"Медовый месяц" - читать интересную книгу автора (Филлипс Сьюзен Элизабет)

Глава 16

Хани глядела на Дэша, не отрываясь.

Лифт стремительно понесся вверх, и она прижала бутылку к груди. Выпила она слишком много, но была не настолько пьяна, чтобы не почувствовать исходящей от Дэша угрозы. Лицо белое и неподвижное, держится сурово. И еще эта сжатая в кулак рука у бедра.

— Не следовало брать тебя сюда, — ядовито произнес он. Алкоголь в крови придал ей безрассудства.

— Разумеется, не следовало, ты же в упор меня не видел весь вечер!

Двери раздвинулись. Хани прошмыгнула мимо него в коридор, держа в руке бутылку шампанского, но двигалась недостаточно быстро, и сбежать не удалось.

Протянув руку, Дэш сорвал с ее плеча сумочку.

— Ты же пьяна!

Пьяной Хани не была, но и трезвой ее тоже вряд ли можно было назвать.

— Тебе-то что за дело?

Его зеленые глаза превратились в льдинки.

— Дело есть, и еще какое.

Когда добрались до ее номера, он нашарил в ее вечерней сумочке ключ. Открыв дверь одной рукой, другой втащил ее внутрь.

— Убирайся отсюда! — выкрикнула она. Дверь за ним закрылась.

— Отдай-ка мне бутылку! Не хочу, чтобы ты пила.

Она совсем позабыла о шампанском, которое стащила со стола. Пить ей больше не хотелось, но, услыхав его требование отдать бутылку, она решила не уступать. С какой стати? Он не вымолвил ни слова и когда Ванда разлучила их на свадьбе, и позже, когда усадила за разные столы. Танцевал с кем угодно, только не с ней. Хани была задета и разобижена, да и не слишком трезва, чтобы не бросить ему вызов:

— Почему это я должна выполнять твои приказы?

— Потому что ты пожалеешь, если вздумаешь ослушаться!

Дэш шагнул к ней, и она, подавшись назад, стала отступать через гостиную, пока не уперлась в стену. Сделав шаг в сторону, она пятясь зашла в спальню.

— Отдай бутылку! — Дэш вошел через дверь вслед за ней; выражение лица его не предвещало ничего хорошего.

И тут Хани поняла, что наконец-то добилась всего его внимания. Сердце бешено забилось, и она решила, что лучше уж сносить его гнев, чем терпеть безразличие.

Прижав бутылку к груди, Хани сбросила туфли и пошла в наступление:

— Последнее время ты просто замучил меня своими заботами, Дэш Куган! Можешь убираться ко всем чертям.

— Давай ее сюда, Хани!

Икры ног уперлись в кровать. Хани вскарабкалась на нее, чувствуя, что затевает опасную игру, но остановиться уже не могла:

— А вот попробуй отбери ее у меня!

Он резко подался вперед и вырвал бутылку у нее из рук.

Всецело поглощенная своими переживаниями, Хани напрочь позабыла о его пристрастии к алкоголю. Но сейчас, увидав в его руках откупоренную бутылку, она вся похолодела.

Прошло несколько томительных секунд, потом его лицо исказила гримаса отвращения. В два шага достигнув изножья кровати, он швырнул бутылку в урну для мусора с такой силой, что тот опрокинулся набок. Часть шампанского пролилась на ковер.

Когда Дэш повернулся к Хани, она уже стояла на середине кровати. Лицо его стало угрюмым. Она начала неуклюже отступать, пока не добралась до передней спинки. Стараясь не потерять равновесие, прислонилась к стене, отчего грудь слегка подалась вперед.

Дэш застыл. Хани уставилась в его глаза, скользившие по ее телу. Сменяя одна другую, уплывали секунды. Шум крови в ушах стал громче. Проследив за его взглядом, она увидала, что платье задралось до бедер. Ее охватило опасное возбуждение, более сильное, чем страх. Опершись ладонями о стену, она сильнее согнула ноги в коленях, и подол платья поехал еще выше.

— Прекрати, — хрипло сказал он.

Ею овладело неистовство, целый вечер кружившее где-то рядом. Хани развела бедра.

— В чем дело, ковбой? — охрипшим голосом проговорила она. — Не хочешь ли немного согреться?

— Ты же не ведаешь, что творишь!

— Бедный папочка, — издевательски нежным голоском пропела она.

