"Ты, только ты" - читать интересную книгу автора (Филлипс Сьюзен Элизабет)Глава 4Дэн распахнул холодильник, вынул бутылку молока. Откручивая крышку, он услышал, как в кухню вошла Вэлери. Зная, что это раздражает ее, он все же поднес бутылку к губам и сделал глоток. — Ради Бога, Дэн, возьми стакан, — сказала она занудным голосом. Он сделал еще один глоток, поставил бутылку на место и только потом повернулся к ней. Она смыла с лица макияж и казалась усталой. Ее воздушные каштановые волосы, не сдерживаемые теперь дурацкой заколкой, падали почти до плеч, школьная форма уступила место полночной синевы пеньюару, окантованному черными кружевами. — Где ты откопала вчерашний костюмчик? — Одолжила удочери моей секретарши. Сказала, что собираюсь на костюмированный бал. — Она закурила, хорошо зная, что он не выносит табачного дыма. — Твой ночной спектакль перешел все границы. Шестнадцатилетние девочки не привлекали меня с двенадцати лет. Она пожала плечами и выдохнула дым. — Это внесло какое-то разнообразие, ничего больше. Не такое уж и разнообразие, подумал он; все сексуальные фантазии Вэлери имели одну тенденцию. Она потерла бедро и поморщилась. — Тебе не следовало лупить меня так сильно. — Любимая, я сдерживался как мог. Она долго смотрела на него, словно прикидывая, ударить его или обождать, и, по-видимому, решила обождать, потому что направилась к маленькому кухонному столику, перелистывая свой табель-календарь. — Еще несколько недель я более или менее свободна. Какие у тебя планы на уик-энд? — Я буду в Мидоулендзе. Мы играем с «Ракетами». Он отошел от холодильника и взял из фруктовой вазы банан. Она потушила сигарету, надела очки. — Как насчет четверга? — Собрание. Хотя в пятницу я свободен. — В пятницу город встречает вице-президента. И предстоит еще один прием. — Тогда в среду вечером… приблизительно после полуночи. — Похоже, получится. Хотя… — Она захлопнула блокнот. — У меня начнутся месячные. Сняв очки, она потерла переносицу, прикурила еще одну сигарету и с деланной оживленностью произнесла: — Мы что-нибудь придумаем. У нас уже это бывало. — Мы в разводе почти год, Вэл. Тебе не кажется, что надо бы положить этому конец? — Пока не вижу нужды. Подождем, пока один из нас не заведет нового партнера. — Или пока мы не убьем друг друга, что случится гораздо раньше. Она пропустила его колкость мимо ушей. — Я просто не представляю, как с этим справиться. Меня привлекают грубые, мощные мужчины. Такие, как ты, Дэн. И таких мало. Он бросил кожуру банана в раковину. — К тому же мы оба достаточно брезгливы, чтобы играть в сексуальную рулетку, — сказала она. — Партнеры с улицы нас не устроят. — И ты сходишь с ума по моему малышу? Дэн прекрасно знал, что у Вэл напрочь отсутствует чувство юмора. Его саркастическое замечание взорвало ее. Ее ноздри расширились от негодования. Он понял, что Вэлери завелась. Она тут же обвинила его в бесчувственности, плюс в непорядочном поведении, а также и в том, что ему ни до чего нет дела, что в его душе нет ничего, кроме желания загребать призы и награды. Поскольку она была во многом права, он отключился и молча расправлялся с бананом. Он понимал, что ее проблемы гораздо круче его проблем и, пожалуй, жалость к ней была единственной причиной, по которой он пошел на это тяготящее его соглашение. Как к женщине, входящей в палату представителей конгресса, к ней предъявляли более жесткие моральные мерки, чем к ее коллегам-мужчинам. Избиратели могли бы простить некоторые грешки своим конгрессменам, но они никогда бы не простили их Вэл. Кроме того, она была