"Блестящая девочка" - читать интересную книгу автора (Филлипс Сьюзен Элизабет)Глава 21955 год. Джонас Солк[6] — самый любимый мужчина в Америке. Дети снова могут купаться в городских бассейнах, ездить в летние лагеря, и при этом родительские сердца не замирают от ужаса. Благослови Господь Джонаса Солка, освободившего Америку от страха. Айк[7] и Мами в Белом доме, Энтони Иден на Даунинг-стрит[8] , 10 (хотя большинство людей считает не правильным, что Черчилля там больше нет), Хуан Перон[9] прячется в Парагвае. Уолт Дисней являет миру своего ушастого мышонка, а на Мэдисон-авеню расхваливают достоинства шариковых дезодорантов и сигарет с фильтром. Америка чистит зубы пастой «Ипана», покупает фотоаппараты «Полароид»… Это было не лучшее время для вступления в брак. Принцесса Маргарет решила не бросать все ради любимого мужчины, обрекая таким образом полковника авиации Питера Таунсенда на мученическую жизнь… Белинда Бриттон думала о Мэрилин, листая номер журнала «Современный экран», который взяла на полке в аптеке Шваба на Бульваре Заката. Она не могла дождаться, когда увидит новую картину с Мэрилин «Семь лет чесотки». Переворачивая страницу за страницей, она поймала себя на мысли, что ей не хотелось бы проделывать ничего подобного с Томом Юэллом. Он не слишком хорош собой. Она предпочла бы увидеть Мэрилин снова с Бобом Митчумом, как в фильме «Река не течет вспять». Или с Роком Хадсоном. Нет, лучше с Бертом Ланкастером. Год назад Белинда по-детски, до ужаса влюбилась в Берта Ланкастера. Когда она смотрела «Отсюда и в вечность», ей казалось, это ее тело, а не Деборы Керр, обнимает он в набегающих волнах, и ее целует в губы. Белинда подумала: интересно, а Дебора Керр открывала рот, когда Берт целовал ее? Почему-то она в этом сомневалась. На ее взгляд, Дебора была не того типа. Вот если бы Белинда играла вместо нее, она совершенно точно открыла бы рот навстречу языку Берта Ланкастера, уж будьте покойны. Несколько недель подряд она воображала съемочную площадку, камеру, которая крутилась без остановки, и Берта Ланкастера, который тоже не останавливался. Вот он опустил верх ее купального костюма, освободил груди, потом стал их гладить, называя ее Карен, потому что именно так звали по сценарию героиню фильма. Но оба, и она и Берт, знали: он не с Карен занимается любовью, а с Белиндой. И когда Берт Ланкастер наклонился к ее груди… — Извините, мисс, не передадите ли номер «Ридерз дайджест»? Фантазии Белинды смыло, словно волной из кино. Она протянула номер, о котором ее просили, потом поменяла свой «Современный экран» на другой, с Ким Новак на обложке. Отправляясь платить за него, она вдруг поняла, как много воды утекло с тех пор, когда она мечтала о Берте Ланкастере, Тони Кертисе или о ком-то вроде них. А если сказать точнее, прошло шесть месяцев. Ровно шесть месяцев с тех пор, как она увидела магическое лицо, заставившее все остальные красивые лица потускнеть и стушеваться. Белинда уехала в Голливуд через две недели после того, как увидела это лицо. Она даже не побеспокоилась закончить учебный год, хотя это был третий год в школе второй ступени. К чему диплом, если с пеленок мечтаешь стать кинозвездой? Стоя в очереди за женщиной, покупавшей «Ридерз дайджест», Белинда размышляла: интересно, ее родители скучают без нее или нет? Глупый вопрос. На публике, перед друзьями, они, конечно, изображают нечто подобное, но на самом деле рады-радешеньки, что она уехала. Хотя Белинде грех на них жаловаться. Каждый месяц они посылают сто долларов, чтобы девочка не работала на какой-нибудь лакейской должности и не опозорила их, если кто-то из знакомых вдруг увидит, чем она занимается. Родителям ее было за сорок, когда она родилась. Доктор Бриттон владел процветающей практикой в Индианаполисе, миссис Бриттон занималась благотворительностью. Эдна Корнелия, так они назвали свою дочь, оказалась им обоим некстати. Их нельзя было назвать жестокими людьми. Они покупали ей красивые кукольные домики, детские сервизы, любые игры, которые она просила. Когда девочка подросла, они не считая тратили на нее деньги, позволяли ходить в кино всякий раз, когда она захочет. Кинотеатр находился всего в двух кварталах от их дома. Но родители почти не разговаривали с ней и никогда