— Не называй меня так, — резко сказал он.

Оттолкнувшись от стены, она по кровати двинулась к нему, утопая ногами в матраце. Шампанское бродило в крови, придавая храбрости, отваги, разжигая доселе дремавшие инстинкты. Кривляясь, она начала что-то напевать ему, поддразнивать какой-то несуществующей связью, побуждая признаться, что он отгораживается ложью.

— Ах, мой папочка. Славный папашка…

— Никакой я тебе не папа! — взорвался Дэш.

— Ты уверен?

— Не надо…

— Ты уверен, что ты не мой папочка?

— Я не…

— А ты убедись, Дэш! Ну, пожалуйста.

Дэш в оцепенении остановился, и Хани впервые посмотрела на него сверху вниз. Ее тело стало неуклюже наклоняться вперед. Он не шелохнулся, когда Хани, склонившись, закинула руки ему на шею.

— А я уверена, — сказала она.

Дэш не ответил, и тогда Хани завладела его ртом, жадно целуя, используя язык и зубы для полноты ощущений. Захватив губами его рот, она вторглась в него, словно была опытной женщиной, а он — всего лишь новичком.

Дэш весь был лед и сталь. Оцепеневший. Неподатливый.

Хани уже ничто не могло остановить. Если уж им выпал только этот один-единственный момент истины, она выжмет из него все до капли и заставит длиться целую вечность! Теперь их разделяли лишь те барьеры, что он сам воздвиг в своем сознании. И она еще глубже проникла в его рот.

Из глубин его существа исторгся стон, и Дэш запустил руку ей в волосы. Притянул вниз, она стала падать, и он принял весь ее вес на себя. Рот его раскрылся, и он перешел в наступление.

Его поцелуй был грубым и глубоким, полным неутолимой жажды. Ей захотелось утонуть в нем. Захотелось всем телом протиснуться через его рот и найти в нем прибежище. И вместе с тем захотелось стать больше и сильнее настолько, чтобы суметь овладеть им и заставить его полюбить ее так, как она любит его.

И тут она почувствовала, как он содрогнулся. Мучительно застонав, Дэш отстранился:

— Ты хоть понимаешь, что вытворяешь? Хани опустилась на колени. Протянув руки, обхватила его бедра и прижалась к крепким плоским мышцам живота.

— Вытворяю как раз то, что хочу вытворять.

Схватив за плечи, он оттолкнул ее:

— Ну хватит! Ты заходишь слишком далеко, детка!

Она откинулась назад. Потом тихо произнесла:

— Я тебе не детка.

— Тебе же всего двадцать! — резко сказал он. — Ты еще ребенок.

— Лжец, — прошептала она.

Его глаза потемнели от боли, но в ней не было ни капли жалости. Это ее ночь. Возможно, единственная, которая ей достанется. Не вдаваясь в обсуждение своих намерений, она завела руки на затылок под волосы и дотянулась до крючка с петелькой вверху разреза платья. Расстегнув крючок, потянула «молнию». «Молния», тихо взвизгнув в напряженной тишине комнаты, раскрылась, и платье соскользнуло с плеч.

Хани встала на пол рядом с кроватью. Платье сползло с бедер на пол, и она осталась в кружевном бюстгальтере, мерцающих лайкрой колготках и отливающих ледяной голубизной трусиках.

У Дэша внезапно сел голос:

— Ты пьяна. Ты даже не представляешь, чего просишь.

— Вполне представляю.

— Ты разгорячена и хочешь мужчину. Причем все равно кого.

— Неправда. Поцелуй меня еще.

— Больше никаких поцелуев, Джейн Мэри.

— Какой ты чопорный, — возразила она, не давая ему прятаться за их сценической ролью.

— Я не…

Хани поймала его крепкое запястье и, притянув руку к себе, накрыла его ладонью свою грудь.

— Дэш, чувствуешь, как колотится мое сердце? — Она поводила ладонью взад-вперед, и сосок под шелковистой материей затвердел. — Ты чувствуешь это?

— Хани…

Хани провела его рукой между своих грудей и ниже, к ребрам:

— Ты чувствуешь меня?

— Не делай…

Она выждала лишь мгновение, затем передвинула его руку на шелковистую ткань трусиков между ног.

— О Господи! — Дэш коснулся ее, сомкнул вокруг нее ладонь и тотчас отдернул, словно обжегшись.

