас самое время промочить горло! Он запрокинул голову, выпил содержимое небольшой фляжки до дна и отбросил ее в сторону. «Счастливого Рождества!» — пожелал он сам себе и защелкнул замки креплений.

Он поднялся, голова слегка кружилась, но алкоголь уже приятно согревал изнутри. Бонд двинулся правее, решив преодолеть последнюю милю пологого склона, он уходил подальше от все еще мчащейся с шумом снежной реки. Проклятье! В конце склона была натянула металлическая сетка! Придется опять выходить на прежнюю трассу, жаться ближе к фуникулеру. Вроде бы там все спокойно. Гондолы не было видно, но пение тросов не прекращалось. Неужели кабинка, направляющаяся вниз, пустилась в обратный путь к пику Глория, неужели там посчитали, что он погиб под снежной лавиной? На станции канатки внизу горел свет, перед зданием виднелся какой-то внушительных размеров черный лимузин — и больше никаких признаков жизни. Ну что ж, другого пути все равно не было, надо возвращаться на трассу. Бонд легко скользнул вниз, расслабившись, давая телу отдохнуть, восстанавливая дыхание.

Резкий звук выстрела крупнокалиберного пистолета и фонтанчик снега, поднятый ударившей рядом с ним пулей, вернул его к действительности, заставив собраться. Он резко вильнул в сторону и бросил взгляд направо, откуда был сделан выстрел. Еще одна вспышка. За ним гнался лыжник. Один из инструкторов! Конечно! Он, должно быть, поехал по «красному» маршруту. Значит, другой преследовал его по «черному» склону? Дай ему бог! Бонд стиснул зубы от злости и прибавил скорость: пригнувшись, он мчался вниз зигзагами, мешая преследовавшему его человеку как следует прицелиться. Выстрелы продолжали раздаваться. Пожалуй, они выскочат на трассу почти одновременно!

Бонд во все глаза смотрел на стремительно приближавшуюся линию финиша.

В металлической сетке открылся широкий проход, перед станцией канатной дороги была расположена большая стоянка для автомобилей, затем шла низкая насыпь, которая защищала основную железнодорожную ветку Ратишбан, шедшую к Понтресине и дальше, к перевалу Бернина. По другую сторону железнодорожных путей насыпь спускалась к дороге из Понтресины в Самаден, а до ветки на Санкт-Мориц было, по-видимому, еще мили две.

Очередной выстрел поднял снег перед ним. Шестой по счету. В любом случае у стрелка должны были кончиться патроны. Хотя что в том толку. Сил для схватки у Бонда больше не оставалось.

На железнодорожном полотне показался огромный светящийся шар, и, прежде чем он исчез за станцией канатной дороги, Бонд понял, что это шел экспресс, он даже расслышал звук работающего дизеля. Боже! Экспресс как раз поравняется со станцией канатной дороги, когда Бонд будет пересекать железнодорожное полотно! Хватит ли у него сил добежать до низкой насыпи, преодолеть ее, перескочить через путь прямо перед поездом? Это последняя надежда! Бонд энергично заработал палками, чтобы увеличить скорость. Из замеченного им раньше черного лимузина выскочил человек и присел, целясь в него. Бонд стал опять петлять из стороны в сторону, а этот тип сосредоточенно вел огонь. Но Бонд уже оказался рядом; проскакивая мимо, он со всей силой всадил в него острый, как у рапиры, конец лыжной палки и почувствовал, как она прошла через одежду. Мужчина вскрикнул и упал. Инструктор, находившийся всего в нескольких метрах сзади, что-то прокричал. Большой желтый глаз поезда высветил рельсы, и боковым зрением Бонд увидел огромный красного цвета снегоочиститель, находившийся под головным прожектором, снег от него летел в разные стороны двумя белыми крыльями. Пора! Бонд стремительно пересек стоянку, направляясь прямо к насыпи, и, как только достиг ее, с ходу воткнул палки в землю, чтобы приподняться на них и оторвать лыжи от земли; его с силой подбросило вверх. Внизу промелькнули стальные рельсы, в ушах раздался скрежет тормозов, звонкие удары металла, воздух пронзил рев сирены — все это в каких-то метрах от него. Он упал на покрытую льдом дорожку, попытался встать, снова упал и благополучно уткнулся в огромный сугроб, возвышавшийся на противоположной стороне дорожки. Когда завершал свой полет, услышал позади себя страшный крик, звук разносимого в щепки дерева, визг тормозов поезда.