одним из немногих честных законодателей в Вашингтоне, и он считал помощь ей чуть ли не своим патриотическим долгом. Нельзя отрицать — с некоторой выгодой и для себя самого. У него было столько любовных связей на раннем этапе его спортивной карьеры, что теперь он потерял к ним аппетит. Впрочем, и секс с Вэлери в последнее время доставлял ему мало радости. Теперь он понимал, что они были несовместимы с первых дней знакомства, но меж ними заполыхал такой сексуальный пожар, что в его пламени меркло сознание. На первых порах Вэлери была очарована его грубой нетерпеливостью и яростной агрессивностью — теми качествами, которые позднее стали выводить ее из себя. Ее утонченное воспитание не позволяло ей примириться с простыми манерами паренька, выросшего в глухом углу Алабамы. Вскоре и он обнаружил, что она вовсе не стремится к созданию прочной и дружной семьи. Ее гневные тирады меж тем стали затухать, и Дэн припомнил, что у него тоже имеется к ней кое-какой счет, который не худо бы предъявить. — Я знаю, что ты во многом права, Вэл, но теперь передохни и выслушай меня. Если ты опять распустишь язык и дашь кому-нибудь интервью, подобное тому, что появилось в прессе на прошлой неделе, твоему адвокату перезвонит мой адвокат, и наш развод нельзя уже будет назвать дружелюбным. Она отвела взгляд: — Это была ошибка. — Знаешь, что я вдалбливаю моим парням? Нет такой вещи, как ошибка, есть отсутствие предвидения. — Он всегда подавлял людей своими физическими размерами и довел эту привычку до автоматизма, поэтому инстинктивно приблизился к Вэл и навис над ней как скала. — Я не прихожу в дикий восторг, когда суют нос в мое белье, и вовсе не схожу с ума от радости, когда не кто-нибудь, а спортивный обозреватель в «Новостях дня» называет меня ограниченным психопатом. Она нервным движением поправила волосы. — Это было сказано не для прессы. Репортер не должен был этого публиковать. — Начнем с того, что тебе не следовало допускать подобных высказываний. С этого момента, будь добра, на все расспросы о нашем разводе отвечай одно: «Не сошлись характерами». Иначе я найду на тебя управу. — Ты говоришь так, словно хочешь меня запугать. — Она пыталась вспылить, но ей это не удалось, и он понял, что она чувствует себя виноватой. — Я только напоминаю тебе, что множество мужчин в этом городе могут и не проголосовать за женщину, поливающую грязью бывшего мужа, которого, между прочим, они как-никак знают. — Ну хорошо, я сожалею. В тот день я поговорила с тобой по телефону, и ты разозлил меня. — Вэлери, я раздражаю тебя постоянно, нельзя же каждую нашу стычку превращать в повод для публичной тенденциозной исповеди. Она попыталась переменить тему разговора: — Я слышала, что похороны Берта прошли весьма нестандартно. — На губах Вэлери заиграла тонкая улыбка. — Все же Бог есть. И он каждому воздает по заслугам. Дэн вовсе не собирался перемывать с ней косточки Берту, хотя бы потому, что был с ним знаком и пожимал ему руку. Берт нравился мужчинам, но не женщинам, и не о чем тут говорить. — Это вовсе не забавно, Вэл. Человек умер, а его дочь превратила его похороны в цирк. — Я слышала о ней всякие россказни. Как она выглядит? — Шлюха высокого класса, только глупа как пробка. Совершенно никчемное существо. — Она долгие годы была подругой Артуро Флореса. В ней должны быть какие-нибудь достоинства. — Не могу представить какие, разве что те, которые прямо бросаются в глаза. Например — бюст. Берт говорил со мной о ней пару раз. Он до чертиков стыдился того, что прелести его дочурки выставляются напоказ всему свету. — Флорес