— Прекрати немедленно, ты слышишь меня?! — рявкнул он. — Ты пьяна и ведешь себя как шлюха! Перестань сейчас же!

— Ты испугался, что ли? — Она опустила глаза на его брюки. — Я же вижу, как ты хочешь меня, но тебе страшно в этом признаться.

— Что за чепуха! Ты даже не представляешь, о чем говоришь. Ведь ты ничего не смыслишь в любви. И потом, я на сотню лет старше тебя. А ты еще просто ребенок!

— Тебе сорок три. Не такая уж и древность. Да и целовал ты меня совсем не как ребенка.

— Ни слова больше. Я не шучу, Хани!

Но внутри накопилось слишком много боли, и остановиться было уже невозможно. Выпятив челюсть, она набросилась на него:

— Какой же ты трус!

— Довольно!

— У тебя не хватает мужества признаться в своих чувствах ко мне.

— Прекрати!

— Будь я такой же трусихой, как ты, мне даже в зеркало было бы противно смотреться.

— Я же сказал, прекрати!

— Да я бы просто убила себя, наверняка убила. Взяла бы ножик и воткнула его…

— Предупреждаю в последний раз!

— Трус!

Дэш схватил ее за руку, едва не сбив с ног, и притянул к себе. Приблизив к ней искаженное лицо, он в упор зашипел:

— Так ты хочешь этого?

Поцелуй был жестким и алчным, и Хани испугалась бы, не гори все в ней таким жарким огнем.

Ее податливость не остудила Дэша, а напротив, лишь пуще разожгла его гнев. Отодвинувшись от нее, он сбросил смокинг.

— Отлично! Больше я не намерен играть с тобой в игрушки. Что хочешь, то и получишь.

Он сорвал бабочку и принялся за сорочку. Запонки из оникса полетели в угол. Он тяжело дышал и, судя по всему, дошел до предела.

— И не надейся, что потом будешь приходить ко мне плакаться!

Она следила, как он расстегивает ремень и стягивает сорочку.

— А я и не собираюсь плакать.

— Ты даже не подозреваешь, что сейчас с тобой будет. — Он швырнул туфлю через всю комнату. — Ты же ничего не знаешь, ведь так?

— Ничего… по крайней мере ничего из практики. Дэш стянул второй башмак, с руганью зашвырнув его под кровать.

— А здесь единственное, что важно, так это именно практика. И не думай, я не собираюсь давать тебе поблажку. Никогда этого не делал. Ты сама захотела любовника, крошка. И сейчас получишь все сполна.

У Хани все мышцы обмякли, возбуждение сменилось страхом. Но даже и страх не мог прогнать ее из комнаты, слишком сильной была в ней жажда его любви.

— Дэш!

— Ну?

— Ты… Мне сейчас снять остальное или как?

Его руки замерли на поясе брюк. Он опустился на стоявший позади стул и несколько мгновений сидел неподвижно. Она затаила дыхание, молясь, чтобы этот опасный незнакомец, усиленно пытающийся запугать ее, и небезуспешно, опять превратился в того человека, которого она так любит. Но, увидев его сжатый рот, она поняла, что смягчаться он не намерен.

— Наконец-то хоть одна здравая мысль. — Он вытянул ноги и, скрестив их, принялся изучающе рассматривать ее. — Ты просто снимай все это, но только красиво и помедленнее, а я буду наблюдать.

— Ну почему тебе обязательно надо делать все это так ужасно?

— А чего ты ожидала, детка? Ты думала, что будут только стишки и поцелуи? Если тебе этого хотелось, тогда надо было заарканить какого-нибудь мальчишку. Такого же несмышленого в этой игре, как и ты сама. Кого-нибудь с приятными манерами, кто проводил бы с тобой время, даже не помышляя обидеть так, как обижу сейчас я.

— Ты не обидишь меня.

— А вот тут ты ошибаешься. Собираюсь обидеть, и еще как. Ты только взгляни, какой я здоровенный. Ну-ка снимай белье. Или ты готова признать, что совершила ошибку?

Хани захотела убежать от него, но не могла. Еще никто и никогда не одаривал ее любовью, и если он может дать ей только это, то она примет все, что он ни предложит.

Когда Хани, заведя руки за спину, стала расстегивать бюстгальтер, руки у нее тряслись.