не играли. Белинда росла со странным, пугающим чувством: она невидимка. От людей девочка слышала, что она очень хорошенькая, учителя твердили, что она яркая, заметная, но их комплименты ничего не значили для Белинды. Разве невидимка может быть особенной? В девять лет она сделала открытие. Все тревоги, сомнения, неприятные чувства исчезают бесследно, когда она усаживается в заднем ряду кинотеатра. Белинда воображала себя одной из волшебных женщин, сверкавших на экране, чьи лица и тела были не в два, а в сто раз больше, чем в реальной жизни. Они были так не похожи на обычных женщин. Ослепительные богини, избранные… Белинда поклялась, что когда-нибудь это случится и с ней — она станет одной из самых красивых, обожаемых всеми женщин. Она займет свое место на таком же экране, увеличенная настолько, что ее уже не смогут не заметить: она перестанет быть невидимкой. Конечно, мешало то, что она еще ребенок. А дети должны жить с родителями, пока не вырастут. Даже если эти родители не очень-то интересуются ими. — Двадцать пять центов, красотка. Блондин за кассой был похож на красавчика с плаката, рекламирующего жевательную резинку. Совершенно ясно, что это актер, оставшийся не у дел. Его взгляд оценивающе скользнул по фигуре Белинды, по модному, плотно облегающему стройную фигуру платью цвета морской волны с белой отделкой и с красным, как мак, кожаным плетеным ремнем. Это было одно из самых любимых платьев Белинды, напоминавшее ей что-то из гардероба Одри Хепберн, хотя она относила себя к типу Грейс Келли. Кстати, многие находили, что она похожа на Грейс. Чтобы усилить это сходство, Белинда стала стричься под Келли. Отправляясь в аптекарский магазин Шваба, она не всегда одевалась как леди, иногда натягивала облегающие черные велосипедные штанишки до колен и шокирующий розовый топ, оставлявший совершенно голым живот. И при этом темные очки. И высокие каблуки. В таком наряде Белинда обязательно зачесывала волосы назад, а справа, над самым ухом, закалывала их маленькой розовой заколочкой. Режиссеры всегда и везде подыскивают разные типажи для картин, и ей хотелось быть готовой к возможной встрече. Ведь она может пригодиться именно такой. У нее были мелкие черты лица, и с помощью макияжа Белинда старалась подчеркнуть их. Сегодня она нарисовала губы чуть больше, чем они были на самом деле. Потом несколько раз прошлась кисточкой с новейшими румянами фирмы «Ревлон» под линией скул, чтобы подчеркнуть их. Эту хитрость она почерпнула из статьи в «Зеркале кино», которую написал Бад Вестмор, делавший макияж звездам. Светлые ресницы Белинда подкрасила коричневой тушью, желая выделить лучшее, что было в ее лице, а именно изумительные, цвета синего гиацинта глаза. Глаза были невероятно синие и невероятно невинные; их нельзя было забыть, если заглянул в них хотя бы раз. Рекламному блондину явно понравилось все увиденное, и он подался через прилавок. — Через час я кончаю работу. Как насчет того, чтобы меня подождать? Я ведь не какой-нибудь незнакомец, заигрывающий с тобой на улице, правда? — Нет, спасибо. Белинда взяла плиточку баварского шоколада с ментолом из стопки лежавших на прилавке и подала парню доллар. С тех пор как она узнала, что такие шоколадки обожала Шейла Грэм, она тоже решила их полюбить. Белинда дважды в неделю заходила в аптеку на Бульваре Заката и всегда покупала шоколадку вместе с журналом о кино, чтобы побаловать себя. Кое-кого она уже успела здесь увидеть. Ронду Флеминг у прилавка, где та покупала бутылочку шампуня, а с Виктором Мэтью столкнулась в дверях. — А как насчет уик-энда? — не отступал молодой человек. — Извините. Белинда взяла сдачу и одарила парня печальной, полной сожаления улыбкой, которая не только не унижала мужское достоинство, но и словно обещала, что ее обладательница всегда будет вспоминать об этой встрече с горько-сладкой печалью. Белинда уже давно привыкла к тому, что производит впечатление на мужчин. Ей это нравилось. Хотя она не понимала, почему так происходит. Поглощенная своими фантазиями, девушка не интересовалась обычными мужчинами. Она объясняла их внимание к себе своим неординарным видом. Но на самом-то деле причина была совершенно в ином. Белинда обладала способностью заставлять мужчину чувствовать себя