был великим мастером кисти. Берт ему не судья. Что может понимать в живописи человек, который носился с идеей оклеить золотыми ленточками промежности юных глупышек — поклонниц его команды. — Ни одна из этих юных глупышек не была его дочерью. А реализация билетов действительно шла медленно. Она ощетинилась: — Значит, и тебе эта идея пришлась по вкусу? Он вздохнул: — Это была шутка, Вэл. Расслабься. — Ты отвратителен. Твои шутки не знают границ. — Я — отвратителен? Ну что ж… Давай поглядим на твои идеи. Например, на вчерашний спектакль с совращением малолетней. Заруби себе на носу, Вэл, если я и взгрел по твоей же просьбе твой зад, это не значит, что именно такой способ отношений между полами мне по нутру. Она напряглась: — Ты просто животное, Дэн. Тебе недоступны нюансы. Ты вел такую разгульную жизнь, что уже позабыл, что женщина — это нечто большее, чем сиська да писька. — Вот уж воистину прекрасные слова. Тем более из уст члена конгресса Соединенных Штатов. — Ты не исследуешь своих ощущений. Ты отказываешься делиться своими эмоциями. Ты — толстокожее примитивное существо. На кончике языка у него уже вертелось напоминание о том, что, когда бы он ни пытался поделиться с ней эмоциями, она обращала этот акт в длящееся всю ночь напролет обсуждение его недостатков. — А женщины спускают тебе все это с рук, — продолжала она. — Вот что действительно огорчительно. Они все тебе спускают с рук, потому что… Ладно. Не имеет значения. — Нет, Вэлери. Продолжай. Закончи свою мысль. Если я настолько ужасен, отчего же они мне все это спускают с рук? — Потому что ты богат и хорош собой, — быстро проговорила она. — Это не то, что ты собиралась сказать, Вэл. Ты же сама проедаешь мне плешь поучениями, что человеку следует быть откровенным. Может быть, ты применишь эти проповеди к себе? — Они все спускают тебе с рук потому, что ты такой самоуверенный, — сухо сказала она. — Им нравится, что в тебе нет ни капли сомнения в собственных силах. Даже сильной женщине приятно сознавать, что она в безопасности, коль скоро ее прикрывает такая скала. Хотя эти слова были сами по себе лестными, они оказали обратный эффект. Он почувствовал, как раскаленная спираль ярости разгорается где-то в глубине его существа. — Вы, женщины, это нечто, — скрипнул он зубами. — Когда вы соберетесь понять, что у Бога были причины разделить мир на два пола? Нельзя быть и тем и другим одновременно. Или мужчина — это мужчина, или он таковым не является. Нельзя ждать от бойца, что он по чьей-то указке свернется в клубок на диване или ни с того ни с сего рассыплется в откровениях. — Убирайся! — С радостью! — Он подхватил ключи от «феррари» и направился к двери, но, прежде чем дошел до нее, обернулся, чтобы нанести последний удар: — Знаешь, в чем твоя проблема, Вэлери? Твои трусишки тебе не по размеру. Так что в следующий раз, когда будешь менять белье, выбери себе что-нибудь в мужском отделе. Предсезонный матч с «Ракетами» закончился полным провалом. Если бы «Звезды» играли с достойным соперником, разрыв в счете не был бы столь оскорбителен, но получить поражение с разрывом в пятнадцать мячей от каких-то паршивых «Ракет» — это уже не лезло ни в какие ворота. Джим Байдерот, начинающий нападающий «Звезд», получил травму прямо перед игрой, его дублер потянул связку неделей раньше, так что Дэн был вынужден сделать ставку на Си. Дж. Брауна — ветерана с пятнадцатилетним стажем, суставы которого были скреплены авиационным клеем и только потому не рассыпались. Если бы играл Бобби Том… но Бобби Том в Чикаго у телевизора. В довершение