В тот же миг белая пена из-под снегоочистителя, долетавшая до Бонда, стала розовой!

Бонд стер снег с лица и, взглянув на руку, почувствовал тошноту. Боже мой! Тот, кто пытался догнать его, опоздал с прыжком или промахнулся и попал в смертоносные объятия снегоочистителя! Мясорубка! Бонд набрал горсть снега с откоса и вытер им лицо и волосы. Набрал еще снега и очистил свитер. Вдруг до него дошло, что люди в ярко освещенных вагонах над ним открывают окна. Некоторые уже спустились на железнодорожное полотно. Бонд собрался с силами и попробовал катиться по грязному льду дороги. Вдогонку ему раздавались крики — яростные крики швейцарцев. Бонд продолжал идти, вдавливая лыжи в снег, лежавший на обочине. Впереди него, в узком черном проеме дороги, перед его мысленным взором, закружились огромные красные лопасти, засасывая его в свой стальной водоворот. Близкий к беспамятству, Бонд все ближе и ближе подходил к этому манящему кровавому водовороту.

Бонд с трудом держался на ногах, лицо его было серым, двигался он словно по инерции, а еще предстояло пройти около двух миль, спустившись из оставшегося позади коварного Ланглауфа к гладким склонам Самадена. Один из проезжавших мимо автомобилей, гремя цепями на колесах, вынудил его отступить к снежному сугробу. Он на мгновение прислонился к мягкой поверхности, дыхание его было похоже на вырывавшиеся из груди рыдания. Он снова заставил себя двигаться вперед. Он уже далеко ушел, это у него неплохо получается! Лишь несколько сотен ярдов отделяло его от огней прекрасного, беспорядочно раскинувшегося крошечного рая, там люди, там приют! Стройная колокольня деревенской церкви была залита светом, другое большое светлое пятно образовывала группа искрящихся приветливыми огоньками домов. В неподвижном морозном воздухе раздавалась мелодия вальса. Каток! Бал на катке в честь Рождества. Это было как раз то, что надо! Толпа! Веселье! Суматоха! Затеряться так, чтобы ускользнуть от двойной погони, которую к этому времени должны были организовать за ним и СПЕКТР; и швейцарская полиция, полицейские и гангстеры рука об руку!

Лыжи Бонда уперлись о конский навоз, наверняка здесь проехали сани с гуляющими. Он пошатнулся, как пьяный, и едва не упал в сугроб около дороги, но выпрямился, еле слышно выругавшись. Вперед! Возьми себя в руки! Подтянись! Уж совсем прилично выглядеть не обязательно. В конце концов — канун Рождества. А вон и ближайшие дома. Слышны звуки аккордеона; легкая музыка, вызывающая ностальгию, доносилась из гостиницы с красивой железной вывеской над дверью. "Вот показался извилистый подъем — дорога на Санкт-Мориц. Бонд стал с трудом преодолевать подъем, осторожно ставя палки. Он провел рукой по своим спутанным волосам и сдернул мокрый от пота носовой платок на шею, подсунув его концы под воротник рубашки. Волны музыки накатывались на него, пространство катка струилось светом. Бонд заставил себя выпрямиться. Здесь скопилось много машин, лыжи были воткнуты в сугробы, стояли тобогганы и санки, висели гирлянды серпантина, перед входом — огромное объявление на трех языках: «Большой рождественский бал! Маскарад! Всего 2 франка! Приведите с собой всех друзей! Ура!»