Он вскочил со стула с искаженным яростью лицом:

— Это твоя последняя возможность! Если сбросишь бюстгальтер, я тобой непременно займусь.

Хани неловко расстегнула застежку и дала бретелькам соскользнуть с плеч.

На щеках Дэша заиграли желваки.

— Вот пусть только бюстгальтер упадет, и тогда уже будет поздно. Я не шучу. Ты пожалеешь, что родилась на свет. — Кружевные раковины упали на пол. — Как только снимешь бюстгальтер, ты пожалеешь…

— Дэш! — Голос дрожал, это был скорее шепот. — Ты и так уже запугал меня. Не мог бы ты… ты не мог бы для начала просто подержать меня минутку?

Все его неистовство куда-то исчезло. Плечи опали, рот болезненно искривился. Застонав, он потянулся к Хани и заключил ее в свои объятия. Ее груди двумя птичками прильнули к его голой теплой груди.

В тишине прозвучал его тихий и печальный голос:

— Я так боюсь за тебя, Хани.

— Не бойся, — прошептала она. — Ведь я знаю, что ты не сможешь полюбить меня.

— Радость моя…

— Все хорошо. Я люблю тебя за нас двоих. Я так сильно люблю тебя.

— Тебе только кажется, что любишь.

— Люблю, — пылко сказала она. — Люблю так сильно, как еще никого в жизни не любила. Ты единственный, кто хоть как-то побеспокоился обо мне. Не сердись на меня.

— Дорогая, я и не сержусь. Как ты не понимаешь? Это я на себя злюсь.

— Почему?

— Потому что недостоин тебя.

— Неправда.

Он тяжело вздохнул:

— Ты заслуживаешь гораздо большего. Я не собираюсь причинять тебе боль, но наверняка разобью твое сердце.

— Мне все равно. Ну пожалуйста, Дэш. Пожалуйста, люби меня, хотя бы сегодня!

Дэш долго гладил ее волосы. Затем руки скользнули вниз по ее голой спине к бедрам.

— Будь по-твоему, радость моя. Я буду любить тебя. Да простит меня Господь, но я не могу сдержаться!

Он поцеловал ее в лоб и щеки. Потом стал гладить, пока его же дыхание не стало тяжелым, после чего занялся ее ртом. Поцелуй был требовательным, и она потерялась в его восхитительной силе. Руки заскользили по ее бедрам, и она догадалась о его возбуждении по усилившемуся давлению на живот. Наклонив голову, он стал целовать ее юную грудь, лаская ртом соски до тех пор, пока она tie ослабела от желания.

— А я и не знала раньше, — выдохнула она.

— Я покажу тебе все, радость моя, — ответил он. Уложив ее на постель, он снял с нее колготки и трусики. Испугавшись, что может сделать что-то не так, она напряглась.

— Ты так прекрасна.

Расслабившись, она не сопротивлялась, когда он, разведя ей ноги, стал ласкать мягкую, упругую кожу бедер. Вскоре Хани почувствовала, что готова, и вверила ему всю себя без остатка. И когда он раздвинул ее, она тоже доверилась ему, не мешая его пальцам облегчить вход. И когда он, обнаженный, лег меж ее раскрытых бедер, она встретила его с горячим, бурно растущим наслаждением.

— Теперь полегче, радость моя, — хрипло проговорил он, продолжая гладить ее. — Не напрягайся.

Она и не напрягалась. Просто широко раскинула руки на кровати, полностью раскрывшись и доверившись ему. Он знал, где только коснуться, а где погладить. Он любил женщин дольше, чем она жила на свете, и понимал тайны ее тела лучше, чем она сама.

И когда он медленно овладел ею, она приняла его с удивлением и страстью, почти не чувствуя боли, ведь он так умело все подготовил. Он любил ее и ласкал, выказывая бесконечное терпение, хотя его собственное тело стало уже скользким и потным. Он вновь и вновь доводил ее до пика, не позволяя улететь.

И тогда она взмолилась, шепча между прерывистыми вздохами:

— Ну пожалуйста, я хочу…

— Спокойно, милая.

— Но должна же я…

— Еще нет. Молчи.

Он поцеловал ее, погладил и, подняв голову, стал наблюдать, как она молит об освобождении.

— Я сейчас… умру.

— Знаю, радость моя. Все знаю.

Глаза его затуманились нежностью, а она начала кричать.

Он улыбнулся и дал ей воспарить.