всех неприятностей новая хозяйка «Звезд», очевидно, вернулась из отпуска, но она так и не отвечала на звонки. Дэн прошиб кулаком дыру в стене раздевалки, когда Рональд Мак-Дермит сообщил ему об этом, но это делу не помогло. Он никогда не предполагал, что может ненавидеть что-нибудь сильнее, чем проигрыши в матчах, но это было до того, как Фэб Сомервиль вошла в его жизнь. В общем, тянулась унылая неделя. Рэй Хардести, бывший нападающий «Звезд», которого Дэн не так давно вывел из состава команды, в состоянии полного одурения врезался в ограждение на скоростном шоссе Кейлумет. Он умер мгновенно, и с ним погибла его подружка — девчонка восемнадцати лет Во время похоронной церемонии Дэн смотрел на печальные лица родителей Рэя и спрашивал себя — могли он сделать что-нибудь еще. Разумом он понимал, что нет, но все равно эта смерть легла камнем на его душу. Единственным светлым пятном этой недели были съемки в детском саду графства Дю-Пейдж, в которых он принял участие на общественных началах. Съемки делались для телепрограммы «Общая дорога». Первое, что он увидел, прибыв на место съемок, была конопатая, рыжеволосая воспитательница, сидевшая на полу и читавшая вслух сказку группе четырехлеток. Сердце его размягчилось и на душе потеплело, когда он засмотрелся на ее усыпанный веснушками нос и вымазанные зеленой краской руки. После съемки он пригласил ее в кафе на чашечку кофе. Ее звали Шэрон Андерсон, она была молчалива и застенчива и совсем не похожа на женщин, к которым он привык. Хотя делать предположения было рановато, он, возвращаясь домой, все же задал себе вопрос — не нашел ли он наконец то, чего ему так не хватает в жизни? Но светлое чувство от встречи с Шэрон было перечеркнуто днем матча с «Ракетами», и душа его клокотала в бессильной ярости, и так продолжалось до тех пор, пока, стоя на тартановой площадке в ожидании чартерного рейса, который должен был доставить их обратно в Чикаго, он вдруг не выпалил: — Сукина дочь! Он так резко повернулся, что налетел на Рональда Мак-Дермита, который, потеряв равновесие, выронил из рук книгу. «То, что доктор прописал!» — мрачно подумал Дэн, ибо таков уж он был от рождения. Этот слюнтяй Рональд был не так уж внешне и неприятен, но слишком аккуратен, слишком вежлив и, главное, слишком молод, чтобы управлять «Чикагскими звездами». Главный менеджер в иерархии футбольных команд стоял на ступеньку выше тренера, поэтому теоретически Дэн работал на Рональда. Но Рональд был, как уже сказано, слюнтяй, и практически с ним не церемонились. Рональд поднял упавшую книгу и посмотрел на него с таким выражением, которое вновь вывело Дэна из себя. — Прошу извинить, тренер. — Ради всего святого — это ведь я толкнул тебя. — В общем… конечно… гм… да… Дэн повесил свою сумку на плечо Рональда — Поручите кому-нибудь забросить ее ко мне домой. Я полечу последним рейсом. Рональд обеспокоенно взглянул на него: — Куда это вы собираетесь? — В общем, так, Рональд. Я собираюсь пойти и сделать за тебя твою работу. — Я… прошу извинить, тренер, но я не понимаю, о чем идет речь. — Речь идет о том, что я собираюсь взглянуть в глаза нашей новой владелице, а потом ознакомить ее с несколькими фактами из жизни огромненькой, гаденькой, грязненькой и противненькой НФЛ. Рональд сглотнул так тяжело, что его кадык заходил по горлу, как лифт. — Послушайте, тренер, похоже, это не очень хорошая идея. Кажется, она не хочет, чтобы ее беспокоили делами команды. — Жаль, — Дэн растягивал слова, удаляясь, — я как раз собираюсь побеспокоить ее, и, надо отметить, весьма чувствительно. |
||
|