значительнее и лучше, чем он есть на самом деле. Сильнее, умнее, мужественнее. Даже отвергнутые ею были уверены, что где-то в глубине души Белинда обожает их. Этот поразительный дар другие женщины наверняка уже давно обратили бы себе на пользу. Но не Белинда. И дело было не в отсутствии ума, а просто в том, что ее мало занимало использование столь редкостного дара в своих целях. Белинда отвернулась от кассира, и ее взгляд упал на молодого человека, сидевшего за столиком в задней части аптеки, в закутке. Ссутулившись, он склонился над книгой, рядом стояла чашка кофе. Все перевернулось в груди Белинды. Все. Она с досадой отмахнулась от назойливого внутреннего голоса, предупреждавшего ее об очередном разочаровании. Для нее уже стало обычным делом в каждом мужчине видеть его. Белинда слишком много о нем думала. Однажды она прошла за каким-то типом целую милю, чтобы потом обнаружить огромный отвратительный нос, который не мог быть на лице, грезившемся ей наяву и во сне. Она медленно переставляла ноги, невероятно возбужденная и страшно боявшаяся разочарования. Его пальцы с ногтями, обкусанными до мяса, потянулись за пачкой «Честерфилда» и заученным движением вытряхнули сигарету. Белинда задержала дыхание, ожидая, когда он на нее посмотрит. Сердце стучало так громко, что, казалось, заглушило все звуки мира. Ничего больше не существовало на свете, кроме мужчины, которого она видела перед собой. Он перевернул страницу. Сигарета в зубах повисла в уголке рта, указательным пальцем он открыл коробку спичек. Белинда почти вплотную подошла к нему, когда мужчина отодвинул книгу, выпрямился и чиркнул спичкой. Прикуривая, он поднял глаза, и Белинда сквозь клубы серого дыма посмотрела в холодные голубые глаза Джеймса Дина. В это мгновение она как бы снова вернулась в кинотеатр в Индианаполисе, на фильм «К востоку от Эдема». Она сидела в последнем ряду, когда вот это же лицо с высоким лбом и беспокойным взглядом умных глаз вдруг возникло на экране. Джеймс Дин ворвался в ее жизнь, вытеснив все другие лица, увеличенные тем же экраном, на который она смотрела несколько последних лет. Внутри Белинды вспыхнул фейерверк, закрутились огненные колеса, и она почувствовала себя так, будто из нее выпустили весь воздух. Дрянной парень Джимми Дин с тлеющими глазами и кривой усмешкой. Дрянной парень Джимми, который щелкал пальцами и хохотал, посылая мир ко всем чертям. С того момента, когда Белинда увидела его на экране, он стал для нее всем. Горящий во тьме маяк, мятежная душа, открытый вызов, невероятное вдохновение. Посадкой головы, сутулостью плеч он как бы заявлял: мужчина сам отвечает за себя. Белинда приняла это послание, переварила его и вышла из кинотеатра с собственным выводом: женщина отвечает сама за себя. Через две недели она потеряла девственность на заднем сиденье «Олдса-88» с мальчишкой, чей надутый пухлый рот напоминал экранного Джимми. Потом она уехала из дома в Голливуд, по дороге поменяв имя на Белинду, чтобы навсегда расстаться с Эдной Корнелией. Она стояла перед ним, не помня, как очутилась здесь. Ее сердце прыгало в сумасшедшем танце, ей невыносимо хотелось оказаться сейчас в черных велосипедных штанишках и в розовом топике с голым животом, а не в элегантном строгом платье цвета морской волны. — Я… я полюбила ваш фильм, Джимми, — тихо сказала Белинда; ее голос задрожал, как туго натянутая скрипичная струна. — «К востоку от Эдема». Мне очень понравился этот фильм. — И еще мне очень нравитесь вы. Больше, чем вы можете себе представить. Глаза с тяжелыми веками смотрели сквозь сигаретный дым, с пухлых губ сорвалось: — Да? Боже, он заговорил! Она едва могла поверить. — Я самая большая ваша поклонница, — призналась она. — Не знаю, я потеряла счет, сколько раз я смотрела «К востоку от Эдема». — О, Джимми, вы для меня все. Вы все, что у меня есть. — Это было прекрасно. Вы были замечательны. Белинда смотрела на него с обожанием, ее гиацинтовые глаза излучали бесконечную любовь. Дин пожал узкими плечами, все еще не отрываясь от книги. — Не могу дождаться «Мятежника поневоле». Он ведь выйдет в следующем месяце, да? — Ну вставай же, возьми меня с собой. Возьми к себе домой и займись со мной любовью. — Да. Ее сердце забилось еще быстрее, голова закружилась. Никто