Бонд воткнул палки, наклонился, чтобы расстегнуть крепления. И упал на бок. Если бы только он мог просто полежать так, уснуть на твердом утоптанном снегу, который казался ему лебяжьим пухом! Он тихо застонал и с трудом сел. Крепления здорово замерзли, покрылись толстым слоем льда, так же, как и ботинки. Он взял палку и попытался сколоть лед с металла. Наконец застежки расстегнулись и ремни слетели. Куда положить это чертово снаряжение, спрятать яркие красные метки? Он поволок их по протоптанной тропинке к входу, освещенному разноцветными огнями, сунул лыжи и палки под какой-то большой автомобиль и пошел, пошатываясь дальше. Человек у столика, где продавали билеты, был, кажется, пьян. Он поднял на него мутные глаза.

— Два франка, — произнес он на трех языках, немецком, английском и французском. Вся фраза слилась в одно слово-гибрид. Бонд ухватился за стол, положил монеты и взял билет. Человек уставился на Бонда. — Маскарад, бал, все в костюмах. — Он полез в коробку, стоявшую рядом с ним, и бросил на стол черно-белую маску-домино. — Один франк. — Он криво улыбнулся. — И теперь вы — самый что ни на есть гангстер, тайный агент. Договорились?

— Конечно, — Бонд заплатил франк и надел маску. Он с трудом отпустил стол и стал пробираться к входу. Вокруг большого квадратного катка поднимались ряды деревянных скамеек. Слава богу, можно сесть! В нижнем ряду рядом с проходом было свободное место. Бонд, споткнувшись о деревянные ступени, плюхнулся на скамью. Он попробовал сесть как следует.

— Прошу прощения, — произнес он затем, и голова его упала на руки.

Девушка, сидевшая рядом с ним в группе ковбоев, клоунов и пиратов, одернула свою украшенную блестками юбку и что-то прошептала на ухо соседу. Бонду было все равно. Не вышвырнут же они его в такую ночь. Из громкоговорителей доносились рыдания скрипок, исполняли «Вальс на катке». Откуда-то сверху раздался голос церемониймейстера: «Последний танец, дамы и господа. А потом все на лед, все в круг, все участвуют в финальной части нашего праздника. До полуночи осталось десять минут! Последний танец, дамы и господа! Последний танец!» Раздались аплодисменты. Люди весело смеялись.

«Боже милостивый! Только этого не хватало! — успел подумать Бонд. — Неужели нельзя оставить меня в покое?» — И он заснул.

Прошло, как показалось Бонду, несколько часов, когда он почувствовал, как кто-то трясет его за плечо.

— На лед, сэр. Пожалуйста. Все на лед для заключительного танца. Осталась одна минута.

Рядом с ним стоял мужчина в фиолетовой с красным униформе, он нетерпеливо поглядывал вниз.

— Уйдите, — сказал Бонд тупо.

И тут какой-то внутренний голос подсказал ему, что следует избегать скандалов, не обращать на себя внимания. Он еле-еле поднялся на ноги и сделал несколько шагов к катку, с трудом удерживаясь на ногах. Голова у него была опущена, как у раненого быка, и он поводил ею слева направо, вот он заметил разрыв в хороводе, кружившемся вокруг катка, и осторожно проскользнул туда. Кто-то протянул ему руку, и он благодарно ухватился за нее. С другой стороны к нему тоже пытались прицепиться. А потом произошло нечто неожиданное. Прямо с противоположного конца катка рванулась навстречу ему женщина в короткой черной юбочке и ярко-розовой, отороченной мехом куртке, она стрелой пересекла каток и резко остановилась перед Бондом. Бонд почувствовал, как льдинки ударили по ногам. Он поднял глаза. Лицо показалось знакомым — эти сверкающие голубые глаза, горделивое выражение лица, сейчас несколько скрытое золотистым загаром, и ослепительная волнующая улыбка. Кто же это, черт побери?

Девушка протиснулась и встала рядом с ним, схватила его правую руку, потом обе руки.

— Джеймс, — взволнованно прошептала она. — О, Джеймс это я! Трейси! Что с тобой? Откуда ты взялся?

— Трейси, — сказал Бонд тупо. — Трейси, держи меня покрепче. Мне плохо. Потом все расскажу.

Заиграла старая рождественская мелодия, и все, продолжая держаться за руки, стали покачиваться из стороны в сторону в такт музыке.