не понимал его так, как она. — Я слышала, «Великан» всех потрясет, и очень скоро. — Люби меня, Джимми. Я отдам тебе все. Он хмыкнул и снова уставился в книгу. Успех сделал его нечувствительным к блондинкам с гиацинтовыми глазами, на чьих хорошеньких личиках начертано подобное обожание. Белинда медленно отошла. Она не заметила, что он вел себя с ней грубо и нелюбезно. Для нее он был Великаном, Божеством. Правила, писанные для всех, его не касались. — Спасибо, — пробормотала она и почти одними губами добавила: — Я люблю тебя, Джимми. Дин ничего не услышал. А если и услышал, эти слова для него давно превратились в пустой звук. Он слышал их бессчетное количество раз. Остаток недели Белинда провела, перебирая в памяти подробности этой волшебной, неожиданной встречи. Что она сказала. Что могла бы сказать. Что скажет ему в следующий раз. А он, следующий раз, будет наверняка. Съемки в Техасе кончились, и он снова появится в аптеке Шваба. А она будет ходить туда каждый день, пока не увидит его. И когда наконец это произойдет, она проскользнет прямо к нему в закуток. И больше не станет заикаться, как идиотка, она придумает что-нибудь пооригинальнее, чтобы сказать ему. Она же всегда нравилась мужчинам. Джимми не станет исключением. Белинда знала, что в тот день на ней будет что-то невероятно сексапильное. Но в следующую пятницу, вечером, когда она открыла дверь маленькой обшарпанной квартирки, которую снимала вместе с еще двумя девушками, она была как раз в своем элегантном синем платье. Собираясь на свидание, Белинда решила надеть его не потому, что оно особенно шло ей, а по другой причине: на спине платье застегивалось на длинный ряд маленьких неудобных пуговок. А она собиралась создать трудности тому, с кем ей предстояло иметь дело. Месяц назад Белинда и десятки других девочек пришли на пробу к помощнику режиссера в «Парамаунт»[10] . Нескольких из них, и Белинду в том числе, попросили прочесть короткую сценку о молодой девушке, покинутой любимым. Теперь, после пробы, девушка металась между огромными надеждами и ужасным, убийственным отчаянием. Безусловно, она была одной из самых красивых, но так и не смогла понять, понравилась ли помощнику режиссера. Ответив на вопросы, заданные после пробы, она встретилась с Билли Гринуэем. Билли работал главным посыльным в отделе распределения ролей в «Парамаунт», и Белинда согласилась пойти с ним куда-нибудь, несмотря на то что он казался ей не очень красивым. Конечно, Билли не был уродом, его светло-каштановые волосы были хорошо вымыты, аккуратно причесаны; несколько шрамов, розовевших на щеке, не только не портили, но и придавали его облику мужественности. Но он был какой-то обычный по сравнению с Джимми, а со своим кумиром она сравнивала абсолютно всех. Белинда ходила с ним на свидания три раза, и один раз даже разрешила забраться к ней под блузку, Билли, в свою очередь, пообещал ей достать копию протокола с результатами пробы. Вчера он ей позвонил и сказал, что у него есть то, что она хочет. — Привет, детка. Он зашел в квартирку, притянул девушку к себе и уже привычно впился в нее губами. Отталкивая его, Белинда услышала шорох бумажки, лежавшей в кармане клетчатой спортивной рубашки. — Это оно в кармане, да, Билли? Он снова притиснул ее к себе и поцеловал в щеку, шумно и тяжело дыша в ухо, как все мальчишки, которых она оставила в Индиане. — Я же сказал, что принесу, разве нет? Сегодня твои соседки дома? — Да, они на кухне. Ну дай мне посмотреть, Билли. — Потом, детка. — И он провел руками по ее спине от шей до бедер. На этот раз она еще дальше отошла от Билли и посмотрела на него самым холодным взглядом. — Мне это не нравится. Не советую забывать, что ты имеешь дело с приличной девушкой. Она почувствовала некоторое удовлетворение, увидев на лице Билли виноватое выражение. Он был из бедной семьи, и для него Белинда олицетворяла совсем другую жизнь. Девушка понимала, что у нее нет шанса заполучить желанную бумагу, не заплатив. Она подошла к оклеенному фанерой кофейному столику и взяла сумочку. — Куда мы идем сегодня вечером? Ты не сказал. — Я хотел сделать сюрприз. Ты не против, если мы немножко выпьем в «Саду Аллаха»? — В «Саду Аллаха»? — Белинда вся обратилась во внимание. В сороковые годы «Сад» был одним из самых известных отелей Голливуда. И сегодня там останавливались звезды. — Как же ты получил приглашение на вечеринку в такое место? — Да у меня полно способов. Кстати, я взял у приятеля колеса. Здоровенная тачка с мягкими сиденьями. Улавливаешь? — Это зависит… — От чего? — От того, что у тебя в кармане. Билли. — Парень хитро улыбнулся. — А я покажу тебе бумажку только после того, как мы ненадолго остановимся в Каньоне. Одной рукой он держался за руль, обтянутый плюшем, а другой обнимал Белинду за плечи, направляя машину в извилистые улочки Лаврового Каньона. Он нашел пустынное место, и выключил двигатель. Из приемника полилась музыка. Перес-Прадо играл «Розовые вишни и белые яблони в цвету». — Белинда, я просто без ума от тебя. — Билли ткнулся лицом ей в шею. Как бы ей хотелось, чтобы он просто отдал лист бумаги, а потом отвез на вечеринку в «Сад», не заставляя ее проходить через все это. Но она понимала — не выйдет. Билли, конечно, отдаст бумагу, но сначала он должен получить хоть немного того, чего ему хочется. Впрочем, в прошлый раз все было не так уж плохо. Она закрыла глаза и вообразила, что сейчас с ней, Джимми, а не Билли. — Детка, я без ума от тебя, — бормотал он ей в шею. — Просто без ума. Он обцеловал подбородок девушки, а потом засунул язык ей в рот, прежде чем Белинда успела вздохнуть. Вообразив лицо Джимми, она немного расслабилась. Дрянной парень Джимми берет то, что ему надо, не спрашивая. Она слегка застонала, почувствовав грубый, наглый язык. Дрянной парень Джимми, у тебя такой сладкий язык. Давай, Джимми, давай. Его горячие руки сквозь платье тискали грудь, обжигая кожу через ткань и белый хлопчатобумажный лифчик. Потом он потянулся к пуговицам. — Черт, Белинда… — Ш-ш… Молчи, только, пожалуйста, молчи. Он принялся расстегивать пуговицы, все глубже засовывая язык ей в рот. Холодок пробежал по спине и плечам Белинды, когда Билли принялся стягивать ее платье до талии. Потом он спустил лифчик. Она знала, что он смотрит на нее, и еще крепче закрыла глаза. Как тебе моя грудь, Джимми? Красивая? Мне нравится, когда ты на нее смотришь. Мне нравится, когда ты ее касаешься. Горячее дыхание парня обжигало кожу и Белинда почувствовала его жадные губы на своих сосках. Рука Билли отпустила колено Белинды и поползла вверх по чулку, добралась до пояса, к которому они цеплялись, и коснулась голой кожи. Белинда слегка развела ноги. Он пальцем гладил нейлон трусиков, водя им вверх-вниз, распаляя ее, а потом медленно пролез под пояс. Да! Гладь меня, Джимми. Гладь меня там, мой красавец Джимми. О да… Билли схватил девушку за руку и потащил к себе на колени. Глаза ее широко распахнулись. — Нет! Билли застонал. — Да давай, Белинда… Ну хотя бы потрогай. — Нет! — Она оттолкнула его и стала поправлять платье. — Неужели ты думаешь, что я могу зайти настолько далеко? Я не такая, как те девчонки, с которыми ты развлекаешься. — Белинда завела руки за спину, чтобы застегнуть пуговицы на платье. — Я понимаю, детка, — сказал Билли напряженным голосом. — Ты такая классная. Но мне не нравится, когда ты меня заводишь, а потом даешь задний ход. — Ты сам себя заводишь. Билли. А если тебе так не нравится, можешь больше не встречаться со мной. Билли это не понравилось. Он завел машину и выехал на темную улицу. Музыка по радио кончилась, пошли новости. Он сердито крутанул ручку приемника. Но Белинда не обращала ни малейшего внимания на его недовольный вид. Наведя на себя зеркальце в машине, она провела помадой по губам. Билли угрюмо молчал, пока они ехали по Лавровому Каньону, и продолжал дуться, даже вырулив на Бульвар Заката. Только припарковавшись возле отеля «Сад Аллаха», он посмотрел на девушку. Потянувшись к карману, вынул бумагу, которой она так жаждала, и развернул. — Вряд ли ты обрадуешься, детка. Белинда почувствовала, как в животе образуется странная, бездонная пустота. Она выхватила лист, пробежала глазами список имен сверху вниз, спотыкаясь взглядом о карандашные пометки возле некоторых фамилий. Она дважды прочитала листок, прежде чем отыскала свое имя в самом конце страницы. Понадобилось несколько минут, чтобы смысл слов дошел до нее. «Белинда Бриттон, — прочитала она. — Большие глаза, большие сиськи, ни капли таланта». |
||
|